Текст книги "Ходящий по улицам (СИ)"

Автор книги: Антон Лагутин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 18

Сидя в каяке, напоминавшим стручок гороха, с намалёванным, через трафарет, женским именем “Ирина”, девушка в чёрном гидрокостюме внимательно рассматривала дно. Дыхание её было тяжёлым, как толща воды, под которой находился объект наблюдения. Моргать нельзя.

Отражаясь на слизистой женского глаза, звёздочка света опускалась на дно, приближаясь к старой пятиэтажке, чьё подножие было залито розовым цветом. Звёздочка замерла. Затем прогулялась возле подъезда, закидывая луча света во все тёмные углы. И вдруг исчезла, влетев в зеву бетонного левиафана.

Зрачок расширился. Моргнув, девушка выдохнула. Напряжение, длившееся чуть дольше судороги захлёбывающегося человека, улетучилось. Оторвав взгляд от воды, она посмотрела на мужчину, раскачивающего лодку своими телодвижениями.

Сухие женские губы зашевелились:

– Впустила?

Он оторвал взгляд от неба.

– А ты бы впустила гостей, живя под водой в одиночестве?

Девушка не ответила. Задумавшись, она прогнала в голове возможные варианты, и пришла к выводу, что ответить на поставленный вопрос можно только оказавшись там, внизу, на месте хозяйки. Но увы, в данной ситуации – это невозможно. Нет ни возможностей, ни желания, ни сил.

Но, ответ прозвучал.

– Ясен пень впустит! – в свете солнца блеснула стеклянная бутылка. – Одиночество. Скука. И рыжий кот, постоянно просящий жрать. Я бы впустил. А ты? – и снова уставился на редкие облака.

– Не знаю, – она заметила бутылку и с отвращением отвернулась.

Женский взгляд снова вонзился в воду, стремясь добраться до дна. Ожидание мучало её и бесило. Кожа под гидрокостюмом зудела, вода в ухе сводила с ума. Нужно было хоть как-то отвлечься.

– Как думаешь, он на долго? – она открыла крышку компаса. Стрелка точно указывала на крохотные небоскрёбы, стоявшие на линии горизонта. Один острый, второй тупой, третий круглый. За ними прятался еще один, но как его обозвать – она еще не придумала.

Солнечные лучи пронзали бутылку вискаря насквозь, обнажая алкогольный осадок, способный утолить лишь головную боль после похмелья. Убрав сосуд забвения в боковой карман жилетки, мужчина ответил:

– Откуда же мне знать, – поглаживая рыжую бороду, напоминавшую заезженный пластиковый ёршик, отдраивший не один десяток глянцевых керамических покрытий, мужчина опустил взгляд. – Всё зависит от того, в каком настроении прибывает Лариса Петровна. Чаще всего сразу же выпроваживает, говоря, что занята, нет времени смотреть в наши пустые глазёнки. А бывает, как усядет за стол и давай молодость вспоминать, разливая самогонку.

Губы девушки искривились.

– Самогонка? Та самая, с алкоголем?

Скрипя резиной, мужчина облокотился на борт лодки, придвинувшись ближе к девушке.

– Да, та самая. И очень забористая! Поутру болит только совесть. Ну и возвращаясь домой есть все шансы захлебнуться. Такой побочный эффект, как и у любой другой выпивки в наше время. Понимаешь, да? Буль-буль…

Откинув голову, он снова устремил свой взгляд в небо и начал что-то насвистывать, вытянув потрескавшиеся губы.

– И как она там существует? – с сожалением обратилась девушка к горизонту.

Свист оборвался. Мужчина медленно опустил глаза. Возмущение с удивлением вылезли из кишечника и подступили к горлу, готовые выйти наружу. Он удержался от лишних эмоций, – откуда ей знать, как она там живёт.

– Существует? – саркастично спросил он. – Поверь мне – она живёт гораздо лучше, чем ты можешь себе представить. Я даже так сразу и не отвечу на вопрос: “Чего ей сейчас не хватает?” Если только компании на вечер, но и это у неё сегодня будет в достатке. Когда всё закончится, можешь проведать старушку. Не пожалеешь!

– Ага. Только кто мне заправит баллоны?

