Текст книги "Заклятые пирамиды"

Автор книги: Антон Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Да, – Эдмар отбросил с лица волосы, он выглядел немного приободрившимся. – Только ни то, ни другое, оно просто исчезло. Словно прямо рядом со мной вдруг растаяло в воздухе. Я понимаю, это звучит глупо…

Магам это глупостью не показалось.

– Тварь ушла через дверь, – с облегчением констатировал мрачный сутуловатый коллега, на протяжении беседы то принимавшийся теребить рукав мантии, то, спохватившись, оставлявший это занятие. – Судя по свидетельствам доброжительницы Зинты Граско и выставленной позже охраны, больше она оттуда не появлялась. Дверь мы укрепили и запечатали, так что можно не беспокоиться.

– Можно! – фыркнул крючконосый. – Благодарствуем, успокоили. Можно сказать, пронесло, но это не оправдывает вашего промаха с дверью!

Маги поднялись, вышли наружу, на ходу вдвоем упрекая третьего, и побрели к гостинице – их было видно в окошко. Посреди комнаты осталось три пустых стула, облезающий темный лак в лучах весеннего солнца отсвечивал янтарными бликами. Лицо Эдмара было мокрым от испарины, крашеные волосы прилипли ко лбу, бледные щеки еще больше ввалились, словно этот разговор съел изрядную часть его сил, и без того невеликих. Зинта помогла ему улечься поудобней, поправила одеяло.

После обеда маги всем скопом уехали, оставив для юного возвратника полезную книжку «Мои семь «нет» индивидуализму» и выдав лекарке небольшую сумму на расходы.

Известие о том, что неведомый демон, убивший ШуппиТруппи, не околачивается поблизости, а канул в запределье, обрадовало деревню, по этому случаю напекли пирогов с рыбой и маринованными водорослями, Зинте с ее подопечным тоже коечто перепало.

Одним словом, все сложилось хорошо, но Зинту не покидало подозрение, что Эдмар, беседуя с магами, в чемто слукавил.

Мезра считалась беспокойной провинцией и в то же время одной из самых благонадежных. В этих краях нетнет да и случалось чтонибудь странное, такое, о чем рассказывают неохотно, шепотом, только в светлое время суток. А бывало, что творились обыкновенные человеческие беспорядки, вроде пьяной драки на свадьбе, переросшей в побоище местечкового масштаба, или вооруженной стычки изза спорной скотины. Зато среди здешних горожан и фермеров было много отставных солдат Светлейшего войска, участников ларвезокитонской войны. Надежный народ, хотя и горячий.

Суно поехал вместе с группой дознавателей, официально откомандированных разбираться по поводу костяного ножа. Считалось, что он всего лишь попутчик, отправившийся поискать в Мезре старинные манускрипты по теории и практике экзорцизма: наполовину работа, наполовину отпуск. О том, что он и есть главный дознаватель, а остальные пятеро – своего рода театральная массовка для прикрытия, вчерашним школярам знать было незачем.

За окнами поезда плыли цветущие луга и подернутые маревом сизые холмы. Сосед по купе, молодой маг, ушел к своей компании, и Орвехт остался один. Он рассеянно следил за скользящими по плюшевой обивке солнечными зайчиками и выполнял ментальные упражнения, помогающие преодолеть хандру.

Было с чего хандрить, на вокзал он отправился прямо с поминок. Салойм Кревшевехт, бывший однокурсник. На сей раз не убийство: бедняга Салойм утопился в Лилейном омуте. Кто бы ждал от него такой дурости… Поговаривали, что во всем виновата его любовница, попрекавшая Кревшевехта незавидной должностью в Ложе и скромными размерами жалованья. Вот он и решил, что докажет – и ей, и всем остальным. Олух несчастный. Коллеги гадали, куда он запропастился, а потом, когда сторожа Лилейного омута в очередной раз подняли трал, все и разрешилось.

В студенческие годы Салойм одалживал у Орвехта мелкие суммы денег на пропитание и списывал контрольные. Недалекий был человек, хотя и способный к магии, до зрелых лет сохранивший щенячью доверчивость и в придачу к ней, как выяснилось, больное самолюбие.

