Текст книги "Тринадцатое Поле"

Автор книги: Антон Мякшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Макс заржал. Посмеялся и Коростелев. Посмеялся и скосил глаза на собственное отражение в ближайшем зеркале.

– Э! Э! – вдруг воскликнул оружейник и поспешно двинул ко мне. – Никита, ты не заваливайся!

Он успел подхватить меня под руки, прежде чем дрожащие от слабости мои ноги окончательно разъехались. Коростелев, молниеносно обогнув стол, оказался позади меня – подставлял мне стул. Я брякнулся на скрипнувшее толстое сиденье и тут же закрыл глаза. Меня трясло. Разговоры над моей головой уплыли куда-то под потолок. Я до боли закусил губу и только благодаря сверкнувшему лучику боли не потерял сознание.

Слишком много всего навалилось.

Ничего странного не было в том, что замок Создателей, пустовавший со времен Битвы Десяти Полей, теперь обитаем. Я бы не очень удивился, узнав, что нынешний хозяин Пылающих Башен, повелитель мертвецов, – уродливый монстр, одно из жутких порождений Игры. Но спокойно воспринять кандидата медицинских наук Серегу Коростелева, исчезнувшего из Приволжска два или три года назад и теперь гуляющего по потолкам диковинного багрового замка и балагурящего об американских бигфутах, лабающих на банджо, – это уж увольте.

Осознавать себя в одной реальности, пусть даже самой кошмарной, – это нормально. Но когда реальности, совмещаясь, переплетаются между собой, как две капли краски в стакане воды, – это совершенно непереносимо. Это уже психушкой пахнет. Подумаешь – обморок. Удивительно, что не взорвалась, как перекипевший котел, моя бедная голова.

А Макс... Он ведь не помнит, как попал сюда. Он ведь не тонул, задыхаясь, в бурлящей каше из холодных мертвых тел. Он ведь нырнул в радужное забытье на вершине Скалы и вынырнул уже под ясные очи своего доброго приятеля, которому жуть как обрадовался, рядом с которым чувствует себя спасенным, защищенным от ужаса, осевшего на нижних этажах Башни. И восставшие мертвецы представляются ему всего лишь неуклюжими, но послушными болванами.

– Максим, крикни этим олухам – пусть стульев еще притащат. – Это было первое, что я услышал, когда звон в ушах утих.

– Так, значит, таких, как я, называют путаники? – усмехнулся Коростелев.

Глиняная плошка с водой, которую он держал на ладони, словно чашу драгоценного вина, плавно – без усилий со стороны «монаха» – поднялась к потолку. Медленно спустилась вниз – опять в ладонь. Ни капли не расплескалось. Коростелев рассеянно глянул на плошку, стрельнул глазами в зеркало и снова усмехнулся.

Мы сидели втроем за тяжелым столом. Вернее, сидели только мы с Максом. Коростелев то и дело подскакивал, бегал к шкафу, ворошил там какие-то бумаги, которые и ворошить-то было, наверное, совсем не нужно; серой тенью летел обратно к столу, трогал и переставлял расставленные на расчищенной от бумаг деревянной плоскости кувшины, горшки и тарелки, скользил вдоль стен – поминутно оглядываясь на зеркала, – поправлял что-то в факелах, смахивал широким рукавом хламиды какие-то видимые лишь ему одному пылинки с зеркальных рам. Мне все время казалось, что он вот-вот вскочит опять к потолку. Он не суетился. По всему было видно, что ему действительно трудно усидеть на месте.

– Да, – подтвердил оружейник, – путаники. Только путаники обычно не выживают и дня в Полях. А ты вот... – Он всплеснул руками вверх – выказывая дурашливый восторг.

– Я же знал, на что шел. – Коростелев крутнулся на стуле и посерьезнел настолько, что даже ненадолго замер. – Я именно хотел попасть в Поле, но не знал, как это сделать, и более того – не мог представить, что меня там ждет.

– Ну, объяснил бы мне про свой исследовательский зуд, я бы тебя все-таки взял с собой как-нибудь, – сказал Макс, улыбаясь доброжелательно.

– Не, не взял бы, – просто ответил Коростелев. – Я ж тебя не один раз просил, умолял даже.

