Текст книги "Тайные полномочия"

Автор книги: Антон Чижъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

17

Сабуров говорил себе: вот еще немного посижу и выйду, буду руководить следствием. Но вместо этого так и сидел на удобном диванчике, на котором любил полеживать Бобби между тренировками. Директора охватила странная апатия, ему вдруг стало все равно, что будет с ним, с его карьерой и пенсией. Обстоятельства сложились таким образом, что сейчас от него ничего не зависело. Это он отчетливо осознавал. Можно издавать грозные распоряжения, устраивать облавы и даже поднять в ружье всю полицию столицы. Но и эти энергичные меры не помогут найти пропавшую звезду. Про смерть Бобби он не думал вовсе, словно это была такая мелкая деталь большой проблемы, что и говорить не о чем. Оставалась надежда на чудо. Чудо это вошло в его уединение, неся на ботинках запах виски. Виски Сабуров искренно ненавидел, как и деревенский самогон.

– Что удалось выяснить? – спросил директор, плохо владея голосом. Он выдал его с головой.

Ванзаров сел без разрешения начальника, что было совсем уже против правил. Но сейчас директору было не до правил, а Ванзарову нужно было экономить силы. Молча они приняли это как должное.

– Найти портсигар будет теперь довольно сложно, – сказал Ванзаров.

– О чем вы? Какой портсигар? – Сабуров был настолько поглощен нынешними неприятностями, что подзабыл о прошлых, еще ждущих своего решения.

– С тайным письмом, украденным у старой княгини Марии Кирилловны, тетушки покойного Бобби, который вы поручили мне найти.

– Почему? – спросил Сабуров, окончательно сбитый с толку подобным уроком.

– Члены команды теперь знают, кто я. Маскировки больше нет. Вор затаится.

– Разве это все не Лунный Лис украл?

– Такая вероятность есть.

– И что прикажете мне делать?

– Это я жду ваших приказаний, – сказал Ванзаров, пристраиваясь на стуле.

– Немедленно, срочно найти звезду!

– Я понимаю, но…

– Нет, вы не понимаете, драгоценный мой, – Сабуров окончательно вышел из себя. – Публикация этого дурацкого письма, если оно попадет не в те руки, в лучшем случае вызовет небольшой скандал. Неприятно, да и только. А теперь взвесьте, что будет, если на коронации на молодом монархе будет алмазная цепь и не будет орденской звезды. Этого вообразить невозможно! Без звезды коронации просто не будет. За такой срок невозможно изготовить дубликат. Двадцать восемь брильянтов! Да о чем я, какой дубликат: это же не свадьба! Это коронация последнего русского императора… Тьфу ты! Да что у меня с языком! Последнего в этом веке! Как ее можно отменить? Это невозможно! Это конец и позор империи!

Сабуров схватился за сердце и тяжело дышал. Ванзаров предложил позвать Лебедева, у которого на всякий случай были свои снадобья, но директор только отмахнулся.

– Не надо мне вашей заботы, докладывайте, что смогли разузнать…

– Не так много, – ответил Ванзаров. – Звезду вынули из портфеля, пользуясь всеобщей паникой. Фокус простой, но всегда надежный. В доме ее, скорее всего, нет. Преступник наверняка вынес ее, пользуясь суматохой. В такой ситуации можно вынести вещь куда более крупную.

– Кто это сделал? – истерически вскрикнул Сабуров.

– Я бы поставил вопрос по-другому: зачем это сделали?

– Да что тут думать! Это же очевидно: сорвать коронацию.

– В таком случае это очень плохие заговорщики.

– Что за глупость?

– Элементарный расчет, – ответил Ванзаров, ощущая, как болезненная слабость как-то сама собой растворилась, оставляя за собой приятное успокоение. – Бобби не знал до вчерашнего вечера, что будет идти ва-банк, играя на звезду, я свидетель. И если заговор такого масштаба ставится в зависимости от того, ударит или нет Бобби в голову шальная идея…

– Вы хотите сказать…

– Вы совершенно правы: срывать коронацию никто и не думал.

