Текст книги "Зеркало Деметры (СИ)"

Автор книги: Антон Маевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

   31 мая 96-го года «Руслан» вошел в один из истоков ветвящегося брадихрона, расположенного в темной зоне в дальней части галактического рукава Ориона.

   Иглообразный корпус "Руслана" нес на себе решетки нейтринных отражателей: защита, дававшая некоторую надежду выжить даже в темпоральном шторме. Еще ни один земной корабль никогда не входил в зону переменного времени насколько глубоко. Экипаж следил за приборами, готовый к любым неожиданностям.

   3 июня по бортовым часам "Руслан" вышел из устья брадихрона. Теперь вокруг была знакомая чернота самого обыкновенного космоса, в которой светили самые обыкновенные звезды, в основном относившиеся к спектральным классам G, K и M. Получив заверения физиков, что никаких угроз не наблюдается, капитан корабля Курт Хартманн принял решение отключить отражатели и лечь в дрейф. Надо было осмотреться.

   Астроном Луиджи Феррари довольно быстро провел начальную привязку, из которой следовало, что за свое путешествие "Руслан" сместился в пространстве очень слабо. Кое-кто из экипажа даже высказал по этому поводу разочарование. Завязалось обсуждение, в котором предлагались разные идеи о том, куда стоит двигаться дальше.

   И тут подал голос навигатор Вуонг Чан. В окрестности "Руслана" появился корабль.

   Он был уже достаточно близко, чтобы его можно было рассмотреть в оптическом диапазоне. Довольно неуклюжий – прямоугольная серая коробка с какими-то надстройками, – и все же производящий впечатление уверенной хищной силы.

   Больше всего людей с "Руслана" удивили две вещи. Во-первых, нанесенное на середину корпуса чужака подобие крылатого герба. И во-вторых, десяток дюз в носовом срезе. Кто-то предположил было, что это противометеоритные пушки, но зачем их так много? Да и кто будет держать порты для противометеоритных пушек постоянно открытыми?..

   Приблизившись к "Руслану", неизвестный корабль стал настойчиво подавать радиосигналы. Связист Джон Мэтьюз потратил минут десять, прежде чем сумел установить надежную связь. А потом включился видеофонный режим, и на экране возник человек.

   Самый обычный человек. Молодой, светловолосый, одетый в черный мундир с серебряными позументами – почти как на старой парадной форме земных звездолетчиков.

   Видя замешательство собеседников, он заговорил первым.

   – Зигфрид фон Вальдау, командир линкора "Виттельсбах". Представьтесь, пожалуйста. Сообщите название корабля, планету приписки и пункт назначения, иначе я имею право открыть огонь.

   Экипаж "Руслана" буквально потерял дар речи. Никаких мыслей ни у кого не было. Кроме одной: неизвестный человек говорил по-немецки. На искаженном, но все-таки вполне узнаваемом немецком языке.

   Капитан нашарил кресло перед пультом связи и сел.

   – Курт Хартманн, командир исследовательского звездолета "Руслан". Идем с планеты Радуга, пункт назначения не определен. Пожалуйста, представьтесь полностью. Я вас не понимаю.

   На лице Зигфрида фон Вальдау появилось заинтересованное выражение.

   – Планеты под названием Радуга в моем реестре нет, – сообщил он. – Капитан, если это шутка, то не самая удачная. Я имел право расстрелять вас еще десять минут назад, когда вы не ответили на запрос. Ни о каких исследовательских звездолетах в этом секторе меня не предупреждали. Кстати, что это у вас за внешние решетки?

   – Это нейтринные отражатели. Средство защиты от темпоральных бурь. Наш корабль спроектирован для движения по брадихронам, из одного из них мы только что вышли.

   Вот тут Вальдау удивился.

   – Откуда вы вышли?..

   – Из брадихрона. Зоны замедленного времени.

   Вальдау немного помолчал.

   – И сколько вы там пробыли?

   – Смотря как считать. Мы вошли туда тридцать первого мая.

   Вальдау приподнял бровь.

   – М-да, получается больше четырех месяцев...

   – Это странно, – сказал Хартманн. – По нашим бортовым часам сейчас третье июня девяносто шестого года.

