Текст книги "Николай II"

Автор книги: Анри Труайя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Вторая, Татьяна, восьми с половиною лет, с каштановыми волосами, была красивее своей сестры, но производила впечатление менее открытой, искренней и непосредственной натуры».[164]164
  Там же, с. 4.


[Закрыть]«Мария Николаевна была красавицей, крупной для своего возраста. Она блистала яркими красками и здоровьем; у нее были большие чудные серые глаза. Вкусы ее были очень скромны; она была воплощенной сердечностью и добротой… Анастасия Николаевна была, наоборот, большая шалунья и не без лукавства. Она во всем быстро схватывала смешные стороны; против ее выпадов трудно было бороться. Очень ленивая, как это бывает иногда с очень способными детьми, она обладала прекрасным произношением французского языка и разыгрывала маленькие театральные сцены с настоящим талантом. Она… умела разогнать морщинки у всякого, кто был не в духе»,[165]165
  Там же, с. 48.


[Закрыть] в общем, главное, что чаровало в этих четырех сестричках, – это их безыскусственная простота, природная доброта и свежесть. Но, пожалуй, с самой большой симпатией пишет он о царевиче: «Я уже готовился кончить свой урок с Ольгой Николаевной, – вспоминает он, – когда вошла императрица с Великим князем Наследником на руках. Она шла к нам с очевидным намерением показать мне сына, которого я еще не знал. На лице ее сияла радость матери, которая увидела наконец осуществление самой заветной своей мечты. Чувствовалось, что она горда и суетлива красотой своего ребенка. И на самом деле, цесаревич был в то время самым дивным ребенком, о каком можно только мечтать, со своими чудными белокурыми кудрями и большими серо-голубыми глазами, оттененными длинными загнутыми ресницами. У него был свежий и розовый цвет лица здорового ребенка, и когда он улыбался, на его круглых щеках вырисовывались две ямочки. Когда я подошел к нему, он посмотрел на меня серьезно и застенчиво и лишь с большим трудом решился протянуть мне свою маленькую ручку».[166]166
  Там же, с. 8.


[Закрыть] И далее: «По мере того, как ребенок становился откровеннее со мной, я лучше отдавал себе отчет в богатстве его натуры и убеждался в том, что при наличии таких счастливых дарований было бы несправедливо бросить надежду (на чудесное исцеление)… Он вполне наслаждался жизнью, когда мог, как резвый и жизнерадостный мальчик… Он совсем не кичился тем, что был Наследником Престола, об этом он менее всего помышлял…» Опытный наставник не мог не замечать, что мелочная опека над царевичем могла привести к плачевным результатам: «Было невозможно все предусмотреть, и чем надзор становился строже, тем более он казался стеснительным и унизительным ребенку и рисковал развить в нем искусство его избегать…»[167]167
  Там же, с. 19, 20.


[Закрыть] А между тем несчастные случаи, несмотря на все меры предосторожности, продолжали повторяться.

И сегодня невозможно без замирания сердца читать душераздирающие строки о страданиях Алексея: «Цесаревич, лежа в кроватке, жалобно стонал, прижавшись головой к руке матери, и его тонкое бескровное личико было неузнаваемо. Изредка он прерывал свои стоны, чтобы прошептать только одно слово „мама“, в котором он выражал все свое страдание, все свое отчаяние. И мать целовала его волосы, лоб, глаза, как будто этой лаской она могла облегчить его страдания… Как передать пытку этой матери, беспомощно присутствующей при мучениях своего ребенка, которая знала, что она причина этих страданий, что она передала ему ужасную болезнь, против которой бессильна наука».[168]168
  Там же, с. 23.


[Закрыть] (Выделено П. Жильяром. – С.Л.)