Сабурову показалось, что последняя соломинка, за которую он держался, обломилась и он повис в полной пустоте. Если в случае чего нельзя свалить на врагов режима, бомбистов-революционеров, то ему остается только одно: отставка без пенсии.

– Тогда какие цели преследовал убийца? – спросил он совершенно подавленно.

– Что-то более простое, прагматичное и легкое, чем политический заговор, – ответил Ванзаров.

– Какие шаги собираетесь предпринять?

– Я готов пообещать, что найду звезду… – Ванзаров сделал паузу, чтобы свет надежды проник наконец в сердце директора и там разлился упоительной сладостью, – …если вы позволите задать вам прямой вопрос.

– Конечно, голубчик вы мой! – заторопился Сабуров.

– Вы докладывали графу Толстому о происшествии?

– Нет, он мне телефонировал.

– Позвольте узнать: что именно он вам сказал?

Сабурову очень не хотелось посвящать подчиненного в его общение с министром. Но выхода не осталось. Попросив Ванзарова оказаться как можно ближе, у всех стен бывают уши, он стал говорить еле слышным шепотом:

– Граф… сказал, что… совершено государственное преступление… Прибыть немедленно…

Ванзаров поблагодарил за такое высокое доверие и отсел на свое место.

– Это очень важно, благодарю вас, – сказал он чрезвычайно серьезно. – И жандармов министр прислал в помощь вам. То есть нам.

– Теперь вы найдете звезду? – спросил Сабуров нормальным голосом.

– В этом нам с вами нельзя сомневаться. Хотя пропажу можно было найти сразу.

Такой простой мыслью Сабуров был окончательно обескуражен.

– Каким образом? – только спросил он.

– Например, обыскав фельдъегерей. Им украсть орден из портфеля было удобнее всего. С точки зрения логики…

Сабуров сделал странное движение, словно отгонял призрак, а Ванзаров не успел утешить его тем, что это было всего лишь размышление вслух. За дверями раздался сильный шум. Как будто добивали уцелевшие бутылки.

18

Секеринский вошел в особняк, как в поверженный город. За ним следовал его помощник, подполковник Крылов. Оба были настроены решительно. Жандармы отдавали честь и пропускали без лишних вопросов. Они поднялись в бельэтаж. Тут полковнику предстала картина разгрома после праздника: на полу валялось битое стекло, бутылки, из которых вытекло содержимое, разлившись неглубоким морем, подносы официантов, дамские шляпки, оброненная перчатка и чье-то пенсне. Посреди зала лежал неприкрытый труп Бобби. Заметив этот кощунственный беспорядок, Секеринский принялся отчитывать пристава, и так стоявшего навытяжку. Но внушения ему показалось мало. Полковник размахнулся и со всей силы ударил носком сапога пустую бутылку. Взлетев праздничной ракетой, она воткнулась в стену и рассыпалась фейерверком осколков.

Лебедев только глянул на результаты удара, растекавшиеся пятном по обоям, и как ни в чем не бывало продолжил изучать стеклышко, кое-чем заинтересовавшее его. С охранкой у него были свои счеты. И с этими господами он предпочитал не иметь никаких дел. А если приходилось, тщательно умывал после этого руки.

Полковник сделал вид, что не заметил криминалиста, и отправил в стену еще одну бутылку. Как раз, чтобы выманить Сабурова из комнаты. Ванзаров предпочитал держаться в тени директора.

– Что это значит? – заявил Сабуров со всей строгостью, на какую был еще способен.

Секеринский смерил его взглядом, не сулившим ничего хорошего. Этого «доходягу» он презирал откровенно и всегда отпускал в его адрес чрезвычайно колкие шутки.

– Мне поручено провести расследование преступления, – наконец ответил Секеринский.

– Кем поручено? Почему поручено? Это дело полиции… Попрошу вас удалиться…

– Не могу, господин директор департамента полиции. Хотел бы оставить это следствие в ваших надежных руках, да не могу…

Крылов ухмыльнулся такой тонкой шутке командира.

