Текст книги "Гримуар"

Автор книги: Антон Лаптев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой утренний Платон предстает перед учеником в ином свете. Платон и Йошка осматривают домик Карла Новотного и знакомятся с некоторыми обитателями Городка

Пробуждение Йошки было подобно восходу весеннего солнца – таким же радостно возбужденным и шумным. Бросив мельком взгляд на кровать у окна, на которой под горами одеял покоился, как ему казалось, мастер Платон, юноша настежь раскрыл окно, впуская в комнату свежий весенний воздух, который он сразу же вдохнул полной грудью. Во дворе стоял голый по пояс пан Платон и тщательно растирался. Стоящий рядом мальчишка-слуга время от времени окатывал из ведра странного постояльца холодной водой, набранной из колодца. Решив, что учитель наложил на себя некий обет в церкви, чтобы вернее было разрешить таинственное дело с исчезновением пана Новотного, и отметив про себя, что для старика тело пана Платона весьма крепко, подтянуто и мускулисто, Йошка попытался было спрятаться внутрь, но не тут-то было. Он был тотчас же замечен библиотекарем, так некстати поднявшим голову и обратившим взор свой на окно.

– Похвально, сын мой, что ты столь рано пробуждаешься, – заметил мастер, хорошенько вытирая тело полотенцем, поданным расторопным мальчишкой. – Однако тебе непременно надобно присоединиться к утренней процедуре, кою ты только что видел.

Заметив, что от высказанного предложения лицо ученика непроизвольно передернулось, видимо, юноша представил себе, до чего же холодна колодезная вода при соприкосновении с телом, пан Платон счел должным добавить:

– Считай, что это начало обучения. То есть приказ.

Йошка потащился вниз по лестнице во двор, зайдя лишь по пути к хозяину на кухню и распорядившись о приготовлении завтрака. При этом юноша думал о том, что не зря все-таки Платона за глаза называют монахом-расстригой, чему подтверждение он только что лицезрел во дворе в виде странного обряда, а также постоянное обращение к нему учителя: «сын мой», которое также указывало на некую причастность мастера к духовному сану. Что ж, уважаемый Читатель, я не буду лукавить и сразу же отмету всяческие подозрения твои в том, что Платон Пражский был расстригой.

Но все оказалось далеко не так страшно, как воображал Йошка. Конечно, юноша при первом обливании заорал как оглашенный, распугивая мирно скребущих навозную кучу в углу двора кур, однако вслед за холодом наступило нежданное тепло, разлившееся по телу откуда-то изнутри. Йошка раскраснелся, от него пошел пар. Платон, наблюдавший за процедурой, показал юноше, как ловко можно двигать руками и всем телом, чтобы размять затекшие за ночь члены и прогнать возникшее тепло через них.

– Так поступали еще величайшие мудрецы древности, – сказал пан библиотекарь, усаживаясь за стол трактира, что размещался на первом этаже постоялого двора и в котором они с Йошкой вчера так славно поужинали. – Знаешь ли ты, сын мой, что знаменитый математик Пифагор, прозванный властителем чисел, в молодости участвовал в Олимпийских играх и даже был награжден лавровым венком за победу в кулачном бою тяжеловесов?

Йошка принужден был отрицательно покачать головой. Ну и дела, подумал он. Он вспомнил, как в компании с другими юными подмастерьями не раз насмехался над паном Платоном, коего король, к удивлению остальных, ценил даже выше, чем доктора философии Михаэля Майера, о котором я, как заметил внимательный Читатель, уже упоминал ранее. Приглашенный ко двору Рудольфом II Майер прославился в Праге своей «Тайной тайн», весьма упрощавшей понимание зашифрованных алхимических текстов, часто представленных в виде мифологических аллегорий.

