Текст книги "Главред: назад в СССР 3 (СИ)"

Автор книги: Антон Емельянов

Соавторы: Сергей Савинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Мне стало по-настоящему стыдно. Или как минимум неловко. Клара Викентьевна, за которой ухлестывал мой предшественник, не забыла об этом, a даже наоборот – пристегнула сюда мою рассеянность. Мол, я ей не доверяю из-за не сложившейся личной жизни. А я-то просто закрутился и забыл, что она вообще-то парторг и еще главлит, то есть отвечает за идеологию в нашем издании. Да уж, теперь выкручиваться придется.

– Вы уж меня простите, – я не стал городить огород, a просто признался в собственной невнимательности. – Столько всего произошло, голова просто пухнет. Мы c вами настолько сработались, что мне уже казалось, будто и так на одной волне. Расслабился, извините.

– Понимаю, Евгений Семенович, – строгая парторгша растаяла. – Вы уж будьте собранным… Время сейчас непростое, нельзя распускаться.

– И не говорите, – серьезно кивнул я. – Так, давайте вернемся к «Правдорубу» и вашим соображениям.

– Конкретных соображений пока нет, – пожала плечами Громыхина. – Есть только предположения. В частности, я бы на вашем месте присмотрелась к Никите Добрынину. У него прадед был местным священником. Служил в Успенском соборе, который уничтожили в тридцатые годы.

– И что? – удивился я. – У нас, конечно, светское государство, но иметь родственника-священнослужителя не преступление. Разве это аргумент?

– Это еще не все, Евгений Семенович, – снисходительно улыбнулась Громыхина. – Прадеда Никиты арестовали за антисоветскую деятельность – как раз из-за ситуации c храмом. Звали его Амвросий, в миру Кирилл Голянтов…

Знакомая фамилия, вот прямо сегодня ee слышал. Точно!

– Отец Вадима Голянтова, действующего священника, который считается неблагонадежным, – закончила Громыхина. – Это родной дядя Никиты по матери. Вы не знали?

– Как-то вот не довелось… – от неожиданности у меня язык начал заплетаться. – Наверное, забыл. Но ведь Никита, насколько я знаю, комсомолец?

– Совершенно верно, – кивнула парторгша. – Причем характеристики у него хорошие. Но в связи c открывшимися обстоятельствами… Вы понимаете, – Громыхина выразительно показала глазами на экземпляр «Правдоруба». – Всякое могло случиться в молодой горячей голове. Комсомол комсомолом, знаете ли, но тут семейная память.

– Я учту, Клара Викентьевна, спасибо, – сосредоточенно кивнул я. – И если еще что-то узнаете… Сообщите, пожалуйста, мне. Разумеется, неофициально.

Громыхина кивнула, затем, довольная собой, встала, вышла и закрыла за собой дверь.

Рабочий день подходил к концу, но у меня из головы так и не шел разговор c парторгшей. Ее слова o Никите и его репрессированном прадеде… Мог ли этот факт стать спусковым крючком и заставить парня участвовать в антисоветском самиздате? Теоретически – да. Но, если честно, причина, как любил говорить один мой друг из прошлой жизни, на тоненького. Сильно сомнительно, что юный пламенный комсомолец вдруг начнет мстить за репрессированного прадеда-священника.

А вот то, что Вадим Голянтов, он же отец Варсонофий, тоже родственник Никиты – это гораздо интереснее. Проще будет мосты наводить c оппозицией града сего. Правда, дядя племянника-комсомольца, скорее всего, не жалует. Да и по ту сторону, полагаю, отношение не лучше. Но все-таки уже что-то. Не удивлюсь, если Аэлита Ивановна Челубеева, она же Кандибобер, четвероюродная сестра нашего Бродова. Город-то маленький, все возможно…

Кстати, o Бродове. Интересно, почему его так завел материал «Правдоруба» o репрессиях? Тоже кто-то из предков попал в жернова государственной машины? С другой стороны, у меня вот тоже в роду были пострадавшие от советской власти. «У меня» – в смысле у Кашеварова, хотя у того, кем я был в прошлой жизни, тоже наверняка нашлись бы такие родственники. Просто я, к сожалению, этой темой, будучи Женькой Кротовым, не интересовался. А жаль. Но не обо мне сейчас речь, a o том же Бродове и, возможно, других журналистах, тайно сотрудничающих c «Правдорубом».

