Текст книги "Амнезия"

Автор книги: Антон Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– И что, ты помнишь ее? – удивился я его долголетию.

– Нет, ты что! Меня и в помине не было!

– А что же красишь?

– А мне платят – я и крашу. Прирабатываю. Пойдем. Если хочешь кладбище покажу.

– Ну пошли.

– Да, а с невинно убиенными тут вообще все в порядке. Детей маленьких во множестве. Потом, эти трое, ну, под танками погибли – вот ведь! – уже не помню как зовут... Беда, да и только! Вот, сам на молодых сетую, а ничем не лучше ведь – все забывать стал. Раньше как бывало – проведешь какого-нибудь провинциала, все ему покажешь, все расскажешь. А теперь половину имен позабывал. И верно – к чему они теперь?

– Ну, Тимофей, погорячился ведь...

– Ну, погорячился. Но вот молодежь-то нынче так ведь и думает. Вон, вон, смотри, видишь, могилка с пропеллером.

Действительно, над могилой был водружен пропеллер. Я увидел, что двое лежавших в ней человек погибли во время авиакатастрофы.

– Сорок первый год, оборона Москвы. Пропеллер весь прогнил, я красил на прошлой неделе. Не нужны видишь, никому... Теперь миротворцы в почете. Политика...

– Ну, Тимофей, это от нас не зависит...

– Нет, милый человек, это все в голове нашей. Еще как зависит. Хочешь, я тебе братские могилы покажу... Так несоглашенцы их до блеска блюдут, пальцами полируют... А миротворцы – они и так в почете, им теперь память навечная. Я как считаю – только у знаменитых могилы могут брошенные быть. У них и так – везде могила... Там, или в книжках, ежели ты писатель, или в фильму, как в могилу положен, ежели актер. Им памятники ни к чему. А вон, еще смотри, полковнику пирамиду поставили. Странное дело, словно нехристь какая! Он то ли в автокатастрофе погиб, то ли еще как, не помню, мне говорили, а я забыл.

На цементной пирамиде, довольно нелепой, кривоватой, метра полтора высотой, была прилеплена металлическая табличка:

? Полковник Петр Леонидович Махрусенко. 1929 – 1969.?

Ниже, около подножия кто-то нацарапал гвоздем по цементу, неровно:

?ФАРАОН?

– Вот ведь изверги, – заметил надпись Тимофей, – и когда успели, подлецы! Надо будет подтесать. Глядишь, чего и перепадет.

– Ты смотри, не перестарайся, – спокойно ответил я, постигая тайну смерти полковника. Полковник действительно погиб в автокатастрофе. Авария не была случайной. Странное разрушение коленчатого вала, не бывает таких аварий обычно. Мне стало понятно, как мой отец оторвался от преследователей, – Он ведь и вправду Фараон.

– А что, менты, они не люди, что ли? – не понял Тимофей, – Такие же, как мы с тобой, человеки!.. А вон там, посмотри... – он занес руку, собираясь что-то показать, но кого-то заметил вдалеке.

Я проследил за его замершей рукой, и увидел, что по тропинке идет рабочий с лопатой на плече. Рабочий помахал Тимофею рукой.

– Ты извини, милый человек, – осекся Тимофей, – На кладбище ведь как: ты пришел – и ушел. А мне тут жить. Вон мастер в помощь зовет – я побегу. Прощай.

– Ну прощай, Тимофей. Тебе еще денег дать?

– С одной стороны – хорошо, конечно. Но ведь тогда мне и уйти неудобно. Так что не надо лучше. Прощай, – Тимофей снова подтянул обвисающие брюки, и побежал к мастеровому.

Я побрел дальше, машинально считывая имена и даты.

Навстречу мне прошел дедушка Тимофей, оживленно что-то обсуждая с мастеровым. Проходя мимо, Тимофей виновато поглядел на меня и вдруг улыбнулся.

Через пару минут бесцельного странствия, я увидел могилу, над которой, видимо, только что потрудился мастеровой.

Свежая земля лежала высокой горкой, загораживая часть дорожки.

?А ведь вот здесь ему и лежать,? – осенило меня.

Я думал о человеке, который хотел меня убить. Я еще не знал, как он выглядит, но чувствовал, что здесь, в этой прямоугольной яме с аккуратными краями, ему придется успокоиться.