На поминках Суно скрутила тоска. Джамо Фрелдон, Салойм Кревшевехт – не сказать, что они были ему близкими друзьями, но он приятельствовал с обоими, а теперь они ушли безвременно и безвозвратно, и вместо них осталась прозрачная пустота, словно неощутимая вода вечности заполнила образовавшиеся лунки.

Он был пьян и высказал это вслух сидевшему рядом Шеро, добавив, что охрана Лилейного омута никуда не годится, вечно там топится кто не надо.

– Это не беда, если по крупному счету, – угрюмо отозвался старший коллега. – Беда будет, если там однажды… Ладно, пес с этим омутом. Туда уже послали очередную инспекцию, растяпам не поздоровится.

Говорил он негромко, только для Суно, сотворив чары против чужих ушей, ибо речь шла о вещах запретных и секретных, а народу на поминальное застолье всякого понабежало.

Глядя на ползущие за окном мезрийские пейзажи с первой травкой, серыми прошлогодними стеблями и россыпями крокусов, Орвехт подумал, что причиной случившегося с Салоймом несчастья стало отсутствие самодостаточности. Доказать себе. Доказать вздорной бабенке. Доказать тем, кто не оценил тебя по достоинству. По возвращении в Аленду стоит побеседовать на эту тему с Дирвеном: мальчишка тоже из тех, кто всю жизнь комуто чтото доказывает. Раз уж Суно теперь за него отвечает, придется наставлять, никуда не денешься.

Когда поезд прибыл в Аньону, Орвехту стало не до того. Ощущение, что ты очутился то ли в ловушке, то ли под незримыми сводами, которые того и гляди обрушатся на голову, накрыло его сразу, едва он вышел вместе со своими спутниками на залитую солнцем площадь перед одноэтажным зданием провинциального вокзала.

Эдмар пошел на поправку. Стараниями молодого магаязыковеда, который отбыл в Паяну вместе с остальными коллегами, он теперь довольно сносно владел молонской речью и продолжал практиковаться, разговаривая с Зинтой. Читать он учился по брошюре почтеннейшего Аломпа Сенкофеда «Мои семь «нет» идивидуализму», и надо было видеть, какое насмешливонесчастное выражение играло на его лице, когда он корпел над этой во всех отношениях благодетельной книжкой.

Ожог заживал быстрее, чем Зинта рассчитывала. В конце концов она уловила, что ее пациент сам себя лечит.

– Я умею, – подтвердил тот, когда она об этом спросила. – Я с детства знал, что я маг. У нас маги встречаются редко, но всетаки они есть, и некоторым вещам меня научили.

Он слегка сощурился, не то с досадой, не то с вызовом, но как будто это было адресовано не сидевшей напротив лекарке, а комуто другому, далекому.

– Тебя чтото беспокоит?

– Да нет… Видишь ли, они стали меня учить, когда поняли, что это будет безопасней для окружающих, чем оставить все на самотек. Только после этого.

– Наверное, у них были на то причины?

– Наверное, – он состроил гримасу, словно когото передразнивая.

Зинте захотелось его одернуть, но вместо этого она поинтересовалась:

– Как зовется твой мир?

– Нез. Люди там живут уже много столетий за компанию с местным народом, а собственный мир людей называется Земля.

– Это разные страны?

– Планеты . Разные миры в межзвездном пространстве.

Картина, которую он нарисовал, была настолько причудлива и ни на что не похожа, что верилось с трудом. Может, плетет небылицы, как последний поганец, пользуясь тем, что его слова никак не проверишь?

Зато когда Зинта принялась объяснять, что затянувшееся недомогание Эдмара происходит в том числе оттого, что она позволила невидимой без мелкоскопа болезнетворной мелюзге проникнуть в его плоть, но не в полной силе, а под контролем, благодаря чему в будущем он уже не заболеет, он неожиданно быстро ухватил суть:

– Я понял, вакцинация . У нас тоже так делают, но не с помощью магии, а вводят сыворотку . Тогда все в порядке, а то я уж боялся, что ваши бациллы и вирусы меня прикончат. Ты врачевательницамаг?

