Текст книги "Третья жизнь"

Автор книги: Анжелика Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Анжелика Кисель
Третья жизнь

Часть первая

Глава 1

– Мама, мама, смотри, что я нашла!

– Лили, не трогай этого жука, он может и укусить. Пойдем домой, скоро вернется папа, покажешь ему, чему тебя сегодня научили в балетной школе.

– А можно подарить Майки папе?

– Кого?

– Майки. Так зовут моего жучка.

– Ох, Лили. Ты все-таки его подобрала.

– Мам, он так блестит и такой гладкий. Я думаю, папе он понравится.

– Ну, хорошо, можешь взять его с собой. Дома мы найдем для него красивую коробочку, и Майки будет там жить.

Это был один из немногих дней, которые я проводила с мамой. Она много работала, а я в это время сидела дома с няней, или старшим братом Робби, или ходила в балетную школу. Очень редко случались дни, когда со мной проводили время оба родителя. Чаще всего рядом был папа. Мама считала, что может работать больше чем отец и отрицала, что женщины – это слабый пол. Она не была ярой феминисткой, но предпочитала иметь собственный заработок и брать на себя нагрузку не меньше отца. Я всегда смотрела на нее как на супергероя. Не бывает на всем свете дела, с которым бы не справилась моя мама. Отец был довольно мягким человеком, поэтому все сложные решения принимала тоже она. Вообще мама была очень дисциплинированная, сдержанная в чувствах, но между ней и отцом была какая-то особенная связь, которая удивляла всех их друзей и знакомых. Удивительно, но они сумели сохранить те нежные отношения, которые возникают между двумя любящими друг друга людьми в самом начале. Ни работа, ни появление детей, ни быт не смогли уничтожить в них эту теплоту и заботу.

Что же касается моих отношений с отцом, могу сказать, что они были прекрасные. Он разрешал мне абсолютно все. Что бы я ни просила, чего бы ни захотела. Нет, я не была избалованным ребенком. Я имею в виду простые вещи: помочь с уроками, поиграть, приготовить в тайне от мамы на завтрак не овсяную кашу, а оладьи, которые я так любила. В общем, все, чем обычно матери радуют своих детей, занимался именно папа.

В доме у нас была крошечная комната, похожая на кладовую. Там хранились старые вещи. Много вещей. Мы с братом любили залезать туда, выкидывать все из коробок и ящиков, и устраивать там «океан» из одежды. Когда родители нас находили, то мы буквально «выплывали» оттуда, сквозь помятые старые платья и рубашки с пятнами, с типичным запахом. После нескольких таких случаев, «кладовую океана» стали запирать на ключ, который всегда находился у папы. Мы с Робби даже так и прозвали отца – «хранитель океана». Иногда, когда мама была на работе, он разрешал нам там поиграть, но случалось такое редко, потому что у него не всегда было время на то, чтобы потом вернуть все в исходное положение, да так, чтобы мама ничего не заметила. Тот день, когда я нашла Майки, был из тех, что мы проводили всей семьей, поэтому запомнился мне навсегда.

По дороге домой я рассказывала маме как миссис Грейс (моя преподавательница в балетной школе), делая фуэте, задела ногой ученицу и разбила ей нос. Очень некрасиво с ее стороны было травмировать своих подопечных. «Наверное, теперь миссис Грейс посадят», – думала я. Сомневаюсь, что маме было это интересно, ведь она вся в работе, но мне очень хотелось поделиться с ней хоть какой-нибудь новостью. Вскоре она уткнулась в свой блокнот, в который на ходу пыталась что-то записать, и уже не обращала на меня внимания. Я начала петь песенку своему новому другу Майки (кстати, до сих пор не понимаю, почему я его тогда так назвала) и не заметила, как мы подошли к дому.

