Текст книги "Японская война 1905. Книга седьмая (СИ)"

Автор книги: Антон Емельянов

Соавторы: Сергей Савинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Да какой заказ! – только и махнул рукой Власьев. – Вы разве не знаете? Тут генерал Шереметев переводится в Кишинев, так он с собой несколько тысяч рабочих решил забрать. Да всем заработную плату положил почти 80 рублей в месяц. Вы представляете, не лучшим специалистам, как сейчас, а всем! А лучшим так и до 200 рублей в месяц обещает. Естественно, у меня сейчас недобор, и половина цехов встала. Приходится ждать, пока он уедет, да слухи, что такое возможно, затихнут.

Анна вспомнила, что на старом Путиловском тоже что-то подобное обсуждали. У нее-то на моторных линиях и так примерно столько платили, вот и пропустила, но… Неужели этот генерал не видит ничего плохого в том, что случилось?

– Это отвратительно, – Власьев все-таки что-то видел. – Вот, скажите, зачем было нанимать людей именно в столице? Неужели для армейских работ никого на месте не найти? Найти! Но этот Шереметев словно всем назло решил вывезти всех, кого только можно. И ведь не только мы сейчас стоим, половина заводов не знает, что делать. Приходится даже обсуждать повышение заработной платы и сокращение рабочего дня. Хотя какой смысл давать людям отдыхать, если нам их как раз не хватает?

– Чтобы из деревень больше ехало, – задумавшись, Анна ответила на вопрос, на который и не ждали ответа.

– Да я понимаю, – Власьев снова в отчаянии махнул рукой. – Люди-то понаедут, но что потом? Они ведь запомнят, как можно! И снова за меньшие деньги к нам уже никто не пойдет.

– Прошу прощения, Геннадий Александрович, – Анна попробовала вернуть генерала к тому, зачем пришла. – Я понимаю ваши сложности и попытки думать о будущем, но… Все же броневики, которые вы не сделали, нужны армии. Их ждет лично Николай Александрович.

– А пушки и снаряды от нас ждет Алексей Александрович, – отрезал Власьев.

И все сразу стало понятно. Обуховский всегда плотно сотрудничал с морским министерством, и сейчас, когда их прижало, они все оставшиеся силы бросили именно на заказы флота. А все остальное – не страшно. Власьев, было видно, не сомневался, что великий князь его в случае чего прикроет. Но что было делать девушке? Банки вряд ли отнесутся с пониманием к этой ситуации. Возможно, не стоило так сильно залезать в долги, но Анна уж слишком поверила в то, что ради царского заказа ей никто не посмеет отказать.

Реальность умела ударить и избавить от иллюзий. А еще, как назло, Веры не было рядом: отправила ее с Шереметевым, чтобы на месте присмотреть за делами, и теперь такое ощущение, что рук постоянно не хватает… С другой стороны, деньги за этот заказ помогут продержаться еще месяц, а то и два, в зависимости от объемов.

Мысли Анны тут же прыгнули к тому, что, несмотря на сволочной характер, Власьев все же подал ей хороший пример. Не стоит верить бумагам – в большом бизнесе можно полагаться исключительно на людей. На правильных людей. Вот и ей нужно так же. К счастью, Анна знала только одного такого, кто мог бы помочь ей выбраться из этой ямы, а еще ей было что ему предложить.

Вернувшись на Путиловский, девушка закопалась в бумаги. Если придержать новую линию моторов, которые пока все равно не нужны… Если вернуть часть разобранных станков для броневиков… Добавить к этому последние лицензии и их собственный опыт вместе с набитыми на тысячах моторов руками… Анна собрала все это в одно стройное предложение и пошла на заводской телеграф.

Сообщение в Маньчжурию набирали почти пятнадцать минут, и за это время девушка не раз перечитывала то, что написала. Новый броневик с новым мотором на 80 лошадей и закладными под все механизмы, что в Инкоу обычно ставили на местах. Согласится или нет? С момента отправки сообщения прошел уже час, можно было отправляться к себе. Не факт, что ее сообщение даже сегодня дойдет до Макарова.