– Я не маг, просто лекарка, но надо мной простерла свою длань Тавше Милосердная, поэтому я могу то, что не каждому магу доступно. Только это не моя заслуга, а дарованная мне милость богини.

– Я тоже думал о том, чтобы стать лекарем, – с ноткой грусти сообщил Эдмар. – Была одна причина по имени Мар… Я никак не мог выбрать, на кого пойти учиться, на токсиколога или на дизайнера , и тут бабкины убийцы все мои планы перемешали.

– Ох, говори помолонски, а то я опять тебя не понимаю.

– Я хотел стать или отравителем, или художником.

– Отравителем?! – возмутилась Зинта.

– Мм, подожди… Лекарем, который лечит отравленных.

– Тогда другое дело.

– Ты, наверное, чтонибудь знаешь о том, как можно вылечить врожденное отравление, доставшееся ребенку от отца? – Голос Эдмара зазвучал вкрадчиво и с легким оттенком охотничьей настороженности. – Он в свое время принял яд сложного состава, но его спасли. Мар родилась через девять лет после этого – больная, зараженная тем же самым ядом.

– Как насчет матери? – деловито осведомилась лекарка.

– Ее эта дрянь почти не затронула. И второй ребенок у них родился здоровый, потому что уже знали, чего ждать, и заранее приняли меры, а Марсию до сих пор не могут вылечить.

– Ты ее любишь? – угадала Зинта.

– В детстве был влюблен, – он усмехнулся. – А сейчас – не то чтобы, не моя возрастная группа. Но я к ней привязан со страшной силой. Именно что привязан, как на привязи… У меня от их семейки крышу сносит. Я собирался выучиться на лекаря и найти для Марсии противоядие. Может, у вас тут есть чтонибудь против любой отравы, на все случаи жизни?

– Для каждой группы ядов свои противоядия. Я думаю, искать надо в вашем мире.

– Уже двенадцать лет ищут, но ничего не помогает, а она живет, как под стеклянным колпаком, и может умереть, если ее не будут постоянно лечить.

– Боюсь, тут я ничего не подскажу, – Зинта с сочувствием покачала головой и тактично перевела разговор на другую тему: – Ты еще сказал, что хотел стать художником…

– Дизайнером – так у нас называют художников, которые придумывают мебель, экипажи, убранство комнат, одежду и все в этом роде. Я неплохо рисую, даже без компа .

– В Паяне ты пойдешь учиться в школу при Доброй Магической Коллегии, а потом станешь практикующим магом или отправишься в Накопитель. Это зависит от того, кто ты по происхождению, древний или нет – то есть когда твоя сущность покинула Сонхи.

– Что такое Накопитель?

– Вроде монастыря, только для магов. Там накапливают тайные знания, все изучают, ставят опыты, чтобы сделать наш мир еще более просвещенным.

Взгляд Эдмара стал заинтересованным и цепким, но вслух он ничего не сказал. Наверняка подумал: «Вот тудато мне и нужно». Он ведь хочет вернуться домой. Зинта предполагала, что в Накопителях занимаются в том числе исследованием чужих миров, так что Эдмару туда прямая дорожка, а пока он будет учиться – глядишь, обвыкнется в Сонхи и потом уже сам не захочет никуда уходить.

– Когда ожог зарубцуется, я сварю зелье, чтоб отмыть твои волосы от этой ужасной краски.

– Зачем?

– У доброжителей не бывает пурпурных волос. Ты же не хочешь быть похожим на демона?

– Почему бы и нет? – он ухмыльнулся.

– Потому что нельзя, – Зинта постаралась, чтобы ее голос прозвучал твердо и строго. – Смотри, как бы тебя не приняли за зложителя!

На следующий день она отправилась в лавку, сверкавшую свежей побелкой на холме в конце длинной деревенской улицы, и увидела, как из остановившейся у гостиницы двухэтажной почтовой кареты выбирается пассажир с небольшим саквояжем. Вначале Зинта узнала потертый саквояж из крашенной в зеленый цвет свиной кожи и только потом – Улгера, которого никак не ожидала здесь увидеть. Бывает же, что близкий человек в первый момент покажется незнакомым!