– Точно! Этот нюанс выпал у меня из головы. Ну не проблема – заглянешь ко мне. Я теперь один живу – гостям буду рад! Заправлю тебе по полной, – тут он усмехнулся и слегка улыбнулся, – может еще что заправлю, – и подмигнул. – А потом вместе отправимся к бабке – выпьем самогонки, – сейчас он напоминал моржа, положившего взгляд на самку; его голова шаталась, а длинные рыжие усы частично скрывали ровные белые зубы. Животное – чья тяга к размножению была сильнее инстинкта самосохранения. Не хватала только второго крупного самца с бивнями до пола, чтобы они схлестнулись между собой ради доказательства или опровержения теории “Рыжего Дарвина”.

Омерзение и отвращение выступили глубокими морщинами на женском лице от услышанных слов. Если бы весло могло дотянуться до ехидной улыбки, расползающейся по мужскому лицу, – оно обязательно бы дотянулось и треснуло, оставив крупный синяк под глазом.

– Ну что, согласна?

Тут она принципиально не ответила, надеясь, что всё происходящее завернёт куда-то за угол и пойдёт по другому пути. Мысли об алкоголе, его вреде на организм, и похмелье, – насторожили девушку. Сейчас еще не хватало, чтобы третий член команды напился (а он это может), и полез искать выход наружу. А когда найдёт – начнёт всплывать, с трудом сдерживая в лёгких воздух. И не выдержит – откроет рот. Воздух вырвется прозрачными пузырями, и освободит место в лёгких грязной воде. Когда до поверхности останется пару метров, глаза закатятся, а все мышцы тела свернёт тугими узлами. Пройдёт немного времени – и ты уже часть биологической системы океана, пища для рыбы и остров для размножения моллюсков. Твоя отполированная груда костей послужит домом для некоторых форм морских губок, чья жизнь протекает на дне города.

Девушка отогнала дурные мысли. Представила длинную белую сигарету с красным кругом тлеющего табака. Тяга, – и мысли прочь. Тяга, – и лёгкое головокружение. Влажный язык с трудом описал дугу по шершавым губам.

Вред от курения её не волновал. Уже нет общества, где тебя могут осудить или оскорбить, сравнив с грязной пепельницей. Сейчас каждый представлял из себя кучку гниющей депрессии, готовый в любой момент залезть целиком в хрустальную пепельницу за тлеющим, обмызганным слюной окурком. Люди не брезгуют ничем перед голодом и зудом, вызванным тягой к вредным привычкам.

Фантазии быстро тлели, выделяя едкий дым реальности.

Задумавшись, девушка даже не заметила, как от дома отделился чёрный овал и устремился к поверхности, нацелившись на лодку, как голодная акула на тюленя. Стремительно приближаясь, овал увеличивался, приобретая очертания человека. Вытянутые вперёд руки сложены в острый наконечник. Мускулистые ноги. Ласты.

Овал не дышал. Его сердце медленно билось, экономя кислород. Метр за метром он набирал скорость. Молочная кислота служила горючим, а холодное течение – попутным ветром. И когда до поверхности было рукой подать, чёрное тело рвануло, словно пробка из бутылки шампанского, осушив адреналин в жилах.

Вначале девушка услышала всплеск воды, как будто кто-то швырну двадцатикилограммовый булыжник с моста в воду. Затем вдох, какой можно услышать стоя рядом с умирающим человеком, получившим пулю в грудь. И только потом – крик отчаяния, охваченный страхом.

Крик оборвался раньше, чем она успела обернуться.

Мужские пятки чиркнули по резиновому борту и скрылись за лодкой, брызнув водой во все стороны.

Тишина…

– Слава?

Её глаза бегали по лодке, как сумасшедшие по столам в психиатрической клинике, протестуя против приёма пищи через клизму.

Тишина…

Капля пота выбралась из пучка волос на виске, и устремилась к подбородку, оставляя за собой жирный след.

От лодки пошли мелкие волны, нахлёстываясь друг на друга.

Каяк качнулся. Затем еще раз, но сильнее. Девушка вынула ноги из “кармана” и нырнула в воду.

Молча, не произнося ни звука, подплыла к лодке. Достала жилетку с баллоном; кое как надела её. Вставила в рот загубник, опустила маску на лицо и, окутав себя кольцом пузырей, ушла под воду.

