Текст книги "Вторжение"

Автор книги: Антон Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Элейни прыгнула в сторону, метнулась между Громом и Вихрем, которые уже бились с нападающими на них волками; свистящие стрелы сыпались на зверей из ниоткуда, и уже восемь или десять из них лежали неподвижно или конвульсивно подергивались.

Девочка, отпрыгнув от метнувшейся в ее сторону твари, неожиданно поняла две вещи. Первое: у него должны были уже кончиться стрелы. Второе: волки не атакуют ее.

Она не ощущала ничего необычного, но неожиданно поняла – Завеса. Они не видели, не слышали, не чувствовали ее. Один из волков, случайно задев девочку боком, не отреагировал никак, прыгнул вперед, рыча, и попал прямо под копыта Грому, который также рванулся на нападающих врагов, издав громкое ржание и воинственно захрапев.

А в следующий момент, развернувшись, в громком ржании, рычании, клацанье челюстей, звоне летящих стрел и глухих ударов копыт в волчьи тела, во вскриках раненых коней, Элейни услышала странный, низкий, растянутый во времени звук, который за краткое мгновение вырос и тут же стих; одновременно с этим она услышала яростный, сильный женский вскрик – но не боли, а воинственной ярости – и полный ненависти рык.

Шаман, возвышающийся над Вайрой по меньшей мере на две головы, гораздо более мощный, чем она, превосходящий ее силами так же, как Элейни превосходила бы годовалого ребенка, тем не менее, налетев на нее, оказался отброшен в сторону, словно воющий волк, которого отшвырнул от себя Малыш.

Вайра, пригнувшись, двинула по воздуху кулаком, и гнолль, словно огромная каменная статуя, с кратким рыком боли свалился на траву.

Ррарг давал своему сыну чистую, неизощренную Силу, которой тот и бил по врагам, оглушая или уничтожая их. Доселе огромный пес не встречал никого, кто мог бы противостоять этой силе, а потому сейчас он ошибся, этот шаман, ошибся второй раз, пытаясь использовать против Отверженной то, что было сутью так же и ее мастерства, – не вставая, попытался ударить Вайру, как до этого сваливал с ног Гора и Герта, на расстоянии.

Его выброшенная вперед рука наткнулась на неожиданно непоколебимую преграду, и вся сила удара вернулась в кулак, хрустнувший от возвращенной мощи.

Вайра, не промедлив ни мгновения, обрушила на гнолля несколько ударов кулаком сверху; она стояла от упавшего шамана шагах в пяти, но тем не менее каждый из ее ударов достиг цели.

И был пугающе разрушителен.

Шаман зарычал, заклокотал, все-таки умудрившись крутануться набок, вскочить, – но вид у него был очень странный, помятый и уже не такой жуткий; все из присутствующих поняли, что он может и не победить, что он может и погибнуть, – прямо сейчас, прямо здесь.

Элейни услышала, как далеко справа раздался дружный ропот ожидающего войска, и поняла, что сейчас, еще немного, еще чуть-чуть, и оно не выдержит ожидания, двинется вперед. А Пес, гордость которого борется с желанием выжить, не прикажет им остановиться и ждать окончания поединка.

Стрелы меж тем выкосили примерно две трети волков, еще какая-то их часть полегла, изранив коней, но не причинив им особого вреда, и остальные пятеро тварей рванулись прочь, не слыша приказа вернуться.

Ллейн, так и не появившись, крикнул из пустоты:

– Арр’тхарр, грраннгрх! – и Элейни с трудом узнала его сильный, чистый голос, сейчас бывший низким, рокочущим, гортанным.

Гнолль взревел в ответ на предложение сдаться и, пригнувшись, замерев, рассматривал Вайру, так же цепко взирающую на него.

Каждый из них ждал ошибки, первого движения друг друга, первого жеста, вслед за которым начнется обоюдная атака, – и Элейни неожиданно поняла, что это столкновение женщины и шамана будет последним.

Первым напал Ллейн. Стрелы его, теперь солнечно-желтые, стали бить шаману прямо в спину, и первая же из них заставила его зарычать от боли.

