Текст книги "Червь 3 (СИ)"

Автор книги: Антон Лагутин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Эдгарс вынул руки. Я слегка удивился. В ладонях он держал мою маску. Когда Ал достаёт инструменты, выкладывает их на столе, Эдгарс передаёт ему маску.

– Возьми, – говорит он. – Тебе нужно будет проделать отверстия. Вот здесь, – он указывает пальцем на верхнюю часть маски (на лоб), что меня просто выводит из себя!

– Отверстия? – моему возмущению нет предела. – Вы хотите испортить мою маску?

Эдгарс переводит взгляд на меня и принимается меня успокаивать:

– Инга, никто не собирается портить, ломать или присваивать себе маску. Она станет частью доспеха.

– Да! Но не моего доспеха!

– Борис должен был всё тебе объяснить. Когда всё закончится, она вернётся к тебе. Она твоя.

– Хорошо! Но ни о каких отверстиях не было речи…

– Не переживай, – Эдгарс вытаскивает из ящика что-то похожее на тонкий провод белого цвета, чуть тоньше дождевого червя.

– Это волос кабана, – говорит он.

Эдгарс крутить его в пальцах и говорит:

– Необычного кабана. Догадываешься, какого?

Я догадался. Но не сразу. Пришлось вспомнить голову кабана, висевшую в бараке. Вспомнить серую кожу, сморщенную, с прожилками и трещинами, как на вздувшемся асфальте.

Эдгарс подошёл ко мне, протянул руку.

– На, – говорит он, – попробуй порвать.

Я беру из его ладони волос. Он лёгкий, гибкий. Пробую порвать, потянув концы в разные стороны. Нихуя не получилось. Только умудрился себе кожу на пальцах слегка вспороть. Попробовал ногтями перекусить – тоже самое – ни хуя. А что если перекусить зубами? Когда я уже подносил ладони к губам, Эдгарс схватил меня за запястья, одарив осуждающим взглядом полного негодования.

– Не стоит, – говорит он, забирая из моих рук волос. – Смотри…

Он берет лежавший рядом с локтем Ала ножик. Я уже вижу на лице Эдгарса хитрющую улыбку, обозначающую, что я должен сейчас сойти с ума от увиденного. Я должен буду разразиться удивлением, увидев десятое чудо света. Как бы не описаться от счастья!

Шоу продолжалось. Старик кладёт волос на стол, прижимает его большим пальцем. Коник лезвия упирается в центр волоска и старик наваливается на нож всем весом. Начинает резать. На деревянном столе появляются засечки, отскабливаются щепки, а волоску всё похую. Целый, как ни в чем не бывало.

Что и следовало ожидать.

Всё это время Ал сидит с полным безразличием. Шоу его ни как не удивляет. Он достаёт квадратные куски высушенной кожи с уже проделанными отверстиями по периметру и соединяет их между собой этими самыми кабаньими волосками.

Эдгарс всё не унимается. Достаёт из ящика еще один нож, в кожаном чехле. Рукоять обычная, деревянная, но когда он извлекает лезвие наружу, разница с обычным ножом сразу же бросается в глаза. Лезвие – кусок высушенной кожи, ничем не отличающейся от той, из которой сделан мой меч. Эдгарс словно держит высушенную воблу, покрытую трещинами.

Продолжая прижимать пальцем волос, Эдгарс повторил свой трюк. Надавил на волосок, сильно, так сильно, что даже стол затрясся. Выдохнув, старик убрал нож. Подобрав волос со стола, он сразу же принялся тыкать им мне в лицо. Честно, я ничего такого не увидел. Волос как волос. Целый и невредимый. Но как оказалось – я ошибся. При детальном рассмотрении, на что настоял Эдгарс, я заметил появившийся срез. Нож смог углубиться, оставив порез, но разделить волос на две половинки не смог.

– И что дальше? – спрашиваю я. – Ваша магия не сработала. Будь волос толще в два раза – и ваш перочинный ножик и царапин бы не оставил.

– Не впечатлило?

– Нет.

