Текст книги "Зеркало Деметры (СИ)"

Автор книги: Антон Маевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

   Святослав Борисович Штромберг оказался моложавым человеком с аккуратной седой бородкой и глазами-вишнями, – как у Атоса, сразу подумал Борислав. Его макушку венчала вязаная шапочка, а одет он был в штормовку, застегнутую до горла: на острове было холодно.

   Борислав выбрался из глайдера (тот остался качаться у причала на поплавках) и пошел навстречу.

   – ...Извините, что побеспокоил. Меня зовут Борислав.

   – А меня – Святослав Борисович, – рукопожатие старика было сильным и сухим. – Могу чем-то помочь?

   – Думаю, да... На самом деле, я хочу просто поговорить. Понимаете, я по специальности – историк. Занимался другими планетами, не Землей... но вот сейчас из-за здоровья вынужден на время сменить работу.

   Карие глаза Штромберга стали чуть серьезнее.

   – Интересная у вас работа, если ее приходится менять из-за здоровья... Господин историк.

   Борислав усмехнулся краем рта. Именно такой реакции он и ждал.

   – Да, вы поняли верно. Я был прикладным историком, работником СГБ... Не любите нас?

   Штромберг вдруг улыбнулся. Очень тепло.

   – Ну почему сразу – не люблю. Работа как работа. Не хуже, чем у врачей, например... Но, кажется, вы начали говорить о каком-то деле.

   – Да, начал... Я прилетел сюда просто так. Потому что Радуга – спокойная планета. Чуть ли не случайно ткнул в карту. Но вот я здесь уже пятый день, и мне... интересно стало. Как изменилось общество Радуги за последние сорок лет. Что было до катастрофы, и что стало после. Как... как потеря общей задачи повлияла на структуру. И на отношения. Я решил об этом написать. Не серьезную работу, конечно, не диссертацию, – просто социографический этюд. Но тут я сразу столкнулся с затруднением. Понимаете, на Радуге очень мало людей, которые могут сравнить жизнь до катастрофы и после. Ну и...

   – Понятно, – сказал Штромберг. – Что ж, приветствую вас на острове... И на планете. Пойдемте в жилую башню, там говорить удобнее.

   – ...Да, Аристотель был авторитарным руководителем. А кто из крупных ученых не авторитарен? Нет, я вру, конечно. Есть такие, которым это несвойственно. Чарльзу Дарвину это было несвойственно, и Джонатану Форстеру это тоже было несвойственно... Форстера, кстати, я очень уважал. Но у него фактически не было своей группы, он работал соло. А я тогда был сторонником коллективной организации науки, я считал, что совершить прорыв можно только бригадой... Впрочем, работать у Аристотеля было интересно. Все-таки Волна – принципиально новое природное явление, и она не перестала быть природным явлением от того, что ее создали мы сами... Сейчас, задним числом, я понимаю, что это было полное безумие: проводить нуль-эксперименты на планете. А ведь никто не возражал. Никто. Даже волновики не возражали. Хотя это как раз понятно, у них под боком был интересный объект, вот они и... Точнее, не «они», а «мы». Да... Борислав, вам налить еще чаю?

   – Конечно, – сказал Борислав.

   Штромберг потянулся к фарфоровому чайнику. Напиток, который он называл чаем, был на самом деле бодрящим настоем каких-то северных травок. Он уже успел рассказать, что специально летает на юг, на границу степи и тундры, – собирать их.

   – Спасибо... Чай у вас вкусный... Святослав Борисович, простите, я задам резкий вопрос.

   Штромберг поднял глаза на гостя.

   – Прошу.

   – Вы остались на Радуге, потому что чувствуете вину?

