Текст книги "Ночь с Каменным Гостем"

Автор книги: Антон Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Выдворить Киру из кабинета было невероятно сложно, она тотчас достала из сумочки объемный блокнот, в который стала записывать мои советы. Я намекнула ей на поздний час и выразила уверенность, что дома ее ждут муж и дети.

– О, не стоит беспокоиться, Даночка, муж у меня был, когда я училась в аспирантуре, но больше двух лет мы вместе не выдержали и разошлись по обоюдному согласию, а дети давно выросли, – ответила Компанеец. – Карьера для меня – на первом месте. Даже моих малышей я произвела на свет, не отрываясь от производства, – через неделю после защиты диссертации! Так, значит, вы считаете, что мне стоит добавить в книгу главу о реакции королевского дома на мои разоблачения?

Я пожалела, что вообще затронула эту тему. На намеки профессорша не реагировала, когда же я сказала, что она, наверное, безумно устала и ей хочется принять горячую ванну с ароматическими маслами, она смерила меня взглядом, полным непонимания, и изрекла:

– У меня нет ванны, Даночка, я принимаю холодный душ два раза в день по три минуты, великолепно себя чувствую и никогда не простужаюсь! А летом живу на даче под Экарестом, где занимаюсь легкой физической работой, что поддерживает организм в тонусе.

Сомневаться в этом не приходилось – для своих пятидесяти с хвостиком госпожа профессор выглядела очень даже ничего. После двух часов изнурительной беседы мне удалось распрощаться с Кирой под предлогом того, что настала пора готовиться к завтрашней передаче.

– О, если хотите, Даночка, я могу вас подвезти, – предложила она.

Я моментально заявила, что этого не требуется, – в гараже телецентра меня ждало собственное авто.

– Ах, как жаль, я не обсудила с вами и десятой доли того, что хотела, – закудахтала Кира.

В сердцах я подумала, что не имею ничего против того, чтобы материализовавшийся в коридоре студии Вулк Сердцеед или, на худой конец, Вулк Климович прикончил Киру. Профессорша была невыносима, как касторка, и прилипчива, как банный лист. Неужели все писатели такие – нападают на жертву и высасывают из нее информацию до последней капли?

Извинившись, я вышла на секунду в комнатку, где сидела Веточка, усердно набиравшая что-то на компьютере, и прошептала:

– Дорогая, позвони мне по внутреннему телефону!

– Но зачем, Дана? – подняв на меня огромные карие глаза, подведенные фиолетовой тушью, спросила она. И, заметив сигарету в моей руке, проблеяла: – Дана, курить вредно, это уже вторая пачка за день…

Я рявкнула:

– Все мы умрем! А что касается звонка – так надо! Без рассуждений делай немедленно, а не то мерзкая профессорша меня с потрохами съест!

Я вернулась к Кире, которая продолжала вещать, а через пару секунд телефон на столе затренькал. Вот оно, мое спасение! Я схватила трубку. Раздался робкий голосок Веты:

– Дана, ты сама просила позвонить тебе…

– О да, господин генеральный директор! – завопила я в трубку. – Я вам немедленно нужна? Ну, конечно же, я свободна! Сейчас буду!

– Дана? – заикнулась Веточка, явно ничего не понимая.

Я положила трубку и с чувством невероятного облегчения заявила Кире Компанеец:

– Шеф зовет меня к себе, причем сию секунду. Он не привык ждать, так что, уважаемая профессор, нам придется распрощаться!

Я проводила Киру Артьемьевну к выходу (мне хотелось лично убедиться, что она наконец-то покинула телецентр), помахала ей на прощание рукой и, разорвав, выбросила в урну визитную карточку, которую сунула мне Кира с пожеланием, чтобы я позвонила ей сегодня вечером: по ее мнению, мы бы могли обсудить кое-какие главы ее книги.

Вернувшись в кабинет, я бегло просмотрела план завтрашней программы – гостями на этот раз была звездная экс-чета из шоу-бизнеса, примадонна герцословацкой эстрады Стелла Бугачиха и ее бывший супруг суперстар Афиногений Гиргорлов, возжелавшие поведать народу об истинных причинах своего недавнего развода, – и налила себе пятую чашку кофе.

Раздался телефонный звонок, я схватила трубку и весьма нелюбезно заявила:

– Ну да, я слушаю!

