Текст книги "Операция «Копье»"

Автор книги: Антон Первушин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Потом были ещё мелкие эпизодические сражения и победы, была взята Вена и рывком преодолён Дунай, пока наконец две великие армии не сошлись у захудалой австрийской деревни Аустерлиц, чтобы решить раз и навсегда судьбу Европы.

Всё это время Луи де Буагильбер, получивший звание лейтенанта, находился подле своего Императора. Ум, воля, энергичность, дар предвидения, свойственные Наполеону, приводили в восторг молодого дворянина. За Бонапартом можно было идти хоть в адское пламя, не задумываясь о последствиях и веря в счастливую звезду того, кто шагает впереди.

Впрочем, не всё было так гладко, как Луи описывал в своих посланиях домой, которые он сочинял и отправлял с фельдъегерской службой чуть ли не каждый божий день. Дело в том, что юный де Буагильбер перестал бы себя уважать, если бы осознанно «прятался» в обозе наступающей армии – его тянуло в авангард, в самую гущу боя, где, как ему казалось, он сможет проявить себя самым наилучшим образом и заслужить всеобщее уважение. О том, что в авангарде, случается, убивают, он не думал. Луи с нескрываемой завистью слушал рассказы гренадеров Мюрата и много раз представлял себя в их числе – преследующим на взмыленном коне трусливых австрийцев, срубающим одним махом десяток голов и нанизывающим врагов на клинок, словно рябчиков на шампур. Однако Наполеон не хотел ничего слышать и на просьбы де Буагильбера отпустить его под начало генерала Мюрата отвечал лаконично и твёрдо: «Нет, вы нужны мне здесь». Луи искренне расстраивался, но ослушаться не смел – дисциплина прежде всего!

Когда передовые дозоры донесли, что впереди по ходу движения армии обнаружены укреплённые позиции русских, Бонапарт велел остановиться и провести более тщательную разведку. Место под свою штаб-квартиру он выбрал в Брюнне – всего лишь в нескольких лье [74]74
  Лье – старофранцузская мера длины, примерно равная 4,5 километрам.


[Закрыть] от Ольмюца, где находился штаб коалиции и куда подтягивались свежие части из России. Откладывать генеральное сражение было нельзя, в войну на стороне коалиции должна была вступить Пруссия, и тут Наполеон повёл себя очень странно. Несмотря на то, что план наступления был составлен и с воодушевлением принят военным советом армии, Бонапарт вдруг проявил неуверенность. Он направил к русскому царю Александру своего генерал-адъютанта Савари с просьбой о встрече. Александр, увидевший в этом признаки слабости духа, высокомерно отклонил просьбу, прислав вместо себя князя Петра Долгорукова. Луи де Буагильбер присутствовал при этой беседе и был неприятно поражён тем, сколь явно Бонапарт демонстрировал свою неуверенность. Долгоруков же, напротив, не удивился и вёл себя словно победитель, диктующий свои условия побеждённому. Переговоры были остановлены только после того, как Долгоруков потребовал у Бонапарта отказаться от всех завоеваний в Австрии и Италии, вернуться с армией в пределы Франции и ждать решения о своей судьбе – подобные требования были совершенно неприемлемы, и Наполеон ответил отрицательно и довольно резко. Долгоруков раскланялся, но на лице его читалось самодовольство. Луи хотелось надеяться, что Император только изображает слабость, рассчитывая на то, что русские потеряют осторожность и захотят атаковать немедленно.

Через два дня, вечером, Бонапарт объявил свите, что собирается покинуть штабную квартиру и осмотреть бивуаки армии. Затем он продиктовал де Буагильберу приказ, который должен быть зачитан в расположениях всех французских частей. Приказ понравился де Буагильберу своей простотой и доступностью. Кроме того, каждая строка этого приказа свидетельствовала о решимости Наполеона победить во что бы то ни стало.

«Значит, всё-таки встреча с русским князем была тактическая хитрость», – подумал де Буагильбер, в очередной раз восхищённый военным гением своего кумира.