   Штромберг ответил не сразу. Он сидел на коврике по-турецки, очень спокойный, привалившись к вогнутой стене, за которой бушевал мокрый ветер. Потом он сказал:

   – Да уж. Так меня спрашивают все-таки редко. Хотя, в общем, я никогда не скрывал... Но, с другой стороны, я никому не навязывал своего решения. И не хотел навязывать, и не пытался... Радуга – это целая планета, с которой мы совершенно бесчеловечно обошлись. Если бы она была живым существом... а, вы знаете, есть ученые, которые так и говорят, что землеподобная планета – это живое существо... Единый большой организм. Да, я остался именно поэтому. Принимал участие в восстановлении, пока в этом была острая надобность – вы знаете, тут в первые годы каждая пара рук была на счету. А потом, когда планета более-менее ожила, выяснилось, что лет-то прошло довольно много – и никто за пределами Радуги меня не ждет... Ну, не буду преувеличивать. В какую-нибудь лабораторию меня, конечно, взяли бы. Но я как следует подумал – и понял, что мне это уже неинтересно. И не стал никуда улетать.

   – И с тех пор – здесь? На станции?

   – Ну да. Здешнюю работу тоже должен кто-то делать. Причем гораздо лучше, если это квалифицированный физик, а не мальчишка-доброволец.

   – Не скучно?

   – Да нет. Физическая картина в окрестностях Радуги все время меняется. Там есть за чем последить, и даже есть что поизучать.

   – Но последствий Волны сейчас уже нет? Я имею в виду – физических.

   – Скорей всего, нет. А вообще – дьявол его знает... Вы, дилетанты, наверное, думаете, что за сорок лет Волну изучили вдоль и поперек. А это ведь не так. Сразу после катастрофы – да, был всплеск исследований. Но очень скоро эту тему оставили. Собственно, почти сразу, как нуль-Т наладили, и стало понятно, что Волна больше не опасна. Постепенно большинство физиков-волновиков переключилось на что-то другое... благо выбор был велик. Даже группа Аристотеля развалилась. И в целом физика Волны осталась тупиковой веткой. Тут ничего необычного, таких веток вообще очень много – на все, что нам интересно, сил не хватит никогда...

   – А если разом начать исследования по ним по всем?

   – Тогда мы превратимся в сверхцивилизацию. Или погибнем. Цивилизация, которая в полную мощь развивает сразу все ветви науки – это будет как вспышка сверхновой. Нескольких десятков лет хватит, чтобы изменить мир вокруг нее навсегда.

   – По-вашему, этого еще не было?

   Штромберг отмахнулся.

   – Нет. Всегда были ограничители, те или иные. Всегда. И я даже вообразить не могу, что получится, если их снять.

   Борислав кивнул.

   – А нынешняя Радуга – безопасное место? Как вы оцениваете?

   Штромберг задумался.

   – Планета – да. Насколько я знаю, по крайней мере. А вот за систему не поручусь.

   – За систему? – Борислав сделал вид, что удивлен. – А что происходит в системе? Там есть какие-то источники угроз? Я думал, она вообще не населена...

   Штромберг слегка улыбнулся. Борислав никак не мог отделаться от мысли, что этот собеседник его разгадал. Или разгадает вот-вот.

   Но какая, в конце концов, разница? Если разгадает – может, даже лучше. Поймет, с кем говорит, и поделится, чем сочтет нужным.

   А может быть, и нет. Может быть, это все параноидальные домыслы человека, который слишком долго работал в разведке. Большинство землян ведь даже и не знает, что это такое...

   Тут Штромберг отворил уста.

   – Система Радуги не населена, – сказал он. – Формально это действительно так, никаких крупных колоний здесь нет. Но, понимаете ли, люди активно летают по этой системе уже лет пятьдесят. Понавешали радиомаяков, всевозможных автоматических станций, спутников искусственных... Система-то большая. И притом, как бы это выразиться, – захолустная...

   – То есть что-то в ней все-таки размещают?

   – Возможно.

   – Орбитальные лаборатории?

   – Возможно. Или что-то еще, в том же роде. Такой информацией меня никто не снабжает.

   – А какие-нибудь катастрофы в системе... были?

   – Да. И вы наверняка про это что-то в здешней инфосфере прочитали – раз уж спросили. Так?

   – Так, – Борислав решил, что валять дурака не стоит. – Я читал про звездолет "Нейтрон". Пропавший. И мне так и непонятно, что же с ним произошло.

   Штромберг глубоко вздохнул.

   – "Нейтрон" погиб, – сказал он. – Самое странное, что неизвестно, где это случилось. Координаты были неоднозначны... да что там – просто бессмысленны.