В трубке слышались щелчки и скрежет. Потом раздался до боли знакомый голос:

– Даночка, вас беспокоит профессор Кира Компанеец, я хотела бы уточнить кое-какие детали…

Она звонила с мобильного, мне пришлось удовлетворить ее любопытство. После двадцати минут пустопорожней беседы мы расстались и я, скрипя зубами, положила трубку.

Телефон моментально зазвонил опять. Это было уж слишком! Если эта Кира думает, что может терроризировать меня, то ошибается. Я резко сняла трубку и прокричала:

– Кира Артемьевна, меня для вас нет! Спокойной ночи!

– Дана, – донеслось до меня. Я прикусила язык. Это была не занудливая профессорша, а кто-то другой. – Дана…

– Кто это? – не нашла я ничего умнее, чем задать стандартный вопрос.

– Это Вулк, – ответил собеседник.

Я хмыкнула. Ну надо же! И кто додумался до подобной шутки – наверняка один из сотрудников моей программы. Звонит и выдает себя за того полоумного, который в прямом эфире напророчил возвращение Вулка Сердцееда.

– Милош, это же ты! – рискнула я, придавая голосу незыблемую уверенность.

Милош, один из редакторов программы, отличался специфическим чувством юмора, позвонить мне и голосом Кентервильского привидения вещать от имени мифического маньяка явно номер из его репертуара.

Нет, это не Милош? Но кто же тогда?

– Блажей? Гилек? Казимир? – перечислила я всех, кто мог позволить себе столь глупую шутку.

Внезапно мне сделалось страшно. Я не понаслышке знала о существовании так называемых сталкеров, больных личностей, которые преследуют знаменитостей, терроризируют их звонками, письмами, забираются к ним домой и даже пытаются убить. С одной стороны, нужно радоваться, что популярность привлекает ко мне внимание психопатов, но с другой… Нет, лучше все же без этого!

– Это Вулк!– прошелестел голос, и я узнала его. Это тот же самый субъект, который позвонил на программу, сомнений быть не может.

Лишенный признаков пола голос, голос, как будто идущий из могилы, врывающийся в этот мир из преисподней.

– Что вам надо? – спросила я, чувствуя, как у меня звенит в ушах.

Я пыталась внушить себе, что это чья-то идиотская шутка, но сознание отказывалось верить в это. Что-то подсказывало мне: звонивший чрезвычайно опасен.

– Мне нужна ты!– ответил Вулк.

Надо же! Я тайно мечтала, чтобы это произнес черноволосый красавец, прибывший за мной на белоснежной яхте. Но услышать подобное от сумасшедшего анонима? Я истерично рассмеялась и попыталась придать своему голосу свирепость.

– Учтите, уважаемый Вулк, мы давно определили ваш номер, а за телефонное хулиганство в уголовном кодексе имеется статья. Я сейчас же позвоню в полицию, вас арестуют и отправят в тюрьму…

– Дана, – Вулк, казалось, не слушал меня. – Я вернулся! И ты станешь моей жертвой! Я вырву твое сердце и… съем его!

– Сердцеед и Климович давно мертвы, – заявила я.

– Я был дважды мертв, но теперь снова обрел жизнь. Я вернулся, Дана, вернулся в третий раз!

– Вы больны, – сказала я, – причем серьезно. Хотите, дам вам телефон психиатрической клиники? Ваша шутка зашла слишком далеко, понятно? Вы хотите отправиться в сумасшедший дом? Я могу вам это устроить!

Видимо, мой голос дрожал, когда я выдавала гневную тираду. Во всяком случае, она не возымела ни малейшего действия. Звонивший произнес еще одно слово, от которого мне сделалось не по себе:

– Скоро!

И отключился.

Я просидела с зажатой в руке телефонной трубкой не меньше пяти минут, пытаясь собраться с мыслями. Собственно, чего я испугалась? Не стоит обращать внимания на выходки анонимного сумасшедшего.

И снова зазвонил телефон. Я решила не отвечать. У меня не было ни малейшего желания общаться с субъектом, который уверен, что он – Вулк Сердцеед. Телефон надрывался и надрывался. Наконец он стих. Через минуту в дверь кабинета постучали, и я едва не подпрыгнула от ужаса.