Старый железный крест был снят со своего прежнего места и аккуратно прислонен к оградке. И вообще, вся могила была очень аккуратной, ровненькой, как заправленная солдатская койка.

Воспоминание об армии вывело меня из себя, мне захотелось бросить все, снова залечь на постель и читать книги. Что мне еще здесь нужно? Что я еще умею? Дома строить меня еще не научили, воевать я не научился сам, все эти методы ведения боя... В городе куда не шло, но в лесу... Да я и в трех соснах заблужусь.

Тут я увидел, что дальше дороги мне нет: чугунные ограды плотно обступали меня, не давая пройти. Мне нужно было либо лезть через ограды, либо ступать на могилы, что было еще страшнее. Я повернулся назад, и понял, что тропинка, по которой я попал сюда, потеряна. Кладбище не отпускало, вставая вокруг меня непреодолимым препятствием, зазывая в постоянные обитатели. Я с трудом сдержался от того, чтобы не закричать. Не разбирая пути, чуть не разорвав рубашку об ограду, я продрался к широкой тропе, и поспешил к выходу с кладбища.

Однако оказалось, что шел я совсем в другом направлении, и через несколько минут, я увидел в проломе забора железнодорожные пути.

Я знал это место. За разъездом виднелись жестяные крыши кооперативных гаражей, а за ними, я это точно знал, можно было найти станцию метро. Здесь совсем неподалеку жил мой приятель, у которого я иногда гостил и пил пиво. Он эмигрировал год назад, и сейчас пил пиво на Островах.

Я перебрался через неглубокий овраг, в котором бежала вода, стекающая со всего кладбища, и вышел на пути. Жестяная табличка на столбе предупреждала о недозволенности прогулок по путям. Ну что ж, буду нарушать.

Невдалеке, привязанная к оранжевой пожарной железнодорожной цистерне, сидела черная сторожевая псина. Заметив пришельца, собака рванулась, залаяла, рванулась еще раз. Ржавая цепь не выдержала, порвалась, и собака бросилась ко мне. Пес лаял и в лае разбрызгивал слюну.

?Черт, уж не бешеный ли?? – подумал я, и бросился бежать. Нужно было попадать на шпалы, чтобы не запутаться в щебне, и не зацепиться за рельс. Собака недолго гналась за мной, но потом отстала, недовольно рявкая. Вышедший из служебного вагончика пожарник, с любопытством наблюдал за мной, видимо, он хотел узнать, догонит меня пес или нет. Убедившись, что пес не хочет продолжать погоню, он крикнул:

– Шериф!!! – собака обернулась, а я замер, ожидая следующего слова. Кто знает, может, он ее нарушителями кормит, – Ко мне, Шериф!

Я облегченно вздохнул, нашел новую тропинку, и вновь пошел к гаражам. Впереди меня шли двое здоровых парней, лениво переговариваясь.

Слева загудел локомотив, и парни остановились, пережидая товарняк, который на малой скорости маневровый паровоз вел на горку расформировывать.

Я сел на горячую от солнца кучу железобетонных шпал, и почувствовал всем телом, как под колесами товарняка содрогается земля.

?Интересно, а до кладбища это докатывается? И если да, то каково там покойникам??

Парни лениво направились ко мне.

– Вот что, пацан, – сказал мне тот, что повыше, – Сейчас ты пойдешь с нами.

– И это, лучше не дергайся, – добавил белобрысый, показывая мне пистолет. Пистолет был настоящий. Не зажигалка, – Мы за хозяина глотку перегрызем.

Мне стало нехорошо.

– Ребята, а вы меня ни с кем не перепутали?

– Я тебе сейчас перепутаю! – без угрозы сказал высокий, надвинулся на меня и собрался сунуть кулак под ребра.

– В два, у Шехтеля? – уточнил белобрысый. Я машинально кивнул, и он стал останавливать напарника, – Рыжий, ты чего, сказано же: доставить целым.

– Я этого не понимаю – чего хозяину мараться? Я бы ему сам голову свернул. Легко.

– Так-то так, да ведь приказ.

– Ну пойдем...

Ребята подхватили меня под руки, и повели куда-то через гаражи.