– Что… Как… Что вы себе позволяете? – кое-как выпутался Сабуров. – Кто вам дал право…

– Как вам известно, Отделение по охранению общественной безопасности и порядка подчиняется не вашему департаменту, а напрямую министру внутренних дел. Если не считать градоначальника. Но его считать ни к чему. Совершено государственное преступление. Вы можете заниматься расследованием, сколько вашей душе угодно. Мы вам мешать не будем. Нам делом надо заниматься…

На этом Секеринский отвернулся, показывая, что разговор окончен. Сабуров не нашел сил кричать и требовать. Он понял, что граф Толстой уже списал его со счетов. Если он подключил к этому делу охранку (а кроме него, это сделать было некому), все, можно писать прошение об отставке. Получив оплеуху на глазах у подчиненных, директор совершено пал духом. Что-то строго пробурчав, он тихо удалился, оставив поле боя за Секеринским.

Полковник подошел к телу. Нагнувшись, прикоснулся к плечу Бобби.

– Мы отомстим за тебя, мой дорогой друг! – громко и с пафосом произнес полковник. – Спи спокойно, Бобби, преступник будет наказан…

Зрелище становилось столь занимательным, что Ванзаров решил остаться. Он тоже предпочитал не вмешиваться в труды охранного отделения. Но пропустить редкое развлечение было нельзя.

Секеринский потребовал свидетелей. Жандармы выпустили четверых, содержавшихся под комнатным арестом. Их выстроили у стены в одну шеренгу. Не стерпев такого обращения, Бутовский потребовал уважения к своему чину.

– Генерал, здесь чины роли не играют, – заявил решительный полковник. – Совершено тягчайшее преступление, и я намерен раскрыть его в кратчайший срок.

И все же он позволил Бутовскому выбрать место, которое ему было удобно. К остальным обратился с краткой речью:

– Один из вас виновен в смерти моего друга и, что хуже всего, – в государственной измене. Предлагаю добровольно признаться…

– Не смейте так со мной разговаривать! – на истерической ноте закричал Рибер. – Я чиновник министерства финансов, личный помощник министра Витте! Чтобы всякая сволочь…

– Обыскать его! – потребовал Секеринский.

Крылов направился исполнять, но Рибер занял боксерскую стойку.

– Официально заявляю! Вы не имеете права заниматься обыском без постановления прокурора! Даже прикасаться не имеете права! Я буду защищаться!

Рибер был настроен чрезвычайно решительно. Как бойцовый пес, почуявший запах крови. Встретив такой напор, Крылов оглянулся, ожидая дальнейших указаний.

– Полковник, как старший по званию, я требую прекратить! – закричал Бутовский. – Что за балаган тут устроили!

Секеринский даже ухом не повел, подозвав Крылова, что-то шепнул ему на ухо. Помощник согласно кивнул.

– Вот что, Рибер, миндальничать с вами некогда. Я уверен, что вы убийца и вор, для этого есть достаточно улик. Поэтому выбирайте: или признание и выдача украденного, или…

– Я требую адвоката! – заявил Рибер, не меняя стойки и демонстрируя героизм отчаяния. Не каждый подданный империи позволил бы себе подобное сопротивление охранке. Для этого надо было не только быть уверенным не столько в силах, сколько в силах своих покровителей. Жандармы наблюдали за ним с любопытством.

Полковник расстегнул кобуру и взвел курок. Крылов сделал то же самое.

– Вот что, Лунный Лис. Раз ты попался в капкан, но все еще не сдаешься, посмотрим, насколько хватит тебе духу… Эти двое члены твоей команды, которую ты сам отобрал? Ты ее капитан? Прекрасно… Поставьте к стенке… вон этого… – Секеринский указал на Чичерова, жандармы подхватили его под руки и прислонили к мраморной стене. – Так вот, Рибер, даю тебе последний шанс: или признание и выдача украденного, или мы на твоих глазах, прямо сейчас без суда и прокурора расстреляем этого человека. И нам за это ничего не будет. Поверь мне. Готов рискнуть чужой жизнью?