На крыльце стоял папа, и я бросилась к нему со всех ног, но неожиданно поскользнулась на луже и, выронила жучка. Первым делом я взглянула вниз. Папа подбежал и поднял меня, а я залилась слезами. Меня не волновали разбитые, зудящие коленки и локти, испачканные гольфы и пальцы. И плакала я не от боли: мой Майки больше не шевелил своими крошечными лапками. Я раздавила его. Сначала родители не поняли, отчего я плакала, но, увидев мертвого жучка, они резко переменились в лице. Мама обняла меня как можно крепче и слезы потекли по ее щекам тоже. А может это были вовсе не слезы, а дождь, который начался незадолго до этого, я тогда ничего не могла разглядеть. Но мне бы хотелось, чтобы это были они. Я вырвалась из объятий мамы, подняла Майки и подошла к огромному дереву, растущему возле нашего дома (кажется, это была ива), раскопала там небольшую ямку и положила туда зеленый блестящий комочек. Затем я сняла со своих волос заколку, на которой был маленький красный цветочек, оторвала его и, закопав жучка, поставила рядом цветок. На тот вечер мое настроение было испорчено. Я не ела и ни с кем не разговаривала. Для меня, пятилетнего ребенка, это было большой утратой.

Глава 2

После того случая, я недолго злилась на себя. Наверное, в жизни каждого бывают и хорошие, и плохие дни. Кто-то, проснувшись в один из плохих дней, надеется, что лучшее ждет впереди, а кто-то со страхом ждет худшего. А есть и такие, жизнь которых сплошная беспросветная черная полоса. Не знаю, к какой категории отнести себя. Возможно, я нахожусь где-то посередине.

Обычно дети не помнят всего своего детства, лет до пяти. Им запоминаются лишь определенные моменты, в которые ярче всего проявились их эмоции. Мне кажется, что я начала осознавать происходящее вокруг около трех лет. Я помню отдельные детали, слова, картинки. И все же лишь с пяти лет моя память стала работать как следует, и один единственный день дал тому старт.

До моего дня рождения оставалось всего пару дней. Я была очень счастлива, потому что знала, что соберется вся семья, и это было самое приятное. Как обычно, утром меня разбудила няня и принесла на завтрак мои любимые оладьи с медом и какао. Пока я ела, няня рассказывала мне о том, как ее дочь готовится к свадьбе, но я почти ничего не разбирала из того, что она говорила, потому, что тараторила она очень быстро. Однако, несмотря на свой возраст, я понимала, для чего люди женятся, для чего заводят детей, зачем нужна ипотека, и что делать, если в квартиру ворвались грабители. Сидя дома, я часто смотрела по телевизору программы о семейных разборках и дележке имущества вместе с няней, которая будто не знала, что существуют другие передачи, более подходящие для детей. И уже тогда я четко знала, что никаких принцев не существует, и никто меня не спасет из замка от огнедышащего дракона. Поэтому иллюзий я себе не строила и с самого детства рассчитывала исключительно на себя.

Накормив меня, няня стала расчесывать мои длинные волосы, которые доходили до моих бедер. Мне не очень нравилось это дело, потому что за ночь волосы слишком спутывались, а приводить их в порядок было не совсем приятно. После небольшой пытки я собралась в балетную школу. Мы должны были разучивать новые движения, для предстоящего показа. Я очень надеялась, что родители и Робби будут там, и увидят, все, чему я научилась. Брат у меня – самый лучший: всегда терпеливо досматривал мои выступления дома, даже если ему это было неинтересно.

Придя в школу, я поднялась в раздевалку, где собрались почти все девочки. Уже десять минут как мы должны были начать заниматься, но миссис Грейс все не было. Потом к нам подошел мистер Скотт, администратор, и сказал, что наша преподавательница заболела. Но я-то понимала, что, скорее всего ее уволили, ну, или уже посадили за тот случай с травмой ученицы.