   Глаза Вальдау чуть шире раскрылись.

   – Девяносто шестого года? – переспросил он.

   – Две тысячи сто девяносто шестого. А что?

   Вальдау ответил не сразу. Теперь он смотрел на членов экипажа "Руслана" вроде бы даже сочувственно.

   Как на лягушку, провалившуюся в колодец.

   – Сейчас восемьсот пятьдесят девятый год космической эры, – сказал он. – Или шестидесятый год эры Нового Галактического Рейха.

   11 июня 97 года

   Разгадка «Нейтрона»

   – ...Да. Империя. Рейх. Единое государство всего человечества – с Системой, с Периферией... кстати, Периферия у них разветвлена гораздо шире, чем у нас... Конечно, это – не наше будущее. Вальдау так сперва подумал, это естественно, он принял их за путешественников во времени... но нет. Это было путешествие не во времени, а в метавремени. Другая историческая ветка. Независимая аналогичная реальность. Теоретически такое предсказывали давно... – Сумароков встает и начинает ходить по залу. – Наследственная власть императора над сотнями миллиардов людей. Феодальный корпус. Феодальные традиции. Языческая религия. Привилегии дворянства. Очень сильно милитаризованное общество. Культ воинской доблести. Воинская каста. Быть военным – очень почетно. Власть императора – абсолютная. Никаких парламентов, никаких советов. Еще у них приоритет нордической расы. Знать носит германские фамилии. Поголовно владеет холодным оружием – мечами, секирами, шпагами. Молится Одину, Тору и Локи... При этом они вышли в космос так же давно, как мы. Они заселяют несколько сотен планет, или изначально землеподобных, или терраформированных. Они ходят на сверхсветовых кораблях и владеют технологией, очень близкой к нуль-Т. Родственники... Соседи... Вот такие у нас соседи...

   Сумароков падает в кресло.

   – ...Почему погиб "Нейтрон"? Дело в том, что мы этого сами не понимаем. Предупреждение перед его визитом было передано, все как обычно. Его должны были ждать. Но на той стороне "Нейтрон" был почти сразу сбит патрульным эсминцем... То ли накладка там у них какая, то ли что. Выживших нет...

   Сумароков бьет кулаком по столу.

   – Что было делать?! – кричит он. – Ну что?.. После возвращения "Руслана" мы сразу передали информацию в КОМКОН. И получили приказ полностью ее засекретить... Ладно, хорошо. Полностью – значит полностью. Значит, не только от медиа, но и от КОМКОНа-2, и от остальных подразделений того же КОМКОНа-1, и от Совета Радуги, и от Всемирного совета. От всех. Я понимаю, сейчас это выглядит преступлением. Но что тут еще можно было предложить? Что?.. Это контакт. Настоящий контакт. Не с инопланетниками, не со спрутами из морских глубин. А с человечеством, таким же, как наше – и все-таки иным. Чтобы такое выдержать, мы должны быть... взрослыми, что ли. А выдержим ли? Никто не знает... Вот поэтому – предельная секретность, параноидальная... Потому что более опасной информации ни у кого из людей в руках еще не было...

   Он молчит. Иссяк. Горбится.

   – ...Конечно, мы изучали это как могли. Выяснили, что Окно, ведущее туда – не единственное. И не обязательно было идти к нему таким сложным путем. Карту составили... Но дальше-то что? Это ведь не страна и даже не планета. Это галактическое человечество. Биологически совершенно идентичное нам. Но с другой психикой, с другим опытом... Отражение. Наше отражение.

   Молчание длится, наверное, минуты две.