– Дана, возьми, пожалуйста, трубку, тебе звонок, – на пороге возникла Вета. – Боже мой, ты опять куришь! Это же…

– …вредно, мне сие известно! – выпалила я. – Что за кикимора телефонирует?

По всей видимости, мой тон был несколько странным, потому как Веточка с готовностью сообщила:

– Не стоит беспокоиться, это не твой бывший муж. Профессор Компанеец на проводе! Она трезвонила тебе в кабинет, но никто не брал трубку.

– Ах, эта институтская зануда! Веточка, надо было сказать, что я на приеме у генерального! Какая же ты, право, нерасторопная!

Вздохнув, я приникла к трубке. Так и быть, пусть это лучше будет нудная профессорша, чем псих, считающий себя Вулком.

– Чем могу помочь, Кира Артемьевна? – спросила я.

Та захныкала:

– Даночка, я никак не могла до вас дозвониться, все время было занято, а потом никто не брал трубку. Но я ведь знаю, что вы на рабочем месте! Пришлось звонить вашей помощнице! Мне нужно сказать вам кое-что чрезвычайно важное…

Я приготовилась к тому, что она осчастливит меня новыми мыслями по поводу своей книги. Судя по всему, этот опус был ей чрезвычайно дорог, вот она и мучит меня по сему поводу.

– Кира Артемьевна, – сказала я, теряя терпение. – Я собираюсь домой, так что у меня нет времени беседовать с вами. Кажется, мы выяснили все, что требовалось!

– Я никогда бы не стала беспокоить вас по пустякам, Даночка, – несколько обиженным тоном произнесла профессорша. – Я понимаю, что вы человек занятой, но… Пятнадцать минут назад мне кто-то позвонил и сказал…

Она замолкла. Я осторожно спросила:

– Кира Артемьевна, все в порядке?

– Да, да, я подъехала к дому, – раздался ее бодрый голос. – Секунду… Вы меня слышите, Даночка? Кто-то позвонил мне и представился… Вулком. Мне кажется, что это – продолжение той неудачной шутки во время вашей программы.

– Что он сказал? – потребовала я.

Профессор растерялась и ответила:

– Я не особенно прислушивалась к его словам, понимаете, я, как психиатр, постоянно имею дело с патологическими личностями, многие из них угрожают мне, но на самом деле это не более чем попытка нагнать на меня страх и вывести из равновесия.

Кира снова замолчала. До меня донесся странный скрежет.

– Кира Артемьевна! – позвала я. Компанеец не отвечала. – Госпожа профессор, с вами все…

– Все в порядке, Даночка, – успокоила меня она. – Я в лифте, поднимаюсь к себе на этаж. Вы хотите знать, что он мне сказал? Я тоже подумала, что вас это заинтересует, поэтому и позвонила, чтобы подробно все изложить. Вы же знаете, Даночка, я, как представитель научной элиты, привыкла относиться ко всему обстоятельно…

Ее опять прервал скрежет – наверное, лифт остановился и двери раскрылись.

– Ах, ну что такое! – воскликнула Компанеец. – На нашем этаже кто-то постоянно выкручивает лампочки. Представляете, Даночка, тут так темно, хоть глаз выколи! Ну да, от выключателя никакого толку! Так вот, этот некто позвонил мне и представился Вулком. Сказал, что он вернулся, – занимательно, похоже, этот человек считает себя ожившим маньяком, точнее, реинкарнацией двух маньяков – Сердцееда и Климовича.

– И это все? – протянула я.

Она поспешно добавила:

– Не совсем. Так, Даночка, секундочку, мне надо найти ключи, они в сумочке, а здесь такая тьма. Он сказал, что убьет меня и вырвет мое сердце, а потом съест. И якобы случится это сегодня. Ага, нашла… Даночка, прошу вас, подождите. Мне кажется…

Профессорша понизила голос.

– Мне кажется, Даночка, что я не одна. Так и есть, кто-то спускается по лестнице. Наверняка соседи. Сейчас спрошу, не знают ли они, как нам поступить со светом в подъезде.

Я услышала далекий приветливый голос Киры:

– Добрый вечер, не могли бы вы ответить на один вопрос, я хотела бы знать…

– Кира Артемьевна! Кира Артемьевна! – я напрасно звала профессоршу. Компанеец не отвечала. До меня донесся подозрительный шум.

