Текст книги "Японская война 1905. Книга седьмая (СИ)"

Автор книги: Антон Емельянов

Соавторы: Сергей Савинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5

Петр Аркадьевич внимательно выслушал японского князя. Старик Ито детально и логично разложил по полочкам будущую стратегию – опереться на крупных землевладельцев бывшей Конфедерации. Обиженные, задвинутые на второй план банкирами и промышленниками – они вполне могли бы стать проводниками новой силы, если бы не пара «но»…

– К сожалению, ваш план не сработает, – Столыпин дождался завершения речи князя Ито и потом коротко подвел черту. Японец был хорош, но ему все же не хватало понимания жизни в великих державах.

– Но почему? – нахмурилась Такамори. – Мы изучали современные законы, реальное положение дел. Промышленность САСШ растет, но вместе с ней растут и социальные противоречия.

– Со стороны может показаться, что президент Рузвельт ничего не делает, но это не так, – покачал головой Столыпин. – Сейчас у него и Республиканской партии огромная власть. Собственно, сам президент, Сенат – 57 мест из 92, Палата представителей – 250 из 386. И все они сейчас начали активную борьбу против монополий и большого бизнеса, в которых видят своих противников как раз те самые люди, на которых вы решили опереться.

– Никаких законов не принято. Рокфеллер или стальной король Карнеги чувствуют себя так же свободно, как и раньше.

– Но начали расследование, – пояснил Столыпин. – Их обвиняют в нарушении антимонопольного закона Шермана, и я не удивлюсь, если лет через пять ту же «Стандарт Ойл» заставят разделиться. И да, это дело будущего, но у Штатов достаточный запас прочности: иногда одного обещания и движения в нужную сторону бывает достаточно, чтобы снять социальное напряжение.

Японцы явно не понимали до конца, что именно он говорил, но вот Макаров – этот слушал и кивал, соглашаясь со словами и выводами Столыпина. И вот ему уже делегация сацумцев верила: Такамори только бросила взгляд на генерала и тут же вернулась обратно к Петру Аркадьевичу.

– Я правильно понимаю, вы хотите сказать, что среди американцев не найдется никого, кто захотел бы с нами сотрудничать?

– Нет, я только сказал, что крупные владельцы земли, выбирая между обещаниями республиканцев и чужаками из-за океана, да еще и другой расы – а поверьте, в Штатах очень не любят ни то, ни другое – выберут точно не вас, – Столыпин на мгновение задумался, а как бы действовал он сам, окажись перед ним такая задача. И найти ответ оказалось на самом деле совсем не сложно. – Однако в Штатах есть не только крупные землевладельцы из бывших конфедератов. Например, обычные и мелкие фермеры находятся в очень неприятной ситуации. Их давят низкими закупочными ценами торговцы, из них выжимают соки владельцы железных дорог, готовые в любой момент поднять тарифы, ну и банкиры. Эти всегда готовы дать денег, чтобы хватило на запросы первых и вторых, а потом выдавить из зажатых в угол людей все до последней капли пота и крови. Если зайти к такому фермеру без политики и просто предложить стабильные цены на хлеб и транспорт, то он, может, и не станет воевать за вас, но врагами вы тоже быть перестанете.

– То есть нужно будет вести большую работу на земле, – задумался Ито. Было видно, что он расстроен тем, что более простой вариант дал сбой.

– На самом деле это может оказаться проще, чем мы думаем, – неожиданно включился Макаров. – Америка ведь помогала Японии кредитами.

– Думаете, их после этого начнут считать своими парнями? – засомневался Столыпин.

– Если бы дело было только в деньгах, то этого, конечно, не хватило бы, – ответил генерал. – Но Якоб Шифф, когда продвигал свои инвестиции, работал и над общественным мнением. Тысячи публикаций в федеральных и местных газетах: для очень многих американцев японцы сейчас – герои. И это можно использовать.

