Текст книги "Тринадцатое Поле"

Автор книги: Антон Мякшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Антон Мякшев
Тринадцатое поле

I. ПО ТЕЧЕНИЮ НОЧИ

Она открывает окно,

Под снегом не видно крыш.

Она говорит, ты помнишь, ты думал,

Что снег состоит из молекул?

Дракон приземлился на поле,

Поздно считать, что ты спишь...

БГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

...Мечи, выструганные из сосновых чурок, свистят в замахе. Сшибаясь, звонко цокают, высекая ослепительные, как искры, игольные щепочки. Оба противника не старше десяти или одиннадцати, но по тяжелому, с хрипом, дыханию, по ссадинам на руках легко судить о том, что бой давно вышел за рамки шуточной войнушки. И не превратился в банальную драку с размазыванием соплей и юшки по физиономиям, с финальными воплями «А я брату скажу!», «А мой папка твоего брата порвет!».

Игра, сохранив правила, неощутимо изменяется. Как пламя под бензиновой струей, она вспыхивает ярче, полностью заслонив реальность. В руках у противников не сосновые палки, а отточенная разящая сталь. Выпад – удар! Замах – удар! Летние сандалии взметают фонтаны песчаной пыли. Мальчики ведут бой. Светлые льняные волосы одного липнут ко лбу. Черные волосы второго коротко острижены, но и ему не легче. Бинтовая повязка, серая от пота, то и дело сползает на глаза. Удар! Удар!

– Орлы! – весело гавкает из подкатившей новенькой «девятки» классически крутоголовый мужичок в кожанке. – Хорош разборки чинить, гляделки друг другу повышибаете! Эй!

Его не слышат, как и не слышат рвущейся из динамиков автомагнитолы «Девочку синеглазую», не видят неподалеку на лавке тетушек, громящих реформы «ельцинской банды» с тем же азартом, с каким старички-доминошники за столиком рядом забивают козла. Для противников не существует большого городского двора-колодца, доверху наполненного воскресным гомоном; где они сейчас на самом деле – знают только они и больше никто.

Выпад – удар! Замах – удар! Выпад...

Меч, сверкая проволочным перекрестьем, кувыркается в небо. Светловолосый неловко взмахивает безоружными руками и, не удержавшись, все-таки падает навзничь. За мгновение до этого острие вражеского меча с силой врезалось в его грудь. Светловолосый поднимается, пошатываясь, делает несколько шагов в сторону, возвращается с мечом в руках и вновь принимает боевую позицию.

Его противник, не успевший даже вытереть мокрое лицо, удивлен и раздосадован. Проглотив выкрик:

– Победа! – он восклицает: – Я тебя убил, чего ты?! Так не по правилам! Ты – мертвый!

– По правилам!

Стриженый заглядывает в лицо светловолосому и понимает, что, заспорив сейчас, превратит свою победу в проигрыш. Он знает: когда глаза противника белеют от злости – вот как сейчас, – лучше не разговаривать... Еще бы ему не знать! Стриженый притрагивается к повязке на голове, не глядя, смахивает с пальцев в песок кровяную каплю. И спрашивает только:

– Если ты мертвый, как я тебя теперь убью?

Светловолосый стискивает обмотанную синей изолентой рукоять, на секунду задумывается и отвечает:

– Никак.

Больше они не разговаривают. Выпад – удар!

Пламя перерождается в пожар. Новые правила позволяют огню коснуться реальности. Рассыпается в пепел мужичок со своей «девяткой», беззвучно кричат, округлив изумленные рты, обугленные тетушки и доминошники. Игра продолжается...

Нет, игра только начинается.

Сталь бьется о сталь, высекая ослепительные лохматые искры. Мальчики ведут бой.

Удар! Удар!

Пройдет еще несколько лет; столько, сколько будет необходимо, чтобы мир, в котором они родились, сгорел дотла, и мальчики исчезли, оставив после себя – в числе прочих, совершенно ненужных вещей – кипу бумажных листков со скверной ксерокопией: «Внимание, розыск! Ушел из дома и не вернулся...»

Из доклада сотрудника кафедры парапсихологии Приволжского государственного медицинского института психолога кандидата медицинских наук Коростелева Сергея Леонидовича.