Оружейник кашлянул в кулак. Потом – когда в наступившем молчании снова вскочивший со стула «монах» скоро перебирал ногами взад-вперед по круглой комнате у зеркал – принялся загибать пальцы, шевеля пухлыми губами.

– Два... три... – подал Макс голос, – это получается, ты оказался в Поле Руин как раз во время Битвы Десяти Полей?

Коростелев упал на стул, подхватил со стола свою чашку.

– Нет, – сказал он. – Нет, Битва уже была окончена. Представляешь мое состояние? Только что я был почти в центре города, ноги сбивал по битому кирпичу, пару раз чуть живот себе не пропорол арматуриной, падая, – искал, как и где вы проходите в пространство вашей Игры, рубашка на мне от пота взмокла – хоть выжимай. С самого утра же по солнцепеку валандаюсь. И вдруг... Пролезаю под какой-то плитой, выбираюсь на поверхность, отряхиваю колени и соображаю, что солнца нет на небе. Ночь. Луна на черном небе – огромная, какая-то опасная... Светит красным светом и еще будто пульсирует. Ужас. И пустыня вокруг. И какие-то везде валуны бесформенные. Присмотрелся – это трупы. Человеческие, не вполне человеческие, и вовсе... нечеловеческие. И свистит что-то вокруг так тоненько...

– Сшиас! – вылез с подсказкой Макс.

– Черные твари, на пауков похожие, с такими... жуткими детскими мордашками... Зубы у них как иглы...

– Сшиас – точно!

– Ну, я же не знал! Да хотя бы и знал! Я побежал. Уже, конечно, и сам не рад был, что вляпался во все это. Проклинал себя. Они... эти твари... за мной, а я все бегу, ору во всю глотку, о трупы спотыкаюсь и бегу. Добежал до каких-то развалин, влез на стену и сидел там до рассвета. Чуть умом не тронулся, так страшно было. Они ведь... твари... собрались под стеной и коготками скребли. Лезли ко мне и срывались... Утром исчезли. Я пошел искать то место, откуда вышел, но не нашел. Побрел по пустыне... Ориентир тут один – Горячие Камни. Я это место по твоим рассказам запомнил. Думал там найти людей из общего мира, но никого не нашел. Взбирался все выше и выше – старался повыше влезть, покуда не стемнело снова, все еще помнил паукообразных этих гадов. Ну... Что долго рассказывать? Первое время я никого не встречал. Только трупы везде, обломки оружия – и никого. Даже животных нет. Потом набрел на этот замок. Пылающие Башни...

Коростелев вдруг замолчал, наклонив голову. Плошка скользила по спирали вверх и вниз. Меня дрожь пробирала на эту плошку смотреть. Он спохватился, замысловато щелкнул пальцами, и плошка спустилась на стол. Успокоилась. Только изредка начинала вибрировать с противным дребезжанием. Впрочем, время от времени почти все предметы в этой комнате точно просыпались и снова погружались в дрему. Подрагивали зеркала. Шевелились факелы, разбрызгивая по стенам черную паутину теней. Подскакивала посуда на столе. Даже стул подо мной пару раз начинал ерзать.

– Они меня все-таки настигли, – негромко проговорил Коростелев. – У самых верхних уступов. Это уже была вторая моя ночь здесь. Впрочем, я и не знал, что ночь. На Горячих Камнях ведь и непонятно...

– Сшиас? – шепотом спросил Макс.

– Нет, другие. Большие пуховые комья, почти неразличимые в темноте. Они летали бесшумно и нападали неожиданно. А когда бросались, у них вдруг оказывались такие длинные острые когти... – Коростелев странно передернул плечами.

– Пустынные совы, – кивнул Макс. – А я думал, что их всех истребили гхимеши. Они охотились на сов по ночам, на своих ушшуа. Совы и ушшуа – давние смертельные враги. В воздухе только совы составляли конкуренцию гигантским птицам. И их было больше. Диких ушшуа они почти всех перебили, но вот когда за дело взялись воины народа гхимеши...

– Значит, те, что на меня нападали, – последние из выживших, – отрезал Коростелев. Он нахмурил брови. – Они едва не располосовали меня в клочья. Помню, я полз к воротам Башен, а камни подо мной скользили от моей же крови. А сверху раз за разом беззвучно слетали эти чудовища и... Вновь взвивались на небо, унося с собой куски моего мяса.