Через час Наполеон со штабом покинули Брюнн. Император в синей шинели и в треугольной шляпе на голове, совершенно презрев опасность засады, ехал впереди свиты на своём маленьком арабском скакуне. Было довольно холодно, в темнеющем небе зажглись необычайно яркие звёзды, лошади всхрапывали, из их ноздрей вырывался пар.

Луи де Буагильбер пристроился в хвосте процессии. Рысак неспешно шёл под ним, и молодой лейтенант сам не заметил, как задремал. В дрёме ему привиделись родной дом в пригороде Марселя, цветущий по весне сад, Мария с округлившимся животом, который совсем не портил её, а делал по особенному прекрасной, сестра, сплетающая венок из трав и цветов, отец, сидящий на лужайке в плетёном кресле и подставляющий незрячее обветренное лицо солнцу – он видел их всех вместе и себя вместе с ними – высокого, стройного, сильного, чью мужественность только подчёркивают ладно сидящий мундир и эполеты генерала великой французской армии. Упоение от предощущения этой замечательной жизни достигло высшей точки, когда кто-то прервал сон лейтенанта, тронув его за плечо.

– Извините, что приходится побеспокоить вас, – сказал Бонапарт очень учтиво. – Но я должен дать вам поручение на завтрашний день. Следуйте за мой.

Луи, несколько смущённый тем, что Император застал его в столь невыгодной позиции, подавляя сильную зевоту, пришпорил коня. Когда они отдалились от свиты на расстояние пистолетного выстрела, Наполеон заговорил тихим бесстрастным голосом, словно то, о чём он хотел поведать, его совершенно не касалось.

– Я хотел бы открыть вам одну тайну, друг мой, – сказал он лейтенанту. – Завтра мы можем проиграть сражение.

– Но почему? – Луи немедленно забыл и о смущении, и о зевоте. – План завтрашнего наступления очень хорош. Победа будет за нами.

– Иногда случается так, – отвечал Бонапарт, – что даже самый изощрённый военный план не может дать перевеса.

– Мой Император, если вы говорите о настроениях в армии, – предположил де Буагильбер, – то все мы испытываем воодушевление. Мы уже били и австрийцев, и русских – разобьём их ещё раз.

– Вы не поняли меня, лейтенант, – сказал Наполеон, и в голосе его прозвучали стальные нотки. – Если я утверждаю, что наш военный план не даёт нам преимущества в предстоящем сражении, значит, у меня есть основания так говорить.

Луи опустил голову. К счастью, было уже темно, и Наполеон не мог увидеть, как густо покраснел его юный адъютант.

– Простите меня, сир.

Но Бонапарт будто бы не услышал его.

– Видите ли, мой друг, – сказал он, – австрийский император Франц имеет неочевидное преимущество: помимо войск и поддержки монархов Европы, он наследник одной из древнейших традиций – ему принадлежит Копьё Судьбы.

– Не может быть! – вскричал Луи.

– Тише, мой друг, об этом должны знать только вы.

– Но я полагал, – де Буагильбер понизил голос, – что Копьё – это сказка, красивая легенда.

– Так многие полагают, но оно существует на самом деле. И я уверен, что император Франц прибегнет завтра к силе, заключённой в этой реликвии.

Только тут до юного дворянина дошёл смысл слов, сказанных Бонапартом чуть раньше. «Об этом должны знать только вы». Высшая степень доверия, проявленная величайшим человеком эпохи!

«Но чем же я её заслужил? – пронеслось в голове у Луи. – Неужели тем, что написал когда-то рыцарский роман?» – Сила, заключённая в Копье, – говорил тем временем Наполеон, – может изменить ход завтрашнего сражения. Если австрийский император и русский царь проявят хоть каплю здравого смысла и не дадут увлечь себя на наш левый фланг, это само по себе осложнит наше положение. Но если к этому добавится сила Копья, мы будем разбиты.

Луи не верил в фантастические возможности Копья и хотел уже сказать об этом Императору, но вовремя одумался. Вместо этого он спросил:

– Что мы можем сделать, сир?