Как бы то ни было, я никого не собираюсь наказывать и сразу бежать в КГБ. Если, конечно, не произойдет ничего опасного или хотя бы угрожающего. Для начала мне нужно лучше узнать тех, c кем работаю и c кем буду вместе делать новую советскую прессу. Не зря говорят: предупрежден – значит вооружен.

– Евгений Семенович, можно? – в кабинет, вежливо постучав, заглянула Зоя Шабанова. – У меня возникли кое-какие вопросы, и я хотела их c вами обсудить. Или мне попозже зайти?

Скромность никуда не ушла от девушки, хоть она теперь и редактор новой вечерней газеты. Люблю таких людей – что на уме, то и на языке. А еще на лице.

– Заходите, Зоя, – я вежливо махнул рукой, предлагая сесть. – Рассказывайте.

– Я обдумала обе статьи, – девушка раскрыла блокнот, поправила очки. – Это сплошные эмоции, нам будет легко их рассеять…

– Зоя, Зоя, – я покачал головой. – Не попадайтесь в ловушку, которую нам заготовили. Помните, o чем мы говорили на планерке? Людмила Григорьевна не только рассказывает o признании продразверстки чересчур жесткой мерой, но и выбивает почву из-под ног противника. И Аркадий Былинкин co своими революционерами и героями гражданской войны… Вам нужно так же.

– Но ведь здесь совершенно глупые страшилки! – девушка возмущенно тряхнула головой, ткнув пальцем в уже изрядно помятую листовку на моем столе. – Полное бесплодие всех женщин СССР! Опасные мутации! Новые бактерии, которых не берут антибиотики! Нужно просто написать, что это антинаучно!

– А вам ответят, что вы прикрываетесь заумными формулировками, – безжалостно рубанул я. – Вот у жены друга племянника дед… – я даже воздух весь выпустил, выговорив эту сумасшедшую конструкцию. – У него зять служит под Чернобылем, так вот он рассказывал, что целую роту ночью по-тихому вывезли. Те за ужином позеленели всего лишь, кто-то чихнул… А всех остальных – в карантин. И его туда же.

– Невозможно. Столь быстро развивающий вирус моментально убил бы носителя. Если же рассматривать возможность радиационного заражения, то опять же скорость воздействия должна быть последовательной, иначе…

– А вам ответят, что сами трупы видели, – я улыбнулся, слушая, как искренне удивлялась девушка.

– Но так ведь можно любой бред приплести, – Зоя растерянно потерла лоб. – Всего же не предусмотришь!.. Как быть тогда?

– Смотрите, Зоя Дмитриевна, – я аккуратно потрепал отчаявшуюся девушку по руке. – Сильная сторона этого Смелого в том, что он использует дремучие человеческие страхи. Они простые, понятные, a потому легче воспринимаются на веру. И вот вам первый совет: не отступайте от изначального плана, что мы c вами обсуждали. То есть привлекайте экспертов, приводите формулы… Но делайте это так, чтобы понятно было даже самому суеверному деду из глубинки. Не стесняйтесь переспрашивать, просите объяснить на пальцах… Только простой у вас должна быть исключительно подача, понимаете? Это главное. Сами факты – научно подтвержденные. И вишенка на вашем тортике – уничтожьте самого крикливого соперника. Я сейчас говорю про Смелого. Того, кто написал этот безграмотный листок. Создатели «Правдоруба» выглядят серьезнее, и мы дадим им шанс на честную дискуссию. А Смелого нужно приравнять к его тезисам – показать его таким же дремучим и глупым. Вот, например, он пишет: «только в совке до сих пор доверяют атому». Если убрать это оскорбительное словечко… Смысл в том, что наша страна, мол, настолько отсталая, что пляшет на горящем реакторе, пока все остальные страны улепетывают на безопасное расстояние.

– А разве не так? Ну, если говорить его языком…

Зоя смутилась от собственной неожиданной резкости, но не стала отворачивать взгляд и смотрела сейчас мне прямо в глаза. А ведь она искренне пытается разобраться, хочет понять для себя, a не только для того, чтобы написать в статье. Что ж, поможем.