   – ...Психологическое давление. Ужасное. Никто из сотрудников "Януса" за этот год не был на Земле. И не потому, что мы им запрещаем! Нет. Они просто сами не решаются жить на Земле – с таким-то знанием... За пределами "Януса" всю историю знают два человека в КОМКОНе. Астафьев и Александров. Все. Есть, конечно, разработчики-моделисты, которые – неизбежно – получают кусочки данных по Рейху, куда деваться. Но им говорят, что это легенда. Вымышленный мир. Вот так. Да толку от этих моделей, честно говоря... Эпизод с "Нейтроном"... ну должно же это было когда-то чем-то кончиться. Когда-то и чем-то... Ох. Черт бы побрал тех, кто его сбил. Нештат полный – работы никакие не завершены, информация не собрана, и нам придется выходить во Всемирный совет со спущенными штанами... И я вообще не знаю, как они потом это будут контролировать... Секретность – она не с потолка же взялась. Были же причины. Наше человечество – оно такое гордое, оно так привыкло считать всех других младшими братьями... – Сумароков неприятно кривится. – Это же массовое потрясение будет. Ксеношок. Как отреагируют земные медиа, я вообще не представляю... А оно ведь протечет. Как ни изолируй, сколько тумана не напускай – протечет неизбежно...

   Он опять кривится, встает, проходит по комнате взад-вперед.

   – ...Люди. Обыкновенные же люди. Не разумные насекомые, не разумные амфибии, не разумные собаки... кто там еще бывает?.. Самый страшный кошмар. Ты преследуешь в ночи кого-то неуловимого, зловещего, догоняешь его, срываешь наконец с него капюшон – и видишь себя... – Он передергивается. – Ладно, это все романтика. Мне даже не будет жалко, если меня теперь лишат права работать вне Земли. Даже если вообще допуск к экспериментальной работе отберут – переживу. Только легче будет. Потому что эта квашня уже поперла из горшочка...

   Он умолкает окончательно. Сидит склонившись, сжимает и разжимает кулак, проводит пальцами по лысине, оставляя красные следы... И, глядя на это, Борислав наконец решается задать вопрос.

   – Что вы теперь намерены делать?

   Сумароков поднимает на Борислава свои голубые глаза. Борислав – Прогрессор, он бывал в боях, но этот взгляд пробирает его насквозь.

   – А вот это ты и должен помочь нам решить, – говорит Сумароков. – Раз уж ввязался...

   Документ 01

   Совершенно секретно.

   Распространять строго адресно. Любое копирование запрещено.

   Тема: «Линкор смерти».

   Содержание: расшифровка фонограммы совещания на объекте «Янус» (Лангмюр, естественный спутник планеты Иверна, система Радуги) 12 июня 97 года.

   Участники: Зигмунд Ковальский, Джеймс Стюарт, Борислав Дружинин, Антон Сумароков, Кирилл Александров, Эфраим Кацеленбоген (Слон).

   Стюарт. ...бардак. Я представить себе не мог такого. Кирилл Михайлович, вы вообще понимаете, что натворили?

   Александров. Понимаю. Очень хорошо понимаю. Интересно, а как бы действовали на моем месте вы?

   Стюарт. Я, черт побери...

   Ковальский. Спокойнее. По крайней мере, теперь мы знаем, в чем проблема.

   Стюарт. Да уж. Знаем. Как у вас там, у русских, говорят: поймал мужик медведя... Beg my pardon, это я Бориславу.

   Ковальский. Да. Борислав, вы сделали огромное дело. За четыре дня так раскрутить всю эту историю... Поздравляю.

   Дружинин. Спасибо.

   Ковальский. Итак, к делу. Прежде всего мы должны остановить утечку информации. Дальнейшую утечку. Благо она пока что невелика. Тут я отдаю должное представителям КОМКОНа-1: они действовали, по крайней мере, не худшим образом из всех возможных...

   Александров. Вот уже как...

   Ковальский. Не расслабляйтесь, Кирилл Михайлович. Вас ждет еще интересный разговор на Земле, в президиуме Всемирного совета. Вы уверены, что больше никто не знает?

   Александров. Я и Астафьев. На Земле – больше никто. Точно.

   Ковальский. И то хорошо... Кирилл Михайлович, как вы на такое решились?

   (Недолгое молчание.)