Что-то новое, какая-то совсем неожиданная мысль появилась в моем мозгу.

– Как же ты... вы выжили? – спросил я.

– Выжил? – переспросил Коростелев медленно и тут же вскинулся: – Выжил! – Он вскочил: – Вот так вот выжил!

Плошка, треснув, распалась надвое. Вода плеснула по столу, тонкими струйками ударила вниз по каменным плитам. Струйки скоро иссякли, но капли падали и разбивались еще долго.

– Выжил, – продолжал он, отвернувшись, глядя в зеркало и обеими ладонями поглаживая себя по серому лицу. – Сколько я лежал здесь, нарезанный ломтями, как колбаса? Не знаю. Очень долго. Помню, что ужасно хотелось пить. Никого не было вокруг. Я кричал, пока мог кричать, а крики разлетались по коридорам башен, вверх, в темноту, откуда отсвечивали факелы. После того, как сил на крик не осталось, я еще долго слушал эхо собственного голоса.

– А кто же факелы зажег?

Макс толкнул меня под столом ногой.

– Они всегда горят, – сказал он мне, но громко, так, чтобы и «монах» услышал. И спросил участливо: – А потом?

– А потом я как бы уснул. Надолго. А когда проснулся, понял вдруг, что могу встать и ходить. Я поднялся на верхние этажи Башен, искал воду. Искал... – тут он сбился, оглянувшись опять на свое отражение, – искал пищу. И в одном из залов нашел и то, и другое. А после этого... В общем, здесь для меня нашлось много дел. – Он выдержал паузу и уточнил: – Материалов для исследования.

Я обернулся к Максу. И меня порадовало то, что теперь он смотрел на своего обретенного приятеля не со слепым умилением, как раньше, а... довольно странно смотрел. Если не сказать – подозрительно. А мне словно давешний загг пробрался в башку – все копошилась и копошилась неясная пока, но вполне уже ощутимая мысль; как слово, которое никак не можешь вспомнить, но которое тем не менее «вертится на языке»...

– Я что-то не пойму... – начал Макс вопрос – тот, что я и хотел задать «монаху», – как ты все-таки выжил? Получается, без всякого лечения раны твои затянулись, тело выдержало без воды и еды черт знает сколько времени, да еще и полностью восстановилось... Может быть... – эту фразу он уже договаривал для себя самого, – может быть, Пылающие Башни обладают способностью лечить раненых воинов? Все-таки вечное пламя, хоть уже и погасло, до сих пор горит негасимыми язычками в факелах...

Коростелев поднялся.

– И да, и нет, – сказал он.

– Что это значит?

– Что это значит? Горячие Камни содержат в себе определенный запас энергии, а Пылающие Башни неотделимы от Камней. Можно сказать, они – сердце Камней. Особая атмосфера в замке Создателей помогла мне восстановиться. Помогла – но не более того. Хотите узнать, каким образом я выжил и стал тем, кого вы видите перед собой?

Мы с Максом переглянулись. Глупый вопрос. Но странно как-то сформулирован.

– Глядите!

Коростелев, держась прямо, с руками, заложенными за спину, легко, без помощи ног, взлетел и завис в воздухе примерно в метре от пола. Впрочем, «завис» – это не совсем точно. Он не висел, а именно стоял, не имея под собой никакой опоры, точно твердь каким-то образом стала невидимой и передвинулась на метр выше.

– И так...

Он перевернулся вверх ногами, поднялся еще выше, ступил на потолок и шагнул раз вперед, шагнул назад. Поправил свисавшие волосы, чтобы не мешали, прижал бороду подбородком и проговорил:

– Это не фокус, не результат тренировки мышц, как у индийских йогов, утверждающих, что им известно искусство левитации...

Мы следили за ним, задрав головы. А он говорил с потолка, и лицо его вопреки моим ожиданиям не краснело от прилива крови, как покраснело бы у каждого, кто сколько-нибудь долгое время находится в подобном противоестественном положении.