– Госпожа Компанеец! – мне сделалось не по себе.

Что же такое произошло в темном подъезде? Профессорша, конечно, действует мне на нервы, но это совсем не повод, чтобы… Чтобы она стала жертвой безымянного сумасшедшего, который уверен, что он – живое воплощение двух Вулков!

Мне никто не отвечал. Трубка была полна шорохов, а затем запищала гудками отбоя. Через пару секунд телефон снова зазвонил. Я, схватив трубку, закричала:

– Госпожа Компанеец! Отзовитесь, прошу вас!

– Кира умрет, – донеслось до меня.

Всего два слова, но какие страшные! Я узнала голос – это Вулк!

– Что вы сказали? – оторопела я. Я не ожидала, что моим собеседником в третий раз за этот вечер станет Вулк.

– Я убью ее,– просвистел странный голос. – Вырежу у нее сердце и съем его. То же я сделаю и с тобой. Скоро, скоро, скоро…

– Ты не посмеешь, я звоню в полицию, они поймают тебя! – закричала я.

Заныли отрывистые гудки отбоя. Я судорожно набрала номер полиции и выпалила:

– Сейчас происходит убийство… Женщина, он хочет убить ее…

– Адрес, – равнодушно отозвался кто-то. – Сообщите адрес, где происходит убийство, а также свое имя, адрес и телефон.

– Адрес? – в недоумении произнесла я. – Жертву зовут Кира Артемьевна Компанеец, она – заместитель директора Института судебной психиатрии имени Фрейда, вы что, не можете узнать, где она живет, у вас же есть всевозможные базы данных…

– Адрес, – повторил бесстрастный голос.

Господи, Кира давала мне визитную карточку! Где же она? Я вспомнила, что разорвала и выбросила ее в урну. Испугав до смерти мирно работавшую за компьютером Веточку, я выскочила из кабинета и понеслась вниз. Пять пролетов я преодолела в пять секунд, распугивая коллег и гостей телецентра.

Сопровождаемая изумленными взглядами, я вывалила урну на пол и разметала по цементному полу мусор. Такое зрелище бывает не каждый день: Дана Драгомирович-Пуатье, ведущая «Файф-о-клока у герцогини», копается в смятых бумажках, яблочных огрызках, сигаретных пачках и прочей дребедени.

– Где визитка, где визитка, – бормотала я, думая, что все равно опоздала.

Вулк наверняка прикончил безобидную профессоршу. И я не смогла предотвратить это. Ах, если бы я не выбросила визитку в урну. Это вряд ли что-то изменило б, полиция приехала бы к Кире не ранее, чем через пятнадцать-двадцать минут: маньяку хватит этого времени с лихвой, чтобы…

Я не хотела думать о том, что Вулк сделал с профессоршей.

Вот она! Я нашла половину визитки, но где же вторая часть? Должна быть где-то рядом. Наконец-то!

Дрожащими руками я сложила визитку воедино. Сию секунду к телефону и звонить в полицию. Быть может, Кире еще можно оказать посильную помощь.

Слезы брызнули у меня из глаз. На визитке значилось: «Кира А. Компанеец, доктор психологических наук, профессор, заместитель директора Института судебной психиатрии имени З. Фрейда. Рабочий телефон: 125-98-40. Мобильный телефон: 786-53-54».

Домашний адрес в визитке Киры указан не был. Я в изнеможении уселась на заваленный мусором пол. Слишком поздно!

* * *

– Виолетта, пили ли вы когда-нибудь кровь? – спросил вкрадчивый голос. – Вряд ли, дорогая! О, если бы вы знали, какое это неземное блаженство, когда тягучая красная жидкость струится по вашему горлу! Солоноватый вкус человеческой эссенции пьянит вас, Виолетта, вы ощущаете себя всемогущей! Жертва, беззащитная жертва, трепещущая от ужаса и осознания того, что смерть не за горами, находится в вашей власти! Вы наслаждаетесь этим!

– Достаточно, – резко произнесла доктор Виолетта Лурье.

Она ощутила, что ее охватил беспричинный страх. Она не имеет права демонстрировать свою секундную слабость. Но собеседник, казалось, почуял это.