– Ну, хорошо, а как тебе такой трюк… – его рука снова нырнула в ящик стола.

Ал неожиданно ожил. Эдгарс уже что-то выуживал из ящика, когда паренёк с волнением заявляет:

– Там мало осталось.

На его возмущения Эдгарс лишь улыбнулся и попросил его не волноваться. Двумя пальцами старик сжимал маленькую стеклянную бутылочку, закупоренную пробкой.

А вот это уже интересно! Моя фантазия тут же пустилась в пляс. И чего я только себе не нафантазировал: и как Эдгарс выпивает содержимое и на моих глазах его одежда разрывается из-за набухших мышц и он рвёт этот твёрдый волосок своими пальцами. И как Эдгарс прыскает содержимым бутылочки Алу в лицо, а тот с криками валится на пол и начинает дико крутиться, пытаясь протереть глаза. Ну нет, это уже слишком. А вот если старик заставит меня выпить эту настойку, а потом… а потом я… это могло бы получиться, но облом! Ничего из выше перечисленного не сбылось.

Эдгарс откупоривает пробку. Накланяется над столом и капает крохотную капельку на волос, в том месте, где еще не касался ножом. Давит стальным ножом, пытается разрезать, но ничего не выходит.

– Держи, – говорит старик, протягивая мне нож, сделанный из кожи.

Ого, я даже чутка дернулся от неожиданности. Беру нож. Эдгарс приглашает меня к столу и предлагает разрезать волос. Вспомнив, как шатался стол под весом старика, но при этом на волоске не осталось нихуя, я немного засомневался. Но с другой стороны, ради чего всё это представление? Так, позабавиться надо мной?

Я наклоняюсь к волоску, прицеливаюсь. В нос ударил знакомый аромат. Что-то приторное. Не вонючее. Тяжеловатый запах, но отвращения не вызывает. Где я ощущал его ранее – вспомнить не могу, бля!

– Режь! – выпалил Ал.

Ткнув кончиком лезвия в то место, где на волос попала капля неизвестной субстанции, я надавил. Словно я ткнул в масло. Явно переборщил с силой. Лезвие нежно ушло вперёд и тут же зарылось в стол, оттопырив кусок щепы. Я опустил голову, присмотрелся. С обеих сторон лезвия лежало по волоску. Я смог перерубить волос, без особой ебли и геморроя.

– К чему это представление? – спросил я.

– К тому, Инга, – тут же подорвался Эдгарс, – что тебе придётся славно потрудиться.

Руки старика полезли в ящик, стоявший на столе всё это время.

Эдгарс говорит:

– И если ты не будешь использовать это зелье, то закончить это довольно занимательное занятие в срок ты не успеешь.

Он вынимает руки. Его ладони сжимают голову как футбольный мяч. Ту самую, что в баре сунул мне в руки Борис. Ту самую, что чертовски мне напоминала голову моего дружка Дрюни. Но я так мечтал, что это всё мне привиделось по пьяни. Что мне просто показалось! Я могу сколько угодно себя обманывать, даже попробовать поверить в то, что данный облик знаком Инге, и её сознание проецирует мне знакомые картинки прошлого, но блин… Притянуть это за уши не получится. Это лицо Дрюни. Однозначно. Не хочу думать об этом. Мне даже страшно допустить мысль, как могло так получиться.

– Тебе нужно срезать лицо с этой головы.

Глава 7

Сквозь небольшое окно солнечный свет освещает комнату не лучше лампочки в сортире. Тут и запах соответствующий, и так же тесно.

Я смотрю на свою ладонь, в которой держу нож, а затем перевожу взгляд на то, что напоминает мне моего другана. Голова стоит на столе, повёрнутая ко мне оплывшим лицом. Веки чуть припущены, как у сломанной куклы из детства. Щёки и нижняя губа скатились вниз, демонстрирую ровный ряд нижних зубов.

Наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть, всматриваюсь. Полость рта напоминала половинку откусанной сливы. Вроде, всё как у обычного человека умершего пару дней назад – синее с матовым напылением. На языке выступали голубые вены, а щёки изнутри были все изрезаны, как будто в порыве боли он их искусал.

