Текст книги "Народная Русь"

Автор книги: Аполлон Коринфский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

VIII
Январь-месяц

С января – «перезимье» идет, морозами пугает лютыми, зимнею стужей весточку о весне подает: жива-де светлая Лада-весна, не властны над нею темные силы, заслоняющие животворный свет солнечный от Матери-Сырой-Земли, – только спит она до поры до времени под среброкованною белоснежной парчою, притаилась в трущобах непроходимых. Настанет ее пора вешняя, – и пробудится-воспрянет красная, заиграет лучами яркими да жаркими, зажурчит ручьями-потоками переливными, зацветет цветиками духовитыми. Январь – не весна, а зимушка студеная; а и тот ей сродни: не то дедом, не то прадедом доводится.

В стародавней Руси звался январь-месяц «просинцем», «сеченем» – прозывался; у поляков слыл он за «стычень», у вендов [30]30
  Венды – современные лужичане (лужицкие сербы), славянское племя, отовсюду окруженное немцами и быстро онемечивающееся. Некогда область их простиралась от р. Заалы до р. Бобра, продолжалась в северном направлении до широты Берлина и в южном до Лужицких и Рудных гор. По последним статистическим вычислениям, число лужицких сербов (вендов) простирается до 175000 человек


[Закрыть]был «новолетником», «первником», «зимнем» и «прозимцем»; чехи со словаками величали его то «леднем», то «груднем», кроаты [31]31
  Кроаты (хорваты) – славянское племя, ближе всех родственное славонцам и составляющее вместе со Славонией и прежней кроатско-славонской Военной Границею владение Австро-Венгрии, подступающее на юге к Адриатическому морю. Кроаты поселились в этой местности около 640 г. по Р. Хр. и с 806 г подпали под власть Франконии, с 864-го – Византии, а с 1075 г. образовавшие самостоятельное королевство, в 1091-м покоренное Венгриею. 1527-й год ознаменовался в судьбах этого народа новою кратковременной самостоятельностью: Фердинанд I Габсбургский был провозглашен королем кроатским. В 1592-м году часть кроатского королевства была завоевана турками, а затем – в 1699-м году – Турция уступила Австрии эту часть в числе других земель по Карловицкому миру. В 1809-13 г. Кроа-ция была присоединена к иллирийским провинциям, уступленным Наполеону 1-му. С 1849 по 1868 год она составляла, вместе со Славонией, береговою областью и Фиуме, самостоятельную коронную землю, в 1868-м году вновь соединенную с Венгрией, а в 1881-м к последней присоединена и Словацкая пограничная область


[Закрыть]– «малибожняком». Кроме всех своих коренных названий, именовался в русском народе этот месяц и Василь-месяцем – от Св. Василия Великого, памятуемого 1-го января, – переломом зимы. «Еноуар месяц, рекомый просинец», – писали старинные русские книжные начетчики; а народ приговаривал в ту пору, как и в наши дни: «Январь – году начало, зиме середка!», «Январь два часа дня прибавит!», «Январь на пороге – прибыло дня на куриный шаг!», «Январь трещит – лед на реке в просинь красит!», «Январю-батюшке – морозы, февралю – метелица!» и т. д. В первые времена церковного летосчисления был на Руси январь месяц одиннадцатым по счету (год начинался с марта); позднее – когда новолетие (см. гл. XXXVI) стало справляться в сентябрьский Семен-день, – пошел он за пятый; XVIII-й век застал его, по крутой воле Великого Царя-Работника, первым, с 1700 года, из двенадцати братьев-месяцев.