Это был мужчина лет сорока, худой, с лысеющей головой и голубыми водянистыми глазами навыкате. Он облизнулся и потянул носом. Виолетта ощутила волну отвращения. Кадык мужчины заходил вверх-вниз, чувственные губы растянулись в плотоядной усмешке, обнажая мелкие белые зубы.

– Виолетта, вы уверены, что не хотите услышать продолжение? – спросил он. – Связанная жертва пытается освободиться от пут, а вы медленно подходите к ней. Вы читаете панический страх в ее глазах, потому что жертва понимает: вы – властелин! Вы наклоняетесь к ней, видите пульсирующую жилку на белой шее. Это – сонная артерия. Одним ловким, отточенным множеством тренировок движением вы вонзаете зубы в эту жилку, прокусываете кожу, впиваетесь в плоть и ощущаете на губах кровь, эту амброзию вечной жизни, нектар вампиров…

Виолетта Лурье встала из-за стола, который разделял ее и собеседника, и повторила:

– На сегодня достаточно!

– Ну почему же, дорогая Виолетта? – спросил изумленным тоном мужчина. – Вы же хотели знать, что я ощущал, когда совершал то, что вы и вам подобные именуют преступлениями. Меня признали рехнувшимся и до конца жизни определили в заведение, где я встретил вас, Виолетта! О, это подарок небес!

Доктор Лурье подошла к стальной двери, обшитой звукоизолирующим материалом, и нажала небольшую кнопку. Раздался приглушенный зуммер. Через секунду дверь распахнулась, возникли двое дюжих санитаров в белых костюмах. Виолетта молча кивнула, указывая головой на своего собеседника.

– Виолетта! – истерично завопил тот. – Вы предали меня! Вы же сказали, что хотите знать, что именно я делал с моими жертвами! Я впивался им в горло и высасывал кровь – всю до единой капли!

Санитары приподняли мужчину со стула, привинченного четырьмя огромными болтами к металлическому полу. Виолетта, прижав к груди папку, вышла из камеры.

– Я же знаю, что вы испугались! – вопил псих. – Я почувствовал это, Виолетта! Ваши зрачки расширились от ужаса, когда я описывал свои действия с жертвами! Виолетта, рано или поздно настанет и ваш час! Я мечтаю об этом – в один прекрасный момент, когда вы не будете ожидать ничего подобного, я наброшусь на вас и еще до того, как в камеру ворвутся санитары, прокушу вашу нежную шейку! Я выпью вашу кровь, Виолетта! Выпью вашу кровь, как всегда поступал со своими жертвами! Я убью вас! Я…

Фальцет умалишенного смолк: один из санитаров натянул ему на лицо резиновую маску. Доктор Лурье безучастно наблюдала за тем, как извивающегося безумца, чьи ноги были скованы металлической цепью, а руки заведены за спину и связаны широкими рукавами смирительной рубашки, волокли по коридору. Всего на одно мгновение она встретилась взглядом с глазами пациента – и похолодела. Этот взгляд словно был ей знаком.

Виолетта отвернулась, приглушенные стенания и мычание постепенно стихли, пациента увели в камеру. Она подумала о его словах – многие из тех, с кем она имеет дело, клянутся и божатся, что доберутся до нее. Виолетта знала, что, если подобная возможность им представится, они сдержат свое слово.

Справившись с волной страха, она пошла по коридору в противоположном направлении, миновала несколько камер, в которых находились такие же, как ее собеседник-вампир, личности с травмированной психикой. Андрий Ровно, преподаватель рисования в гимназии, милый и спокойный человек, любимый коллегами и боготворимый учениками, находился в их отделении уже шесть лет. Никто не подозревал, что господин учитель по ночам забавлялся тем, что выходил на охоту – отправлялся в парк, где под покровом темноты поджидал одиноких прохожих и нападал на них. Виолетта видела фотографии с места убийств – Андрий, возомнивший себя вампиром и уверовавший в то, что кровь жертв сделает его всемогущим и невидимым, лишил жизни, прежде чем его удалось задержать, семнадцать человек.

Доктор Лурье подошла к лифту, однако передумала пользоваться им и поднялась на два этажа по лестнице. Она оказалась перед двойной решеткой. Миниатюрная камера уставилась на нее. Охранник, расположившийся с противоположной стороны, приветливо ей улыбнулся.

