Текст книги "Амнезия"

Автор книги: Антон Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Никитин Антон
Амнезия

Антон Никитин

Амнезия

Предисловие к первому изданию.

Уважаемые читатели!

Вы держите в руках свидетельство о событиях, происходивших в

одном из многочисленных Образов Существования.

В силу ряда обязательств, связанных с интересами ныне живущих

свидетелей происходившего, мы не можем рассказать вам о том, каким

образом эта рукопись попала к нам редакцию. Ясно лишь одно

подлинность этого документа не вызвала у нас сомнений, так как была

подвергнута тщательнейшей проверке и всестороннему анализу.

Тем не менее, ряд обстоятельств, имен, и мест действия, затронутых в

повествовании, потребовали дополнительных пояснений и уточнений.

Обратившись в Академический Институт Историографии и Социальной

Истории, редакция с удивлением обнаружила черезвычайную скудость

доступного для изучения материала. Особенно удивительным показалось

нам то обстоятельство, что обширным купюрам был подвергнут именно

интересовавший нас материал, в то время как соседние периоды и Образы

остались нетронутыми. Это обстоятельство, нимало нас удивившее, и

привело к немногочисленности примечаний. Все же, мы старались пояснить

события настоящей рукописи, исходя из собственного опыта, догадок, а

иногда даже и чистой интуиции.

После этих, минимальных дополнений, мы отдаем эту рукопись на ваш суд.

Редакционная коллегия

Еще должно прийти время,

когда глас посвященных

будет еще раз услышан ...

и Мастер Скрытого Дома

будет ждать в Молчаливом

Месте пришествия

человека, который,

отбросив в сторону ложные

доктрины и догмы, будет

искать простой истины и

не будет удовлетворен ни

заменой ее, ни подделкой

Мэнли П. Холл

"Энциклопедическое

изложение масонской,

герметической,

каббалистической и

розенкрейцеровской

символической философии"

Иисус сказал: Пусть тот,

кто ищет, не перестает

искать до тех пор пока не

найдет, и когда он

найдет, он будет

потрясен, и, если он

потрясен, он будет

удивлен, и он будет

царствовать над всем.

Апокрифическое Евангелие

от Фомы

Пролог

То ли будильника не было слышно: то ли забыл завести... Проспал страшно, практически безнадежно. Скорее всего, действительно забыл, хотя еще вечером собирался обязательно поехать в институт.

Да и за окном на удивление мерзко. Невозможно себе даже представить десятиминутный поход через пустырь к метро в этой сырости. Весна уже скоро месяц как наступила, а кроме тумана, да моросящего дождя – признаков никаких.

Тут, однако, хочешь – не хочешь, а ехать придется. Тем более, есть еще шанс застать преподавателей на месте.

Пока брился, в прихожей длинным, почти междугородним звонком, зазвонил телефон. Разбрызгивать пену по коридору не хотелось, а когда добрался до аппарата, звонивший, видимо, отчаялся – только и было слышно, как загремела трубка на рычаг, да пошли короткие гудки.

Мама ушла уже, видимо, давно, и с завтраком придется разбираться самому. Впрочем, готовить мама не любит и не умеет, так что неизвестно, что лучше. Чайник стоял на плите уже едва теплый, и разогревать его я не стал. Пришлось съесть два сухих бутерброда с сыром (масла тоже не было).

Пока ел, по привычке включил телевизор. Показывали какой-то многосерийный детектив из жизни английских лордов. Что-то в духе Джеймса Бонда. Пришлось задержаться еще на полчаса, и одеваться я начал уже убедившись, что Британской Империи ничего не угрожает. Странным образом господство над миром в этом сериале связывалось исключительно с властью над Британией. Видимо, это на Островах в порядке вещей.

В тот момент, когда я уже стал проверять наличие всего необходимого по карманам – ключи, паспорт (на всякий случай), кошелек (только позавчера получил стипендию) – телефон снова зазвонил.

– Дмитрий? – я этого человека никогда раньше не слышал, – Дмитрий, нам нужно с Вами поговорить, – собеседник был вежлив, но тверд, – Я думаю, что Вам нужно подождать немного дома, и мы сможем выслать за Вами машину.