Элейни не успела рассмотреть, что же было дальше, – так быстро все произошло, – но разум ее осознал все от начала до конца: Пес рванулся в сторону, зачерпывая обеими лапами пустоту, и, уже двумя неоформившимися черными пятнами швыряя ее в сторону Вайры, бросился на землю.

Третья и четвертая стрелы Ллейна прошли мимо него, пятая вошла ему в бок, шестая пролетела над ним, когда он начал падать, а Вайра все это время не делала ничего – почему?!.

Элейни распахнутыми глазами смотрела на то, как черное облако клубится над Отверженной, полностью закрыв ее от окружающего мира, и ей казалось, что изнутри этого облака она слышит мучительный, полный дикой боли крик.

Гнолль, не теряя ни секунды, развернулся, перекатившись по траве и всадив торчащую черную рунную стрелу еще глубже в спину, отчего кратко яростно рыкнув, и бросился прямо на лучника, снова зачерпывая полными горстями ничто, в его могучих ладонях тут же начинающее чернеть.

Седьмая и восьмая стрелы ударили ему в грудь и в лицо, одна за другой, – но не остановили его.

Метнув оба черных сгустка туда, откуда появлялись лучи острого света, шаман прыгнул вслед за ними, чтобы сбить эльфа с ног и разорвать его; но Ллейн оказался хитрее – или гнолльский шаман просто недооценил его.

Черное сияние разбилось о внезапно вспыхнувший зеленый, живой щит. Трава, мгновенно растущая из– под земли, целыми пластами вонзалась в клубящееся облако тьмы, гибла, оползала уже трухой, но росла, росла и росла. Щит двинулся, за ним явственно проступили контуры фигуры Ллейна, – и Пес очень точно вошел в черно-зеленое клубящееся мерцание, обеими лапами ударив эльфа в грудь.

Он свалил бы его, проломив ему грудь, если бы это действительно был эльф, а не его призрачный двойник, которого Пес не смог отличить от настоящего из– за черного дыма и прикрывающего его щита; в момент удара он распался на части, мелькнул и исчез, собакоглавый пролетел еще несколько шагов и рухнул на землю; тут же он начал вскакивать, но сзади в него влетели еще две огненно-желтые стрелы, каждая из которых, исчезая, тлела в его густой шерсти, – а затем, совершенно из другого места, в собакоглавого полетело несколько камней из пращи.

Элейни ошеломленно уставилась на две маленькие фигурки, раскручивающие каждая свою пращу, – это был Ялт и Тинталь, живые и невредимые!

Гноллю, впрочем, их камни были совершенно безразличны, – он замер на мгновение, отмахнувшись от них и пытаясь понять, где сейчас Ллейн, – и именно в этот момент произошли сразу три вещи.

Во-первых, до всех участников поединка дошло, что впитавшая в себя скатившиеся со склонов ручейки, уже почти полуторатысячная армия схарров и кан-схарров вместе с отрядом гноллей находится от них всего лишь в сотне шагов и стремительно несется вперед так, что трясется земля.

Во-вторых, черное сияние, окутавшее Вайру, внезапно спало, улетучилось, как будто его и не было. Бледная, изможденная, женщина вскинула руки, в которых ярким, режущим черно-белым светом судорожно пульсировало поглотившее черноту ожерелье, и, мгновенно оценив обстановку, метнула свое единственное, драгоценное колье в сторону несущегося вперед войска.

В-третьих, пролетев по восходящей дуге примерно сто пятьдесят шагов, ожерелье снизошло прямо в центр густой, живой темной волны надвигающихся, яростно кричащих алоглазых убийц.

И там, в самом центре передних рядов наступающего войска, родился объединенный силой Призрачной Бездны и самого Ррарга Рыкающего, жестокого, пылающий, кромешный Ад. Камни Вайры наконец-то выпустили на волю всю вложенную в них энергию, усиленную поглощенной злобной силой Божества. И мощь удара оказалась ужасна.

Взрывная волна, пронесшаяся во все стороны от вспухающего черно-алого облака, свалила на землю и Вайру, и Элейни, и шамана, и всех трех коней; Ллейна по-прежнему не было видно.

На некоторое время все были оглушены, ослеплены, опустошены и бессильны, затем быстро стали приходить в себя.