– Сегодня вы быстро, – произнес он добродушно, отпирая засов. – В конце рабочей недели можно себе такое позволить, доктор! И как поживает наш кровосос?

Виолетта улыбнулась и ничего не ответила. Ей совершенно не хотелось возвращаться даже в мыслях к Андрию Ровно. Она поднялась еще на этаж и очутилась в блоке, где располагались кабинеты сотрудников института. Из-за угла вынырнул высокий сутулый мужчина с седой шевелюрой и в роговых очках – директор института профессор Норберт Штайн.

– Ах, Виолетта, хорошо, что я встретился с вами, – произнес он. – Я хотел вас видеть по поводу Ровно. Мне неприятно говорить об этом, но от него мне поступила очередная жалоба на вас. Ровно утверждает, что вы намеренно натравливаете на него санитаров и подстрекаете их к использованию грубой силы. Разумеется, я понимаю, что Ровно ведет тонкую игру, цель которой – вывести вас из равновесия. Вы, как мне кажется, поддались на его провокацию, хотя врач должен относиться ко всему aequo animo [3]3
  Спокойно, равнодушно (лат.).


[Закрыть].

– Мне это известно, шеф, – ответила она, стараясь придать своему голосу нотки безразличия. – Но Ровно до меня не доберется.

– Вы его недооцениваете, Виолетта, – покачал головой Штайн. – Вам же известно, что пациенты, в том числе и Ровно, mane et nocte [4]4
  Днем и ночью (лат.).


[Закрыть]пытаются нащупать вашу ахиллесову пяту и…

– Именно эта нездоровая страсть к моей персоне, а также его уверенность в том, что он рано или поздно сумеет спровоцировать меня, обеспечивают успех нашему общению, – ответила Виолетта. – В обмен на призрачную надежду впиться мне в горло Ровно проявляет потрясающую кооперативность.

Профессор Штайн с сомнением заметил:

– Виолетта, вы сами не заметили того, как начали играть по правилам, навязанным вам пациентом. Это всегда чревато негативными последствиями. Я не отрицаю, что с Ровно вам удалось добиться весьма ощутимых положительных результатов, но не хочу, чтобы вы позволяли этому сумасшедшему запугивать вас. Если хотите, можете на время прекратить общение с ним – proprio motu [5]5
  По собственному почину (лат.).


[Закрыть], так сказать.

– Уверяю вас, шеф, он меня не запугивает! – заявила Виолетта. – И если им займется кто-либо другой, то безумец уверится в том, что победил.

Директор института внимательно посмотрел на доктора Лурье и заметил:

– Мы еще вернемся к этой теме. Ad vocem [6]6
  Кстати (лат.).


[Закрыть], в понедельник состоится внеочередная планерка. Виолетта, не упускайте из виду, что именно вы, а не пациенты задают тон! Как бы они себя ни вели, как бы ни старались подавить вас, блеснуть эрудицией, у вас имеется неоспоримое преимущество: вы – нормальны, а все те, кто сидят в камерах, безумны! Желаю вам хороших выходных!

Профессор пошел дальше по коридору, Виолетта вынула из кармана халата ключ, отперла дверь кабинета и проскользнула внутрь. Захлопнув дверь, она прислонилась к двери спиной и задумалась. Шеф прав – Ровно удалось нагнать на нее страху. И он знал это. Он наслаждался тем, что запугивал Виолетту. Но шеф прав – Ровно безумен, и она не позволит ему устанавливать правила игры! Безумен, безумен, безумен… Эта мысль крутилась в ее голове.

Виолетта глубоко вздохнула и зашла в небольшую смежную комнатку, где располагались туалет, умывальник и душевая кабинка. Стены комнатки были выложены фиолетовым кафелем, и каждый раз, когда Виолетта заходила туда, она испытывала смутное чувство тревоги. Фиолетовый кафель с черными разводами. Точно такой же, как у них дома, – но этого дома давно нет, и квартира другая… Одна и та же картинка вспыхивала у нее в мозгу…

Доктор Лурье открыла кран, пустив тугую струю, смочила кончики пальцев. Из овального зеркала на нее смотрело отражение молодой женщины с вьющимися каштановыми волосами, собранными в пучок. За стеклами очков в стальной оправе блестели карие глаза. В течение пяти минут она несколько раз тщательно намылила руки и так же тщательно вымыла их.