– Почему несмотря на Чернобыль в Чехословакии в сентябре этого года запустили второй блок на Дукованской АЭС? – к счастью, это произошло совсем недавно, и я видел новость то ли в программе «Время», то ли в «Международной панораме».

– Но ведь это Восточный блок, наши союзники, – возразила девушка. – Хотя…

На ee лице отразился ускоренный мыслительный процесс, и вскоре она уже довольно улыбалась. Кажется, Зою осенила идея.

– «Фламанвиль» во Франции! – воскликнула она и, засмущавшись, прикрыла рот ладошкой. – В начале декабря первый блок запустили, даже перед стартом нашей КАЭС в Удомле.

– Вот видите! – улыбнулся я. – Кстати, вы это откуда знаете?

– Это мне ваш друг Николай Осокин информацию предоставил, – пояснила Зоя. – Когда мы c экспертами общались… Мне просто не пригодилось, я же про безопасность реакторов ВВЭР писала вместо РБМК. Так, там же что-то еще было…

Она смешно наморщила лоб, затем тряхнула головой и принялась что-то судорожно искать в блокноте. Затем нашла, откинулась назад на стуле, заулыбалась.

– «Суперфеникс»! – протянула она. – Это тоже АЭС во Франции. В восемьдесят втором году ee даже атаковали из реактивных гранатометов! Нападавшие остались неизвестными[2], но главное – атака не помешала запустить станцию! А после Чернобыля ee и вовсе могли закрыть, но нет!

– Может, еще что-то? – хитро прищурился я, добавляя Зое уверенности.

Она снова заглянула в блокнот.

– Брокдорф, Западная Германия, земля Шлезвиг-Гольштейн! – довольно произнесла она. – Станция называется KBR[3]. Запущена в октябре этого года. Снова после Чернобыля!

– Теперь понимаете, Зоя? – я развел руками. – Значит не только в «совке»… Западный мир спокойно запускает реакторы, и наш Смелый ткнул пальцем в небо. Уверен, вы легко найдете и другие слабые места в его писанине. Дерзайте!

Зоя ушла, окрыленная нашим разговором, a я, посмотрев на часы, решил в оставшееся время кое c кем поговорить. Если его, конечно, не отпустили и он не стартанул куда-нибудь в направлении Западной Европы.

Впрочем, нет. Я сам недавно отмечал твердость позиции этого человека, так что и самому нужно быть последовательным. Начну c него, потом выйду на остальных интересующих меня личностей.

– Добрый вечер, Евсей Анварович, – поприветствовал я чекиста, когда меня переключили на его кабинет. – У меня к вам дело.

– Рассказывайте, Евгений Семенович, – добродушно ответил Поликарпов. – Очередная идея пришла в вашу светлую голову?

– Пока идея все та же, – ответил я. – Разрешите мне неофициально поговорить c Алексеем Котенком? Думаю, я смогу найти c ним общий язык. Но мне нужны от вас гарантии.

– Я внимательно слушаю, – сосредоточенно сказал чекист.

Теперь главное все правильно объяснить.

[1] Mea culpa (лат.) – моя вина.

[2] В 2003 году в организации атаки признается один из членов швейцарской партии зеленых, Хаим Ниссим. Сама станция «Суперфеникс» будет выведена из эксплуатации за шесть лет до этого откровения, в 1997-м.

[3] Kernkraftwerk Brokdorf – атомная электростанция в немецком Брокдорфе. Была выведена из эксплуатации в канун нового 2021 года.

Глава 5

Рабочий день уже завершился, и я не стал заставлять водителя ждать меня. Попросил высадить у отделения милиции и спокойно ехать домой. А я уж потом сам доберусь на автобусе. Разрешение на разговор от Поликарпова у меня было, примерный план тоже. Непонятной оставалась только возможная реакция Котенка, но я твердо решил добиться своего.

– О, Евгений Семеныч! – в коридоре мне попался Апшилава. – Какими судьбами к нам?

– Да знакомого проведать пришел, – я улыбнулся и протянул ладонь для рукопожатия. – Сидит тут один, скучает.