– Вы должны похитить реликвию. Для меня. И для Франции. Я дам вам двоих лучших гренадёр из гвардии. Этого более чем достаточно. Там, где не сможет пройти армия, всегда пройдут три смелых человека. К рассвету вы должны обойти аванпосты русских и затаиться у дороги, ведущей на Працен. Франц и Александр поедут по ней вслед за своими войсками, и вы в форме офицеров русской армии легко смешаетесь с их свитой. К тому времени уже будет идти бой, и на вас не обратят внимания. По крайней мере, я надеюсь, что не обратят.

Де Буагильбер подумал, что вряд ли будет так просто смешаться с чужой свитой, но Наполеон, видимо, и сам это понимал.

– Я посылаю вас на верную смерть, мой друг, – сказал он. – Готовы ли вы умереть за Францию и своего Императора?

– Готов! – откликнулся де Буагильбер без малейших колебаний. – Мы все готовы умереть за вас, сир. Но скажите, почему вы выбрали именно меня? Чем я заслужил такую честь – быть посвящённым в тайну?

– Потому что только вам из всей Франции Копьё дастся в руки, – ответил Наполеон. – Поверьте, я не хотел бы рисковать вами, но вы и реликвия связаны друг с другом общей судьбой.

Де Буагильбер не мог больше скрывать правду от своего Императора.

– Моя книга – вымысел, – признался он. – От начала и до конца. Мой предок, Бриан де Буагильбер, никогда не прикасался к Копью.

Наполеон покровительственно рассмеялся.

– Вы ошибаетесь, мой друг. Фуше провёл самое тщательное дознание. Ему даже пришлось на короткий период покинуть Францию, чтобы приоткрыть тайну Третьего крестового похода. Он установил, что ваш предок сумел спасти Копьё от рук сарацин и доставил его в миланскую обитель Ордена тамплиеров. С этого момента начинается возвышение Ордена, закончившееся только в 1307 году. То, что вы, не зная всего этого, сумели в своём романе воспроизвести ход подлинных исторических событий, навело меня на мысль об определённом влиянии Копья на вашу судьбу. Оно словно бы призывает вас повторить подвиг предка. И если кому и суждено вырвать реликвию из рук императора Франца, то только вам.

Слова Наполеона произвели на молодого дворянина самое сильное впечатление. Хотя он и остался при своём мнении относительно легенды о Копье, представившуюся возможность проявить себя геройски и, может быть, решить (чем чёрт не шутит!) исход всей кампании, не следовало выпускать из рук.

– Я добуду реликвию, – пообещал Луи де Буагильбер. – Я добуду её для вас, мой Император!

– Вы будете щедро вознаграждены, лейтенант. Только вернитесь живым и с Копьём в руках.

Под покровом ночи трое офицеров, переодетых в русские мундиры, углубились в расположение частей коалиции по одной из дорог, ведущих в обход Праценских высот. Позади остались бивуаки французской армии, где зачитывался сейчас приказ Наполеона, и он сам выступал перед своими солдатами, вдохновляя их на битву. В одном месте лазутчики едва не провалили всё дело, столкнувшись с дозором из четырёх верховых гусар. Их спасло только то, что дозор очень шумел, и решительность Луи, который услышав странную фразу на незнакомом языке, произнёсённую громко и совсем рядом, выстрелил на звук из пистолета, чем напугал дозорных, которые, видно, решили, что наткнулись на вражеский аванпост, и спаслись бегством. Гренадеры для закрепления успеха пальнули ещё четыре раза, с удовольствием слушая торопливый удаляющийся перестук копыт.

Отыскать нужное место оказалось делом непростым. Под утро между холмами сгустился туман, и если бы не подробная карта, которой лазутчиков снабдили штабные, потеряться здесь было бы проще простого. С рассветом видимость не улучшилась, и Луи подумал, что это играет на руку Наполеону – штаб коалиции не сможет оценить всю степень угрозы для себя и вовремя отреагировать.

С запада уже доносилась беспорядочная пальба, когда лазутчики увидели на дороге скачущий галопом эскадрон всадников, возглавляемый двумя офицерами. Один из них был в чёрном мундире с белым султаном на рыжей лошади, другой – в белом мундире на вороном жеребце.

– Это они, – шепнул гренадер.