Анна накручивала себя, но тем не менее уходить никуда не собиралась. И тут телеграф снова застучал.

– Что там? – спросила она и, не дожидаясь ответа, выхватила расшифровку из рук связиста.

Согласен. Нужен каркас, без подвески. Рядом с мотором заложить свободное место под дополнительные механизмы. Завтра отдельно пришлю компоновку…

Сообщение было еще не закончено – все-таки Анна схватила его чуть раньше, чем нужно. Но, главное, Макаров согласился. Сколько бы машин он ни заказал, почему бы ни отказался от колес – у нее, у завода будут деньги.

– Анна Алексеевна, – связист тем временем закончил расшифровку второй части сообщения и передал бумагу девушке.

Итак, сколько? Анна подняла лист повыше – ее глаза расширились. Она даже подошла поближе к свету, чтобы точно проверить, что не ошиблась.

Нужно 2000 (две тысячи) машин. Поставки по мере готовности, но не меньше 200 (двухсот) в месяц. Аванс готов отправить прямо сегодня.

Ноги девушки чуть не подогнулись. Такой заказ решал все ее проблемы. Да какие проблемы! Если Макаров отправит аванс, она уже завтра закроет все кредиты! И пусть придется работать в разы больше. Пусть в столице проблемы с рабочими. Она справится! В конце концов, когда на кону такие деньги, можно действительно еще раз увеличить зарплаты. И пусть Власьев и остальные дальше сомневаются и кусают локти. Сколько им будет угодно!

Настроение у Анны было боевым, но в то же время какая-то ее часть невольно задумывалась… А для чего все это Макарову? Войны-то нет.

Глава 10

Шереметев слушал, как замедляется перестук колес – они подъезжали все ближе и ближе к Кишиневу, где его судьба сделает следующий шаг вперед. Приграничье империи, место, где пересекаются пути из Одессы, Киева и Петербурга. Генерал был в предвкушении и лишь краем уха слушал, что обсуждают попутчики.

– Кто в России еще недавно был из литераторов? – рассуждал молодой капитан Нарышкин, приписанный к штабу благодаря своей фамилии. – Мистики вроде Брюсова, революционеры, упивающиеся чаем на кухне у Горького, эстеты из «Мира искусств», чьи фамилии не помнит никто кроме них самих, ну и, конечно, классики вроде Толстого.

– Я бы еще выделил молодую поросль, – заметил его товарищ, – вроде Бурлюка или Северянина. Они еще только начинают, но уже чувствуется… Это будет что-то новое. Стихи, живопись и проза будущего.

– Будет или нет, мы не знаем, – не согласился Нарышкин, – но вот кто точно проявил себя в последнее время – это писатели-иностранцы. Славу Джека Лондона, который нашел себя по крылом генерала Макарова, ведь заметили. Я слышал, что Гийом Аполлинер – этакий французский Бальмонт – устроил скандал в Париже, когда заявил, что выучит русский, чтобы лично печататься у нас. И не только он. Герберт Уэллс активно продает свои переводы. Раньше ими интересовалось разве что издательство Адольфа Маркса, но теперь и Сытин, и «Весы», и даже «Современник» – всем шлют новые тексты. Крестная моей кузины Зинаиды рассказывала, что скоро должны выйти рассказы Бернарда Шоу, Редьярда Киплинга и даже Томаса Манна. Вы же помните этого немца, который написал «Буденброков»?

Шереметев, когда услышал имя Макарова, сначала напрягся, но потом понял, что это всего лишь разговор о литературе, и быстро потерял к нему интерес. Молодым людям была приятна мода на Россию, Степан Сергеевич же в отличие от них не мог не думать ни о чем, кроме того, что его ждет. Вера, которая поехала с ним, чтобы на месте наладить поставки с Путиловского, тоже молчала. Она в целом мало говорила, а еще… Иногда, когда бросала на Шереметева быстрые взгляды своих холодных серых глаз, даже бывалого генерала, не раз ходившего под пулями и снарядами, бросало в дрожь.

