Текст книги "Гарнизон Бездна (СИ)"

Автор книги: Антон Щегулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Помнишь, как мы с тобой познакомились на ближнем рубеже? У тебя тогда было всего шестьдесят боевых вылетов, ха! Салаги из Гарнизона «Альфа» говорили тебе, что ты ходячий труп? Ха-ха! Придурки! Если бы они знали, что ты за последующие два года сделаешь ещё сорок…

Я говорил в пустоту. В помещении никого не было кроме меня. Меня и духа Игоря Артёмова, которого я представлял сидящим напротив. Возможно, если бы я умел плакать, я бы сейчас разрыдался. Но я не умею. Человек, который вынужден был в пятнадцать лет работать в осмиевых шахтах, не знает, что такое слёзы.

– А помнишь ту партию в бильярд на Кроносе? Ха! Они думали, что мы с тобой не умеем играть… Та ещё была ночка.

Я сделал пару глотков. Мы с Игорем были добрыми друзьями, которые даже иногда болтают по видеосвязи, рассказывая о том, как поживает их семья. Когда пересекались по долгу службы, я всегда чувствовал его поддержку. Он один из немногих людей, кто помог мне преодолеть страхи и барьеры в профессии. Я за это ему бесконечно благодарен.

– Покойся с миром, друг.

* * *

– Антей, слушай внимательно, времени мало. – тараторил Альман. – Они уже начали процесс эвакуации. Тебе повезло, что Лемешев должен выдвигаться оттуда последним, ибо, как известно, капитан корабля… Ну и всё такое.

– Хоть где-то в этом мире справедливость.

– У тебя ровно трое суток. Смотри! – он продемонстрировал свои дешёвые, но красивые механические часы на руке. – Я, как начальник станции, не имею права препятствовать перемещению между анамнионами человеку, которому ещё не предъявлены серьёзные обвинения. Но ты не можешь отсутствовать на станции слишком долго. Твоё сознание должно быть в этом анамнионе тринадцатого июня ровно в семь утра! Иначе за твою голову назначат награду, а ты знаешь какие люди занимаются подобным. Им лучше дорогу не переходить. Это я ещё не говорю о том, что все твои анамнионы уничтожат, а на Земле ты сможешь передвигаться только пешком. Одна минута просрочки и всё! Тут всё очень серьёзно и строго, Антей! Не вздумай бежать – это будет конец!

– Да не нужно мне никуда бежать, я уже принял свою судьбу.

– Далее… Предупреждаю, тебе могут подсунуть контракт, как альтернативу заключению.

– Угу.

– Ни в коем случае не соглашайся подписывать, чтобы они там ни обещали! Тебе будут рассказывать, что ты отработаешь весь срок наказания обычным транспортировщиком на дальней планете, похожей на Землю, наплетут с три короба. Не верь ничему! Дезертиров отправляют только за абсолютный рубеж и никуда больше. В какой-нибудь Гарнизон «Кассиопея» или Гарнизон «Астра». Ты там сгинешь! – он сделал паузу. – Хотя если уж выбирать, лучше на «Кассиопею» … «Астра» – это самый натуральный космический ад.

– Абсолютный рубеж?

– Да. Тёмные пятна на звёздной карте. Места, где даже нет базовой логистики. Туда прибывают на древних транспортных круизерах. – он уловил мой удивлённый взгляд. – Да, да, тех самых. Прежде, чем попадёшь в гарнизон, сначала несколько месяцев будешь лететь на этом корыте, девяноста процентов массы которого составляют топливные отсеки… Это даже не позапрошлый век. Это архаика.

– Ладно, я понял…

Но он не унимался. Витя почему-то хотел мне чётко донести мысль, что за абсолютный рубеж соваться не следует. Хотя я это уловил ещё с первой фразы.

– Если погибнешь, тебя не будут хоронить, о твоей смерти никому не сообщат. Там мясорубка, уголовники всех мастей и полная жесть. Ещё раз говорю тебе, ни за что и никогда, ни за какие деньги… А предлагать будут МНОГО! Особенно это много для обвинённых дезертиров! Не верь ничему, ты понял меня? Больше половины предложенного, они не выплачивают.

– Понял, понял, Вить, я не вчера родился.

Он посмотрел мне в глаза.

