Текст книги "От -50 до +50: автостопом и пешком по России, Азии, Африке"

Автор книги: Антон Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Абри – Донгола – Хартум

Пару часов мы проспали – перед рассветом – на базаре, пока не проснулись люди и мухи. Потом встали, ушли куда-то на трассу, но к нам прицепились КГБшники в штатском – приехали за нами на машине (интересно, неужели и здесь «заложили»? Или они ехали по своим делам, увидели нас – ах! Иностранцы! Наверное без регистрации!). Вернули нас в центр города, и, записав нас в свой полицейский журнал, отпустили. Там же цапнули и иностранцев с парохода, дальнейшая их судьба мне неизвестна. Наверное, их заставили-таки зарегистрироваться – всерьёз и за деньги.

В Абри мы поймали грузовик в посёлок Фарек. В кузове, помимо других пассажиров, ехал мужик в очках. Если вы в Судане увидите человека в очках, одетого по-европейски, то он окажется или 1) англоговорящим южанином, или 2) англоговорящим и не патриотически настроенным северянином. Вышло второе. Мужик всю дорогу клеился к Нотке и жевал какую-то траву.

– Жевательная трава – харам (запрещённая), – сказал я ему.

– Нет, не харам. У меня отец великий шейх (4 жены, 25 братьев), весь Коран знает наизусть, и он говорит, что трава – не харам. Сам жуёт и нам даёт!

Мне захотелось попасть в гости к мужику в очках, посмотреть на великого шейха, но нас не позвали: возможно, это были выдумки очкарика, клеющегося к Нотке.

А вот какие грузы ехали в кузове грузовика: макароны, сахар, маленькое искусственное египетское молоко в 150-граммовых пакетиках, вёдра с краской, ящик со стаканами (!) (предмет особых забот сына шейха), манговый сок в бутылочках, матрас, пепси-кола в железных банках, бисквиты и кексы в ящиках (уже деформированные), сыр, шоколад (не скисли ли?), халва. Всё это везлось из Египта через Вади Халфу в один из магазинов в Делго (городок по дороге). У суданцев были этакие накладные – клочки бумаги. Прибыв в Делго, остановились в тени большого дерева и всё это добро разгружали. Борта грузовика очень горячие, хоть яичницу жарь прямо в кузове. Думаю, здесь из того, что доехало по ухабам и жаре, – осталось немногое, и это пойдёт в продажу по тройной цене. Суданцы переговариваются:

– Мыло где?

– Где мыло? Два ящика мыла…

Вечером 18 сентября мы приехали в посёлок Фарек. Нас предупредили, что в Фареке «фундук мафи» (нет гостиницы), и мы очень обрадовались. Здесь мы прожили больше суток: ночевали две ночи у местных жителей, а днём сидели на трассе, пока не выяснили, что дорога наша ведёт в никуда (а асфальт пока сюда всё же не дошёл). Что представляет собою Фарек? Длинный – на пару километров – посёлок посреди пустыни, недалеко от Нила, с песчаными улицами и домами из необожжённой глины, окружёнными глиняными заборами. Пара больших мечетей с высокими минаретами. Ко времени молитвы в мечети включают генератор электричества, чтобы азан (призыв на молитву) можно было испускать через репродукторы, установленные на минарете. Козы, телеги, верблюды. Пальмы вдоль Нила. В домах – керосиновые лампы. Финики сушатся во дворах. Суданцы в белых халатах и чалмах; женщины – разноцветны и общительны; дети – любопытны и пугливы. Вечером местные жители, совершая молитву, освещают помещение керосиновой лампой, и тени от белохалатных фигур шевелятся на глиняной стене, дрожа в неровном свете керосинки, как и сто, и двести лет назад. Рыжая нильская вода в глиняных кувшинах, стоящая под соломенным навесом, одинаково годная для омовения, для загрязнения и для питья.