   Александров. Зигмунд, поймите. Я занимаюсь контактом уже семьдесят лет. Это долго. За это время я кое-чему научился, в том числе – сразу оценивать возможные последствия. Когда мне сообщили о контакте с цивилизацией Рейха, я в первый момент не поверил. Естественно. Но когда поверить пришлось, я первым делом построил обычный граф: вот исходное событие – оглашение этой информации перед Землей – и вот причинные цепочки, разбегаются... Ничего хорошего там не набежало. Потом я по всем нам известному уравнению Хилла оценил вероятность того, что сведения о Рейхе так или иначе протекут. Она оказалась близка к единице. Это все – с одной стороны. А с другой...

   Стюарт. С другой – ваш личный исследовательский интерес.

   Александров. Да. Мой интерес. Совершенно верно. Когда я понял, что это люди, и они с Земли... О господи. Я занимаюсь сравнительной динамикой цивилизаций всю жизнь. Но таких возможностей для ее изучения я не мог себе и представить... Это зеркало. Понимаете, господа? Это наше зеркало.

   Ковальский. Понятно. Итак, вы своим произволом закрыли информацию по Рейху от всех... Спасибо вам за это, на самом деле. Ох, я представляю, что же сейчас в большом КОМКОНе поднимется... Учтите, защитить я вас не смогу, Кирилл Михайлович. И никто не сможет.

   (Смешок.)

   Александров. Уж поверьте, я прекрасно знал, на что иду. Меня и так половина КОМКОНа считает опасным фантазером, а уж теперь... Но мы сделали главное. Существование Галактического Рейха задокументировано. Конечно, там чудовищно много пробелов, мы мало успели, но уже есть с чем работать. И надо работать. Пора привыкать к тому, что у нас есть соседи по Метавселенной.

   Ковальский. Ох, Кирилл Михайлович. Вашими бы устами... Впрочем, ваша точка зрения мне теперь более чем ясна.

   Александров. Вот и отлично. На самом деле, я считаю, что наше раскрытие случилось вовремя. Как раз сейчас – самое время подключать других профессионалов.

   Ковальский. А гибель «Нейтрона» вы считаете достаточной платой за эту удачу?

   (Молчание.)

   Александров. Больная тема... Очень больная... Я до сих пор толком не знаю, что с ним произошло. С «Нейтроном». Мы нормально взаимодействовали, и вот...

   Ковальский. Кстати. Как вы поддерживаете связь? Ну... с теми, кто на той стороне?..

   Сумароков. Аналоги. Мы называем их Аналогами.

   Ковальский. Очень хорошо. Так вы ответите на мой вопрос?

   Сумароков. Отвечу. Мы еще два года назад построили транс-передатчик. Очень энергоемкая штука, но короткие сообщения через него проходят регулярно. Ну а если нужен разговор – посылаем курьеров. «Нейтрон» как раз и...

   Стюарт. А с кем вы там, собственно, разговариваете?

   Александров. На это отвечу я... Наш обычный собеседник – вице-адмирал Линденгард, командующий девятнадцатым галактическим сектором. Еще молодой человек. Он передает данные о нас куда-то наверх, но детали нам не сообщает... у них ведь тоже секретность... Тем не менее, мы общаемся конструктивно. Задаем друг другу вопросы...

   Ковальский. И что он вам сказал после гибели «Нейтрона»?

   Александров. Ох... Вот это – самое неприятное...

   Ковальский. Говорите.

   Александров. Он сказал, что в Рейхе появилась группа людей, которая знает о контакте с нами и выступает против него. Такие изоляционисты. «Нейтрон» могли уничтожить по их наводке...

   Ковальский. Могли?

   Александров. Он не уверен. Он вообще был осторожен, никаких имен не назвал. Но что-то у них там происходит.

   Ковальский. Боже мой... Боже мой, Кирилл Михайлович, что вы нам преподносите... Вот этого как раз не хватало: чтобы у них еще и начался из-за нас конфликт внутри. Для полноты, так сказать.

   Александров. Зигмунд...

   Ковальский. Да помолчите вы, во имя Циолковского и святого Тейяра!.. Простите. На то, что вы сообщаете, очень трудно как-то иначе реагировать.

   Стюарт. Давайте разделим задачу на части. Что делать с нашей стороны – более или менее понятно. Сообщить, наконец, головке большого КОМКОНа и Всемирному совету, позаботившись о закрытии информации. Это мы умеем. Теперь остается решить, что делать с той стороны.

