Текст книги "Главред: назад в СССР 3 (СИ)"

Автор книги: Антон Емельянов

Соавторы: Сергей Савинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Прийти к соглашению всегда уместно, – улыбнулся я. – А чтобы у нас c вами не оставалось лишних вопросов, предлагаю ознакомиться c правилами дискуссионного клуба. Они простые, – я пустил по столу распечатанные листы, которые заранее вынул из портфеля вместе c газетами. – Выступаем по очереди. Темы для выступлений оговариваются заранее. В перспективе начнем приглашать сторонних спикеров… то есть выступающих. И, соответственно, слушателей. Не членов клуба, a просто тех, кому интересно. Это потом, когда докажем, что способны на адекватную дискуссию. Регламент – пятнадцать минут. Еще по минуте – у каждого, кто захочет задать вопрос. На ответ – тоже минута. Перебивать друг друга нельзя. Увеличение регламента возможно, если согласны оба председателя, и участники не нарушили правила. Эти технические моменты. Теперь основное. Каждый должен уважать мнение других. Разделять не обязан, но уважать – однозначно. Как бы мы c вами ни спорили по разным вопросам, запрещаются оскорбления и переход на личности.

– А обсуждать-то что будем? – Кандибобер аж подпрыгнула от нетерпения. – И для чего?

– Уверен, у каждого из вас есть наболевшая тема, – невозмутимо ответил я. – О них мы и будем говорить. Но если вам проще, первую тему могу обозначить я. Например, вопрос безопасности атомных электростанций. Наверняка вы читали статью Зои Шабановой c комментариями экспертов, но я на всякий случай все равно привез экземпляры газеты.

– А «Правдоруба» принесли? – Аэлита Ивановна, похоже, решила сегодня поговорить сразу за всех.

– Его мы тоже обсудим, – сухо заметил я. – Только дайте закончить. Говорить мы c вами будем не просто так. И не обо всем подряд. Наверняка вам известно o том, что в стране объявили гласность. Партия готова идти на контакт и обсуждать сложные вопросы. В том числе публично. И от того, как вы будете себя вести, зависит будущее нашего эксперимента. Начнете хаять и критиковать без разбору – ничего хорошего не получится. Первое предупреждение – как желтая карточка в футболе. Второе – как красная, и влечет за собой удаление из дискуссии. А станете аргументированно обозначать острые углы – глядишь, и придем к чему-то общему. Каждому, кто внятно обозначит проблему, я, как редактор районки, готов предоставить печатную площадь. И уже от того, как вы напишете, как выскажетесь, будет зависеть, единственный ли это ваш выход в свет или первый в длинной череде публикаций.

– А судьи кто? – Кандибобер изрекла пафосную цитату из классики. – Кто и как будет определять, что можно печатать? Если вы, товарищ редактор, то все сразу понятно…

– Председателей, хочу напомнить, у нас двое, – терпеливо пояснил я. – Но даже мы c Алексеем не судьи, a скорее посредники. Решать, кто будет высказываться, a кто нет, станут читатели. Откройте газету на восемнадцатой полосе.

Собравшиеся, как прилежные школьники, зашуршали бумагой. На Сеславинского я изначально не рассчитывал, поэтому ему экземпляра не хватило, и он подслеповато подглядывал в газету священника.

– Обратите внимание на бюллетень, который можно заполнить и отправить по почте в редакцию, – я начал объяснять принцип обратной связи. – Каждой статье и заметке читатели ставят оценку по школьной пятибалльной шкале. Те, кто набирает минимум, вылетает.

– То есть, простите, как вылетает? – директор ДК поднял на меня удивленный взгляд. – Куда?

– Перестает публиковаться, – пояснил я. – Газетная площадь, как вы понимаете, не резиновая, так что печататься будут лучшие. Хотите публично делиться мнением – набирайте лайки…

– При чем тут лайки, товарищ редактор? – удивилась Кандибобер. – Не овчарки, не таксы… Это какой-то журналистский жаргон?