В этой постоянной тревоге за существование царевича государыня, презирая эскулапов, хирургов и беспомощных профессоров, искала обладающего сверхъестественной силой посредника, который сблизил бы ее с Богом. Точно так же, как монархию мог бы спасти только союз царя с народом, так и царевича, в котором воплотились ожидания всего народа, мог бы спасти только человек, вдохновленный Небом. Так думала она. Но это внезапное вмешательство со стороны простого, но наделенного сверхсилой человека нужно заслужить. Вдохновленная Анной Вырубовой императрица ударилась в религию с удвоенною пылкостью. Ее жизнь свелась теперь к череде коленопреклонений и молитв. Она ожидала чудотворца с тою же пылкостью, с какою девица на выданье ожидает суженого. Наконец, 1 ноября 1905 года Николай заносит в свой дневник: «Познакомились с человеком Божиим Григорием из Тобольской губернии». Этим «человеком Божиим» был не кто иной, как Распутин. Он принадлежал к той породе убогих бородатых странников в лохмотьях и с горящими глазами, которые странствовали по Руси с котомкой за спиной от монастыря к монастырю, от храма к храму в поисках правды и существовали на то, что подадут добрые души. Ночевали в пути где случится: то в крестьянской избенке, а то и в усадьбе какого-нибудь богатого помещика, у которого миллион предрассудков. В благодарность за оказанное им гостеприимство они повествовали о своих странствиях, паломничествах к святым местам, рассказывали о чудесах, шептали молитвы собственного сочинения, которые так же прекрасно исцеляли тело, как и душу. Эти люди не были ни монахами, ни попами и потому не подчинялись никакой дисциплине. Их называли странниками, а тех из них, кто стяжал большую известность, величали старцами. Вообще-то старцем называли в первую очередь аскета, затворившегося в обители, но равным образом этот термин мог применяться и к одному из тех бродяг-ясновидцев, к помощи которых прибегают в моменты невзгод и страданий. Как раз таковым был и случай с Распутиным, в котором врожденный ум слился с глубокой, почти женской интуицией. «Неким чутьем он немедленно угадывал не только характер собеседницы, но и некоторые элементы ее интимной жизни», – писал один из журналистов, который часто посещал его.

Охочий до женских исповедей, Распутин был еще более падок и на женскую плоть. В этом простом мужике с жестокими нравами и острым умом соединились крайняя степень звериной страсти и возвышенный грозный смысл, милосердие и сладострастье, бескорыстие и страсть к интриге. Его образ жизни являл собою череду порывов и падений. Это был человек Божий, в коего вселился дьявол. Его слова околдовывали, его взгляд пронизывал самые сокровенные тайны, а пагубная сила, источаемая всею его личностью, завладевала доверием тех, чья наивная душа позволяла воспринимать ее.

Григорий Ефимович родился около 1870 года в семье крестьянина среднего достатка в слободе Покровской Тюменского уезда Тобольской губернии, что на границах Западной Сибири. По мнению некоторых, фамилия Распутин происходит непосредственно от «распутник»; так могли наречь его папашу за пристрастие к водке. Другие считают, что эту фамилию дали непосредственно Григорию[169]169
  Вот иная точка зрения в монографии А. Боханова: фамилия «Распутин» достаточно широко распространена в Сибири и на русском Севере и встречается в летописях уже в первой половине XVII века. В 1906 году Распутин решил поменять свою фамилию и объяснял это намерение в письме царю следующим образом: «Проживая в селе Покровском, я ношу фамилию Распутина в то время, как и многие другие односельчане носят ту же фамилию, отчего могут возникнуть всевозможные недоразумения. Припадаю к стопам Вашего Императорского Величества и прошу: дабы повелено мне и моему потомству именоваться по фамилии „Распутин Новый“. Далее шла подпись: „Вашего Императорского Величества верноподданный Григорий“». – Цит. соч., с. 283. (Прим. пер.)


[Закрыть] – опять-таки за отнюдь не образцовое поведение: еще в юные годы он обвинялся в том, что крал коней, портил девок и пил, как бочка. 19 лет от роду Григорий женился на тихой девушке Прасковье старше себя на четыре года, которая родила ему двух дочерей – Марию (она же Матрена) и Варвару – и сына Дмитрия. Впрочем, и связав себя узами законного брака, он не спешил расставаться со своими дурными инстинктами. Григорию грозил суд; он укрылся в монастыре близ Перми, и там его постигло внезапное озарение; он решил начисто отказаться от алкоголя, мяса и табака. Научившись читать книги Священного писания, он пустился в странствия от деревни к деревне, призывая крестьян к молитве и толкуя о жизни пророков, на путях своих странствий он примкнул к секте хлыстов.[170]170
  В последние годы публикуются монографии, отрицающие связь Распутина с хлыстами, – см. напр.: Платонов О. Жизнь за царя. (Правда о Григории Распутине.) – СПб, 1996. (Прим. пер.)