Эдгарс окликнул Ала.

– Алош, меня дожидаются два любопытных экземпляра в лаборатории. Ничего особенного, но с одного, возможно, я смогу снять достаточно материала дня нашего доспеха. Нужно сказать спасибо Инге, что она особо не размахивала мечом как ужаленная в жопу, а точным ударом снесла голову одному бедолаге. Жаль-жаль-жаль паренька, молодость только забурлила в его теле, а уже лежит у меня на столе. Мёртвый.

Ал послушно кивает. А Эдгарс продолжает:

– Я пойду, а ты уж проследи, чтобы всё прошло гладко, – тут он смотрит на нас как воспитательница на детей в детском саду, – Помни – у нас запасов нет, если что-то испортите… сам понимаешь, найти замену будет крайне сложно.

Глядя отрубленную (или грубо срезанную тупым ножом) голову, я говорю:

– Здесь испортить можно только лицо.

– Ах да. Я и забыл. Борис настоял на том, чтобы лицо сохранили в его первозданном виде. То есть – лицо необходимо срезать аккуратно, а на его место – установить маску.

Мою маску! Просто заебись!

Закончив раздавать обязанности налево и на право, Эдгарс вышел из кабинета с сияющим лицом. Таких довольных стариков надо еще поискать. Всех напряг работой!

Я с минуты постоял, рассматривая то нож, то голову, стоящую на столе в прямоугольнике солнечного света, вываливающегося из окна напротив.

– Садись, – вдруг прервал молчание Ал.

Он вскакивает со стула и перемещается к торцу стола. Рукой указывает мне на свой стул, намекая на лучшее рабочее место в мире. Как мило. Я хотел поломаться, набить себе цену, изобразить ломучую целочку, которая никогда в жизни не раздвинет свои бледные ножки перед потным мужиком, но купюры крупным номиналом и грубая мужская сила работают безотказно…

Пришлось плюхнуться на твёрдый стул и уставиться на Ала.

– Спасибо! – сказал я, подмигнув пареньку.

– Ты с ножиком умеешь обращаться?

– С этой зубочисткой? – я крутанул ножик в ладони, спорол им воздух, пару раз пырнул воображаемую цель, а потом просто сказал: – Нет.

– Я так и понял.

Какой же он серьёзный, пиздец!

Непостижимо!

Ал обходит стол, встаёт напротив меня. Берёт в руки отрубленную голову. И бросает в меня! Вот сука! Я ж охерел! Но реакция не подвела. Я схватил её как баскетбольный мяч, даже ножик не обронил.

– Ты какого хрена делаешь? – я был максимально возмущен!

– Ничего страшного…

– А если повредим…

– Ты ничего там не повредишь.

И действительно. Этой каменной башке хрен чего будет, даже если скинуть её с крыши небоскрёба. Даже если она прошьёт дыру в крыше автомобиля. Пробьёт асфальт и попадёт прямиком под мчащийся ей на встречу поезд метрополитена.

– Разверни голову к себе лицом, – говорит Ал.

Тем временем он выложил квадратные кусочки кожи на столе на манер игральных карт. Рядом с ним уже лежал кусок брони; судя по всему – это будущий нагрудник. Ал берёт кусок кожи, подкладывает его впритык к краю другого куска и с помощью кабаньего волоска соединяет их между собой. Муторный процесс, но работа есть работа. Пока Ал отрезает ножиком излишек волос, торчащих во все стороны, я кладу ладони на лысую башку, что лежит у меня на коленях. На ощупь – бетонная стена. Прохладная и шершавая, оставляющая на коже еле заметную крошку. Я разворачиваю голову, утыкая её затылком себе в ноги, прямо на кожаный фартук. Смотрю на Ала, ожидая дальнейших инструкций. Я особо не стремлюсь запороть столь ценный экспонат. Хотя мне очень любопытно: если я запорю его – нам обоим дадут пиздюлей?

Словно услышав мои мысли Ал говорит:

– Найди в ящике кисточку. Тонкую.