Однажды (правда, Йошка сам не был тому свидетелем, но ему подробно рассказал о случае присутствовавший в обеденном зале королевского дворца поваренок Франтишек) пан Платон во всеуслышание назвал книгу доктора Майера набором надуманных и натянутых иллюзий, достойных более графомана, нежели достойного и столь уважаемого при дворе доктора философии. Ух и разозлился же Михаэль Майер на эти нелицеприятные слова придворного библиотекаря! Он в сердцах бросил салфетку об пол, назвал библиотекаря недоучкой, не удосужившимся по окончании университета получить степень магистра, и, разумеется, с дозволения Его Величества вызвал пана Платона на научный диспут, который ученым заменяет дуэль. Пан Платон, право слово, тоже оказался не промах. Как утверждал Франтишек, библиотекарь поддержал идею и лишь добавил в нее, по его словам, незначительные дополнения об условиях диспута, максимально приблизив их к правилам, принятым в Древней Элладе. После окончания научного диспута, как только третейский судья, коим единогласно был избран Рудольф II, скажет, кто же победил в споре, проигравший должен тотчас же принять чашу с ядом.

Доселе злобный и чрезвычайно шумный доктор Майер, нападавший на невозмутимо сидящего за обеденным столом библиотекаря, внезапно сник и стал бубнить что-то вроде «это не по правилам». Положение спас сам король, заявивший, что он читал «Тайну тайн», которая ему понравилась, и что в мире нет хоть сколько-нибудь одинаково схожих мнений относительно литературы: кому-то книга может нравиться, кому-то нет, а кому-то нравится лишь отчасти.

Теперь же, снедаемый любопытством, Йошка не преминул, вспомнив об этой истории, поподробнее расспросить мастера Платона о возникшем недоразумении между ним и доктором Михаэлем Майером.

– Тебя интересуют, сын мой, следствия, тогда как настоящий мудрец предпочел бы доискиваться до причины, побудившей сей спор, – ответствовал пан библиотекарь, налегая на гречневую кашу, хорошенько перемешанную с бараниной. – Суть в том, что доктор Майер предпочел достойным научным изысканиям пошлую публикацию своих досужих домыслов. Дело касается Королевского искусства, кое не терпит легкомысленного к себе отношения.

– В чем же суть сих домыслов? – навострил уши, услышавши о «Королевском искусстве», Йошка.

Дело в том, дорогой мой Читатель, что в голове юноши давно уже зрела мысль о том, чтобы податься в алхимики, коих столь много развелось в те времена в Праге. Родившийся в семье бедного рудокопа, подавшегося на поиски лучшей доли в Прагу, Йошка желал всей душою, желал страстно и трепетно вырваться из той нищеты, в которой пребывала его бедная семья, отдавшая последние гроши, оставшиеся еще от материного приданого со свадьбы, аптекарю Ванеку, чтобы тот взял мальчика в подмастерья и дал ему, кроме воспитания, денежную профессию. Ведь и мы иной раз мечтаем, особенно это происходило в детстве, как было бы хорошо, если бы мы вдруг обнаружили клад.

Йошка мечтал о том счастливом дне, когда он возложит на алтарь науки некий металлический слиток, взамен коего через определенное время получит слиток золотой. Отсюда возникла у него та тяга к знаниям в области Королевского искусства, а иначе – алхимии, о которой упомянул пан Платон.

– Хорошо ли ты знаком с мифологией Эллады? – спросил юношу мастер, отламывая от краюхи хлеба мякиш и скатывая его на ладони в шарик.

– Поверхностно, – откровенно признался Йошка, более всего боявшийся теперь, что учитель махнет на него рукой, а по возвращении в Прагу доложит пану Ванеку, что ученик оказался негоден к обучению. Тогда конец его мечте стать алхимиком и разбогатеть.

Если бы подобные мысли посетили юношу еще сутки назад, то он посмеялся бы над ними, назвав мастера Платона старым хрычом, а себя причислив к избранным сливкам общества юных дарований двора Его Величества. Ныне же, после того как библиотекарь открылся ему с совершенно иной стороны, Йошка причислил себя к олухам царя небесного, а пана Платона возвел в высокий ранг мудрейших из учителей.

– Среди мифов, дошедших до нашего времени с тех далеких лет, когда Эллада была центром земного разума, имеется сказание о путешествии аргонавтов, мореплавателей на корабле, именуемом Арго, под предводительством Ясона… – начал терпеливо объяснять пан Платон, закончивши завтрак и тщательно вытирая рот рукавом мантии, как это было принято среди галантных людей того времени.

Библиотекарь достал откуда-то из глубин просторной мантии трубку, тщательно набил ее табаком и раскурил от уголька, принесенного Йошкой из кухонного очага.