[Закрыть] Согласно обычаям, принятым в этом братстве, приверженцы секты – мужчины и женщины с соседних хуторов – собирались ночами, одетые в длинные белые рубахи, распевали песнопения, окропляли друг друга святою водой и, всласть похлестав друг друга, творили «чистую христианскую любовь», отдаваясь плотской страсти прямо на траве до самого рассвета. Обладавший несказанной сексуальной мощью Григорий был героем этих мистических оргий. Изнуривши себя очередным подвигом по женской линии, он чувствовал облегчение, одобрение Божие.

Возвратившись в Покровское, Григорий продолжил свои евангельские проповеди, которые день ото дня завоевывали все больше приверженцев. Самыми чуткими и отзывчивыми к этим наставлениям оказались женщины. Они обожали его как за пламенные речи, так и за физическую стать: среднего роста, сухой, нервный, с бледной, легкого оливкового оттенка кожей, внушительным носом, гладкими черными волосами, всклокоченной неухоженной бородой, грубый и нечистоплотный, он выглядел как истинный «мужик». Но из-под могучих щетинистых бровей на собеседника смотрели пронзающим взглядом серые, стального цвета глаза; от этого взгляда собеседнику делалось не по себе, и он готов был совершенно покориться воле обладателя этих стальных глаз. «Гипнотическая власть Распутина была огромна, – вспоминал Феликс Юсупов. – Я чувствовал, как неведомая сила проникает в меня и разливает тепло по всему телу. В то же время наступило оцепенение. Я одеревенел… Потихоньку погрузился в забытье, словно выпил сонного зелья. Только и видел перед собой горящий распутинский взгляд. Два фосфоресцирующих луча слились в огненное пятно, и пятно то близилось, то отдалялось. Я слышал голос „старца“, но не мог разобрать слов… И усилием воли я пытался гипнозу сопротивляться. Сила его, однако, росла, как бы окружая меня плотной оболочкой… Все же, понял я, до конца он меня не сломил».[171]171
  Кн. Ф. Юсупов. Мемуары. – М., 1998, с. 187–188.


[Закрыть]

«Когда я встречался с ним, – скажет министр внутренних дел Хлыстов, – я испытал полную подавленность. Распутин угнетал меня; он был, бесспорно, наделен большой гипнотической силой». А вот впечатление от встречи со старцем французского посла в России Мориса Палеолога. «Среда, 24 февраля 1910 г. Сегодня днем, когда я наконец наношу визит г-же О., которая деятельно занимается благотворительными делами, внезапно с шумом открывается дверь гостиной… Это – Распутин… Все выражение лица сосредоточивается в глазах, голубых, как лен (sic! – С.Л.), глазах со странным блеском, с глубиною, с притягательностью. Взгляд в одно и то же время пронзительный и ласковый, открытый и хитрый, прямой и далекий. Когда его речь оживляется, можно подумать, что его зрачки излучают магнетическую силу. Он повсюду влачил за собою тяжелый животный запах, подобный козлиному».[172]172
  Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М., 1991, с. 163. (Последняя фраза в русском тексте опущена.)


[Закрыть] Впечатление властвования над собеседником, порока и нечистоплотности разделяет Столыпин: «Я начал чувствовать невыразимое отвращение к этому дурно пахнущему зверю, который сидел лицом к лицу со мною, но в то же время я отдавал себе отчет в том, что этот персонаж был наделен бесспорною магнетическою силой и производил на мою нервическую организацию достаточно сильное впечатление». Сменивший Столыпина на посту премьера Владимир Коковцев был поражен его «рысьими глазами» – ему потребовалось сделать над собою усилие, чтобы избежать вызывающего тошноту колдовства, которое так и жаждало взять над ним верх. «Когда Распутин вошел ко мне в кабинет и сел на кресло, меня поразило отвратительное выражение его глаз, – писал Коковцев. – Глубоко сидящие в орбите, близко посаженные друг к другу, маленькие, серо-стального цвета, они были пристально направлены на меня, и Распутин долго не сводил их с меня, точно он думал произвести на меня какое-то гипнотическое воздействие…»[173]173
  Коковцев В.Н. Из моего прошлого, воспоминания. 1911–1919. – М., 1991, с. 95. (Отметим разночтения в написании фамилии: Коковцев и Коковцов. Известен случай, когда некоему поэту сильно досталось от царской цензуры за строчку «Как овца в когтях орла» – за созвучие с фамилией премьера.) (Прим. пер.)