Заглядываю в ящик. В глубине, прижавшись к боковой стеночке, среди различного хлама, лежали кисти. Ага, вижу. Это точно она – самая тонкая. Тоньше нет.

Ал одобряюще кивает головой.

– Тебе нужно срезать лицо, – он так спокойно говорит это, словно каждый день срезает по нескольку десятку лиц. – Макни кисть в бутылочке и нарисуй вот такой овал на лице… – Ал тыкает указательный палец себе в лоб и начинает вести его к щеке, рисуя овал. Палец прошёл под подбородком, переместился на противоположную щёку и вернулся в точки, с которой и стартанул. Ничего сложно. Именно так я себе и представлял эту работёнку.

Макаю кисточку. С конца капает на стол. Подношу влажный хвостик ко лбу валяющейся у меня на коленях голове. Когда первые ворсинки только касаются сухой кожи, жидкость быстро разбегается по трещинам, рисуя серую точку. Никогда не замечал за собой перфекциониста, но только вообразив себе как кисть будет криво плыть по сухой коже, оставляя за собой волнистую линию, я напрягся. Как ни крути, но я всегда топил за результат. Это не на ровном столе рисовать, ведя карандашом по белой бумаге. Нет, тут придётся изгаляться, проявить смекалку. Кстати, а вот и решение моего рабочего психоза!

Рядом с коробкой лежит моя маска. Я быстро прикинул хуй к носу, и придумал. Беру маску и кладу на лицо своего мёртвого другана. Легла неплотно, но надавив на неё с силой, села как влитая. Конечно, что-то где-то хрустнуло… а по херу. Оценив мою смекалку, Ал задёрнул бровку. И уже не спускал с меня глаз, наблюдая за всем, что я делаю. Смотрел, как я рисовал овал, обводя контур маски. Смотрел, как я взял нож. А дальше начал смеяться, видя, как у меня что-то пошло не так. Я двигал кончиком ножа у той самой серой точки, но приступить к делу так и не мог. Не мог решиться. Плёвое дело, а вот запороть было страшно. Все же, когда за тобой наблюдают – совсем не те ощущения. У тебя забирают свободу. Свободу действий. Свободу движений. Бесит!

– Попробуй начать со щёк, – говори Ал, – там кожа мягче. И поторопись, жидкость быстро высыхает.

Уперев маску в лицо, я прикладываю кончик лезвия к щеке, прямо на серую полосу от жидкости. Давлю. Нож мягко входит в кожу, как в тухлый арбуз, и упирается в кость. Я больше ничего не успел сделать, как Ал снова лезет ко мне со своими советами.

– Не надо резать, это тебе не хлеб. Веди лезвие по контуру, края должны быть ровными.

И то верно.

Когда я закончил, когда ровный овал замкнулся, я убираю маску. Лицо моего мёртвого друга оставалось непоколебимым, но только теперь отчётливо были видны контуры начала дальнейшей работы.

Теперь всё ровно.

Теперь всё по размерам.

Главное – не обосраться.

Ал смотрит и одобряюще кивает головой. В ответ я скорчил самодовольное лицо и кивнул ему в ответ. Он подходит ко мне.

– Дай мне нож, – просит Ал, вынимая из кармана кусок рваной тряпки.

Он протянул мне свободную руку. В раскрывшуюся ладонь я вложил ножик. Ал всё делал аккуратно. Было видно, как он экономил секретную жидкость, стряхивая жалкие капли на кусок ветоши. Убедившись, что на тряпке достаточно жижи, он принялся натирать лезвие. Медленно, постоянно крутя нож у носа. Что-то пристально рассматривал. Подставлял нож под прямоугольник света, всматривался, и снова принимался натирать. Проведя еще пару раз по лезвию тряпкой, и сдунув застрявшие в трещинах ворсинки, Ал остановился.

Я забрал ножик из протянутой ладони. Теперь он выглядел более презентабельным. Гладкий, блестящий, как будто эпоксидной смолой заполнили все трещины и щели. Я решил полюбопытствовать:

– Что это за жидкость?