В центре посёлка – магазин, он же автостанция, куда подъезжают время от времени большие пустынные грузовики. Оказалось, правильная дорога, по которой идёт большинство машин на Донголу, проходит мимо магазина и углубляется в пустыню. Проведя в Фареке две ночи и день, только 20-го мы перешли на правильную дорогу. Тут нам повезло: быстро застопили машину, покинули Фарек, переправились на пароме через Нил и приехали в Донголу.

Вода в Ниле совершенно чёрная. Эта густая жидкость, похожая на нефть, перекачивается в земляные каналы, идёт в городские водопроводы, течёт из крана в особняках богачей, наливается в питьевые «потеющие» кувшины. Хотя и грязи там ложка на стакан, кружка на ведро, никто не считает эту воду нечистой. В одном месте мы ждали машину рядом с кувшином чёрной воды; поставили кружку под кувшин: там, просачиваясь сквозь поры кувшина, капля за каплей вытекала прозрачно-родниковая вода! Ждали, когда хотя бы полкружки накапает… Тут прибегает суданский парнишка, хватает кружку: глядь, вода в кружке какая-то белая, бракованная! – резко выливает её, мы и слова не успели сказать, – черпает из кувшина чёрную, нефтеподобную воду и выхлебывает пол-кружки. Потом убегает дальше по своим делам. А мы остаёмся опять без воды и ставим кружку вновь на прокапывание…

– Это деликатесная вода: из Нила, – сообщают нам суданцы.

Ближе к Донголе – при внимательном рассмотрении – мне удалось заметить разные изменения. Судан стал богаче, началось строительство асфальтовых дорог, и вот уже под Донголой виден кое-где асфальт. Помимо кузовных машин самой распространённой здесь марки «Toyota-Hilux» появились более нежные, комфортабельные и дорогие джипы, пока в небольшом количестве. На грузовиках, помимо мешков с финиками, того и гляди, опять везут спутниковую тарелку. В Донголе – да, уже в Донголе! – появилась мобильная связь, и можно увидеть бородатого суданца в чалме и белом халате, общающегося с кем-то посредством трубки, ранее здесь неизвестной. Скорость машин возросла, а процент останавливающихся снизился – со 100 % до 70 %, пожалуй. В городах появились, о чудо из чудес, «кола» и «фанта» в пластиковых бутылках по полтора и два литра. Через десять лет (неужели?) они заменят суданскую нильскую воду. Или выпустят минеральную чёрную воду в бутылках: «Чистая природная нильская вода (100 % очищенная и обеззараженная)»?

Или, ещё хуже, появится подделка под нильскую воду, вода из концентрата: «Лечебно-профилактическая вода «НИЛЬСКАЯ-СУДАНСКАЯ». Состав: 1. Очищенная и обеззараженная вода. 2. Концентрат С790 «Нильская грязь», идентичный натуральному, одобренный Африканским сообществом»? Ведь в цивильных, пресыщенных странах уже выпускается целебная грязь и морская соль, а в супермаркетах угли для шашлыка… Это же будет и здесь?

В Донголе на базаре мы обнаружили военного в берете и с бородой, как у Фиделя Кастро. Сфотографировали его. Смешной такой мужик!

Рядом с Донголой на трассе мы простояли пол-дня, правильных машин не было видно; вечером поднялся густой ветер с песком, так что не стало видно вообще ничего. К счастью, рядом была вписка: мы заночевали в миниатюрном оазисе, где жила всего одна семья и был один здоровенный колодец, больше похожий на яму. Вот прикольно: жить среди пустыни, но недалеко от города, ездить туда на ослике, продавать свои финики, и никто тебе не мешает.

Ветер с песком продолжался и наутро. Песок хрустел на зубах.

Мы ехали втроём по Судану пять суток. Наконец, 22 сентября 2003 года мы прибыли в суданскую столицу, Хартум. Поскольку приехали поздно, поставили палатку рядом с большой современной мечетью, и никто не обеспокоил нас до раннего утра.

Изменения в суданской столице

Суданская столица, двухмиллионный Хартум, за последние три года изменилась необычайно. В стране появились деньги, в столице появились богатые люди, больше дорогих машин и меньше машин с кузовом. Соответственно, труднее стало передвигаться по городу автостопом – раньше мы на перекрёстках запрыгивали в любую машину, сейчас не все они имели ёмкость для нашего запрыгивания. Зато стало больше Интернет-кафе, интернет в них оказался довольно-таки быстр и дёшев.