Девочки, приехавшие с мамами, папами или нянями сразу же разошлись по домам. Такие были все, кроме меня. Моя же няня наверняка была занята и никак не могла меня забрать. Просидев полчаса, я решила позвонить папе на работу и спросить, сможет ли он за мной приехать. Но ответа не было. И Робби дома не было: он уехал на неделю с классом за город. Прождав еще несколько минут, я решила сама добраться до дома. Не могу только понять, почему охрана меня тогда выпустила без всяких вопросов.

До школы мы всегда ходили пешком, потому что она находилась не так далеко, да и прогуляться было полезно, как говорила няня, поэтому я хорошо знала путь. Снаружи уже было темно, и мне немного становилось не по себе. На дорогах было много машин, за углом даже образовалась небольшая пробка. Наверняка, все спешили домой, к любимым детям, внукам, а я была одна посреди огромной улицы. Все оборачивались на меня в недоумении, но никто не предложил помощи. Я чувствовала себя такой же крошечной, как и мой мертвый Майки, по которому я все еще скучала, хоть и провела с ним не больше часа. В воздухе витал запах бензина, потом повеяло жареной картошкой, и тогда я поняла, что проголодалась. Я ускорила шаг.

Когда я поднялась по лестнице нашего дома и постучала в дверь, мне никто не открыл. Тогда я села на ступеньки и стала ждать, пока вернется кто-нибудь из родителей или няня, например, когда в ужасе поймет, что я ушла одна. Прошло много времени, и мой желудок начал со мной общаться. С каждым разом урчание увеличивалось, и мне становилось стыдно: я была уверена, что это унылое пение кита слышат все соседи.

Раздался шум подъезжающей машины, затем я увидела фары, которые ярко светили мне в глаза. Это была папина машина. Он остановился недалеко от дома и, не выключив двигатель, все еще продолжая ослеплять меня, сидел неподвижно пару минут. Увидев меня, он бросился к ступенькам. Я же решила не обращать на него внимания, делая вид, что обиделась, и специально отвернулась в сторону соседнего дома. Папа сел рядом со мной, взял меня за подбородок и посмотрел на мое лицо. В его мокрых и покрасневших глазах я видела что-то новое. Никогда еще он не смотрел на меня таким взглядом. Наверное, ему было стыдно за то, что он не забрал меня вовремя, и мне пришлось идти одной, хотя со мной, маленькой девочкой, могло произойти все, что угодно. Возможно, он испугался, что я потеряюсь среди улиц или меня переедет автобус. Отец крепко меня обнял, но так и не произнес ни слова. Затем он взял меня на руки и понес к машине. Я, все больше оттаивая и догадываясь, что значит предстоящая поездка, обрадовалась внутри себя: мы вместе едем к маме на работу.

Ехали мы довольно медленно. По крайней мере, отец всегда старался держаться определенного темпа во время вождения. В этот раз все было иначе: периодически мы останавливались, будто папа забывал, какая педаль даст автомобилю возможность двигаться вперед.

Машина остановилась возле большого белого здания, которое я раньше никогда не видела. Не понимая, зачем мы сюда приехали, я молчала, все еще дуясь на отца за его проступок. Возле входа было припарковано много машин, которые казались мне знакомыми. Кажется, у Робби были похожие игрушки. Это были большие машины без окон по бокам, напоминающее фургон. Войдя внутрь здания, мы поднялись на четвертый этаж. Глаза отца все еще были красными, и казалось, что ему тяжело дышать. Я начала думать, что папа уже начал злиться на меня, но боялась спросить об этом, поэтому ждала, когда он сам мне что-нибудь скажет. Мы шли по длинному коридору до самого конца, и я начинала уже уставать. Мое внутреннее негодование росло все больше, и я уже готова была высказать все, что я думаю, но резко мы остановились перед стеклянными дверьми, и папа опустился передо мной на колени.

– Лили, ты у меня умница. Я тобой горжусь. Мы всегда будем вместе, – сказал он, и голос его в конце предложения сорвался.