– Я захотел выжить – и я выжил. Единственным, горячим и яростным моим желанием было – исцелиться. Я исцелил сам себя. Немного позже, прислушавшись к собственному сознанию, я понял, что способен и не на такое. Но это было позже. Сначала, плутая по коридорам и мостам замка, я не мог поверить в то, что жив! Я смотрелся в зеркала часами, я истязал себя огнем и сталью, чтобы каждую минуту убеждаться – я чувствую боль, я вижу и осязаю себя. Я живой, черт возьми. Я был почти мертвым – понимаете? Почти мертвым – и вот я снова жив.

«Монах» махнул рукой. Пламя зажженных вкруговую факелов плеснуло огненными плетьми, сплелось над нашими головами в диковинный узел и погасло. Миг – и факелы снова горят ровно.

– Моя сила возрастает со временем. Возрастает по мере того, как я утверждаюсь в мысли, что в этих землях все подвластно мне. Понимаете? Я хочу – и я делаю. Без всякого усилия.

Оружейник с усилием сглотнул. Потер шею ладонью.

– Серега, – позвал он, – не мог бы ты...

– Конечно...

Коростелев мягко опустился на стул. Взял новую плошку и налил себе воды. Сделал два медленных глотка. Он нисколько не запыхался.

– Наверное, года полтора у меня ушло на то, чтобы разложить все случившееся по полочкам. Поставить задачи, провести необходимые эксперименты, прописать и продумать промежуточные итоги. Так много и плодотворно я никогда еще не работал. – Внезапно он усмехнулся. – Прошло два года, и я поймал себя на мысли, что абсолютно забыл о своем желании вернуться домой, в свой мир, из этого кошмарного измерения. К тому же Поля перестали казаться мне кошмаром. Я полностью подчинил себе это пространство.

Я почувствовал, что мой огонь возвращается ко мне. Голова работала ясно, мышцам вернулись упругость и сила. А оружейник все растирал себе шею, моргал, стучал пальцами по столу, щурился.

– Слушай, я не понимаю... – заговорил он. – Ты каким-то образом обрел могущество, и... Нет, то есть... Слушай, как это все получилось?

– Пожалуйста, – улыбнулся «монах». – Могу пояснить. Вы, ребята, никогда не задумывались о том, что в Полях совершенно отсутствует магия? Казалось бы, общий антураж сотворенного Создателями мира предполагает существ, наделенных магическими способностями. Так ведь ничего подобного. Есть твари сверхъестественного вида, необычного поведения и вовсе невероятной кровожадности, но и их жизнь подчинена вполне реальным законам местной природы. Местной природы, прошу заметить. Никто из детей Поля не имеет ни малейшего понятия о магии и колдовстве.

– А Старейшие и Всевидящие? – встрял я. – А листвяные призраки? Да мало ли еще кто... А дети Поля Кладбища?

– Листвяные призраки? Приходилось о них слышать. Призраки – всего лишь предмет флоры. Они функционируют в соответствии с заложенной в них Создателями программой. По сути, поведенческая модель этих призраков ничем не отличается от модели так называемых хищных растений из общего мира. Подманивая, пожирают – только и всего. Старейшие и Всевидящие? Они способны лишь собирать информацию, то есть на ту функцию, на которую запрограммировали их Создатели. Не более того, понимаете? И дети Поля Кладбища – тоже...

Макс широко раскрыл глаза и с полуоткрытым ртом покачивал головой – будто уже понял, к чему клонил его приятель. И не было теперь подозрения в его взгляде. Скорее боязнь поверить. И еще было предвкушение чего-то грандиозного.

– Итак, тот факт, что в Игре совершенно нет магии, установлен.

Коростелев вскочил со стула и расхаживал перед нами, расслабленно помахивая кистями, совсем как лектор перед аудиторией. С той только разницей, что лекторы, как бы ни увлекались рассказом, никогда не взлетают на потолок и не вышагивают по стенам...

– Идем дальше, – продолжал Коростелев, медленно прогуливаясь по стене, как гигантская муха. – Как были созданы Поля? Посредством преломления векторов биоизлучения на заданном отрезке пространства. Характер источника? Психоэнергетика критичной мощности. Результат? Полная материализация психообразов. А что это значит?