– Так вот, целью путешествия сих отважных и достойных мужей было некое царство, лежащее, как и наше королевство, в горах, к востоку от Эллады и называемое Колхидой, – продолжил он. – В том самом королевстве огромный и злобный дракон охранял золотое руно – сиречь баранью шкуру из чистого золота.

Было даже заметно, что у Йошки уши зашевелились при слове «золото». Он даже не заметил, что у входа на кухню столпились трактирные мальчишки и прочая прислуга постоялого двора и с вниманием слушают библиотекаря, вообразив, что тот рассказывает новую сказку, до которых столь падки все чехи.

– Для того чтобы добыть золото, Ясону пришлось столковаться с царской дочерью, убить злого дракона, засеять землю, победить волшебное войско да, чуть не забыл, еще укротить двух диких быков, – добавил пан Платон. – Так вот, сей подвиг доктор Майер провозгласил «Королевским искусством», утверждая в своей «Тайне тайн», что в этом мифе заключен секрет трансмутации. На самом деле сие триумфальное заявление притянуто за уши. В мифе говорится о геройском подвиге, и только.

И тут к их столу подошел поперек себя шире хозяин постоялого двора, ловивший с дальнего угла каждое слово постояльцев, и поинтересовался, как панам нравится в его скромном жилище и не нужно ли им еще чего-нибудь.

– Вы, уважаемый, если не ошибаюсь, и есть тот самый хозяин трактира, который первым поднял тревогу по поводу исчезновения Карла Новотного? – обратился к нему мастер Платон.

– Точно так, – склонил голову дородный хозяин. – Я этот самый и есть. А что такое? – тотчас поинтересовался он, даже как будто несколько угрожающим тоном.

Вместо ответа пан Платон предъявил пану трактирщику королевский документ, оказавший такое магическое действо вчерашним вечером на стража, охранявшего заставу Городка. Щеки трактирщика, ранее пунцовые, мгновенно обелились, едва лишь он бросил взгляд на красную сургучную печать с личным оттиском печати Его Величества, расположенным аккурат под фразой об обязанности всякого, кому предъявляется сей документ, незамедлительно следовать указаниям и способствовать ходу ведения расследования, ведомого паном, предъявителем документа.

– Что я должен делать? – испуганно спросил трактирщик, стоя в полупоклоне перед попыхивавшим невозмутимо трубочкой Платоном.

– Прежде всего, давайте познакомимся, – предложил пан библиотекарь. – Как мне вас величать?

– Паливец, – представился пан трактирщик.

– Очень хорошо, пан Паливец. Меня зовут мастером Платоном, а моего ученика Йозефом. А теперь, с вашего позволения, я попрошу вас на время передать дела жене и проследовать с нами в домик пана Новотного, чтобы на месте удостовериться, что все осталось в том виде, в каком вы обнаружили обстановку, войдя туда.

Покуда пан Паливец собирался, грозно шепчась с женой, такой же дородной и пышнотелой, как и он сам, на кухне, Йошка спросил пана Платона: как учитель догадался, что перед ним и есть тот самый трактирщик, поднявший шум по поводу исчезновения алхимика?

– Очень просто, сын мой, – сказал мастер, аккуратно выбивая золу из выкуренной трубки на стол. – Перед тем как отправиться сюда по поручению нашего дорогого короля, я тщательно изучил все записи, ведомые по нашему делу, а также данные, найденные мной об этом Городке, которые раз в четыре года по поручению короля составляются на каждый населенный пункт. Из них-то я и узнал, что в Городке только один трактир и находится он прямо в постоялом дворе.

Пан трактирщик, чрезвычайно взволнованный своей новой ролью, присоединился к нашим вчерашним путникам, а ныне следователю и его помощнику, и вся компания отправилась через Городок к противной от заставы окраине, на которой среди прекрасных садов располагался маленький домик пана Карла Новотного. Шагая по мощенной гладко отесанным булыжником дороге, пан Паливец неустанно разглагольствовал, какое их Городок замечательное место для уединенного и спокойного жития и как правильно и благоразумно поступил достойнейший и ученейший муж, коим являлся пан алхимик. Пан Платон внимал сим речам с неизменной доброжелательной улыбкой на лице, а Йошка по преимуществу считал ворон, беспрестанно оглядываясь по сторонам и изучая местность.