Кончается год Васильевым вечером («богатый», «щедрый» вечер, также – «Авсень», «Овсень», «Усень», «Таусень»), Васильевым днем начинается. 1-е января – Новый год – слывет в народе за «Василь-день», а по месяцеслову Православной церкви посвящается не только чествованию св. Василия Великого, архиепископа кесарийского, но и празднованию Обрезания Господня. «Свинку да боровка – для Васильева вечерка!» – говорит деревня, приговаривая: «В Васильев день – свиную голову на стол!». Считается чествуемый в этот день святитель покровителем свиноводов. «Не чиста животина свинья», – можно услышать в народе, – «да нет у бога ничего нечистого: свинку-щетинку огонь палит, а Василий зимний освятит!». Слывет починающий год Василий за «зимнего» – в отличие от Василия-капельника (день 7-го марта), Василия-теплого, памятуемого 22-го марта, и Василия Парийского, – на которого (12 апреля) «весна землю парит». По народной примете, звездистая ночь на Василь-день обещает богатый урожай ягод. Святитель Василий Великий – не только покровитель свиноводства, но и хранитель садов от червя и ото всякой помахи. Потому-то и принято у садоводов, придерживающихся дедовских обычаев, встряхивать утром 1-го января плодовые деревья. Встряхивают они яблони-груши, а сами приговаривают: «Как отряхиваю я, раб божий (имярек), бел-пушист снег-иней, так отряхнет червя-гада всякого по весне и Святой Василий! Слово мое крепко. Аминь». Хоть, по народному поверью, и скрадывают ведьмы месяц на Василь-вечер, но никакими хитростями не укоротить дня темной силе лукавой: день растет, ночи Бог росту убавляет – что ни сутки, все приметнее. Приходит Св. Василий Великий в народную Русь на восьмой день Святок, в самый разгар гаданий святочных. «Загадает девица красная под Василья, – все сбудется, а что сбудется – не минуется!» – говорят в деревне, твердо верящей в силу гадания, приурочиваемого к этому вещему дню. Многое множество обычаев было связано в народном воображении с Васильевыми вечерами; немало дошло их и до наших забывчивых, недоверчиво относящихся ко всему старому дней. И теперь местами, по захолустным уголкам Руси великой, отголоском стародавней обрядности – блюдутся такие обычаи, как варка «Васильевой каши», засевание зерна, или хождение по домам. Васильева каша варится спозаранок, еще до белой зорьки. Крупу берет большуха-баба из амбара заполночь; большак-хозяин приносит в это же время воды из колодца. И ту, и другую ставят на стол, а сами все отходят поодаль. Растопится печь, приспеет пора затирать кашу, семья садится вокруг стола, стоит только одна большуха (старшая в доме), – стоит, размешивает кашу, а сама причетом причитает: «Сеяли, растили гречу во все лето, уродилась наша греча и крупна, и румяна; звали-позывали нашу гречу во Царь-град побывать, на княжий пир пировать; поехала наша греча во Царь-град побывать со князьями, со боярами, с честным овсом, золотым ячменем; ждали гречу, дожидали у каменных врат; встречали гречу князья и бояре, сажали гречу за дубовый стол пир пировать; приехала наша греча к нам гостевать»… Вслед за этим причетом хозяйка берет горшок с кашей, все встают из-за стола: каша водворяется в печи. В ожидании гостьи-каши коротают время за играми, за песнями да за прибаутками всякими. Но вот она и поспела. Вынимает ее большуха из печки, а сама опять – с красным словцом своим: «Милости просим к нам во двор со своим добром!». Все принимаются оглядывать горшок: полон ли. Ходит по людям поверье, гласящее, что, «если полезет вон из гнезда Васильева каша – жди беды всему дому!». Не хорошо также, коли треснет горшок: не обойтись тогда хозяйству без немалых порух! Снимут пенку, и – опять новое предвещание: красно каша упреет – полная чаша всякого счастья-талана, белая – всяко лихо нежданное. Если счастливые. приметы – съедают кашу дочиста, худые – вместе с горшком в прорубь бросают. В засевании «Василь-зерна» принимают наибольшее участие ребята малые. Жито – преимущественно яровое – разбрасывается ими по полу избы. Ребята разбрасывают зерна, а большуха – знай подбирает да приговаривает: «Уроди, Боже, всякого жита по закрому, да по великому, а и стало бы жита на весь мир крещеный!» Чем скорее подберет баба, тем будущий урожай спорее! Эти зерна бережно хранятся до посева яровины и подмешиваются в семена. В малорусском краю детвора на Василь-день перед обеднями бегает по селу, ходит по подоконью, рукавами трясет, зерном сорит. При этом иногда распевается и присвоенная обычаю, сложившаяся в стародавние годы, звучащая простодушной верою песенка:

 
«Ходит Илья на Василья,
Носит тугу житяную.
Де замахне – жито росте,
Житу пшеницю всяку пашницю,
У поле ядро, а в доме добро!».
 