   Сумароков. Вы предлагаете закрыть Окно?

   Стюарт. Нет. Таких решений я принимать не собираюсь. Я, в отличие от некоторых присутствующих, пределы своей компетентности знаю... Ладно. Извините. Я совсем другое хотел сказать.

   Ковальский. Да?

   Стюарт. Видимо, надо создать отдельную группу, которая выяснит ситуацию по ту сторону Окна. Нельзя ее оставлять такой непрозрачной.

   Александров. Вы говорите об отправке туда людей?

   Стюарт. Да. Причем, учитывая сложность ситуации, эти люди должны быть профессиональными контактерами.

   Сумароков. То есть Прогрессорами?

   Стюарт. Ну... Получается, что так.

   (Молчание.)

   Александров. Итак, мы уже говорим о прогрессорской операции в мире Аналогов?

   Стюарт. Нет. Человек, которого мы туда пошлем, не должен действовать как классический Прогрессор. Ни в коем случае. Он пойдет именно налаживать контакт. Ваш адмирал Линденгард сможет обеспечить ему прикрытие?

   Александров. Он постарается. Я уверен.

   Стюарт. Завидую я все-таки вашему оптимизму, Кирилл Михайлович... Вот что, господа. Я – штатный сотрудник Института времени. Эта работа – по моему профилю. И... я историк, в конце концов. Готовьте меня к переброске. Вернусь – расскажу.

   Кацеленбоген. Джеймс...

   Стюарт. Что? У тебя есть возражения?

   Кацеленбоген. У меня их множество, знаешь ли. Коллекция целая. Причем – самых категоричных... Извини. Раз уж меня сюда позвали – это означает, что за подготовку инфильтрации буду отвечать я. Как начальник центра подготовки Прогрессоров. Как профессионал, в конце концов... Так вот: первым ты не пойдешь. Вторым – быть может. Если мы будем уверены, что нашего человека там приняли и канал заработал. Но первым должен идти настоящий специалист.

   Стюарт. Хочешь пойти сам?

   Кацеленбоген. Ох, я рад бы... Но, боюсь, я для этого староват и толстоват. Нет. Но ты прав: тут нужен Прогрессор. Лучше всего – человек с опытом, уже работавший на индустриальных планетах. На Саракше, например, или на Гиганде...

   Дружинин. Я работал на Гиганде.

   Кацеленбоген. Знаю. Неужели ты думаешь, что я всех своих не помню? Ну вот... если не откажешься...

   Дружинин. Не откажусь.

   Кацеленбоген. Еще бы... Только смотри, там тебе не здесь.

   Дружинин. Слон...

   Кацеленбоген. Да, да. Я уже пятьдесят лет Слон. Никаких рискованных фокусов в твоем духе. Пройти Окно, поговорить с кем надо, и назад. Прикрытие у тебя, полагаю, будет...

   Сумароков. Будет. Я сейчас же займусь связью.

   Кацеленбоген. Отлично. Ну, легенда все равно понадобится, это мы разработаем, когда я посмотрю вашу базу данных...

   Ковальский. Так. А задание?

   Стюарт. Слон, но вторым пойду я!.. А что касаемо задания... Первое: выяснить причину гибели «Нейтрона». Окончательно: кто, что, зачем. Второе – просто собрать впечатления. Для нас будет ценной любая мелочь. И третье – узнать что-то о политической ситуации там, внутри. Кто за контакт, кто изоляционисты, с кем те и другие связаны... Впрочем, третье – это уже, строго говоря, не для тебя... Борислав, не обижайся, но я скажу серьезно. Здесь ты сработал отлично. И на Гиганде ты работал отлично, я в курсе. Но за Окном ты будешь не Прогрессором, а курьером. Дойти туда. Поговорить с Линденгардом, или кто там еще найдет нужным тебя встретить. И – назад с отчетом. Ты меня понимаешь?

   Дружинин. Конечно, понимаю. Как ты мог сомневаться.

   Стюарт. Ох, не успокаивает меня это... Ладно. Ты, по крайней мере, уже в курсе дела, не придется расширять круг... И... Знаешь, что еще...