Лучи солнца пробивались сквозь гладь воды, уходя под воду на несколько метров. Среди бесконечного множества золотистых трапеций плавали мятые пластиковые бутылки, парил кусок вывески местного супермаркета, а венцом было огромное пятно бензина, тянущееся радужной лентой сквозь два мужских силуэта.

Подплывая ближе, девушка увидела, как фигура, облачённая в камуфляжный гидрокостюм, прижимает к себе рыжебородого мужчину спиной и душит, сдавливая его шею локтевым суставом. Заметив ножны на ноге незнакомца, девушка насторожилась, но пути назад не было. Она уверенно приближалась, трезво оценивая ситуацию.

Жертва извивалась в объятиях незнакомца, дергала ногами, слепо махала руками. Оставались считанные секунды.

Подплыв вплотную, девушка вынула свой загубник и попыталась вставить в рот своему собеседнику. Его губы шевелились, но зубы были плотно стиснуты, как во время эпилептического припадка. Она схватилась за руку незнакомца, пробуя её оторвать от шеи друга. Бесполезно. Словно металлический прут обвился вокруг шеи.

Вот глаза жертвы начали закатываться. Лицо приобрело синеватый оттенок, появились множественные складки. Держась за ошейник из натуральных мышц, мужчина из последних сил попытался хоть как-то себе помочь, но силы были не равны. Тело, охваченное агонией, устремило оставшиеся силы к голове. Шея вздулась, голова вжалась в грудь незнакомца, дав возможность открыть рот. Язык вывалился наружу, открыв путь мириадам пузырей, наполненных немым криком.

Взгляд девушки встретился с взглядом незнакомца. Сквозь пластиковую маску, она увидела зелёные глаза полные невозмутимости. Они смеялись над ней. Над её беспомощными попытками. Над её глупостью и наивностью. Но девушка не стушевалась. Протянув руки к его лицу, испещрённому кривыми бледными шрамами, она попыталась стянуть маску.

Взгляд мужчины изменился. Он испугался.

Женские пальцы практически коснулись пластиковой маски.

Мужская рука скользнула к ножнам. Страх сменился на гнев.

Девушка дёрнулась. Пальцы сжались в кулак, не успев прикоснуться к маске. Дикая боль вспыхнула в глазах ярким светом. Судорога пробежалась по телу. Зубы стиснулись, оставив характерный отпечаток на резиновом загубнике.

Лезвие вошло быстро, безболезненно и незаметно, словно врач местной поликлиники сделал вам укольчик, когда вы рыдали, поглядывая на изображения кошечек на стене. Но, когда рука потянула нож обратно, вспарывая мягкие ткани, мышцы и выпуская жир, – боль была нестерпимой.

Гренадиновая кровь струилась из раны, как табачный дым из кривой ноздри старухи. Кожа вокруг пореза вздулась и стала похожей на пухлые губы, с размазанной помадой после страстного поцелуя.

Девушка двигалась – губы что-то шептали. Девушка корчилась – губы кривились, выпуская очередную порцию дыма.

Мужские тела парили в кровавом облаке. Еще чуть-чуть и они полностью пропадут, запомнившись жуткими образами, созданными как раз для вашего сна или кошмара. Один посинел и закатил глаза. Другой убирал нож, наслаждаясь видом беспомощной жертвы, корчившейся от боли.

Тот другой, что появился из ниоткуда, внимательно наблюдает. Вот девушка зажимает ладонью рану под рёбрами, и он чувствует, как его пульс начинает расти. Она слепо машет рукой, пытаясь хоть за что-то схватиться, а в это время его фантазия рисует новый альбом грациозных движений. Пузыри воздуха вырываются из красивого личика, и летят к поверхности стаей круглых зеркал. В них отражаются выпученные глаза, молящие о помощи. Ему хочется снять маску, подплыть и почувствовать её запах. Запах страха и боли.

Незнакомец возбуждён. Хочет бесконечно наслаждаться картиной, но времени нет. Добыча крепко сидит в руках, не сопротивляется. Девушка медленно отдалятся. Он вынужден торопиться.

Хватка ослабевает. Голова рыжебородого мужчины выскальзывает из мясного ошейника. Лицо сплющено, рот открыт. Один глаз закрыт, второй уставился на поверхность, ни на что не реагируя. Его вид и поза напоминают мертворождённого младенца, чья головка показалась белому свету, но хрупкие плечики застряли в чреслах матери. Пуповину отрезали, сняли с шеи, но уже поздно.