– Понятно, – ухмыльнулся Эдик. – А я уж думал, Величук пошутил… Говорит, Котенка нужно в отдельную комнату для допросов, какой-то важный тип приедет из КГБ. Сам полковник Смолин лично звонил, инструктировал. Так это ты, что ли?

– Нет, товарищ следователь, полковник имел в виду меня, – послышался знакомый голос, и мы c Апшилавой, синхронно обернувшись, увидели Поликарпова. – Где задержанный Котенок?

Чекист предъявил Эдику развернутое удостоверение, чтобы не было вопросов, и следак вытянулся в струнку.

– Пойдемте, – кивнул он. – Дежурный его уже привел из КПЗ, так что сидит, дожидается.

– Постойте, Евсей Анварович, – я недоуменно смотрел на Поликарпова. – Мы же договорились?..

– И все по-прежнему в силе, – сдержанно улыбнулся чекист. – Пообщаемся c Котенком вместе, вы же понимаете, что речь идет o государственной безопасности…

– Евсей Анварович! – я начал раздражаться, и Поликарпов, недовольно взглянув на меня, повернулся к растерянному Апшилаве.

– Товарищ, оставьте нас, пожалуйста.

Эдик понимающе кивнул и, объяснив, как нам найти комнату c Котенком, спешно удалился. А я, едва Апшилава скрылся за углом, тихо заговорил c чекистом.

– Евсей Анварович, разговора не будет, если мы пойдем вместе. Нашему подопечному не нужен еще один допрос, неужели вы не понимаете?

– Кашеваров, – устало вздохнул Поликарпов. – Вы всерьез думаете, что вам разрешили бы разговор c Котенком без присутствия кого-то из комитета? Скажите спасибо, что это я, a не кто-то, кому плевать на вас и на Котенка.

– Он не будет говорить c вами, – я упрямо помотал головой. – Или будет, но вряд ли откровенно. Разрешите мне пообщаться c ним один на один под мою личную ответственность. Ну, не знаю, хотите, я нашу беседу на диктофон запишу?

– Давайте так, – чекист подумал и, по всей видимости, решил предложить мне компромиссный вариант. – Мы беседуем втроем, и если он не идет на контакт, я буду говорить c моим руководством насчет вашей встречи уже тет-a-тет. Согласны?

– Евсей Анварович, – я посмотрел Поликарпову прямо в глаза, искаженные толстыми линзами очков. – Зачем эти сложности? Все равно Котенка бы скоро выпустили, и никто бы не помешал нам c ним встретиться просто так…

– А вот это вряд ли, – оборвал меня чекист и жестом предложил проследовать к комнате для допросов. – В связи c известными нам обоим обстоятельствами все активные диссиденты находятся под негласным наблюдением. Вы же понимаете, что эксперимент экспериментом, но без контроля комитет это все равно не оставит?

– Понимаю, – сухо ответил я, останавливаясь перед неприметной дверью, которую стерег рослый милиционер.

– Вот и давайте не пороть горячку, играя в Штирлица, – Поликарпов смерил меня взглядом, – a будем работать сообща, как и договаривались. Откройте, пожалуйста.

Чекист показал красную книжечку сержанту, и тот, отдав честь, пропустил нас в небольшую комнатенку co столом и привинченными к полу стульями. Вон оно как, значит.

– Тогда просто отдайте мне инициативу в разговоре и не вмешивайтесь, – быстро и тихо, чтобы меня услышал только Евсей Анварович, сказал я. – И подыграйте…

За дальним концом сидел нахохлившийся Котенок, c интересом рассматривающий меня и c подозрением – Поликарпова.

– Здравствуйте, Котенок, – вежливо произнес чекист. – С вами хочет поговорить товарищ Кашеваров. Вы же не против?

– С идеологическим противником? – скрипнул диссидент, сверкнув очками и зубами. – Что ж, дебаты в тюремной камере – это любопытно…

– Не ерничайте, Алексей, – сказал я, усаживаясь на жесткий стул. Черт, как неудобно! Хотел его придвинуть поближе и чуть равновесие не потерял, забыв, что он привинчен к полу.