   Дружинин. Я тебя слушаю.

   Стюарт. Борислав, ты шесть лет проработал на Гиганде. У тебя привычные профессиональные шаблоны... да как у всех у нас, чего там. Мы привыкли иметь дело с цивилизациями, которые стоят на линии прогресса заметно ниже нас. Я знаю, теоретик может тут насыпать тысячу возражений – но на самом деле это так, и это отражается на всем. На том, как мы ставим задачи, на способах разговора с людьми, на наших страхах... Я не предлагаю тебе все это преодолевать за Окном. Не надо. Скорее всего, твои профессиональные навыки там вполне пригодятся. Но... Когда ты столкнешься с чем-то серьезным – отбрось их. Я не знаю, что это будет. Но я уверен: может возникнуть ситуация, когда твои принесенные с Гиганды привычки начнут мешать. Когда твой способ видеть вещи... станет ненадежным. И вот тогда тебе придется вспомнить, что люди Рейха – не наши младшие братья, не дети, не ученики... Строго говоря, они вообще не объекты. Они просто нам равны. Во всем. Это очень необычная ситуация для контактера, а тем более для Прогрессора, но – будь к ней готов. Да и всем пора готовиться, я бы сказал...

   Дружинин. Спасибо, Джеймс. Я тебя понял.

   Стюарт. Да... И надо поспешать, вообще-то. Как только в большом КОМКОНе поймут, в чем дело, здесь начнется татаро-монгольское нашествие. Хорошо бы нам успеть что-то сделать до этого... Антон Павлович, я вас очень прошу, позаботьтесь о связи.

   Сумароков. Да... Я постараюсь наладить канал немедленно. То есть сразу, как только мы разойдемся.

   Ковальский. Намек, да?.. Ну что, у нас еще остались срочные вопросы?..

   10 сентября 61 года Нового Рейха

   Межзвёздная станция «Ётунхейм»

   Межзвёздная станция «Ётунхейм» висела в пустоте в самой глубине галактического рукава Стрельца. Звездой, в секторе которой она находилась, был белый карлик, прозванный местными жителями попросту Кнебель, то есть Затычка. Астрономы уверяли, что несколько миллионов лет назад эта звезда была красным гигантом. Сейчас планеты Кнебеля были совершенно безжизненны – оплавленные каменные шары, почти лишенные атмосфер; и никто не мог сказать, существовала ли на них жизнь хоть когда-то. Взрыв красного гиганта сорвал с планет оболочки, стерев все следы их прошлого.

   Впрочем, с расстояния, равного радиусу орбиты Плутона, и сам Кнебель ничем не выделялся среди других звезд.

   Станция "Ётунхейм" представляла собой 60-километровый шар в оболочке из жидкого металла. Несколько десятков лет назад, во время войны, по той же технологии строились космические крепости. Жило там несколько тысяч человек. Станция обладала собственным ходом, в том числе сверхсветовым, и могла при надобности перемещаться на межзвездные расстояния. В мире Борислава, с его компактными звездолетами и повсеместно распространенной нуль-Т, такие чудовища никому не могли и присниться.

   Здесь все было грандиозно. Центральный коридор, в котором вполне мог бы развернуться старомодный песчаный краулер. Цилиндрический операционный зал, стены которого уходили ввысь на много метров. Жилые каюты тоже были удивительно просторными, Борислав даже не представлял, что на космической станции такое возможно. Его собственная каюта была большой, но одиночной; отсутствие соседа имело плюсы и минусы, и, поразмыслив, он решил, что плюсов все же больше. Хотя бы во сне можно оставаться собой.

   Имя он сохранил прежнее: Борислав Дружинин. В Новом Галактическом Рейхе хватало людей славянского происхождения, и Слон решил не мудрить с легендой.

   Медвежий угол космоса. Вполне подходящее место, чтобы войти в роль. В небывалую роль.

   Ближайшая отсюда населенная планета – Экония – находилась в системе звезды Танатос, когда-то входившей в так называемый Союз Свободных Планет...

   У Борислава кружилась голова от здешней политики. И от здешней истории.