В этот момент паровоз издал три победных гудка, и скорость еще больше упала – они приехали. Шереметев с трудом выдержал последние минуты, чтобы встать, только когда состав уже окончательно остановится, но потом пошел на улицу самым быстрым шагом, что могли позволить ему приличия. Чтобы скорее вдохнуть полной грудью свежий европейский воздух, и…

Кишинев с первого взгляда впечатлял. Вокзал новый: его построили всего 30 лет назад. Массивное двухэтажное здание из красного кирпича с белыми колоннами, арками и имперским орлом по центру смотрелось внушительно. Сами перроны и навесы сколотили из дерева, но зато столбы, на которых все стояло, были уже узорные, чугунные. И суета. Сразу становилось понятно, что это большой город. Сотни спешащих по своим делам людей, десятки евреев-торговцев, зазывно кричащих что-то на своем каркающем говоре, и не меньше полуроты солдат. Стоят, скучая, на каждом углу и лениво покуривают махорку.

Хорошее настроение немного испортилось, стоило только представить, сколько придется потратить сил, чтобы побороться с этой вольницей.

– Воняет, – рядом с Шереметевым спустилась и встала Вера.

Девушка картинно поднесла перчатку к носу, и тут до Степана Сергеевича тоже донесся такой знакомый запах лошадиного пота и навоза. Точно, в Кишиневе же еще не построили трамвайные пути, да и автомобилей еще нет – так что все передвижения шли в комплекте с полным погружением в атмосферу прошлого века.

– С прибытием, мы вас ждали! – к Шереметеву подошла делегация во главе со статным мужчиной лет сорока, который тут же поспешил представиться. – Алексей Николаевич Харузин, губернатор Бессарабии, поставлен на эту должность после беспорядков 1903 года.

Шереметев тоже представился, вспоминая про себя, что слышал про те события. Довольно крупные еврейские погромы. Несколько десятков трупов, под сотню раненых, а началось все…

Ему не дали додумать.

– Позвольте представить вам первых лиц города, – Харузин обвел рукой пришедших вместе с ним людей. – Михаил Николаевич Крупенский, предводитель дворянства, городской глава – Кароль Гроссул, генерал Карл Беркман – вы как раз приехали ему на смену, но он с радостью задержится еще на пару месяцев, чтобы ввести вас в курс всех своих дел.

Харузин еще несколько минут говорил, последними ткнув пальцем в представителей кишиневской буржуазии. Пронин – местный главный подрядчик, который курировал все городские стройки, и Крушеван – редактор газеты «Бессарабец»… В этот самый момент Шереметев вспомнил, что именно с нее же и начались те самые погромы два года назад. Погиб мальчик, а в статье написали, что это было ритуальное убийство. И чуть ли не пальцем указали на евреев. Неудивительно, что город вспыхнул как спичка.

После этого Шереметев уже совсем по-другому посмотрел на усиленные патрули и стоящих повсюду солдат. И евреи-торговцы: их так много именно здесь, потому что это вокзал или из-за того, что они предпочитают не уходить далеко от мест, где их могут защитить? Первое неприятное открытие, но скоро последовало еще одно. Харузин с гордостью рассказал, что в городе во время последней переписи насчитали аж 125 тысяч человек. Всего-то… Шереметев ждал большего.

С другой стороны, и 125 тоже немало. Взять Харбин, главный город Маньчжурии до войны – в 1904-м там проживало около 30 тысяч человек, и им всем с трудом хватало места и работы. Вот только сейчас население в том же Харбине выросло в два раза. А Инкоу? Еще недавно деревня, где пять тысяч человек можно было увидеть только в сезон. А после войны там только рабочих из пленных и нанятых китайцев набралось под сотню тысяч. Шаг вперед теперь казался уже не таким верным решением. А тут еще Вера добавила соли на рану.

Девушка хмыкнула, оценив простенький фонтан сразу за вокзалом и короткий бульвар, ведущий к мэрии и кафедральному собору. Впрочем, несмотря на скромные размеры, центр города смотрелся неплохо: не хуже, чем в Твери или каком-нибудь Саратове, но дальше… Даже отсюда было видно окраины, где вместо прямых и ровных улиц темнели пятна хаотично разбросанных одноэтажных мазанок с соломенными крышами. А за ними и вовсе… Огромные стада ленивых коров идеально дополняли этот пейзаж.