– Вперёд, – скомандовал Луи.

Трое французов выехали из лощины и на некотором удалении пристроились в хвосте эскадрона. Быстро выяснилось, что царь Александр и император Франц направляются к штабу русских войск, где генералы коалиции готовились начать сражение. На глазах у лазутчиков между монархами и штабом состоялся разговор, после которого стоящие вблизи полки пришли в движение.

И вдруг из-за деревьев, из-за редеющего тумана выступили плотные шеренги французской пехоты. Грянул слаженный залп, и началось нечто невообразимое. Русские войска смешались и побежали. Луи никогда не видел подобной паники. Лавина солдат, бросая оружие и знамёна, топча раненых, устремилась прочь с поля боя, даже не пытаясь оказать сопротивление. Русские генералы не могли остановить это бегство. Но самое главное – паника охватила свиту монархов, и сами они, разделившись и пришпорив своих коней, забыв о достоинстве, поскакали прочь. План Наполеона принёс быструю и изумительную победу.

– Не потеряйте Франца! – крикнул Луи гренадерам.

Трое лазутчиков, лавируя между бегущими отрядами, последовали за монархом Австрии, стараясь не выпустить его белый мундир и вороного жеребца из виду.

Через две сотни шагов они нагнали Франца. Гренадеры прижали императора к канаве, а Луи спрыгнул на землю и схватил его лошадь под уздцы.

– Кто вы?! – крикнул Франц.

Лицо его было перекошено ужасом.

– Мы верные сыны Франции, – отвечал Луи с улыбкой превосходства. – Мы пришли за реликвией.

– Я не понимаю, о чём вы говорите.

Австрийца трясло так, что речь его сделалась невнятна.

– Копьё! Где Копьё Судьбы?!

– Я… не понимаю…

Всё происходило слишком быстро, и Луи понял, что только очень действенные методы могут дать сейчас результат.

– В таком случае, сир, – сказал он, – мы будем вынуждены убить вас!

Один из гренадер вытащил из-за пояса заряженный пистолет и навёл его на Франца. Он был из ветеранов, служивших при Бонапарте ещё во времена Революции, и для него император Австрии и Священной римской империи ничем не отличался от любого другого врага Наполеона.

– У меня нет никакого копья! – взвизгнул Франц. – Это ошибка!

– Придётся его обыскать, – предложил гренадер.

Луи кивнул и, ухватив австрийского императора за пояс, стащил его с коня. Потом извлёк нож. Франц при виде остро заточенного лезвия зажмурился, как ребёнок, а де Буагильбер принялся резать его одежду. Действовал он без аккуратности и нанёс австрийцу несколько неглубоких ран. Ярко-алая кровь окрасила лохмотья, в которые на глаза превращался великолепный мундир. Франц тихо подвывал, но не сопротивлялся.

«Господи, – подумал де Буагильбер, – ну и помазанники у тебя!» Человек, которого раздевал лейтенант, был просто жалок. В нём не было ничего от той величественности, коей должны обладать короли земные от рождения до самой смерти. В этом смысле, Бонапарт имел больше прав называться императором, чем все эти ничтожества, унаследовавшие власть над огромными странами.

Наконец обнажилась грудь, но вместо наконечника Копья, который Луи рассчитывал найти под мундиром, он увидел золотой крестик на цепочке. И в этот момент мир вокруг будто взорвался.

Франца спасло то, что он стоял за своим конём. Ядро, выпущенное с вершины ближайшего холма, где только что развернулась французская батарея, упало в канаву, в нескольких шагах. Большую часть осколков отразили стены канавы, но несколько из них прошили тела королевского жеребца и юного де Буагильбера.

«Я ранен, – подумал Луи. – Я падаю».

Жеребец захрипел рядом, а лейтенант упал на холодную землю и на несколько мгновений потерял сознание. Когда же пришёл в себя, то открыл глаза, надеясь увидеть, чем закончилась схватка, ушёл ли австрийский император или всё-таки его удалось остановить. Но ничего не увидел, кроме неба – высокого неба, неясного, но всё-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нему серыми облаками.