Мужчина хватает мертворождённого за шкирку и уплывает, оставив девушку сражаться за жизнь в одиночестве.

Косяки рыб взрываются салютом, пропуская плывущих людей. Медузы поглаживают чёрную неопреновую кожу, но ужалить не могут. Двупалые ласты с прозрачной перепонкой посередине, придавали уверенную скорость своему хозяину. Даже не смотря на балласт, тянущийся за ним, он ускорялся с каждой секундой. Конечно, с дельфином не потягаться, но вот обогнать ската плывущего к самке – легко.

Возле надувной чёрной лодки показалась голова в маске, через секунду еще одна, но без маски. Забравшись в лодку, мужчина затащил жертву и уложил её на дно.

– Потерпи, сейчас полегчает, – говорит мужчина, облизывая губы. В руках его нож.

Лезвие ныряет в рукав жертвы и несётся к локтю, разрезая неопрен пополам. Из рюкзака, лежащего в углу лодки, он достаёт металлическую шкатулку, покрытую множеством вмятин. Чёрным фломастером на крышке написано: “Кайф”. Сняв крышку, он кладёт её на неподвижный живот жертвы. Внутри два шприца и десять ампул с мутноватой жидкостью.

Незнакомец так увлечён, что даже не замечает, как прокусывает клыком кончик своего язык. Тёплая кровь пачкает губы, но ему всё равно. Он глотает слюну, чувствует вкус, тепло, и снова кусает язык.

– Я разбужу тебя, но ненадолго, – его губы в крови, словно в помаде. Голос спокойный. Дыхание ровное, даже не смотря на то, что последние минут семь он провёл под водой.

Лезвие ножа ныряет под воротник жертвы и несётся к пупку, разделяя на груди золотистую надпись на части: “ЗИЛ” и “СТРОЙ”. Он отдёргивает лоскуты костюма в разные стороны и видит мужскую грудь, покрытую рыжими кудрями. Кожа бледная, покрыта множеством родинок. Можно взять ручку и по точкам нарисовать созвездие малой медведицы, большой, а вот там – созвездие тощего мужика, чьи рёбра проступают наружу.

Мужчина лежит неподвижно. Он не дышит, не двигается, и даже не спорит.

Достав шприц, голос говорит:

– Сейчас я запущу твоё сердце, – игла вонзается в резиновую крышечку ампулы с надписью: “ЭПИНЕФРИН”. – Это адреналин, я введу иглу прямо в твоё сердце. Не бойся, больно не будет.

Он сдавливает язык зубами, чтобы чувствовать вкус крови. Набирает шприц и кладёт на неподвижный живот, упирая в край мятой крышки.

– Это может прозвучать парадоксально, но вот это, – он достал второй шприц и взял еще одну ампулу, но уже с надписью: “КЕТАМИН”, – снова погрузит тебя в сон. В очень глубокий сон.

Наполнив шприц, мужчина кладёт его рядом с адреналиновой ракетой. Рука снова потянулась к рюкзаку. Из бокового кармана он выудил красный жгут и перетянул им руку жертвы выше локтя.

Спящее сердце не раздувало зелёные вены, но их можно было увидеть под тонкой кожей, словно реки на снимках из космоса.

Стравив воздух из шприца, незнакомец наполнил вену кетамином, как кишку фаршем.

– Полдела сделано, – язык отдаёт болью, от чего незнакомец начинает слегка шепелявить. – Мы уже у черты.

В правой руке он зажимает шприц с адреналином, а пальцами левой руки отсчитывает рёбра на груди жертвы. Раз, два, три, четыре. Игла касается точки возле указательного пальца и начинает медленно подниматься. В какой-то момент рука замирает. Незнакомец выдыхает.

Удар.

Два кубика адреналина впрыскиваются в сердечную мышцу. Шприц улетает за борт.

Сложив ладони в могучий кулак, мужчина обрушивает их на кудрявую грудь. Затем еще раз.

О чудо! Мертворожденный младенец ожил. Он распахнул глаза и открыл рот. Но вместо первого вдоха, фонтаном изверг из себя воду. Из зевы вырвался острый кашель и только потом он смог жадно вздохнуть.