Секеринский нацелил револьвер прямо в грудь Чичерову. Крылов встал рядом и тоже взял жертву на мушку.

– Вы сошли с ума… – проговорил Рибер, опуская кулаки.

– Признание, Рибер!

У Паши начали подгибаться ноги. Он глупо улыбался, словно ища хоть какой-то защиты, пальцы его соскальзывали с холодного мрамора.

– Раз! – отчеканил полковник.

Ванзаров сделал страшные глаза, показывая, чтобы Лебедев не вздумал вмешиваться. Но Бутовского остановить было некому. Он бросился наперерез линии огня, чтобы собой закрыть собой Чичерова. Секеринский отдал короткий приказ, жандармы поймали генерала и держали за руки, чтобы тот не вырывался.

– Два!

– Не надо… – улыбаясь, проговорил Паша.

– Ну, Рибер!

– Вы не посмеете! – закричал он.

– Все… Ты сам виноват… Нет?.. Три! Пли!

Выстрелы ударили оглушительно. Чичерова отбросило на стену. Он схватился за низ живота. По брючинам быстро расползались темные пятна. Но это была не кровь… Паша тихонько застонал и съехал по стене. Следов пуль на мраморе не было.

Бутовский вырвался. Подбежав к Секеринскому, он погрозил пальцем.

– Вы за это ответите… – и бросился помогать Паше, сжавшемуся в комочек.

Полковник отдал приказ обыскать Рибера. Тот не сопротивлялся. С него сдернули пиджак, разорвали жилетку, стянули сорочку и брюки, оставив в исподнем. Содержимое карманов вытрясли на пол. Секеринский расшвырял носовой платок, портмоне, связку ключей и брелки. Но к брошенным вещам не прикоснулся.

– Успел-таки сообщникам передать… Ну ничего, сейчас займемся…

В зале появился Сабуров. Он заявил, что пока еще является директором департамента, а потому берет всю ответственность на себя. После всего, что здесь произошло, он требует, нет – приказывает убираться вон. Секеринский пытался еще протестовать, ссылаясь на министра, но Сабуров пригрозил, что сейчас отдаст приказ полицмейстеру арестовать его и посадить в «сибирку» за насилие над невиновным человеком. Пусть министр его уволит, но полковник проведет в камере участка незабываемую ночь вместе с бродягами и ворами. Настроен директор был решительно.

Секеринский прорычал ругательство, но испытывать судьбу не стал. Бросив Крылову «за мной!», он покинул особняк.

После такого подвига Аполлону Григорьевичу пришлось отпаивать Сабурова и наговорить ему кучу комплиментов. И хоть директор еле мог сидеть, но впервые в жизни ощутил, каково это: забыть чиновничий страх. Опыт был тяжкий, но бесценный. Сабуров покинул особняк, уже владея собой. Приставу он строжайше приказал охранять дом круглосуточно и не впускать никого до его личного распоряжения.

Закончив с врачебной помощью, Лебедев подошел к Ванзарову, упорно державшемуся в стороне.

– Удивляюсь вашему хладнокровию, – сказал он. – Удивляюсь и завидую.

– Вам ничего не показалось странным? – спросил Ванзаров.

Молитвенно сложив руки, Лебедев охнул тоненько, не хуже институтки:

– Батенька! Да что тут странного?! Сущие пустяки! Охранка на глазах у всех расстреливает человека. Да такое у нас на каждом углу… Подумаешь, делов-то.

– Это несущественные детали…

– О, да! Расстрелянный холостыми всего лишь обмочился.

– Вам не показалось странным, что полковник точно знал, кто Лунный Лис?

Аполлон Григорьевич не нашелся, что ответить. Порой вопросы Ванзарова ставили его в тупик, из которого он долго не мог выбраться. Вот и сейчас он предпочел только присвистнуть и занять себя сигарой. Делать ему было нечего, а потому Лебедев заторопился к себе в лабораторию.