«Как тихо, спокойно и торжественно, – подумал Луи. – Как же я не видел прежде этого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!..» Он пролежал под этим небом то ли минуты, то ли часы. Боль в истерзанном осколками теле то становилась невыносимой, то утихала. А потом Луи услышал голоса. Говорили по-французски – сразу несколько человек приближалось к нему.

– Это наш лейтенант, – сказал близкий и одновременно очень далёкий голос.

Несколько фигур склонились над ним.

– Лейтенанту нужна помощь. Позовите солдат.

Луи почувствовал, как сильные руки поднимают его над землёй. И тут он увидел Наполеона. Тот с безучастным лицом подъезжал к нему на своей серой лошадке. Ещё немного, и Бонапарт остановился над раненным.

– Вы живы, лейтенант? – спросил Император. – Я рад, что вы живы.

Потом лицо его дрогнуло и, наклонившись в седле, Бонапарт задал новый вопрос:

– Где реликвия, лейтенант?

Наверное, не будь Луи столь ослаблен ранением и кровопотерей, он смог бы рассказать Бонапарту, что никогда никакой реликвии не было и нет, что знание Наполеона о Копье основано на предрассудках и лжи, но теперь, устремив свои глаза на Бонапарта, он молчал… Ему так ничтожны показались в эту минуту все интересы, занимавшие Бонапарта, таким мелочным показался сам кумир его со своим мелким тщеславием, – в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, что он не мог отвечать.

Глядя в глаза Наполеону, де Буагильбер думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни и о еще большем ничтожестве смерти, смысла которой никто не мог понять и объяснить из живущих на этом свете.

– Где реликвия? – повторил свой вопрос Наполеон. – Где она?

– Я не знаю, – прошептал Луи де Буагильбер для того только, чтобы этот маленький человек, называющий себя императором, перестал его мучить и ушёл. – У короля Франца… Я не успел…

Лицо Наполеона снова сделалось безучастным. Он выпрямился в седле и, отъезжая, обратился к одному из сопровождавших его офицеров:

– Позаботьтесь о лейтенанте. Пусть его свезут в мой бивуак – доктор Ларрей осмотрит его раны.

Носилки тронулись. При каждом толчке Луи опять чувствовал невыносимую боль, его лихорадочное состояние усилилось, и он начал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем ребёнке и нежность, которую он испытывал в ночь накануне генерального сражения, ничтожная фигура Наполеона и над всем этим высокое небо – составляли основу его горячечных представлений.

Тихая жизнь и спокойное семейное счастье в пригороде Марселя снова представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастьем, когда вдруг являлся маленький Наполеон с своим безучастным, ограниченным взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением…

* * *

(Комплекс «Нитка», Саки, Крым, январь – март 2000 года)

– Так, – сказал Стуколин, потирая кулак. – Сейчас я буду кого-то бить.

Выпятив челюсть, он двинулся через плац к автобусу, из которого выбирались только что прибывшие новички. Лукашевич забеспокоился, выискивая среди десятка офицеров того, кто мог вызвать столь резкое проявление неприязни у Алексея, а когда увидел, то чуть ли не обогнал своего решительного друга.

– Здравствуй, Руслан! – закричал Стуколин, протягивая руку.

Старший лейтенант Рашидов – а это, несомненно, был именно он – инстинктивно потянулся, чтобы ответить на приветствие, и тут же получил сильный прямой удар в переносицу. Не удовлетворившись достигнутым, Стуколин заработал кулаками, пока Рашидов не упал на землю.

– Вы что, очумели тут? – один из новоприбывших схватил Алексея за руку, но тот вырвался.

– Спокойно, – Лукашевич оттёр офицера. – За дело он его бьёт, за дело…

– Я его не бью, – сказал Стуколин, – я его убиваю. Вставай, тварь, – он пнул ворочающегося на земле Рашидова.

Оттираемый Лукашевичем офицер вдруг посветлел лицом.

– Алексей! – позвал он Стуколина. – Друг мой, ты ли это?

Стуколин оглянулся:

– Серёга? Золотарёв? Ты-то откуда здесь?