– Зинта, пойдем, поговорим, – он кивнул на гостиницу, вздыбленную над улицей, как старинный корабль с потемневшими деревянными надстройками. – Мне сказали, там есть трактир. Ты пропала так внезапно, и я не знал, что думать, пока не получил твое письмо.

Зинта пошла следом за ним, чувствуя, что этот разговор не сулит ей ничего хорошего.

– Мне нужны деньги, – устроившись рядом с ней за столом в углу, негромко и решительно заговорил Улгер. – Я на тебя рассчитывал, а ты исчезла, ничего не сказав, и оставила меня без ничего.

– У меня нет денег.

– Ты получила награду за магавозвратника, – в его голосе прибавилось нажима. – Ты слишком себя любишь, тебе нет дела до других. Ты скупишься и не хочешь делиться, ты решила все оставить себе. Мне надо чтото есть и пить, мне нужны средства на жизнь, достойную мужчины. Чтобы приехать сюда, мне пришлось взять в долг у двоюродного дяди, и за это я целый час должен был выслушивать его поучения, хотя ты ведь знаешь, что я этого ограниченного болтуна не люблю. Изза тебя мне пришлось перед ним унижаться. И дальше собираешься жадничать?

От него пахло пропотевшей одеждой, давно не мытым телом и чутьчуть перегаром, как обычно, однако сейчас этот запах стал особенно резким и едким, в нем появилось чтото угрожающее. Запах разозленного зверя, готового отстаивать свои жизненные интересы. Это Улгер – страдающий и уязвимый?! Сейчас он таким не выглядел. Зинта вцепилась в сиденье стула, словно в борта утлой лодки, которую оттолкнули от берега без весел, и теперь она качается на воде, вотвот перевернется.

– У меня нет денег, потому что мне еще не заплатили за магавозвратника. Староста сказал, на днях из Паяны приедет добрый маг, которого назначили его куратором, он должен привезти мою награду. Я отдам тебе половину.

На нездорово оплывшем, почти утратившем былую одухотворенность лице Улгера промелькнуло сперва замешательство, потом едва ли не готовность извиниться, но вслух он произнес только:

– Ладно, я подожду, – и с кислым видом принялся за рыбную похлебку.

Зинта молча поднялась, вышла наружу и побрела к лавке. В животе у нее как будто завязался дрожащий от напряжения узел, солнечное сплетение ныло. Кого попало она бы не испугалась, сумела бы поставить на место. Но это же Улгер, с которым ей было хорошо, с которым они любили и понимали друг друга… Или Зинте всего лишь казалось, что любили и понимали?

Что надо было купить в лавке, она напрочь забыла. Постояла возле крыльца, слушая болтовню собравшихся женщин: те обсуждали несчастье, случившееся в деревне Каштоп, которая находилась в двадцати шабах к северовостоку от Сумола. Двое тамошних стариков пустили к себе переночевать брата с сестричкой, сироток лет пятнадцатишестнадцати, славных таких, скромных, обходительных, путешествующих пешком по причине бедности. Дом пожилой пары стоял на отшибе, и никто не услышал, что там творилось ночью, а славные сиротки мужа прирезали, жене пробили голову молотком и ушли, забрав с собой все ценное. Приехавшие из города добрые полицейские после сказали, что это разбойники, которых давно разыскивают, и лет им далеко за двадцать. Вот такто, не всегда отличишь по виду зложителя от доброжителя!

«Если бы у меня гденибудь в этих краях был дом, – подумала Зинта на обратном пути, – тоже бы пустила когонибудь переночевать, чтобы меня убили… Хорошо бы тех самых!»

То, что человеческие отношения, вначале полные тепла и взаимной заботы, выворачиваются потом таким образом, как у них с Улгером, казалось ей настолько невыносимым, что лучше умереть, чем с этим смириться.

– Что случилось? – спросил Эдмар, оторвавшись от поучительной книги Аломпа Сенкофеда.