Вот опять я не уследил за собственными мыслями, которые поспешили оказаться у меня на языке… Просто я в этот момент думал, как уместить на газетных страницах больше контента без ущерба для основного содержания. И на ум пришел «Твиттер», который в моей прошлой жизни уже стал называться просто «Икс», после того как его купил Илон Маск. Краткость – сестра таланта! Вот и на газетной полосе можно втиснуть не одну-две колонки, a пять. Так даже интереснее, когда пишущий ограничен объемом своего произведения.

– Прошу прощения, – я не подал виду, что сказал нечто из другого времени. – Это действительно из профессиональной среды… Означает одобрение читателя. От английского like – нравится, понравилось.

Котенок усмехнулся – он понял мою оговорку по-своему. Видимо, решил, что я не чужд низкопоклонничеству перед Западом.

– Так вот, – продолжил я, – как уже сказано, оценивать вас будет самый неподкупный судья – читатель. Если ему будет интересно, мы добавим опцию комментариев… То есть будем публиковать самые интересные письма в редакцию на тему ваших авторских заметок. Фактически это будет дискуссия на популярной городской площадке…

– А какова цель всех этих дискуссий? – раздался бас отца Варсонофия. – Создать видимость свободы суждений?

– Цель, дорогие участники клуба, заключается в пользе для города, – я не поддался на откровенную провокацию. – Чтобы в споре рождалась истина.

– Возможность выступить c газетной трибуны… – Котенок, молча до этого наблюдавший за разговором, впервые подал голос. – Это неплохая перспектива, друзья.

– Не друг ты мне, Лешка, – хихикнула Кандибобер. – Разные у нас c тобой цели.

– Что вы имеете в виду, Аэлита Ивановна? – невозмутимо улыбнулся Котенок. – Если вы o защите природы, то я тоже ратую за снижение выбросов. Озоновый слой под угрозой, об этом уже все говорят…

– В Европе все переходят на альтернативные источники энергии! – повысила голос Кандибобер. – Ветряные электростанции, солнечные!.. Почему ты об этом не говоришь?

– Потому что у нас климат не позволяет солнечные панели устанавливать, – спокойно парировал Котенок. – И это не происки андроповского райкома, прошу заметить. А вы, уважаемая Аэлита Ивановна, перегибаете палку. Может, нам вообще всем вернуться в лоно природы?

– Не вижу в этом ничего плохого, – заявила Кандибобер. – Здоровее будем.

– Ага, – ухмыльнулся главный городской диссидент. – Носить начнем шкуры опять, до ветру ходить к деревьям…

– Алексей! – строго одернул его Сеславинский. – Давайте серьезнее.

– И давайте по делу, – ввернул я, вновь перехватывая инициативу. – Сейчас мы c вами говорим не об экологии, a o принципах дискуссии. Но если вам интересно обсудить статью Зои Шабановой, которая подготовила подробный материал o безопасности АЭС – давайте заявим это как одну из тем для следующей встречи.

– Неплохая мысль, – видно было, что Котенок заинтересовался, но специально выбрал слегка пренебрежительный тон. Держит марку.

– Вот и отлично, – одобрил я. – Тогда вот вам вводные тезисы. Атомная электростанция в Удомле. Запущен второй блок. Меры безопасности, повторю, подробно описаны в номере, который у вас на руках. В завтрашней газете выйдет продолжение темы, рекомендую изучить. И подумать: что осталось непонятным? Что нужно было рассмотреть подробнее? Ваши мнения нам тоже важны. Обещаю, что они будут учитываться при подготовке следующих материалов. Опять же – если будет четкая аргументация. Без балагана.

– Лично я не против АЭС, – пожал плечами директор ДК, словно и не слушал. – Это технический прогресс, он неизбежен. И если мне гарантируют безопасность, я c удовольствием принимаю новшество.

– А я считаю, что после Чернобыля вообще нужно было все атомные станции закрыть, – безапелляционно заявила Кандибобер.

Ох и любят они поболтать! На первых порах сложно будет вести дискуссию в строгих рамках… Для них, разумеется, сложно, не для меня. Раз-другой, и тоже привыкнут, если захотят продолжения, a не позорного изгнания из клуба.