Ванзаров его не задерживал и подошел к членам команды. У Рибера с генералом было одно дело на двоих: утешать Чичерова. Граве держался рядом, но с сочувствием не спешил.

– Господа, мне крайне неприятно то, что здесь произошло, но наша встреча остается в силе. Прошу не опаздывать.

– Да что вы за человек такой… – проговорил Рибер. – Зачем свалились на нашу голову? От вас только одни несчастья. Когда уже сгинете с глаз долой?

– Поймаю Лунного Лиса и сразу исчезну, – ответил Ванзаров. – Обещаю вам… Поправьте меня, но здесь сильно пахнет виски.

На такое беспримерное равнодушие к чужому горю Риберу хотелось ответить как следует, но жаль было растрачивать силу попусту. Она еще пригодится. Да вот хотя бы Чичерова поддержать.

Ванзаров поклонился спинам, окружившим глубоко несчастного Пашу, кивнул Граве, который посматривал за ним, и как ни в чем не бывало отправился прогуляться по залу. Со стороны трудно было понять, чем он занят. Так любитель живописи осматривает музей или турист – иную достопримечательность. Он нигде не задерживался, только заглянул за диванчики, которые жались к стенам, за колонны с вазами и для чего-то поднял лежавшие кресла. Залитый пол и осколки, кажется, его вполне устроили.

Осмотром зала Ванзаров не ограничился. Все так же прошелся по комнате, где содержались пленники, и по очереди заглянул в другие, которые выходили в приемный зал. Он осматривал щели между мебелью и стенами, приоткрыл ящики конторки и поинтересовался письменным столом, за которым сидел Сабуров. Ничего не привлекло его внимание. Да и осмотр нельзя сказать чтобы был тщательный. Скорее поверхностный. Но и его оказалось достаточно. Ванзаров спустился в прихожую, в которой следы бедствия были не менее сокрушительны, осмотрел, что скрывалось за вешалкой, раскрыл каждое пальто из тех, что остались на крючках, и откинул носком потерянную шаль и чью-то накидку. Наблюдавшему за ним жандарму он подмигнул и покинул особняк.

19

Музыка играла в душе. Музыка звучала в ушах. Музыка была повсюду. Липа забыла о времени, о том, где находится и что с ней. Она кружилась по дому и не думала ни о чем. Лишь одна мысль вела ее в вальсе, как опытный партнер. Вместе с ней она делала круг за кругом, и с каждой минутой мысль эта казалась ей все более правильной и прочной. Липа напевала мелодию «Голубого Дуная», и от этого на душе становилось солнечно и легко, как на балу. Она вспоминала, как все тогда случилось, и ей казалось, что то самое незабываемое ощущение, которое так полно овладело ею тогда, вернулось сейчас, неожиданно и без спросу. Липа ощущала полноту счастья, как маленькая девочка, желание которой исполнилось.

Горничные давно ушли спать, кухарка сопела на кухне, по всему дому горели свечи, что было безумным расточительством, но Липа не замечала подобных мелочей. Она плыла в вальсе, обнимая руками воображаемого партнера. Его невидимые руки вели ее так мягко и уверенно, что хотелось никогда не покидать этих объятий. Он понимал каждое движение, предугадывал его и двигался наилучшим образом. Такого восхитительного вальса Липа еще не знала. Она улыбалась, глаза ее, широко раскрытые, не видели ничего вокруг. Мелькали окна, шторы, обои, подсвечники…

– Осталось совсем немного, – шептала Липа, и чей-то голос в ответ нашептывал ей, что все так и будет, как она хочет. Каждое желание исполняется в положенный срок.

Звук дверного колокольчика для Липы прозвучал как часть музыки. Она пошла открывать, забыв о горничных, не думая, который час и кто мог прийти в такое время. В какой-то миг ей показалось, что желание исполнилось стремительно. Липа сразу в это поверила и со всех ног кинулась к двери. Она распахнула ее и ничего не поняла. На пороге стоял незнакомый молодой господин, довольно бледный, с красивыми усами вороненого отлива, плотный и напряженный, как взведенная пружина. Он вежливо поклонился и спросил разрешения войти.