   Он был благодарен Слону (и адмиралу Линденгарду, конечно) за легенду, давшую возможность задавать вопросы. По легенде он был флотским корреспондентом, прилетевшим сюда знакомиться с новейшими галактическими исследованиями. В здешнем мире даже корреспонденты, летавшие на военизированные базы, должны были носить офицерские чины и мундиры. Ну что ж, черно-серебряный китель лейтенанта космофлота Бориславу даже нравился.

   Его наполняло странное чувство нереальности: с самой минуты, когда катер ошвартовался в динамическом доке "Ётунхейма" и пришлось поверить, что все происходящее – не сказка. На Гиганде с ним такого не было никогда.

   Он с усмешкой вспоминал земных психологов. Согласно комконовской инструкции, прогрессор с намечающимся расстройством восприятия подлежит наисрочнейшей эвакуации на базу. Синдром дереализации опаснее любого эмоционального срыва, потому что при срыве человек хотя бы предсказуем. Азбука, знакомая любому наблюдающему врачу. Хорошо, что тут никаких наблюдающих врачей нет и быть не может.

   Это не прогрессорская операция... Он выдохнул. Мир остановился. Неподвижные звезды. Маятник Фуко. Некоторые вещи стоит произнести вслух. Это не прогрессорская операция. Никакие прогрессорские методы здесь неприложимы. Так бывает. И контактерский, и прогрессорский подход имеет ограниченную область применения. Есть случаи, когда совершенно бессмысленно ломиться к контакту силой; известная операция "Ковчег" тому один из многих печальных примеров. Только масштаб здесь несопоставим.

   Метавселенная...

   Он с трудом сдержал нервный смех. Жители Саракша были уверены, что весь универсум – это их планета, еще и вывернутая наизнанку... И чем теперь мудрые земляне лучше?

   Открылась бездна, звезд полна...

   Как в той танской новелле: человек вошел в дупло акации и стал правителем муравьиного государства. А потом оказалось, что это был сон. Сон... Но чем, собственно, сон отличается от того, что принято называть реальностью? И что, если пространство – это всего лишь нейрофизиологический феномен?

   Сумасшедшие мысли...

   Кто мог подумать, что по ту сторону Окна окажется Вселенная, как две капли воды похожая на нашу? С такой же галактикой Млечный Путь, с такой же Солнечной системой и таким же человечеством. Только вот время там течет иначе.

   "Вся Вселенная иррациональна. – По сравнению с чем?" Был в одной старой книге такой диалог. Очень мудро. Очень.

   – Не скучно тут вам?

   Собеседник, радиофизик Зигфрид Вестхайм, снисходительно улыбнулся.

   – Скучно? Да вы шутите!

   – Нет. Никогда. Я человек без чувства юмора.

   – Нормальное чувство юмора у вас. Вы просто не физик.

   – Что нет, то нет, – признался Борислав. – Дальше гимназического курса физики я не пошел, да и тот забыл как страшный сон, если уж честно...

   Зигфрид шутливо развел руками.

   – Какая досада. Вам недоступна большая часть красоты, заключенной в мире. Я считаю, что мы познаем примерно десять процентов Вселенной через органы чувств, и девяносто процентов – через математику. Если не больше. Причем это я говорю об условиях, к которым наши органы чувств приспособлены. А здесь-то... – Он махнул рукой. – Вот очевидный пример. Давно известно, что в Ядре Галактики есть мощный радиоисточник с очень непростыми характеристиками. Смоделировать эти характеристики мы не можем, потому что в зоне нашей жизни даже близко нет таких физических условий. А прочитать их издали очень трудно. Вот мы сейчас забрались на самый край заселенного человеком мира – нигде ближе к Ядру никаких стационарных станций просто нет. И мы все равно знаем о Ядре практически столько же, сколько знали земные астрономы тысячу лет назад! Вы понимаете? Даже те данные, которые мы можем собрать здесь – это крохи... А впереди десятки лет работы. Вот поверьте: я тут уже три года, и скучно мне не было ни минуты.

   Борислав рассмеялся.