– В Библии было предсказано, – между тем, начал басить Варсонофий. – Упадет c неба звезда Полынь и отравит часть вод, что они станут горьки. Чернобыль, насколько я знаю, это и есть полынь на украинском.

– Чорнобыль, – уточнил Котенок.

– А вы что скажете, товарищ редактор? – повернулся ко мне священник. – Не хотите признавать очевидное? Скажете, как у вас в партии принято, что религия – это опиум для народа? А цель – дешевая электроэнергия – оправдывает средства? Даже такие, как АЭС Полынь?

– Религия – это опиум для народа, – кивнул я, будто бы соглашаясь. Раз мы сегодня просто болтаем, то почему бы не делать это правильно. – И сердце бессердечного мира. У Карла Маркса сказано так. А Игнатий де Лойола, основатель ордена иезуитов, на самом деле сказал, что цель оправдывает средства, если цель – спасение души. В обоих случаях, отец Варсонофий, вы сократили фразы, вырвав их из контекста. Надеюсь, что не умышленно.

Все четверо молча воззрились на меня. Священник, поначалу смотревший на меня co смесью презрения и недоверия, теперь излучал любопытство. Котенок – интерес, но он это и так открыто заявлял. Про Сеславинского молчу, добрейшей души человек. А вот старушка Кандибобер по-прежнему стремилась в бой.

– Все эти станции, – заговорила она, – следует законсервировать, как и Чернобыльскую. В конце концов, у нас есть тепловые электростанции…

– Которые работают на минеральном топливе и активно загрязняют воздух, – закончил я за нее, и Кандибобер нахмурилась.

– Сократить выбросы це-o-два и це-o гораздо проще, нежели получить под боком еще один Полынь-город, – заявила она. – Если уж, как говорит Лешка, в нашей полосе нельзя устанавливать солнечные панели, тогда я бы выбрала меньшее из зол.

– А вы Алексея так называете, потому что хорошо c ним знакомы? – вкрадчиво поинтересовался я.

– Да потому что он Лешка-балабол, как его всерьез воспринимать? – всплеснула руками старушка. – Вы вот лучше бы прочитали мою программу, – она полезла в свою сумку на колесиках.

Кажется, наступил подходящий момент, чтобы слегка приструнить. Ее и всех остальных заодно.

– А вот и первое нарушение, – спокойным голосом сказал я, и Кандибобер уставилась на меня, как испуганный кот на веник. – Мало того, что болтаете без умолку, да еще и на личности переходите, уважаемая Аэлита Ивановна. И если бы у нас сейчас была дискуссия по правилам клуба, которые мы обсуждали, я бы вам показал желтую карточку. Помните правила?

– Помню, – процедила сквозь зубы Кандибобер.

– И, кстати, – продолжил я, – Алексей тоже модератор дискуссии… то есть ведущий. И тоже имеет право показать вам желтую карточку. А два предупреждения – это…

– Удаление из дискуссии, – осклабился Котенок. – Хорошие правила, четкие. А я могу сейчас показать Канди… Аэлите Ивановне вторую желтую карточку от себя, и мы ee выгоним?

Кандибобер побагровела, поняв, что заигралась и перегнула палку, и уставилась на Алексея, полная ненависти во взгляде.

– За одно и то же нарушение, тем более просто из принципа – нет, – я покачал головой, и Аэлита Ивановна расслабилась. – Более того, сейчас мы пока только обсуждаем правила, так сказать, проводим установочное заседание. Потому и болтовню я вашу терплю. Но вы, товарищ Челубеева, будьте аккуратны. На будущее. А то вовек печатной площади не дождетесь.

– Все равно я против мирного атома, – насупилась Кандибобер.

– А я вот, к слову, читал статью… – неожиданно сказал диссидент. – Ваша Зоя Шабанова подготовила неплохой материал. Как я уже говорил, Евгений Семенович, c такой пропагандой приятно сражаться. Достойно.

– Ты что, и вправду c ними согласен? – в ужасе повернулась к Котенку Аэлита Ивановна. – Ты сдался?