Появились необычайные, неведомые ранее в Судане товары. Не только бутылочная кола (рядом с Хартумом открылся, как говорят, крупнейший в Африке завод по её разливу). Соки в пластиковых литровых упаковках успешно конкурируют с натуральными соками из природных фруктов, выжимаемых прямо на ваших глазах. А также и мороженое: в предыдущие годы нигде в Судане мы не видели мороженого, а сейчас оно начало продаваться в супермаркетах, которых раньше тоже в Судане совсем не было. Йогурты, молоко пастеризованное и прочие товары в пластиковых упаковках хотя и не вытеснили фуль и бананы с улиц, – но уже составили им изрядную конкуренцию. Мы сами немало потребляли цивильные лакомства и тем самым подрывали производство традиционных суданских кушаний, способствуя превращению Судана в ещё один придаток кока-кольного Запада.

Интересно, когда выпустят суданские консервы «Фуль. Срок хранения 1 год»? Каркаде-то уже есть в пакетиках!

Я купил огромные белые суданские штаны (рассчитанные на очень толстого человека) и суданский халат, и в таком виде разгуливал по улице. Интересно, что швейные изделия, судя по этикеткам, оказались китайскими! Нотка нацепила платье и платок, но её мусульманский наряд не обрадовал.

Недалеко от российского посольства, в микрорайоне Аль-Амарат, вырос целый проспект – Шарья Хамсташ, Пятнадцатая Улица, застроенная магазинами и небоскрёбами. Конечно, супермаркеты пока далеки были от московских, и кредитные карточки там не принимались, но величину и ассортимент небольшого российского продуктового магазинчика они имели. Небоскрёбы в семь-восемь этажей содержали не только квартиры, но и офисы многочисленных фирм, а в неоконченных новостройках – в двенадцать этажей и выше – уже обитали беженцы с Юга, приехавшие из охваченных войною областей на заработки сюда, в деньгоносную столицу. Одну из ночей мы тоже переспали на крыше такого недостроенного небоскрёба.

В Хартумском университете мы посетили кафедру русского языка. И студенты, и преподаватели почему-то не захотели приглашать нас в гости. Мы удивились, но не стали сильно настаивать. Пару ночей спали в гостинице, в центре города. Кстати, ну и жара же там, в столице, особенно когда выключается электричество – это происходит ежедневно – и перестают работать вентиляторы. Много мух, очень назойливых. Директор гостиницы услужливо принёс нам формы для регистрации в КГБ. Когда же мы не зарегистрировались, он расстроился. Мы отделались суданским: «Букра, иншалла» (завтра, если Бог даст).

Конечно, Хартум – не европейская столица. Пыльно, жарко и грязно; каждый день отключают воду и электричество на несколько часов. Иногда несколько раз в день. В посольствах установлены генераторы, имеется запас топлива, продуктов и воды на несколько недель автономного существования. Хартум – единственный город страны, где имеются нищие (правда, их немного). Полиция на улицах редка, не то что в Египте; регистрацию на улицах не проверяют – только на трассах вдалеке от города. Жители столицы есть нескольких типов: 1) классические арабы, и негры, косящие под арабов, в белых халатах, чалмах; 2) беженцы с Юга, высокого роста, очень чёрные, в европейской одежде; 3) молодёжь прозападного типа, нередко тоже в европейской одежде; 4) женщины-продавцы чая и фуля, в разноцветных платьях, сидят на всех улицах и перекрёстках.

При этом никто реально не знает, что происходит в южных и западных провинциях. В Интернете и в посольстве РФ говорят, что в эти же дни идут столкновения в Дарфуре, на западе страны, и десятки тысяч людей погибли и миллион беженцев – но этого же не видно. Не будешь же спрашивать у всех на улице: «Вы случайно не из Дарфура? Как там дела? Что у вас там слышно?»