– От верблюда, – капитан Золотарёв подошёл ближе. – За что ты его? – спросил он, указывая на Рашидова.

– Этот подонок убил нашего однополчанина, – проинформировал Стуколин. – Вот уж не думал, что мне такое счастье подвалит – встретиться с ним один на один.

Сплёвывая кровь и пошатываясь, Рашидов встал. Левый глаз у него быстро заплывал.

– А я ведь и не узнал тебя, Алексей, – сказал он, криво усмехаясь. – Здравия желаю.

– А я тебе нет.

Стуколин вновь размахнулся, но на этот раз Руслан не позволил себя бить. С неожиданной скоростью он уклонился и нанёс свой удар – левой под солнечное сплетение. Стуколин охнул и на несколько секунд потерял дыхание. Лукашевич кинулся было на помощь, но Золотарёв удержал его, схватив за плечи:

– Не все сразу, ребята. Бить вдвоём одного – некрасиво.

– Мать твою, – сказал Стуколин, отдышавшись.

– Давай, давай, – подзуживал Рашидов, он принял боксёрскую стойку и приплясывал от нетерпения. – Покажи, на что ты способен.

Неизвестно, чем закончился бы поединок, но тут прозвучала зычная команда: «Прекратить!», и на плацу появился седобородый капитан первого ранга в сопровождении Громова и двух местных офицеров чином пониже.

– Товарищи офицеры! Строиться! Смирно!

Лётчики построились, и капитан прогулялся вдоль неровной шеренги.

– Так, так, так, – сказал он. – Это твои орлы, подполковник?

– Мои, – признал друзей Константин.

– Не успели прописаться, а уже в драку лезут. Плохо воспитываешь.

– Воспитываю как умею, – отозвался Громов. – Честно говоря, Андрей Андреевич, я и сам приложился бы. Этого урода сюда направили совершенно зря.

Капитан первого ранга остановился рядом с Рашидовым, лицо которого уже успело превратиться в сплошной синяк.

– Я читал его дело, – сообщил Андрей Андреевич присутствующим. – Урод, конечно, изрядный, но и лётчик первоклассный. А выбирать нам не приходится, – он вздохнул. – Покажите старшему лейтенанту, где у нас медчасть, – приказал Андрей Андреевич одному из своих.

Рашидов козырнул и строевым шагом отправился в медчасть.

– Теперь займёмся остальными, – сказал капитан первого ранга. – Итак, товарищи офицеры, меня зовут Андрей Андреевич Шапиро. Я начальник комплекса «Нитка», на котором вам в течение двух ближайших месяцев предстоит пройти ускоренный курс обучения на получение звания офицеров военно-морской авиации. За этот период вы должны будете освоить материальную часть истребителя «Су-33» и научиться управлять им. Для этого у нас созданы все условия. К примеру, мы имеем в своём распоряжении точную копию палубы авианосца типа «Адмирал Кузнецов». Мы научим вас совершать взлёт и посадку, маневрировать рядом с палубой и так далее. К сожалению, у нас будет очень мало времени на вашу боевую подготовку. Тут вы должны рассчитывать прежде всего на свой собственный опыт в этой области – как я понимаю, случайных людей среди вас нет. Особенности боевого применения «Су-33» вы сможете обсудить со старшим инструктором подполковником Тимуром Мерабовичем Барнавели. Вопросы есть?

– Разрешите? – Стуколин шагнул из строя.

– Пожалуйста, – Шапиро благосклонно кивнул.

– Можно закончить начатое?

Шапиро повернулся на каблуках и подошёл к Стуколину. Громов за его спиной показал Алексею кулак.

– Я вижу тут какие-то проблемы личного плана? – спросил Шапиро вроде бы дружелюбно. – Старые счёты? Незабытые обиды? Что ж, я не могу запретить вам лелеять свои обиды – пожалуйста, лелейте сколько угодно. Но при этом имейте в виду, – начальник «Нитки» возвысил голос, – за подготовку каждого из вас заплачено твёрдой валютой, но я и только я буду принимать решение о вашем участии в предстоящей операции. Если я или кто-нибудь из моих офицеров заметит нечто похожее на сегодняшнюю безобразную сцену, можете сразу же собирать вещички. Если говорить конкретно о вашей проблеме, товарищ капитан, – Шапиро снова повернулся к Стуколину, – то знайте: вы – первый кандидат на отчисление, и чтобы быть уверенным в вашей способности контролировать себя, я назначаю вас в постоянную пару со старшим лейтенантом.