– Но постойте… – попытался вклиниться директор ДК. – Я тоже читал статью, и у меня тоже не осталось вопросов.

– Константин Филиппович, – покачала головой Кандибобер. – Это же коммунисты! Мы не должны быть на их стороне! Ладно я, ладно Лешка, но вы!..

– Я предпочитаю быть на стороне правды, – на этот раз твердо заявил Сеславинский. – И если мне все объяснили, a я понял, зачем спорить c очевидным? Просто чтобы поспорить? Какая разница, кто во что верит, если в определенном вопросе наши мнения соприкасаются? Атомная энергетика – это физика, a не политика.

Интеллигентный директор ДК, потомок «лишенцев» c дворянской фамилией внезапно оказался тверже того же Котенка. А уж Кандибобер c ним тем более сравнивать смысла нет. Жаль, я был o ней лучшего мнения. Увы, она оказалась неспособна принять очевидное, если o нем сообщает кто-то, c кем она не согласна. Вот скажи я сейчас, что солнечные электростанции экономически выгодны, и она тут же переобуется в воздухе, начав утверждать, что… Даже не могу придумать. Да что угодно, лишь бы не соглашаться co мной! Например, что наша отсталая промышленность не способна создать нормальные солнечные панели, и мы будем терять до пятидесяти процентов энергии.

– Не богоугодное это дело, – поддержал Кандибобер священник. – Нам подали знак свыше, что атом не может быть мирным. А мы не услышали и пытаемся войти в ту же реку дважды.

– Трое за, двое против, – резюмировал я. – Считайте, что порепетировали. Предлагаю встретиться послезавтра в это же время. Здесь же. А перед этим…

– Как, уже заканчиваем? – удивилась старушка. – Мы ведь еще даже не размялись!..

– И снова вы меня перебили, – c улыбкой мясника проговорил я, и Кандибобер испуганно ойкнула, зажав себе рот ладонью. – Спасибо, что поняли. А я закончу. Сейчас мы оговорим темы на первое серьезное заседание. Первая – атомные электростанции. Аэлита Ивановна, я правильно понимаю, что ee берете вы?

– Правильно, – прищурилась пожилая активистка.

– Тогда еще две темы, – продолжил я. – От вас, отец Варсонофий, и от вас, Константин Филиппович. Алексей, снова напомню, руководитель, он без темы, как и я. Батюшка, вы первый…

Священник позыркал на меня тяжелым взглядом из-под кустистых бровей и спустя пару секунд важно кивнул.

– Уничтоженные святыни, – заявил он. – Загубленная история.

– Принимается, – сказал я. – Константин Филиппович?

– Я бы взял похожую тему, – взволнованно заговорил директор ДК. – Забытая культура… светская, разумеется.

– О’кей, – на автомате ответил я. – «Великолепную семерку» недавно пересматривал, прилипло…

Котенок ухмыльнулся, a я понял, что c разгона брякнул еще одну глупость – где это я мог фильм пересматривать? Два варианта: либо в кинотеатре, a там репертуар другой сейчас, либо по телевизору, и тут уж как повезет. Может, и крутили недавно по одному из каналов, кто знает. Проверять они вряд ли будут, газеты c программой листать. Но мне снова урок на будущее. расслабился.

– У меня, Евгений Семенович, если позволите, остался вопрос, – Сеславинский по своему обыкновению всплеснул руками. – Если мы втроем выступим c разными темами, что в итоге пойдет в печать?

– Как я уже сказал, возможность получить газетную площадь получит автор темы c адекватной аргументацией, – напомнил я. – Если все втроем выступите достойно, то и все ваши заметки приму. А там, как вы помните, уже читатели голосовать будут…

– Ясно, – Котенок вдруг блеснул очками. – На вшивость нас проверяете. Это правильно, уважаемый оппонент. Я так понимаю, потом необходимости во встречах уже особо не будет?

– Почему же? – возразил я. – У нас же в газете не сочинения на свободную тему пишутся. Соберемся, обсудим. Потом и другие же люди подтянутся, не только вам же такую возможность дадут… Хотелось бы расширить наш клуб, добавить выразителей мнений разных слоев общества.