Спаситель улыбнулся. Провёл ладонью по щеке новорожденного и сказал:

– А теперь спать, – и резким движением стянул жгут.

Успевшие набухнуть вены сдулись, отправив по своим туннелям глубокий кетаминовый сон прямиком в мозг.

Губы, прячущиеся за рыжими усами, скривились от страха, но сразу же расслабились, растянувшись в блаженной улыбке от нахлынувшего потока фантазий.

Глава 19

Медовый женский голос, действующий похлеще любого афродизиака, оторвал мужчину от изучения сложных чертежей будущего микрорайона, прячущегося от посторонних глаз под стеклянным колпаком. Только не сейчас, подумал он, но женская тень уже успела накрыть стол. Потерев переносицу, мужчина устало поднял глаза.

Богиня. Её волосы, цвета золотого слитка, вырванного из окоченевшей ладони, струились высокими волнами, накрывая хрупкие плечи. В её голубых глазах утопали многие, но только не он. Он – другой. Он умный. Он богатый. Он с лёгкостью плыл по бурунам идеального женского тела, растворяясь на пухлых губах, как сахар.

Она всегда могла поднять ему настроение, и даже самый тяжкий день превратить в праздник. Да еще какой! Но только не сейчас… Только не сегодня…

Сейчас самое главное – это поставить точку в вопросе обеспечения электричеством микрорайона по средствам четырёх гидротурбин, установленных на дне Москва-реки. Проект согласован, первый запуск прошёл успешно, и что не удивительно – появилось напряжение. Но есть острые вопросы. Когда заселять людей? Если пропадёт электричество – насколько хватит кислорода? Нельзя же вот так взять и рискнуть жизнями тысячи людей?! Они же не хомяки, бегающие внутри прозрачных трубок в поисках еды. Хотя – почему и нет? В этом углу он испражнился, в этом – поел. Корм будем насыпать через отверстие в куполе. Это будет настоящий Эдем.

Женские пухлые губы шевелились, но он слышал только свои мысли.

Если пропадёт электричество – насколько хватит хомякам кислорода?

Хомяки…

Вроде он сумел прочитать по губам: Хочу!

Кого? Или что?

Мужчина переспросил:

– Что ты сказала? Извини, я не расслышал…

– Илья Олегович, может, кофе хотите?

Он плыл среди складок её блузки, расстёгивая маленькие пуговки. Всё, что он сейчас хотел – увидеть её обнажённую грудь и присосаться к ней, как новорожденный. Или, если пропадёт электричество – насколько хватит грудям воздуха?

– Хочу!

Она засмеялась. Заржала, как лошадь, отчего мужчина взмок и тоже начал смеяться.

Успокоившись, он еще раз сказал:

– Хочу! – но уже с хитрым видом.

Больше ему ничего не нужно было говорить или показывать. Его понимали с полуслова. С полбуквы. С полмычания, которое он издавал, залезая на очередной объект вожделения.

Приблизившись, Богиня скинула на пол свой вельветовый пиджак, задёрнула короткую юбку и поставила ногу на стол, испортив чертеж длинным каблуком.

– Кофе сварить горячим или обжигающим? – спросила она, закусив нижнюю губу.

Мужчина откинулся в кресле, громко скрипя кожаной обивкой. Поглаживая густую рыжую бороду, напоминавшую язык пламени из двигателя боевой “Cушки”, он произнёс:

– Хочу обжечься.

Затем резко вскочил, опрокинув кресло на бок, обошёл стол и вплотную приблизился к женщине. Она пожирала его взглядом. Он вспотел и стал липким.

Схватив Богиню за талию, мужчина просунул руку под её поднятой ногой, и, как айкидоист с десятью данами, оторвал девушку от пола и аккуратно повалил на стол.

Он вдыхал запах золотистых волос, пробовал на вкус сладкие губы, прикусывал мягкую кожу на шее и носом утыкался в её острый подбородок. Он больше не фантазировал. Его лицо скользило по шелкам, чувствуя объёмные груди.

Он раздел её, она – его.

Если пропадёт электричество – насколько хватит ему кислорода?

Чертежи будущих квартир миллиардеров, желающих заниматься самоудовлетворением на дне морском, прилипали к спинам, комкались под мышками, тёрлись о ягодицы. Дубовый стол превратился во влажную кровать, а важные документы – в грязное бельё. Стоны были громче чавканья мокрых тел, кружившихся на бумажном ковре, как комок теста в муке.