Вскоре наши следователи вышли за городскую черту и тотчас же оказались, как я упоминал, среди прекрасных садов, где ветки уже зазеленели первой свежей изумрудной листвой. Бутоны на яблонях и вишнях начали набухать, готовые в самое ближайшее время осыпать жителей Городка снежным дождем своих белых цветочных лепестков. Такой снегопад делает весну самой любимой порой года.

Пройдя меж садов, трактирщик остановился напротив низенькой калитки, ведущей к маленькому, словно бы игрушечному домику.

– Вот, – сказал он, вытирая со лба рукавом пот, градом струившийся по толстому лоснящемуся лицу. – Здесь жил пан Новотный.

Платон открыл калитку и прошел в глубь двора. Йошка незамедлительно проследовал за ним. Пан Паливец помялся немного, памятуя о том, что многие маги, по слухам, ограждали свои жилища от непрошеных гостей разнообразными заклинаниями, приводящими к вырастанию на голове человека ослиных ушей или свинячьего пятачка, однако, тут же вспомнив о том, что он уже заходил в домик Карла Новотного, бесстрашно направился следом за следователем и его помощником.

Пан библиотекарь хотел уже было открыть дверь в домик, как остановился, словно бы вкопанный в землю, устремил взор свой на доску, прибитую над входом. Такие доски частенько можно увидеть и поныне в чешских деревнях. Около досок обычно еще лежали кусочки мела. На них обычно гости, не заставшие хозяев дома, пишут, что они приходили. На самом же деле эти доски ранее служили глашатаями, выписывающими указы властей или объявления о начале военных действий. Еще во время гуситских войн отважные защитники веры и чести писали на досках свободолюбивые призывы к местным жителям.

Подошедший к мастеру любознательный Йошка тоже направил взгляд на доску, стараясь прочесть, что же на ней написано.

– «Nil nisi parvulis». Сиречь «Только для смиренных», – перевел Платон и потянул за ручку двери.

Дверь не поддалась. Трактирщик услужливо протянул ключ, которым он закрыл в свое время дверь на замок.

Войдя в домик, мастер тотчас ощутил затхлый запах, к которому, однако же, примешивался некий аромат, не сильно, впрочем, заметный.

– Стойте! Именем закона остановитесь! – внезапно раздался позади настойчивый возглас, тон которого говорил, что голос принадлежит человеку, более привыкшему повелевать, нежели подчиняться.

Следователи обернулись. Трактирщик облегченно вздохнул, что не укрылось от внимательных глаз мастера Платона. По дорожке сада к ним спешил мужчина в богатой одежде, расшитой чрезвычайно искусно цветами и травами. Войдя в калитку, мужчина направился прямо к следователям, звеня толстенной золоченой цепью, на которой, словно тарелка, висела большая медаль бургомистра.

Мужчина, миновав поклонившегося ему Паливеца и даже не удостоив вниманием нагло глазевшего на него Йошку, направился прямиком к пану Платону и обратился к нему с вопросом:

– Надеюсь, у вас имеются все необходимые документы, кои подтвердят ваше устремление в дом, вход в который охраняется местной властью по приказу Его Величества короля Рудольфа II?

Пан библиотекарь предъявил ему пергамент, коим был снабжен перед отъездом, и только после тщательного его изучения пан бургомистр несколько поостыл.

– Разве пану не доложили еще вчера о нашем приезде? – спросил мастер с удивлением, показавшимся ученику несколько наигранным. – Пан сторож, что охраняет заставу.

Бургомистр немного смутился:

– Да, он доложил мне, что приехали какие-то люди, но, будучи неграмотным, не смог разобрать, что написано в вашем пергаменте.

– Я и мой ученик расследуем дело об исчезновении Карла Новотного, – заявил Платон. – Поэтому для начала мы бы хотели взглянуть на его жилище, по всей видимости последнее место, в котором находился пан алхимик перед своим таинственным исчезновением. Очень хорошо, что вы подошли, так как вы и пан трактирщик, – кивнул он в сторону стоявшего в сторонке Паливеца, – заходили в домик, перед тем как закрыть его. Нам необходимо, чтобы вы все внимательно осмотрели и удостоверились, что все на месте, – сказал королевский библиотекарь и еще раз вошел в дом. – Только прошу вас ничего не трогать из обстановки, а если вспомните, что уже что-то трогали, то сообщите мне.