Мой одногруппник Гриша Вицлебен отличался неуемной страстью ко всяческим дешевым розыгрышам и приколам. Все его шуточки были какого-то весьма специфического трупного оттенка. А его своеобразный юмор, какое-то странное заигрывание с Органами, меня уже очень давно раздражал. В последний раз он почти что довел до сердечного приступа единственного в нашей группе еврея, Игорька Блинкина, талантливого, но очень слабого здоровьем паренька. За эту антисемитскую эскападу, я был готов набить ему морду, да Гриша почему-то перестал появляться в институте.

– Да пошел ты!! – я аккуратно, даже без злобы, положил трубку на рычаг.

Когда я запирал дверь на наружный замок, в квартире опять зазвенело.

У поворота около булочной ко мне пристал какой-то пьяный пролетарий в разодранной синей, куртке из болньи и, ссылаясь на "чрезвычайно затруднительное материальное положение", стал требовать денег на опохмел.

– Земляк, помогай – никакой возможности нет выжить, – пролетарий неожиданно сменил тон и лексику, все больше наваливаясь на меня. Из его безобразной пасти несло чем-то вроде смеси дешевой водки и дорогого одеколона, а правый верхний резец был золотым, что меня немало удивило.

– На, дятел, держи... – я сунул в немытый кулак алкоголика мятую купюру и приготовился драться.

Дядька, однако, не отреагировал на "дятла" и тихонько заковылял в сторону винного.

Неприятно, конечно, но не в первый же раз

Район наш далеко от центра, живут здесь, в основном, рабочие с окрестных заводов. Старые дома, еще довоенной постройки – раньше это был далекий пригород, куда выселяли неугодных властям. Вечерами народ развлекается кто во что горазд, но наиболее распространенная забава что-то вроде соревнований на выживаемость. Вот и вчера над пустырем гремело, какие-то дикие голоса в отдалении орали матерно, так, что в ответ лаяли собаки, и под конец забухали пистолеты.

В подземном переходе опять темно, но тепло. На днях только поменяли все лампы, но во вчерашней схватке, видимо, их снова перебили. А вот остановить метро у местных боевиков сил пока не хватает.

Я толкнул прозрачную дверь, и тут почувствовал, что кто-то напирает сзади. Это было странно, потому что в переходе почти никого не было. Выяснить в чем дело, я не успел – в левом боку что-то неприятно кольнуло, хрустнула хрупкая ледяная игла, и я начал проваливаться в темное и холодное марево. Где-то рядом промелькнула темно-синяя шуршащая ткань, какая-то девчонка закричала "Дяденька, дяденька упал!" – и стало темно . 1. Книга о Вратах

Проходят дни, годы, и

человек умирает. В агонии

он спрашивает: "Возможно

ли, что за все годы, пока

я ждал, ни один человек

не пожелал войти, кроме

меня?" Страж отвечает:

"Никто не пожелал войти,

потому что эти врата были

предназначены только для

тебя. Теперь я их закрою"

Хорхе Луис Борхес, "О

Честертоне"

Я очнулся довольно быстро – так мне, по крайней мере, показалось. Болел левый бок, по левой же руке бежал какой-то неприятный липкий холодок – я ощупал болевшую кисть свободной рукой и обо что-то уколол палец. С трудом разлепив глаза, посмотрел на руки. Командирские часы, доставшиеся в наследство от недавно умершего деда, были разбиты и стрелка торчала вверх видимо, кто-то задел ногой.

Только тут я заметил, что лежу уже не там, где упал, а под неработающими разменными автоматами. Неподалеку на корточках сидела девочка лет пяти и с явным любопытством за мной наблюдала.

– А тетенька доктор сейчас придет, – сообщила девочка, – тетенька доктор сказала, что она должна полицейских позвать, что это Вас кто-то так специально толкнул, а полицаи приедут, они во всем разберутся, у них это быстро. А что часы Вы сломали, так это ничего. Тетенька доктор сказала, что рука у Вас целая, перелома нет – так, порезы одни. Может, сказала, стекла от часов в порезах есть. И все.