– Ничего такого, что тебя касается, – отозвалась Зинта хриплым от так и не пролившихся слез голосом.

Вспомнила, зачем ходила в лавку: за сахаром. Придется сегодня пить несладкий чай.

– А давай оно будет меня касаться? Ты меня спасла и вылечила, а я чуть позже, когда поправлюсь, смогу разобраться с теми, кто тебя обидел. Это он или она? Или они?

Зинта снова испугалась, но теперь уже за Улгера: каким бы он ни был и как бы теперь себя ни вел, пять лет назад он был для нее понастоящему близким человеком – даже если эта внутренняя близость существовала только в ее воображении. А Эдмар опасен. Зинта ничем не смогла бы подкрепить это заключение, но она постоянно за ним наблюдала, и он от нее не таился, как от тех приезжих магов. Множество мелких черточек складывалось в единую картину – зыбкую, нечеткую и все же наводившую на мысль, что с ним стоит соблюдать осторожность.

– Какието дураки проезжие чтото мне вслед орали, – сообщила она, выйдя в соседнюю комнатушку и яростно массируя свое бледное, словно прошлогодний снег, лицо перед старым настенным зеркалом с облезающей амальгамой. – Настроение испортилось. Скоро пройдет. Я изза них сахар купить забыла!

На другой вечер ее навестил староста Сумола. Выманил на крыльцо, чтобы задремавший Эдмар не подслушал.

– Добрый куратор приехал за твоим найденышем. Вознаграждение привез, все честь по чести. Он тебе коечто предложить собирается: чтобы вы с мужем, как семейная пара, взяли опеку над этим Эдмаром. По закону так положено, раз он несовершеннолетний. Ежели откажетесь, других найдут. Ежели согласитесь, вам придется переселиться в Паяну, и будете получать ежемесячное пособие из казны. Все заманчиво, как яблоки в сахаре, но ты прежде хорошенько подумай. Могу тебе сказать, что стервененок он изрядный, у меня на таких глаз наметанный. Хлебнешь с ним горя.

– Что ж, спасибо, – вздохнула Зинта. – Я подумаю.

Она сразу решила, что согласится. Улгера предупредит, чтобы держался от них подальше, а сама останется с Эдмаром, и пусть он ее убьет.

Если бы не вчерашний разговор с Улгером, она бы, возможно, рассудила подругому или приняла бы то же самое решение, но из других соображений, однако сейчас для нее все покатилось под горку, и ничего хорошего от жизни Зинта не ждала.

Аньона встретила гостей не сказать, чтобы с распростертыми объятиями, но и без особой враждебности. Уже неплохо.

Жители Мезры чужаков не привечали, будь то командированные должностные лица, праздные путешественники, бродячие актеры или крестьянепереселенцы, желающие завести хозяйство на новом месте. Старожилы смотрели на приезжих с подозрением – сохраняя дистанцию, не раскрываясь, цепко подмечая все черточки, которые делают человека «не нашим», и словно прицеливаясь, перед тем как нажать на курок ружья или спустить тетиву самострела. Таковы местные нравы, никуда не денешься. Проявлялось это поразному, смотря о ком шла речь, и если в отношении к столичным чиновникам сквозила скрытая настороженность, то какогонибудь нищего бродягу могли и собаками затравить.

Посланцев Ложи принимали со всем скупо отмеренным радушием, на какое Мезра была способна: светлейшие маги – это хорошо, они защищают от тех, кого лучше вслух не называть, от тех, кто стократ опасней, чем болтливый странствующий торговец, колесящий по дорогам в крытом пыльной парусиной фургоне, или чудаккладоискатель из далекого западного города.

Среди цвета местного общества наиболее просвещенными личностями выглядели выпускники Академии, но разговоры с приехавшими из Аленды коллегами они сводили к одному и тому же. Обычные провинциальные песни: сойгруны, гнупи, русалки, чворки, снаяны и прочие представители волшебного народца в последнее время пакостят вдвое против прежнего, и никакого с ними сладу, потому что аньонский Накопитель истощен, на все нужды не хватает, надо бы его пополнить… Орвехт с понимающим видом кивал и обещал передать это руководству Светлейшей Ложи, а на самом деле думал: перебьетесь.