– Ни черта ты не понял, Керимов. Я знаю этот взгляд. Взгляд отчаяния. Не позволяй себя раздавить. Оставайся сильным. Держись крепко. Иначе система тебя перемелет в труху. – он махнул рукой. – Хотя чего я распинаюсь…

Он прав. Мне не стоит расслабляться. Не стоит мириться с судьбой. Но я понятия не имею, что в этой ситуации можно сделать. Только ждать приговора и надеяться, что он будет не слишком суровым.

– Не переживай за меня, всё будет хорошо.

Витя встал из-за стола и достал бутылку виски. Горячительное разлилось по двум стаканам, через мгновение в каждом из них оказалось по куску льда, он протянул мне напиток.

– Осушаешь стакан и бегом к транспортировочному узлу. Ложишься в капсулу, и чтоб до тринадцатого я тебя здесь не видел.

– Добро.

Мы опрокинули, я протянул руку в знак благодарности.

– Спасибо.

– Не забудь умыться, Антей. Ты весь в крови, страшно смотреть.

Пятнадцать минут спустя я прошёл все пункты контроля, переоделся в контактный костюм, и начал погружаться в вязкую жижу капсулы транспортировки между анамнионами. Процесс не из приятных, но является вынужденной необходимостью. В один момент межзвёздные перелёты стали слишком долгими, изнуряющими и энергозатратными.

Поэтому ученые создали анамнионов. Говоря по-простому – это оболочки, точные копии носителя, но воссозданные уже на самом рубеже. Таким образом, решалась задача транспортировки одного человека в пространстве. Зачем бесконечно возить туда-сюда, если можно создать анамнионы в ключевых точках галактики и «прыгать» между ними?

Сказано – сделано! Исследовательские крейсеры с молекулярными зародышами анамнионов на борту начали бороздить просторы галактики, останавливаясь рядом с планетами, богатыми разнообразными ресурсами. По пути крейсер оставляет за собой маячки ретрансляции. Через них и осуществляются прыжки между анамнионами.

Сам анамнион воссоздаётся крайне быстро, всего за пару недель. Через нейротрон извлекается ядро личности человека на Земле, которое можно отправить по проложенному пути из маячков-ретрансляторов прямиком в анамнион. Очень важно, чтобы он точно соответствовал земному оригиналу, иначе ядро личности не приживётся и может произойти коллапс анамниона с последующей смертью. Умер в анамнионе? Умер везде. Личность одна, оболочек сколько угодно.

Именно поэтому все желающие переместить себя в тело бодибилдера, змеи, дельфина или противоположного пола очень сильно обломались. Не получится. Закон природы. Точка. Точно такой же закон природы, как гравитация. Старикам тоже не повезло. Можно переместиться лишь в точно такой же стариковский анамнион. Да, ведутся исследования, благодаря которым можно будет воссоздавать свой «молодой анамнион», но это только исследования… Будут ли они успешны? Никто не знает.

После них обломались те, кто хотел жить вечно. Увы, не получится. Износ ядра личности и необходимость того, чтобы все анамнионы соответствовали по возрасту друг другу. Иначе не синхронизируются. А отсутствие синхронизации – это что? Правильно, смерть. Что произойдёт после износа ядра? Ничего. Просто тьма. Тишина. Отсутствие всего… Не знаю. Мы можем только гадать. По факту – это смерть. А попадает ли душа куда-либо? Этого никто не знает до сих пор.

Любые прыжки через анамнионы изнашивают ядро. Благо, у меня их накопилось не так много, я даже не приблизился к лимитам. У каждого человека, который имеет анамнионы есть специальный датчик, показывающий износ ядра. Я глянул на свой, красота. Всё зелёное, можно скакать ещё аки сайгак, не наскакаться.

Со временем датчик становится голубым, это всё ещё отличная зона, ты всё ещё не думаешь о будущем. Потом он становится жёлтым, оранжевым и уже когда ядро износилось капитально: красным. Если этот момент провафлить, то встанешь перед серьёзным выбором. Рискнуть и осуществить прыжок… Или остаться в текущем анамнионе до конца своих дней? Большинство стараются закончить свою «звёздную» карьеру, когда датчик оранжевый, и вернуться на Землю, чтобы прожить там остаток жизни. Но кто-то выбирает и иной вариант, если на Земле его ничего не держит…

Меня накрыло с ног до головы этой мерзкой полупрозрачной субстанцией, напоминающей свежую эпоксидную смолу с пузыриками. Опытный в этом деле, я даже не стал задерживать дыхание. Ибо субстанция обеспечит тело всем необходимым, в том числе и кислородом. Но по первости было страшно. Также нельзя было закрывать глаза. Если анамнион будет слишком долго оставаться без ядра, глазные яблоки высохнут, а веки могут прилипнуть. Отдирать всё потом у врача, процедура тоже не из приятных. То же самое касается рта и других отверстий на голове.