   – Какие координаты?

   Штромберг удивился.

   – Автоматически присланные, разумеется. Там до последних миллисекунд работал передатчик.

   – А люди?..

   – Люди ничего не сообщили. Скорее всего, просто не успели. Но бортовой вычислитель все равно сбрасывал информацию на передатчик, а тот был исправен. И непрерывно передавал. Аварийная программа.

   – И вы поймали эту передачу?

   – Конечно.

   – И там были данные о повреждениях корабля?

   – Да.

   – Позвольте спросить: какие?

   Штромберг подумал.

   – Ладно, – сказал он. – В конце концов, в Совет Радуги я это уже переслал... Борт "Нейтрона" был прорезан очень узким пучком рентгеновского лазера. Хорошо так прорезан. Корабль буквально развалился.

   Борислав постарался не дать воли чувствам. Он сказал:

   – Интересно... А вы знаете природные источники, которые могут давать такое излучение?

   – Нет. По крайней мере, я не могу такой источник даже придумать.

   Штромберг отпил чаю. Лицо у него стало совсем замкнутое, как у тибетского ламы.

   – Делайте с этой информацией что хотите, – сказал он. – Я... что я. Моя жизнь почти закончена. Да и не волнует меня больше ничего. Просто я с детства не люблю загадки. Точнее, я не люблю, когда они остаются загадками. Если такую загадку разгадать – может быть, кому-то станет лучше... Не знаю...

   10 июня 97 года

   Интермеццо

   Дальнейший разговор со Штромбергом Борислав свернул так стремительно, как только позволяли приличия. Даже соответствие легенде теперь не имело значения. Карты раскрывались. Решив лететь быстро, он в результате повел глайдер на такой высоте, что потерялся в облаках, и пришлось включать нуль-навигатор; но все обошлось. Факты, сообщенные стариком, потрясли его. Он никак не мог успокоить сердце. Это на какой же мине мы сидим, на какой пороховой бочке... Кажется, он никогда в жизни не волновался так.

   База глайдеров в Столице располагалась на маленьком искусственном озере. По нему плавали оранжевые утки. Борислав выпустил поплавки и оставил свой глайдер у причала. Хлопнул его по колпаку: хорошая машина, послужил, спасибо... У него была давняя привычка разговаривать с техникой.

   На берегу озера было уличное кафе. Как раз то, что надо... Живых работников в кафе, конечно, не было, посетители просто подходили к автомату. Впрочем, сейчас там было пусто. Очень кстати. Борислав взял себе какой-то молочный коктейль, сел под зонтик и попытался еще раз спокойно, ни на что не отвлекаясь, обдумать то, что он за сегодняшний день услышал.

   Борт "Нейтрона" был пробит узким пучком рентгеновского лазера. Попросту говоря, это означает, что в "Нейтрон" стреляли. В любом другом случае повреждения были бы иными. Чтобы нарушить внешнюю защиту звездолета этого класса, нужна такая интенсивность излучения, которая где-нибудь в окрестности звезды просто размелет корабль в пыль. Здесь этого не было. Значит, луч был действительно очень узким – как игла, как бич, как пулевая трасса... А узкие лучи такой силы бывают только искусственными. Никуда от этого не денешься.

   Значит, сотрудники "Януса" обнаружили вечный кошмар ксенологов: агрессивную высокотехнологичную цивилизацию.

   Неудивительно, если они до сих пор не знают, что с этим открытием делать...

   Но скрывать такое!..

   Охо-хо. Получат они по первое число, и по заслугам.

   Стоп. Подумаем заново. Агрессивная галактическая цивилизация – не бред ли?

   А почему, собственно, бред? Конечно, есть сотни социологов, которые будут нас убеждать, что выход цивилизации на коммунистический этап развития обязан предшествовать звездной экспансии, и никак не наоборот. Базисная теория коммунизма. Есть даже расчеты, это подтверждающие. Но что расчеты?.. Что, если просто подумать? На качественном уровне? Социологи, конечно, люди умные, но догматиков хватает и среди них. Окажись такой социолог в девятнадцатом веке, он, пожалуй, с тем же успехом доказал бы... ну, скажем, несовместимость фашизма и авиации. И расчетами бы подтвердил. А чем, спрашивается, овладение авиацией так уж принципиально отличается от овладения межзвездными полетами?..