В Рязанской и Костромской губерниях в 30-х – 40-х годах было повсеместно в обычае ходить на Васильев свят-вечер по домам. Девушки красные да парни молодые обхаживали в это время окна, выпрашивая пирогов со свининою. Все выпрошенное собиралось в лукошко и съедалось на веселой беседе всеми собиравшимися, под песни подблюдные да игры утешные. В смоленской округе и теперь еще раздаются на Василь-день умильные, величающие святителя словеса стиха духовного, передаваемого от поколения к поколению калик перехожих: «Излияся благодати в уста твои, очи, ты был еси пастырь добрый, Василие святой отче, научив балванцы веровати Богу Троицы. Когда демон за женой в ладию записал, тогда святой Василий прочь беса отгонял. Плачет-молит Кесария, верно просит Василия, чтобы беса отогнал: Святителю Василий, отче щедротливый! Молюсь тебе, пастырь добрый, будь мне милостив: записался муж мой Ницыпору пекольному своею кровию! – Глаголах святой Василий мужу: Человече, бойся Бога, согрешил еси много, от Отца от Бога отступил, Сына Божия похулил»… Этот – неоконченный – стих представляет искаженный пересказ древней повести о чуде Василия Великого над Евладием, совершенном по просьбе жены последнего – Керасии. Евладий превратился, в устах убогих певцов, во «в ладию», керасия-жена – в «Кесарию», «Люцифер – в «Ницыпора» и т. д. Существуют разносказы-перепевы этого стиховного сказания и в Могилевской губернии, более законченные. Вот заключительная часть одного из них, могущая до известной степени служить окончанием приведенного выше: «Замкнуу святой Василий Евладию в дом свой, а сам пошоу молитися ке свому Богу: – Помилуй мя, Боже отче и всего свету ты наш творче! Ты пощедрай мене и помилуй мене. – Кайся гряхом, человеча, и покуты держися, Сотворителю своему со слезами молися, штоб тебя враги не вловилы и в огонь вечный не вкинулы: там будешь гореть! Демон речит Василию: – Не чини нам пакости, и он сам жа нам записауся за своею слабостию. Тяперь ты у нас отбираешь, в руцы нам яво не даваешь, мужа нашего!.. – Славим славы прославляем, прочь демонов отгоняем. Записано забегает, вокруг церквы оступает, в окно письмо ён бросает, на Кесарию нари-чают, Евладию проклинают, слугу своего. – Согрешиу я (говорит Евладий), отче, пред тобою, ты змилуйся надо мною, не вдостоин быти слугою. Сотворителю мой, избавителю мой!..»

За Васильевым – «Селиверстов день» (память св. Сильвестра, папы римского). По старинному поверью, записанному в симбирском Заволжье: «Святой Сильверст гонит лихоманок-сестер за семьдесят семь верст». Не только на земле зимой студено-морозно, – гласит народная молвь, – но и под землею: выгоняет мороз лихих сестер из самого ада. Бредут они от села к селу, – в избу на даровое тепло просятся, нищими-убогими прикидываются: двенадцать сестер – лихорадка, лихоманка, трясуха (трясавица), гнетуха (огневица), кумоха, китюха, желтуха, бледнуха, ломовая, маяльница, знобуха, трепуха, и все двенадцать – «сестры Иродовы». Заберется лихоманка в избу, «найдет виноватого» и – давай издеваться над ним: насмерть затрясет-зазнобит. Бывает, что стоит такое лихо за дверью (и тощее оно, – по словам бабушек-старушек, досужих поведушек, – и слепое, и безрукое), – стоит, поджидает: кто-то выйдет повиноватее. Только и оберечься можно от таких гостеек незванных-непрошенных, что «четверговой солью», либо золой из семи печей да «земляным углем из-под чернобыльника». Есть все эти снадобья зазнамые у ворожеек-бабок, умеют они «смывать» ими лихоманок с дверной притолоки. Зовут радельные-заботливые о семье хозяйки сведущих старушек о Селиверстове дне с поклонами да с посулами: только избавь-де от напасти! Стараются ведуньи, и все-то с молитвою ко святому гонителю сестер Иродовых.