[Закрыть] Другие внушили себе, что Распутин обладает пророческим даром – полицейский агент Селецкий, которому впоследствии будет поручен надзор за ним, и тот станет утверждать, что Распутин обладал «проницательностью и тонкостью психологии, граничившими с даром двойного зрения».

В избе Распутина со множеством икон все более густой толпой теснились посетители, но особенно – посетительницы. Иные из этих женщин предлагали себя без всякого стеснения, убежденные в том, что сближение с Богом заключается в утолении плотской страсти. Кстати, и сам Распутин был убежден, что, удовлетворяя свои низменные аппетиты, он повинуется Господней воле, и в его мыслях судьба индивидуума решается не в битве добра со злом, а в благополучном сочетании сих двух тенденций, которые экзальтируются, противостоя друг другу до пароксизма наслаждения. Утоления плотской страсти чередовались с покаяниями. Говорил короткими, словно обрубленными, фразами, с жаром цитируя Священное писание и писания святых отцов, теребя бороду и жестикулируя своими благословляющими ручищами. Репутация святости и ясновидения привлекла к нему внимание нескольких казанских богословов, которые посоветовали ему податься в Санкт-Петербург. И он отправился в столицу, снабженный рекомендательным письмом к знаменитому епископу Феофану, профессору богословской академии. Этот высоконравственный ученый и аскет оказался покорен своим посетителем. Наивный при всей своей учености, он признал за Распутиным «добрую душу и удивительную духовность» и предрек ему «великую судьбу». В этом порыве доверия к сибирскому гостю с епископом Феофаном слились ректор Духовной академии епископ Сергий, епископ Гермоген и даже сам отец Иоанн Кронштадтский. Однажды, когда Распутин присутствовал на торжественной службе, отправляемой Иоанном Кронштадтским, последний внезапно сошел с амвона и медленным шагом направился к нему сквозь толпу верующих. Показав на Распутина пальцем, о. Иоанн произнес: «Ты будешь творить чудеса!» Затем о. Иоанн благословил раба Божьего Григория и, в свою очередь, испросил у него благословения.

Вскоре вокруг Распутина собралось немало экзальтированных служителей церкви, их тяга к безграмотному мужику с сомнительными нравами объясняется желанием вызвать новый порыв благочестия в высших слоях общества. Им казалось, что этот человек, одаренный неоспоримым даром обворожения, мог вывести из апатии завсегдатаев пышных салонов, которые вот уже четверть века как отвернулись от духовных проблем. О том, чтобы выразить ему неодобрение, не могло быть и речи. Так Распутина вводили в круг избранных, а епископ Феофан представил его ко двору. Вскоре после этого, 13 октября 1906 года, Николай пригласил его пожаловать в Царское Село. Чтобы избежать пересудов, его провели через вход для прислуги. На госте был длинный кафтан, какие носят в праздничные дни зажиточные мужики, и грубые сапоги. Нисколько не смущенный перед венценосной особой, он поднес царю образ св. Симеона Верхотурского, написанный на доске. Поблагодарив Григория, царь пригласил его откушать чаю с императрицей. Представленный Вел. княжнам и царевичу, старец роздал им святые иконки и просфоры. Как отметил царь в своем дневнике, гость задержался во дворце до семи с четвертью вечера. Распутин произнес перед августейшими хозяевами – глаза в глаза – свою обычную проповедь глухим, замогильным голосом. Он говорил о необходимости молиться с прилежанием, как молятся дети, и сближения с народом, который не умеет врать. Эти слова настолько глубоко отозвались в чуткой душе Александры Федоровны, которая уже видела в визитере подлинного представителя своих нижайших подданных и утешителя ее сердца, которого она тщетно искала столько лет.