Докладчик: Собственно, явление стабильных аномальных зон широко известно, хотя и, по понятным причинам, малоизучено. Феномен аномальных зон Приволжска заключается, во-первых, в их небывалой концентрации на относительно небольшом пространстве (на территории города и прилежащих окрестностей насчитывается двенадцать зон радиусом от ста – ста двадцати до двух-трех тысяч метров); а во-вторых, в их уникальном свойстве.

Оппонент: Позвольте, но в Приволжске и окрестностях официально не зарегистрировано ни одной аномальной зоны.

Докладчик: Дело в том, что «поля» перманентно пассивны, но в то же время обладают колоссальным потенциалом паранормальной энергии. Показатели при замерах, производимых мною в разное время суток, при различных погодных условиях, неизменно давали один и тот же результат: общий энергофон «поля» ничем не отличается от показателей окружающей среды. При лунном и солнечном равноденствиях энергофон колеблется в диапазоне: умеренно-пассивное состояние – нейтральное состояние – умеренно-активное состояние. В общем, без дополнительных сведений ни одно из двенадцати «полей» невозможно отличить от обычных...

Оппонент: Погодите, погодите! «Поля»?..

Докладчик: Да... Местные аномальные зоны уникальны, поэтому было бы удобно дать им название, отличающее от других. «Поле». «Поля».

Оппонент: Это ваша терминология?

Докладчик: Нет. Терминология, как и практически вся содержащаяся в докладе информация, взяты мной из источников, которые мне... которые я не могу огласить.

Оппонент: Ну хорошо, ну допустим... Так в чем же уникальность этих... «полей»?

Докладчик: Мне доподлинно известно, что «поля» – это аномальные зоны вовсе не природного, а искусственного происхождения. «Поля» создавались людьми в течение последних десяти лет, и по сей день развитие «полей» продолжается. Насколько мне известно, сейчас влияние человеческого фактора на жизнь в «поле» сведена к минимуму. Если можно так выразиться, «поля» обособились от людей и функционируют по собственным законам, приобретенным, впрочем, в период создания от самих создателей.

(Шум в зале.)

Оппонент: Поподробнее, пожалуйста. Хотелось бы узнать факты, а уж потом прослушать выводы.

Реплика из зала: А то непонятно!

Докладчик: Создание и развитие «полей» происходит по принципу «намоленной иконы» или «обжитого помещения». Строго говоря, это означает, что в некоем пространстве сосредоточиваются массы биологической энергии. Своего рода память о тех, кто был там раньше, кто оставлял после себя биоизлучение, которое оседало на предметах ландшафта. Таким образом, к примеру, в старинных замках видят привидений, потому что десятки поколений облучали стены до такой степени, что стены сами начинали излучать свет, преломляющийся в некие конкретные образы...

Оппонент: Нам известен принцип «обжитого помещения». Продолжайте по существу.

Докладчик: Хорошо. В вопросе образования «полей» актуальны два фактора. Первый фактор: изначально «поля» создавались детьми и подростками в возрасте от десяти до шестнадцати лет. В юные годы творческие эмоции определенной категории людей способны достигать поистине пугающей силы. Вспомните, как легко было в детстве создать свой собственный воображаемый мир. И как сложно было провести четкую грань между ирреальным и реальным. А если в создании мира используются эмоции десятков, а то и сотен индивидов? Не забывайте, что процесс идет без малого десять лет, – и попробуйте представить эффект накопления.

(Зал молчит. Оппонент то поднимает, то опускает руку, не решаясь задать очередной вопрос.)

Докладчик: Второй фактор случаен: каким именно причудливым образом изогнутся векторы биоизлучения на заданном квадрате пространства, предугадать невозможно. Предположения делать в общем-то... бессмысленно. Но, судя по данным, полученным из источников, которые я... не могу здесь привести... оба упомянутых выше фактора и стали причиной возникновения аномальных зон громадной и, я бы сказал, критичной мощности... При этом оставаясь перманентно пассивными.

Вопрос из зала: И каким же воображаемым образом зоны активизируются?

(Оппонент прикрывает глаза ладонью. Смех в зале.)

Докладчик: «Поля» активизируются своими создатели или теми, кто пришел после создателей при непосредственном контакте. Понимаете... по данным, которыми я располагаю, происходит нечто вроде полной материализации воображаемых пространств, объединенных общей тематикой. Одна реальность заменяет другую...

Вопрос из зала: А на какую тему они... воображают? Ну, эти создатели и те, кто пришел?

(Смех.)