Между гаражами была грунтовая дорога, и поднятая пыль совершенно испачкала мне ботинки – мне почему-то хотелось смотреть только под ноги. Боевики были хорошо накачаны, и я чувствовал, как у высокого под рубахой перекатывается бицепс.

Потом мы стали спускаться в метро.

– Ну, ребята, это не фокус, я и сам сюда идти хотел.

– Заткнись, – белобрысый ласково сжал мою руку. Нежно, до боли. Захотелось закричать, – Метро-то в метро, только куда – это вопрос.

Мы втроем протолкались мимо контролера, причем ребятки и за меня показали какое-то удостоверение.

– Вот что, – уже на платформе сказал белобрысый, – Сейчас поедешь один. До станции ?Площадь Мира?. Тебя там встретят. Понял? – последнее слово он прокричал мне в ухо – подъезжал поезд.

Высокий наклонился ко мне и по-прежнему ласковым тоном, сказал:

– И если ты, гнида персидская, попробуешь туда не доехать, мы тебя из под земли достанем...

– Лом, брось ты, тебе же шеф только час назад сказал – приедет, никуда не денется, – Шеф в таких делах не ошибается. Сказал – доедет, значит доедет. К переезду-то он вышел! – и они втолкнули меня в вагон.

Вагон был пуст.

Двери закрылись, и поезд поехал. 8. Классическая Книга Перемен. Толкования

Дверь выбили. "Александр

Иванович, Александр

Иванович!? – заревело

несколько голосов.

Но никакого Александра

Ивановича не было.

Владимир Набоков, ?Защита

Лужина?

– Станция ?Площадь Мира?, конечная. Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны. Уважаемые пассажиры, не забывайте свои вещи в вагонах. О забытых вещах сообщайте дежурному, – механический голос проговаривал все это без малейших эмоций.

Я вышел на платформу, огляделся. Станция была почти пуста – все приехавшие уже успели подняться на поверхность.

Никто меня здесь не ждал.

Ну, прятаться он мог только в одном месте – я пошел к выходу, прошел сквозь входные турникеты наружу – сердитая бабка в будке контролера окрикнула:

– Куда, не положено, куда?! – подумала было достать свисток, но расхотела.

Прошел мимо разменных автоматов, вошел в коридор.

Бабка позади просто изошла от негодования. Надо было ей удостоверение показать.

Машинально пихнул дверь медпункта, она была заперта, и на замке я увидел бумажку с сургучной печатью. Как им все-таки важно все сохранить!

Пошел дальше – где же его еще искать?

В дверном проеме, спиной ко мне, стоял человек и наблюдал за движением механики эскалатора.

Человек обернулся и я его узнал.

– А я знал, что ты сюда придешь. У меня так – если понял, кто куда идет – прямо в точку. Завсегда угадываю... Что, не ожидал? – шофер улыбнулся, обнажая золотую коронку, – Вижу, не ожидал... А я вот тут стою, смотрю... Люблю механику, знаешь, всякие такие вот штуки, шестеренки, валы...

Я почувствовал, что шофер слегка навеселе.

– Что это ты выпил? Как машину обратно поведешь? – у меня не было уверенности, что ему понадобится куда-то ехать, но я все-таки спросил.

– А ты думаешь, мне придется сегодня обратно? Мне можно, я сегодня не шофер, я сегодня сам с шофером... Большой человек!!! И потом – праздник сегодня! – он коротко хохотнул, – Что, решать вопросы будем? Надо тебе?

– Надо. Ты мне сначала только расскажи, какие вопросы.

– Ну парень, ты даешь!!! – шофер рассмеялся, – Чего же тут рассказывать, тут решать надо, а не рассказывать. Что, неужели вопросов никаких ко мне не накопилось?

Я взвесил все, что мне было уже известно, и то, что хотел узнать. Неожиданно я вспомнил шизофреника с пистолетом, убитого пациента Шепелева.

– А вот там эта история, какой-то шизоид, убил он что ли кого, не помню...

– Это у профессора-то? Клиника – одно слово... Это мы ошиблись, осклабился он, – моя воля, так я бы обязательно там всех перестрелял, до последнего идиота... Все равно их там не лечат ни хрена...

И тут я увидел этого человека со всех сторон. И все эти пути вели к смерти, к моей смерти. Он ничего больше не хотел. Стоя на крыше с винтовкой, или сегодня на кладбище, он только об этом и думал.

