Текст книги "Гарнизон Бездна (СИ)"

Автор книги: Антон Щегулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Антей, братан, я же со всей душой, а они…

– Слушай, ребята в напряге, сам понимаешь, не заладились отношения со старта, тоже пойми.

– Ну и как нам быть?

– Да распогодится. Ты главное на Герду не напирай. Всё-таки дама на корабле. Надо быть джентльменом.

– Баба на судне быть беде, знаешь ли…

– И что? Предлагаешь её выкинуть?

– Ничего я не предлагаю, я расклады прикинуть хочу.

– Помню я про твои расклады.

– Я предупреждал. Цена вырастет. Шестьдесят тысяч уже.

– Подожди, не газуй так, – мне нужно было сделать вид, что я пытаюсь сбить цену, иначе он почувствует подвох. – всё ещё много, Уголёк. Поумерь свой пыл, мы все в одной лодке.

– Вы то может и в одной лодке, а я задолжал серьёзным людям. И веду вас в место, где меня могут обнаружить, по доброте душевной. Будь моя воля, я бы вообще дальше по системам прыгал за абсолютным рубежом!

– Со всем уважением, Уголёк, но не кажется ли тебе, что твои прошлые проблемы, которые вернутся, не имеют к нам никакого отношения?

– Если хотим действовать сообща, то проблемы одного становятся проблемами всех, не обессудь. Пятьдесят восемь тысяч реалов. Это последнее на что я согласен. Мне реально нужны эти бабки.

В его глазах горел огонёк азарта. Кажется, он на крючке. Вот бы посмотреть на его лицо, когда окажется, что товар липовый, а нас в системе уже нет. Он будет не просто в бешенстве… Это можно будет фотографировать и ставить в рамочку моих лучших достижений. Ну ладно, не только моих… Если бы не Ден и его история, мы могли бы до последнего не понять, что везём липу.

– Давай с тридцати тысяч хотя бы начнём. Ты тоже моё положение пойми. Это корыто никому не продать, топливо стоит денег, куда лететь с Бездны одному богу известно, в любые системы, где есть корпораты Федерации мне вход заказан!

– От тридцати тысяч могу начать, если сделаешь меня старшим помощником под расписку. И оформишь корабль напополам. Половина твоя, половина моя.

– Не борзей!

– Сам не борзей, тебе эта посудина за хер собачий досталась, ни твоя, ни моя, так наша!

Его надо было осадить, парень реально лез поперёк батьки. Проверяет иерархию. Если здесь поддамся, будет прожимать и дальше.

– За хер собачий? Это вот так ты разговариваешь с теми, кого уважаешь? Или хочешь за гнилой базар отхватить? На чужое не зарься. Были бы у тебя права на корабль реальные, а не надуманные, уже давно бы обкашляли. А сейчас дичь мне не втирай. Сорок тысяч моё последнее слово.

Он нахмурился, но сказать было нечего. Я всё по фактам разложил.

– Сорок пять.

– Сорок две.

– Сорок четыре.

– Сорок две с половиной!

– Ну ты тяжёлый, брат…

– Соглашайся, пока я добрый, мы оба прекрасно знаем, что это неимоверно высокая цена за твои услуги. – я выпустил дым в сторону, чтобы не попало ему на лицо. – При всём уважении, но будем реалистами, Уголёк.

– Братан, ну накинь по-братски косарь ещё сверху, с тобой, как с евреем, ей богу. За копейку удавишься.

– Ничего себе копейка? Ни тебе, ни мне. Сорок три.

– Лады.

Он протянул руку, и я пожал её не без отвращения. Заключать сделки с такими ублюдками не входит в мои привычки. Но сейчас ситуация напряжённая. Нам нужно оказаться в Гарнизоне Бездна любой ценой. Несмотря на логическую завешённость, Уголёк не намеревался меня отпускать.

– Стой, брат, ну такую сделку и обмыть бы надо. – он достал откуда-то флягу. – Давай, тяпнем за наш союз.

Протягивает мне, беру не без омерзения, но поделать ничего не могу. Он должен верить до последнего в тот спектакль, что я перед ним разыгрываю. Делаю глоток… Хм, не так уж плохо. Да, крепкое пойло, но это кажется очень прилично выдержанный коньяк! Я не сомелье, но идёт прям хорошо. Несмотря на то, что приходится разделить этот процесс с Угольком.