– Кстати, а что насчет той самой еврейской общины? – подключился Лосьев. – Если те так заинтересованы в помощи Японии и умеют работать с населением, то, может, и выйти на них напрямую?

– Что-то мне подсказывает, что они больше не любят русских, чем любят японцев, – покачал головой Столыпин. – А вот кто еще мог бы вас поддержать, так это негры. Они не очень едины, недисциплинированны, но… У них есть пресса. Как раз в этом году оформилось движение Ниагары: Дюбуа, Стоддарт, Брайант – они вполне могли бы дать трибуну вашим идеям.

– Думаете, правительство не заткнет тех, кто поддержит вторжение на американскую территорию? – возразил Макаров, и Столыпин был вынужден согласиться.

Действительно, некоторые демократические страны в плане единства и готовности бороться с предателями были гораздо решительнее его Родины.

– И кто тогда остается? – обвела всех взглядом Такамори. – Если сомневающихся просто уничтожат, кто остается? Кому настолько нечего терять, что мы могли бы попробовать перетянуть их на свою сторону?

– Социалисты? – предложил Лосьев, и от этих слов разом поморщились и сам Столыпин, и князь Ито.

Петр Аркадьевич сразу понял, что пусть они с этим пожилым японцем во многом и отличаются, но вот общее неприятие некоторых идей у них тоже есть.

– Даже если бы мы решили совершить эту ошибку, – принялся объяснять детали Столыпин. – СПА – Социалистическая партия Америки – уже давно осознана как опасность и медленно, но верно берется под контроль и республиканцами, и демократами. Взять те же профсоюзы, которые регулируются на уровне Вашингтона. Или новых лидеров вроде Деббса, которые вроде бы выступают за общую собственность на средства производства, но в то же время готовы терпеть любое закручивание гаек, веря, что можно добиться своих прав, просто последовательно идя на сделки с промышленным капиталом. Наивная, если честно, идея, особенно в обществе, где нет аристократии и сильной власти, которая могла бы стать арбитром этого процесса.

Было видно, что многим хочется поспорить с его тезисами, но первым опять успел Макаров.

– Вы сказали про новых лидеров. Но я так понимаю, что есть и старые?

– Даниэль де Леон, – вспомнил нужное имя Столыпин. – Он не захотел отказываться от идей 1-го Интернационала, которые продвигал еще Карл Маркс. Только борьба, только революция… Естественно, это слишком многих не устраивало, и его враги позаботились о том, чтобы делеонисты потеряли все свое влияние. В принципе, с нашими деньгами и ресурсами они смогли бы снова поднять голову, но… Они не договороспособны. А еще у них просто нет ни одной идеи, которая смогла бы объединить их борьбу и помощь нам. Ради чего кому-то поддерживать вставших на сторону захватчиков коллаборационистов и фактически начинать гражданскую войну? Что бы они ни попытались придумать, это будет смотреться просто жалко!

Столыпин обвел собравшихся победным взглядом, не сомневаясь, что теперь-то даже у Макарова не найдется ничего, что можно было бы возразить на подобный аргумент. Чистая победа.

– Жалко? – генерал внимательно посмотрел прямо в глаза Петру Аркадьевичу. – Не стоит недооценивать некоторые идеи… И как вам такая цель для возрожденных делеонистов? Прямо и в лоб: начать гражданскую войну, чтобы… Раз и навсегда остановить войны империалистические.

По спине Столыпина пробежали мурашки, а на горле словно затянулась невидимая петля. Война против войны. Сначала это может показаться грубо и даже смешно – настолько, что делеонистам не станут мешать, но вот потом… Чем успешнее будут японцы, чем больше потерь и страданий принесет это вторжение, тем весомее будут становиться эти смешные еще недавно аргументы. Страшно…

Столыпин поднял взгляд на Макарова – и когда он только такое придумал? А потом понял, что нет, не он… Эти идеи ведь не его: все было сказано еще в 1864 году в Лондоне, но раньше просто никто до конца не понимал, насколько притягательными могут оказаться миражи справедливости и мира. Если их правильно дополнить действительно большой войной…

* * *

Неожиданно все вышло. Начинали разговор с поиска союзников в Америке, а закончили обсуждением различий между 1-м и 2-м Интернационалами. Кажется, мой комментарий с одним из тезисов Ленина про Первую Мировую оказался немного неожиданным, но именно он в итоге каким-то образом смирил и Столыпина, и японцев с мыслью о том, что в сотрудничестве с пролетариатом Америки нет ничего невероятного.