Тут Липа осознала, что стоит у открытой двери одна с каким-то незнакомым мужчиной. И кажется, уже глубокая ночь. И глупые горничные спят по углам, и если что, никто не придет на помощь.

– Кто вы? Что вам надо? – быстро спросила она, отступая назад.

– Прошу простить, что напугал столь поздним визитом, – незнакомец опять поклонился, – но обстоятельства требуют. Позвольте представиться: Ванзаров, чиновник для особых поручений от сыскной полиции.

Из всей этой речи до сознания ее дошло только слова «полиция». Она поняла, что грабить и убивать на пороге не станут. Липа невольно кивнула в ответ.

– Что такое? – спросила она, раз полагалось что-то сказать.

– Глубоко сочувствую вашему несчастью…

– Какому несчастью? – переспросила Липа.

– Возможно, вы не знаете, покинули особняк до случившегося, но ваш жених, князь Бобби, скончался. Основная причина – сердечный приступ.

– Ах, это… – сказала Липа. – Да, благодарю вас. А вам что надо?

– Задать вам несколько вопросов, – ответил Ванзаров.

Липа сделала такое выражение на лице, чтобы стало ясно: никакого желания говорить об этом у нее нет. Но молодой человек, кажется, не собирался отступать. Немного посомневавшись, Липа пропустила его в дом. Как раз когда появилась заспанная горничная. Очень вовремя, нечего сказать. Бросила хозяйку одну-одинешеньку. Девице приказали убираться вон, что она исполнила с большой охотой.

Ванзаров прошел в гостиную и быстро огляделся.

– Как приятно видеть в такую кислую пору года даму в прекрасном платье, прекрасном настроении, к тому же поддерживающую прекрасную спортивную форму. Гимнастика – это сила. Не бросайте ее.

Комплимент был сказан столь витиевато, что Липа не до конца была уверена: правильно ли она поняла его смысл. И весь ли смысл она поняла. Было в этом комплименте нечто подозрительное, чего она не могла уловить. И невольно насторожилась.

– Вы что, следили за мной? – спросила Липа и рассердилась на себя за такой дурацкий вопрос.

– Не имел чести, – ответил Ванзаров. – Все, что можно сказать о человеке, находится при нем. Мы все как раскрытая книга, ничего не скрываем. Только надо уметь прочитать.

Липа приняла это как вызов. Она села на диван, удобно расположившись, чтобы платье с широким вырезом показывало ее достоинства с наилучшей стороны.

– И что же вы прочитали обо мне?

– Если вам угодно… – опять отвесил поклон Ванзаров, – вы получили наследство от отца, который один воспитывал вас с сестрой. Сестра ваша умерла примерно два года назад. Вы были с ней дружны и сильно переживали утрату. Но состояние, доставшееся целиком, скрасило горе. Вы часто меняете горничных, но привыкли к старой кухарке, занимаетесь гимнастикой, наверное, в Женском гимнастическом обществе, и не имеете подруг, за исключением одной, бедной девушки, которая выросла вместе с вами. Вы не даете приемов, держите свою лошадь для манежа и обладаете главным сокровищем девушки: независимостью.

Липа подумала, что этот человек не так приятен, каким хочет показаться. Он довольно опасен, и неясно, куда может повернуть, надо быть настороже.

– В полиции везде ищейки имеются, – сказал она. – Тоже мне фокус, вынюхать про меня и сделать вид, что узнали только что.

– Уверяю вас, все сведения я получил только что.

– Каким образом?