– А? Хороша, да, Антей? – он забрал и тоже выпил. – Слушай, я иногда могу быть заносчивым, но я тебя уважаю. Ты прям мужик, заслуживаешь быть капитаном такого судна.

Его слова летели мимо ушей, я кивал, поддакивал, иногда говорил ему, что он тоже вполне себе нормальный и уважаемый тип. Все эти манипуляции были абсолютно ясны и понятны. Он хочет выжать из ситуации, как можно больше. Скорее всего, перебить деньги, которые ему полагались по контракту. Условия контракта у всех разные. У таких отъявленных бандюганов, как этот, наверняка самые паршивые. Потому что Федерация может себе позволить платить минимум всяким арестантам. А вот наш учёный, скорее всего, был на приличном обеспечении. Потом обязательно, как-нибудь узнаю у него. Или просто пробью по базе… Я же капитан!

Что до Уголька, то мне представляется, будто он должен был получить всего десять тысяч реалов. Когда понял, что погода меняется, умножил это число на пять. А коли мнимый навар у нас был бы больше, то и на все десять. Ещё может статься так, что покупатель в последний момент сделки скажет, что заплатит не сто пятьдесят тысяч, а пятьдесят. И Уголёк, якобы по доброте душевной скажет, что отказывается от части своей доли, хотя на самом деле они с покупателем оба будут в наваре, а мы все получим по пять тысяч. Если вообще что-то получим.

Иными словами, я его читал, как открытую книгу, поэтому крайне важно переиграть его в этом деле. Иначе он переиграет всех нас. Такие люди, как Уголёк, очень опасны. Нельзя расслабляться ни на секунду.

* * *

Когда все полётные манипуляции с приборными панелями были закончены, когда я убедился в том, что автопилот работает корректно, когда я наконец убрал закрылки, которые забыл убрать ещё при отрыве от планетоида, из-за чего мы потратили больше топлива, чем планировалось, когда всё это было сделано, я плюхнулся на диван в закутке комнаты отдыха. Задрав голову наверх, я смотрел в потолок, очень хотелось есть. Взяв комлинк, не в силах сдвинуться с места, я вызвал Овцебыка.

– Овцебык, дружище, будь так добр, принеси обед в комнату отдыха. Умотался за сегодня.

– Есть.

Он приходит и кидает мне объёмную запакованную таблетку с надписью «овсяная каша со сгущёнкой». Я распечатываю, передо мной толстый блин, размером с небольшое блюдце. Откусываю, вкус полностью соответствует тому, что написано на упаковке. Мычу от удовольствия, закрываю глаза.

– Наконец-то.

– Я уже перехватил. Добротный хавчик.

Смотрю на Овцебыка, достаю из-за дивана бутылку бренди, припрятанную мною же некоторое время назад, и открываю. Глаза у десантника загораются.

– Ну капитан, ну хорош!

– Закрой дверь, тяпнем.

Через минут пять такого времяпрепровождения мы знатно сцепились языками. Поначалу Овцебык рассказывал про свои боевые вылазки, потом начали тереть за женщин. Он недвусмысленно сказал, что Герда крайне привлекательна, но если мне она нравится, он не будет мешать.

– Друже, Овцебык, не парься ты так… В конце концов выбирать всё равно ей.

– Не, не, я уж лучше сразу тебе уступлю. У вас есть какая-то связь, оно и видно. И поговорить найдёте о чём. Я-то может и умный, но порой двух слов не свяжу. А вы оба пилоты и всё такое…

– Кстати, расскажи, ты же говорил, что у тебя степень есть…

– Не поверишь, по экономике труда защитил кандидатскую.

– Ты прав, не верю, быдлан ты рыжий и бородатый.

Он на меня посмотрел так, будто я это серьёзно сказал.

– Да не кипишуй, шучу я. – пришлось улыбнуться.

– А я тебя подколол! – после этих слов Овцебык рассмеялся во всю глотку.

Смех его был настолько заразителен, что я засмеялся в ответ. Затем он всё-таки рассказал о том, как поступал в аспирантуру, как был худым дрищом, как одна девчонка на курсе сказала, что она с рыжим доходягой никогда не пойдёт на свидание.