Минут «Селиверсты», за ними – по тореному следу «Гордеи» идут в народную Русь. К этому дню без гвоздей прибил, без клею приклеил охочий на красную молвь летучую народ-пахарь целую стаю своих слов крылатых, вроде: «Гордым быть – глупым слыть!», «Гордым Бог противится, а смиренным благодать дает!», «В убогой гордости дьяволу утеха!», «На Гордее-богатее и бедный черт в аду кипучую смолу возит!», «Во всякой гордости черту радости!», «Сатана гордился – с неба свалился! Фараон гордился – в море утопился! А мы гордимся – куда годимся?», «Смирение – паче гордости!» и т. п. Кроме мученика Гордея – на 3-е января приходится память пророка Малахии. По памятуемому знающими всякое слово поверью, «в Малахов день можно отчитать каженника» (каженник – испорченный, припадочный). Благочестивая старина советует молиться за этих несчастных святому пророку – «нести Малахии молебное челобитье»; суеверные люди предпочитают звать к себе для этого дела знахарей. Как и чем может исцелить ведун-знахарь «порченого», – деревня не знает. «На то он и знахарь, чтоб его никто не понял!» – говорит она, но все еще верит в силу заклинаний. «Знахари-то говорят – как город городят!» – приговаривает добродушный мужик-простота.

«Феклистов день» – 4-е число, память преподобного Феоктиста – славится наиболее причудливыми гаданиями святочными. «Святой Феклист гадать речист», – приурочена к этому дню поговорка: «красно гадает – никто по самую смерть не разгадает!» Деревенское суеверие советует – «на Феклиста зашивать в ладанку чертополох-траву» и носить ее на шее, у креста – для ограждения от всякой «притки-порчи». «Кто хочет быть цел в дороге», – тот тоже запасается этим травяным зелием. За Феклистовым днем – крещенский сочельник, за ним – «Водокрещи» – Богоявление; и о том, и о другом – свой особый сказ (см. гл. IX). В седьмой с восьмым дни января-просинца – «отдание Святок», веселые головушки после праздников опохмел держат: 7-го ведь тоже праздник – собор св. Иоанна Крестителя, а недаром живет пословица – «Кто празднику рад, тот до свету пьян!» 8-го января – «Василисы зимние», «Емельяны-перезимники» (память Емельяна преподобного и Василисы-мученицы). Кого треплет неотвязная застарелая лихорадка, того, по словам народных лечеек, можно вылечить в этот день травой – «лихоманником» (она же соколий-перелет, толстушка, ископыть, козак, семиугодник, уразная, лиходей, Петров-крест, сердечная); в Вятской губернии так и зовут эту траву «Василисой». Туляки-дулееды примечали в старину, что, если «на Амельяна подует (ветер) с Киева», то «быть лету грозному». По многим местам велся еще в недавние годы обычай угощать на Емельяна-Василису кума с кумой: это, по примете, приносит здоровье крестникам. Если на Павла Обнорского (10 января) на стоги со скирдами падет бел-пушист иней – быть, говорит деревня, лету сырому да мокрому. За этим днем – два Феодосия памятуются Православной церковью: преподобный Феодосии Великий да Феодосии Антиохийский. «Федосеевы морозы – худосеи: яровым сев поздний будет!», «Федосеево тепло – на раннюю весну пошло!» – говорят не лазящие в карман за словом сельские говоруны, до всякой приметы дознавшиеся. 12-го января – Татьянин день: «Татьяна-крещенская», по народному слову. «На Татьяну проглянет солнышко рано – к раннему прилету птиц». Пройдут за Татьянами следом двое суток, а там – и январю перелом: день св. Павла Фивейского (15-е число). Звездная ночь с этого дня на следующий – к урожаю льна. 16-го января – Ненилин день, (память мученицы Леониллы); а эта святая так и слывет «леносейкою».

На шестнадцатый день января-месяца, кроме памяти св. Леониллы, приходится церковный праздник поклонения веригам апостола Петра, слывущий в народной Руси за «Петра-полукорма». К этому времени студеному выходит, по наблюдениям сельскохозяйственного опыта, половина зимнего корма для скота. С давних пор почти повсеместно соблюдается обычай осматривать на Петра-полукорма запасы сена и соломы. Если осталось больше половины, то примета позволяет ждать на лето обильных кормов. В некоторых местах принято прикидывать на глаз 16-го января не только корма, но и жито в амбарах. Излишек запаса – также сулит домовитому мужику доброе-хорошее. Богобоязненные люди привыкли заказывать в этот день молебны апостолу Петру: это, по их словам, обеспечивает урожайный год.