Войдя в комнату номер 379, я увидела высокую кровать, на которой кто-то лежал. Это была женщина, я поняла это по длинным волосам. Я разглядела ее профиль: слегка вздернутый нос, длинные ресницы, маленький подбородок, верхняя губа чуть приподнята. Свет был не очень яркий, поэтому я смогла различить только эти черты. Рядом с ней стоял мужчина в белом халате, который все время смотрел на меня. Это начинало раздражать. Я взглянула на папу, ожидая, что он скажет этому нахалу прекратить сверлить меня глазами, но вместо этого отец сел на пол и обхватил свою голову руками.

Мужчина в халате хотел что-то сказать, но я, демонстративно не замечая его, решила подойти ближе к кровати. Хватило секунды, чтобы понять, кто находится передо мной. Это была моя мама. Я обрадовалась и попыталась взять ее за руку, чтобы хоть кто-то защитил меня от странного незнакомца, но она оказалась такой холодной, что сначала я одернула руку. Затем я залезла на кровать и повторила попытку. Мама не хотела держать меня и будто специально расслабляла ее. Внимательнее взглянув на ее лицо я решила, что она спит. Я зажала кисть ее руки между своими крошечными пальчиками и пристально смотрела в ее лицо, но она не реагировала. «Наверное, это очередная игра», – подумала я. Нередко, когда я хулиганила, мама, вместо того, чтобы наказать меня, играла со мной в гляделки. Она смотрела на меня сначала с укором, а затем ее взгляд сменялся на улыбку, и все мои шалости быстро забывались. Минут пять я таращилась на нее не отрываясь, ожидая, что вот-вот она распахнет глаза и засмеется, но ничего не происходило. Я стала щекотать ей шею, за ушами, открывать рот, залезать в нос, а она все спала.

– Мам, я не хочу здесь играть. Тут плохо пахнет, – сказала я, нахмурившись. Я хотела обидеться на родителей, но в комнате действительно странно пахло, и мне хотелось скорее оттуда уйти, поэтому на ссоры времени не было.

– Представляешь, я сегодня одна домой пришла, – решила с гордостью поделиться я, чтобы добиться хоть какой-то реакции. – А папа меня не забрал, – посмотрела я строго на отца. Снова повернувшись к маме, я начала гладить ее гладкие каштановые волосы: ей всегда нравилось, когда я это делала.

– Мам, ну вставай же. Хватит спать! – начинала злиться я, пытаясь открыть ее глаза.

Я посмотрела на отца, который сидел все в той же позе. Я не понимала, почему меня сюда привели, и что это за странная игра такая. Папа посмотрел на доктора, а тот в ответ кивнул ему головой и вышел, оставив нас втроем. Я, слегка расслабившись от того, что за мной больше никто не наблюдает, спросила:

– Пап, почему мама спит тут? Когда мы поедем домой?

Он подвинулся к краю кровати и развернул меня к себе. Я посмотрела в его лицо и в первые секунды не сразу узнала. Передо мной был не мой папа, молодой, со светлой улыбкой и веселыми глазами, а старик, с искаженным ртом, красными веками и отекшим лицом. Он взял меня за руки и сказал:

– Лили, мама не поедет с нами домой.

Глава 3

После автокатастрофы, в которой погибла моя мать, прошло 16 лет. Через год после ее смерти я, Робби и папа переехали в другой район. О балете я тоже была забыла: это вызывало неприятные воспоминания. Отец отказался от няни, решив, что нам не нужны больше лишние люди. Мы были только втроем. Сам он уже никогда не был таким веселым, как раньше, но я всегда замечала, как он пытается выдавить из себя радость. И каждый раз, когда он это делал, я говорила: «Пап, если тебе грустно, то не обязательно с нами смеяться. Я знаю, что когда-нибудь ты развеселишься по-настоящему и тогда не придется притворяться».