   И самое главное... Тут Бориславу вдруг адски захотелось закурить. Ужасная привычка, да... Самое главное. Мы привыкли рассуждать о цивилизациях так, словно они обязаны состоять из гуманоидов. А ведь на самом деле мы можем столкнуться с чем угодно. Что такое жизнь? Что такое разум? Никто не знает. Вот потому-то мы и не знаем, чего ждать. Разумные термиты, разумная грибница, разумные вирусы... Даже наличие кораблей, подобных нашим, ничего не докажет: законы физики для всех одни, они будут диктовать ограничения, вписаться в которые может кто угодно... Или что угодно. Кошмар. Срочно, просто срочно надо действовать, чтобы хоть немного это прояснить...

   И, допивая коктейль, Борислав понял, что теперь возникает развилка. У него есть две возможности. Первая: пойти в Совет Радуги, предъявить там комконовские полномочия и, громко стуча кулаками по столам, затребовать объяснений. Что за чертовщина произошла с сообщением Штромберга, кто персонально его получил, кому передал, и какого беса об этом до сих пор не знают на Земле?.. Это будет, несомненно, эффектно. Но вот эффективно ли? Полномочия полномочиями, а если они там захотят меня запутать – запутают. Не для моей квалификации такая задача. И Ковальский со Стюартом это понимали, когда выбирали кандидата.

   Значит, остается вторая возможность. Заняться непосредственно объектом "Янус". По-настоящему заняться. Шутки кончились. При таком раскладе это должен быть не дружеский разговор и даже не официальный визит, а полноценная прогрессорская инфильтрация.

   Так... Борислав незаметно осмотрелся и, убедившись, что рядом нет лишних глаз, достал из внутреннего кармана маленький, с закругленными обводами тяжелый цилиндрик. Это был портативный нуль-передатчик для экстренной связи, настроенный всего на один канал. Борислав активировал его – красный глазок отозвался – и, чертыхаясь с непривычки, набрал в поле ввода девять букв: "RRR RRR RRR". И, помедлив разве что секунду, нажал на точку отправки.

   Все, теперь обратного хода нет. Он отодвинул пустой стакан, поднялся и пошел по дорожке к жилому комплексу. Домой нужно было зайти, чтобы взять вещи – если, впрочем, что-то из вещей вообще пригодится. Он не был в этом уверен. Внедрение на чужую космическую станцию, изолированную и наверняка охраняемую, – не такое простое дело. Надо подумать над методами, чтобы выбрать нужный точно, без промаха...

   Еще не дойдя до дома, он принял решение.

   11 июня 97 года

   Объект «Янус»

   – Диспетчер, говорит вахтенный. К нам идет корабль.

   – Что? Джонас, ты не... Ох, и правда. Как его сюда занесло-то?

   – Легкий планетолет типа "чайка". Покататься кто-то решил.

   – И заблудился...

   – Его могли не предупредить. В астроцентре на планете те еще раздолбаи сидят, сам знаешь.

   – Или предупредили, а он значения не придал.

   – Неважно. Будем надеяться, он сам уйдет. Уж посадка на спутники ему не разрешена точно.

   – Отчаянный турист может и на спутник сесть попытаться...

   – Ну уж. Не настолько они тут отчаянные. Это Радуга.

   – Радуга, Радуга... Траектория у него какая-то странная. Может, посигналить?

   – Не будем пока. Мало ли, порезвиться человеку захотелось.

   – Ага... на большие планеты полюбоваться... Главное, чтобы он в них не нырял.

   – Главное – это чтобы он не сел к нам.

   – Ну да... Смотрите, он отклоняется.

   – Не просто отклоняется, а идет в нашу сторону.

   – Расстояние – сто мегаметров и сокращается...

   – Вальтер, ты накаркал.

   – Подождите! Он может идти к Иверне всего лишь.

   – По такой странной трассе? Ну, подождем.

   – Снижается и выходит на круг.

   – Уже снижается, да? Какое у него расстояние?