Покуда царица все еще колебалась, взять ли Распутина в свои духовные поводыри, санкт-петербургские дамы домогались его, перебивая друг у друга, – одни приходили к нему, стремясь возвыситься душою, других влекло нездоровое любопытство, а третьим хотелось удостовериться, насколько заслуженна его чисто мужская репутация, о которой носилось столько слухов, – лучше познать на собственном опыте, чем сто раз услышать! Распутин разъяснял своим гостьям, что счастье состоит из трех стадий. Первою из оных является грех, засим следует искупление, увенчиваемое заслуженною наградой – наслаждением. Таким образом, чтобы заслужить прощенье свыше, необходимо погрузиться во греховное утоление плоти. Пока влюбленные в него дамочки, рассевшись вокруг, попивали чаек, он рассказывал им скабрезные анекдотцы, слегка вгонявшие их в краску. Затем, не переставая вещать, переходил к делу: ласкал у той волосы, у другой – руки… Созрев для подвига, он уволакивал избранницу к себе в опочивальню со словами: «Ты думаешь, я тебя порочу? Ошибаешься: я тебя очищаю!» Другие посетительницы в молчании оставались сидеть за столом и, потрясенные, завидовали избраннице, которая в это время находилась на пути к спасению. Они были убеждены, что в этих примитивных, чтобы не сказать грубых, манерах кроется некое обновление веры. Этот путь, соединяя в себе духовность и чувственность, открывает всем желающим того женщинам царственную дорогу к расцвету. Привычные к холодным, искусственным политесам, они оказывались перед ним в совершенно непривычной обстановке. Они шли одновременно к народу и к Богу, к наслаждению и к освящению. Как тут воспротивишься такому притягательному приключению?

Отнюдь не собираясь расставаться со своими мужицкими привычками, Распутин тем не менее приучился следить за своей манерой одеваться.

Он ходил в синей русской шелковой рубахе, перевязанной поясом, шикарных черных штанах и высоких сапогах. Его часто видели в городе; он нередко захаживал в модные рестораны, он был нарасхват в пышных салонах и гостиных. Неуравновешенные дамочки из петербургского общества говорили только о нем, думали только о нем! Они научили его не только чистоплотно одеваться, но и стричься, мыться и разным прочим подобным штукам. Кое-кто из мужчин уже стал подлизываться к нему ради успешного разрешения закрученных ими интриг… Тем не менее Распутин еще отнюдь не расстался с простотою, не брезгуя и трехрублевыми ассигнациями, которые ему совали без лишних церемоний и которые он с благодарностью принимал. Но в нем уже замечались некоторые перемены: он казался все более убежденным в своем предназначении сотворить что-то великое для государя и для России. Он заявил нескольким своим приверженцам, что монарх окружен ложью и неправдою, что приближенные к нему дворяне обманывают его и что только искренне преданный, бескорыстный и простой человек сможет с пользой служить государю и его народу.

Сам Столыпин после дерзостного покушения 12 августа 1907 года пригласил Распутина прийти помолиться у изголовья своей раненой дочери. Но главный этап на пути вознесения Распутина наступил в 1908 году, когда ему случилось очаровать Анну Вырубову.[174]174
  Фрейлина ее величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. – Москва, 1991, с. 181–182 (репринтное издание).


[Закрыть] Фаворитка императрицы искала у него утешения в отчаянии, когда потерпел крушение ее брак. А знакомство Анны с Распутиным состоялось за месяц до ее свадьбы у Великой княгини-черногорки Милицы Николаевны в ее дворце на Английской набережной. «Я очень волновалась, когда доложили о приходе Распутина, – вспоминает Анна… Вошел Григорий Ефимович, худой, с бледным изможденным лицом, в черной сибирке; глаза его, необыкновенно проницательные, сразу меня поразили и напомнили глаза о. Иоанна Кронштадтского… Я попросила его помолиться, чтобы всю жизнь могла положить на служение Их Величествам. „Так и будет“, – ответил он… Через месяц я написала Великой княгине, прося ее спросить Распутина о моей свадьбе. Она ответила мне, что Распутин сказал, что я выйду замуж, но счастья в моей жизни не будет».