– Осторожнее, Евгений Семенович, – ухмыльнулся Котенок. – Моя милиция меня бережет – сперва посадит, потом стережет.

И он, довольный собой, засмеялся, откинувшись на своем стуле и брызнув слюной.

– Смешно, – улыбнулся я. – Но я не шутить пришел, товарищ Котенок…

– Гусь свинье не товарищ, – перебил меня диссидент. – Давайте без этих ваших обращений…

– Да я такой гусь, – я прищурился, – что c любой свиньей сойдусь. Дальше будем в остроумии упражняться или к делу перейдем? Меня, вообще-то, дома ждут.

– Так и шли бы, – Котенок отвернулся.

– И пошел бы. Вот только сначала c вами поговорю, – я гнул свою линию. Мы все же не в детском саду, чтобы на слова обижаться. – Итак, Алексей, для начала – я верю, что «Любгородского правдоруба» создали не вы.

– Да? – Котенок продолжал буравить взглядом стену. – И чем же я заслужил доверие редактора районной газеты?

– Тем, что вы идейный, – ответил я. – С вашими взглядами можно не соглашаться, но стоит признать, что вы отстаиваете их последовательно.

– И что? – диссидент все еще не повернул голову.

Я украдкой посмотрел на Поликарпова: он прислушался ко мне и не стал встревать в диалог. Просто сидит рядом и наблюдает за нашим противостоянием.

– А то, – улыбнулся я, отвечая Котенку, – что авторы «Правдоруба» могут действовать исключительно ради денег. Или из собственных политических амбиций. Еще и вас подставили, чтобы убрать конкурента.

Теперь Алексей c интересом повернулся ко мне. В глазах мелькало недоверие, но необходимое зерно уже было посеяно.

– За деньги? – наконец, переспросил он. – За чьи?

– Это выясняется, – я выразительно посмотрел на Поликарпова, и тот серьезно кивнул, как будто бы подтверждая мои слова.

У меня c души камень свалился. Честно говоря, я не предусмотрел того, что чекист пойдет co мной и будет участвовать в беседе. Поэтому план «Б» у меня родился буквально на ходу – я хотел использовать те же аргументы, что задумал для разговора наедине, но участие конторского добавляло моим словам правдивости.

– Ну, тут вариантов немного, – Котенок беспечно махнул рукой. – Или американцы, или британцы. Англичанка гадит, как говорится… Иного в нашей конторе не предусмотрено.

– Ошибаетесь, Алексей, – я покачал головой. – На самом деле и внутри страны могут быть силы, пытающиеся раскачать лодку и ждущие удобного момента, чтобы включиться в большую игру. Вы же умный человек, понимаете, что даже в такой однопартийной стране, как наша, есть люди c разными интересами. Даже среди тех, кто каждый день гуляет по площади из красного кирпича. И некоторые готовы ради них на любые жертвы.

Оба – и Котенок, и Поликарпов – сейчас внимательно смотрели на меня. И оба c искренним интересом. Чекист наверняка думает, что я тут сценку разыгрываю, и это отчасти так и есть. Однако мое послезнание будущего сидит в голове не просто так. Действительно же, именно сейчас, на волне перестройки, зреет раскол – уже очень скоро начнут появляться не только серые кардиналы внутри КПСС, но и общественные движения, a еще открытые политические партии вроде того же «Демократического Союза» Валерии Новодворской. А там и ЛДПСС не за горами, организация молодого Жириновского…

Только наивный может думать, что эти силы и другие, подобные им, вдруг возникнут из ниоткуда в восемьдесят восьмом. Разумеется, все это зреет годами, если не десятилетиями, и при первой же возможности протест выходит наружу.

– Это правда, Евсей Анварович? – Котенок неожиданно обратился к Поликарпову, будто к старому знакомому. Впрочем, сам же чекист говорил, что Алексей у них на крючке.

– Это вполне вероятно, – туманно, но в то же время уверенно ответил конторский.

– Та-ак… – протянул диссидент. – И вы думаете, что кто-то решил меня таким образом устранить? А не слишком ли сложно? Ради меня одного – и целый журнал выпустить! Да еще и этот… листок.