В итоге решили, что начнем прорабатывать идеи сразу по всем направлениям – фермеры, негры и рабочие.

– Мой лорд, – последней с совещания вышла Казуэ, мазнув по мне задумчивым взглядом.

Но мне некогда было размышлять над странностями переходного возраста японских принцесс – с учетом изменения целей нужно было срочно набросать новые тезисы для наших мексиканских трансляций. И чтобы они вопросов не вызывали, и чтобы начинали медленно закладывать нужные нам мысли. Конечно, с чем-то и сам Гумилев справится, но лучше помочь моему бывшему адъютанту.

– О чем задумались, Вячеслав Григорьевич? – рядом со мной задержался Огинский. Кажется, у него еще остались отдельные вопросы только по его ведомству.

– Да вот вспомнил Гумилева, – честно признался я. – Как я его отдал сначала на стажировку на корейскую башню, а потом и в Мексику – как будто лишился одной из рук. Нет, рука все же будет слишком громко, но на пару пальцев он точно потянет. Новые адъютанты втроем еле успевают то, что он делал один.

– Это да, Николай Степанович очень трудолюбив, – кивнул Огинский, тоже вспомнив парня, которого сам мне и порекомендовал. – Однако его умения все же будут полезнее нам в Мексике. Не так много людей могут и дело организовать, и в технической части разбираются, да и его литературные таланты тоже очень даже неплохи. Кстати, хотите анекдот? Вы же сказали Гумилеву отправляться на дело под псевдонимом, и он решил поменять львиную фамилию на лисью. Так его как Лисицина местные постоянно за азиата принимают. Даже в газете напечатали: сацумский гость Ли Си Цын. Хотя где Сацума и где всякие Ли и Цыны!

Я хоть уже и слышал эту историю, но все равно улыбнулся. Молодец Гумилев. Сначала-то мне казалось, что поэт – не самая лучшая кандидатура для тайной операции, но потом удалось еще кое-что вспомнить о его судьбе в моей истории. 1914 год, гремят первые сражения Великой войны, которой еще никто даже и подумать не мог приписывать какой-то номер… Так вышло, что русская интеллигенция воевать не спешила. Восемь человек из десяти предпочитали остаться в стороне, кто-то работал в госпиталях или военными корреспондентами, а вот до передовой добирались немногие. Очень немногие.

Кого я вспомнил? Катаев служил артиллеристом, дважды ранен, Зощенко – пулеметная команда, офицерский чин и пять орденов, последний из которых он так и не успел получить из-за революции. И Гумилев из той же породы – ушел добровольцем, участвовал во вторжении в Восточную Пруссию, получил Георгиевский крест. В общем, боевой характер Николая Степановича оказался один и в том времени, и в этом. Да и опыт, полученный во время службы моим адъютантом, прошел не зря. Они, конечно, с Огинским все время на связи, но дела на месте ведет все-таки Гумилев. И запасы нефти для моторов да стали для снарядов нам опять же добывает именно он.

– Так о чем вы хотели поговорить? – спросил я у Огинского, который точно остался не просто так.

– Три новости, – Алексей Алексеевич сразу нахмурился. – Первая местная. Я только что получил доклад от капитана Дроздовского: он снова столкнулся с британскими броневиками. Те позволяют себе все больше и больше.

– К сожалению, получив право патрулировать несколько китайских провинций, мы и так добились от наших союзников в Пекине большего, чем можно было ожидать, – я в очередной раз задумался, можно ли тут что-то исправить, не скатившись в воронку будущего Афганистана, но пока в голову ничего не приходило.