Коростелев выждал паузу, как бы предполагая, что на этот вопрос ответим мы сами. Я, конечно, ничего не сказал, а Макс лишь неопределенно промычал, показывая, что понимает, о чем идет речь, только сформулировать не может.

– А это значит, что природа феномена Полей полностью совпадает с природой того комплекса психофизической энергетики, который принято называть магией. Понимаете, ребята? – сбился «монах» с лекторского тона и слетел на пол. – Поля и есть магия. Потому-то здесь никому магия недоступна. Герань в горшочке не может быть сама себе садовником. Магия доступна лишь тем, кто создал Поля. Людям из общего мира. Людям расы Создателей. Мне. Вам, Никита. Тебе, Максим.

– Погоди, погоди... – наморщился Макс. – Ты хочешь сказать, что способности, которыми обладаешь ты, могут получить и другие люди?

Коростелев кивнул.

– Никита – тому пример, – сказал он. – Насколько я понял из твоего рассказа, его способности открылись ему вследствие сильнейшего эмоционального потрясения. Как и мне мои, впрочем. Дети Полей называют его Разрушителем? Зря. Не обижайтесь, Никита, но вы – слабейший из всей расы Создателей. – Он обернулся к Максу. – Воспринимая способности не как данность, а как дар, Никита с самого начала сам для себя выработал механизм... э-э... включения способностей. Что в него входит? Непременное кровопускание? Несколько примитивно, надо сказать. Но психика – штука тонкая, и от подобных привычек избавиться практически невозможно. Блокировка мозга. Без привычного ритуала Никита не сможет воспользоваться своей силой. Да и сила в нем развита лишь в одном направлении. Если упростить – Никита похож на атлета, развившего единственный мускул, скажем, отвечающий за движение указательного пальца. А остальные мускулы – плечевые, грудные, бедренные... бицепсы, трицепсы и тому подобное – безнадежно ослабли. Усохли. Что он может? Становиться на короткое время неуязвимым? Различать эмоции окружающих и управлять этими эмоциями? Обретать нечеловеческую силу? И только? По сравнению со мной он не может ничего.

«Монах» неожиданно резко развернулся и ткнул пальцем между зеркал. Камень стены, заискрив, треснул.

– А я могу все, – проговорил Коростелев, выдернув из стены палец. – Правда, мои исследования еще не закончены. Основной вопрос остается открытым – почему моя сила возрастает со временем? Что будет, когда она достигнет своего максимума? Каков будет этот максимум? Не произойдет ли какое-нибудь качественное изменение? Но это – лишь вопрос нескольких экспериментов и... И с вами, Никита, я желал бы поработать. Хотелось бы понаблюдать за вашими способностями со стороны. Кто знает – глядишь, я и найду способ развить в вас нечто более мощное, чем та сила, которую вы сейчас имеете. Согласны?

Я промолчал.

– Главное, – проговорил «монах», – уже известно. Каждый из расы Создателей способен стать таким, как я. Способен стать новым Создателем в полном смысле этого слова. И это неоспоримо! Вот в чем дело!

Оружейник, казалось, долго не слушал его. Он вскинулся на последнюю фразу.

– Это же еще лучше, чем я ожидал! – прокричал Макс. – Это же... Это в корне меняет... Все меняет!..

Он трепанул меня за плечо – так, что я едва не слетел со стула.

– Помнишь, Никита, я говорил тебе – теперь все изменится! Изменится! Мы – Золотые Драконы – обретем могущество, равное могуществу Сереги, – и вместе с этим восстановим былую власть над Полями! Нет, наша власть будет много сильнее прежней! Поля полностью подчинятся нам, расе Создателей! Конец всем страхам! Игра никогда не вторгнется в общий мир! Создания Полей ничего не смогут противопоставить нашему могуществу! Конец! Финита! Победа! Никита, ты чего молчишь? Обиделся? Плюнь, черт возьми! Мы победили Поля! Мы уже победили Поля!

Я заставил себя улыбнуться. Только чтобы он отстал от меня, прекратил трясти за плечо и орать в лицо, брызгаясь слюной. Ничего я не обиделся. Честно, я совсем не ощущал обиды. Пока Макс, торжествуя, скакал по комнате – то ли дурачась, то ли всерьез слегка помешавшись от радости, – пока Коростелев серой тенью скользил за ним, я изо всех сил старался ухватить за хвост неуловимую мысль.