С минуту или две я просто лежал и наблюдал как мутнеет белый потолок помещения для транспортировки между анамнионами. Затем в глазах начало темнеть, и я провалился в сон.

Каждый раз пытаюсь вспомнить, что именно мне снилось во время прыжка и каждый раз не могу. Проклятье какое-то… Но это далеко не самое страшное. После перемещения мозг начинает судорожно лихорадить, он паникует. Каждую секунду новое чувство… Сначала тебе кажется, что ты умираешь и это последняя секунда жизни, потом возникает ощущение свободного падения. Затем мелькает паника в максимальном её проявлении. Она же сменяется на полный дзен и спокойствие, а после ещё целая вакханалия из чувств, эмоций, ощущений.

Раньше адаптация после перемещения проходила крайне долго… Нужно было сутки отлёживаться в камере депривации, а потом ещё ходить на сеансы к духологу. Сейчас всё иначе. После непродолжительного процесса «кипения» мозга, я начал различать полупрозрачный слой пузырьковой, густой жижи в КТА. Ещё несколько мгновений спустя сердце перестало биться с огромной частотой, я обрёл способность мыслить складно. Двигаться пока ещё было тяжело.

Немного поразмыслил о состоянии своего тела на Земле. Ничего не болит, ничего не тянет. Обычно поясница напоминает о себе, но в этот раз всё хорошо. Значит меня залили очень качественным пейленалом. Прекрасно. По запаху можно с высокой точностью определить, хороший пейленал или нет. Но это всё было так давно, что припомнить трудно.

Далее последовал крайне мерзкий и неприятный процесс. У меня в голове будто забегало огромное множество крошечных насекомых, которые семенили своими лапками прямо по мозгам. Это оттиск памяти. Вместе с ядром постепенно долетает и память анамниона, которая отпечатывается прямо в коре мозга. Надеюсь, со временем они придумают что-нибудь менее болезненное, чем наноботы, залезающие через нос… Брр!

По ощущениям прошёл где-то час, меня открыли, помогли вылезти из жижи, помогли снять контактный костюм, провели в покои для «пробудившихся». Там я уже самостоятельно привёл себя в порядок, помылся, побрился, ибо никто не отменял процесс старения оригинального тела. Бородища вымахала знатная, но из-за того, что росла она в густой субстанции, я был похож на садового гнома. Волосины торчали во все стороны и сильно пушились.

Ещё час, и я в МТЕ, лечу в город из части. Странно… Тут даже никто и не знает толком, что происходит на Тайрисе. В курсе только те, кто должен быть в курсе. Остальные же… В общем, странные чувства. Сквозь окно пробивались лучи родного, земного солнца. В галактических частях ориентировались на земные времена года, поэтому, когда Альман говорил про июнь, он имел ввиду июнь на Земле.

Хорошо, что мне довелось сюда прибыть в это время года, не хотелось бы видеть весеннюю слякоть марта или ноябрьскую депрессивную стужу. Впрочем, кого я обманываю! Я бы принял любое время года. Как же я соскучился по Земле…

Мне лишь предстояло принять тот факт, что сама Земля по мне не особо то и скучала.

Первым делом, когда прибыл в столицу, я завалился на первый же попавшийся газон. Я очень давно не чувствовал мягкость травы. Потом я отъелся до отвала борщом с пампушками. И лишь после этого решился задуматься о том, чтобы ехать домой к Лиллии… С одной стороны очень сильно хотелось услышать её голос, с другой стороны, почему бы не сделать сюрприз?

Чёрт подери! Да, сюрприз. Однозначно. Куплю цветов. Огромный букетище цветов. Когда она меня увидит, она бросится ко мне на шею, обнимет и поцелует. А после мы займёмся… Ладно, не буду слишком сильно погружаться в грёзы. Я немедля нашёл цветочный, улыбнулся продавщице.