Докладчик: По этой части у меня почти нет данных. Я так и не смог попасть в «поле», как ни пытался. Я могу только предполагать. Создатели – обыкновенные дети; что может являться для них объектом несомненного интереса? Военные игры, приключения, персонажи прочитанных книг, просмотренных кинофильмов...

Оппонент: Позвольте, я что-то не совсем понимаю. Если следовать вашей логике, два поколения приволжской молодежи посредством, извините, мечтаний и грез создали в городе и окрестностях дюжину, извините, «полей», на которых их воображаемый мир принимает вполне реальные очертания?

Докладчик: Не совсем так. Не совсем... мечтания и грезы... Они, видите ли... Они играют. Играют.

(Невнятные в общем шуме реплики. Смех.)

Оппонент: Прошу зал успокоиться! У меня вопрос к докладчику: какова цель вашего выступления?

Докладчик: Мне нужны время и средства для дальнейшего исследования. Научная ценность этого проекта представляется мне громадной.

Оппонент: Уважаемый докладчик! Лично у меня возникло такое ощущение, что все ваши профессиональные изыскания зиждутся как раз на предмете исследования. А именно – на воображении, на вашем собственном, да. Я никак не могу понять, что вы на самом деле пытаетесь представить ученому совету? Какова истинная цель вашей работы? Псевдонаучная провокация? Сознательная мистификация? В прошлом году, не обращая никакого внимания на кафедральный план, вы занимались энергетическими вампирами, а сейчас – вот этим. Ищете себе дешевой популярности? Позвольте предупредить вас, молодой человек, карьеру в научном мире еще никто не делал посредством создания сомнительных сенсаций!

Докладчик: Я не пытаюсь представить свой проект в качестве сенсации. Хотя и вправду получается что-то крайне сенсационное. Мне ведь и денег-то почти не нужно. А насчет времени – я и отпуск могу взять за свой счет. Мне нужны приборы! И еще два-три лаборанта...

Оппонент: Мне лично кажется, что вы, как и предполагаемые объекты вашего исследования, полностью находитесь во власти иллюзий. Предлагаю данный доклад не подвергать обсуждению, тем более что тема доклада находится вне компетенции нашего института...

Докладчик: Я еще не закончил!

Реплика из зала: Пусть закончит, интересно же!

Оппонент: Следующий докладчик, пожалуйста...

ГЛАВА 1

Макс предупредил насчет одежды. Это-то как раз было самое простое – подобрать нужные цвета. Джинсы, куртка и ботинки – все черное. Красный свитер с желтовато-жухлой полосой поперек груди я отыскал в ящике, где копились тряпки, которые и носить уже нельзя, и выбросить жалко. Наверное, в каждом доме есть такой ящик... Свитер густо пах нафталином, неприятно колол шею, но я решил, что для первого раза сойдет. Не на парад же собираюсь.

Итак – черный, красный и желтый. Есть. Главное – ни лоскутка голубого, белого или зеленого. Макс строго-настрого запретил. Я даже трусы переодел. Были синие, стали черные. На всякий случай.

Обломок старой лыжи, над которым я с ножом и напильником провозился вчера весь вечер, удачно закреплен под курткой в специально пришитой петле с левой стороны груди, почти под мышкой. И движений не стесняет, и незаметно, и – в случае чего – легко и просто достать.

Перед тем как покинуть квартиру, я еще раз осмотрел себя в зеркало. Нормально. Я чернявый, как цыган; говорят, черная одежда мне идет. Макс, если б мог меня сейчас видеть, молвил бы, имея в виду петлю под оружие:

– Достоевщина! – и поправил бы очки в массивной оправе, и хохотнул, колыхнув солидным пузом.

А молокосос Гриня непременно хлопнул бы меня фамильярно по плечу и сказал что-нибудь вроде:

– Настоящий воин Золотого Дракона! Правильно прикинулся. Молоток! Старайся – кувалдой станешь.

Глянув на часы, я присвистнул. Шутки шутками, а уже половина одиннадцатого. К полуночи надо быть на месте. Зонтик неплохо бы еще захватить – с утра сыплет с неба дождь, серый и противный, как дешевая лапша. И фонарик бы еще... Жаль, что нельзя.

Я запер квартиру и загремел вниз по ступенькам. Два квартала от своего дома до вокзала я бежал, чтобы успеть на последнюю электричку.

И успел.