– Зачем тебе это? – спросил я, зная ответ.

– А тебе? Тут, братишка, по-другому не получается – тут только так: или ты – или я. А что ты думал? Это же вон, – он отвернулся, показывая на шестеренки, – все завязано...

Мне хватило этой заминки, чтобы вытащить из кармана пистолет.

– Руки вверх! Без фокусов...

Я ткнул ему в живот сашенькиной зажигалкой, щелкнул какой-то железякой, для убедительности. Шоферу показалось, что я снимаю пистолет с предохранителя, он вздрогнул, отступил, и неожиданно улыбнулся:

– Да что ты, Дима... Я маленький человек, Дима. Тебя обманули. Зачем мне тебе мешать? Я против тебя ничего не имею... – он по-прежнему держал руки на виду, но я чувствовал его мысль о пистолете в заднем кармане, и о том, что после моей смерти наступит сияние. Страха в нем не было, он ждал момента Славы. Я был последним, кто мог ему препятствовать.

Отступая назад, он задел за что-то головой и пригнулся, стараясь обойти препятствие. Я успел увидеть его мысль о подходящем моменте, его руки пошли вниз, но я толкнул его в грудь.

Он попал затылком на масляный шип шестерни. Раздался глухой звук колющегося короба, но механизм не заметил препятствия. Работа эскалатора продолжалась, я инстинктивно отступил, чтобы не брызги крови не попали мне на одежду. Обезглавленное тело упало в узкий проход. Шестерни механизма покрылись красным приторным налетом.

Я поднял глаза – препятствие, остановившее шофера оказалось жестяным знаком. Черный человечек был перечеркнут красной полосой.

Страх ушел. Маленький пистолетик в моей руке уже потерял всякое сходство со своим способным убивать прототипом, на стволе была выгравирована голова в шутовском колпаке и приписано название фирмы-изготовителя: ?CLOWN?* . Я бросил пистолет на труп шофера. Отпечатки пальцев меня не заботили.

Прошел по знакомому коридору, ничего не чувствуя.

Интересно, была у него семья? Хоронить покойника без головы достаточно неприятное мероприятие. Моего школьного приятеля пять месяцев назад привезли с Кавказа в запаянном цинковом гробу. Гроб нельзя было открыть, не потому что власти задержались с доставкой тела и покойник испортился – просто Володе оторвало голову взрывом снаряда. К тому времени, я успел уже похоронить бабушку и деда, но похороны друга были самыми трудными в моей жизни.

И теперь жене этого ублюдка придется тоже придумывать что-то, суетиться, тратить деньги, пристраивать куда-то малолетнюю дочку (я увидел, что девочке сейчас четыре года). А ведь они не знали, кто он. А теперь еще не знают, что с ним.

В переходе, у самой лестницы на поверхность, лежал черный пес. Завидя меня, он вскочил, подбежал, виляя хвостом.

– Анубис, – я протянул руку к его голове. Пес подпрыгнул, радостно тявкнул, лизнул руку, завился вокруг моих ног, – Что, дальше вместе?

Пес несогласно рявкнул, рванулся к выходу. Я поднялся на улицу и невдалеке увидел черный мерседес с шофером. Собака куда-то исчезла.

Я подошел к машине, достал удостоверение, протянул шоферу.

– Слушаю Вас, господин Старший Консультант!

– Вот что, друг... Твой начальник там внизу сейчас занят сильно, он просил, чтоб ты меня повозил сегодня немножко. Понятно?

– Понятно... Что же тут непонятного, – вздохнул шофер, – садитесь.

Я сел на свое любимое заднее сиденье.

– Тебя как звать-то?

– Коля. А Петр Петрович разве не сказал?..

– Ему там совсем некогда.

Шофер вырулил на улицу.

– Куда поедем?

Он застал меня врасплох своим вопросом.

– А мы сначала домой к Петру Петровичу. Он сказал, ты меня довезешь, покажешь. Велел супруге своей передать, что задержится.

– Да? А по телефону не проще?

– Хм... Он меня лично попросил. А я его волю уважаю.

– Ну лично, так лично, – Николай развернул машину в неположенном месте, – бояться было нечего, машин не было совсем.