Да и масштаб вовлеченных английских сил, казалось, был не настолько велик, чтобы ломать из-за них сложившееся равновесие. Или это типичная ошибка всех, кто сталкивается с британцами? Те умеют есть слона по чуть-чуть, раз за разом раздвигая границы дозволенного.

– Пока не станем спешить, – все-таки в свете американской авантюры я не решился на еще одну активную кампанию. – Продолжаем патрулирование, но я распоряжусь, чтобы наши новейшие броневики в первую очередь отправились именно Дроздовскому. Дукельский, кажется, нашел решение, как все-таки довести до ума торсионы, а с нормальной подвеской сразу открываются новые возможности. И пушку можно помощнее поставить, чтобы дальше била, и проходимость вырастет. Будет больше возможностей для маневра.

Я решил для себя, что обязательно позже лично просмотрю отчет по 12-й механизированной, а пока можно было двигаться дальше…

– Какая вторая новость?

– Из столицы, от Шереметева, – принялся докладывать Огинский. – Как у нас стало спокойнее, так сразу пошли новости с Балкан. Неспокойно в Боснии и Герцеговине, ходят слухи, что Австро-Венгрия может на них напасть. А еще Сербия. Тоже слухи, но они договариваются с Болгарией, Грецией и Черногорией, и вместе точат зубы на османскую Македонию.

Я прикрыл глаза, стараясь взять себя в руки. Слухи – как же. В моем мире каждый из этих конфликтов в итоге довели до конца, добавив кирпичиков в красную дорожку к будущей войне. Вена захватила новые земли, а грозный рык Германии не дал России вступиться за славянские народы. Потом сербы устроили заварушку с сначала турками, а следом и с недавними союзниками, деля добытые трофеи, и теперь уже Россия не дала Габсбургам разобраться с соседями. А потом было Сараево и выстрел в наследника Франца-Иосифа, когда сдерживать и сдавать назад никто уже не стал.

– И как эти слухи касаются Степана Сергеевича? – спросил я.

– В столице начало гулять мнение, что один из генералов 2-й Сибирской армии мог бы принести пользу на западной границе. В Польше слишком лакомое место, за которое некоторые семьи будут держаться до последнего, но вот 14-й армейский корпус, который стоит гарнизонами от Кишинева до крепостей Люблина и Холма…

– Шереметеву могут отдать 14-й корпус?

– Уже предложили. Пока неофициально, но если Степан Сергеевич согласится, то приказ подпишут в тот же день. Он писал, просил узнать ваше мнение.

Я задумался. В моей истории после поражения в Японской войне о новой никто старался не думать. Так, пара заварушек в Азии – Персия, Бухара, Коканд, Монголия… Черт, все-таки немало их было, но дело каждый раз удавалось решить довольно скромными силами. Деньги и внимание были сосредоточены на внутренних проблемах. Военная реформа, революция 1905 года, крестьянские восстания и реакция – в общем, было совершенно не до того.

А сейчас страна на подъеме, и Николай тоже поверил в себя. Боевой генерал на границе… С таким ведь можно прийти к соблазну не спустить очередной кризис на тормозах, а сразу ответить. И Шереметев сможет, я верю! Но к чему это приведет? С другой стороны, натворить глупостей может и кто угодно другой. А свой и, главное, разумный человек сумеет и сдержаться, если будет совсем неудачный момент, и, если все же дойдет до драки, ударить так, что сдачу давать будет просто некому.

– Пусть принимает, – еще одно сложное решение. – И скажи, что я подготовлю письмо с парой советов и… Переправим ему часть наших заказов. 2-й Сибирский, даже если от него останется только один-единственный человек, должен следить за своей репутацией.

– И третья новость, – Огинский опустил голову, начиная последнюю часть разговора. – Все, что можно было сделать на расстоянии, уже сделано. Теперь мне уже лично нужно перебираться в Мексику, так что я хотел бы обсудить, кто в это время сможет меня заменить.