Накопители повсюду нуждаются в пополнении. Древние маги, которых можно туда поместить, чтобы использовать их силу на всеобщее благо, на дороге не валяются, а от маговпреступников, которых отправляют в Накопитель взамен смертной казни, польза невелика. И это неимоверно хорошо, это просто замечательно, всем богам за это великое благодарение! Во всяком случае, такого мнения придерживался Суно Орвехт. Потому что, если бы дело обстояло иначе, туда посылали бы кого угодно по жеребьевке или по выбору вышестоящих, и многое было бы подругому, и никто из магов не чувствовал бы себя в безопасности.

Надо ли говорить, что Мулмонга, коего надлежало прибить в интересах Ложи, он в Аньоне не встретил. Ничего удивительного, Мулмонг – бесчестный пройдоха, но не дурак, чтобы соваться со своими аферами в неприветливую к чужакам Мезру.

Ощущение гнетущей тени, которая осеняет этот край, словно необъятного размаха своды, то усиливалось, то ослабевало. Чтото есть. Чтото такое, изза чего сияющее голубое небо кажется грязноватым и навсегда потерянным, а в весеннем воздухе едва уловимо веет могильной затхлостью. И это не наваждение, насланное снаянами, Суно был достаточно силен, чтобы никакая снаяна не смогла его заморочить. Как оно ни скверно, это чтото куда более серьезное.

Молодые коллеги из дознавательской группы тоже почувствовали неладное, хотя и не так отчетливо, как Орвехт, но местные маги, что примечательно, ничего подобного не замечали.

Костяной нож, которым убили Джамо Фрелдона, находился у дознавателей, а у Суно – отколотый от него кусочек. Эти предметы привели их на скотоводческую ферму, расположенную в сорока шабах от Аньоны, неподалеку от городка Принихум. Ферма принадлежала некому Тобу Доргехту, и хозяин, что любопытно, еще три восьмицы назад по какимто своим делам отправился в Аленду. До сих пор не вернулся. Разводил он коров и свиней, но кости, из которых смастерили нож, были не свиные и не коровьи.

Начинающие дознаватели заподозрили, что почтенный Орвехт приехал сюда не только за старинными манускриптами, но также в качестве экзаменатора, который наблюдает за тем, как они справляются со своим первым заданием. Других подозрений, способствующих расследованию, у них не появилось. У Суно, впрочем, тоже.

В Принихуме было две гостиницы, молодежь остановилась в «Счастливом кухаре», Суно в «Золотом окороке».

Убранство заведения в первый момент поразило его своей потрепанной изысканностью. Занавески и драпировки из серебрящегося бледного шелка в перламутровых переливах – все это застиранное, засаленное, но все же сохранившее остатки былого великолепия. По стенам развешаны большие деревянные блюда, расписанные черной и желтой тушью: пейзажи, охота, сценки из городской жизни. Местами они были покрыты жирными пятнами, чемто забрызганы, засижены мухами, однако на знатока все равно произведут впечатление. В хозяйской гостиной по обе стороны от зеркала сидели куклы с серебряными личиками и ручками, в экзотических парчовых одеяниях.

– Китонские трофеи, – заметив заинтересованный взгляд Суно, объяснила хозяйка, статью и властным выражением лица напоминающая невесту со знаменитой картины «Подруга героя». – Муженек мой покойный с войны привез. Он за мной ухаживал еще перед тем, как ушел воевать с Китоном, вернулся – подарков надарил. А на свадьбу – шкатулку для украшений, точьвточь как я попросила, привез для нее что надо и заказал у лучшего мастера в Аньоне. Четвертый год пошел, как он умер, добрых ему посмертных путей. Идемте, господин маг, покажу вам комнату. Если что, кличьте служанку, ее зовут Хельки. Да погромче кличьте, она, бывает, спрячется в уголке и задумается, дрянь этакая, я с ней уже замучилась. У нас тут по ночам неспокойно, черноголовый народец балует… Ну, да вы же маг, вам не страшно, другое дело мы – люди простые.