   – Сейчас – уже меньше пятидесяти мегаметров от Лангмюра...

   – Это называется не "снижается". Это называется "падает"! Пилот "чайки"! Пилот "чайки", вас вызывает Лангмюр! "Чайка", вы меня слышите?

   – Сорок мегаметров...

   – А скорость-то у него хоть снижается?

   – Представь себе – нет.

   – "Чайка", ответьте! Вы вошли в запретную зону!

   – Да он уже давно в этой зоне... Управление потерял, что ли?

   – Что, вместе со связью? Так бывает вообще?

   – Тридцать мегаметров...

   – Бывает при системных отказах.

   – "Чайка", это Лангмюр! Если связь работает – ответьте!

   – Что будем делать?

   – Подожди. Может, он очухается.

   – Ох, непохоже...

   – Или пилот потерял сознание? Так может быть?

   – Двадцать мегаметров...

   – Если за дело берутся халтурщики – быть может все.

   – Вальтер, не нуди.

   – Лангмюр вызывает "чайку". Лангмюр вызывает "чайку". Лангмюр вызывает...

   – Стоп. А беспилотником такой корабль не может быть?

   – "Чайка"? Исключено. Только если она очень сильно переделана.

   – Вы имейте в виду, что еще чуть-чуть – и он не сможет уйти из поля Лангмюра самостоятельно. Если он, конечно, неисправен.

   – Десять мегаметров! И сокращается. Пора что-то делать.

   – Так, ребята. Я выпускаю орбитальных роботов.

   – Он неуправляем, что ли?

   – Я не уверен. Как-то он странно движется...

   – Роботы стартовали.

   – Шесть мегаметров. Чуть замедлилось, но все равно сокращается.

   – Внимание! Я, как диспетчер, приказываю. Берите его.

   – Активирую программу захвата.

   – Доннер-веттер...

   – Так. Один из роботов приблизился.

   – Магнитные захваты?

   – А вот и нет! Мимо.

   – Мне интересно, он управляем все-таки или нет?

   – Ушел... Еще и робота покорежил.

   – С ума он сошел? Или это у него компьютер сошел с ума?

   – Он сейчас над морем Диксона. Если туда плюхнется – не достанем.

   – Не плюхнется. Он пролетел его уже почти.

   – Не туда, так в какое-нибудь другое море... Или озеро...

   – Ладно. Уговорили. Я активирую гравипушку.

   – Захват лучом?

   – А что еще, черт побери, делать?

   – Он снижается...

   – Падает, Джонас. Уже точно падает.

   – Ты как думаешь, он наш купол заметил?..

   – Я не отвечаю за психологию ненормальных... Черт!

   – Чуть-чуть бы... Повезло...

   – Ох, не сглазь! Снижается... снижается... Да что он делает, ведь нельзя с такой скоростью снижаться! Сумасшедший...

   – Это вряд ли он. Это программа сбрендила.

   – А-а-а-а-а-а-аххх!!!

   – ...Все. Вмазался.

   – Так. Пушку я выключаю. Роботов переориентируйте на захват цели с поверхности. Пусть берут и тащат. Очень аккуратно, он там наверняка побился.

   – Прямо к нам? Под купол?

   – А куда? Джонас, у тебя есть другие предложения?

   – Ну... Нет.

   – Прямо к нам. "Чайку" – в отдельный ангар, пилота – в госпиталь. А потом и посмотрим, кто к нам пожаловал.

   11 июня 97 года

   Внутри «Януса»

   Когда Борислав пришел в себя, все было белым. Стерильно-белые стены, белые трубки какого-то прибора, белая постель. Матовое стекло круглого окошка...

   Медицинский отсек, несомненно.

   Значит, главное сделано. Он внутри "Януса".

   Никаких измерителей времени в отсеке не было. Значит, придется положиться на биологические часы. Конечно, сотрясение мозга их сбивает, но... Часа полтора-два прошло, вряд ли больше. А это значит, что он еще в "Янусе". Перелет бы он заметил. Да и вряд ли они организуют перелет так быстро.

   Хотя, надо полагать, избавиться от гостя здешние хозяева очень даже непрочь...