Бургомистр, Йошка и трактирщик последовали за ним, снедаемые необъяснимым волнением, любопытством и боязнью. Пан Платон приказал ученику достать прихваченные с собой листы бумаги, на которых тот должен был начертать внутренний план домика и всей обстановки в нем, к чему Йошка тотчас же и приступил, Оказалось, что пан алхимик жил весьма небогато, о чем мог судить юноша, глядя на бедную обстановку и внутреннее убранство домика. Похоже, что бургомистр и трактирщик думали о том же самом, так как представитель местной власти укоризненно покачивал головой, гремя массивной золоченой цепью, а Паливец, оглядевшись по сторонам и не найдя никакого видимого колдовства, стал поминутно высокомерно цокать языком. Пан Платон Пражский же, совершенно не обращая внимания на эти глупости, со всем вниманием и тщательностью принялся подобно настоящему следователю изучать обстановку.

Домик был разделен на две части. В первой части была прихожая, приемная зала и одновременно кабинет ученого. Вторую же занимала спальня. Сами части были разделены тонкой перегородкой из досок с печкой посередине. В зале или кабинете, как Читателю будет угодно, стоял письменный стол, весьма простой по конструкции, шаткий стул да ларь в углу, где хранилась одежда. Вторую комнату, спальню, занимала кровать, более походившая на простой лежак, и комод, набитый разным нужным и ненужным хламом. Видно было, что пан алхимик совершенно не уделял внимания модным изыскам комфорта, предпочитая им удобство и простоту. Таков был всеобщий вывод оглядывавшихся по сторонам людей.

– Ну, – поинтересовался пан Платон у бургомистра и трактирщика, – вы не заметили никаких перемен?

– Да как будто бы нет, – ответствовал бургомистр и вперил свой взгляд на Паливеца.

– Что ж, я лишь вынужден попросить вас еще раз внимательнее взглянуть на обстановку, – настойчиво повторил пан библиотекарь.

Бургомистр и трактирщик недоуменно пожали плечами, и тут вдруг пан Паливец воскликнул, указывая на стоявший в углу ларь:

– А вот этого тут раньше не было!

На ларе лежало огниво.

Перескочим же, о драгоценный мой Читатель, сразу через несколько ступенек нашего повествования.

Едва только мастер учтиво, но требовательно попросил бургомистра и трактирщика покинуть вероятное место преступления, а попросту говоря, выставил их вон из домика пана Новотного, как те, отойдя на порядочное расстояние и углубившись в сады так, чтобы их было не видно из окон, принялись взволнованно обсуждать, кто же мог проникнуть в домишко и так неосторожно оставить огниво. Тут уж были выстроены самые невероятные догадки, вплоть до той, кою озвучивал я уже как-то вначале, говоря, что алхимик в порыве отчаяния, не имея иной возможности совершить трансмутацию, вызвал себе в помощь демона, уподобившись доктору Фаусту, и по неосторожности или же рассеянности, а то и просто от сложности ритуала, попался в лапы нечистому, и тот утащил Карла Новотного с собой под землю. Эту маловероятную теорию выдвинул пан Паливец, присовокупив в качестве доказательства огниво, являющееся, как известно, символом разжигания огня, а стало быть, и символом нечистого.

– Да что ты понимаешь, толстяк, в жизни?! – небрежным жестом отмахнулся от трактирщика бургомистр. – Демон тут совершенно ни при чем. А вот то что кто-то лазил ночью в дом, – это точно.

– Почему это ночью, а, Игнат? – удивился пан трактирщик, недовольный уже тем, что, во-первых, его прекрасную теорию отвергли, а во-вторых, что бургомистр назвал его толстяком.

– Да потому что днем в домике огниво совершенно ни к чему, – заявил бургомистр.

Именно об этом же в то же самое время говорил королевский библиотекарь своему ученику, сидя на покатой крышке ларя и внимательно разглядывая найденное огниво.