У отца была странная новая работа. Я никогда не знала, какая у него должность, и чем конкретно он занимается. Этого никто не знал. Звонить ему можно было только в крайнем случае, поэтому мы с братом быстро научились самостоятельности.

За эти годы без мамы мы очень сблизились с Робби. На самом деле бы внешне были совсем не похожи: у него карие глаза, а у меня сине-голубые, он шатен, а я светло-русая. Но мы были неразлучны: я доверяла ему все свои секреты и знала, что он ни за что не выдаст их. Когда я училась в школе, он каждый день помогал мне с уроками, а иногда и вовсе мог сделать их за меня. Он старался заменить мне обоих родителей, пока отец работал, чтобы обеспечить нам хорошую жизнь.

Уже тогда я заметила, что Робби не похож на остальных ребят. Несмотря на то, что он на 8 лет меня старше, он любил подурачиться. Например, он мог надеть мамину одежду, которая все еще хранилась в нашем доме, и вечером, когда надо было идти купаться, напоминал мне об этом, стараясь подражать ее голосу. Так мама всегда оставалась с нами. Еще он умел делать красивые прически и иногда, когда ко мне на ночь приходили подружки, Робби сидел с нами и каждой мог сделать эксклюзивную. Вокруг него всегда были девчонки. Они влюблялись в него, а он по-особому влюблялся в них всех, но я никогда не видела, чтобы одна из них нравилась бы «по-настоящему».

Чтобы я не скучала, оставаясь дома одна, ведь Робби часто уезжал, когда начал работать, отец купил мне золотистого лабрадора. Его я назвала Джеком. Я очень привязалась к нему. Пока никого не было дома, мы с Джеком носились по всей квартире, сбивая все на своем пути. А когда папа или брат возвращались с работы, то помогали мне убраться, проявляя снисхождение к моей скуке. Я ничем не занималась, потому что меня ничего не интересовало. Но никто не указывал мне на это, понимая откуда родилась моя меланхоличность. Я боялась снова начать танцевать, потому что это могло взывать старые воспоминания, которые я тщательно старалась скрыть где-то в самой глубине себя.

Проснувшись сентябрьским утром я заметила на своей тумбочке записку от папы. В ней было написано, что он задержится на работе, и чтобы я не ждала его. Это немного расстроило меня, ведь Робби был в очередном отъезде. В этот раз он уехал аж на два месяца к своему другу, а я не очень-то любила оставаться в одиночестве. Но мне в каком-то смысле повезло: я давно хотела посмотреть один фильм, но каждый раз мне это не удавалось, потому что я старалась как можно больше времени провести с близкими.

Позавтракав, я отправилась на прогулку с Джеком. Несмотря на осень, погода была довольно теплой. Джеку нравилось, поэтому ходил очень медленно, внюхиваясь в каждую травинку, в каждый листок. Я не была против такого неспешного шага, ведь тоже могла получить удовольствие от окружающего мира.

Было около девяти утра. Все торопились куда-то. Кто на работу, кто в школу, кто в магазин. Это напомнило мне тот день, когда я одна возвращалась домой, и все оборачивались на меня, не предложив помощи. Как будто знали, что уже нельзя ничем помочь. Иногда мне казалось, что все можно было бы изменить. Что, если бы я тогда заболела, например, и мама не пошла бы на работу? Нет, у меня же была няня… Я все время пыталась смоделировать ситуацию, в которой все случилось бы иначе, но каждый раз я находила причину, по которой все должно было произойти именно так, как произошло.

К вечеру я сделала себе попкорн и включила фильм. Это была комедия. Последние несколько лет я смотрела фильмы только смешные фильмы, они как-то скрашивали мою жизнь. И к тому же, это был любимы жанр Робби. Я постоянно удивлялась: как ему удается оставаться таким жизнерадостным? Даже когда у него была ветрянка, все тело чесалось, а температура не спадала три дня, он с утра до ночи рассказывал о преимуществах своей болезни, при этом вставляя шутки, от которых даже отец мог рассмеяться. В целом, вечер выдался неплохим. Перед сном я проверила почту, понадеявшись, что мой брат все-таки выйдет на связь, но все было напрасно, и я легла спать.