– У вас почти нет фотографий. Одна – на ней генерал преклонных лет. Скорее всего – ваш отец. Рядом – фото молодой барышни, похожей на вас удивительно. Возле фото – завядший цветок. Что говорит о памяти, которая слега притупилась. На столе – расчетный листок прислуги. Судя по всему, последняя девушка проработала у вас меньше двух месяцев. На тарелочке оставлен легкий ужин: паштет с кусочком лимона, двумя пирожками, сардинками и остывшим чаем с явным ароматом мяты. Что говорит о постоянном вкусе, который может знать только старая кухарка. О гимнастике говорит обруч, спрятанный за кресло. О бедной подруге – скромная статуэтка, ценой рубля три, не больше, она стоит у вас на видном месте. Среди достатка так можно сделать, чтобы было приятно старинной, но небогатой подруге, которая только к вам и приходит. Отсутствие визиток на подносе говорит, что приемы вы не делаете и с дамами не дружите. Перчатки для верховой езды вряд ли нужны без лошади. Ну а все вместе говорит о вашем характере лучше любого досье.

Липа выслушала о себе столь много интересного и почувствовала, словно ее раздели. Она переменила позу, накинул на голые плечи платок и села куда более строго.

– Ради чего все это? – спросила она.

– Где вы были, когда князь Бобби произносил тост?

Вопрос оказался не так прост, как хотелось бы.

– Не помню… Кажется, с кем-то говорила.

– Вы видели, как он упал?

– Только когда начались крики… Была такая паника.

– И вы не попытались узнать, что с вашим женихом?

– Да, это было так странно и неожиданно…

– Почему же убежали?

Липа сама хотела бы это знать. То, что она поддалась общему настроению, чего-то испугалась, было трудно, да и не нужно объяснять.

– Мне нечего было там делать, – сказал она.

Ванзаров остался доволен ответом.

– Принимали гостей в качестве будущей хозяйки дома? – спросил он.

– Бобби устроил прием таким экспромтом, что сообщил мне в последний момент. Хорошо, что у меня было в запасе новое платье.

– Барышне нельзя без нового платья в шкафу, – согласился Ванзаров. – Кстати, хотел спросить: что у вас украл Лунный Лис?

Она только плечами пожала:

– Такая ерунда. И говорить не стоит.

– Мне любопытно, – настаивал Ванзаров.

– Брошь. Подарок Бобби.

– Как это произошло?

– На приеме олимпийской команды.

– Очень, очень любопытные подробности…

– Какие подробности! – Липа несколько повысила голос. – Заглянула в мешочек, а там нет броши.

– Мешочек дамский, что носят на руке на шелковом шнурке?

Липа вынужденно согласилась.

– На какой руке вы его держали?

Она подняла левую, но сразу же поменяла на правую.

– Вот здесь, – показал она на запястье. – Вас устраивает точность?

– Вполне, – согласился Ванзаров. – Не затруднит показать, как завязываете узел шнурка?

Чтобы отделаться от несносного господина, Липа не поленилась принести мешочек и быстрым движением затянула шелковую горловину. Накинув на руку, она прошлась с ним.

– Вот так он у меня и украл, – сказала она. – Ваше любопытство насытилось?

– Не знаю, как благодарить вас, – сказал Ванзаров, вставая. Ему явно указывали, что время визита исчерпано. – Только один вопрос: а где записка, которую Лунный Лис подбросил на место броши?

– Бобби скомкал ее и выбросил.

– Такая жалость, – сказал Ванзаров с глубоким сочувствием. – Еще раз выражаю вам свое сочувствие, госпожа Звягинцева, в связи с постигшей вас утратой.

– Благодарю вас, – ответила Липа, выпроваживая его.

– Наверное, теперь поездку в Грецию отмените? – спросил он, выходя в прихожую.

– Жаль пропустить исторический момент. Все-таки первая Олимпиада.

– Утром на поезд?

– Да, надо успеть упаковать чемоданы… Новые горничные хуже прежних, все придется делать самой.

– Я бы на вашем месте не спешил со сборами, – сказал Ванзаров и закрыл за собой дверь.

Что значит, не спешить со сборами? Поезд в одиннадцать часов. До этого так много надо сделать. Вся ночь – бессонная. Она должна была стать такой радостной. А теперь все испорчено. Ей показалось, что молодой человек недоговаривает значительно больше, чем делает вид. Что-то он скрывает. И от этой неизвестности стало неприятно. Как от глотка прокисшего молока.