– Ну вот после этого меня и переклинило, Антей. – он отхлебнул из горла. – Знаешь, просто пошёл и подписал контракт. Уже тогда Федерация постоянно рубилась со Сциллис. Представляешь, я тогда думал, что Сциллис – это инопланетная раса, такая же, как и люди, ха-ха… Только потом допёрло, что по факту – это автономные остатки присутствия какой-то могущественной цивилизации, представителей которой мы никогда не видели.

– Да, обидный факт… Мы иногда проигрываем абсолютно автономной системе защиты и нападения, которая даже не управляется никем издалека. Их технологии искусственного интеллекта находятся далеко за пределами нашего понимания. То, что Федерация позволяет себе ковырять их точки сбора ресурсов… Это такая большая авантюра. Боюсь, если они просто появятся в системе, где у нас высокий уровень присутствия, нас просто размажет… Как это было на Тайрисе.

– Ты видел на Тайрисе представителей Сциллис?

– Нет, только технику.

– Ух, а я бы послушал историю… Интересно же. Какие они…

– Я бы тоже.

Повисла небольшая пауза.

– А тебя как занесло в пилоты?

– Ох, это долгая история…

– Вроде никуда не спешим. Два месяца хватит?

Я улыбнулся, долил остатки поллитровой бутылки бренди себе в горло, поставил её обратно за диван и разлёгся на нём так вальяжно, как только мог.

– Начало не особо интересное, родители умерли, когда мне было пятнадцать, я остался без денег, без образования, без всего. Родственников не было. Только я и весь этот треклятый мир. Жил и рос на Земле… Уже неплохо, с учётом современных реалий. Городок был северный, шахтёрский, добывали Осмий. Пришёл, увидел, победил. Уже к шестнадцати работал на самых опасных участках. Пара опасных ситуаций, из которых выскользнул сухим из воды. Прозвали «Скользящий», так и закрепилось…

– Ты свой позывной продолжаешь оправдывать.

– А не для того ли нам позывной даётся? Чтобы мы ему соответствовали. Работал в шахтах до девятнадцати лет. Заработал денег, тратить некуда, тогда ещё с девчонками не особо гулял. Но в один момент, как вштырило, так и слил половину накоплений на разных ветреных шалав. Даже спасибо не сказали, хвостом вильнули, да и поминай, как звали. Когда уж осталась лишь половина, понял, что делаю что-то не так. К тому моменту уже уволился из шахт. В голове пусто, чувствую, что прям дураком расту, все, кому не лень на мне прокатились. Те друзья, что в шахтах у меня появились, тогда же и отвалились. Мужики привыкли спускать зарплату на выпивку, да на курево. Когда узнавали, что я не бухаю и не курю, пытались всячески это исправить. В один из таких роковых дней, когда я поддался, проболтался про свой счёт банковский. Так со мной потом половина бухариков шахты начали дружить.

Я достал ещё одну бутылку бренди, стоящую чуть поодаль с другой стороны. Глаза Овцебыка загорелись, он радостно принял возможность сделать глоток первым.

– Разводили на любой движ только в путь, дураком был, думал реальные друзья. А как только отказался бани оплачивать, да бухло им покупать, сразу провалились в небытье. Вот и думай. С тех пор много выпиваю, только если избежал смерти. – отхлебнул пару глотков и продолжил. – Ну да, начал чувствовать себя адски тупым. Появилась огромная мотивация это исправить. Я же ни школы не закончил, ничего. Ушёл из восьмого класса. Да, у меня были успехи в математике и физике, любил я и геометрию, но это не было чем-то выдающимся.

Овцебык внимательно слушал так, будто от моих слов зависела его жизнь. У меня в глазах уже всё плыло от приятного опьянения. В душе было как-то спокойно, мы с Данаем были явно на одной волне. Мужик он толковый, честный, а самое главное, верующий. Значит хоть какие-то морально-этические ориентиры у него имеются. Пусть и весьма дискуссионные, как выяснилось после ряда ситуаций. По крайней мере подставить, кинуть, обмануть – это не про него. В отличие от Уголька.