Незадолго до нашего приезда какие-то русские вертолётчики были арестованы властями в городе Эль-Фашейр (это Запад Судана), власти подозревали, что они помогают каким-то из повстанцев, и только с большим усилием посольству РФ удалось освободить наших из тюрьмы (те говорили, что вовсе не в Судан следуют, а в Заир, и в Фашейре только заправлялись). Неприятно, ведь нам тоже хотелось поехать в Дарфур, где находится самая большая в Судане гора Джебель Марра, и залезть на неё. Но когда мы зашли в посольство РФ, один из сотрудников предупредил нас, что они уже запарились вытаскивать наших вертолётчиков – не хватало ещё, чтобы через пару недель там же, в той же тюрьме оказались и стопщики. Мы отказались от идеи ехать в Дарфур.

В Хартуме мы разделились следующим образом. Нотка, отважная женщина, решила вместо Дарфура отправиться на Юг Судана, чтобы на своей шкуре испытать действия малярийных комаров и суданских полицейских в этой малярийно– и военно-опасной зоне. Мы же с Ильёй сделали эфиопские визы, для того, чтобы продолжить своё путешествие в Эфиопию, а затем и в Сомали.

Интересные свойства Нотки. Она появилась в автостопной тусовке меньше года назад. Всё время у неё были какие-то сумасбродные планы. Отправляясь в Африку, она мечтала по дороге залезть на гору Арарат, хотя это совсем непросто: гора имеет высоту более 5000 метров, покрыта ледниками, плюс (самое неприятное) находится в приграничной зоне, на стыке Турции, Азербайджана и Армении. Потащила Илью на этот Арарат; к счастью, высоко не залезли, Арарат оказался большим (а если бы залезли выше, не исключено, что были бы арестованы пограничниками и военными Турции). Затем, после Арарата, поехали в Ирак, хотя и там, сразу после свержения Саддама, возможны были задержки на постах и вне их, и лишь по счастливой случайности всё у них с Ильёй обошлось (а вот незадолго до них, Григорий Кубатьян и Юрий Болотов всё же попали в американский концлагерь в Ираке, потом их, правда, отпустили с помощью посольства РФ). Потом Нотка и Илья полезли на Хеопсову пирамиду, но опять, по счастью, всё обошлось. И вот теперь Нотка, всё же мечтающая попасть в какое-нибудь приключение (и почувствовать себя геройкой), попёрлась на юг Судана, где её мечта наконец осуществилась (об этом см. ниже, в конце повести).

Но и после суданской тюрьмы любовь Нотки к приключениям не была полностью удовлетворена: в следующем, 2004 году в путешествии в Китай, её (вдвоём с Т.Яшниковой) арестовал китайский полицейский, и их вроде бы даже судили за установку палатки в неположенном месте и чуть было не депортировали из Китая, но, к счастью, потом простили. Ещё говорят, что в Сибири Нотка пролезла на территорию какой-то ГЭС, фотографировала её, а за ней гонялась охрана… Думаю, сама Нотка знает много и других подобных случаев. Предупреждаю: такая настойчивая мечта нарваться на неприятности и надолго сесть в какую-нибудь тюрьму иногда может осуществиться!

Перед отъездом проявили и напечатали несколько фотоплёнок. Сделали это нам очень дорого и низкокачественно. Остерегайтесь суданских фотоателье! В Эфиопии фотоуслуги лучше и дешевле.

Из Хартума в Гедареф и Гуллабад

Из столицы на юго-восток, от Хартума до Гедарефа, на 400 километров тянется отличная асфальтовая дорога. Когда-то эта дорога (продолжающаяся до Порт-Судана) была единственной нормальной автотрассой страны. По ней идёт основное грузовое сообщение суданской столицы с остальной планетой через порт.

В отличие от прошлых наших визитов, сейчас на трассе появилось больше скоростных, дорогих, кондиционированных комфортабельных автобусов Хартум – Порт-Судан; больше грузовиков-машиновозов (богатые жители столицы покупают хорошие импортные машины). Редко-редко, но уже встречаются эфиопские грузовики, как нефтевозы, так и фуры, везущие из Судана всё. Значит, дорогу до Эфиопии уже окончательно построили? Невероятно!