   Вдруг – разрывом – пришла недавняя память. Черное небо – и огромный край планеты Иверна. Ледяной гигант. Темная бездонная сфера, почти целиком закрытая белыми клочьями аммиачных облаков; они рвались, закручивались, и можно было лишь гадать, с какой невероятной скоростью они там несутся... Впрочем, в планетолете ему было не до пейзажей. Машина прямо стонала от безумных маневров, которые он выделывал. И... да, в последние секунды стало по-настоящему страшно. Перед тем, как "чайка" врезалась в ледяную гору...

   Острая инфильтрация. А что оставалась делать? Планируя эту операцию, Борислав прекрасно понимал, что идет на риск. Он поставил хозяев "Януса" перед жестким выбором: или спасти планетолет, тем самым втащив к себе под купол незваного гостя, или... Или – не спасать. И в последнем случае никаких вариантов уже не было. КОМКОНу-2 просто пришлось бы послать сюда кого-то другого.

   Вызовы с Лангмюра он игнорировал намеренно: пусть наши друзья считают поведение планетолетчика странным, пусть поищут объяснений, посомневаются... В форсированных ситуациях логический туман всегда на руку активной стороне. Простейший принцип.

   Ну, и что теперь будет?

   Понятно, что будет. Его постараются изолировать. Долечить – и выдворить отсюда как можно скорее.

   Борислав улыбнулся сам себе.

   Знают ли снаружи, что он уже очнулся?

   Наверняка да.

   Значит, гости будут скоро.

   Ну что ж, господа. Добро пожаловать. Посмотрим, как вы играете такие партии.

   Он прикрыл глаза и стал ждать.

   Мягкий шелест герметичной перепонки раздался меньше чем через минуту.

   Борислав поднял голову.

   Человек в легком синем рабочем костюме – такие частенько носят сотрудники внепланетных станций, от лаборантов до академиков. В очках. Конечно, очки – в наше время скорее причуда, гораздо проще сделать коррекцию зрения, но не будем слишком строги... Возраст – вероятно, лет двадцать пять, тридцать. И по общему облику – типичный ученый. Ну что, будем знакомиться?..

   – Меня зовут Рэй, – сказал вошедший. – Вы находитесь на научной станции на поверхности Лангмюра. Не знаю, помните ли вы...

   – Помню, – сказал Борислав. – Отлично все помню. Скажите, Рэй, кто у вас тут главный?

   Рэй замялся.

   – На это не так просто ответить. У нас группа. Единого лидера нет.

   Борислав изобразил на лице досаду.

   – Рэй... Да, кстати: меня зовут Борислав. (Рэй кивнул.) Рэй, вы, наверное, заметили, что мой планетолет довольно странно двигался. Или вам рассказал кто-нибудь, неважно... (Рэй опять кивнул.) Так вот, это имело причину...

   Борислав замолк. Рэй ждал.

   Борислав откинул голову на подушку. Рэй двинулся помочь ему, но передумал.

   – Я не знаю, – сказал Борислав. – В это трудно поверить, вот почему я колеблюсь... Даже сейчас... Сегодня, на подлете к Иверне, я видел нечто совершенно невероятное. Я даже подумал было, что это галлюцинация. Но нет – если не предполагать, что у меня одновременно испортились все приборы... Я видел это ясно, и знал, что... что не смогу такое даже вообразить. И все-таки оно было, понимаете?..

   – Что? – тихо спросил Рэй.

   Борислав медленно помотал головой.

   – Это я скажу только руководителю всего вашего проекта. Лично. Устройте мне встречу с ним. Это не может быть очень сложно.

   Рэй наморщил лоб.

   – Боюсь, что это не получится...

   – Я настаиваю. Вы, конечно, можете выдворить меня отсюда и без такого разговора. Но тогда я буду делать с информацией все, что сочту нужным. Если это все-таки была галлюцинация... или если я просто помешался... ну тогда – хорошо. А если нет? Вам это не понравится.

   Рэй замялся. Борислав с любопытством ждал, как он поведет себя в ответ на такой напор.

   – ...Я вас понял, Борислав. Сожалею, что вы вынуждены так волноваться. Руководителям проекта – доложу. Ждите.

   Дверная мембрана схлопнулась.