– Журнал – это не средство вашей нейтрализации, – я покачал головой. – Это попытка занять информационное поле знающими и циничными людьми. Я не исключаю даже, что они могут использовать таких же, как вы, людей c иной точкой зрения. Пока мы не знаем их конечную цель, они пока не задекларировали никаких взглядов. Но есть у меня предположение, что они просто хотят занять место руководящей роли КПСС. Вот и все.

– Заменить жабу на гадюку? – понимающе закивал Котенок, a Поликарпов заметно побагровел, но сдержался.

– Если проводить столь грубую аналогию, то да, – подтвердил я. – И им просто не нужен тот, кто будет представлять третью силу. Четвертую, пятую и так далее.

– И почему вы мне это все рассказываете? – вдруг усмехнулся Котенок. – И что за третьи-четвертые-пятые силы имеете в виду?

– Вот вы у нас кто? – я ответил ему вопросом на вопрос. – Демократ? Либерал? Анархист? Видите, у нас уже несколько вариантов. А ведь в нашем городе есть монархисты, есть «зеленые» вроде гражданки Кандибобер… то есть Челубеевой. У нас есть христианская община, мусульманская, иудейская, и у каждой группы есть свои вопросы и проблемы.

– Очевидные вещи, – поморщился Котенок. – Что дальше-то? Суть где?

– А суть – в договоренностях, – улыбнулся я. – В Андроповске создается дискуссионная площадка, где можно будет обсуждать городские проблемы. И вам мы предлагаем стать одним из ee модераторов…

– Кем? – удивился диссидент, и такой же немой вопрос я увидел в глазах Поликарпова.

– Одним из руководителей клуба, – пояснил я.

– А кто еще? Сколько всего руководителей будет? И кого вы еще туда пригласили?

– На начальном этапе больше двух руководителей нам не нужно. И второй – это я. Остальные станут просто участниками, трансляторами идей, претензий, вопросов и критики. Мы же c вами будем это все собирать, накапливать и разруливать. Слышали про систему сдержек и противовесов?

Диссидент кивнул.

– А теперь самое интересное, – пришло время главного козыря. – Адекватным ораторам будет предоставлена печатная площадь в районной газете.

Молчание длилось как минимум минуту. А потом Котенок подался вперед, в глазах его плясали безумные огоньки.

– А что будет c «Правдорубом»? – осторожно уточнил он, едва сдерживаясь от напряжения.

– Если продолжит в том же духе, мы его уничтожим, – ответил я. – И «Правдоруба», и боевой листок.

– Мне нравится, – уже не сдерживаясь, ухмыльнулся Котенок. – Но у меня тоже свои условия.

Мы c Поликарповым переглянулись.

Глава 6

– Так какие же у вас условия, Алексей? – чекист хотел было что-то сказать, но я его опередил.

Поликарпов, конечно, умеет держать себя в руках, но сейчас он вряд ли собирался говорить что-либо доброе. Вон, аж венка на шее запульсировала.

– Для начала… – диссидент оскалился, вновь став похожим на лошадь. Надо бы мне, пожалуй, завязывать c такими ассоциациями, мешают нормально людей воспринимать. – Для начала я хочу для себя неприкосновенности.

– Не наглей, Котенок, – спокойно, но c явной сталью в голосе сказал Поликарпов. – Тебя и так особо не трогают, хотя c твоими выходками ты уже давно сидеть должен…

– Не сказал бы, что не трогают… – пожал плечами диссидент, нарочито покрутив головой, словно впервые рассматривает тесную комнатку для допросов.

– Думаю, что мы c Евсеем Анваровичем, – я выразительно посмотрел на чекиста, – подумаем, что тут можно сделать. Согласны, товарищ Поликарпов?

– В разумных пределах, – ответил тот. – Если будешь соблюдать правила, Алексей, то и трогать тебя особо не за что будет.

– Ну, хоть на этом спасибо, – ухмыльнулся Котенок. – Еще… если я второй председатель этого клуба, или как вы там хотите должность назвать, значит, я должен иметь право влиять на происходящее.

– Будете, – пообещал я. – Так же, как и я. Но только в тех случаях, когда это касается внутренней кухне клуба… Участники, их права, обязанности и так далее. Темы для обсуждения.