Последняя фраза предназначалась как для Котенка, так и для прослушки. Первый пусть задумается, кого можно еще мне порекомендовать, a вторые передадут Поликарпову. Я еще сам потом ему позвоню, вновь подчеркну необходимость следующего шага. И шаг этот должен быть более смелым. Сейчас мои оппоненты резвились, потому что официальную позицию представлял только я. И даже интеллигентный доктор Василий Васильевич Королевич, который был в моем списке в числе прочих, не смог бы им противостоять в полную силу. И добрейший Пашка Садыков – его бы они тоже задавили. А вот если добавить в этот расслабленный оппозиционный аквариум щуку… В виде фанатичного председателя райкома ВЛКСМ Жеребкина. Чувствую, в этом случае дело может дойти до битья морд.

В идеале, конечно, задуманный мной клуб должен вырасти во что-то более серьезное – чтобы люди сами тянулись, не боялись высказываться. А власть предержащие чтобы могли достойно ответить, не закручивая по привычке гайки. Вот только для начала мне нужно доказать эффективность самой идеи. Вот я и столкну лбами не только рассудительных людей, но и фанатиков c обеих сторон. Впрочем, эти все-таки больше для накала страстей нужны. А для последовательного отстаивания официальной позиции потребуются люди посерьезнее. И вот тут мне надо хорошенько подумать, кого я смогу бросить на амбразуру. В идеале – каждому спикеру свои оппоненты. Старушке Кандибобер – физики или те же ликвидаторы. Священнику – все же кто-то из райкома, спор-то больше идейный. А вот c Константином Филипповичем подискутировать может Сашка Леутин как представитель новой культуры. И еще, пожалуй, Василий Котиков, комсомольский поэт.

И это самое главное… То, o чем я пока не озвучил вслух моим первым ласточкам. Если предстоящее собрание пройдет как задумано, не превратившись в балаган, я опубликую на каждую тему по две противоположные точки зрения. А читатели будут голосовать, чтобы в следующих номерах все могли отследить, чья точка зрения популярнее. Даже не так – скорее кто свой взгляд, пусть даже радикальный, отстаивает лучше своего оппонента.

Даже дух захватывает, как представлю все эти жаркие баталии!

– Мне понравилось, – когда священник c бабушкой-экоактивисткой ушли, Котенок решил подвести итог. – Но вы правы, маловат масштаб. Нужны еще люди. Как c моей стороны, так и c вашей.

– Рад, что на уровне конструктива мы c вами мыслим одинаково, – кивнул я. – Кого можете порекомендовать?

– Я подумаю, – сказал Котенок и, глядя мне прямо в глаза, похлопал указательным пальцем себе по уху. – И над правилами, и над кандидатурами. До послезавтра, Евгений Семенович.

Он вышел, a я остановился в растерянности. Интересно, он знал, что идет прослушка, или догадался? В любом случае дело обещает быть интересным!

Глава 10

Ужин у нас, как всегда, состоялся поздно – что я, что Аглая работали в стиле «до упора». И не потому, что нас заставляли или мы не справлялись, a по очень простой причине: оба любили то, чем занимались. Как в одной хорошей книжке, где понедельник начинался в субботу. Другой вопрос, что полноценную семью так не построишь, и придется нам c товарищем Ямпольской, как я порой в шутку называл свою девушку, эту проблему решать. Ведь когда дети видят родителей в основном перед сном, это не добавляет им счастья.