* * *

Раньше Степану Сергеевичу Шереметеву удавалось переложить большую часть рутины на подчиненных. Ничего криминального: сам бы он никогда не успевал то, что могли сделать они. Порой даже лучше, чем он мог предположить. Иногда хуже – тут, главное, было поймать момент, когда все начинает скатываться в Тартар, и поменять человека. Или помочь.

Примерно такая же схема была и в целом по 2-му Сибирскому корпусу, а потом и армии. Мелехов взял на себя большую часть организационных вопросов, сам же Шереметев занимался почти только своими штурмовиками. Все изменилось, когда ему пришлось поехать в столицу запускать это новое радио. Было непривычно, сложно, большую часть дел было просто не на кого переложить. Нервы от этого пошли вразнос: к счастью, Степана Сергеевича поддержали старые друзья еще со времен Лицея.

Он вначале чуть было не потерял в них веру, но они нашли его и подставили плечо. А алкоголь как универсальный растворитель помог и с концентрацией англицкого сплина. Иногда стало получаться даже высыпаться. И Шереметев продержался до появления первых помощников. Очень помогла с инженерами Анна Нератова с Путиловского. А еще, когда Макаров предложил проработать серию собственных передач, например, о здоровом образе жизни, Шереметев вышел на главу Русского гимнастического общества Гиляровского. Владимир Алексеевич оказался человеком немного либеральных взглядов, даже писал несколько статей о Ходынке, но предложение отойти от политики и подумать только о здоровье в итоге принял.

Так рядом с Шереметевым появился человек, которому было под силу подхватить его дела с общественными трансляциями и собственной программой. Достойная личность, на которую совсем не страшно оставить столицу, когда сам Степан Сергеевич мог бы заняться чем-то действительно важным. Собственный корпус, не где-то на востоке, а на одной из самых важных границ России. Проснувшееся тщеславие шептало, что подобного не достигал еще и сам Макаров.

Конечно, будет непросто, но Шереметев не сомневался, что справится. Даже ответ дал в тот же вечер. А вот написать о своем решении в Маньчжурию он решил в самый последний момент и даже немного подправил итоговое письмо, придумав не говорить прямо, что уже согласился, а для начала спросить совета. И это оказалось хорошей идеей. Макаров поддержал своего недавнего подчиненного и даже обещал помощь.

Сотни тысяч рублей на найм дополнительных нестроевых частей и инженеров. Генерал почему-то настаивал, чтобы Шереметев как можно больше прихватил их прямо из столицы. Насчет техники он же написал, что решит вопрос напрямую, и не успел Степан Сергеевич разобраться, а что стоит за этой телеграммой, как на следующее утро ему доложили о неожиданной гостье.

– Вера, – представилась молодая девушка в сером неприметном пальто. – Нам с Анной написал Вячеслав Григорьевич и попросил обсудить с вами и составить точные списки того, что вам понадобится против австрийцев. И скажу сразу. Моторы и тележки для машин дадим только на один механизированный полк. Все остальное – можно обсуждать.

Глава 6

Лавр Георгиевич Корнилов проснулся пораньше, чтобы успеть забежать в госпиталь, где у княжны Гагариной в последнее время начали собираться на утренний чай те, кто чувствовал, что Макаров в последнее время свернул куда-то не туда.

– Верхний лист – самый толстый и молодой, поэтому, когда его сушат, он почти не крошится и сохраняет в себе вкус до самой последней капли, – Дмитрий Борисович Неплюев щедро делился как мудростью, так и найденной на рынке Инкоу добычей.

Он заглядывал сюда всего раз в неделю, когда ездил на доклад к Столыпину. Вообще, можно было обойтись и телеграммой, но родственник Петра Аркадьевича предпочитал держать руку на пульсе не только порученной ему большой порт-артуровской стройки, но и всех маньчжурских дел.