– Ну и так случилось, что подвернулась возможность поработать на ликвидации ЧС. С начальником слово за слово, хороший мужик, обещал меня в колледж отправить по блату, но с условием, чтобы не позорил его. Иначе так же по блату меня оттуда выкинет. – я отхлебнул ещё пару глотков, почувствовав приятное тепло в груди. – В общем, наступил серьёзный этап моей жизни. Учился и работал одновременно. Сначала готовился к колледжу, подтягивал знания, а потом в колледже пытался угнаться за остальными. Всё ещё чувствовал себя тупым, ничего не успевал. Работу не бросал, ибо боялся остаться без денег. Хотя скоплено было прилично, но я думаю тебе знакомо такое чувство. Даже когда у тебя есть бабки, всё равно сидишь трясёшься над ними, как над златом…

– И не говори, Антей… И не говори…

– Три года в таком режиме, сколько с преподавателями ругани было… У-у, не счесть. Из-за работы приходилось много прогуливать. Мне не хотели ставить зачёты, за меня вписывался мой начальник Вениамин Владиславович… Друг, давай выпьем за него. Вениамин Владиславович, спасибо вам… Если бы не вы, не было бы у меня нихрена… Так и сидел бы в дерьме и сдох бы в дерьме…

– Будем.

Выпили по очереди.

– А дальше уже попроще было. В осознанном возрасте пошёл служить, чтобы можно было поступить в военную академию. Ну а через два года, я уже всех обогнал, как по навыкам, так и по уму. Тяжёлое поступление в ОАВКС, тяжёлое… Очень тяжёлое обучение. Я сильно выбивался из рядов тех, кого пристроили туда. Они чувствовали, что я не своячок. Поэтому приходилось драться каждый день. Буквально каждый день. И каждый день на подъёме ротный меня спрашивал, кто участвовал в драке, и каждый день я не отвечал. Он, конечно, легко вычислял по фингалам, потому что я в ответку раздавал знатно. Мне подсовывали заявления, говорили, что это прекратится… Возможно, так оно бы и случилось. Но у меня был свой путь. Я привык его прокладывать кулаками.

Овцебык одобрительно кивнул.

– Ко всему прочему, я отлично знал, когда был увал у каждого из той группы, что меня атаковали. Поэтому я дожидался, пока кто-то из них покидал территорию, пролезал через лаз и безбожно избивал. Один на один мало кто мог со мной справиться.

– Значит, всё же кто-то был?

– Да, был один… Я дождался его увала. Звали его Григорий Теплинин. В целом приятный мужик, он скорее прибился к стае и просто соответствовал их стандартам поведения. Я его не виню. Да и не так много зла он мне сделал. Но месть – это месть. Никто не должен оставаться безнаказанным.

Закурил сигарету, после чего отпил бренди, в итоге на языке и во рту воцарился приятный дымчатый вкус, который не хотелось терять, проглатывая алкоголь.

– В общем, перелезаю через забор, предварительно попросив меня прикрыть перед ротным. И выхожу поперёк дороги этому Теплинину, а он с девчонкой… Думаю, да что ж за непруха, перед девчонкой попускать его будет не очень. С другой стороны, никто не просил его переть против меня. А я парень честный. Со спины не нападаю. Говорю ему, мол, ты понимаешь, что сейчас будет? А он артист, позер, перед дамой красуется. Стоит рядом эта блондинка ноги от ушей, кудри, помада, попка приподнята, вся при параде… Завидую. Но думаю, лишь о мести.

Овцебык улыбнулся, услышав описание девушки.

– Он мне отвечает, мол, да, братан, дай только докурить. Ну я жду, а он возьми да бычок мне горящий прямо в лицо запусти. Причём с пальца. Чётко, красиво. Ещё и так свезло, что горящей стороной попадает под глаз, я на секунду зажмурился, тут мне и прилетает оверхенд. Складываюсь, как карточный домик, но тут же встаю шатаясь, как берёзка на ветру. Блокирую удар ногой, да вот только не там, где он должен быть нанесён. Обманку этот Теплинин кинул, понимаешь? Бьёт типа вниз, а потом резко меняет направление удара…

– О, даа… Я слишком грузный для таких вещей. Прохожу сразу в ноги.

– Вот, вот. В общем, он меня почти урабатывает, я снова на земле, выплёвываю кровь. А этот стоит красуется перед девчонкой, она в страхе, в ужасе… Драк не видала, небось. В общем, кидаюсь ему в ноги, получается плохо. Продолжаем махать руками и ногами во все стороны, и во мне в тот момент просыпается второе дыхание, я прям захотел разорвать его на части за то, что он во всём лучше меня.