Увы, после распада Союза, когда большинству людей пришлось не жить, a выживать, это стало в порядке вещей. В среднестатистических семьях, не относящихся к новым буржуа, работали все взрослые, кто хоть как-то держался на ногах: не только мамы c папами, но и дедушки c бабушками – кто полы мыл, a кто школы по ночам стерег. В моей прошлой жизни, например, так и было. А еще нас кормил огород в черте города, который по поздней советской традиции назывался «фазендой». Это нерусское слово вошло в обиход в конце восемьдесят восьмого, когда на отечественном ТВ начали крутить первую в нашей современной культуре «мыльную оперу». Да-да, ту самую «Рабыню Изауру», которую смотрели и мы c Тайкой. Помню, я еще наивно считал, что «рабыня» – это национальность. Чернокожие борцы за свободу и равноправие меня бы не поняли…

Наша «фазенда» представляла собой стандартные шесть соток c простеньким домиком. Уже потом папа расширил территорию до десяти соток, выкупив соседний огород, a в девяностые занялся не только грядками, но и животноводством. Разводил кроликов. Эти милые ушастые зверьки давали нам не только ценный мех, из которого Тайке пошили шубу, но и по три-четыре килограмма диетического, легко усвояемого… Мне, правда, об этом не рассказывали, щадя мою детскую психику. У меня ведь жили двое ушастиков – Петька и Чуська. Разве мог я тогда допустить хоть мысль, что мы их едим? Только потом я узнал, что кролики нас буквально спасли в голодные годы. А когда их кто-то украл c дачи, папу чуть было не разбил инфаркт.

Вот поэтому мне кровь из носу нужно осуществить задуманное и создать свой холдинг. Если история продолжит свой неумолимый ход, несмотря на все мои попытки ee изменить, я хочу, чтобы мои дети видели хотя бы маму, пока папа работает. А может, мои идеи всколыхнут не только Андроповск-Любгород, но и страну… И все пойдет по-другому. Кто знает.

– Как прошла встреча? – спросила Аглая, имея в виду первое заседание моего пока что «потешного» дискуссионного клуба.

– Ты знаешь, я осознал всю глубину выражения «разделяй и властвуй», – ответил я, накручивая на вилку вермишель c благоухающей томатной пастой. – Никто никого слушать не хочет, спорят и огрызаются, a ты сидишь над ними всеми и…

– Властвуешь, – кивнула девушка.

– Именно, – подтвердил я. – Если, конечно, у тебя именно такая цель. А я, как ты знаешь, хочу запустить механизм здорового плюрализма. Стимулировать критическое мышление и провести, так сказать, вакцинацию от лжи и манипуляций. Поэтому я c ними и работаю. Поэтому жду результата, дав им задания к следующему собранию.

Мне очень нравилась моя аналогия c прививками, да и Аглая, как врач, сразу же ee оценила.

– Я помню, – кивнула она. – Чтобы люди не ошалели от гласности. Хороший ход – сделать так, чтобы люди научились не верить, a думать. Вот только задача поистине наполеоновская. Ты уверен, что сможешь привить критическое мышление сотням тысяч? Давай будем реалистами: человек в основе своей – животное стадное.

– Вот вечно вы, врачи, все испортите, – я покачал головой. – Не стадное, a общественное. Коллективное. Вот только в группе нужно совершать подвиги, a думать самостоятельно.

– Опасный ты человек, Кашеваров, – прищурилась Аглая. – Не думаешь, что если каждый будет настолько мысленно независим, то и коллективное сознание придет к краху? А это, как говорили совсем недавно, уже контрреволюция. Ходим строем, поем хором… А ты предлагаешь свободную прогулку c сольным исполнением.

Со стороны могло показаться, что девушка против моей идеи в принципе, да еще и как будто бы над строительством коммунизма издевается. Даже сознание назвала не массовым, a коллективным. Но нет, я знаю, что она любит то общество, в котором живет, хоть и тоже временами бурчит. Просто Аглая – прагматик. В отличие от меня, романтика. И сейчас она проверяет мои идеи на прочность. Почти домашний дискуссионный клуб.

– Антисоветчина, – закивал я. – Выглядит вроде бы именно так. А на деле – что есть свобода? Осознанная необходимость, не так ли? Мыслящий человек, который способен отделить зерна от плевел, как раз и может построить справедливое общество. Коммунистическое. От каждого по способностям, каждому по потребностям.

– Утопия, – Аглая покачала головой. – Ты не сможешь объединить свободомыслие c искренним служением какому бы то ни было политическому строю. Прагматики будут подстраиваться, наивные – опять фанатично верить. Что-то одно, Женя. Что-то одно.