Повсюду остро пахло мокрым металлом и ржавчиной. Идти по шпалам было неудобно, но по обе стороны полотна громоздилась едва видимая в сумерках и оттого вдвойне опасная безликая железная рухлядь. Металлический бурелом.

Я шел, спотыкаясь, до тех пор, пока не наткнулся на воняющую солидолом ржавую бочку. Она оглушительно загромыхала вперед и вниз и замерла где-то так глубоко, что несколько секунд после этого еще отдавалось дребезжащее эхо.

Рельсы кончились. Мне пришлось присесть на корточки, опираясь на обломанную осклизлую шпалу, чтобы заглянуть в неожиданно разверзшуюся пасть котлована. Ни черта, конечно, я не увидел. Надо было заранее, днем еще, смотаться сюда и проверить местность – так подумал я, осторожно спуская ноги вниз. Ладно, попробуем... Не возвращаться же с середины пройденного пути?! Я оттолкнулся и отпустил руки. Серая щебенка долго шуршала подо мной, а в самом конце я все-таки поскользнулся, схватил обеими руками темную пустоту и с размаху гулко ударился об измятую бочку.

Минуту или больше я лежал, дергая ногами в такт пульсирующей боли в правом локте. Потом поднялся, стер с лица пот и слезы и ощупал ушиб. Крови не было, и рука, кажется, двигалась вполне нормально. Правда, под локтевой косточкой заметно ощущалась набухающая шишка. Хорошее, блин, начало...

Я поднялся. Держа левой рукой правую, осмотрелся. Часа два назад дождь перестал, но тягучее ощущение того, что вот-вот снова задождит, не отпускало. Подул ветер, стронул с места тяжелые тучи, а мокрая луна застряла посреди темноты, как монетка в черном песке. Пережитая совсем недавно боль словно отрезвила меня. Я отчетливо почувствовал, что я здесь чужой, в этом диком месте – практически беззащитен. И еще темно, и черт его знает, что ждет меня дальше.

Испытание – вот что.

Очень хотелось сполоснуть лицо ледяной водой, чтобы прийти в себя. Или по крайней мере покурить.

Огонек зажигалки вспыхнул и погиб, задавленный тьмой. Прикурить я не успел. Совсем рядом утробно рыкнула невидимая собака. Я вскочил, выронил зажигалку и пачку сигарет, рванул полу куртки. Петля лопнула, обмотанная скотчем рукоять деревянного меча легко влетела в ладонь.

Рычание и короткий треск – еще ближе, чем раньше. Тут уж я не выдержал и заорал:

– Пошла вон!

Рычание смолкло. Зато я увидел, как неясно моргнули два красноватых огонька. Когда я понял, что это – глаза невидимого пса, мне стало по-настоящему жутко.

– Пошла отсюда!

Меч, вырезанный из старой лыжи, не бог весть какое оружие. Лучше бы я захватил газовый пистолет или нож или хотя бы кусок колбасы, чтобы отвлечь зверюгу. Если б знал... От испуга из моей головы мгновенно вылетели все глубокомудрые советы и указания Макса. И занозой засела дурацкая мысль о том, что вот неподалеку должна быть свалка, а тамошних четвероногих обитателей простой деревяшкой не испугаешь... они, наверное, и человечину пробовали... и, пожалуй, не надо шуметь... на свалке не только четвероногие звери обитают, а еще и двуногие... двуногие, наверное, пострашнее будут... Тише! Тихо!

Шумное сопение за спиной.

Невольно вскрикнув, я рывком обернулся – деревянный меч свистнул там, где блеснули глаза. Свистнул и неожиданно наткнулся на препятствие. Удар получился сильным – пальцы, сжимавшие рукоять, на секунду онемели, а ушибленный локоть заныл сильнее. Звук – как палкой по плотной подушке. Но сопение оборвалось визгом – большое тело, обдав меня псиной вонью, метнулось мимо, затрещало и захрипело, удаляясь...

Я пошел дальше, но через несколько шагов снова вздрогнул и на секунду остановился. Вой долетел издалека, но казался очень близким, он иглой воткнулся в темное брюхо неба. Я только поморщился. Быстро шагая, выставил перед собой обточенную лыжу. Очень хотелось побежать, возможно, я бы так и сделал, если б лыжа скоро не ударила в загудевшие железные ворота. Створки ворот были закрыты. По обе стороны ворот – невысокая ограда из ржавой рабицы, провисающей меж низких, покосившихся деревянных столбов. Прижав меч под мышкой, я протянул вперед руки. Замка нет. Створки удерживает тонкая алюминиевая проволока, намотанная на скобы явно наспех.