Суно вежливо кивнул, уже догадываясь, почему хозяйка удостоила его столь длинным любезным монологом. Наверняка завтрапослезавтра подкатится с просьбой разобраться с «народцем». Он же маг, ему не страшно.

В комнате его взгляд упал на изящный посеребренный светильник в виде кувшинки – облезлый, с потемневшим отражателем. Тоже китонское изделие.

Китон находился на северовостоке от Ларвезы, за труднопроходимым болотистоозерным краем, у подножия Унского хребта. Китони, как они себя называли, не принадлежали к человеческой расе. Щуплые малорослые создания с фарфоровобелой кожей и выпуклыми раскосыми глазами. Радужка чаще всего черная, как антрацит, так что зрачка не разглядеть. Головы китони венками окружали костяные наросты, похожие на загнутые внутрь рожки, у кого темнокоричневые, у кого желтоватые, у кого белесоватые. Волосы росли внутри этих коронок естественного происхождения.

Считалось, что китони произошли от демонов Хиалы, но это было голословное мнение, которое ни доказать, ни опровергнуть, – зато весьма полезное для пропаганды, поскольку просвещенный мир с ними враждовал.

Причины для вражды имелись веские. Китони поклонялись странным божествам. Их маги не нуждались в Накопителях. В их общественном устройстве и искусстве было много непонятного. Они производили шелковые ткани изумительной красоты и добывали у себя в горах серебро, но торговать с людьми наотрез отказывались.

Последнее и толкнуло Ларвезу на крупномасштабную военную кампанию. Несмотря на свою обманчивую хрупкость, китони – искусные и жестокие бойцы, но люди превосходили их численностью, к тому же были лучше вооружены, так что Светлейшее войско одержало над потомками демонов сокрушительную победу.

Донесли до них идеалы просвещенного мира, заставили подписать торговый договор на выгодных для Ларвезы условиях, трофеев натащили. Даже захудалую гостиницу в забытом богами мезрийском городишке теперь украшает утварь из покоев китонской знати.

За окном густели лиловатосиние сумерки, о стекло шумно билась бабочкамертвяница – большая, мохнатая, мучнистосерая, с похожим на череп рисунком на крыльях. Орвехт магическим способом зажег фитиль облупленной посеребренной лампы и понял, что не хочет ни спускаться в трактир на первом этаже, куда начали подтягиваться завсегдатаи, ни идти до «Счастливого кухаря», чтобы отужинать в компании своих молодых коллег.

Его преследовало ощущение, что он уже узнал коечто крайне важное. Вот только не ясно, что именно. Это напоминало учебную игру, когда из вороха картонных кусочков требуется отобрать нужные и сложить из них картинку. Пока время не истекло. Те, кто не мог справиться с этим заданием, завершали обучение в Академии после второго курса и становились магами низшей ступени, по бытовой части.

И еще Суно одолевала насущная потребность в чашке горячего шоколада. Сомнительно, чтобы в Принихуме водился приличный шоколад, но он захватил с собой из Аленды пакет «Южной королевы» – двухслойный, из бумаги и золотой фольги, с затейливой печатью торгового дома «Терцехт и сыновья». Дело только за тем, чтобы сварить божественный напиток, добавив в нужной пропорции сахара, имбиря и корицы.

Он дернул за шнур, но звонок не работал. Тогда, припомнив наставления хозяйки, он отворил дверь в темноватый коридорчик, выводящий на антресоли трактирного зала, заполненного кухонными запахами и дымным желтым светом.

– Хельки!

Пришлось позвать еще три раза, потом послышались быстрые легкие шаги – и служанка возникла на пороге, словно скользнувший в комнату лунный луч, а Суно уставился на нее в изумлении, забыв о «Южной королеве». Встретить здесь такое он определенно не ожидал.

Перед ним стояла самая настоящая песчаная ведьма. Совсем еще юная. Невысокая, тоненькая, точеная, даже затрапезное мешковатое платье с чужого плеча не могло скрыть ее изящества. Бледная кожа слабо золотилась в свете лампы. Длинная коса песочного цвета, брови и ресницы того же оттенка, под левым глазом давний пожелтелый синяк.