– А вы первый, кто мне улыбнулся за последний месяц, молодой человек!

– О, вы не представляете, как я рад вас видеть!

Она засмеялась, а я пошёл дальше. Трибунал? Да и чёрт с ним! Прыжки между анамнионами давали странное ощущение эйфории, будто я под какими-то наркотиками. Ничто из прошлого анамниона мне не казалось существенным. Я отправился в другую жизнь, в другое тело и озабочен совершенно другими вещами… Где-то на подкорке мелькают печальные события. Но они такие далёкие…

Вот я вижу знакомый дом. Многоэтажка на окраине. Красивая, ухоженная, с собственным двором. Достаю из кармана ключ, что мне выдали в «центре прибытия». Поднимаюсь на тринадцатый этаж… Никогда раньше не задумывался о том, что живу на тринадцатом этаже. Держу в руках огромный букет из всевозможных цветов, начиная от роз, заканчивая хризантемами. Вижу такую знакомую дверь. Лиллия там. Надеюсь. Чёрт, а вдруг она вышла в магазин? Или уехала к матери? Как я об этом не подумал… Ладно. Постучу, а там посмотрим.

Делаю три стука и жду. Потом ещё три. И ещё три. Звонок почему-то не трогаю… Почему? Открываю дверь ключом, захожу и стойкое осознание чего-то чуждого буквально отравляет всё вокруг. Мужские ботинки. Мужской плащ. Нет. Не может быть. Мужской носок прямо на полу. Не мой.

Когда мы жили вместе, она мне готова была голову отвернуть за носок на полу. Слышу громкий звук плазмы. Моей плазмы, которую я нам купил. Ладно… Это же может быть брат. К ней иногда приезжал брат. Чёрт, да кого я обманываю?! Брат приезжал три года назад, а потом исчез с радаров. Ещё не швыряю букет, но уже готов. Внутри всё рушится. Солнце на Земле перестаёт быть таким родным и близким. Трава перестаёт быть такой приятной и мягкой, а продавщица цветов перестаёт заслуживать моей улыбки. Она здесь не при чём, но бурлящие во мне чувства обуздать тяжело. Я буквально вскипаю от бешенства.

Делаю несколько шагов, гляжу в комнату. На диване двое. Узнаю её голову. А затылок сидящего рядом человека – нет. Обхожу сбоку. Да. Я понятия не имею кто это. Какой-то черноволосый засранец, обнимающий мою невесту и целующийся с ней под сопливую мелодраму…

Глава 4: Приговор

В голове пронеслось много разных мыслей, в одной из них, я ударяю ему в челюсть оверхендом, после чего бедолага складывается, как карточный домик. Он же такой жеманный, такой худой и беспомощный… Да, безусловно, под обтягивающей футболкой виднеется мышечный рельеф, который он старательно нарабатывал в зале. Но природу не обманешь, если ты дрищ, то как ни качайся, ничего не поможет. Тем более мышцы, которые ты накачал в уютном зале. Декорация. Ты не сможешь это использовать на рубеже, твой уровень выносливости оставляет желать лучшего. Мои руки были в десять раз менее красивы, без выраженного рельефа, с бесчисленным количеством шрамов. Но эти руки закалены в боях. А его руки чем закалялись? Биодобавками?

В реальности я, конечно, пожалел парня. Даже с учётом того, что терять мне больше нечего, я всё равно сдержался. Чудом сдержался. Очень хотелось вмазать, врать не буду.

– Антей! – всполошилась Лиллия. – Ты… Ты…

– Я, Я! Пока ты думаешь, что бы мне наплести, я засекаю таймер.

Ставлю на своём коммуникаторе шестьдесят секунд и показываю этим двоим.

– Как только здесь будет ноль, я за себя не отвечаю.

Внутри всё кипело, но на минуту меня хватит. Чёрт… Какой же наивный дурак. Только сейчас начали всплывать в памяти подозрительные отрывки наших отношений, на которые я сознательно не обращал внимания. Она никогда не давала свой смартфон, мотивируя это тем, что это её личное пространство. Хотя я не просил его, чтобы шпионить, мне оно нужно было лишь для того, чтобы поставить таймер или глянуть календарь. Лиллия постоянно с кем-то переписывалась, но редко сообщала с кем именно. Бывало, что отпрашивалась на какие-то странные тусовки, с которых я забирал её пьяной в хлам. Частенько говорила мне, что я не умею развлекаться, что я скучный, что меня «поломали в шахтах».