Было тихо и практически безлюдно. Бессхаррно. Оставшиеся в живых, – жалкие несколько сотен в задних рядах, разворачивающиеся и убегающие прочь, – в них царили паника, кромешный ужас и дикая боль. Клацающее челюстями Божество уничтожило послушных своих рабов.

Шаман, увидевший это, издал рокочущий, яростный вой и, внезапно сорвав со своей груди символ собственного Божества, метнул костяной диск прямо встающей Вайре в лицо.

У Отверженной не было больше сил. Метнув пульсирующее ожерелье далеко, на сотню шагов вперед, она осталась полностью бессильна и беззащитна; костяной диск в воздухе озарился багровым светом и тонко завизжал, словно предвкушая, как вопьется в бледное, залитое кровью и покрытое грязью женское лицо...

Но совершенно обычная, материальная стрела, выпущенная из Ллейнова лука, сбила его в полете лишь в локте от отшатывающейся Отверженной.

Однако в этот момент и Ллейн допустил наконец первую ошибку. Он слишком близко подскочил к собакоглавому, и тот каким-то образом успел его обнаружить. Взревев, он резко развернулся и нанес в пустоту краткий мощный удар.

Элейни услышала вскрик эльфа, звук падения его тела, и в тот же момент, не дожидаясь дальнейшего, торжествующий гнолль метнулся вперед, к Вайре.

Он понял, что теперь главный враг обессилен, и второй по силе оглушен, и нужно только успеть разделаться с обоими, пока они не пришли в себя, а затем прикончить остальных, и тогда он – он один – будет победителем в этой жуткой бойне, уничтожившей две трети его войска!

Вайра не успела даже отползти в сторону, когда он прыгнул на нее, и глаза ее закрылись, а тело, обессиленное, распростерлось на траве.

Но в это мгновение на него обрушился... Малыш.

Конь, яростно крича, молотил по спине и голове собакоглавого копытами, всякий раз оставляя кровоточащий след; Гром и Вихрь, возбужденные, пляшущие каждый в пяти шагах, отчего-то не бросались вперед ему помочь; в глазах их был дикий животный страх.

Малыш же сражался, словно человек. Словно воин, защищающий свою любимую, – и именно благодаря его вмешательству Вайра осталась жива.

Шаман, получивший несколько мощных ударов по голове, покачнулся и упал, не долетев до Отверженной лишь пары шагов.

Он сумел с трудом вскочить и, улучив момент, ухватить Малыша за ногу, а затем вонзиться зубами ему в шею.

Брызнула кровь, яростное, стенающее ржание огласило поднебесный простор, и Малыш, судорожно дернувшись, свалился на землю, с выдранной глоткой, медленно и неловко шевеля целой и сломанной ногами.

– Вперед! – раздался четкий, звенящий, непререкаемый Ллейнов приказ. – Убейте его!

И Гром с Вихрем ринулись вперед.

Следующие несколько долгих, наполненных ржанием, рычанием и визгом десятков секунд лошади топтали все более содрогающееся, все менее подвижное тело Пса, а Ллейн посылал одну за другой точные стрелы из темноты, каждая из которых заставляла тело гнолля конвульсивно вздрагивать.

Наконец все было кончено. Оставшиеся на пустой равнине, усеянной трупами, два полурослика, гном и воин-человек без сознания, обессиленная Вайра, два измученных, яростных и медленно успокаивающихся коня, девочка, пережившая все это, и невидимый эльф, молчали.

Ллейн сказал командное слово и стал видимым. Он возник у истоптанного, обезображенного тела, и, выждав несколько мгновений, проверяя, мертв ли он, наклонился и перерезал ему горло.

Затем подошел к коням и принялся успокаивать их.

– В общем, так, – хрипло сказал он, разворачиваясь к Элейни через минуту, – нужно уходить отсюда, как можно скорее. Призвать еще кого-нибудь я не смогу. После той Волны все словно вымерло. Вайра, Герт и гном сейчас совершенно ни на что не годны. Их и тебя понесут кони. Мы с полуросликами пойдем пешком... – Он покачал головой, вытер испачканное грязью лицо и безнадежно добавил: – Не знаю, как мы сумеем спастись.