– А ты тут чего делаешь? – слова выходили из меня как неживые.

– А я тут разговариваю.

– Много?

– Разговариваю?..

– Нет, порезов много?

– А тетенька доктор не сказала – сказала, что у нее бинтов не осталось почти после вчерашней ночи, когда дяденьки из пистолета стреляли за углом, сказала, что устала уже, что пусть Карета разбирается, или полиция.

А зачем полиция-то? Полиция совсем незачем, я ж тогда не успею никуда, и плакал тогда мой курсовой.

– А доктор давно ушла? – с тайной надеждой на лучшее спросил я у девочки.

– А я не знаю, а часы у Вас сломатые – и я времени не видела. Но Вы не волнуйтесь, она вернется скоро.

Лучше она б и не приходила никогда... Я попытался подняться, и не смог – ноги скользили и любое напряжение отдавалось в боку.

– А Вы лежите, лежите, это полезно Вам, так тетенька доктор говорила. Она еще мне велела за Вами приглядывать, а то, говорит, еще сбежит, говорит, а мне отвечай.

Ну да, с таким присмотром я не вырвусь никогда.

И тут тетенька доктор и вправду вернулась.

Тетенька была года на два младше меня и работала в медпункте метро, видимо, первый год, сразу по окончании института. Обута она была в мягкие яловые армейские сапоги, а остального я снизу разглядеть не мог.

– Слава Господу, я думала, что Вам придется укол делать, а у меня уже ничего почти не осталось.

– Да мне один укол уже сделали...

– Кто же это? – она даже наклонилась и с удивлением посмотрела на меня поверх элегантной оправы своих очков, – Вы же один здесь были – вот и девочка видела – шли, шли, да и упали – это от сильного опьянения бывает.

– Ага, – подтвердила девочка, тряхнув русыми косичками, – шли, шли, и вдруг – бух!!!

– Подожди, – в голове у меня что-то мягко сместилось, – ты же сама говорила, что меня...

– Я говорила? – искренне удивилась девочка, – Да мне мама не велит говорить с чужими дядями. Правда, мама?

– Конечно, дочка, – кивнула доктор, – Просто не надо так много выпивать.

Я понял, что спорить бесполезно.

– Ну хоть рану-то вы мне обработаете?

– А у меня бинтов после вчерашней перестрелки не осталось совсем. Но я уже вызвала Карету, они Вами займутся.

– А полиция?

– А зачем Вам полиция, Вам Карета нужна.

– И впрямь, зачем мне полиция? Ну а подняться-то Вы мне поможете?

– Вот этого я делать и вовсе не обязана.

– А перетаскивал-то меня сюда кто?

– Перетаскивал? Я Вас тут прямо и нашла.

Тут я перестал что-либо понимать. Видимо, это было просто не нужно. Мои приятели рассказывали мне о каких-то новых методах призыва, о предварительной химиотерапии, но я никогда в это не верил. Кроме того, мне не от чего было уклоняться – я честно отслужил два года на Уральском Рубеже, и перед Отечеством был чист. Так или иначе, мне стало ясно, что любое мое слово с этого момента может быть истолковано любым образом, и я решил не сопротивляться.

Наверху загудела полицейская сирена.

– Странно, я же не вызывала полицию, – холодно сказала врач, и поправила очки, – дочка, пойдем, дядей господин лейтенант займется.

В вестибюль, действительно, вошел, лейтенант.

– Ну, в чем дело? – не обращая внимание на врача, обратился он ко мне. Доктор воспользовалась паузой и, схватив дочку, исчезла в помещении медпункта, – Пьете, что ли много, а здоровье, что ли, слабое? Ох, до чего, вы, студенты, мне надоели, – и он пихнул сапогом мою ногу, – Все условия, вам, сукам, создали, а вы... Ну, сейчас мы протокол...

– Лейтенант, – раздался со стороны бас. Лейтенант дернулся и застыл в стойке смирно. Я с трудом повернул голову и увидел майора полиции во всем параде.

– Лейтенант, почему вы не отвечаете на радиовызов, вы что, не знаете инструкций, или считаете необязательным их выполнение?