– Ну и как? Разорвал?

– Нет, куда там… Этот чёрт всю жизнь занимался боевыми искусствами. Карате, бокс, рукопашка, айкидо… Ещё и рос в куда более неприятных условиях, чем я. У него отца убили прямо на улице.

– Ох, отстойно…

– Да. Я в тот момент понял, что он не только физухой меня переигрывает, но и духом. Когда отца убили, у него мать и сестра остались. Он стал их покровителем, на разборки выезжал из-за последствий, разруливал. В общем, у него сложилась жизненная модель такая, что он скорее умрёт, нежели проиграет в присутствии женщины. Он бился прям насмерть.

– А ты?

– А я ради мести.

– И что же сильнее?

– Ничто… Мы дрались до тех пор, пока уже не начали валиться с ног. Девчонка сидела на земле и смотрела в пустоту. Мы оба были все в крови, пыхтели, как быки. Я был хуже технически, но не готов был сдаться, потому что никогда не сдавался. А он был просто не готов к тому, то я не отпущу его пока не выбью всё дерьмо. Иногда решает выдержка, а не техника. Как он ни пытался меня вырубить, ничего не помогало.

– Хорош, хорош… Прям красава!

– Надо ли говорить, что с тех пор мы спарринговались только друг с другом. Весь курс начал видеть, что мы вытворяем на ринге, кровь, месиво, бой до последнего. Нам даже тренера начали выговоры делать. Но нас было сложно остановить. Могли подраться на пустом месте… Сдружились. Вот так вот оно и было.

* * *

С каждым днём на корабле становилось всё душнее. Не только физически, но и морально. Я обнаружил, что система вентиляции работает некорректно. Поэтому иногда мы буквально обливались потом. Если повезёт, то просто обмахивались бумажками.

Это стало проблемой… Особенно для Герды. Она не могла снять комбинезон, так как не хотела провоцировать команду мужиков. Девушка реально опасалась до сих пор за свою жизнь и физическое благополучие. Хотя я ей миллион раз говорил, что в любой непонятной ситуации встану за неё горой. Да и Овцебык тоже. Но там в голове что-то серьёзное. Возможно тяжёлое детство? Отец трогал там, где не следовало? Не знаю. Но она не подпускала к себе ни на дюйм.

Однажды на мостике был настолько жарко, что ей всё-таки пришлось расстегнуть комбез, слегка оголив грудь. В тот же момент дурачок Ден уставился на неё голодным взглядом, а Уголёк не удержался от сомнительного комплимента в сторону её прелестей. Герда тут же покинула мостик и застегнулась до шеи. Да, ей тут очень тяжело. Но ничего не попишешь.

Однако, потихоньку, у нас с ней складывалось общение. Я не надеялся ни на что, кроме взаимопонимания. Это самое важное, что сейчас нужно было на корабле всем присутствующим. Видимо, она это чувствовала, поэтому постепенно проникалась доверием. День за днём летели, и девушка начала иногда жаловаться на покалывание в боку.

– Ай! Да что же такое! – дёрнулась она, сидя на кресле второго пилота.

Мы проверяли траекторию и маршрут полёта, сверяли данные сканера и жевали очередные таблетки со вкусом борща, которые нам полагались. За три недели я уже привык к тому, что живот постоянно урчит от голода. Мне кажется, я скинул килограмма три за это время.

– Опять стреляет?

– Да-а…

Степень её доверия ко мне была настолько велика, что она даже позволила себе расстегнуть молнию комбеза почти до пупка. Благодаря чему, я кое-что увидел… Но не подал виду вовсе. На корабле было чертовски жарко. Признаюсь, у меня в голове тоже было жарковато. Но за годы службы я научился себя очень хорошо контролировать.

– Пальпировала?

– Да… – она залезла рукой под комбез и ощупала место.

– Я, конечно, не спец, но что насчёт того, чтобы измерить температуру?

– Этого-то я и боюсь…

– Чего именно?

– Что температура повышенная… Нельзя сейчас болеть.

Я посмотрел на неё исподлобья.