Почти пришел. Территория промышленной свалки. Свалка давным-давно заброшенная; за каким дьяволом кому-то понадобилось ее запирать? Да и не должно тут никого быть – ни двуногих, ни четвероногих; это я со страху себе насочинял – пусто здесь...

Ладно, пройду, найду, возьму – и домой. И все. Испытание так испытание. Сияющая Сфера так Сияющая Сфера. Войти в Поле и взять эту самую Сферу. Как просто звучит, а? Делов-то на пять минут. Только интересно: Сияющая Сфера – это что за хрень такая? Мне представляется люстра в виде белого матового шара, какие висят в столовках и общественных приемных... Проволока скрипнула под моими пальцами.

И я остановился.

Нет, так нельзя. Так не полагается. Так ничего и не получится.

Надо по-другому...

Капнуло раз, другой. Я стоял перед воротами, сжимая деревянный меч в обеих руках. Ну, хватит топтаться, пора начинать. Не торчать же здесь до утра?

Закапало гуще, сильнее подул ветер – и дождь, больше уже не сдерживаясь, хлынул вовсю, спугнув темную тишину. Луна нырнула куда-то – по тому месту, откуда она только что смотрела на меня, полоснула молния. Глухо зарокотал гром, перекрывая шелест дождя.

Это было кстати. Но все равно я не мог пока толком сосредоточиться. Страха больше я не чувствовал – но мне мешала мысль о том, что Макс и Гриня сидят сейчас где-нибудь в кустах, а Гриня, конечно, давится от смеха, припоминая, как я катился вниз по насыпи, как я орал, отмахиваясь от пса свой деревяшкой. И Макс наверняка посмеивается. Кто-то же поставил бочку на край котлована, чтобы я ненароком не сломал себе башку, рухнув в потемках с железнодорожного полотна? А сейчас я буду совсем дурак дураком – стучать своей лыжей по проволоке, которую легко и просто раскрутить двумя движениями. Ужасно глупо.

Но стоять на одном месте, хмурясь, сопя и облизывая мокрые губы, было бы и вовсе смешно.

Снова пролетела от неба к земле косая молния. В ее свете забрызганная дождем моя кожаная куртка блестела словно стальные доспехи. Словно кираса. Я перевел взгляд на лыжу, обтесанную под меч. Шевельнул пальцами на защищенной слоем скотча древесине. Перевернул лыжу так, чтобы шершавая поверхность (я замучился напильником соскребывать краску) оказалась внизу. Капли дождя побежали вдоль по канавке, полагающейся для наилучшего скольжения лыжи по снегу. Похоже на ложбинку кровостока.

Это и есть кровосток, как и у каждого нормального меча. Это и есть меч. Это меч – сказал я себе. Стальное оружие, заточенное до содрогающей остроты, смертельно опасное для моих врагов.

Каких врагов? Шелудивого бобика, которого я отпугнул, треснув по боку?

У меня не получится.

Получится.

Да ни черта не получится. Просто глупо. И смешно.

Но ведь у Макса получалось! И у Грини.

ЭТО – возможно. ЭТО – реально. ЭТО – и есть истинная реальность. Давай, Никита, не отвлекайся. Сосредоточься. В твоих руках не деревянный огрызок, а меч; на тебе не дешевая одежда с ближайшего китайского рынка, а полновесные боевые доспехи. Вот так. Вот так. Ты – воин клана Золотого Дракона. Вернее, будешь им, если все-таки пройдешь испытание.

Очередная молния осветила куртку. Кирасу, черт возьми!

Давай, Никита. Стань тем, кем хочешь стать, и тогда Поле примет тебя.

Лыжа будто потяжелела в моей руке. Чтобы не спугнуть это ощущение, я не стал смотреть на нее, я посмотрел на ворота. Насквозь проржавевшие погнутые створки высотой в половину моего роста. Нет, пусть они будут много выше. Широкие, сильно сужающиеся кверху, тяжелые, густо покрытые короткими и длинными шипами для пущего устрашения – вот такие пускай будут. Запертые на массивный замок, лишенный скважины для ключа. Я на минуту зажмурился, представляя – какие ворота. Вот такие, хорошо...

Ударил гром. Теперь он звучал как-то по-другому. Как он звучал? А как он должен звучать? Конечно, зловеще, как же еще...