– Но, господин майор, я прибыл по вызову госпожи фон Фир...

– Молчать!!! – грубо оборвал его майор, – Ваша обязанность – постоянно присутствовать в патрульном мотоцикле, и я позабочусь, чтобы остаток своих дней вы занимались регулированием движения.

– Мне не в чем себя упрекнуть, господин майор. Если вы считаете нужным, то я готов ответить по вашему рапорту о моем служебном несоответствии, однако, мне кажется, что поводов для такого рапорта у вас, господин майор, нет, – лейтенант побледнел, но держался прямо.

– Капитан, – подозвал кого-то со стороны майор и как из под земли рядом со мной возник капитан полиции, подтянутый, но в обмундировании его был виден легкий беспорядок, а кобура пистолета была расстегнута. Впервые я вызывал столь пристальное внимание со стороны властей, – Объясните лейтенанту его неправоту, а мы с господином студентом пройдем в медпункт.

Майор протянул мне руку, и я сумел подняться. Было не особенно приятно. Все мое тело было набито ватой, а в левом боку поселилось неведомое животное, которое время от времени переворачивается, задевая мне лопатку.

Майор провел меня узким крашеным коридором и вошел в небольшую комнату. В комнате стояла кушетка, стол, два стула. Шкаф стеклянный с какими-то банками. За столом сидела доктор. Девочки нигде не было.

– Госпожа Фирсова, перевяжите господина студента, а я посижу – подожду тут.

Доктор постаралась не показать своего удивления и достала из стола бинт, вату и какие-то медикаменты.

Майор усмехнулся, сел на кушетку и принялся ждать.

Доктор бинтовала меня в полном молчании. Было слышно, как за стеной урчи эскалатор, и как в вестибюле лейтенант повторяет бесконечный аргумент про уверенность в своей правоте и полном подчинении всем служебным инструкциям.

Госпожа Фирсова тщательно накладывала на марлю какой-то желтоватый состав с тем, чтобы потом прибинтовать эту ткань мне к руке, и не отвлекалась на посторонние шумы.

Бинты мягко ложились мне на руку, и, как это ни странно, прикосновения доктора мне были приятны.

Спор в вестибюле нарастал, возражения лейтенанта становились все тише и тише, а капитан, видимо, раскачивал себя односторонней полемикой. На секунду все стихло, потом хлопнул пистолетный выстрел.

Доктор как раз завершила свой труд, и сидела потупившись, как девчонка, не выучившая урок. Майор выглянул в коридор, тихо выматерился и обернулся ко мне:

– Нам придется немножко прогуляться.

Мне было уже все равно. В институт я опоздал, курсовой, похоже, становился все больше похож на неисполнимую мечту. Я поднялся со своего места и, запихнув сломанные часы в нагрудный карман куртки, сказал:

– Пошли.

Мы вышли в тот же узкий коридор, но свернули в другую сторону. Я оглянулся и увидел, что капитан наклонился над лейтенантом и пытается сорвать с форменной куртки лежащего знак регулировщика.

Мы спустились вниз на несколько ступенек, прошли еще немного, и оказались под эскалатором. Над нами вращалось огромное маслянистое колесо, прокручивающее поручень, а впереди висел знак с черным человечком, перечеркнутым красной полосой. Проход между механизмом и стеной за этим знаком сужался и самые дальние шестерни протерли в мягком цементе стены углубление. Пахло машинным маслом и металлом, и мне показалось, что эти колеса вращались здесь вечно. От мысли о попытке их остановить, в перебинтованной руке забилась легкая шуршащая боль.

– Нам туда, – майор показывал чуть левее знака.

Мы спустились еще, эскалатор остался позади, и мы пошли по железному настилу.

Вдруг все затряслось, я бросился к стене, прячась от накатывающего грохота, и сквозь просветы в настиле увидел проезжающий прямо подо мной поезд.

– Не бойтесь, господин студент, – прокричал майор, – мы почти что пришли, и он показал в десяти метрах впереди железную лестницу наверх, Поднимайтесь, а я за Вами. Там наверху дверь, не заперто.