Рабочий день закончился. Вытерев руки бумажной салфеткой, Виолетта сняла белый халат и осталась в бежевом брючном костюме. Наконец-то пятница! Она всю неделю мечтала о том, что настанут два долгожданных дня свободы!

Но вместо облегчения Виолетта ощутила новый приступ страха.

Она подошла к письменному столу, уселась в вертящееся кресло перед компьютером и задумалась. Начиная с понедельника она ждала пятницу, и вот этот день настал, но она не ощущает ничего, кроме разочарования, пустоты и страха. Когда-то это должно прекратиться! Ей надо взять себя в руки, иначе…

Виолетта заметила почту – видимо, ее разносили во второй половине дня. Она быстро просмотрела поступления на свое имя: несколько научных брошюр, сборник статей на психологические темы, автореферат чьей-то кандидатской диссертации, открытка…

Открытка? Доктор Лурье вытащила разноцветный прямоугольник из-под груды бумаг. Она не знала ни единого человека, который бы мог отправить ей открытку на адрес института.

На ней был изображен Санта-Клаус с мешком подарков и елкой на плече. Кто-то явно перепутал сезон: до Нового года и Рождества еще два месяца!

Санта-Клаус! Тревожное воспоминание вырвалось из лабиринта памяти. Доктор Лурье вздрогнула. О нет, это в далеком прошлом! Нет, нет, и отчего она вспомнила об этом?

Чудный Санта-Клаус? Посмотри, какой у него красный нос! И какой смешной колпак! А в мешке наверняка подарки для такой послушной девочки, как ты, Виолетта!

Никто не знает об этом! Никто – кроме нее самой! Никто и не должен знать! Эта открытка наверняка адресована не ей. Виолетта включила радио, ей было необходимо расслабиться.

– Значит, у вас имеется вопрос к Серафиме Ильиничне Гиппиус?

– Нет!

Нет? Виолетта почувствовала, как кожа на спине и руках собралась мурашками. Она сидела в кресле, не в состоянии сдвинуться ни на сантиметр. Боже, сделай так, чтобы все это оказалось дурным сном! Я готова еще тысячу раз войти в камеру к Андрию Ровно, но избавь меня от необходимости слышать этот голос!

Молодец, моя хорошая девочка! Папа тебя любит! Теперь это твой Санта-Клаус, возьми его! Ну-ка, иди к папе, он тебя поцелует! Если бы ты знала, Виолетта, как папа тебя любит!

– Ты хочешь знать мое имя? Ты уверена в этом? Меня зовут Вулк…

Вулк! Виолетте показалось, что она сходит с ума. Этого не может быть, билась у нее в висках мысль, этого не может быть! Неужели я давно сошла с ума и сижу в камере, обитой звуконепроницаемым материалом, в сумасшедшем доме? Как еще можно объяснить… этот голос?

– Очень приятно! Так вот, уважаемый Вулк, какой у вас вопрос и к кому…

– Меня зовут Вулк Сердцеед!

Виолетта, папа тебя любит! И ты его тоже любишь, ведь так? Поэтому выпей этот коктейль. Он очень полезный! Вот и стакан! Что, коктейль тебе не нравится? Ты же любишь папу, ты сама это сказала! Ну вот и молодец, дочка! Я налью тебе еще…

– Я – Вулк Сердцеед! Но я же и Вулк Климович! Их души живут во мне! Ты в это не веришь, и никто не верит, но я – Вулк! Я вернулся!

Каждое слово отдавалось в голове у Виолетты нестерпимой вспышкой боли. Ей так хотелось выключить радио, но доктор Лурье знала: она не сможет сделать это. Виолетта словно приросла к креслу. Она должна дослушать до конца! Этот голос… Голос Вулка… Он был ей знаком! И чего бы она только не отдала, чтобы… забыть этот голос!..

Дочка, обещай мне, что, если папе придется надолго уехать, ты будешь его ждать! Ты ведь любишь папу? И папа тебя тоже очень сильно любит! Больше всего на свете! И что бы ни случилось, папа вернется, запомни это, Виолетта! Папа обязательно вернется! А теперь выпей коктейль!