Всё закончилось неожиданно.

Карандаш, спрятавшийся между наброском двухсотметровой студии и строчками: “Проект – Подводный квартал – одобрен”, вонзился в женскую упругую задницу. Стоны смешались с криком, и невозможно было понять – действительно ли мужчина настолько хороший любовник, или что-то пошло не так? Он ускорился, за что получил пощёчину.

– Остановись! – взвыла женщина, стиснув зубы. – Мне больно, животное!

– Разве? А я подумал наоборот, – и получил очередную оплеуху. – Да что с тобой не так?

Если пропадёт электричество…

Хрупкий кулачок с брильянтом в пять карат на среднем пальце, влетел в мужскую скулу, вырвал пучок рыжих волос и оставил глубокий порез.

Потеряв равновесие, липкий мужчина падает на пол. Он поднимает глаза и видит, как в женских руках появляется чайник, а из его носика вырывается обжигающий пар. Пронзительный свист сводит с ума.

Медленно, шаг за шагом, девушка приближается. Мужчина отрывает липкие ягодицы от холодного пола, и, словно паук на четырёх лапах, уползает. Он оглядывается то на её прелести, спрятавшиеся под налипшими чертежами, то на стену. То на дом из красного кирпича, то на обои с золотыми рыбками. Целые кварталы обвивают тонкую талию и лоскутами валяться к крохотным ступням с дорогим педикюром.

– Ты же хотел обжечься? – переспрашивает она.

– Что ты несёшь?

Тяжёлая тень наползает на дрожащее тело, скрывает ступни, колени, красное сдувшееся хозяйство. Накрывает тело, голову, но не скрывает белые глаза, смотрящие на Богиню.

Если пропадёт кислород – боль тоже пропадёт?

– Ты хотел обжечься! – кричит она, и окатывает мужчину водой из чайника.

Подбородок, поросший ржавыми прутьями, безмолвно задёргался, заскакал, стуча зубами. Крик порвал глотку. Гнойные волдыри изуродовали кожу.

Богиня подносит к своим глазам бриллиант и видит в кровавых гранях пятьдесят семь корчившихся тел. Пятьдесят семь красных телец крутятся на полу, хватая воздух руками.

Как он и желал: обжёгся, только не кипятком, а ледяной водой.

– Мучения – твоя судьба! – говорит мужской голос. – Боль – дорога. Я помогу тебе закончить путь, ведущий тебя в никуда. Разум обретёт свободу, а тело еще послужит этому бренному миру. Ну, давай же, открой глаза. – изуродованная ладонь, без мизинца, шлёпает по бледным щекам, цепляя рыжую бороду.

Кетаминовый сон, подкреплённый барбитуратом, медленно отпускал. Очень медленно.

Тяжёлые веки разлиплись. Туман перед глазами превратил картинку в мутное пятно, переливающееся радугой. Давление внутри головы было настолько высоким, что со стороны могло показаться – еще чуть-чуть и глаза вывалятся, а из ушей полезет мозг, как мясо из ручной мясорубки.

Ледяная вода больше не кажется куском льда, сковывающим тело. Жизнь больше не реальность. Жизнь – набор иллюзий, сопровождающих тебя после зачатия. Ты снова беспомощный и голый новорожденный. Крутишь головой, пытаясь найти тёплую сиську, но видишь лишь стены, устланные белой плиткой, от которой холод ощущается за километр. В дальнем углу видишь шкафчики, с углов которых облезла зелёная краска, обнажив блестящий металл. И там, в глухой тени, кто-то шевелиться. Человеческая фигура. Облокотившись о стену и скрестив на груди руки, она произносит:

– Тебе больше не понадобятся руки и ноги.

Мутное сознание возвращает взгляд в точку пробуждения. Картинка стала чуть чётче. Он лежит в ванной, по полечи вводе. На шее тугая удавка. Пропитанная водой, она извивается змеёй за спину и цепляется за поручень на стене.

Вода спокойная и прозрачная, как пустота. Увидев свои конечности, цвета свечного парафина, мужчина первым делом попробовал ими пошевелить. Всё тщетно, он ничего не чувствует, даже ремни, стягивающие кожу до крови на плечах и бёдрах будто бы не существуют.