Снаружи было так пусто, что казалось, будто Москва стала подводным городом.

– А что это нет никого на улицах? Случилось чего?

– Так ведь праздник! День Мира! Празднуют все. Неужто не знаете? Вот ведь потеха... Извините, ежели чего не так говорю. Мои сейчас тоже пьянствуют, отец из Кенигсберга приехал, гостинцев привез.

Я посмотрел на часы в приборном щите и успокоил водителя:

– Не волнуйся, к восьми точно дома будешь.

– А что, за Петром Петровичем заезжать потом не надо больше?

– Нет, больше не надо...

– Вот и славненько. А у меня отец на флоте работает – рыбу привозит изредка – высший класс!!! У них там с рыболовством не ахти, но вот достает... Знакомства...

– Да, без этого жить теперь нельзя.

– Это точно. Раньше вот было больше порядка. А теперь, – он махнул в отчаяньи рукой, – Ерунда одна.

– Ну, Коля, это не нам с тобой удить, ерунда или не ерунда...

– Это точно. Судильщики найдутся. Этих судильщиков у нас пруд пруди. Эх, Россия... А то еще как бывает – наворочает какой-нибудь деловой, а потом – мол, это было историческое решение. А откуда им знать – какое оно. Может, оно через десять лет и вовсе позабудется. А может, было лучше совсем по-другому. Или, наоборот, совершенно все равно – как... То есть через пятьдесят лет у людей в головах все равно все устаканится... Ну, будут они жить чуть лучше, чуть хуже... А думать все равно будут, что живут нормально. Люди – они почти ко всему привыкают... Я вот как засыпаю – все время смерти боюсь. Я подумал – почему. Потому что неизвестно – что после меня будет. Но ведь будет, определенно, это ж как пить дать! Вот и обидно. Правильно я говорю?

– Ты слишком что-то болтливый. Не погонят с работы-то?

– Не-а... Я же говорю – знакомства... – Николай рассмеялся, но я почувствовал, что он замолчал надолго.

Молчал он до самого места.

– Вот, это здесь, пятый этаж, квартира сто пять.

Я поднялся на пятый этаж пешком, раздумывая о том, что я скажу его жене.

На мой звонок долго не открывали дверь, потом кто-то подошел к двери и долго изучал меня в широкоугольный глазок.

– Кто там?

Я снова достал удостоверение из кармана, показал в глазок:

– Я из Управления.

Дверь открылась. На пороге стояла худенькая женщина в коричневом платье. Позади, из большой комнаты, выглядывала девчонка с русыми косичками.

– Мама, кто это пришел? Что это за дядя?

– Это с папиной работы, не мешайся, иди в детскую... Проходите же...

– Да я, собственно... – я понял, что не знаю как ее зовут, и вопросительно посмотрел на нее, ожидая подсказки.

– Клавдия Ивановна.

– Я на минутку... Видите ли, Клавдия Ивановна, – я судорожно перебирал в памяти фильмы военных лет, где родственников погибших оповещали о случившемся, – Дело в том...

– Что-то с Петей? – один из многочисленных сценариев сработал, все потекло без прежнего напряжения.

– Да...

– Это серьезно?.. – она была готова заплакать, едва сдерживалась.

– Это навсегда...

Она охнула, отвернулась от меня, махнув бессильно рукой, мол, проходите, подождите, и ушла. Я закрыл дверь.

Телевизор в большой комнате показывал синие часы. Было без малого шесть.

Окно за телевизором было открыто, я сел рядом, чтобы подцепить побольше свежего воздуха. Стало слышно, как в соседней комнате, за закрытой дверью рыдает женщина.

Под окном медленно прогрохотал трамвай, остановился. Люди вышли, рассосались по подворотням. Больше всего утекло в дом напротив, Урод постройки тридцатых годов, типичный памятник строек коммунхоза. Говорят, что там в квартирах даже не было кухонь – предполагалось, что все будут питаться совместно, внизу на первом этаже. Интересно, как они его перестроили?

Мне стало противно от всего этого: трамвай под окном, эти мостовые, эта развалина напротив. Я представил себе город сверху, как огромное варево мерзкого темно-зеленого цвета. Кто-то мешал ложкой, и на поверхность всплывали и лопались радужные, необычайной красоты пузырьки. Захотелось ударить в бок чана, опрокинуть, забыть этот кошмар.