С этого момента Анна Вырубова почувствовала себя словно околдованной. Малообразованная, набожная до экстаза, она совершенно подпала под влияние чернокнижника. После смерти о. Иоанна Кронштадтского «отец» Григорий сделался для нее идеальным заступником перед Силами Небесными. В ее глазах это был человек правый, добрый, который ни к чему не стремится и не сомневается в своем гении. Вскоре он сделался желанным гостем у Анны. Она принимала его в окружении светских дам, которые считали его своим апостолом. Войдя в роль, он молился вместе с ними и комментировал им жития святых. Впрочем, иных из них интересовали другие, более материальные откровения, на которые их благодарность этому сатиру, вдохновленному Богом, только увеличивалась. Но Анна Вырубова оставалась чистой. Распутин даже не осмеливался предложить ей то, чего не удавалось ее благоверно-му в законной супружеской постели. Он удовлетворился тем, что властвовал над ее душою. Она видела в нем своего «Христа», своего «Спасителя», считала себя его духовной дочерью. Злые языки при дворе прозвали ее «безумной гусыней», а царские дети за глаза называли «коровой». Но чем больше насмешек она слышала в гостиных, тем больше к ней привязывалась царица. Отныне в разговорах, которые вели шепотом две подруги в маленьком белом домике Анны на Церковной улице, имя Распутина упоминалось все чаще. Каждый день фаворитка рассказывала своей венценосной покровительнице что-нибудь о добродетели «человека Божия» и убежденно приводила примеры его милосердия, скромности, дара ясновидения и чудесного исцеления больных. Взволнованная царица готова была верить всему, что вещала ей ее дородная наперсница с бычьим взглядом и грудью, дрожащей при ее прерывистом дыхании, как в лихорадке. Когда же нянюшка цесаревича Вишнякова показала царице номер «Петербургского листка» с явно нелестной характеристикой Распутина, то получила за это строгий выговор с угрозой увольнения. «Она продолжает злиться на тех, кто ей в глаза говорит, что он мошенник и проч., – записала мадам Богданович 3 июня 1910 года. – Поэтому Тютчеву[175]175
  Тютчева Софья – камер-фрейлина, внучка поэта Ф. Тютчева.


[Закрыть] и старшую нянюшку Вишнякову отпустили на два месяца в отпуск.

Обе они восставали против Распутина; чтобы он не показывался в комнатах детей. На место Тютчевой теперь временно назначена Вырубова. Бедные дети!»

Охваченная трепетным благоговением, Анна Вырубова дважды по поручению царицы ездила в Сибирь посмотреть, как он живет у себя на родине. «Поехала я со старой г. Орловой, моей горничной и еще двумя дамами… Из Тюмени до Покровского ехали 80 верст на тарантасе. Григорий Ефимович встретил нас и сам правил сильными лошадками, которые катили нас по пыльной дороге через необъятную ширь сибирских полей. Подъехали к деревянному домику в два этажа, как все дома в селах, и меня поразило, как зажиточно живут сибирские крестьяне»,[176]176
  Фрейлина Ее Величества… С. 185.


[Закрыть] – вспоминала Анна о своем первом путешествии.

Некоторое время спустя, в дни пребывания императорской семьи в любимых охотничьих угодьях Николая в Спале, на территории нынешней Литвы, с царевичем опять случился приступ гемофилии, вызванный тряской прогулкой в коляске. Опухоль, уже существовавшая в паху, значительно выросла в размерах; ребенок ужасно страдал, и его крики разносились по всему дому. Отчаявшаяся императрица не отходила от его изголовья. Врачи, на которых она обрушилась со скандалом, не знали, что же предпринять. Хирург Федоров не решился вскрыть опухоль: он заявил, что вскрытие может вызвать смертельное кровотечение. Дело грозило принять фатальный оборот, министру двора было дано позволение опубликовать бюллетень о состоянии здоровья царевича. Маленького больного уже причастили… Но когда уже казалось, что все кончено, императрица получила телеграмму от Распутина, который сообщал, что болезнь не кажется ему опасной, пусть врачи не утруждаются. В другой телеграмме старец обещал быстрое исцеление. В два часа пополудни пристыженные медицинские светила объявили, что кровотечение остановилось само собою. По их словам, такое бывает в одном случае из ста. Императрица ликовала. В ее глазах это было чудом. Она увидела в Распутине спасителя династии. Отныне она, как и Анна Вырубова, становится жрицей культа Распутина.