Петр-полукорм считается в иных местах захолустной Руси одним из покровителей скота, – хотя и не таким могучим, как Егорий (Юрий) с Власием.

Корм для домашней животины, составляющей все богачество крестьянина-землепашца, великое дело: о нем – не меньшая забота у мужика, чем о хлебе насущном для семьи. Длинный ряд не лишенных живой образности присловий, сложившихся в народе, служит явным свидетельством этого. «Либо корму жалеть, – либо лошадь!» – гласит седая простонародная мудрость: «Без хлебного корму лошадь на кнуте едет!», – добавляет она и продолжает: «На торопи ездой, торопи кормом!», «Кормна лошадь – добра, богат мужик – умен!», «Умеешь ездить, умей и кормить!», «Лошадь бежит, корова молоком поит, овечка шерсть бабе дарит, а все думают: спаси Бог того, кто нас кормит!», «Есть у лошади корм, будет и у мужика в поле хлеб!», «Беда велика, когда у мужика подводит с голодухи бока, а нет больше беды, когда и хозяин голоден, и у скотины бескормица!», «Накорми лошадку – сам спасибо ей скажешь: сыт будешь!», «Кого кормишь, возле того и сам, ничего не видя, прикармливаешься!».

О Петре-полукорме вспоминает деревня не только в его свят-день. Еще в начале ноября, отбирая лен на продажу, приговаривают мужики: «Коли есть (во льну) метла да костра, то будет хлеба до Петра, а синец и звонец доведут хлебу конец!» Глубокий знаток родной словесной старины И. П. Сахаров так объясняет это присловье народное (псковское). «Метла» (метлина) и «костра» (кострика) – как предметы малоценные в льняной торговле – не сулят льноводу завидного прибытка: на вырученные за такой лен деньги можно прикупить в нехлебородный год хлеба так немного, что его достанет семье только до половины января (до Петра-полукорма). Известно, что псковский мужик и в урожайные-то годы сыт не хлебом, а льном. Если же и лен уродится синий (синец), а не «бел-волокнист», как поется в песне, де еще и «звонец» (издающий особый звук при трепании), – то останется только за котомку взяться да идти по миру: такой лен ничего не обещает кроме худого торга да бесхлебицы. За Петром-полукормом – «Антоны-перезимние»: день преподобного Антония Великого. К этому святому прибегает деревенщи-на-посельщина с молитвою против «Антонова огня», а также и от рожи-болести. У пинчуков – обитателей Пинского поболотья – записан любопытный стих духовный, обращенный к этому угоднику Божию. «О, свенты Антони», – начинается он, – чыны свою волю, яко можешь!» Затем следует ответ св. Антония: «Мог бы я чынити, да не моя воля, Господа Бога!.. Ой ишли казаки своявольнички, загнали в пальцы смоловы спицы, кусонки помяли, ноженьки повяли. Як заснув я смачно, то всем людям значно. Остроги копайте и мене шукайте, уложите мене в новую трунку, да везите мене на чужу сторунку, да поставте мене в церкви на прыстолку: то будут до мене люди прыбывати, мушу я им ратунку давати, и в щастю и в нещастю, всякому трефунку, мушу я им каждому давати ратунку, хоть я нехорошы, хоть я неудалы, абы я лежу у небеснуй хвалы…» Стих этот, в немалой степени испорченный польскими наслоениями, все-таки сохранил некоторую долю простонародной свежести.