– Большая деревня, – озвучила свой приговор Вера. – Сколько? Уже сто лет, как мы присоединили Бессарабию к империи, но они упорно держатся за то, кем и чем были раньше в Королевстве Румынском.

Где-то вдали раздался выстрел. На мгновение все вокруг напряглись, но продолжение не последовало, и губернатор даже улыбнулся. Кажется, тут подобное никого даже не думало удивлять.

– Деревня, где по старой доброй традиции все готовы пустить друг другу кровь, – немного поправила саму себя Вера.

* * *

Хотел сегодня сводить Татьяну в новый ресторан. К нам перебралась одна итальянская семья, и они просто божественно готовили. Небольшая кухня, всего пять столиков, втиснутые чуть ли не на обрыве над закатываемой в бетон набережной – туда очередь была расписана на месяцы вперед, но мне удалось договориться… Увы, зря.

Пришлось вернуть бронь Кутайсову, а мы с Татьяной расположились у меня на веранде. Тоже на открытом воздухе, мой повар тоже неплохо готовит, я уже почти было решил, что так даже лучше, но… Княжна была настроена очень серьезно. И именно на личный разговор.

– Нам нужно кое-что обсудить, – начала девушка, и что-то такое мелькнуло в ее голосе, что все мое настроение исчезло без следа.

Уже без всяких развязных мыслей я посмотрел на Татьяну и неожиданно разглядел синяки у нее под глазами, на ладонях – следы от через силу вжатых в них ногтей, и голос… Хриплый, как бывает, когда долго держишь что-то в себе, когда нет возможности выговориться, и тело словно забывает, что это такое: складывать мысли в слова.

– О чем? – взгляд невольно скользнул по сторонам, проверяя, что рядом нет никого лишнего.

– Твое решение. Об атаке на другую страну. Убийстве людей, – в каждом слове была боль. Она точно давно обо всем этом думала.

– Сколько?

– Сколько я знаю? Уже две недели, – Татьяна усмехнулась. – До этого мне казалось, что я теряю тебя…

– О чем ты говоришь? Почему теряешь?

– Не перебивай. Мне казалось, что ты настолько погрузился в жизнь простых людей, что забыл, кто ты есть. Забыл обо мне. Нет, не так. Ты помнил, но я неожиданно оказалась всего лишь одной из них. Было обидно, хотелось плакать. А еще дать тебе по морде. Раньше мне никогда не хотелось ничего подобного. Слава, ты знал, что открываешь мне мир?

– Я не хотел тебя обидеть, – слова словно прятались в голове, а вперед лезли лишь глупости и пошлости. – Ты для меня важнее других.

– Ты или врешь себе, или не понимаешь, – Татьяна окончательно меня запутала. – Ведь на самом деле все оказалось еще хуже. Ты задумал убийства, ты задумал втянуть страну в войну, но при этом тебе даже не пришло в голову доложить об этом царю.

– Как раз чтобы царь в случае чего мог остаться в стороне. И Россия. Любая ошибка будет только моей, а победа – общей.

– Мне стало немного легче. Ты все-таки не врешь, а просто дурак! Во-первых, царь никогда не останется в стороне. Во-вторых, ты забыл, кто ты есть. Пусть твоя фамилия не из древних, но ты аристократ, ты часть скелета, часть колумна вертебралис, что держит всю империю. Это мещанин или торгаш может начать дело, думая только о своем кармане.

– Я не думаю о кармане.

– О чести, о мечте – не так важно, – отмахнулась княжна. – Аристократ должен думать о большем.

– Некоторые не думают.

– Так не ориентируйся на них. Некоторые в штаны мочатся, так что же – всем на них смотреть?

– Я… Чего ты ждешь от меня?

– Я ждала, что ты вспомнишь, кто ты есть. Обопрешься на тех, кто на самом деле с тобой одной крови. Примешь ответственность за свои решения, рассказав обо всем царю. А ты… Словно специально отгораживаешься от всего этого.

– Только я?