Что-то здесь действительно не так. Макс этого не ощущает, а я – ощущаю. Что-то не так, что-то неправильно. Где-то в словах серого «монаха» укрыта червоточина. Где? В чем?

Коростелев поймал наконец обезумевшего оружейника и силой усадил его на стул. Макс тяжело запыхался, а «монах» дышал так ровно и тихо, что этого совсем не было заметно.

– Порушишь мне все здесь, – улыбался Коростелев. – Успокойся.

– Ага, ага... – отфыркивался Макс. – Черт, даже не верится... Столько тревог, столько опасений – одним махом все решено. И как просто! К чему теперь каф?.. Нам нет нужды искать Тринадцатое Поле! Мы и сами в силах управлять Полями! Или уничтожить их.

– Кстати, я поразмыслил насчет этого вашего кафа, – проговорил «монах», стремительно взлетая и медленно опадая, словно лист, прямо на стол в полулежачее положение. – Если он точно находится на Горячих Камнях, в окрестностях Пылающих Башен, то вы его не найдете. Не стоит даже и искать.

– Почему? – спросил Макс без всякого, впрочем, интереса.

– Потому что его давно нет. Должно быть, я просто-напросто впитал его энергию на ранней стадии концентрации. Поглотил источник. Что лишний раз доказывает мой тезис – биоизлучение мозга человека из общего мира намного сильнее любого энергетического образования Полей.

Что-то не так. Что-то не так. Что?

Есть такое правило. Когда какая-нибудь мысль не дает тебе покоя своей неразгаданностью, прекрати напрягаться, отвлекись, отключи сознание; пусть неконтролируемая область подсознательного попытается решить проблему. Чтобы отвлечься, я поднялся со стула, прошел до шкафа, взял первый попавшийся густо исписанный лист.

– Это мои выкладки, – раздался сзади голос Коростелева. – Полюбопытствуйте, если есть желание, Никита. Там, правда, сложновато для непрофессионала. Я ведь для себя записывал, не упрощал...

Он неожиданно расхохотался:

– На десяток докторских диссертаций хватит! Или на пару Нобелевок!

Я внимательно рассмотрел один лист, взял другой. Потом третий. Переворошил одну из стопок, протянул руку к следующий и... опустил руку.

Верно! Вот где червоточина.

Я обернулся к Коростелеву. Макс в это время, вытирая пот со лба, что-то шептал ему на ухо. На лице «монаха» явственно проступала растерянность.

– Мне по-маленькому только... – чуть громче проговорил оружейник.

Коростелев нешироко развел руками, оглянулся... Потом, встрепенувшись, взял со стола первую попавшуюся посудину и неловко сунул ее в руки Максу. Тот обрадовался, закивал и вышел за дверь.

Пламя в металлических факелах посинело, зафырчало, выбрасывая клубы вонючего дыма – прямо как выхлопные газы из-под автомобиля, – с тихим шипением взметнулось под потолок и снова опало, приняв постепенно свой естественный цвет.

– А как же итху? Как же измененное сознание живущих на Скале? – обернулся я к Коростелеву. – Как же другие признаки процесса концентрации кафа?

– Какие еще итху? – удивился Коростелев.

– А вы не знаете?

Я кратко, но как мог внятно объяснил ему, что знал о нерожденных демонах. «Монах» надолго задумался, и – что странно – пока он размышлял, он оставался совсем неподвижным. Зато комната будто наполнилась призраками. Позвякивали зеркала, отражая не то, что должны, а какую-то страшноватую чушь: хвостатые серые облака, крохотных полупрозрачных драконов – без крыльев и похожих на диковинных мышей; пламя факелов зачадило, потолок окутался черным дымом, плотным и слышно булькающим, как вода.