– Сумеем! – сквозь чистые, соленые слезы, ласково гладя Вайру по вспотевшему грязному лбу, ответила Элейни, кивая ему.

В глазах ее светилась надежда. Эльф улыбнулся, увидев ее. И снова стал самим собой.

– Давай помогу, – сказал он, подходя и поднимая женщину на руки.

«Само начало активных действий, та жуткая и до сих пор, по имеющимся у меня сведениям, неизученная Волна, захлестнувшая в едином порыве весь Север и приведшая к фактически моментальному захвату северных пограничных территорий Гаральда, началась ранним утром, еще до рассвета, двадцать первого октября 259 года. В день, который позже был назван днем Вторжения.

И первой на пути Орды Второго Нашествия была... небольшая передвижная крепость Гаральда, в тот момент находящаяся в введении одного из опытных командиров, носителя прославленного Гараладского Орла, Тагера Гранта. Мы уже знаем, что практически весь гарнизон крепости был вырезан в считанные минуты, мы даже знаем, как именно произошла сама атака и что необычного было в ней и после нее. Мы точно установили, как именно действовали отдельные части армады до и после этого штурма, одновременно с ним. Как начиналось продвижение на юг. Как был омрачен Хельтавар...

Однако нам до сих пор остается неясным, почему наступление на юг было начато Ордой именно с этой крепости. Малая по размерам и не имеющая практически никакого стратегического значения, она не должна была стать объектом того внимания, которое привлекла к себе.

Находясь несколько северо-западнее основного удара первой группы войск, крепость не должна была привлечь особое внимание направляющих армаду сил, – если только не было чего-либо, ценного настолько, чтобы оправдать отклонение некоторой, очень незначительной, правда, части войска в ту сторону, и собственно факт первенства взятия этой крепости во всем Втором Нашествии. Что стало решающим фактором в принятии такого решения? Чего искали в крепости Имлад жрецы Ррарга, возглавлявшие атаку? И нашли ли они это?..

В частности, именно этим вопросом занимается сейчас одна из групп вверенной мне комиссии. И, надеюсь, факты, которые нам удастся установить, помогут пролить свет на произошедшее там двадцать первого октября 259 года.

Пока же, благодаря уважаемым членам Совета и представителям Светлого Трона за внимательное прочтение, я имею честь завершить свое вступление с тем, чтобы приступить к дальнейшей работе над поставленными перед специальной комиссией задачами».

Выдержка из вступления к отчету Глена Кирдана, председателя специальной комиссии по исследованию причин распада ОСВ и последующего уничтожения Га– ральда в ходе Второго Нашествия Орды; датировано 24 октября 361 года; строго секретно, предназначено только для категорий доступа «В» и «А». Библиотека Дэртара, седьмой холл.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ: ДОЧЬ ИСКУШЕНИЯ

 
Вино, не тронувши устами,
Соседу справа передай,
И даже то, что ждал годами,
Из рук чужих не принимай.
 

Наследие Хаким-Давира. Из сборника четверостиший «Мудрость о доверии». Датируется 2 веком эпохи Расселения. Для всех категорий доступа, библиотека Дэртара, седьмой холл.

Когда четверо незнакомцев на пустынной дороге, улыбаясь, обещают подарить тебе что-то очень ценное и манят рукой, лучше сразу снимай с пояса кошелек и отдавай дарителям с поклоном и словами: «Вот мой обратный дар». Так шкура будет целее. Возможно.

Старинная андарская пословица. Может быть.

13

Мгновения непроницаемой темноты медленно сменились тусклым светом, забрезжившим вдали. Волны несли его вперед по реке бесчувственности к океану сна, но неожиданно где-то там, далеко, он увидел согнутого судорогой боли человека, в котором тут же узнал Вельха – с белым от боли лицом и яростными, полубезумными глазами.

Кровь текла по его коже: из носа, изо рта, из ушей, превращая лицо телохранителя в мертвенную гипсовую маску, изукрашенную бордовой кистью сумасшедшего художника; из-за Вельховой спины, окутывая его подобно одеянию, бил яркий, пронзительный белый свет, вселяя в холодное, застывшее сердце Даниэля тревогу и тоску. Стремительно пробуждая его.