Мысли пульсируют в голове; волнами бьются о черепную коробку и, отразившись, возвращаются обратно – в точку отсчёта. Затем новый импульс. Волна разбивается о шершавую кость, – и ничего не происходит. Напоминает похмелье: в голове словно выгрызли дыру, в которую всё улетает. Единственное что ты помнишь – вкус прошлого вечера, двигающий тебя в сторону туалета, или дома, или к краю обрыва.

Кисловатый привкус кетамина может двигать только твои посиневшие губы. Страх уходит, приглашая безумие.

– М-м-м-м-м….

Гремя металлическими шкафчиками, из тени выплыл мужчина с овальным худым лицом и блестящими глазами. Свет струится по голому торсу, подчёркивая бугристые руки и спину. Он присаживается на колено возле ванны, обложенной всё той же белой плиткой, кладёт руки на бортик и наслаждается шевелением губ.

– М-м-м-м-м….

– Что ты там мычишь? – ладонь погружается в воду. – Холодная. Не бойся. Я тебя освобожу. Спасу от мучений, и спасусь сам.

Верёвка падает на пол, покрытый линолеумом. Спаситель запускает руки в воду, подхватывает тело и начинает вставать. Раздувшиеся вены напоминают червей, вылезших на мокрый асфальт после дождя. Они шевелятся, ползут по рукам, устремляются к шее.

Он прижимает к себе тельце, словно младенца. Смотрит на него и не может налюбоваться. Конечности у него окоченели, торчат сухими ветками, и никакой ветер их никогда не согнёт. Вода стекает на пол, на штаны, на резиновые сапоги.

Спаситель гордо идёт к двери. За ней в коридоре ждёт гостя кровать – стальной стол на резиновых колёсиках размером с шайбу. Мокрое тело ложится на холодный металл. Спаситель наклоняется к уху, выглядывающему из копны рыжих волос, и шепчет:

– Не бойся умирать. Никогда. Ни сегодня, ни завтра, ни в следующей жизни. Сейчас я вернусь.

Он возвращается к шкафчикам. На липкое от пота тело надевает серую майку и коричневый фартук из кожи.

Вернувшись, берётся за резиновые ручки тележки и отправляется в конец коридора, где тускло и одиноко.

Мелькает свет. Мелькает счастливое лицо спасителя.

Трубы на потолке тянуться бесконечными лабиринтами, сворачивая то в одну комнату, то в другую, то просто исчезают в стене.

Заглушая скрип резиновых колёс, спаситель говорит:

– Каждую ночь я вижу один и тот же сон. Я сплю во влажной норе. Моё тело кишит паразитами, а в волосатую шкуру вгрызаются вши. Длинными когтями я расчёсываю зудящее место и продолжаю спать дальше. Мне комфортно. Тепло. Меня окружают мама и папа. Девять братиков и сестёр лежат вокруг меня. Мы все чешемся, а потом спим. Чешемся и спим. И нам хорошо.

Мелькает свет. Мелькает довольное лицо спасителя.

– В воздухе стоит вонь фекалий и белковых выделений. Даже во сне, по запаху мочи я могу определить – кто, где лежит. Мы сыты. Нас никто и ничто не беспокоит.

Мелькает свет. Мелькает грустное лицо спасителя. Его голос становиться таким же грустным.

– Но, когда полотно лопаты вонзается в землю над нашими тельцами, проникает в нору и отрубает дюжину розовых хвостов, покрытых мелкими волосами, – воздух начинает бурлить оглушительным писком. Горячая кровь брызгает во все стороны, перемешивается с землёй, пачкает мне шкурку.

Удар – и сестрички с братиками похожи на выпотрошенных кур.

Удар – и больше нет мамы с папой.

Удар – и я просыпаюсь.

В следующей жизни мне будет сниться, как я умираю в этой жизни.

Стоит гул газовых ламп. Свет больше не мелькает на лице спасителя.

– Приехали, – говорит он.

Остановившись возле массивной двери, он подходит к голому телу. Глядя в глаза, еле заметные сквозь узкие щели век, он по-философски заявляет:

– Здесь заканчивается твой духовный путь. Ты обретёшь новое тело, оставив старое в дар обречённому обществу. Я позабочусь о нём, обещаю. Ты не поверишь, но после смерти твоё тело даст этому миру гораздо больше пользы, чем при жизни. Оно даст надежду.