– Я отказываюсь, – громко и твёрдо сказал Стуколин.

– Вот как? – Шапиро прищурился. – Тогда попрошу, – он указал на автобус. – Через полчаса будете в Евпатории. Оттуда любым видом транспорта и куда угодно. Есть ещё желающие составить ему компанию?

– Я! – выкрикнул Лукашевич и тоже покинул строй. – Я не могу ручаться, что не надеру Рашидову задницу при первой возможности.

– Замечательно, – Шапиро, казалось, был доволен. – Занимайте места в автобусе согласно купленным билетам. Остальным – добро пожаловать на «Нитку»!

– Подождите, – сказал Громов. – Не стоит совершать необратимых поступков. Если вы позволите, товарищ капитан первого ранга, я берусь убедить своих друзей в ошибочности их поступка.

– Сколько вам потребуется времени на это?

– Десять минут.

– Хорошо, – согласился Шапиро. – Автобус подождёт сколько надо. Остальные свободны до четырнадцати ноль-ноль. Комнаты в офицерском общежитии для вас приготовлены. Устраивайтесь. В четырнадцать ноль-ноль – обед, после него – первое занятие. Честь имею, – козырнув лётчикам, начальник «Нитки» удалился.

– Отойдём, – сказал Громов друзьям.

Под взглядами пилотов они ушли с плаца и заняли деревянную беседку. Стуколин с самым независимым видом похлопал себя по карманам, вытащил пачку «Космоса» и закурил.

– Ну? – спросил Лукашевич у Громова. – О чём ты хочешь с нами поговорить? О дисциплине? Тогда не стоит. Мы прилетели сюда по собственному желанию, а не по приказу Министра обороны или Главкома ВВС, а потому вольны в любой момент отказаться от дальнейшего участия в операции. Свободным пиратам, как ты знаешь, закон не писан.

– Вот вы как заговорили? – Константин даже не пытался скрыть своего раздражения. – Значит, чтим память невинно убиенного Беленкова? А потому пошло всё на фиг, так?

– Чтим, – подтвердил Стуколин, выпуская струю дыма в потолок беседки. – А потому пошло всё на фиг.

– А ты, значит, за солидарность? – Громов посмотрел на Лукашевича.

– О чём ты, Костя? – Лукашевич даже взмахнул руками. – Какая, к чертям, солидарность? Я этого козла замочить хочу не меньше, чем Алексей.

– Высказались? – подвёл черту Громов. – Ну так послушайте меня. Я не буду вас убеждать, что Рашидов взял вдруг и перевоспитался. Я в это не верю, а вы тем более не поверите – не тот человек наш Руслан, чтобы переменить свои убеждения. Но то, что он сегодня на нашей стороне, по-моему, очевидно.

– А мне плевать, на чьей он стороне, – заявил бескомпромиссный Стуколин. – Даже если за него Главком будет хлопотать…

– Вы всё забыли, – резко перебил Громов. – Вы что же, теперь считаете, что тогда в Заполярье была криминальная разборка? Один авторитет наехал на другого авторитета, а пацаны развели друг друга по понятиям? Так вы считаете? Скажите, так?

Лукашевич отвёл глаза.

– Молчите? Тогда скажу я. То была война! И Рашидов воевал за свою родину, как мы воевали за свою. Да, он сбил Беленкова, а Сергей был нашим другом и сослуживцем. Но и ты, капитан Лукашевич, сбивал его друзей и сослуживцев, за что теперь имеешь Звезду. А ты, капитан Стуколин, сбил самого Рашидова и тоже не обделён почестями. В той войне мы победили, но у нас не было и никогда не будет морального права издеваться над побеждёнными.

– О! – сказал Стуколин. – И это говорит самый натуральный подполковник.