Лестница была довольно чистой, вовсе не ржавой. Можно было подумать, что по ней каждый день кто-то поднимается.

Когда мы вышли на поверхность, я увидел вдалеке синюю полицейскую машину.

Майор подошел ко мне сзади и, отряхивая форменные брюки, произнес:

– Ей-богу, Дмитрий Александрович, лучше бы вы дома дождались нашей машины, а то суета сплошная, просто стыд какой-то, народу-то сколько покалечили!..– и только тут я заметил, что в петлице у него не щит, символизирующий Внутренние Силы, а орел – эмблема Безопасности.

В машине за рулем спал шофер. Он был одет в гражданское.

Майор грубо пихнул его:

– Рацию давай, еврейская морда!

Шофер вздрогнул и вытащил из под руля трубку на длинном скрученном шнуре.

– Осирис, Осирис, я Анубис, прием!

– Анубис, я Осирис, слушаю Вас, – ответила трубка.

Майор прикрыл ладонью микрофон и обратился ко мне:

– А вы садитесь на заднее сиденье, Дмитрий Александрович, мы поедем сейчас, садитесь... Осирис, я около станции метро "Площадь Мира", у нас тут опять проблемы с дорожной полицией...

– Опять ваш капитан отличился?

– Опять... Пора уже решать вопрос... Замять-то уже не удастся...

– Что, жертвы, что ли?

– А Бог его знает, может, и жертвы...

– Высылаем машину... Конец связи.

Майор швырнул трубку шоферу.

– Допрыгался, гад... В Управление поедем сейчас, понял?

– Понял, чего не понять, – лениво отреагировал шофер.

Майор обошел машину и сел на переднее сиденье.

В машине все было каким-то совсем иным, не таким, как снаружи, и не таким, как в других машинах. Я не знаю, что было тому виной – освещение или что-то еще, но всю поездку мне казалось, что я еду не только в другое место, но и в другой мир.

Я подвинулся в сторону, чтобы видеть дорогу впереди, и наткнулся на сидении на газетный сверток Газета была "Красная Звезда" и из нее выбивался слегка порванный край синей болоньи.

– Не мешает сверточек? Я вот для жены у вас в универмаге плащ купил, Майор был почти что счастлив, – чрезвычайно дешево!

Я промолчал.

Шофер начал петлять по проулкам и, наконец, выехал на улицу.

Майор потянулся к приемнику и включил его. Играла скрипка.

– Опять ты свой сионистский канал слушал! – замахнулся майор на шофера, – Еще раз повториться – уволю! – и начал крутить ручку настройки.

– Господин майор, а почему нельзя меня было просто остановить, а надо было какие-то уколы делать? Что, без химии теперь и шагу ступить невозможно? – мне не хотелось его спрашивать, но я почему-то спросил.

– Постойте, какие уколы, она же Вас, Дмитрий Евгеньевич...

– Александрович я – поправил я его.

– Извините великодушно! Она же просто перебинтовала! – если он и врал, то очень талантливо, мои слова его явно заинтересовали, он даже отвлекся от приемника, и тот шипел, ненастроенный, – Нам сообщили о том, что у Вас на станции метро ЧП, а мы уже ехали к Вам. Ну по приметам в сообщении поняли, что это с Вами там случилось, вот и подъехали... А что, Вас кто-то обрабатывал? Вы скажите если что, и не мне даже, а потом, на беседе, господину генералу, обязательно, это уж скорее его прерогатива, а мне-то что – мне Вас велено доставить, а там уже не моя инстанция.

Он повернулся и продолжил настройку.

– Во, новости, то что нужно!

Я посмотрел на часы, вмонтированные в приборную доску "Мерседеса". Часы показывали 13-37. В это время новости передавало только арийское радио.

"...настоящее время европейский союз только приближается к концепции единства, достичь которого, видимо, не удастся из-за многочисленных дипломатических разногласий. Западные границы империи не должны реагировать на настроения мелких политиков из Европы, утвержденной в ее нынешнем виде ценой миллионов жизней и реками крови. Самый прочный союз, замешанный на необходимом сотрудничестве и ..."