Да, последняя фраза относится к не самому приятному промежутку моей жизни. Дело в том, что я родился и рос в шахтёрском городке в тех редких, отдалённых местах Земли, где ещё можно добывать ресурсы. Так случилось, что, когда мне было пятнадцать лет, родители отправились в соседний город, находящийся в ста восьмидесяти километрах. Регион у нас был северный, бураны, постоянная мерзлота, коротенькое лето. То ли не посмотрели погоду, то ли всё произошло неожиданно, но попали в один из мощнейших буранов за последние сто лет. Пропали. Других родственников у меня не было. Денег не было. Осталась лишь небольшая квартира, которая давила на меня своими стенами и звенящей пустотой. Уж не помню, как оно произошло, но меня быстренько оприходовали местные шахтёры. На тот момент это был единственный вариант не сдохнуть от голода, помимо попрошайничества. И я пошёл работать.

Школу бросил. Всё бросил. В шахтах жил. С настоящими мужиками. Людьми, которые кормили свои семьи, которые пахали, как проклятые. День и ночь. Зарабатывали деньги. В те времена в нашем городке, работая в шахте, ещё можно было заработать деньжат. Спасибо Василию Ивановичу, который буквально взял меня под опеку, следил, не позволял работать на слишком тяжёлых участках поначалу. Потом, когда уже к шестнадцати годам я огрубел, заматерел, стал буквально отмороженным, я брался за любую работу на любых участках.

Тогда-то и получил прозвище «Скользящий». Пару раз случались чрезвычайные ситуации, но я благодаря интуиции, природной чуйке и, что уж греха таить, кипящей, бурлящей молодости, ускользал от самых печальных последствий. Родился в рубашке, можно и так называть.

Я был вынужден так действовать. Я не выбирал свой путь. Если бы пришлось выбирать, я бы немедля вернул родителей к жизни. Лучше тепличная жизнь слабого птенца под крылом любящих и живых родителей, чем всё то, что мне довелось пройти. Но я не жалуюсь. Жалуются только бабы, а мужики адаптируются.

Разумеется, когда Лиллия говорила, что я чёрствый землекоп, было обидно. Она вообще знала за какие струны дёргать. Один раз я ей пообещал цветы на новоселье, но позабыл. Забот было много. Так она всю жизнь припоминала. Я принимал это на свой счёт. Мужик сказал – мужик сделал. Ведь так? Только в этой формуле не хватает уточнения. Мужик сказал достойной женщине, которая заслуживает обещаний – мужик сделал для достойной женщины, которая заслуживает этого. А ещё лучше ничего не говорить. Просто делать.

До сегодняшнего дня я был уверен, что Лиллия достойная. Но жизнь всё расставила по своим местам. Помню, когда в двенадцать лет я пожаловался отцу, что со мной перестал дружить мой школьный приятель, он ответил: «Сынок, не переживай, грязь всегда сама отваливается».

– Антей, подожди, давай не будем усложнять…

Она всё ещё пыталась как-то разрулить ситуацию. Я посмотрел на таймер. Оставалось сорок пять секунд.

– Лиля, что это вообще за хмырь? Как он попал сюда?! Мне ему втащить? Ты только скажи.

– Дрищара, рот закрыл, иначе я не дотерплю до конца таймера.

Я был на взводе. Но остатки терпения удерживали эту лавину. Еле еле…

– О, господи, Паша, не надо! Просто уходи! – она уже обращалась к своему хахалю. – Просто уходи, я потом объясню.

– Почему я должен уходить? Я хочу понять, что происходит. Никто не может врываться в твой дом и ещё что-то предъявлять…

– Её дом?!

Я рассмеялся так громко, что они аж вздрогнули.

– Вы два клоуна, чёрт подери, почему я был таким идиотом… – я посмотрел на таймер. – У вас двадцать восемь секунд, двадцать семь, двадцать шесть…

– Господи, Антей, прекрати! – взмолилась она.

– Ты знаешь, что будет. Вам это не нужно. Тебя я не трону. А вот Пашка… Пашке худо будет. Худо будет из-за тебя. Потому что ты ему не рассказала. А у меня скоро сорвёт крышу.