?Это ничего, это пройдет. Это реакция...? Но ничего не проходило. Бело-голубой тюль рядом с телевизором то надувался, то опадал. Во дворе играли дети.

После продолжительного молчания, в телевизоре заиграла музыка, печальный голос в динамике стал говорить какие-то давно привычные, близкие, но почти не нужные фразы.

– Мама, мама, не плачь, там же дядя чужой, он ждет, мама! – слышалось из соседней комнаты.

– Сейчас, сейчас, доченька, сейчас, – женщина успокаивала не столько дочку, сколько себя. Через пару минут, она вышла ко мне, вытирая лицо мокрым уже платком, подошла к телевизору, выключила.

– Простите. Как это случилось? Что теперь?

Она стояла прямо передо мной, и мне показалось неудобным сидеть в ее присутствии, но встать я не мог – так близко она подошла ко мне.

– Задержание опасного предателя... Мы не успели подъехать, все было уже кончено. Этот гад его всего изуродовал... Простите...

– Вы хоть поймали его? – она просто не знала, чего еще спросить.

– Пока нет. Но обязательно поймаем. Обязательно! – я почти что верил в то, что говорю.

– Когда похороны?

– А вы позвоните в Отдел, завтра, Вам все расскажут, что да как. Про тело не беспокойтесь, там уже работают наши люди, мы все устроим.

– Господи, что же будет теперь, что же будет...

– Мама! – девочка высунулась из соседней комнаты, – Мама, зачем ты телевизор выключила, там сейчас мультики показывать будут. Ну мама, ну включи, пожалуйста.

– Извините, Вы позволите, мне надо ехать.

– Да, да, простите, конечно, – она всплеснула руками, отступила в сторону.

Я прошел к выходу, обернулся.

Девочка подбежала к телевизору, включила. Траурная минута кончилась, начинались детские передачи.

Машина ждала меня внизу. Шофер нервно поглядывал на часы, поминутно оглядываясь на дверь, как только я появился, он завел мотор. Хорошо еще, дождался, пока я закрыл дверь, прежде, чем тронуть с места.

– В Министерство?

– Сначала на Садовое зарули, я покажу, недалеко от Красной Пресни. Ты не волнуйся, это по быстрому...

Было видно, что он расстроился.

Ехали молча, и без музыки. Я посмотрел в окно – город наваливался на меня, поражая уродливыми формами. Дома наклонялись, почти падая на мостовую

– А стекла затемнить в салоне нельзя?

– Так вроде ни к чему это... Я про такие машины и не слышал... Мне же обзора никакого не будет. А что такое?

– Я этот город видеть не могу...

– А Петр Петрович, наоборот, любит... А Вы глаза закройте, вот и хорошо будет, – шофер думал, что удачно шутит, – А потом, мы уже почти приехали, – он опять надавил на газ, стараясь успеть.

Я попытался закрыть глаза, последовать рецепту, но город не отпускал меня, маячил, зыбко перемещаясь и пугая чудовищностью размеров. Мелькнул какой-то смутный образ, что-то вроде разбитой черной машины.

– Во, Красная Пресня, здесь куда?

– Первый поворот направо, и по той улице дом пять, заедешь со двора.

Через пару минут мы остановились.

– А вот и приехали, – заставил меня очнуться водитель.

Я склонился к нему. Николай нервничал, не мог успокоиться, держал ногу на педали газа.

– Коля... – позвал я его. Он обернулся, и в его глазах я еще более явственно увидел его дорогу: длинные черные полосы тормозного пути, фонарный столб, короткий взрыв бензина, сразу же после столкновения, Коля, мой тебе совет, не спеши сегодня, – мне захотелось обмануть собственное предвидение, предостеречь, остановить, – не спеши, а то ведь и впрямь разобьешься. Насмерть.

– Ох, господин старший консультант, не любите Вы быстрой езды. Выродились русские совсем, не тот народ пошел! Я поеду, а? Меня там отец ждет...

– Смотри, Коля, я тебя предупредил, – я вылез из машины. Коротко взвизгнув шинами, мерседес сорвался с места и исчез, с трудом вписавшись в поворот.

В квартире было привычно пусто. Не зная чем развлечься, я прилег, раскрыл очередную книжку, попробовал читать – не получилось.