– Вам не кажется, что в городе в последнее время стало много японцев? – сменил тему один из офицеров. – И я имею в виду не стройки, а военные полигоны.

– Лавр Георгиевич, может быть, вы знаете? – спросила у Корнилова княжна, и разведчик поспешил покачать головой.

Если Макаров даже своей невесте ничего не рассказал, то и ему, пожалуй, стоит молчать. Пусть он и не согласен с некоторыми решениями, но все же… Разведка – это даже не служба, это образ жизни.

– У меня знакомый есть среди англичан, так те говорят, мы на французов хотим напасть. За то, что они сначала в войне не помогли, а после и вовсе наш флот задержали, – неожиданно выдал упитанный фон Бергманн.

Корнилов помнил, каким неуверенным был столичный доктор, когда только приехал в Маньчжурию, как держался в стороне, пока шла война. Но в последние недели у него словно открылось второе дыхание, и многие молодые врачи начали искать его покровительства.

– И вот опять, – вздохнул первый офицер, – штаб как решето. Никакие секреты сохранить не могут!

– Действительно, некоторые уж слишком любят играть в таинственность, – поддержал разговор Бергманн. – Вот только какой смысл давить своих, когда даже простые иностранцы уже в курсе?

Корнилову очень хотелось ответить, но пришлось сдержаться. А то борьба за правду – это, конечно, хорошо, но быть тем, кто в итоге выдаст планы Макарова, ему совсем не хотелось. Вместо этого Лавр Георгиевич снова бросил взгляд на княжну. Раньше она всегда с пылом защищала генерала, кто бы и что бы против него ни сказал, а тут – погрузилась в мысли и молчит.

– Или враг все же обманулся? – Деникин, который тоже ходил на эти чаепития, не удержался от легкого намека. – До этого генерал не раз водил за нос всех наших неприятелей.

– Ну полно вам, – Бергманн засуетился. – Все-таки одно дело – обмануть кого-то перед сражением, когда вдали от городов и сторонних глаз есть возможность сохранить тайну. А тут же все на виду! Те транспорты, на которые японцы перекупили фрахт у Рожественского. Или торговые корабли, которые якобы арендуются для отправки новых партий водорослей. Даже я заметил, что они приплывают к нам и как будто случайно задерживаются на целые месяцы.

– А у меня есть доля в Безобразовских концессиях в Корее, – заметил еще один офицер. – Так нам после войны вернули собственность, и сейчас почти весь лес выкупают или Макаров, или Сацума. Я, конечно, рад, прибыль получается неплохая, но… Это ведь тоже неспроста.

Так, за разговорами, полчаса и пролетели совсем незаметно. После этого княжна начала собираться: больных было немного, и врачи вполне могли обойтись без ее участия, но привычка – вторая натура. А вслед за хозяйкой поднялись и остальные. Корнилов хотел снова поговорить по душам с Деникиным, но тот отошел в сторону с тем самым недоверчивым офицером, которого, как оказалось, звали Карл. И даже титул имелся – финский фрайхер, то есть барон.

В любой другой день Корнилов бы тоже с радостью присоединился к явно интересному разговору, но сегодня его ждали в еще одном месте. Неожиданно, но Огинский попросил Лавра Георгиевича о личном разговоре и ждал его к девяти утра прямо у себя дома. Пришлось ловить извозчика.

– Николаевская, 221, – Корнилов назвал адрес и на следующие двадцать минут оказался погружен в целый ворох последних сплетен.

Вообще, дорога обычно занимает гораздо меньше времени, но с утра слишком многие спешат на работу, и быстро ездить никак не получалось.

– Побыстрее бы трамваи запустили, – извозчик тоже этого коснулся. – Люди на них пересядут, и снова можно будет разогнаться. А то чем дальше, тем больше кажется, что у меня не лошадь, а черепаха. Правда, говорят, что скоро лошадей в центре и вовсе запретят – чтобы какашки с дороги не убирать. А то пахнет якобы! Но так от машин же пахнет еще больше! Конечно, если прям все, даже ваши благородия на трамваях ездить станут, то, конечно, чище будет. И тише. Но ведь не станут. Впрочем, если генерал решит, то он-то и заставить может. А совсем уж важных людей иногда и потерпеть можно.