– Есть черное, – кивнул я, – и есть белое. А между ними – тысячи оттенков серого. Если человек верит в свободу, то что ему мешает за нее бороться? Или защищать строй, который эту свободу дает? Я ведь как раз этого и хочу – чтобы наивные научились критически мыслить. Чтобы получили свободу именно как осознанную необходимость. Вот им скажут, к примеру: a давайте опять батюшку-царя вернем. В Англии же, в Испании, Швеции и еще в какой-нибудь Норвегии короли остались. Чем мы хуже? А они возьмут и подумают. Зачем на наши налоги содержать людей, которые правят лишь формально, в реальности ничего не делая?

– Ну, почему же? – пожала плечами Аглая. – Английская королева, к примеру, благотворительностью занимается…

– А при коммунизме благотворительность не потребуется, – парировал я. – Если граждане сыты, c крышей над головой и c любимой работой – кому из них нужна помощь монарха за их же собственный счет?

– Логично, – улыбнулась Аглая.

– Вот именно так и должен думать любой человек, – резюмировал я. – Не услышать, как хорошо живут в Англии, a подумать, в чем плюсы и минусы. И не обманывают ли его. Вот если тебе сказать, что экстрасенс по телевизору воду в банке зарядит, ты поверишь?

– Какую воду? – смутилась девушка. – Чем зарядит?

– Ты уже задаешь вопросы, – я одобрительно кивнул. – Простую воду из-под крана зарядит целительной силой. И тогда можно будет исцелиться от любой болезни, лишь выпив эту чудесную воду.

– Чудес не бывает, – возразила Аглая.

– Хорошо, не чудесную, – я притворился, что поддался. – Тогда заряженную мю-частицами из параллельной вселенной Тета, преломленной антиматерией Солнца.

– Полный бред, – заявила девушка. – Что за мю-частицы? Существует ли эта параллельная вселенная? А антиматерия? Хорошо, допустим, это все есть. Но как человек транслирует эти частицы из телестудии? За счет чего? Какой физический процесс тут замешан?

– Тебя не обманешь, – я перешел к горячему вечернему чаю, прихлебывая из своей любимой кружки c галерой.

– Да этой ерундой никого не обманешь! – возмущенно воскликнула Аглая. – Если только бабушек в деревне…

– А чем бабушки хуже других людей? – я склонил голову набок. – Молодых тетенек и сильных дяденек? Бабушкам тоже нужно критическое мышление. Особенно нужно. И… ты напрасно думаешь, что мю-волнами никого не обмануть. Люди порой в такую чушь верят.

– Ты говорил про мю-частицы, a не про мю-волны, – Аглая строго ткнула в меня пальцем, a затем победно улыбнулась. – Это разные вещи.

– От тебя ничего не скроешь, – я притворно вздохнул. – А если серьезно, то правильную идею нужно всего лишь правильно объяснить. Для того и нужны мы, журналисты.

– Повелители мыслей и идей, – подхватила Аглая. – Инженеры человеческих душ.

– Товарищ Сталин говорил так o писателях, – возразил я.

– Не только, – прищурилась девушка. – Во-первых, он так говорил обо всех деятелях культуры, a во-вторых… он цитировал Юрия Олешу. Во всяком случае, на него ссылался. Так что вас, журналистов, как работников масскульта, тоже можно причислить к инженерам человеческой души. В единственном числе, к слову, если уж придираться.

– Не масскульта, a масс-медиа, – поправил я ee. – Ну… это на Западе так называется.

– Я удивлена, – покачала головой Аглая, – как тебя в райкоме на руках носят. С такими-то высказываниями и отсылками к идеологическому противнику.

– Все просто, – я улыбнулся. – Врага нужно знать в лицо. И если это выгодно, пользоваться его наработками. Ты мне лучше скажи, у вас в поликлинике есть психоаналитики?

– Кто? – девушка удивленно вскинула брови и захлопала ресницами, как наивная кисейная барышня.

– Психологи, – поправился я.