Набрал номер генерала, подождал – никто не подходил. Только потом сообразил, что действительно праздник, что это только в исключительных случаях работают. Потом удивился, что с утра его на месте застал. Что он там делал, интересно.

Поискал по квартире бумажку, на которой генерал во время очередной пьянки записал свой домашний телефон. Зачем он это делал он тогда толком объяснить не сумел – то ли хотел отдать мне, то ли чтобы самому не забыть.

К телефону подошла жена.

– А мне бы вот Климента Степановича.

– Кто его спрашивает?

– Скажите Дмитрий Евгеньевич, с работы.

– О Господи, с утра работа, на ночь глядя – работа... – она говорила это, уже положив трубку рядом с телефоном, уходя.

Было слышно, что в квартире громко спорят несколько бодрых голосов. Празднуют.

– Да-да, я слушаю...

– Ну съездил я туда, Климент Степанович.

– Я рад, что Вы остались живы. А мы приехали – Вас нет, ну, думаю, все. Пришлось домой ехать... Да, кстати, с праздничком Вас.

– Вас так же. Я вот тут подумал: а что это Вы в заведении в праздник делали?

Генерал немного замешался, выдержал паузу.

– Да все дела, знаете... Дела...

– Ну ладно. Я сегодня, кажется, решил свои проблемы. Теперь нужно что-то дальше делать. Вы-то, верно, знаете.

– Как что? Дмитрий Евгеньевич, Вы меня удивляете просто. Мне это непонятно. Вы же Фараон теперь. Неужто не ясно?

– Мне кажется, что нужно подождать. Я позвоню.

– Дело, конечно, ваше... А ждать долго?

– Не знаю...

До вечера я сидел на кухне, пробовал привыкнуть к запаху и вкусу водки. Хотелось выжечь из своей головы воспоминание о багровом цвете шестерни. Город по-прежнему стоял в моих мозгах, гремел уличными пробками, не отпускал.

Водка не помогала – возбуждала, а не отупляла. Никчемное питье.

Пытаясь заснуть – а я так и не смог – я увидел все прошедшее, как отражение какой-то давней и очень важной традиции, что-то очевидное, но отчего-то непостижимое. Мне почти что снились гораздо более простые и величественные города, без суеты, без шума, наполненные солнцем. Я понял, что уже никогда ничего не сумею построить – это было противно, не нужно никому.

Потом я увидел трон, целиком золотой, как коронка на больном зубе шофера. Он сам сидел на этом троне, улыбаясь. В руке его был змееподобный жезл.

– Вот, – сказал он, – я теперь посвящен. Совсем посвящен. Не то что ты, недомерок. Мне стало страшно от его слов, и я выстрелил. Шофер рассмеялся, опуская жезл, и увидел, как в его абсолютно прозрачной груди вращается багровая от крови шестерня.

Остаток ночи, до рассвета, я ходил по квартире из комнаты в комнату, не давая себе заснуть.

Наступило утро.

Нужно было что-то делать. Я нехотя собрался, посмотрел в зеркало бриться не хотелось, решил, что щеки могут отдохнуть денек.

Мне не хотелось оставаться в этом доме ни одной минуты, и я поехал в Министерство.

В вестибюле на мраморной колонне было скотчем приклеено объявление:

?Коллектив министерства с прискорбием сообщает о трагической гибели сотрудника министерства Николая Дитриховича Зарринг...?

С траурной фотографии на меня весело смотрел мой вчерашний водитель, Коля.

Не послушался, значит.

Я услышал, как двое сотрудников обсуждают траурную тему:

– И что, сгорел?

– Начисто сгорел! Только по номерам машины и опознали.

– А может, это и не он вовсе. Он, может, давно в Лондоне...

Я поднялся в свой кабинет, сел за стол. Было скучно.

Попробовал разгадать кроссворд в министерской газете. Не получилось. Что-то элементарное, типа ?древний Бог? из четырех букв, первая ?О?. Осирис не подходил, остальное не шло в голову.

Нет, так больше не может продолжаться.

Зачем я его убил, в конце концов?.. Что он мог???

Нет, мешала мне эта шестеренка! Но и без нее механизм разваливается... Что мне мучится теперь! Ну да, случилось... Ну правила такие.