– Ну да, наверное, лучше терпеть и помереть, верно?

– Нет, я не это имела ввиду…

Я глубоко вздохнул.

– Знаю, ты здесь никому не доверяешь и опасаешься людей. Но я проходил курс первой помощи и диагностики. Есть у меня пара догадок.

– О, поверь, у меня тоже они есть, и это меня совсем не радует.

Я видел, как её трясёт от озноба, а цвет кожи стал бледным. Глаза широко открыты, нижняя губа дёргается.

– Давай скажем хором, хочешь?

– Нет!

– Белка, – сказал я отеческим тоном. – тебе вырезали аппендикс?

– Не-ет… – она это сказала и по щеке пробежала слеза отчаяния. – Я не хочу аппендикс, только не сейчас! Господи!

– Если господи, то это к Овцебыку. Но я думаю, что он не хочет тебя отпевать.

– Замолчи, давай просто работать. Меня уже попускает.

– Не ври мне. Ты на этом корабле один из самых нужных людей! Без тебя мы можем все помереть, понимаешь? Поэтому давай отнесёмся серьёзно к твоему недугу, хорошо?

– Если это воспаление аппендикса, его придётся вырезать! И кто это сделает? – она повернулась, и в её глазах было отчаяние. – Здесь даже нет «П.У.Ла», медкапсулы… Здесь всё из прошлого! Я просто сдохну, Антей. Я сдохну и всё тут. От перетонита!

– Отставить панику!

Я поднялся с кресла и закрыл дверь на мостик, чтобы не было лишних ушей.

– Ложись на пол, я пропальпирую место. Ты уже один раз спасла мне жизнь, теперь нужно вернуть должок.

– Ты не сможешь провести операцию! У тебя нет опыта!

– Есть предложения получше? Ложись, я тебя пропальпирую. Мне самому вырезали аппендикс. А ещё я в лётном ходил с позывным «врач», потому что неплохо разбирался в диагностике различных заболеваний.

– Правда? – в её глазах появился лучик надежды.

Разумеется, это была неправда. Но мне нужно было как-то её успокоить. Если это действительно аппендикс, я не могу потерять такого ценного кадра.

– Думаешь, что сейчас хорошее время, чтобы соврать?

Она отрицательно помотала головой.

– Ну вот и ложись на пол, сейчас узнаем, что это. В конце концов, вдруг просто кишки сводит? Может же быть такое?

– Я очень на это надеюсь.

Она снимает верхнюю часть комбеза, у неё под ней ничего нет, поэтому прикрывает грудь рукой. У меня чуть слюни не потекли, но я сдержался. Начинаю ощупывать паховую область, раздвигаю пальцами мышечные волокна, прошу её выдохнуть, чтобы я мог нащупать нужное место в брюшной полости. Молчит. Как будто всё в порядке. Ощупываю везде, веду себя очень дотошно. Интуиция подсказывает, что всё не так радужно, как ей хотелось бы. Но Герда даже не дёргается. Может быть, моя интуиция врёт?

Но только стоило мне об этом подумать, как её тело сковывает резкий мышечный спазм из-за моего очередного надавливания. Чувствую пальцами этот злополучный аппендикс… Да, к гадалке не ходи. Воспалён. Причём крайне сильно. Она рыдает и понимает, что операция неизбежна.

– Ты же понимаешь, что он он?

Белка кивает.

– Что будем делать, второй пилот, Камова?

– Я не знаю… Дай мне обезболивающие…

– Ну день ты походишь на обезболивающих, а потом его разорвёт. И тогда уже точно всё… А если он лопнет через пять минут? Или через час? У нас нет оборудования для такой операции. Ты умрёшь. Мучительно. А мы все будем плакать.

Она закидывает голову.

– За что-о-о? Господи, за что-о-о? Что я такого сделала?!

– Первое, пойдёшь молиться вместе с Овцебыком господу богу, когда встанешь на ноги после операции. Второе, тебе крупно повезло, потому что, если бы ты работала по контракту, скорее всего, ты умерла был раньше, чем проявился бы аппендикс.

– Ты вот сейчас вообще не успокаиваешь!

– Нет задачи успокоить. – я взял в руки комлинк. – Овцебык, жду тебя на мостике. – Я снова повернулся к ней. – Есть задача сообщить тебе, что в отличие от других раскладов, сейчас у тебя есть шанс выжить.