Юноша ожил, приходя в себя, сердце его резко шевельнулось в спазме боли, и тут же к нему вернулись остальные чувства. После недолгой смерти он ожил. Одухотворение заполнило его.

«Где ты, Вельх? – мысленно воскликнул он, желая, чтобы мучения того, кто стал ему другом, закончились как можно скорее. – Держись!..»

Но Гленран услышал иное. Судорожно, через силу рванувшись, он неожиданно подбросил странный, похожий на круглую палку меч, перехватывая его за рукоять, изогнулся, мучительно закричав, и с силой метнул его вперед.

Даниэль не двинулся, и темно-коричневая молния ударила прямо в него. Невидимое стекло раскололось на тысячи кусков, со звоном падающих вниз... и юноша окончательно пробудился, слыша, как затихает дрожащий в воздухе звон...

...Он пришел в себя от жужжания мух, назойливо ползающих по лицу, по открытой коже рук. Пришел, чувствуя себя препаршиво. Ощущая, как от него несет пылью, плесенью и потом. Но не чувствуя холода, который должен был пробрать его, лежащего на дощатом полу, до самых костей. Зелье тепла по-прежнему действовало. Значит, он пробыл без сознания не более двух-трех часов.

Затем Даниэль осознал, что лежит в очень неудобной позе, с подвернутыми ногами; кожа под носом и губы залеплены какой-то спекшейся дрянью, руки дрожат от слабости, и что он почти совсем не чувствует ног.

В глазах плавал туман, по всему телу даже от малого движения разливалась немощь, но Даниэль попытался приподняться.

– Очнулся, гляди-ка, – грубо, хрипло и недоверчиво прозвучал со стороны чей-то не слишком дружелюбный низкий голос.

– Ну, что я говорил? – ответил ему второй, немногим более ровный, в котором слышался некоторый насмешливый задор. – Когда пиво?

– Да хоть сейчас, – ответил тот, что проспорил, полагая, очевидно, что аристократ так и не придет в себя либо что он сделает это позже.

Даниэль еще немного приподнялся, ухватившись за толстую ножку стола, повернулся спиной, облокотившись на нее же, когда удалось сесть. Он начинал чувствовать ноги и понял, что сейчас, несколько мгновений спустя, на него нахлынет вал колющей, слабой, но очень раздражающей боли. Он просто отлежал их, рухнув на пол и придавив собственным весом.

Уже начинало колоть и зудеть вовсю так, что крючило, что зубы сами собой сжимались, а лицо кривилось.

– Эй, – сказал выигравший, – Фирелли! Жнец великий, ты там как?.. – И не слишком решительно добавил: – Мать твою за ногу...

Даниэль протер глаза, попытался стереть с подбородка и губ налипшую и застывшую там дрянь, понял, что это кровь, одновременно убеждаясь, что не мешает прочистить нос, потому что он также забит засохшей кровью...

– Жив, – сказал он, разглядывая окружающее пространство. Голос его был низким и севшим, юноша даже сумел удивиться, хотя чувства его сейчас были очень слабыми, едва шевелившимися. Он пока еще не совсем пришел в себя.

Туман в глазах тем временем улегся, и Даниэль разглядел все, что замерло вокруг, наблюдая за его пробуждением.

Смотреть, в общем и целом, было не на что. От многолюдия трактира остались лишь шестеро человек. Вернее, трое людей, два оборотня-карна и один полурослик. Те двое, что сидели к Даниэлю ближе всего, были человеческого рода; остальные четверо устроились в углу, с оружием, открыто лежащим на столешнице рядом с каждым из них. Повернувшись в сторону пришедшего в себя Даниэля, они угрюмо бросили каждый по фразе и тут же вернулись к негромкому обсуждению чего-то, очень увлекавшего всех четверых.

Ближние двое, напротив, рассматривали юношу пристально и внимательно. Больше им скорее всего делать было просто нечего. Один из них, грузный бородатый детина, средних лет и уже наполовину седой (хотя очевидно, что не от бренности заплывшего жиром тела), был явно угрюм и полупьян. Второй, проворный, невысокий, довольно крепкий, производящий впечатление вечно задиристого и совершенно жизнерадостного пса, с темной густой щетиной и встопорщенно торчащими короткими вихрами, взирал на Даниэля слегка удивленно, с интересом.