Она знала, что будет. Она видела однажды. Она точно не хочет, чтобы ситуация повторилась.

– Всё, Паша, пошли, потом разберёмся. – она начала толкать его в спину. – Ну пошли же, дурак чёртов!

– Пф-ф, ещё чего!

Он сделал два шага в мою сторону и поднял руки, чтобы толкнуть. Фатальная ошибка. Резким движением, я сбил обе его руки вниз, сделал подшаг вперёд и на выдохе ударил в солнечное сплетение. Не кулаком. Ладонью. Но этого хватило, чтобы он рухнул на пол с грохотом, задел стеклянный кофейный столик и разбил его вдребезги своей дрищавой задницей. Бедный Пашка… Как же она нами двумя крутит. Крутила. Возможно, когда всё поуляжется, я даже с ним выпью по пиву, и мы решим наши разногласия. Впрочем, кого я обманываю? Меня на Земле больше ничего не держит…

– Умм-ф… – он лёжа стонал.

Я посмотрел на таймер. Лиля орала на всю квартиру.

– Зачем ты его ударил, Антей?! Ты псих, я всегда это знала, ты псих! Как в тот раз, после клуба! Зачем я только вообще на тебя потратила свои лучшие годы?!

– Ну смотри, пока ты задавала мне эти вопросы, прошло ещё восемь секунд… Итого, у вас осталось пятнадцать секунд. Зачем потратила свои лучшие годы? Странно ты характеризуешь период веселья, запоев, тусовок и бесконечных походов к твоим друзьям, чтобы пьяными играть в настолки. Я думал тебе нравится?

– Посмотри на себя! Ты маньяк!

Она помогала подняться Паше. Эх, Паша… Надеюсь, ты не повторишь моей ошибки.

– Десять секунд.

Они оба спешно вышли в коридор, надели обувь и покинули помещение. Я посмотрел на таймер.

– Ха, секунда в секунду! Была бы она такой пунктуальной, когда дело касалось наших свиданий.

Лиля никогда не приходила вовремя. Двадцать минут опоздания – это лучшее, на что я мог надеяться. А так обычно тридцать, сорок, пятьдесят, час. Она это объясняла тем, что наводит марафет, делает для меня красоту, ухаживает за собой, чтобы мне нравилось. Ха! Как я был слеп. Она всё это делала для себя. Да, девчонка была, как говорится, кровь с молоком. Стройна, изящна, тонкие пальцы, пышные волосы, упругая грудь, округлая, накачанная задница. Лиля знала, как себя подать, она умела привлекать внимание и что уж отрицать очевидное, была прекрасным манипулятором. Это факт.

Но сейчас мои воздушные замки обрушились. В животе все бабочки сдохли и смешались с желудочным соком. Трепет пропал. Эйфория сбросилась со скалы в пропасть. Понятия не имею, почему жизнь решила дать мне такой урок, почему я должен заплатить такую цену. Но кажется у меня наступила по-настоящему чёрная полоса.

Вакханалия чувств сменилась полный апатией. Я сел на диван. По телевизору шло что-то странное, какая-то мелодрама. Никогда их не любил, смотрел только ради Лили. Пришло время выключить. Я зашвырнул в экран коммуникатором. Плазма какое-то время мигала, затем под трещинами растеклась чернота, заполонившая всё пространство монитора. Я вздохнул с облегчением. Хорошо, что я сломал плазму, а не череп Пашки. Он этого не заслуживает. Он такой же дурак, как и я. Но что-то сломать было необходимо. Это естественный мужской позыв.

Я раскопал сигареты под осколками на полу, это были дорогущие «Чинтон». Тонкие папиросы, отборное дерьмо с приторным малиновым вкусом. Она их обожала. Что ж, я никогда не курил, но чувствую самое время начать. Затяжка прошла как родная, дерьмовый вкус не отпугивал, я почувствовал мимолётную эйфорию. Стало как-то спокойнее.