Стало скучно и я почувствовал, как от перебинтованного запястья к локтю медленно катится волна, сжимающая мне руку. Когда холод достиг плеча, я испугался, но испуг не успел завладеть мною – сердце дрогнуло, мне показалось, в последний раз, и я заснул.

Когда я проснулся, мы сворачивали уже на прямой путь, ведущий к управлению безопасности, оставляя слева сверкающий купол Народного Дома1. Раньше на его месте стоял русский храм, а теперь в этом здании располагалось правительство.

Мы миновали Кремль, и въехали под Триумфальную Арку Мира.

Мне никогда не нравился этот монстр посреди города, но все разговоры о сносе Арки, идущие уже четвертый год, видимо, были обречены. В институте поговаривали, что Арка является собственностью Сил Безопасности, и внутри электроники больше, чем в ядерных институтах Рентгена.

Внутри машины по-прежнему неуловимо пахло чужой страной, а то и чужой планетой.

Под памятником Дзержинскому стояла вялая горстка помятых стариков в драпе с красными транспарантами. Старики мерзли, но не расходились. Полицейский прохаживался рядом, и ему хотелось пойти обратно в патрульную машину, в свой мирок, там хоть тепло, но инструкция не позволяла.

– Ну что, Дмитрий Александрович, приехали мы, – обернулся ко мне майор, – господин генерал уже ждет Вас. А ты – он говорил это уже шоферу, поставишь машину в гараж, и на сегодня свободен. А в табели я тебе половину рабочего дня отмечу.

На часах было 14-10. По радио звучали марши. Машина остановилась.

Майор вышел и даже открыл мне дверь. Я протиснулся наружу и подождал, пока майор пройдет вперед. Странно, но после сна мне стало значительно легче. Бок практически перестал меня беспокоить, что подтвердило мою мысль о том, что состав, которым меня сбили с ног, и состав, которым намазали мои бинты, работали как бинарное оружие.

На пропускном пункте майор о чем-то долго перешептывался с постовым, сделал три звонка по местному телефону, и только после этого мне дозволено было пройти в здание.

Сначала я пытался отслеживать наш путь, однако скоро понял, что это бесполезно.

Через пару минут мы дошли до второго, внутреннего поста.

Майор извинился и просил подождать его минут пять. Впереди начинался коридор, обшитый дубом, и у каждой двери висело по считывателю магнитных карт.

Я встал у окна, выходящего во внутренний двор, и увидел, как туда въезжает мерседес. Машина остановилась, и из нее вышел шофер. Я узнал того, который вез нас сюда. К шоферу стремительно подбежал какой-то человек в офицерской форме, и откозырял ему. Между ними произошел какой-то разговор, и офицер полез в машину. Шофер неторопливо пошел в сторону внутреннего КПП, зажимая под мышкой газетный сверток.

Я догадался, что это "Красная Звезда".

Тут вернулся майор, выдал мне магнитную карту, и еще минут через пять мы были в приемной.

Нам навстречу поднялась рыжая секретарша в узком фиолетовом костюме.

– Господин Роберт, генерал уже заждался Вас, – кокетливо попрекнула она майора.

– Да все дела, Сашенька, дела... Да, вот, собственно, генерал не меня ждал, а Дмитрия Александровича. А я пойду, а то у меня перерыв уже кончается скоро, а я пообедать не успел, – и майор вышел.

– А Вы присаживайтесь, присаживайтесь, Климент Степанович просил дождаться конца совещания. Он уже не мог откладывать это совещание, просил извинить... Я думаю, что это еще минут на десять, может быть двадцать...

Она, наверное, ждала от меня каких-то слов, но говорить совершенно не хотелось.

Я сел в глубокое кожаное кресло и закрыл глаза, размышляя. Рука совсем не болела. Я пытался вспомнить, с чего же начался день, и не смог. К горлу подкатывала странная осушающая тошнота. Я чувствовал себя молодым богом, страдающим с похмелья. Не знаю почему, но мне было совершенно ясно, что ничего плохого произойти просто не может. Механизм работал слаженно и ясно, сбоя быть не могло. Стоило только нажать кнопку, и все можно остановить.