Меня разбудил звук, который преследовал меня на протяжении все сознательной жизни: настойчивый и требовательный, сотрясающий все внутренности. Немного придя в себя я поняла, что о себе дает знать мой желудок. Мне совсем не хотелось есть, а он определено был настроен на трапезу. Джек еще храпел, и я решила его не будить. Спустившись вниз, я начала готовить завтрак для себя и отца. Он до сих пор спал. Видимо, вернулся слишком поздно, потому что было уже около полудня. Пока жарилась яичница и подгорали тосты, я выжала апельсиновый сок и насыпала корм для Джека. Он, услышав знакомый звук, сразу же сбежал по лестнице и проглотил все практически за несколько минут. Позавтракав, я отправилась с Джеком на прогулку, оставив еду для отца на столе.

Была суббота, и многие гуляли в парке со своими питомцами. Туда же направилась и я с Джеком. Как приятно было смотреть на детей, резвящихся в листве, играющих в догонялки, бегающих за собаками, своими и чужими. В их возрасте я, была лишена этой радости, поэтому сейчас внимательно следила за каждым движением и эмоцией ребенка, стараясь понять, что он чувствует. Мой взгляд остановился на одной семье. Папа, мама и трое детей: два мальчика и одна девочка. Говорят, что счастливые пары похожи. Возможно, это была одна из таких. На них было приятно смотреть. Отец уделял внимание детям, не глазея на других женщин и не зевая в сторонке, пока супруга пытается успокоить вопящего малыша, который не хочет уходить домой. Он так внимательно следил за каждым шагом своих малышей, будто боялся, что стоит ему отвести свой взгляд, тут же с ними что-то произойдет. Лица детей показались мне знакомыми. Это была та самая семья, которая теперь живет в нашем доме. Я не видела их уже несколько месяцев, потому что бросила все попытки вернуться в прошлое и перестала приходить туда, где моя семья начала рушиться.

Прошло много времени, пока я предавалась воспоминаниям. Это я определила по Джеку, который уже набегался и прилег возле меня отдохнуть. Когда я вернулась домой, то сразу заметила, что к завтраку так и не притронулись. Я решила узнать, все ли хорошо у отца и поднялась наверх в его комнату. Меня ждал сюрприз: кровать была пуста и заправлена, будто никто на ней и не спал. Я несколько раз окликнула папу, обыскала весь дом, но его нигде не было. Живот снова заурчал. Это был не голод, а тревога. С того самого дня, когда погибла моя мама, мой организм стал вести себя именно таким образом, когда происходило что-то нехорошее.

Я решила подождать до вечера. Я хоть и не знала, чем конкретно занимается мой отец, но была уверена, что это что-то важное, поэтому беспокоить его нельзя. К тому же, он ни раз уезжал на несколько дней не предупредив нас, а потом неожиданно возвращался, извиняясь, что ему так внезапно пришлось исчезнуть. После этого он всегда говорил, как любит меня и Робби и знает, что мы со всем справимся, поэтому его звонки, это всего лишь трата времени и нашего, и его. Но сейчас Робби рядом не было, а я не привыкла оставаться одна.

Весь день я занималась уборкой. Я вычистила второй этаж полностью, а первый решила оставить на следующий раз. Я нашла коробку с маминой одеждой, которую когда-то просила оставить, и примерила несколько платьев и блуз: наконец-то они стали мне по размеру. Эти вещи нравились мне, когда я была еще совсем маленькой, и до сих пор оставались моими любимыми. Уборка совсем вымотала меня, и после вечерней прогулки с Джеком, я уснула на диване в гостиной и проспала до самого утра.