Это ведь игра, правильно? Вот я и играю. Начинаю. Неудержимо скольжу в Игру.

...А над воротами надпись. Грубо выкованные из какого-то варварского металла буквы складываются в слова, слова смыкаются в фразу. Букв не разобрать, но смысл мне понятен.

«Посторонним вход воспрещен»?

«Оставь надежду, всяк сюда входящий»?

«Скажи „друг“ и входи»?

Пусть будет что-нибудь вроде...

«Остерегайся дыхания могил». Вполне...

Больше не колеблясь, глядя прямо перед собой, я размахнулся мечом и ударил по замку. Проволока только согнулась, но гнилые скобы отлетели напрочь... А, черт! Не то... Замок скатился к моим ногам отрубленной головой – вот так лучше.

Коленом я толкнул створку ворот. Скрежет ржавых петель звучал очень натурально; здесь не надо было ничего придумывать. Я вдруг почувствовал необыкновенную легкость, странное осознание того, что сливаюсь с грохочущей, истерзанной молниями темнотой. Кажется, это называется вдохновением.

Я шагнул за ворота. Молнии били чаще, раз за разом выхватывая из темноты несуразные силуэты покореженного металлического хлама. Поспешно я скользил взглядом вокруг, боясь увидеть что-нибудь вроде обыденной автомобильной покрышки, или дырявого кузова, или чего-то еще, способного нарушить созданною мною для себя самого иллюзию.

Торчащая впереди перегнутая арматурина напоминала крест. Остерегайся дыхания могил – все правильно! Пусть это будет никакая не свалка, а кладбище. Старинное жуткое кладбище. Покосившиеся кресты, уродливые надгробия, тяжко давящие сырую землю.

Я шел дальше. Грязь хлюпала под ногами. Изредка похрустывало битое стекло. Меч я держал перед собой, защищая лицо.

Макс говорил, что в Игре видят не глазами, а разумом. Видят не то, что есть, а то, что хочется. Тогда и обломок лыжи превращается в меч, а кожаная куртка – в стальную кирасу. Главное – ни на секунду не сомневаться. Да и чего я боюсь? Нет здесь никого. Никто не крикнет: «Посмотрите на этого придурка! Эй, ты, с лыжей! Конан Озерный! Ланселот Киммерийский! Берегись, несчастный, санитары уже близко!»

Переключи эмоции и мысли на истинную реальность Игры. Легко сказать... А если глаза видят то, что видят, как бы я ни старался подстегивать воображение? Опять зажмуриться? Как это вообще бывает? Как они входят в Поле? Как они входят в Игру?

Вой.

Или свист ветра?

Остановился я неожиданно, словно споткнувшись. В нескольких шагах от меня, прямо на каменной плите надгробия, косо вросшей в землю, светился ровными гранями шар размером немного меньше кулака. Я зажмурился и снова открыл глаза.

Каменная плита, тяжелая, с паутинной сетью мелких трещин. И шар. Шар и не думал исчезать. Как и надгробие. А я ведь ничего подобного не придумывал. Шар не исчезал, но и не разрушал иллюзию. Он был частью...

Свалки?

Кладбища?

«Не рассуждай и не медли. Это именно то, что тебе нужно. Сияющая Сфера».

Сейчас я ощутил, что она точно такая же, какой я ее и представлял. Какая, к едреной бабушке, люстра из столовки?

«Хватай и уходи. Поскорее только. Назад – через ворота. И помни, что говорил Макс: выйти из Поля можно лишь в том месте, через которое входил».

А я уже в Поле?.. У меня получилось? У меня получилось! На промышленной свалке можно найти, конечно, что угодно; только вряд ли здесь встретишь настоящее надгробие из древнего замшелого камня.

Оставив меч в правой руке, левой я поднял шар и сунул его в боковой карман куртки. Он мягко ткнулся мне в бок и выпал. С плеском шлепнулся в лужу. Бездумно я наклонился, сомкнул ладонь вокруг шара, крепче сжал, чтобы почувствовать кожей реальные алмазно-твердые грани, и снова поднес к карману.

Костяшки пальцев обожгло железным холодом, а шар опять скатился в лужу. Куртки на мне не было.

А стальная кираса не имеет карманов.

В этот момент я еще не испугался. Вернее, не до конца успел осознать страх. Вернее, даже не поверил. Синяя молния рассекла темноту, и в наполненной электричеством прорехе я увидел упрямо склоненный голый череп. Изогнутый змеей позвоночник. Оскаленные ребра.