Встретившись с юношей взглядом, он кивнул ему и подмигнул, отворачиваясь.

– Тогда зови малыша. Великого Хозяина нашего, – обращаясь к проигравшему, сказал он.

Даниэль, окинув взглядом пространство вокруг, окончательно убедился, что кроме них семерых во всем Приюте больше никого пет. Кроме разве что упомянутого хозяина (кто бы это мог быть?). Тела съеденных – вернее, то, что от них осталось – забросили скорее всего в полыхающий ровным пламенем очаг. Почти все незанятые стулья и половина столов были составлены в виде баррикады у закрытой каменной дверной плиты. Переплетены веревками, и в общем-то сами по себе будучи весьма массивными и крепкими, внушали некоторое доверие. Однако, тут же подумал Даниэль, если найдется сила, способная выломать две полуметровые каменные стены, разметать это жалкое переплетение дерева ей будет несложно.

– Хазяи-ин! – затянул меж тем полуседой. – Неси пива, мать твою в загривок!

Из-за полуоткрытой массивной двери в кухню тут же высунулась мохнатая рожа (Даниэль понял, почему «в загривок»), и, насмешливо блеснув глазами, облаченный в промасленный фартук повар в довольно чистой белой шапочке ответил по-схаррски:

– Шшо-о-о? Н’га тчиршшх-х-х?.. Чьяна н’гул! – и прищелкнув языком, убрался обратно.

Даже угрюмые четверо слегка прищурились, посмеиваясь. Похожий на пса фыркнул. Громоздкий полуседой махнул рукой, словно угрожая кинуть в скрывшегося с глаз поваренка стоящий перед ним пустой кувшин.

– До хрена не дорос, а туда же, насмехаться, – с удивленным раздражением хмыкнул он. – Вот сучий сын...

Даниэль привстал, с силой массируя горящие ноги, сглатывая пересохшим горлом и больше всего на свете желая встать, найти воду, напиться и умыться.

– Эй, малый! – словно угадав его мысли, посоветовал один из оборотней в углу, седой всклоченный старик, клеймо на лбу которого наполовину стерлось и почти совсем терялось в сети изрезавших лоб морщин. – Пошел бы вымылся, вон туда, на кухню.

– Верно, – поддержал его полуседой, – потому как поговорить нада, а времени у нас, чую, мало.

– Почитай, что и нет, – сплюнув на пол, добавил третий из людей, довольно кряжистый, неопределенного возраста, весь в черном, с кольчугой, выглядывающей из– под рубахи. Рядом с ним лежал на скамье длинный и широкий тяжелый полуторный меч, освобожденный от ножен. На клинке блестели выведенные серебрянкой какие-то неведомые знаки. Наверняка руны от нечисти и нежити, подумал Даниэль, неловко вставая.

– А, будто разница есть какая, – пожав плечами, равнодушно отозвался растрепанный и тощий старик. – Все одно, гнить будем к вечеру. Если не раньше... Есть только гнить...

– Тебе бы, родич, всю грязь их лужи вылакать да сдохнуть, – дернув ртом, ответил светловолосый полурослик, очень недовольный и злой, маленький, настороженный и весь из себя деловой. Словно почитающий себя наиболее умным из здешних. – Чтобы ничо беспутного больше не говорил.

– А может, он и прав, Гери, – ответил за старика, отвернувшегося к стене и молчащего, воин в черном, мрачно усмехнувшись, – думаешь, сумеем прорваться?

Полурослик молча следил за тем, как Даниэль в последний раз ухватился за ногу, морща лицо, и как медленно, неуверенно двинулся вперед, на кухню. Вид у парня был очень помятый. По мнению Гери, он явно пребывал не в себе, до сих пор не очухавшись после совершенного. Что было в общем-то совершенно неудивительно. Вот знать бы еще, что это за птица?..

– Эй, Хозяин! – крикнул вдогонку переступающему порог Даниэлю тот, встопорщенный пес. – Ты там помоги нашему герою...