Корнилов не удержался:

– И кого бы вы не стали заставлять ездить вместе со всеми?

– Ну, – извозчик явно не привык, что ему отвечают, и сначала растерялся. – Думаю, 1-й и 2-й класс по табели о рангах могут машины использовать. Да даже 3-й и 4-й тоже: все-таки генералы, как с ними иначе. А вот те, кто ниже – если сами по себе, путь с народом едут, а если по заданию, то можно и машину, но опять же не личную, а от полка или дивизии. Чтобы не злоупотребляли.

Корнилов, который сначала принял извозчика за одного из ветеранов, понял, что ошибся. Этот был явно из бывших интеллигентов, которые раньше в народ ходили, потом губернаторов взрывали, а теперь все чаще появляются в Маньчжурии, словно в поисках какого-то своего Эльдорадо.

Тем временем они доехали до места, Корнилов расплатился, добавив целый рубль за храбрость и интересный разговор, а там его заметил Огинский и даже помахал рукой из окна. Внутри дома Алексея Алексеевича неожиданно оказался настоящий хаос. Все слуги бегали туда-сюда, а в кабинете самого поручика на полу оказался огромный чемодан чудовищно рыжего цвета.

– Куда-то уезжаете? – спросил Корнилов, пытаясь понять, что же это все может значить.

– Мне пора взяться за дела на месте, – Огинский бросил на своего гостя быстрый взгляд. – И, соответственно, мне нужен кто-то, чтобы присмотреть за делами уже здесь.

– Разве вам это нужно обсуждать не с Глебом Михайловичем? – что-то внутри Корнилова дрогнуло.

– Полковник Ванновский возьмет на себя все мои внешние контакты, – спокойно ответил Огинский. – Но мы же оба понимаем, что он просто не сможет работать с делами внутренними.

Корнилов кивнул. Они были дружны с Ванновским, тот прекрасно поставил снабжение и организацию работы их службы, умел найти нужных людей для каждого дела, но в то же время был у него и существенный недостаток. Он не умел снимать белые перчатки. Грязные дела, недоверие к своим – Глеб Михайлович занимался этим только когда не было совершенно никакого другого выхода, и в свое время с радостью скинул все эти дела на Огинского, даже и не подумав спорить с выбором Макарова. И вот…

– Почему я?

– Вам тоже приходилось пачкаться, – просто ответил Огинский. – Лично я знаю два случая, когда вы, выбирая между тем, чтобы вытащить раненого товарища, или доставить информацию, которая может стоить наступления, ни разу не сомневались.

Сомневался. Кулаки Корнилова сжались, когда он вспомнил рядового Синицына и фельдфебеля Абаева – тех, кого ему пришлось лично застрелить, потому что вытащить их тихо не было возможности. А оставаться с ними значило поставить под риск жизни тысяч солдат.

– Я мог не убивать их… – словно назло самому себе возразил Корнилов.

– Я, как и вы, проходил курсы первой помощи и тоже знаю, с чем человек сможет выжить, а с чем будет только мучиться.

– Некоторые в таких случаях просто оставляют пистолет.

– А самоубийцы не попадают на небеса, – Огинский снова нахмурился. – Кажется, вам бы поговорить на эту тему со своими друзьями, не со мной… Мы же с вами не настолько близки.

– Это правда.

– Но именно вам бы я смог доверить свои дела, пока меня не будет, – Огинский открыл сейф, вытащил папку и подвинул ее к Лавру Георгиевичу. – Тут коротко расписаны основные фигуранты, которых мы сейчас ведем. Попрошу посмотреть, не вынося из дома, и впредь работать по моим делам именно здесь.

– Почему?