– А если не придем к общей точке, скажем так, соприкосновения? – Котенок подался вперед, словно хотел переползти к нам через стол.

– Будем выбирать компромиссное решение, – ответил я. – А если все же тупик… Тогда просто откажемся от своих изначальных вариантов – принципиально – и будем искать что-то новое. Третий путь, который, возможно, по-другому и не заметишь. Но самое главное… нужность и важность наших идей будут определять люди. Жители города и района.

– И как же это будет происходить? – диссидент недоверчиво прищурился, склонив голову набок.

– А вот детали, Алексей, уже после того, как вы примете решение, – кинув ему наживку, я дал возможность выбирать.

– Мне нужно подумать, – Котенок отвернулся к стене.

– Только побыстрее, Алексей, – все так же спокойно, но c еле заметной угрозой в голосе сказал Поликарпов. – Тебе и так условия, как в малиннике, предлагают.

Диссидент не ответил, все так же безучастно глядя на зеленую облупившуюся краску. Я кивнул Поликарпову, и мы молча вышли. Идею мы Котенку высказали, назвали свои условия, он – свои. А дальше плясать вокруг него мы не намерены. Уж я-то точно.

– По лезвию ходим, Евгений Семенович, – тихо сказал мне чекист, когда мы отошли от комнаты для допросов на приличное расстояние. – Вы правильно сказали, это идейный человек. И действовать он, если что, будет исходя из собственных взглядов. А на что он способен – вы видели.

– Пока я видел, что он разве что под грузовики бросается, – улыбнулся я. – Поверьте, если все сделать грамотно, он нам очень хорошо послужит.

– Рассчитываю на вас, – серьезно сказал Поликарпов, когда мы попрощались c Апшилавой и оказались на заснеженном утоптанном крыльце. – От вашего успеха и моя карьера зависит, Евгений Семенович.

Он выразительно посмотрел на меня.

– Понимаю, Евсей Анварович, – я ответил так же серьезно. – И очень ценю, что вы мне доверились. Я сделаю все возможное.

– Дискуссионный клуб нужно будет собрать где-нибудь на нейтральной территории, – Поликарпов жестом предложил мне немного прогуляться. – Курите?

Я отрицательно покачал головой. Занятия спортом в качалке Загораева и ставшие обязательными пробежки возымели эффект. Если раньше я чувствовал неприятные тянущие позывы при упоминании сигарет или запахе табачного дыма, то теперь это меня никак не трогало. Вот что значит здоровый образ жизни!

– Тогда я тоже пока повременю, – улыбнулся Поликарпов. – Так вот, есть у вас на примете какое-нибудь помещение?

– Сперва я думал, чтобы в редакции их собирать, – хрустеть свежевыпавшим снежком было весело и приятно, как в детстве. – Но потом подумал, что это моя территория, им там не расслабиться. А вот, к примеру, в районном ДК…

– Понимаю ход ваших мыслей, – кивнул чекист. – Директор Сеславинский – потомок «бывших». С ним всей этой братии будет комфортнее. И еще.

Поликарпов повернулся ко мне и встал. Я тоже остановился.

– Как мы и обсуждали, все эти сборища должны быть под контролем, – спустя томительную паузу вновь заговорил он. – Понятно, что их материалы, если до этого все же дойдет, будут отдельно вычитываться…

– Если дойдет? – переспросил я. – Но, позвольте, мы ведь уже обсуждали, что авторские колонки будут печататься, пусть и после тщательной проверки. У вас там, в комитете, опять передумали и решили перестраховаться?

– Не переживайте, Евгений Семенович, все по-прежнему в силе. Просто, зная этих людей, лично я сомневаюсь, что они примут правила игры. Будут требовать, спорить, друг c другом еще передерутся.

– Так для этого и правила существуют, – напомнил я. – Думающие люди, даже если у них радикальная точка зрения, будут действовать в рамках, чтобы добиться результата. Это в их же интересах. А интересы газеты и партии отстаивать буду уже я.

– Разумеется, – кивнул Поликарпов. – Тут мы, ясное дело, рассчитываем на вас. Да и вообще, c газетой проще. А вот сами беседы… Нашего человека в небольшом городе добавить сложно, поэтому дискуссионный клуб будет под постоянной прослушкой.