Редкозубая нижняя челюсть, скрипнув, шелохнулась. Молочно-белый скелет, припадая на обе костяные ноги, а длинные руки вытянув вперед, шел мне навстречу.

Остерегайся дыхания могил...

Вот когда я заорал, рванувшись назад, к воротам. Скелет, двигаясь медленно, как неисправный робот, обогнул гнутую арматурину, перешагнул рваную покрышку, которую я раньше не заметил, на мгновение остановился в нескольких шагах от меня. Вросшее в землю надгробие разделяло нас... И снова пошел вперед, разрывая плоть обеих реальностей, как туалетную бумагу.

Наверное, это мне только казалось, что я орал во всю мощь легких. Скорее всего от ужаса я едва шипел передавленным судорогой горлом.

Хватит! Хватит! Все! Я уже не играю!

Я поднялся и снова упал. Рукав куртки лопнул. Лыжа, попав мне под ноги, когда я снова умудрился вскочить, хрустнув, переломилась надвое.

Как он может двигаться? Кости, не скрепленные ничем друг с другом, без всяких признаков мышц...

Серые змеи поднялись из-под земли и мгновенно опутали скелет, застряв в тазобедренных суставах. Змеи или... Теперь я видел, что это: сухожилия, похожие на разлохмаченные подгнившие веревки, оплели кости ног и поднялись выше...

Сжав голову руками, словно для того, чтобы выдавить из нее опасные мысли, я повернулся и побежал. Господи, только бы не упасть опять.

Бежать, бежать! Несколько метров до открытых ворот. А потом – к насыпи и вверх до железнодорожного полотна. А там уже и трасса и совсем немного до въезда в город, означенного контрольно-пропускным милицейским пунктом. Мой мир, к которому я так привык за шестнадцать лет жизни, который сейчас предательски не желает изгнать из себя чуждое костлявое чудовище, мною самим вызванное из...

Хватит! Не надо!

Всем телом я ударился в ворота. Створки дрогнули, но выдержали. Не веря, я забарабанил кулаками по тонкому ржавому железу.

Ворота были закрыты.

Краем глаза я заметил человека, мелькнувшего позади все надвигавшегося скелета. Взлетели над белым лицом и скользнули в тень длинные пряди волос.

Макс! Это Макс, да! А тот, который... скелет... наверное, Гриня. Чего проще – черный костюм с нарисованными фосфорными красками костями... Господи, Гриня! Кто еще, кроме четырнадцатилетнего идиота, мог такое придумать? Эта мысль, показавшаяся мне спасительной, зажглась ярко, и я не дал ей погаснуть.

– Я тебя видел! – закричал я. – Видел! Макс! Ты-то хоть его образумь! Хватит! Гриня! Кончайте, идиоты!

Череп неопределенно качнулся на шатких шейных позвонках-бусинках. Скелет подался вперед и сделал еще один шаг ко мне. Ему осталось не более пяти шагов. Вот уроды! Уроды! Надо было успокоиться, но успокоиться я уже не мог.

Костистая рука скользнула вперед, ухватив меня за отворот куртки.

– Отцепись, урод!

Рванувшись, я опять упал, ударился затылком о створку ворот. Железо загудело. Всхлипывая, я перекатился в сторону – прочь, еще дальше вдоль ограды... дальше... Кое-как вскарабкался на корточки. Сверкнувшая молния дала мне увидать длинную прореху на груди – шерстяные клочья свитера пропитались кровью, горячие струйки скатывались к животу...

Череп расхлябанно вращался на шейных позвонках, не ограничиваясь банальным полукружием, доступным шее обычного человека. Отвратительно скрипели змеиные веревки сухожилий. Череп сделал два полных оборота и замер, обернувшись ко мне пустыми глазницами.

– Хватит... – вымолвил я. – Ну хватит же... Перестаньте...

То, что происходило потом, я почти не запомнил.

Рухнул просевший столб, увлекая за собой лоскут рабицы. Я вывалился за территорию свалки и долго барахтался в липкой, как жидкая паутина, грязи.

...Руки со всех сторон, крики, изумленная ругань.

...Клацанье автомобильных дверей, удушливая пластиковая вонь, смешанная с маслянистыми парами бензина.

...Габаритные огни на трассе...

Назад к карточке книги "Тринадцатое Поле"