   Борислав сел в кровати и покачал головой. Приходилось признать, что Рэй молодец: на агрессивность собеседника он ответил достойно. Ну, посмотрим, с чем вернется...

   Рэй вернулся уже минут через восемь. Двигался он быстрее, чем в первый раз, и выглядел решительнее.

   – Борислав, извините. Главный руководитель здешней лаборатории, профессор Робийяр, сейчас в эксперименте. Встретиться с ним невозможно, разве что вы готовы ждать неделю. С вами может побеседовать его заместитель, профессор Сумароков. Устроит?

   Борислав сделал вид, что задумался.

   – Да. Устроит. Он прямо сюда придет?

   Рэй пожал плечами.

   – Видимо, так проще...

   Борислав помедлил. Положение пациента на больничной койке – для сложного разговора не самое выигрышное. Но в данном случае на это, пожалуй, наплевать.

   – Хорошо. Я его жду.

   ...Все-таки он заснул – и, проснувшись, увидел белый отсек, посреди которого находился полноватый лысоватый человек с усами щеточкой и намечающимися брылями. Человек этот тряс Борислава за плечо. Взгляд у него был пронзительный, движения резкие – типичный холерик. Несомненно, это и был Антон Павлович Сумароков, современный гиперфизик номер два, получивший от коллег прозвище «шаровая молния».

   Убедившись, что Борислав больше не спит, Сумароков уселся на табуретку.

   – Мне сообщили, что вы хотите меня видеть. Я вас слушаю. Но хочу предупредить, что у меня мало времени.

   Борислав сел и потер затылок. Вдруг заболела голова. Гипнотренинг снимает такую боль почти мгновенно, но сейчас с этим придется погодить...

   – Я знал, что вы придете, – сказал он.

   – Рад за вас. Может быть, представитесь?

   – Пожалуй... Меня зовут Борислав Дружинин. Мои прежние места работы сейчас значения не имеют, а в данный момент я агент КОМКОНа-2 с чрезвычайными полномочиями. И в рамках этих полномочий у меня к вам есть вопросы, Антон Павлович.

   Сумароков закинул ногу на ногу.

   – Вот как... Слушаю.

   – Собственно говоря, вопрос у меня один. Кто уничтожил "Нейтрон"? Только, пожалуйста, не ссылайтесь на фальшивые отчеты. В этот корабль стреляли. Рентгеновским лазером. И я хочу увидеть тех, кто это сделал. По крайней мере, узнать, кто они. Гуманоиды, негуманоиды, разумные муравьи, разумная плазма, разумное антивещество... Я хочу знать, с кем вы установили контакт. Потому что теперь я не сомневаюсь, что "Янус" существует именно для этого.

   Сумароков склонил голову набок. Как собака, когда прислушивается, подумал Борислав.

   – Интересная постановка вопроса. А если я вам ничего не скажу? И просто принудительно эвакуирую обратно на Радугу?

   – Я не смогу этому никак помешать. Хочу только сказать, что сигнал тревоги по нуль-связи я отправил шесть часов назад. Это означает, что спецгруппа КОМКОНа уже на Радуге. И ждет моего отчета. – Он сел поудобнее. – Видите ли, когда я отправлялся, мы договорились о трех видах сигналов, взяв за основу старые земные морские коды. Три буквы "S" там означали вражескую подводную лодку, три буквы "Q" – вспомогательный крейсер, и три буквы "R" – линкор. Разная степень угрозы. Можете догадаться, какой код я отправил? И как, по-вашему, будет реагировать КОМКОН – оба КОМКОНа, – узнав, что вы обнаружили чужую агрессивную цивилизацию – и скрыли контакт с ней? Я – ваш последний шанс решить проблему миром. Советую над этим подумать. Если я вернусь с сообщением, что вы готовы к диалогу – меня еще послушают... Или, может, вы собрались уйти? В это ваше параллельное пространство? Или в параллельное время? Насовсем? Что-то я сомневаюсь. Ну, если вы решили это делать, то делайте, пока я не могу помешать. Но если все-таки нет – то не творите глупостей, пожалуйста. Даже если у вас есть кто-то во Всемирном совете – да, я и такого не исключаю – но не уверен, что он вас поддержит...