– И еще этот запах, – дополнил мысль о ночном посетителе мастер. – Как только ты вошел, сын мой, ты почувствовал странный запах. Нет, не застоявшийся воздух, а некий аромат, очень знакомый, но мне в голову никак не приходит аналогия, с чем он связан. Может быть, ты, Йозеф, сможешь вспомнить?

Но Йошка тоже никак не мог припомнить, где же ранее он унюхал сей запах, бросившийся ему в нос, едва юноша переступил порог домика алхимика.

– Ладно, не мучай голову, – посоветовал Платон, видя, как ученик старательно тужится вспомнить запах. – Едва ты забудешь об этом, как подсказка сама придет к тебе. Вообще же домик весьма занятный, ты не находишь, сын мой?

– Да, – несколько неуверенным тоном ответствовал Йошка, еще раз оглядывая кабинет ученого.

– Разве ты не видишь? – пряча лукавую усмешку, спросил Платон.

– Нет, учитель.

– Вот и я не вижу, – притворно скорбным тоном вздохнул пан библиотекарь.

– Что не видите? – изумился юноша.

– Не вижу ни книг, ни тигля, ни иных алхимических инструментов, коими надобно обставиться всякому уважающему себя магистру. – Мастер удивленно развел руками, как бы пытаясь охватить ту пустоту, которая царила в доме. – Разве это не странно? Кажется, будто все, что было хоть сколько-нибудь пригодно к алхимическим и иным научным изысканиям, было вынесено отсюда.

Йошка, в очередной раз поразившись мудрости мастера, принужден был согласиться с его доводами.

– Что ж, в таком случае нам здесь более делать нечего, – сказал, вставая с ларя, Платон и направился к выходу. – Давай же, сын мой, пройдемся по Городку и осмотрим его. Похоже, что мы здесь задержимся не на один день.

Едва лишь учитель и ученик вышли в сад, как за калиткой меж деревьями мелькнула чья-то тень. Кто-то в цветастых одеждах, следивший, по всей видимости, за домишком, бросился прочь. Не успел Платон и рта раскрыть, как Йошка с криком: «Вмиг догоню!» бросился следом за убегавшим. Стремглав выскочил он за калитку и бросился в ту сторону, где только что мелькали цветастые одежды, однако же, пробежав довольно много, юноша понял, что потерял наблюдавшего за ними из виду. Пробежав еще чуть-чуть и углубившись в лесок, уходивший в горы, Йошка, тяжело дыша, согнулся пополам и уперся ладонями в колени. Он не привык долго бегать, а потому задыхался. Едва лишь юноша опустил голову к земле, как тут же получил шишкой прямо в темечко.

– Ой! – вскрикнул Йошка, разом разогнувшись и судорожно оглядываясь по сторонам, но так никого и не видя. – Кто тут?

Ему ответом был задорный смех, раздававшийся уже где-то в горах, куда, по всей видимости, убежал неуловимый незнакомец, который, как логически заключил старающийся походить на мастера Йошка, был местным и хорошо знал окрестные горы.

Эту его мысль подтвердил Платон, к коему юноша принужден был вернуться с пустыми руками:

– Не догнал местного? Вижу, что не догнал. Итак, вперед, осмотрим же Городок внимательнее.

И мастер резво зашагал, увлекая за собой не успевшего отдышаться Йошку. Выйдя из садов, наши следователи очутились на главной и единственно мощеной улице, идущей прямо с юга на север. То есть от заставы, первой достопримечательности Городка, увиденной Платоном и Йошкой, до садов, скрывавших домик Карла Новотного и уходящих в горы. Горы же, впрочем, опоясывали Городок со всех сторон, лишь на юге были низкие холмы, по которым пролегала дорога из Праги. Весеннее солнце стало в зенит, ярко светя, но пока еще не сильно грея. Зато птицы, облюбовавшие Городок и его окрестности из-за множества фруктовых деревьев и ягодных кустов, имевшихся почти в каждом дворе, свиристели вовсю, счастливые уже самой весной и своим возвращением в любимые места.

Прогуливаясь по Городку, мастер, тщательнейшим образом изучивший расположение строений, то и дело указывал ученику, кто где проживает и что за здания встречаются им на пути.