– А кто? – девушка не выдержала и поднялась из-за стола, чтобы тот не сдерживал ее. – Все военные идут за тобой – это их право. Столыпин официально ввел в курс дела свой ближний круг, и каждый из них знает, что с этого момента они бросили вызов самому Плеве. Все честны с собой, все помнят о корнях, а ты, наоборот, рвешь связи. И мне сейчас больно не только потому, что ты отказался от нас, но потому что знаю, что будет в итоге. Ты останешься один. Изгой, выродок – вырванный из своего рода, племени…

Татьяна не договорила: голос сорвался, на глазах мелькнули слезы, и она, развернувшись, бросилась к выходу. Я сделал шаг за ней – поймать, обнять, успокоить – но в последний миг остановился. Уж слишком зацепили меня слова девушки. Может, я на самом деле чего-то не понимаю? Целый час просидел, пытаясь все осознать, разложить по полочкам и взглянуть со стороны.

Но лишь больше запутался. А потом прибежал лично Городов, потрясая в руке очередной телеграммой. Или не очередной? Уж слишком вид у него встревоженный, и глаза – как у кошки, почти во весь зрачок.

– От царя. От Николая Александровича! – выпалил он, потом сглотнул и уже спокойнее добавил. – Я… Вашу корреспонденцию из столицы всегда обрабатываю лично, так что никто больше не знает. Там…

Он снова не договорил, переволновался, и я просто перехватил письмо и уже сам его прочитал. Скажу честно, пробирала эта бумажка до самых печенок. Взять только самое начало. Царь писал, что получил известия о моей авантюре. Тон письма был холоден и официален, но за каждой буквой чувствовались тревога и обида. Тревога, что какой-то генерал решился на подобное без приказа. И обида, что этот самый генерал не доверился власти. Его власти!

Учитывая, как серьезно Николай всегда относился к последнему, может, и не стоило совсем уж таиться. Права была Татьяна… От неожиданной мысли зазудело где-то под лопаткой. Вот княжна приходит, высказывает мне все, что думает, а буквально через час – телеграмма от царя. Совпадение? Я не знал и решил пока вернуться к письму. Тем более что там оставалась всего пара строк. Зато каких…

Мы отстраняем Вас от командования 2-й Сибирской армией и предписываем до полуночи сего дня подробно донести Нам о причинах, побудивших Вас презреть все правила и обычаи русского офицера. Да хранит Вас Господь в покаянии.

Подпись – Николай.

Захотелось присесть.

Вот и все. Захотел изменить мир, замахнулся на что-то большее, и мне очень быстро напомнили, кто я такой. Никто. Одно слово, и вся сила, которую я хотел направить на пользу России, выскользнула из рук.

– Вячеслав Григорьевич… – Городов напомнил о себе. – Вы будете писать ответ?

Может, плюнуть на все и уйти? Раз гонят, раз я никому не нужен… Подумал и почему-то вспомнил того самого Николая II, сбежавшего от короны и ответственности в 1917 году. Не хочу. Ни такой судьбы, ни даже такой славы.

– Буду. Вы же на машине? Подбросьте меня сразу к башне связи, – решил я.

Когда проезжали мимо поворота в медицинский квартал, я случайно заметил Татьяну. Она стояла и как ни в чем не бывало болтала с Деникиным и еще каким-то немцем из благородных. Что за баранские подкаты? Вернее, баронские… Впрочем, а есть ли разница? Неожиданно злость исчезла без следа. А ведь что бы Татьяна в итоге ни сделала, в одном она точно оказалась права. Как когда-то сказал Огинский, все дело в групповой лояльности. Меня ведь выпороли за то, что я про нее забыл, но в то же время даже царь, отстранив меня как генерала 2-го Сибирского, ничего не написал про графа Маньчжурского.

Пусть граф де ля Фер говорил немного не так, но… То, что слишком много для одного генерала, вполне по зубам кое-кому другому.

* * *

Татьяна краем глаза заметила проезжающую мимо машину. Стук двигателя, мутное китайское стекло – обычно очень сложно сосредоточиться на том, кто сидит внутри. Но на этот раз время словно замедлилось. Княжна видела лицо Макарова, видела, как он смотрит на нее, сквозь нее, и во взгляде при этом нет ничего кроме холода. И пустоты.