Спаситель сделал пару кругов вокруг тележки, рассматривая каждый миллиметр кожи своего немого гостя.

– Ну всё, – его голос неожиданно дрогнул, – пришло время прощаться.

Спаситель замирает. Пальцами ведёт по белой руке, огибает костлявое плечо и запускает пятерню в рыжую шевелюру. Обхватив затылок, он отрывает голову от блестящей постели. Наклоняется и шепчет на ухо.

– Надеюсь, сон, держащий тебя за руку, в следующей жизни будет дарить только спокойствие, прочь разгоняя кошмары.

Четырёхпалая ладонь выныривает из кармана штанов. Пальцы пропущены сквозь кольца вентиля, похожего на кастет. Он красного цвета с бурыми пятнами крови. Словно поцелуй перед сном, кастет нежно касается кожи на лбу спящего. Затем зависает в воздухе.

Спаситель делает вдох. Смотрит на рыжие волосы, бороду, на брови, похожие на ветки со спелой облепихой. И бьёт.

Кость черепа лопается, расплющивая лобную долю мозга крупным осколком.

Влажные тела, охваченные любовью, скатываются с дубового стола и улетают в пустоту.

– Я люблю тебя!

– И я тебя…

Если закончится кислород – сознание сможет протянуть семь минут, до полного выключения.

Розовый свет приятным теплом ласкает кожу спасителя. Влажный воздух пахнет зеленью. Принюхавшись, можно ощутить нотки озона, словно пару минут назад молния разорвала воздух и пробежалась по металлическим столам. Капли пота быстро выступили на гладком лбу, отражая потолок, увешанный парой дюжиной ламп.

Скрип колёсиков оборвался когда тележка остановилась возле стола с табличкой “5”.

– Твои золотые волосы – знак, посланный мне “волной”, – говорит спаситель, перекладывая тело, без рук и без ног, на стол. – Для тебя я хранил особые зёрна.

Резко обернувшись, спаситель кинул злой взгляд на дверь. Прищурившись, крикнул:

– Да, сестрички, особый! И вам их не отнять!

Ему никто не ответил. Лишь шуршание тонких пластиковых трубок, раскинувшихся паутиной на потолке, разбавляет тишину в помещении. Он возвращает взгляд на тело, и с неподдельной нервозностью, добавляет: – Нужно торопиться, но вначале…

Заиграла музыка.

Подогнав стул по высоте, спаситель уселся рядом с телом. Разложил инструменты. Приготовил необходимые жидкости. Нарвал тряпок; оставшимся куском вытер пот с лица и спрятал в карман. Тело обросло трубками, необходимых для поддержания жизни. Кровь и еда теперь циркулируют в шмате мяса и костей.

Волнение нарастало. Пульс спасителя можно было почувствовать всего лишь встав рядом, даже не поднося пальцы к его шее.

Облизывая языком губы, он выставил кулак над голым телом и медленно разжал пальцы. Среди содранных мозолей на ладони покоились семена пшеницы – богатство в умелых руках, и пыль в неумелых.

– Тридцать пять штук. Тридцать пять золотых колосьев вырастут, созреют и дадут одну тысячу семьсот пятьдесят новых зёрен. Тридцать пять надрезов я должен буду сделать на твоей, медленно разлагающейся коже.

Разметив на спине точки, он притронулся к холодной стали. Увидев своё отражение на скальпеле, его разум переместился в детство, где однажды он испортил коровью кожу дрожащей рукой. Пётр Михайлович – его беззубый дед – увидев оплошность нелюбимого внука, взорвался как вулкан, заливая испуганное лицо слюнями и бранными слова. Затем обернул руку восьмилетнего мальчика лисьей шкурой и начал бить по ней палкой. Больно, но зато без синяков. Под вечер дед заставил внука, собственноручно, заколоть козу, освежевать и приготовить шкуру к сушке.

Под крики Мика Джаггера, медицинский скальпель резал кожу, как полиэтиленовую упаковку долгожданного подарка. Капли крови затекали под мышки, скатывались по коже, обвисшей между ребер, и успели набрать маленькую лужицу на пояснице, скрыв кудрявый пучок волос.