В конце концов, без этого я не смог бы начать новой жизни. И если я не чувствую в себе этой возможности, так это уже мои проблемы. Нужно знать, где эти резервы искать. А я не знаю.

И тут я увидел в себе это место. Я понял, что новая жизнь уже возможна, что последнее препятствие устранено. Оказывается, достаточно было просто отмести все второстепенное, сосредоточившись на главном, на цели. Мой невидимый двойник был уже рядом. Он был во мне.

?Ну вот, все и в сборе?, – подумал я, и набрал номер генерала.

– Алло, – генерал отвечал довольно сухо.

– Это я.

– Слушаю Вас, – голос его напрягся.

– Пора. Я назначаю Вас канцлером. Когда нам можно идти?

– Это в Народном Доме, мы можем ехать прямо сейчас.

– Церемониал?

– Никакого. Вы занимаете Его кабинет и начинаете исполнять Его обязанности. Если здесь есть смысл говорить об обязанностях.

– Тогда сообщите от моего имени в Министерство строительства, что мы сносим Триумфальную Арку и приходите.

– Триумфальную Арку Мира?

– А что же еще? Теперь все будет совсем по-другому.

Генерал хотел что-то возразить, но не успел – я положил трубку.

Он появился у меня в кабинете через полчаса, подтянутый, в какой-то новой форме, без погон.

– Машина ждет.

– Ну поехали.

На улице начинался ливень. Масляно блестел асфальт, прохожие прятались в подъездах.

Когда мы проезжали под Аркой мира, я увидел, что полицейские уже натягивают желтые ленты, ограничивающие движение, огораживают арку.

Мы подъехали к Народному Дому, и я понял, куда идти дальше. Охрана на входе безмолвно пропустила нас.

Я шел по коридору, уверенно выбирая повороты и лестницы, что-то вело меня, я не мог заблудиться. Наконец, я остановился перед дверью, обитой дубовым шпоном. Нам было нужно именно туда.

Я вошел в кабинет.

Фараон поднялся мне навстречу, склоняясь точно по древнему ритуалу. Он освобождал свой трон. Собака у подножья кресла проводила его взглядом. Черная шерсть пса была ухожена и блестела.

Я сразу узнал и пса, и его хозяина, это меня совсем не удивило.

– Папа, – я обнял Фараона, поглаживая седой пух на его голове, – не надо, что ты вскочил, садись, мы пока все оставим все как есть. Мне этот кабинет будет не нужен. Я все равно перенесу столицу на Запад. Хватит. У нас и так достаточно пограничных городов. Мне здесь жить не нравится.

– Господин, а что же будет с Городом? – канцлер усердно стенографировал каждое мое слово, следуя за мной. Я уже не замечал его, как не замечаешь часть собственного тела.

– С Городом? – я подошел к окну и увидел вдалеке величественный монумент Триумфальной Арки Мира. Я знал, что у подножья уродливого колосса, под дождем, уже копаются строители, исполняя приказ о подготовке Арки к сносу.

Тысячи таких же арок по всей стране, сотни пирамид, скрипящие в свете расплавленного по всему небу Солнца, блоки, строительный камень, поднимающийся на свитых вручную канатах. Передо мной вновь открылся туннель в изведанное Ничто. Повтор. Снова Повтор. Захотелось пить.

– С Городом? – едва ворочая сухим языком, переспросил я, – Я думаю, что Город придется затопить.

– Сынок, как же так, прости, но это же было уже, не раз было... – отец подошел ко мне, все еще склоняясь в ритуальном поклоне.

– Когда? Я не помню ничего, это не важно, не нужно так говорить... перед моими глазами снова всплыла сбитая граммофонная пластинка, игла скакала по ее поверхности, варьируя хрипы, но повторяя основу мелодии.

Канцлер отложил в сторону свою папку, и с легкой улыбкой расстегнул кобуру, и у него в руках появился продолговатый и черный, как голова Анубиса, браунинг.

Из глубины невыносимого света, из самой ее сердцевины, ко мне навстречу поднялся ослепительный, вычурный, похожий на древнего зверя, протуберанец. Он приближался медленно, обдавая жаром, все больше искривляя свой неровный хребет, и, наконец, слизнул меня, как каплю воды со стекла.