Неужели он оказался настолько мелочен, что не смог простить удара по гордости? Того, что хоть кто-то посмел усомниться в том, что он всегда прав? Может быть, маменька и правильно сомневалась в ее выборе. Хороший генерал и даже хороший человек не обязательно будет хорошим спутником жизни. А ей… Ей можно и вернуться в столицу. Тем более княгиня Юсупова недавно писала и предлагала вложиться деньгами и репутацией, если она решит открыть свою больницу в Санкт-Петербурге.

– И я решил, что хватит стоять на месте, нужно расти, – рассуждал усатый друг Антона Ивановича.

– Вы правы, – Татьяна ответила и ему, и своим мыслям. – Простите!

Она сорвалась с места. Если быстро собрать вещи, то она еще успевала на ночной поезд.

* * *

Николай Александрович смотрел в окно на сад Александровского дворца. Выполненные в английском стиле дорожки, пруды и газоны обычно помогали успокоиться после волнений политической жизни страны. Простые линии и формы – самое то, чтобы напомнить себе о постоянстве мира. Но сегодня это не работало.

Слева на столе лежало письмо императора Японии Мацухито. Именно он, словно об очевидном им обоим факте, написал Николаю о задумке его же собственного генерала. Ну надо же было такое придумать! Подбить сацумских сепаратистов на атаку через океан. И никому же ни слова не сказал!

– Что думаешь? – спросил он у Аликс, которая недавно закончила читать сначала письмо от Мацухито, потом ту самую телеграмму, которую царь в порыве гнева почти сразу же отправил Макарову.

– Японец точно не случайно написал, – задумчиво сказала императрица, и Николай мысленно с ней согласился. – Если все готово на таком уровне, как он упоминает, то они работают вместе уже несколько месяцев. Все это время хранил секрет, а тут решил поговорить. Для этого должны быть причины.

– Если бы он сдал Макарова раньше, то операция бы никогда не случилась. А сейчас, даже без него, они все равно попробуют.

– Получается, он хочет сгладить будущий успех, чтобы Сацума не стала слишком самостоятельной? – поняла Аликс. – Неужели настолько верит в гений нашего генерала? И это против американцев, на их земле.

– Макаров на самом деле неплохо себя показал в Маньчжурии. Все эти новинки, технические и тактические. Я делаю вид, что не особо их и замечаю, чтобы старые генералы не слишком бунтовали против него, но Вячеслав Григорьевич на самом деле неплох. Да еще и все свои деньги в армию вкладывает. Как Скобелев когда-то. Вот только Михаил Дмитриевич зарабатывал только то, что ему давали, а Макаров и на этом поприще мог бы дать фору лучшим купцам и промышленникам.

– И он тратил все это на американский поход? Русские деньги, русские жизни – не очень красиво.

– Я попросил Коковцова пересмотреть последние финансовые отчеты по Инкоу, и пусть у нас нет цифр и бумаг за июль, но… По прошлым месяцам нет никаких сомнений: Макаров ни рубля не вложил в эту операцию. Все на японские деньги, и те, наоборот, даже ему приплачивают.

– Тогда не вижу особых противоречий. Мы в свое время поддержали буров, когда те сражались против англичан в Южной Африке. Сейчас было бы точно так же разумно и даже этично поддержать желание японцев и вольных народов американского юга в их борьбе за свободу.

– Кровь прольется, – напомнил Николай, про себя в очередной раз оценив прозорливость супруги.

– Кровь католиков и протестантов, – не согласилась Аликс.

И это помогло царю окончательно справиться с сомнениями. Тем более после победы в Маньчжурии он привык и даже полюбил чувствовать себя сильным.

– Что ж, тогда… Пусть будет, но нужно тогда кое-что дополнить с нашей стороны и прикрыть тылы. А еще… – Николай сам, столкнувшись с проблемами, порой мог остановиться на полпути и поэтому особенно не любил эту черту в других людях. – Если Макаров решил сыграть в английского лорда, взвалившего на себя бремя белого человека, то пусть несет за это ответственность. На месте. Дела, раз начав, нужно доводить до конца.