– Я не знаю. Мне не докладывали, – Ал присаживается на колени возле меня, обхватывает отрубленную голову руками. – Надо торопиться, жидкость сейчас высохнет.

– Ты так сильно переживаешь, что она может высохнуть, – я вставляю лезвие в разрез на щеке, оттопыриваю край кожи и начинаю срезать лицо, рубя лицевые мышцы.

– Да, ты права, – говорит Ал. – С каждым днём мне выдают всё меньше и меньше, пугая тем, что оно может и вовсе закончиться.

Лезвие под кожей шурует прям как раскалённый паяльник. Я вставляю лезвие и веду его от себя.

Вставляю и веду.

Срезаю сантиметр за сантиметром, то задевая кость, то упираясь кончиком в глазницу. Вот отделилась щека. Освободил нижнюю челюсть. Когда мы перемещаемся на другую сторону лица, Ал говорит:

– Если жидкость закончится, я не смогу закончить доспех в срок. Меня просто не будут отпускать домой! Мне придётся сидеть здесь сутки напролёт, проделывая отверстия в этой коже своими силами. Стуча молотком весь день. Я не смогу…

Нытик, бля!

Ал говорит:

– Жидкость размягчает кожу «Труперсов». Она быстро впитывается, разливаясь по трещинам, тем самым делая её уязвимой для нашего оружия.

– А почему бы не смазать этой жижей обычное оружие, из стали?

– Давай я тебе лучше покажу.

Он берет со стола обычный стальной ножик. Сбрызгивает на тряпку пару капель и быстро натирает лезвие.

– Теперь смотри, – говорит Ал, поднося нож к голове Дрюни. – Держи голову…

Я только и успел надавить, как кончик лезвия ударил в висок, чуть не выбив голову из моих рук. Ал отвёл руку. Я посмотрел на место удара: ничего не обычного, всё в том же виде, как и было ранее. Нож не оставил даже царапины. Даже крохотного скола не получилось выбить.

– Метал становиться тупым, – говорит Ал, – жидкость создаёт еле заметный слой, превращая обычное острое оружие в пустышку.

Быстрым взмахом Ал полоснул ножом по ножке стола – и тоже ничего. На куске дерева появился еле заметный след, как будто шариковой ручкой провели.

– На, сама попробуй, – он протягивает мне ножик.

Кончиком большого пальца я надавил на лезвие. Действительно тупое. На пальце остался лишь еле ощутимый маслянистый след, не причиняющий никакого вреда. А что если… Я подношу нож к руке. Ал даже не дёрнулся, смотрит с безразличием. Рублю по запястью. Холодный метал очертил белую полоску на коже, но вот чтобы её вспороть – нет. Некогда острый ножик стал абсолютно тупым. Даже дети не причинят себе вреда.

– Жидкость высохнет – и нож снова станет острым, но он всё равно будет бесполезен в схватке с «Труперсами». Только искусно наточенная кожа самих же «Труперсов» может вскрыть их природный доспех. А с применением этой жидкости – это можно сделать с одного удара.

– Но как получилось обнаружить такое свойство их кожи… как? Кто вообще догадался снять с них кожу и заточить? И жидкость…

– Я не знаю. Я лишь занимаюсь грязной работай. И кстати, давай уже закончим её.

Закончив распиздяйничать, мы возвращаемся к работе.

Всё это время Ал крутил голову, упрощая мне работы. Впереди оставалось отделить от черепа только лоб. Лицо было твёрдым, как моя маска. Я берусь за подбородок, приподнимаю его и просовываю лезвие чуть выше глазницы. Вставляю и веду. Веду и слышу:

– У тебя хорошо получается. Снимала раньше кожу с животных?

– Да, – отвечаю я, – с животных.

Срезать лицо оказалось не так то и просто. На пути лезвия постоянно возникали препятствия: то кость опадала, то шла в гору. Усугублялось всё тем, что сама по себе кожа была дубовой, и её нельзя было так легко согнуть, скрутить или отложить в сторону, словно кончик ковра. Под конец мы в четыре руки отдирали лицо от черепа, так как срезать все мышцы было невозможно.