Пустыня, занимающая весь север Африканского континента, закончилась; к югу от Хартума пошли зелёные поля, луга, горы, коровы, пасущиеся вдоль дорог; начались периодические дожди. Стало немного холодней – ведь весь первый месяц путешествия мы жарились при +40ºС и выше! А вот южнее Хартума температура выше тридцати почти не поднималась.

Изменялся потихоньку и народ. Люди арабской внешности появлялись всё реже; всё больше было типичных африканцев; люди в белых арабско-суданских халатах закончились, почти все вокруг ходили в европейской (вернее, китайской) одежде. Арабская сухая пустынная Африка сменилась зелёной, более влажной, «чёрной Африкой».

Итак, днём 25 сентября мы вдвоём с Ильёй, получив эфиопские визы, попрощались с Ноткой и отправились в сторону Эфиопии. Скрылись вдали единственные в стране (пока единственные) небоскрёбы и супермаркеты, и мы погрузились в обычную, размеренную суданскую жизнь, с тем только отличием, что дорога была асфальтированная. В одной из придорожных деревень мы остановились на ночлег в мечети, так в этой мечети была и школа-медресе, где дети до сих пор писали на деревянных табличках – за отсутствием бумаги! Бумага хоть и продаётся в Судане (кое-где), но дорогая, а здесь все записи на пальмовых дощечках, нанесённые травяными чернилами и тростниковым пером, тут же можно смыть, и дощечка хоть сто лет может использоваться новыми поколениями школьников! Мы были удивлены и фотографировали таблички, а также учились писать на них и смывать написанное.

Арбузный сезон в Судане был в самом разгаре, и вдоль дороги мы встречали настоящие арбузные горы. Продавцы, не утратив суданской доброжелательности, угощали нас. Вечером 26 сентября мы достигли Гедарефа, в котором, помнится, у нас была стрелка – 16 сентября 2000 года – три года назад? Три жизни назад!

В прошлый раз дорога от Гедарефа до Гуллабада (150 км) была настоящей тракторной грунтовкой. Проехав за сутки чуть больше 100 км, мы достигли таких грязевых разливов, что даже многомудрый С.Лекай, сходив на разведку, констатировал: дальше дороги нет! Но она всё же была, и караван тракторов, утопая в грязи, выбирая извилистые лесные дорожки, обрызгивая нас слякотью, летящей из-под колёс, – этот караван доставил нас на границу, в Гуллабад; да и далее трасса была не лучшей.

Сейчас же – несмотря на сезон дождей – дорога была вполне сносной, и грузовики – не трактора – вполне свободно передвигались по ней. Выйдя утром из Гедарефа, к вечеру мы уже были в Гуллабаде, на суданской границе.

Переход границы

Посёлки от Гедарефа до Гуллабада содержали, как и раньше, круглые соломенные хижины, электричества всё ещё не было в деревнях. Но интересно, что вдоль дороги уже тянулись электрические столбы (провода пока не провели, но столбы уже были!), появились две автозаправки, посты дорожной полиции приобрели основательность, и нас основательно записывали в какие-то полицейские тетради. На зелёных холмах росли не только деревья, но порой и вышки-станции для мобильной связи. Хотя владельцев мобильников не было ни в деревнях, ни среди водителей, – цивилизация зримо топает сюда.

Днём 27 сентября мы сидели под тем же деревом, под которым наша автостоп-компания, но в другом составе, ожидала машину три года назад. И опять подъехал грузовик-лорри и забрал всех местных жителей и нас, и 50 человек в одном кузове – может быть, в том же самом кузове, как и в прошлой поездке – тряслись по ухабам. Правда, трясло сейчас меньше. А люди, возможно, ехали в Гуллабад те же самые, что и тогда… В прошлый раз ехали и солдаты с автоматами на границу – Лекай их сфотографировал, они начали возмущаться, угрожали отобрать фотоаппарат. На сей раз в кузове тоже ехал солдат с автоматом, и когда я достал фотоаппарат, меня заподозрили в шпионстве. Пришлось спрятать камеру, но подозрение не улетучилось. Но вот пошёл дождь, и обитатели кузова перевели внимание на эту серьёзную проблему. Пока натягивали тент на кузов, а струи стекали по краям тента на некоторых пассажиров – про мой фотоаппарат забыли.