Просидев в тишине минут сорок, я набрал своему риелтору. А ведь я снимал эти апартаменты только для неё. Это ей нужно было целых три комнаты! Одна комната для приёма подруг, которым она помогает за деньги «стать ещё красивее и желаннее». Делала макияж на дому, короче. Волосы укладывала. Всякие женские штучки. Вторая комната-гостиная. Это обязательно! Иначе как устраивать посиделки с друзьями? Что? Ты не хочешь никого приглашать? Ты что, мизантроп? Понятно, почему у тебя нет друзей. Её фразы звонко скакали в моей голове одна за другой. Тьфу ты! Ну засранка… Хочется материться. Но не буду. Она того не стоит.

Три комнаты… Я жил в казарме и мне было прекрасно. Да, иногда приходилось драться за собственную честь по молодости, чтобы не стирать чужие носки. В остальном, никаких проблем. Говорят, что женщины побуждают нас становиться лучше, делать больше, достигать. Интересно, о каких женщинах идёт речь?

Тут вспомнилась Кобра. Анька Кирова. Я пожалел, что не обнял её. Надо было наплевать на всё и сделать это. Не на глазах у всех, а просто отвести её в сторонку. Ладно. Уже ничего не попишешь.

Я выкурил ещё пару сигарет, затушил их прямо о диван, который был куплен для Лили. Она хотела большой, белый кожаный диван. Мда. А я и рад потратиться. Вот же незадача. Теперь он мне не нужен. Как и плазма. Как и вся эта квартира. Набираю риелтору.

– Лёш, привет!

– Антей! Сколько лет, сколько зим… Я уж думал, ты не позвонишь.

– Да, да, прости, нет времени на сентименты, я по делу.

– Конечно, мой дорогой, я весь внимание.

– Аннулируй полностью договор и верни мне залог. – я замялся. – Хотя чёрт с ним. Оставь себе. Если тебе позвонил Лиля, можешь добавить её в чёрный список.

– Ба-а… Что у вас там случилось?

– Неважно, просто сделай, как я прошу. И, кстати, я оставляю здесь всю мебель, что купил за четыре года. Можешь её продать. Плазму правда я разбил, а диван испортил. Но я думаю такой находчивый парень как ты сможет найти выход из ситуации.

– Антей, ну куда гнать коней… Давай не будем торопиться. Что у тебя вообще стряслось? Уверен, всё можно решить. Просто подождём недельку, ты остынешь и переговорим ещё раз. Квартира отличная, цена супер. Незачем отказываться от этой жемчужины.

– Лёш, я иду под трибунал, меня посадят. Достаточно доходчиво?

На другом конце повисло долгое молчание.

– Неужели ничего нельзя…

– Нет. Нельзя. Счастливо!

Я повесил трубку. Ох уж этот Лёха. Неплохой парень, но копеечку свою всегда урвёт. Даже в такой ситуации. Уверен, он мне будет звонить. Через полчаса или час. Поэтому я попросту сломал свой коммуникатор пополам и выбросил в помойку. Он мне больше не понадобится.

Ещё спустя минут пятнадцать курения и рассматривания потолка, я встал и резко вышел из дома. Не смотрел ни на фотографии, ни на свои награды. Всё пойдёт прахом. Даже нет смысла лишний раз раззадоривать себя и переживать по этому поводу. Если уж решил жечь мосты, то надо мочить по полной. Так, чтобы пламя поднялось до небес.

* * *

Дальше всё, как в тумане. Я возвращаюсь обратно на базу, без лишних слов погружаюсь в КТА, просыпаюсь на ОСТ-1. Меня даже немного откачивают, но ничего серьёзного. Альман рвёт и мечет, спрашивает, почему я вернулся так рано, не сидится? Я не отвечаю, просто игнорирую все его вопросы.

Потом оказываюсь в ангаре, инженеры ремонтируют «Скользящего». Мне сообщают, что я псих. После восстановления записей с бортового журнала, они поняли, что я управлял джетом словно пианист. Смоделировали боевую ситуацию, воссоздали все условия, куда ни глянь, везде на тоненького проходил.

– Антей, да ты просто монстр… Нет, я не преувеличиваю, чтобы ты понимал, за всю мою карьеру я не видел ни одного пилота, который управлял бы так филигранно гиперджетом вручную. А ты ещё умудрился сбить двух шершней, засадить в ОДП стрелу наведения, вывел машину из неуправляемого торможения… Чёрт меня дери, да кто ты вообще такой? Воистину «Скользящий»! Не просто так тебя нарекли.