За стеной, там, где проходило совещание, кто-то низким, монотонным подвывающим голосом декламировал какие-то вирши. Слов не было слышно, но язык был незнакомый, совсем чужой язык, неверный. Чтение прервалось, ударили в бубен, и декламатор продолжил свои песнопения.

Потом за дверями раздался приглушенный расстоянием удар грома и сразу вслед за этим загалдели возбужденные голоса и стали двигать стулья. Я открыл глаза. За окном было по-прежнему пасмурно, но никаких признаков надвигающейся грозы я не заметил.

Сашенька сидела за своим столом и смотрела прямо на меня.

– А, вот и совещание кончилось, Дима... – она слегка смутилась и стала перебирать бумаги на своем столе.

Действительно, дверь открылась и оттуда стали выходить господа офицеры высшего звена. Они живо переговаривались, были совершенно явственно возбуждены. Мне почудилось, что совещание проходило не без алкоголя. Один из офицеров нес золотую змею-скипетр, у другого в руках я заметил серебряный барабан со странной чеканкой.

Последним из кабинета появился генерал. Он направился прямо ко мне.

Генерал был ниже меня на голову. Кожа его была чрезвычайно смугла для наших широт, а в чертах лица можно было угадать некоторую восточную составляющую.

– Здравствуйте, Дмитрий Евгеньевич...

– Александрович я, Александрович!!!!

– Простите меня, ради Бога, совсем забегался! Верите ли, сил нет никаких, то одно, то другое, уже и памяти, и записных книжек не хватает... Пойдемте, Дмитрий Александрович, пойдемте... Саша, принесите нам чаю.

Генерал провел меня в кабинет.

Можно было подумать, что это кабинет довоенного профессора. По стенам стояли стеллажи книжных полок, высокие, до самого потолка. Книги были расставлены, по крайней мере, с художественным вкусом. Я успел рассмотреть название только одной монографии in-folio. Книга хоть и стояла на полке, но была выдвинута немного вперед. На кожаном корешке золотой вязью было вытеснено " Обращение к богу Солнца Ра". В кабинете пахло восточными благовониями.

Генерал подошел к полке, задвинул книгу и указал мне на кресло перед дубовым столом.

– Садитесь.

Мне пришлось подчиниться. Теперь я сидел спиной к полкам, и не мог рассматривать книги и читать их названия. Я видел только силуэт генерала, закуривающего трубку и в окне за его спиной – Триумфальную Арку Мира. Небо над аркой немного посветлело. Я сидел как зритель в театре теней, лишенный удовольствия следить за игрой мимики актеров.

Когда генерал закурил, к запаху благовоний прибавился пряный аромат табака.

– Извините, – решился я после затянувшейся паузы, – а табак у Вас островной?

– Нет, британские кустари никогда не могли сделать ничего путевого. Мы просто вынуждены сегодня мириться с их существованием. Политика, знаете ли, грязь... А с Америкой и того хуже – заигрываем себе во вред. А что у них за культура? Синтетика, сплошная синтетика. А это – он показал на трубку, русский ароматизированный сорт. Золотое Руно. Слышали, наверное. Это история про то, как греческие воины покоряли Крымское и Кавказское земства. У них, конечно, как всегда, ничего не вышло... Саша, – мягко включил он внутреннюю связь, – Сколько можно ждать?..

– Уже иду, минуточку...

– Ну почему же ничего путного, – возразил я, – Вот пиво ирландское, например, Гиннес. Мне нравится. Очень... Я не знаю, как там в Америке...

– Ну, уж поверьте мне, лучше нашего, в смысле – немецкого, пива не бывает ничего. Особенно если в Баварии... Вы были в Европейском Доме? Ах, ну да, нет, я же и сам знаю...

Вошла секретарша с подносом. После необходимых церемоний сервировки мы снова остались с генералом одни.

– Итак, Дмитрий Александрович, мне хотелось бы предложить Вам некоторую перспективу, на мой взгляд, вполне достойную. Замечу, однако, что Вы можете отказаться от этого разговора, или же, поговорив, отклонить мои предложения, что никак не отразится на вашей жизни в будущем. Итак, готовы ли к разговору?