– Вон тот каменный домище, чем-то похожий на нашего дорогого хозяина постоялого двора, – это местная пивоварня, – указал королевский библиотекарь на высившийся над крепкой оградой дом и вправду сделанный таким образом, что каменные бока его выпирали во все стороны словно бы живот пана Паливеца перетянутый ремнем.

От дома, стоявшего довольно-таки далеко, до пешеходов все же доходил такой запах свежих дрожжей, характерный для всех пивоварен мира, так что мастер и Йошка поспешили как можно быстрее убраться подальше. Платон деликатно держал у носа плат, юноша же просто старался не дышать.

Пройдя зловоние и вволю отдышавшись, Платон и Йошка двинулись дальше.

– Так, стало быть, сейчас мы с тобой, сын мой, выйдем на площадь, – торжественно изрек библиотекарь – и не ошибся.

Буквально через десяток-другой шагов следователи вышли на полукруглую площадь. Площадь создавалась с одной стороны зданием ратуши, той самой, чьи шпиль и крыша вечером вчерашнего дня показались путникам в свете заходящего солнца объятые пламенем, а с другой – костелом, низеньким зданием, про которое пан Платон вычитал, что оно было построено еще четыре века назад.

Отойдя на порядочное расстояние, они увидели красивый домик с миниатюрной витриной, а над входом висел, легонько раскачиваясь на весеннем ветру и тихо поскрипывая, медный бублик. За красивым домиком стояла водяная мельница, шумевшая лопастями колеса, толкаемого струями речной воды.

Следователи стояли на мосту и наблюдали за водой, так как пану Платону вздумалось выкурить трубку, как вдруг из мельницы вышел мужчина, судя по одежде, щедро усыпанной белоснежной мукой, и, думая, что за ним никто не наблюдает, направился к камышам. Дойдя до камышей, мельник в нерешительности остановился. Йошка уж грешным делом подумал, что мельник таким образом решил справить естественную нужду, однако мужчина внезапно достал из кармана маленькую свирель и заиграл, хоть и очень фальшиво, нежную мелодию. Следователи так и остолбенели. Закончив играть, мельник сказал что-то в камыши, затем тяжело вздохнул и направился обратно на мельницу.

– Да, – медленно протянул пан Платон, задумчиво попыхивая трубочкой. – Признаться, я впервые вижу влюбленного мельника.

– Я тоже, – подхватил Йошка. – Учитель, а в кого мельник влюблен?

– Похоже, в русалку.

В глазах у Йошки защипало. Он тут же вспомнил о своих родителях, которые изо дня в день гнут спину, снабжая Прагу углем. Однако воспоминания и уж тем более добрые чувства к жившей в Городке семье угольщика в мгновение ока улетучились, когда из хибары внезапно выскочила с грозным лаем злобная облезлая собака, а следом за ней не менее грозная старуха, цепко и подозрительно разглядывающая незнакомцев. Старуха была страшно худой, впрочем, как и ее собака.

Собака, не слушая хозяйку, продолжала грозно лаять и бросаться на незнакомцев. Юноша уже было подумывал о том, не дать ли ему стрекача, но только нежелание показаться в глазах учителя трусом остановило его от этого порыва. И тут пан Платон Пражский вновь удивил Йошку. Он бесстрашно выступил вперед против обезумевшей от собственной злобы собаки и поднял руку вверх, словно бы накрывал животное ладонью. Лицо библиотекаря на несколько мгновений изменилось, нижняя губа резко выпятилась вперед, а верхняя, дрожа, приподнялась, обнажая клыки. Глаза Платона сверкнули дьявольским огнем и волосы встали на затылке дыбом. И тотчас же собака, доселе злобствующая, внезапно присела на задние лапы, поджавши облезлый хвост, жалобно заскулила и умчалась прятаться за грязную старухину юбку.

– Милка, ты чего? – удивилась старуха. – Пан, что вы сделали с моею собачкой? – спросила она у мастера, который в ответ лишь покачал головой и пошел себе на дорогу, по которой следователи вчерашним вечером въехали в Городок, миновав заставу.

Уже и силуэты Платона и Йошки скрылись вдалеке, а старуха угольщица все смотрела им вслед, бормоча что-то себе под нос, а собака, спрятавшись за юбку, тихонько подвывала ей в тон.