Я молча слушал и курил сигареты одну за другой. Сейчас на здоровье плевать. Голос инженера Дзина Чонга грохотал где-то в отдалённых закромах моего сознания. Смысл я улавливал, но сам был далеко. Да, это русскоговорящий китаец. Стелил без акцента. Как на родном.

– Да, машинка, конечно, поднатужилась. Видишь вот эти разноцветные следы вдоль обшивки? Как будто кто-то капнул бензина в воду? Вот, вот… Это твой ангел-хранитель, Антей. Ещё бы один градус нагрева и всё лопнуло бы к чертям. Если бы тебе не дали позывной «Скользящий», я бы тебя нарёк «Бегущий по лезвию».

– Слишком длинно, Чонг. Позывной должен быть коротким и ёмким.

Я как будто на секунду вернулся в реальность, а затем снова провалился. Бычок от сигареты засунул в карман, закурил следующую.

– Антей, не кури вблизи гиперджетов. Одна искра рядом с движком, и мы можем взлететь на воздух… – он оглянулся. – Точнее разлетимся в вакууме… ну ты понял.

– Да, ты прав…

Я потушил и убрал в карман сигарету. Внезапно на одном из мостиков мелькнул Лемешев. Внутри всё забурлило, появилось стойкое желание подняться туда и хорошенько начистить его харю. Апатию как рукой сняло.

– Спасибо, друг! – сказал Чонг. – Я к чему это всё говорю… Если бог есть, то ты его любимчик. Уж поверь мне. Сукина сына удачливее тебя, я не видал.

Я хмыкнул. Внезапно захотелось сделать то, о чём периодически думал всё это время. До семи утра ещё есть немного времени, станция постепенно заполняется эвакуированными с базы Тайрис-1. Лемешев уже совсем скоро начнёт наводить суету. Нельзя терять времени. Не знаю, почему меня потянуло это сделать, я как раненый волк перед смертью не мог надышаться. Но ноги сами несли вперёд. Подхожу к месту, стучу в дверь. Открывают очень быстро. На пороге Анька. Я сходу делаю шаг вперёд и обнимаю её.

Судя по реакции, она в шоке, замерла. Сердце колотится у неё как бешеное. У меня же иначе. Спокоен, как удав. Просто сделал то, что велено душой. Простояли так секунд десять. Затем я отпустил девчонку, она всё ещё опешившая, не могла произнести ни слова.

– Я хотел это сделать ещё тогда. Но не решился. Теперь же…

– Я поняла…

– Ты всё и без меня знаешь. Ну бывай.

На том и распрощались. Вернувшись в отсек, я завалился в свою каюту и начал смотреть на часы, отсчитывая минуты. Через три часа за мной пришли. Снова допрос, потом закрытое заседание. Лемешев красный, как помидор, злой.

Походу, начало происходить что-то совсем нехорошее. Из третьих уст я случайно узнал, что после нашего ухода главнокомандующий воздушными операциями пытался отправить ещё три экадрона на самоубийственную миссию. Но из-за того, что боевое формирование Сциллис продвигалось слишком быстро по сектору, было принято решение оставить базу. Чёртов идиот! Кто его вообще назначил? Или больше кандидатов не было?

Когда Лемешев озвучивал своё обвинения на меня сыпались абсолютно все шишки, начиная от неповиновения приказу, заканчивая подрывом боевого духа на базе, из-за чего не удалось поднять дополнительно три боевых эскадрона, чтобы исправить ту ошибку, которую совершила группа «Пульсар» во главе со мной.

Что характерно, про Артёмова он не сказал ни слова. Огромное количество заявлений Лемешева, что летели в меня без разбору, были откровенным бредом и подставой. Некоторые звучали разумно, другие же абсурдно.

Ну что ж, мой дорогой Лемешев, теперь у меня с тобой личные счёты. Я с тобой не ссорился, я спас остатки людей и гиперджетов, я, мать твою, возможно спас твою задницу от полного провала. Ибо когда приедет комиссия МОЗК головы полетят только в путь, в том числе и твоя. Пузатик утверждает, что я вовсе несговорчив. Говорит, мол, Керимов – это позор боевого флота Искры, а учитывая, что Искра – это часть Федерации, то и для всей Федерации я тоже являюсь неизгладимым позором и бельмом на глазу. Ну что ж, похоже у меня появилась вполне осязаемая цель. Доказать Федерации, что её главный позор – это ты!