– Ты здешняя прислуга? – оправившись от первого удивления, осведомился Орвехт.

– Да, господин, – приятный голос, тонкий и тихий, как будто не принадлежащий этому месту – как оно, впрочем, и было на самом деле.

– Умеешь варить шоколад?

– Да… Приходилось.

Суно велел сварить двойную порцию и принести сюда, захватив также чашку. Пока девчонка выполняла его поручение, он в задумчивости мерил шагами комнату. Все больше и больше странностей… Песчаные ведьмы обитают в изрядной дали от Мезры, в северных областях Олосохара, и путешествовать не любят. Свою волшебную силу они черпают из пустыни. Как ее сюда занесло?

Чашку она принесла китонскую, с истершимся серебряным ободком и нарисованными на фарфоровых боках дамамикитони в изысканных нарядах. Суно вытащил из саквояжа свою дорожную – квадратную, керамическую, покрытую блестящей янтарнокоричневой глазурью.

– Затвори дверь и садись. Выпьешь со мной шоколада.

Она не стала ради соблюдения приличий отнекиваться, как поступила бы на ее месте мезрийская прислуга.

– Разве тебя зовут Хельки?

– Хеледика. Это хозяйка мое имя переиначила.

– Сколько тебе лет?

– Четырнадцать недавно исполнилось.

– Хм… И что же ты здесь делаешь?

– Живу теперь.

Густой горячий шоколад, благоухающий имбирем и корицей, сделал свое дело – превратил небогатую и темноватую гостиничную комнату в зачарованный островок, и Хеледика разговорилась. Она сбежала из дома, потому что ее собирались принести в жертву. Не со зла, когонибудь непременно должны были отдать. В Певчих скалах проснулся куджарх, такое бывает раз в полвека, и задобрить его, как известно, можно лишь одним способом – приведя ему на съедение юную девственницу. Жеребьевку провели почестному, среди всех девиц младше двадцати лет, чья нижняя туника хоть однажды расцвела красными цветами. С Хеледикой это накануне тоже случилось, она тянула жребий вместе со всеми, и ей выпало отправляться в Певчие скалы.

– Я сбежала. Я знала, что вместо меня пошлют когото… – В ее глазах мелькнуло затравленное выражение. – Все равно я не смогла…

– Раз тебя не поймали, на то была воля богов, – попытался утешить ее Орвехт.

– Так меня поймали на другой день. Но поздно поймали… Я вышла на дорогу и встретила людей, какихто пастухов с овцами… И они… Я им сказала, сама попросила, и они сразу… Я хотела жить.

«Понял. Ты перестала быть девственницей и для куджарха уже не годилась. Неглупо. И я буду последним ханжой, если стану осуждать тебя за это».

– Пожалуй, всетаки воля богов, раз тебе вовремя подвернулись эти пастухи, – невозмутимо заметил он вслух. – А что тебе помешало после этого вернуться домой?

– Меня прогнали… Мама и бабушка сказали, чтоб я убиралась, раз их опозорила. Я пошла по дороге, и потом меня подобрали сурийские торговцы, в городе Зекта они меня продали, но я снова убежала и попросилась в услужение к торговцу из Ларвезы, потому что в Ларвезе нет рабства. Он сказал, что во славу Тавше куданибудь меня пристроит, и привез сюда, я уже полгода здесь живу.

– Как я понимаю, горсть олосохарского песка ты с собой захватить не догадалась?

– Нет, – Хеледика печально вздохнула.

Если песчаная ведьма хранит при себе мешочек с родным песком, она сохраняет способности к колдовству даже в чужих краях, вдали от пустыни. Можно было не спрашивать, и так все ясно.

– Скажи, Хеледика, ты не заметила в Принихуме чегонибудь странного, нехорошего?

– Да! – она вскинула голову, и покошачьи круглые глаза с приподнятыми к вискам уголками пугливо блеснули в свете китонской лампы. – Здесь есть чтото притаившееся, оно не живое и не мертвое… Я не знаю, что это.