Глава 16: Инвазивное вмешательство

Мы с Овцебыком несём её в медотсек на импровизированных носилках. По пути встречаем Уголька, правда ему не удаётся насладиться красотами обнажённой Белки, так как она застегнула комбез обратно.

– Что тут у вас, ребятушки, подсобить чем? – поинтересовался Уголёк.

– Да, ничего не трогай и никуда не ходи. – гаркнул я, и он остался стоять с выпученными глазами.

Заносим в медотсек, Овцебык закрывает дверь.

– Нет! – воскликнула Герда. – Ты тут не остаёшься!

Она сказала это, обращаясь к Овцебыку. Тот застыл с недоумевающим выражением лица.

– Антей, пусть он выйдет!

Я кивнул, чтобы Овцебык покинул помещение, тот повиновался.

– Закрой дверь, Антей!

– Хорошо, хорошо!

Закрываю.

– На пароль! Чтобы никто не мог зайти снаружи!

– Но вдруг…

– Я СКАЗАЛА!

Повинуюсь. Она вроде успокаивается и лежит молча. Хотя мне бы не помешала её поддержка, но что уж поделать. Назвался груздем, полезай в кузов. Девушка уверена, что я имею гораздо больший опыт во врачевании, чем на самом деле. Язык мой – враг мой.

– Забавно получается… – я беру ножницы для удаления одежды. – Мы с тобой как будто обмениваемся постоянными услугами по спасению наших задниц. – Начинаю разрезать её комбез, ибо снимать его долго и возможно приведёт к разрыву аппендикса. – Сначала я тебя бужу задолго до всех остальных, чтобы дать шанс спокойно прийти в себя. Потом ты спасаешь меня от того злополучного осколка, теперь же мне придётся тебя спасать от аппендикса.

Говорю это лишь бы разрядить обстановку, потому что она теряется. Она в панике, она боится. А мне нужно её руководство, чтобы сделать всё хорошо. Вытаскиваю из-под неё обрывки комбеза, швыряю их на пол. Трусы тоже придётся разрезать. Но сейчас у меня уже нет никакого огня в голове, кроме панического. Обнажённое женское тело в такие минуты не вызывает никаких эмоций.

Я мою руки, дезинфицирую помещение, надеваю перчатки, надеваю халат, и тут она наконец-то очнулась.

– Сначала халат, потом перчатки, дурень!

– Есть.

Затем она говорит мне, что делать и в каком порядке. Подчиняюсь. Почти всё готово.

– Умоляю, скажи, что ты уже когда-то делал нечто подобное… – взмолилась она.

– Да, мне приходилось разрезать некоторых сослуживцев.

Опять вру.

– Я даже не хочу спрашивать при каких обстоятельствах…

– При похожих.

Она приподнимается на локтях.

– Ладно, положим, я тебе поверила. – по её лицу бежал холотный пот, она вся дрожала от озноба. – Я буду показывать, что делать и как, точно следуй моим инструкциям. Понял?

– Есть, следовать инструкциям.

– Обезбол готов?

– Приготовил ещё пять минут назад.

– Уже голова кругом идёт. Дай мне собраться с мыслями. – Она закрывает глаза и что-то шепчет себе под нос с минуту. – Ладно, погнали.

Восхищаюсь её смелостью и выдержкой. Вкалываю местный обезбол, но мы оба знаем, что она всё равно будет чувствовать боль. Пусть и не так сильно. Белка поджимает губу от страха, в серо-зелёных глазах мольба о том, чтобы это поскорее закончилось.

Когда обезбол подействовал начинаю резать, делаю всё аккуратно, чувствую, как уровень концентрации и сосредоточенности вырос. Подключённый заранее нейрошторм очень помогает. Герда одобрительно кивает, когда я делаю ровный надрез, из глаз текут слёзы, она стонет и пытается не напрягать живот, чтобы мне было легче работать. Но мы оба знаем не понаслышке, как это тяжело.

– Будь проклят этот корабль и медицина двадцать первого века, будь проклят этот корабль и медицина двадцать первого века…

Она это повторяла, как мантру, видимо помогало. Будь здесь нормальный, современный медблок с «П.У.Лом», ей в живот бы вонзилось три «змейки», которые быстренько бы вычислили очаг заболевания и всё сделали безболезненно, под общим наркозом, с заживлением: внутренним и внешним. Сразу после операции Герда бы могла бежать марафон.