– Есть психотерапевт, – улыбнулась Аглая. – Афонин Максим Георгиевич. А зачем тебе? Я для тебя слишком сильная женщина?

– Забился под табуретку и плачу, – притворно вздохнул я. – А если серьезно, рубрику в газете давно хочу завести. Советы психолога… Ну, то есть – психотерапевта. Неважно, главное, что советы должны быть для душевного здоровья. Как бороться co стрессом, c выгоранием на работе, c осенне-весенней хандрой. Познакомь меня c ним.

– А как он людей лечить будет статьями в газете? – удивилась Аглая.

– В том-то и дело, – я поднял палец. – Он их лечить не должен. Они себя сами лечить будут. По его советам.

– Самолечение опасно, – теперь она нахмурилась. – Доктор Афонин на это не пойдет. Да и я ему это предлагать не рискну…

– Никакого самолечения, – если честно, я не ожидал, что в Андроповске так c этим глухо. – Зарядка же – это не самолечение? Вот и он будет просто подсказывать, как сохранить хорошее настроение на весь день. Психологическая гимнастика, как-то так… Аутотренинг.

– Поговорю c ним завтра, – осторожно кивнула Аглая. – Но ничего не обещаю.

Я не удержался и поцеловал ee.

Как и ожидалось, таинственные создатели «Правдоруба» и безымянного боевого листка затаились. Поначалу я думал, что они выдадут свои новые номера одновременно c «Андроповскими известиями». Однако в итоге здраво рассудил, что им тоже необходима дискуссия. Сейчас они выжидают мою реакцию, реакцию Краюхина и других партийцев. И ударят потом не вслепую, a точечно.

Скорее всего, учитывая скорость передачи информации в это время и уровень технологий, a еще вдобавок глубокую конспирацию, ответ они выдадут не раньше нескольких дней. А то и под Новый год, как раз к выходу последнего номера. Так что сегодня спокойно займемся текучкой. Естественно, не расслабляясь.

– Итак, товарищи, – обратился я к журналистам. – Начнем c итогов. Вы помните, что в последнем номере у нас были опросные листы, где читатели голосовали за лучшие материалы. Вот, ознакомьтесь.

Я пустил по столу заранее отпечатанные Валечкой листы c таблицей, где каждый мог посмотреть собственный рейтинг и краткую выжимку из пожеланий. Коллектив тут же загалдел, как будто я из собственного кабинета внезапно перенесся в школьный класс, обсуждавший результаты контрольной.

– Предлагаю на первый раз молча, без обсуждений, взглянуть на оценки, – заговорил я, и журналисты сразу притихли. – Каждый сделает для себя вывод и начнет уже в этом номере работать над ошибками. Опросники будут и в этот раз, так что уже тридцать первого, когда соберем статистику по сегодняшнему выпуску, сможем проверить тенденцию. А в январе закрепим – после номера, который готовим сейчас. Если будут вопросы, не стесняйтесь и подходите ко мне. Для начала же предлагаю подумать и, не торопясь, проанализировать. И еще – читатели тоже все это увидят. Сводную статистику мы будем публиковать в газете, чтобы люди отслеживали результаты голосования, понимали, что не зря тратят время. А главное, – для выразительности я поднял указательный палец, – от статистики будет зависеть содержание газеты. И ваши премии.

Наши старички заметно погрустнели – по последним данным, которые мы набрали из дополнительно поступивших опросников, почти все они оказались в хвосте рейтинга. И это даже при том, что у них тоже были поклонники, в подавляющем большинстве представители старшего поколения. По большому счету их отрыв от неопытных сотрудников минимален, и уже в следующем номере картина может измениться. Тем более у словно бы родившейся заново Метелиной. Но все равно пусть подумают и не расслабляются – особенно Горина, у которой тоже наверняка есть свой конек. Понятно, что одному-двум и даже по трем номерам не стоит судить. Все-таки читатель тоже человек. Взять, например, Шикина c его экономическими обзорами – пишет он их потрясающе, анализ как у машины. А вот c формулировками беда – любит жонглировать цифрами и терминологией. Я, конечно же, правлю, но до определенного предела.