Когда раздался звук похожий на отрывание панциря от тела краба, мы с Алом чуть не упали. Держа оторванное лицо, Ала по инерции понесло к стене, а мои руки хлынули в разные стороны, уронив голову на пол. Неловко вышло, но против законов физики не попрёшь.

Доставая голову из-под стола, я услышал мужской смех. Смотря на меня, Ал смеялся с каким-то отвращением. Конечно, не каждый день увидишь девушку с зажатой подмышкой головой. Я не стушевался. Засмеялся в ответ, ведь не каждый день увидишь паренька, держащего в руках срезанное лицо. Лицо, очень похожее на мою маску, но с одним отличием – это был лик мертвеца. Мерзкий и жуткий.

– Хорошая работа, – говорит Ал, кладя лицо на стол. – Но мы еще не закончили. Садись обратно на стул. Так, теперь смотри: клади голову на ноги и разверни её к себе затылком. Ага, верно. Видишь тот маленький бугорок?

– Вижу.

Проще простого. Этот холмик был заметен невооруженным глазом.

Ал говорит:

– Бери кисточку и веди её от бугорка вниз, до конца шеи.

Смачиваю хвостик кисти в бутылочке, и делаю всё так, как говорит «мастер». Влажный хвостик скользит по коже, пропитывая поры и трещины секретным составом. И какой же знакомый запах! Знакомый до боли! Нарисовав кривоватую линию на высушенной коже, я беру «правильный» нож. Ал молчит, давая мне понять, что полностью мне доверяет. Но следит пристально.

Лезвие ножа утыкается в бугорок. Я давлю. Вхожу. Уткнувшись кончиком в кость, нежно давлю на нож и медленно веду вниз, вспарывая кожу. Когда я заканчиваю, Ал говорит:

– Теперь придётся помучиться.

И Ал был прав. Срезать лицо – было ничто по сравнению с этим гимором… Тут нам пришлось изрядно поебаться. Я крепко держал голову за уши, когда Ал схватился за оттопыренные края раны на шее и начал их раздвигать в разные стороны. Словно хотел раскрыть морскую раковину, желая заполучить жемчужины. Но в целом, за жемчужиной мы и лезли. Нам надо было снять кожу с черепа, но тут всё получилось наоборот.

Когда Ал смог раздвинуть кожу достаточно, чтобы я смог продеть лезвие ножа, я взялся за работу. Мужские руки чуть потряхивало от напряжения, когда я начал срезать кожу с черепа. И с каждым движением напряжение в руках Ала спадало. Самое сложное – было снять скальп. Но всё прошло гладко. Закончив, мы были довольны проделанной работой. В руках Ал держал срезанную кожу, продолжающую сохранять форму головы, а у меня в руках был голый череп, покрытый каким-то вяленым мясом.

Ал попросил освободить ему стул. Из-под стола он достаёт что-то овальное, сделанное из дерева. Напоминает мяч для регби. Я сразу и не понял, для чего эта хрень, но когда он натягивает на неё кожу, я быстро врубился. Голова безликого манекена. Практично, бля. Во лбу будущего шлема Ал проделывает три отверстия предметом напоминающим сверло. Тут паренёк не особо напрягался. А вот когда взялся за мою маску – началась веселуха.

Как оказалось, на материал, из которого сделана моя маска, наша чудодейственная жижа не действовала. Вообще никак. Алу пришлось взять шило, тяжёлый молот и ебашить что есть силы. Эти сраные три дырки мы делали часа четыре. Просто упоролись! Ал вспотел раз сто. Промазал раз пятьдесят, ударяя прямо по маске, но той вообще похую. Отлетала в стену – и ни единой царапины, кроме тех, что были оставлены до нас.

Закончив, Ал совместил между собой отверстия на маске и на будущем шлеме. Идеально!

– Держи, – говорит он.