– Энергия пробуждает демонов? – заговорил Коростелев, и стол под ним мелко задрожал. – Интересно. Под воздействием интенсивного энергетического излучение психообразы самопроизвольно обретают материальность? Очень интересно. Что еще? Исход животных, птиц и людей подальше от места, где концентрируется, так называемый каф? Изменение сознания у случайно оставшихся? Дайте подумать... Хм... Видите ли, молодой человек. Энергия по своей сути космополитична и безлика. Вы ведь понимаете, что не существует деления на черную и белую магию? Следуя этой... э-э... цветовой терминологии, черными и белыми могут быть помыслы и стремления, а используемая для их достижения энергия, можно сказать... бесцветна. Следовательно, вызвать в окружающей среде те изменения, о которых вы мне, Никита, говорили, могла и моя собственная сила. Да, так оно и есть!

Он улыбнулся. Медленно взмахнул руками, перемещаясь по воздуху со стола на стул.

– А вы не могли бы, – попросил я, обводя ладонью пространство комнаты, – немного того... прибраться, что ли? А то в глазах рябит.

Одно из зеркал громко треснуло. Из черной поперечной щели покатились вниз, к полу, капли прозрачной, как слезы, жидкости. Коростелев вроде бы как и не услышал мою просьбу. Он бездумно поводил глазами вокруг. Движения его утратили стремительность. Зато комната окончательно ожила. С затянутого дымом потолка пролился короткий черный дождь. Покрылись трещинами еще два зеркала. Из досок стола между посудинами проклюнулись коричневые ростки, вытянулись вверх, меняя окраску на более светлую. Бутоны на позеленевших стеблях распустились, и я увидел на столе кусты роз. Правда, цветы были какого-то странного грязно-бежевого цвета, как подгнившие пирожные. Дрожа, они постепенно растворялись в душном воздухе, как на экране неисправного телевизора. И шепчуще-лязгающий шум, все нараставший в комнате, раздражал.

– Ну-с, молодой человек, какие еще будут вопросы? – Теперь голос Коростелева звучал вовсе не доброжелательно. А надменно.

Невольно поежившись, я пожелал Максу скорейшего возвращения. А то как-то совсем неуютно тут стало.

Дверь в комнату распахнулась. Ворвался Макс, а за ним сунулись двое давешних мертвецов, которых мы оставили у дверей.

– Скажи им, Серега! – заголосил он с порога. – Пусть отвяжутся от меня! Не могу я так... когда на меня кто-то смотрит! А они как привязанные, сволочи!..

Он швырнул посудину и вытер пот с лица. Посудина – она была пустой – брякнула о пол и разбилась. Глиняные осколки все подпрыгивали, подпрыгивали и не могли успокоиться. Макс не смотрел на них, он смотрел на Коростелева.

Тот, сидя на стуле, руки сложив на коленях, очень медленно повернулся к нему. Лицо его окаменело в странной гримасе – верхняя губа капризно подернута кверху, нижняя далеко оттопырена. Глаза «монаха» были неподвижны.

– Там, внизу, – продолжал Макс, недоуменно оглядывал изменившегося приятеля, – что-то происходит. Эти мертвецы как взбесились. На нижних мостиках я видел нескольких, они, кажется, идут сюда... Наверх... Серега! Серега, ты меня слышишь?

– Слы...шу... – Губы Коростелева чуть двигались, оттого слова выговаривались едва-едва. «Слышу» получилось у него косноязычно и малопонятно – «слы-ву...». Но он еще мог говорить.

– А зачем ты вызвал сюда мертвецов? – выкрикнул я вопрос, который мог бы уже и не задавать. – Зачем ты собрал их всех со Скалы? Попробуй это объяснить, кандидат хренов!

– Никита, что происходит? – сквозь шум долетел до меня голос оружейника. – Что с ним?

– С ним? С ним ничего. И это – то, что с ним ничего, – я понял уже минут десять как. Если бы ты раскинул мозгами, а не скакал бы здесь от неуемной радости, ты бы тоже понял.

– Что? О чем ты?.. Почему он вдруг... как замороженный стал?

– Потому что исход энергии кафа волнообразен, дурак! Прямолинейно и непрерывно лишь действие источников энергии слабой мощности! Ты мне сам говорил об этом, забыл?

– Какой каф?.. Ты что с ним сделал? При чем здесь каф?

– И сейчас идет новая волна!

– Какая вол... Куда ты смотришь?

Поворачиваясь к тому, во что упирался мой взгляд, оружейник развернулся на сто восемьдесят градусов.

И закричал.