   – Завидую, – сказал он. – Вы задорно рассказываете. Аппетитно. Даже жаль, что в этой вашей кромешной физике я ничего не понимаю. Скажите, а... вы здесь добровольно?

   Зигфрид удивился.

   – Ну да... Разумеется, я озаботился получением приказа командования, перед тем как сюда лететь. Если честно, мне это кажется предрассудком, но вы сами знаете: галактические исследования у нас по-прежнему военизированы. Чтобы попасть в дальнюю экспедицию, я должен был или надеть форму, или эмигрировать на Хайнессен. Но последнее – это уж совсем крайность, – он улыбнулся. – А присягу я принес еще в университете, так что проблем не было.

   – А какой университет вы окончили?

   – Физико-математический факультет имперского университета на Лимарге, система Хеймдалль.

   – Вы там родились?

   – Нет. Родился я на Витгенштейне – это такая малонаселенная планета в системе Тейя. Наш континент – почти полностью лесной... красиво там... Мой отец работает механиком на станции дирижаблей, он меня с физикой и познакомил. Сам он, правда, без высшего образования. Самоучка.

   – Значит, вы первый человек с университетским образованием в семье?

   – Конечно! Побойтесь Тора, мой дед еще при Гольденбаумах родился – уж какие там университеты... Ему еще повезло, что его на космофлот призвали – я деда имею в виду. Иначе бы так и остался полуграмотным лесовиком.

   – На космофлот? И где он служил?

   – Он служил сначала матросом на номерном корабле связи, а потом техником на линкоре "Асгрим". Участвовал в битве при Рантемарио. Демобилизовался унтер-офицером. Дослужиться от рядового матроса до унтера, это ж тогда было еще как много, вы сами знаете... После отставки его на Витгенштейне встретили с распростертыми объятиями. Он потом до старости работал механиком на воздушных линиях, и отец, собственно, от него профессию и унаследовал...

   – А вы – от отца?

   – Ну нет! На меня никто не давил. Захотел бы, мог бы стать врачом, например. Или учителем. Или уж не знаю, кем. Отец и не думал принуждать. Я сам выбрал физику. И очень рад этому.

   Борислав украдкой вздохнул, вспомнив земные интернаты с их комиссиями по распределению выпускников. После скандального дела Абалкина эту систему попытались ослабить, но Всемирный совет по педагогике встал в оборону, как триста спартанцев, и ходу реформам не дал. А здесь вот – пожалуйста. Авторитарная империя, милитаризованное общество, остатки нацизма и сословной системы, но при всем при том профессии люди выбирают сами.

   Зигфрид истолковал заминку по-своему. Он сказал:

   – Вот мой брат – ветеринар. С детства любил животных, после школы улетел учиться, но через пять лет вернулся на родную планету, на Витгенштейн. И с удовольствием там работает. У него врожденная хромота. Компенсированная, но все равно заметно. При Гольденбаумах он бы не то что образования не получил – ему бы, скорее всего, пришлось всю жизнь отсиживаться где-нибудь на лесном кордоне, боясь нос высунуть на люди. Ну, вы понимаете...

   – Да, я понимаю, – сказал Борислав.

   Он действительно понял. Пять с половиной веков назад, когда почти все здешнее человечество попало под власть династии Гольденбаумов, император Рудольф Первый издал совершенно чудовищный "Закон об элиминации генетических дефектов". Этот закон обрекал неполноценных людей на физическое уничтожение, причем критерии неполноценности были определены нарочито широко. Последствия оказались, мягко говоря, кошмарными. Следующие императоры частью вынужденно, а частью из обычной человечности старались смягчить этот закон, так что со временем применять его почти перестали; но полностью отменен он был только шестьдесят лет назад, при Лоэнграммах.

   – Я никогда не говорю о политике, – сказал Зигфрид. – Никогда. Сохрани Бальдр от этого. Но когда я слышу, как какой-нибудь сытый и довольный деятель начинает рассуждать о том, что при Гольденбаумах, по его мнению, жизнь была лучше – мне хочется не переубеждать его, а просто заехать в рыло. А ведь приходится такое слушать. И нередко. Даже здесь, на станции, такие говоруны попадаются. Даже среди ученых. Удивительно, правда?