Пока я держал почти готовый шлем, мужские пальцы ловко продевали сквозь отверстия кабаньи волосы. Затем скручивал волосы в кольца, соединяя между собой два предмета, некогда отделённых от разных людей. Я словно присутствовал на уродливом бракосочетании, где пытаются соединить вечными узами то, что даже небеса не соединят. Но у него получилось. Он смог! Моя маска стала забралом, которое будет служить защитой лица.

Ал срезает торчащие волоски из узелков, а потом говорит мне:

– Всё, почти готово.

Вынимает из ящика стола кисть большего размера. Выливает из бутылочки на хвостик почти всю жижу и начинаем обильно смазывать голову, стараясь не прикасаться к маске. Я чуть не обалдел! Что он делает?

– Ты хочешь запороть весь наш труд⁈

– Нет!

Ясен-красен, что ничего он портить не собирается. Но и на защитный слой лака это не походило. Когда вся голова посерела от влаги, Ал начал давить на кожу ладонями, прижимая её к голове манекена.

– Не переживай, – говорит Ал, – так я придам шлему правильную форму. Знаешь, чья голова послужила формой? – глазами он стрельнул на кусок дерева, виднеющийся сквозь прорези для глаз на моей маске.

– Догадываюсь…

– Верно. Борис будет доволен!

Я смотрю на Ала. Смотрю, как он своими ладонями с любовью нажимает на кожу. С любовью придаёт ей форму, словно работает с пластилином. Только что вся эта кожа была снята с одного черепа, и вот уже ей придают форму нового черепа. Форму нового хозяина. Было ли это дикостью? Я не знаю. Но думаю, что моей маске можно было придумать сотню различных применений: от лопаты до корзины для сбора ягод. Но сейчас, когда она прикреплена к срезанной коже по средствам колец, сделанных из кабаньего волоса, я прозреваю. Я вглядываюсь во всё это безумие. Смотрю, как Ал с любовью занимается своей работой. С трудом укладываю в голове ранее проделанную нами работу. И понимаю, что этот кусок засохшей крови на своём истинном месте. Это был шедевр уродства и практичности.

Ал ставит шлем на стол, в прямоугольник света. Проходит минута и над ним появляется лёгкая дымка. В нос тут же ударяет вонь, похожая на запах влажных ботинок, оставленных в салоне автомобиля в жаркий день. Воздух грубыми толчками заходит в мои лёгкие. Комок подступил к горлу. Я закрыл рот ладонью, но удержаться не смог.

Кашель согнул меня пополам. Ал тут же вынул платок из кармана и ловко повязал мне на лицо.

– Ничего страшного, – говорит он, – привыкнешь.

– К чему? – прохрипел я.

– Ко всему…

Последующие пару дней мы трудились без устали. Выложили из кусков кожи доспех для Бориса. Собрали нагрудник. Собрали пару плеч. Сделали защиту шеи. Наручи. Юбку до колен.

Я тогда спросил Ала:

– А потом мы всё это добро смажем секретной жижей, наденем на Бориса и выставим его на площади, чтобы он хорошенько просушился на солнце?

Ал тогда впервые по-настоящему засмеялся. Искренне. Я испытал облегчение. Обстановка стала более раскованной. На душе полегчало. Он действительно смеялся. Впервые за долгое время.

Закончив, Ал по актёрски состроил раздосадованное лицо и со всей жалостью сказал:

– К сожалению, нет. Но я бы очень хотел на это посмотреть.

– Почему?

Я был удивлён. Мне хотелось знать, откуда такая неприязнь к человеку, защищающим деревню, защищающим его дом от нападения уродцев с заболеванием кожи. Но Ал не ответил. Пожал плечами и отвернулся, продолжая проделывать отверстия в квадратиках кожи.

Через два дня, когда откровенно говоря, мы с Алом сидели и страдали от изнурительного безделья, к нам в кабинет врывается Эдгарс. Он был взволнован и явно перевозбуждён. Отдышавшись, он говорит:

– Инга, быстро на улицу. Борис тебя ждёт.

Я уже хотел взбухнуть, мол куда торопиться, я весь на чиле, но старик меня тут же обломал, закричав как ополоумевший:

– Быстрее-быстрее!