Но не здесь и не в текущих условиях. В какой-то момент я даже проклял бывшего капитана Кобальта, что он настолько наплевательски относился к судну, модернизируя лишь топливную часть, а не всё остальное. Хороший медотсек здесь бы не помешал. Вероятно, когда я прибуду на Бездну, всю свою долю потрачу на топливо, боевой отсек и на дополнительный медицинский отсек. А этот сделаю складом. Потому что на корабле даже нормального склада нет…

Поймал себя на мысли, что уже не вижу своего существования без Внезапного. Как будто я стал с ним единым целым.

Герда мычит сквозь зубы от боли, я ищу злополучный источник проблемы. Она иногда смотрит в зеркало, которое я держу, чтобы понять, что происходит. Но в остальное время сопротивляется, кажется, чудовищной боли. Пот с неё льётся ручьём, в какие-то моменты бедняга дышит тяжело и ритмично. Могу её понять.

– ВОТ! – из последних сил восклицает она. – Вот! Стой, замри!

Я подчиняюсь.

– Видишь его?

Киваю, откладываю скальпель и беру зажим, чтобы удостовериться, что я прав, тыкаю слегка в предполагаемое место, её дергает от тычка так, что аж стол смещается. Будь у меня в руках скальпель, я бы мог случайно задеть что-либо и тогда кранты. Смотрю на неё, глаза у девушки испуганные, она понимает, что я только что поступил очень мудро. Интуиция не подводит.

– Герда, я с тобой, всё хорошо. Но нам нужно потренироваться, поняла? Когда я возьму скальпель, будет ещё больнее! Дёргаться нельзя!

Она кивает.

– Готова?

Снова кивок. Я ещё раз повторяю процесс. На третий раз вроде порядок. Держится. Беру скальпель, и пока она не успевает подумать, режу злополучную болячку. Она наконец выдыхает и кричит от боли, но в крике слышатся нотки облегчения.

* * *

Зашивать пришлось тоже самому, у неё тряслись руки. Сделал всё по инструкции под чутким надзором. Затем накрыл её тёплым одеялом и вышел из помещения, чтобы выдохнуть. Там ждала вся команда с испуганными лицами. Даже Уголёк делал вид, что переживал, хотя я уверен, что ему плевать. У меня все руки в крови, но операция прошла успешно.

– Так, и чего встали тут, я не понял?

– Ну как чего? Всё в порядке? – спрашивает Ден.

– А что, работы на судне нет? Всё выполнили, запасы подсчитали, машинное отделение проверили? Проводку посмотрели? В туалете уже неделю свет мигает. Я полезу чинить что ли?

Они продолжали молча на меня смотреть.

– Да, всё в порядке, выдыхайте.

Они и вправду выдохнули.

– Бывает и такое… Медотсек тут конечно полное дерьмо. Не болейте.

Овцебык и Андрей Синицын переглянулись меж собой, а Уголёк заржал и отправился на кушетку заниматься примерно ничем, как он и всегда делал. Чёртов тунеядец, поручать ему решительно ничего нельзя. Если сделает, то на отвали. А может и вовсе не сделать.

Збигнев талантливый инженер, особенно хорошо в коммуникациях шарит, но он, впрочем, как и другие, узнал, что на корабле куча бухла. Бывший капитан хорошо постарался. Поэтому, когда он находит бутылку, немедленно присасывается к ней, а это значит, что любая работа подождёт.

Меж тем корабль бросало то в огонь, то в полымя. В один момент я очнулся из-за того, что все системы вырубило. Подумал, что мне всё приснилось, и мы так и не улетели с Доминуса, где нас поглощают обелиски. Даже забежал на мостик, чтобы посмотреть в окно. Но благо, снаружи была чернющая космическая тьма с далёкими звёздами и туманностями.

Выдохнул, после выдоха все системы снова включились. Что это было? Неясно. Однако, пришлось прямо в трусах сидеть и восстанавливать маршрут, перестраивать курс. Какое-то космическое тело явно повлияло на нас. Но выяснять что именно произошло, не было ни цели, ни желания.