В пограничном Гуллабаде, чтоб впечатлить приезжающих из-за границы эфиопов и иностранцев, соорудили цементную капитальную мечеть, в дополнение к прежней соломенной. Здание таможни тоже стало цементным и капитальным. Большой пластиковый щит извещал всех, приехавших из-за рубежа, что супертрасса Гуллабад – Гедареф – новомодный платный автобан, и за пользование им, водителям необходимо отстегнуть, в переводе на валюту, от 1 до 100 долларов, в зависимости от дальности проезда и величины транспортного средства.

Деньги собирались и с пеших граждан. В здании таможни висело радостное объявление (на английском языке):

«Уважаемые иностранцы! Для вашей безопасности в нашей стране, вам нужно зарегистрироваться по месту проживания. Для вашего удобства мы наладили регистрацию прямо здесь, у стойки пограничного контроля. Зарегистрируйтесь здесь, и вы без проблем сможете поехать в любое место Судана!»

Стоимость регистрации составляла примерно $17. Я заподозрил, что поскольку мы не зарегистрировались ни в одном городе, нас будут пытаться ободрать на выезде. Так оно и оказалось! Суданские полицейские, взяв достойный пример от своих российских коллег, решили выдавить из нас деньги – не вышло внутри страны, так хотя бы напоследок! Тут следует подчеркнуть, что регистрация изначально предусматривалась якобы “для блага” иностранцев (мол, потеряетесь, заблудитесь, пустыня, повстанцы, террористы кругом; ваши родные будут волноваться – где вас нам искать?). Реально не для блага, а для удобства слежки за ними. Но и про благо, и про слежку забыли – какой смысл, коли мы через минуту выезжаем из страны? О, московских милиционеров достойные подражатели!

Конечно, денег мы не заплатили, отпирались настойчиво, и нас всё-таки выпустили из страны. Перед нами, за каким-то мостиком, истоптанном коровами и людьми, лежала Эфиопия.

В эфиопской деревне Метема не было электричества (как, кстати, и в Гуллабаде) – и в пограничной хижине наши визы проверяли при свете яркого фонаря Ильи Алигожина. Въездные штампы поставили здесь же (в прошлый раз за ними нужно было ехать 50 км вглубь страны). Только вышли, сгустилась резкая тропическая тьма.

Приграничная деревня Метема, освещаемая какими-то керосинками, жила своей торговой жизнью. Несколько лавок, пара гостиниц – т. е. хижин с кривыми короткими койками, какие-то харчевни, а также эфиопы, которые, несмотря на темноту, сумели распознать в нас иностранцев и приветствовали криками «Ю!». Женщина-эфиопка, хозяйка приграничной гостиницы, куда она безуспешно мечтала нас зазвать, обменяла нам деньги по заниженному курсу. Узнав, что мы русские, она очень обрадовалась и произнесла два известных ей русских слова, оба были матерными. Туристы, признавайтесь: кто подучил?

Как сказал Высоцкий:

 
«Проникновенье наше по планете
Особенно заметно вдалеке…»
 

Чтобы не отставать от суданцев, построивших на той стороне границы цементно-показательную Мечеть, – эфиопские власти не поскупились на то, чтобы соорудить на этой стороне незримой линии образцово-показательную Цементную Церковь (сокращённо ЦЦ). ЦЦ была закрыта, а по периметру шла узкая галерея с козырьком. Там мы и устроились на ночлег, растянув комаронепроницаемую палатку. Через полчаса пришёл поп, с бородой и с крестом, и пытался изгнать нас с церковного крыльца. С большим трудом мы отстояли своё право и не стали уходить. Поп, осознав бесплодность разговора с нами, ушёл.

Началась первая наша эфиопская ночь.