…Короткие гудки, свидетельствовавшие о том, что звонивший положил трубку, показались Виолетте пушечными выстрелами. Она уже не слушала, как Дана Драгомирович прощалась с радиослушателями.

Нет, это игра воображения! Этот голос… Она готова поклясться, что знает человека, которому он принадлежит. Но такое невозможно! Совершенно невозможно!

От глупых переживаний во рту пересохло, а спина, наоборот, взмокла. Доктор поднесла ко рту пластмассовый стаканчик с минералкой и бросила взгляд на текст открытки.

«Виолетта! Как и обещал, я вернулся! Ты была плохой девочкой и предала меня! За это я накажу тебя. Знаешь как? Я вырву твое сердце и съем его! Вулк».

Виолетта с силой выдохнула, разбрызгивая воду изо рта. Стаканчик упал на туфлю.

Пей, дочка, пей! Ты же доверяешь папе? Тогда не задавай вопросов и просто пей!

Она узнала корявый почерк на открытке. Она узнала его так же, как узнала голос по радио. И почерк, и голос принадлежали Вулку Климовичу, расстрелянному двадцать лет назад за убийство тридцати трех человек.

Вулку Климовичу – ее отцу.

* * *

Дул пронизывающий ветер. Лайма поежилась и с тоской посмотрела на кафешку, расположенную на противоположной стороне улицы. Как бы ей хотелось зайти туда, усесться за один из столиков, заказать жареную картошку с бифштексом и бутылку… нет, лучше пару бутылок старого доброго экарестского темного пива!

А вместо этого она торчит в темноте и на холоде, ожидая, пока заявится кто-нибудь из клиентов. Лайма поплотнее запахнула легкое манто – имитацию шкуры зебры, расстегнула крохотную сумочку, висевшую на плече, вытащила сигарету с ментолом и зажигалку. Если нет возможности нормально закусить и выпить, так хотя бы закурить! Отлучиться нельзя: Тихон, сутенер, изобьет!

Для Тихона виноватый всегда известен – «шлюхи»! Не поверит ведь, что клиент деньги отобрал, а если и поверит, заявит с наглой усмешкой: «Мне все равно, ты мне бабки должна, восемьдесят процентов с каждого мужика, так что давай, гони!»

Лайма щелкнула зажигалкой. Вот ведь жизнь! У нее двое малышей – Бориска во второй класс ходит, мамашку «пятерками» радует, а с Октавией, с той беда… Но ведь не бросишь такую, своя же кровиночка, хоть и даун! А сколько денег нужно, чтобы и Бориске учебники купить, и в поездку с классом на море его отправить, и на лекарства Октавии, на нянек, которые за ней ходят, пока мамашка Лайма трудится не покладая рук. Точнее, ног, хи-хи-хи…

Ее дети ни в чем нуждаться не будут! И им краснеть не придется за то, что маманя у них… на панели работает. Лучше на панели в день столько же зарабатывать, сколько на фабрике в месяц! Так она детишек кормить может, и никакой мужик-осел рядом не нужен. Сама их вырастит, сама внуков будет нянчить. Октавия даром что с синдромом Дауна, вон по телеку недавно показывали – один парень в Испании, тоже даун, в университете, как обычный студент, учится, хочет адвокатом стать, и свой рок-бэнд организовал, диск записал, концерты дает, денег много заработал. А чем ее Октавия хуже? Хотя то, конечно, Испания, а у нас – Герцословакия, мать ее…

Лайма, подпрыгивая на холодном осеннем ветру, размышляла. Хорошо еще, что дождь, как вчера, не хлещет. Тихону же все равно: пурга, тайфун, цунами – стой себе и торгуй телом, ляжки показывай, жопой крути, в общем, завлекай мужиков. Что еще делать, если клиентов, этих похотливых кобелей, нету? А если клиентов нет, то и денег нету! Вот тебе и хи-хи-хи!

Чертыхнувшись, Лайма в который раз попробовала зажечь сигарету. Безрезультатно. Она швырнула позолоченную безделушку на грязный асфальт. Зажигалка, подпрыгнув и сверкнув фальшивыми самоцветами в рассеянном свете фонаря, упала на решетку канализационного стока, секунду балансировала на перекладине, а затем полетела вниз. Раздался тихий всплеск.