   Сумароков молчал, цепко уставясь Бориславу в глаза. Думал. Прикидывал что-то.

   Борислав почувствовал себя увереннее.

   – На всякий случай: если я отсюда не вернусь... Не морщитесь. Я не предполагаю, что лично вы способны на убийство, но ведь при крайних обстоятельствах люди иногда идут на крайние меры... Так вот, в этом случае система Радуги будет закрыта и подвергнута карантину. Все полеты в нее и из нее будут приостановлены, все нуль-порталы – заблокированы под любым предлогом. И сюда прибудет авральная команда. Но до такого ведь не дойдет?..

   Сумароков молчал.

   – Антон Павлович, поймите: игра сделана. Дальше скрывать то, что произошло, у вас в любом случае не выйдет. А я вам предлагаю относительно почетный выход.

   Теперь они молчали оба. Борислав не считал нужным торопить собеседника. Сумароков – не дурак и не юнец, он уже наверняка отбросил все нереальные варианты. Пусть додумает.

   – Аварию вы устроили специально? – теперь голос Сумарокова был чуть надтреснут.

   – Да. Я решил, что это самый быстрый способ к вам попасть.

   – А если бы вас не подобрали?

   – Я рискнул.

   Борислав только сейчас заметил, что глаза у Сумарокова ярко-голубые.

   – Антон Павлович...

   – Да, – Сумароков встал. Видимо, он привык расхаживать взад-вперед во время своих семинаров. – Хорошо. Я не могу сейчас спросить Робийяра, но, похоже, вы правы... Лучшего выхода нет. И время что-то решать – наступило... Скажите, – он остановился и повернулся. – А вы сами не боитесь?

   – Боюсь, – сказал Борислав. – Но неизвестности я боюсь еще больше.

   Сумароков резко кивнул и сел.

   – Итак, кто они?

   Сумароков медлил с ответом. У Борислава возникло чувство, будто перед ним дверь. Маленькая тяжелая чугунная дверь, которая очень медленно открывается, открывается, открывается...

   11 июня 97 года

   Звездолет «Руслан»

   – Борислав, вы знаете, что такое вариохроника?

   Теперь Сумароков был спокоен и печален. В зале совещаний "Януса", куда они прошли из палаты, никого не было.

   – Э... Видимо, нет.

   Сумароков вздохнул.

   – Кто вы по образованию?

   – Я историк.

   – А... Это может быть кстати. Я вообще начинаю думать: наверное, все-таки хорошо, что вы здесь... Ладно. Про физику постараюсь кратко. Лет тридцать назад стало окончательно ясно, что время нашей Галактики – это, на самом деле, очень сложная структура. Есть, скажем, зоны, где время течет очень медленно – их называют брадихронами. Есть, наоборот, тахихроны. А есть, по-видимому, и ретрохроны, где ход времени попятный... Это было открыто в ходе нуль-экспериментов, но быстро выяснилось, что такие зоны существуют во Вселенной и помимо нас. И в результате возникла целая ветвь физики, занятая изучением разнообразных вариохронов, областей с переменным временем... Ну, какое-то время вариохроника была в основном делом теоретиков. Самое большое, что получалось – это составлять карты. Тоже, впрочем, интересное занятие.

   – Древнее, – сказал Борислав.

   Сумароков с интересом взглянул на него.

   – Да. Пожалуй... Ну так вот. Постепенно стало понятно, что брадихроны ветвятся. Почти как реки: несколько протяженных брадихронов собираются в один более мощный... И вот когда это выяснилось – возникла идея. Создать корабль, способный пройти по брадихрону вниз.

   – До устья?

   Сумароков кивнул, поджав губы.

   – Как назывался корабль?

   – "Руслан". Так вышло, что его собирали именно здесь, на орбите Радуги. Это был уникальный звездолет. Темпоральный люгер с форсированным Д-двигателем и гиперполевой броней. Он был способен выдержать даже попадание в тахихрон, которое вообще разрушительно для чего угодно... И вот когда он ушел в свою первую экспедицию... Когда он ушел – тут-то все и случилось.

   Звездолет «Руслан» (продолжение)