– С большой дырою, – мрачно добавил злой на судьбу полуседой.

– Ты молчал бы, Варх! – скривившись, бросил Гери. – Уж не ты у нас сегодня великий!

– Мне и не надо.

– Тогда заткнись! – вконец рассердился полурослик.

Громила, как ни странно, заткнулся. Видно, изо всех оставшихся наибольший авторитет имели воин в черном да светловолосый малец.

Даниэль, оказавшийся на просторной, вытянутой кухне с двумя дверьми, ведущими неизвестно куда, кучей полок и ящиков, парой узких столов и скамейками вдоль них, сразу увидел два пылающих очага, один из которых был прикрыт плотной заслонкой, и раскаленную каменную плиту, на которой шкворчала огромная сковорода-противень, плюясь во все стороны кипящим маслом, в котором алели многочисленные куски свежего мяса. Маленький повар, который, как оказалось, был здесь один, не отрываясь от нарезки капусты и картошки, указал Даниэлю в сторону двух умывальников, сделанных строителем явно цивилизованным. Настоящим мастером. Даниэль даже нашел в себе силы удивиться: у обоих были краны. Даже более того, каждый имел отметку синюю и красную – для горячей и холодной воды.

Не спрашивая, взяв верхнее из лежащих в стопке не слишком белоснежных, но явно чистых тряпок, Даниэль занялся собой. Умыв бледное, с кругами под глазами, лицо, он подумал, скривился еще раз, почувствовав пот, которым пропах, и не колеблясь обратился к поваренку, спросив у него на имперском:

– Где можно вымыться?

Тот обернулся, рассматривая юношу бусинками глаз, мохнатая, симпатичная (каким могло быть лицо слишком умного котенка) рожица его в первое мгновение нахмурилась, а во второе, разгладившись, просветлела.

– Тута, – указывая на одну из нескольких стоящих в углу лоханей, сказал он, – можна вымыца, да.

И, отвернувшись, снова продолжил заниматься своим делом. Даниэль понял, что маленький схарр, наиболее слабый из всех, кто был сейчас в таверне, просто коротает время, чтобы не думать об участи, ждущей его почти наверняка. Точно так же, как и те шестеро от нечего делать, дожидаясь его пробуждения, составили эту баррикаду у двери.

Кстати, только когда маленький схарр повернулся к нему во второй раз, Даниэль заметил, что в плотной, слегка завивающейся и довольно грязной шерсти его прячется тяжелая кованая цепочка с массивным темным ключом и несколькими более мелкими. Ни дать ни взять действительно Хозяин. Только вот непонятно, почему до сих пор эти ключи у него, а не у воина в черном. Или, на худой конец, у полурослика.

Хотя, немного поразмыслив, пробуждающийся от перенесенного потрясения Даниэль, скорее всего понял почему. Кому до всего этого было дело?..

Подтаскивая к умывальникам бадью, юноша подумал, что для него самого, теперь уже очень вероятно, уготован тот же самый конец, о котором говорил оборотень-старик...

– Ну, здрасьте, – вымолвил молодой карн, скорее всего даже младше Даниэля, сунувшийся посмотреть, скоро ли он там, и, увидев его, высунувшийся обратно. – Наш подмываться изволил.

– Ну и не мешай, – отчетливо произнес Даниэль, посмотрев ему прямо в глаза. Ему надо было проверить одну возникшую мысль. По поводу всех шестерых.

– Ясно, – резво отозвался тот и, не говоря больше ни слова, убрался за порог, в общую залу. Проверка, очевидно, удалась.

Когда Даниэль вышел обратно, расчесывая волосы рукой, он первым делом остановился в дверях и, считая, что настала пора исследовать пришедшую на ум догадку, ровным тоном спросил:

– Где вещи?

Они уставились на него, каждый по-своему. Он обошел взглядом каждого, замечая выражения их лиц, по которым о многом можно было судить. Остановился, встретившись взглядом с воином в черном, на лице которого тлела неяркая нерешительность. Замер, не отпуская это лицо.