Не отрываясь от чая я кивнул, что, мол, да, готов.

– Мы долго работали с Вашим досье, Дмитрий... Можно просто по имени?

– Да, конечно...

– Мы хотели бы, чтобы Вы поработали с нами. Подождите, это не работа рядового информатора, и не какие-то там капитанские погоны в окопах Кавказа... Это серьезная разведывательная миссия.

– Господи, Климент... – имя генерала я запомнил, а вот с отчеством оказалось посложнее. Честно говоря, я был этому рад, ведь путал же генерал мое отчество.

– Степанович...

– Климент Степанович, Вы же сами понимаете, что это не моя работа. Вы же знаете, я учусь в Архитектурном, мое дело памятники строить, дома...

– Поработав с Вашим досье, наш аналитический центр пришел к выводу о том, что у Вас прекрасная возможность стать крупным военачальником. Не перебивайте. Мы делаем достаточно достоверные прогнозы. Ну, до Александра Македонского Вы не дотягиваете, конечно, но многих нынешних маршалов оставляете далеко позади.

Скажу Вам честно, Ваш коэффициент раза в полтора выше моего, как это не прискорбно. Для меня, конечно...

Поверьте мне, я говорил со многими молодыми людьми, я знал все ваши возражения – отсутствие опыта (мы вас научим), отсутствие склонности (это только Вам кажется), и множество других мнимых резонов. Все это не причины, а поводы. Мы же не предлагаем Вам писать рапорты на ваших соседей, просто Вам нужно проанализировать несколько фактов, подсобрать данные, потратить может быть месяц, от силы два на всю работу, предоставить выводы – и все! Заметьте, Ваши выводы будут приняты как абсолютная истина, мы Вам доверяем во всем.

– Или совсем не доверяете... И потом, что, у Вас нет кадров, чтобы выполнить эту работу? Может быть, Вы все-таки выдадите мне истинную причину нашего разговора?

– Дмитрий Александрович, побойтесь Бога, Вас нашпиговали какими-то страшными историями про наше ведомство, а Вы, как ребенок...

Картонная кукла в моем театре теней стремилась выразить максимальную степень удивления, доступную к выражению языком жестов. Я не видел лица генерала, но был уверен, что и лицо было приведено в соответствие с настроением спектакля.

Механизм работал, куклы играли свои роли. Пора, пожалуй.

– О да, конечно, сначала мне рекомендуют остаться дома, потом, когда я не слушаюсь исключительно дружественного совета, мне вкалывают под ребра какого-то яду, затем чем-то до крови полосуют руку, бинтуют, мажут ее другим ядом, который как-то взаимодействует с первым, а потом мне сообщают, что миф о всесилии Министерства – это только миф. Может быть, мы впрямь прекратим эту пустую болтовню и я домой поеду?

Представление на секунду дало сбой.

– Какой яд? – генерал остановился на полпути в своем танце тени, – Вас что, кто-то обрабатывал сегодня? Подождите, Вас что, действительно кто-то обрабатывал?

Он начал куда-то прозваниваться.

– Клавдия Андреевна, мне маршала, срочно. Нет, скажите, что неотложно... Ну и славно!.. Володя, ты же мне обещал, что никто к моему делу не прикоснется! Так вот Дмитрий утверждает, что его с утра два раза уже успели обработать. Я так понял, сначала кто-то вполне профессионально, потом – врач. Как фамилия врача?

Оказывается, я просто начал участвовать в новой игре, игре по новым правилам. Правда, правила эти могли быть новыми только для меня. Генерал мог просчитать все заранее и ждал от меня теперь имени доктора, как согласия на участие в игре. Механизм затормозил только на мгновение, а теперь продолжал свою работу...

– А откуда мне знать – то... Я что, паспорт ее спрашивал? – а это неплохая идея – спросить у нее паспорт, посмотреть, сколько детей, какой национальности, прописка. Не знаю почему, но теперь мне хотелось поверить в то, что доктор вообще когда-то существовала.