– Натуральнее некуда, – огрызнулся Громов. – Ну в общем так, ребята, дело, конечно, ваше, но если вы сейчас из-за своих амбиций вернётесь домой, с этого момента мы незнакомы, и руки я вам больше никогда не подам.

Лукашевич посмотрел на Стуколина. Стуколин посмотрел на Лукашевича.

– Это шантаж, Костя, – сказал Лукашевич. – Нехорошо шантажировать друзей.

– На войне друзей нет! – заявил Громов беспощадно. – Только союзники или враги.

Стуколин затоптал окурок.

– Ладно, – сказал он. – Не бросать же тебя одного в пекло – без нас ты быстро окочуришься.

– А что скажешь ты? – Громов повернулся к Лукашевичу.

Алексей криво усмехнулся.

– Пусть будет по-твоему, – заявил он. – Но только не проси нас, Костя, сидеть с Рашидовым за одним столом и хлебать из одной миски.

– Из одной миски – точно не заставлю, – пообещал Константин. – Мисок у нас хватает…

* * *

Учебная программа комплекса «Нитка» была рассчитана на подготовку элиты истребительной авиации, и требования к обучающимся предъявлялись соответствующие.

Легче всех было Константину Громову: ещё в будущность свою «русским витязем», он осваивал «Су-33» и даже совершил несколько учебных посадок на палубу «Адмирала Кузнецова». Остальным приходилось много труднее.

Сначала – изучение материальной части по сверхплотному графику с частыми тестами и контрольными, призванными закрепить усвоенную информацию. «Су-33» был фактически последним истребителем, запущенным в серийное производство ещё при советской власти. Все чертежи, расчёты, спецификации, технологические карты для этого самолёта были подготовлены в те времена, когда денег на авиацию не жалели. Казалось бы, раз всё готово – штампуй не хочу. Но производство даже полностью обкатанной машины оказалось не по финансам новому российскому правительству, и «Су-33» до сих пор выглядели диковинкой, к которой не знали как подступиться даже опытнейшие пилоты.

(На самом деле, аэродинамически «Су-33» мало чем отличается от знаменитого «журавля» – «Су-27». Консоли крыльев сделали складывающимися, чтобы сэкономить место на ангарной палубе и упростить конструкцию самолётоподъёмников; добавили переднее оперение[75]75
  Так называемое ЦППГО – цельноповоротное переднее горизонтальное оперение.


[Закрыть], чтобы увеличить маневренные возможности; усилили шасси, чтобы предотвратить их поломку при ударе о раскачивающуюся палубу; присоединили к хвостовой части фюзеляжа выпускающийся тормозной гак, чтобы было чем цеплять аэрофинишеры – вот и все новшества.

Другое дело – начинка. «Су-33» проектировался как перспективный истребитель, по своим тактико-техническим характеристикам опережающий ближайших конкурентов как минимум на десяток лет. Поэтому на него ставилось самое современное оборудование. «Су-33» оснащён новейшей системой управления вооружением с усовершенствованной импульсно-доплеровской РЛС, обеспечивающей поиск и сопровождение до 10 целей на фоне земли или воды, и оптикоэлектронного локатора, состоящего из теплопеленгатора и лазерного дальномера, скомбинированного с нашлемной системой целеуказания. Последняя позволяет выдавать указания головкам самонаведения ракет и сканирующему устройству оптикоэлектронной станции простым поворотом головы лётчика в сторону цели. Кроме этой во всех смыслах передовой системы, на «Су-33» имеется станция радиоэлектронной разведки «Берёза», через речевой информатор сообщающая пилоту об облучении самолёта радарами противника. Специальная система навигации, напрямую связанная с орбитальной спутниковой группировкой ГЛОНАСС, обеспечивает полёт в любых географических условиях и позволяет осуществить точный выход истребителя к своему кораблю или любому аэродрому. Морально устаревший индикатор с подсветкой на лобовом стекле заменён на многофункциональный жидкокристаллический цветной дисплей, предоставляющий пилоту всю необходимую информацию. Имеется также табло отказов, способное выдавать рекомендации на все случаи жизни.