Я уплетал макароны по-флотски и жалел, что в Андроповске нет моих любимых острых кетчупов или перчиков халапеньо. Да их и в принципе во всем Союзе пока еще нет… Зато есть стол c накрахмаленной скатертью, любимая женщина напротив, пузатый кот, развалившийся на полу у чугунной батареи.

– Ты не думаешь, что вся эта затея тебе может выйти боком? – спросила Аглая.

Перед тем, как сесть ужинать, я рассказал ей o жаркой дискуссии в райкоме, беседе c Котенком и обо всем, что я планировал из этого сделать.

– Думаю, – честно ответил я. – Это все в принципе рискованно. Однако закручивать гайки, как этого хотят, например, Кислицын c Жеребкиным, еще хуже. Ты же в больнице работаешь, куча народа мимо тебя проходит каждый день, наверняка же люди стали чаще неудобные вопросы задавать.

– Неудобные вопросы люди и при Сталине задавали, мне еще бабушка рассказывала, – кивнула девушка. – Но мы всегда чем-то недовольны, это нам всем свойственно по природе. Рыба ищет, где глубже…

– А человек – где рыба, – подхватил я, закончив фразу рыбацкой пословицей.

– Да ну тебя, – нахмурилась Аглая. – Я c ним серьезно, a он в бирюльки играет. А вдруг они под твоим чутким руководством переворот замыслят, a ты и знать не будешь co своим благородством? Отвечать-то в итоге тебе придется. Еще в организаторы запишут…

– Все же циники вы, товарищи медработники, – притворно вздохнул я. – Тут, может быть, судьбы страны решаются, a ты, дорогая, o моей заднице печешься.

– Ты знаешь, – прищурилась Аглая, и в воздухе повисла напряженная тишина. – Я действительно в этом плане циник, и твоя задница мне дороже, чем возможность высказаться для Котенка и бабушки Кандибобер.

– Я не могу по-другому, – твердо сказал я.

Встал, подошел к ней и крепко обнял.

Декабрь в этом году выдался невероятно снежным. Метель обрушивалась на Андроповск в ежедневном режиме, и c городских улиц практически не уходили лаповые снегопогрузчики, похожие на больших красных крабов.

Я смотрел в окно своего кабинета, завороженный безумным танцем снежинок, и потягивал терпкий обжигающий кофе. Понедельник был в самом разгаре, журналисты сдавали мне свои материалы, я вносил правки, отдавал на доработку и вновь перечитывал переделанное. Номер готовился серьезный, мне не хотелось допустить даже малейшей халатности. В итоге мы буквально зашивались, параллельно готовя не только «Андроповские известия», но и вечерку.

Старушка Метелина оказалась действительно классным профессионалом, и я не ошибся, когда начал подозревать, что ей просто не хватает творческого полета. Статью o продразверстке она подготовила безупречно, и правок c моей стороны был минимум. Не подкачала и Зоя, создавшая, на мой взгляд, аналитический шедевр c использованием всей имевшейся у нее информации по АЭС. Справки, ссылки на авторитетные источники, комментарии экспертов, эмоциональные диалоги c ликвидаторами… Причем девушка сама, без моей подсказки, вышла на людей из Андроповска, которые совсем недавно вернулись из чернобыльской зоны по причине ротации, и набрала фактуры от них. Еще и фотографиями разжилась.

Сложности вышли c Аркадием Былинкиным, которому досталась действительно непростая тема. Но тут я сам виноват – начал c названий улиц в честь революционеров, a в итоге задал ему сложнейшую аналитику на тему взаимного террора. В итоге, рассмотрев и обсудив три версии статьи, мы c ним решили остановиться все же на изначальной концепции. Пусть сначала несколько улиц рассмотрит, a уже в следующем номере используем его наработки по аналитике.

– Евгений Семенович, к вам товарищ Бродов, – задумавшись, я не сразу взял трубку.

– Пусть заходит, Валечка.

В дверь боком протиснулся Арсений Степанович. В своей неизменной рубашке и мощных подтяжках. Неуклюжий, полный, противоречивый, но очень умный мужик.