– Ван, отдай, – дернув ртом, наконец скомандовал вожак. Юноша-карн легко соскочил со своего места и, покопавшись в стоящей рядом широкой кожаной сумке, вытащил оттуда пояс с ножнами, в которых замер, переливаясь на ярком свету серебром, отцовский кинжал, затем собственно сумку Даниэля, после – завернутый в тряпицу маленький предмет. Скорее всего боевое кольцо. Сделал шаг в сторону аристократа и протянул ему, почему-то не приближаясь.

– Благодарю, – так же спокойно ответил Даниэль, принимая все это и убеждаясь, что деньги, драгоценности и зелья в целости и сохранности, продевая в боковые петли камзола ремень и застегивая его. Затем он вынул из сумки черепаховый гребень матери, единственную из ее вещей, которую позволил себе взять с собой, и причесался уже по-настоящему.

Догадка Даниэля, судя по всему, была истинной. Эти шестеро боялись его. Иначе какая сила могла бы заставить их отдать аристократу его сто пятьдесят фрагранов?.. Сумму, превышающую стоимость этой таверны в несколько сотен, или даже тысяч раз, – деньги, на которые можно было жить в роскоши несколько жизней?..

Причину опасений юноша понимал прекрасно: каждый из них скорее всего помнил, что случилось с огромным гноллем, следуя воле которого все они оказались бы мертвы, или, вполне возможно, хуже того. Все помнили, что спас их именно этот стройный и красивый, очень спокойный и отрешенный... почти мальчишка. Про которого каждый из них, дьявол его пожри, не знал совершенно ничего. Кроме разве что странной злобы прежнего, настоящего Хозяина, которая родилась из-за того, что на юношу покусился ненавидимый, проклятый, снова и снова проклинаемый собакоглавый...

– Ладно, – кашлянув, начал воин в черном, – звать меня Иннар. Будешь с нами говорить или нет?

– Буду, – кивнул Даниэль, расправляя сначала одежду, потом и плечи, начиная вновь чувствовать себя человеком. – Только поесть бы чего.

– Хозяин, мать твою! – тут же зычно гаркнул уставший от молчания грузный. – Неси там побыстрее! Жрать уж охота всем!

– Ты нести? – высунувшись из-за двери, невинно спросил поваренок, оскаливаясь в улыбке. – Давай, давай!

– Тьфу, – плюнул на пол полуседой, – вот отродье!

– Ван, помоги ему, – распорядился Иннар. И, глянув на толстяка, добавил: – Ты чего сидишь?..

Тот с кряхтением поднялся и, хрустнув разминаемыми руками, двинулся в кухню вслед за юношей-карном. Шел он, кстати, ровно, хотя несло от него, как от бочки с кислым вином.

– Где остальные? – не дожидаясь его возвращения, спросил Даниэль, краем глаза следя за тем, как похожий на пса перетаскивает к ним вплотную свой стол.

– Когда очухались после всего этого, – ответил мрачный воин, – так и ломанулись отсюда. Кому охота оставаться в проклятом месте?

– А вам почему охота?

– Мы решили, что все одно, где помирать.

Даниэль вообще-то был наслышан о Диких Землях и ужасах, здесь творившихся. Но на всякий случай спросил:

– Почему ты так уверен, что все одно где?

– Там твари и чужаки, здесь проклятие, – пожав плечами и сплюнув на пол, ответил тот. – Только там точно твари, а здесь непонятно что. А стены все ж есть.

– Чужаки – это другие кланы?

– А ты что, совсем не отсюда? – цепко всматриваясь в него, спросил до того молчавший полурослик.

– Не отсюда, Гери, – взглянув на него, ответил юноша, – не отсюда.

Полурослик заметно побледнел, увидев его лицо. Даниэль и сам не знал, что у него там такое, только чувствовал, что от него во все стороны расходится едва ощутимый холод. И что каждый из присутствующих здесь опытен и терт в жизни настолько, что чует этот холод без всяких...

Юноша совершенно не желал казаться круче, чем был, потому что по сравнению с этими, здешними, был он скорее всего никем. Но судьба завела его в тупик. Заставила измениться. Пока еще не сильно, едва заметно. Но уже ощутимо. Он был спокоен и собран, потому что только это хоть как-то могло помочь выжить. И вел себя пока что правильно... судя по реакции остальных.