Антониев день сменяется «Афанасием-ломоносом»: 18-го января – память св. Афанасия и Кирилла, архиепископа александрийского. «Идет Афанасий-ломонос – береги, мужик, свой нос!» – встречает деревня смешливым прибаутком этот приметный день. «Афанасьевские морозы шуток шутить не любят!» – приговаривают охочие краснословы, особливо из отправляющихся об эту пору обозом в путь-дорожку неблизкую. «На Афанасия пуще всего нос береги – не увидишь, как отломится!» – смеются бабы, на ребятишек глядючи; а тем и горя мало: знай – вдоль по улице бегают, игры заводят… Гораздо страшнее афанасьевские морозы для ведьм: не любит их сестра этого времени, знает, что это за грозный день. На Афанасия-ломоноса знахари ведьм со Святой Руси гонят, – гласит народное сказанье. Недаром говорят, что «умеючи, и ведьму бьют!» Житья нет там, куда повадится летать ведьма, – вот и приходится кланяться знающему человеку, просить помочь в горе, вызволить из беды. Всего охотнее берутся за это дело знахари в афанасьевские морозы: во время них, по преданию, «летают ведьмы на шабаш и там теряют память от излишнего веселия». Приглашенный на изгнание ведьмы знахарь ночью приходит к зовущему, – сведомы об его приходе только большак-хозяин с хозяйкою: без соблюдения этого условия ничего не выйдет, по уверению знахарей. В полночь приступает вещий гость к выполнению обряда: начинает заговаривать трубы, так как ведьмы влетают в жилье только этой дорогою. Под «князек» забивает он клинья, рассыпает по «загнетке» заранее собранную из семи печей золу и после этого отправляется к деревенской околице. Здесь он тоже сыплет золу, приговаривая невнятные слова никем не записанного заговора. Рассказывают, что ведьма, желая нанести кому-нибудь вред, влетает в трубу; но как только будет труба заговорена, то весь дом и двор уже свободны от ее проказ. Знакомые с преданиями суеверной старины люди знают в точности и путь, избираемый ведьмами в их полетах на шабаш и с шабаша. Прежде всего летят они на полдень – к Лысой горе, а оттуда тянет их на закат. Западную изгородь сельскую и заговаривают знахари, призванные изгонять ведьм. Подлетит ведьма, только вылетевшая из заговоренной трубы, – сунется к изгороди, и тут ей свободного ходу нет: или бросится лихая за тридевять земель от села, или разобьет себе голову, если только ступит голой ногою на рассыпанную золу семи-печную. Одаривают знахаря всяким добром за его мудреную работу.

Через сутки после Афанасия-ломоноса зорко приглядываются к погоде сельские погодоведы: если 20-го января, на Макария Египетского, поднимется метель, то следует ждать ее и во всю масленую неделю. «Помело метлой на Масленицу, придет осударыня Масленица со метелицей-сестрицею!» – говорят они. Ясный, солнечный, Макарьев день предвещает раннее наступление весны. Максим-исповедник (21-е число), ничего не говоря о судьбах погоды, переносит вещее народное воображение на вековечную думу пахаря – на урожай: взойдет, затуманившись, светел-месяц, из-за облачка глянет на святорусскую ширь беспредельную, – доброе будет жито в полном закрому; а если не проплывет этим утром ни тени облачной по небу, – и в амбаре будет пусто по осени.

Есть афанасьевские морозы; знает народ русский и тимофеевские. «Это не диво, что Афанасий-ломонос морозит нос, а ты подожди Тимофея-полузимника (22-е января, день апостола Тимофея): пожди тимофеевских морозцев!» – говорят в деревне. Придет «полузимник», разрубающий студеную зиму пополам: «Каков на дворе мороз-от! Слышь, тимофеевской!» – приговаривают мужики, похлопывая рукавицами: «Вот они пришли – полузимники-то!»

В январе подъедаются до половины не только корма у скотины, а и хлеб у мужика: не одни «Петры-полукормы» приходят в народную Русь, но и «Аксиньи-полухлебницы» (24-е января, день преподобной Ксении). Особливо памятен этот день тому хозяину, у которого, по поговорке, «хлебоедов полна изба, а работников сам-один». Примета, проверенная многовековым опытом, приводит пахаря-хлебороба к тому заключению, что – «коли до Аксиньи-полухлебницы жита хватит, тo до новых новин станет (останется) половина, а до корма (подножного) – треть».

С последней неделею января-месяца (25-31-е числа) не связано в современной деревне особых примет и обычаев. Исключением является только двадцать восьмой, Ефремов день, который посвящался в старину «униманию домового». Для выполнения этого, и теперь еще кое-где памятного обряда приглашались такие же знахари-ведуны, как на Афанасия-ломоноса. И летели вещими птицами их причеты заговорные навстречу новому месяцу – февралю-бокогрею.