– Охрана, режим пропусков. Я натаскивал людей именно на это помещение, думаю, не стоит рисковать, что-то меняя. По крайней мере первые пару месяцев, пока вы не разберетесь с делами. А там либо я вернусь, либо вы уже сами сможете принимать решения.

Корнилов открыл папку. Французские агенты, английские, немецкие, японские, американские и даже китайские. По каждому были личные дела и основные задачи, которые стояли в проработке.

– Сейчас мы ведем по каждому направлению свою игру, подкидывая каждой стороне удобные именно для них причины нашей активности, – Огинский продолжил свой рассказ. – Так, немцы и англичане хотят перетянуть Россию на свою сторону, поэтому перед ними мы разыгрываем обиду на французов…

Корнилов сразу вспомнил разговоры за утренним чаем. Ну да, случайно все всё узнали.

– А французы не обидятся? – спросил он.

– Они были готовы даже больше чем обидеться, но… Тут мы использовали знакомства генерала Макарова, который лично заверил полковника Пикара и министра Думерга, что все это лишь способы манипулирования Лондоном и Берлином. Учитывая, что мы на самом деле ничего не планируем против Франции, доказать свои слова было совсем не сложно, и теперь посланники Третьей республики посматривают на всех остальных свысока.

– Но что, если эта информация уйдет дальше?

– Не если, а когда… Но ничего страшного, – Огинский махнул рукой. – Кто-то решит, что мы обманули французов. Кто-то поумнее оценит красоту комбинации. Лишь единицы начнут подозревать под вторым слоем третий… И вот этих нужно искать и отслеживать в первую очередь.

– А американцы? – Корнилов пролистал всю папку, но не нашел ничего про них. – Какую игру мы ведем для них?

– Для них мы обижены на попытку устранить генерала и поэтому в свою очередь самым банальным образом просто устраняем любого, кто с ними сотрудничает.

– Хм, – Корнилов хмыкнул, и у него на губах мелькнула усмешка. – Действительно, Ванновскому такие методы бы не понравились.

– О чем я и говорю, – Огинский крикнул своего адъютанта, чтобы тот занес им чай, а потом снова занялся сбором вещей.

Корнилов же продолжил изучать передаваемые ему дела. Он еще не сказал явное «да», но ни Огинский, ни сам Лавр Георгиевич не сомневались в том, что разведчик уже согласился. Он читал, оценивал огромную проделанную работу и сразу же накидывал некоторые решения, которые могли бы продвинуть ту или иную операцию. Огинский пару раз заглядывал в эти заметки и одобрительно кивал.

Одобрение от соперника – еще недавно Корнилов бы рассмеялся в лицо любому, кто сказал бы, что ему это может быть важно. Но теперь – он был доволен, он наслаждался доверием и работой. А все недавние сомнения начали казаться обычными детскими обидами. Как все оказалось поразительно просто: появилось дело, и он снова ожил… Так, может, у остальных любителей утреннего чая с этим же проблема?

Во время войны они творили историю, а сейчас у них просто ломка. Болезненное возвращение к обычной жизни, в которой снова нужно искать вкусы, цвета и запахи. Этот диагноз точно подходил княжне, Антону Ивановичу, но… Были и другие. Те, кто чувствовал их слабость и пользовался моментом. Паразиты, которых не жалко будет и прихлопнуть.

На губах Корнилова на мгновение мелькнула злая улыбка.

* * *

Хожу, проверяю глубину окопов на первой линии.

Сегодня проводим большие учения, после которых, как считают участники, будет принято решение, кого я поставлю командовать нашими добровольцами в Америке. Моя группировка по условиям маневров стоит в обороне, а кандидаты командуют каждый одним из трех атакующих полков, намешанных из японцев и русских.

– Они объединились и решили действовать вместе, – доложил мне, как обычно, следящий за связью Лосьев.

Значит, мои кандидаты только что прошли первое испытание, осталось еще пять. И взятие наших позиций, если что, даже не входит в этот список.