Хотя чудо произвело колоссальное впечатление и на Николая, он тем не менее сохранял хладнокровие. Всецело признавая за старцем дар магнетизера, он все же отказывался от консультаций с ним по делам текущей политики, как ему советовала супруга. Это не мешало ему видеть в этом странном, примитивном и таинственном существе воплощение народной мудрости. Когда он оказывался с ним с глазу на глаз, у него было ощущение, что он входит в контакт с глубинной Россией. Одетый в крестьянский костюм, говорящий на простонародном наречии и обладавший неторопливым образом мышления, Распутин помогал ему утвердиться в мысли, что гарантом защиты родины выступит нерушимый союз царя со своим народом. Отношения венценосной четы с чародеем удивляли своей патриархальной простотой. Обращаясь к нему, Их Величества называли его просто «Григорий», а он величал их соответственно «папа» и «мама». «Принимали его обыкновенно вечером, потому что это было единственное время, когда Государь был свободен, – вспоминала Анна Вырубова. – … Все они по русскому обычаю троекратно целовались и потом садились беседовать. Он им рассказывал про Сибирь и нужды крестьян, о своих странствованиях. Их Величества всегда говорили о здоровье Наследника и о заботах, которые в ту минуту их беспокоили. Когда после часовой беседы с семьей он уходил, он всегда оставлял Их Величества веселыми, с радостными упованиями и надеждами в душе».[177]177
  Фрейлина Ее Величества… С. 185.


[Закрыть]

Вскоре Распутин получил доступ в личные комнаты царских детей. Для Алексея его присутствие – залог доброго здравия. Случись какая царапина, Распутин сумеет остановить кровь наложением рук, взглядом и молитвою. Да и царские дочери не видели ничего дурного в том, чтобы принимать старца, переодевшись в длинные ночные платья. Они склоняли вместе с ним колени пред иконами и слушали его проповеди столь проникновенно, что их гувернантка мадемуазель Тютчева испытала самый настоящий шок. Набравшись смелости, она потребовала от императрицы закрыть Распутину доступ в покои своих дочерей. А то, «чего доброго, станет беспокоить их своими нескромными предложениями и непристойным поведением!». И что же? Александра Федоровна не только не была обеспокоена этим, но, напротив, сама эта мысль привела ее в бешенство! Да разве можно сомневаться в добродетельности отца Григория?! Она категорически отвергла требования несчастной, которая считала, что делает добро!

Головокружительный взлет Распутина совпал с возвращением в монаршую милость князя Владимира Мещерского, издателя ультрареакционной газеты «Гражданин», которая получила новые богатые субсидии. После встречи со старцем Мещерский почувствовал себя полным здравомыслия и на гребне подъема. Перед ним был именно тот type de moujik, каким он хотел его видеть: набожным и лояльным. Эта похвала Распутину из уст Мещерского пришлась по вкусу императору, который сказал князю: «Я очень рад, что ты лично познакомился с Григорием и что твое мнение согласуется с моим». Теперь в глазах Николая истинную Россию воплощали Распутин, Мещерский и его газета, и, наконец, патриотическая организация «Союза русского народа» со своими 3500 секциями, разбросанными по всей империи. Либералы же были в его глазах, мягко говоря, чем-то вроде чужеземцев. Теперь им овладела жажда физического ощущения пыла любви народных масс. В 1909 году, по случаю 200-летия Полтавской битвы, он вышел к крестьянам, явившимся к нему с депутацией из всех соседних деревень, и беседовал с ними с пяти до восьми часов вечера. «Он расспрашивал их о том, как дела в деревне, о земле, о личной жизни, – писал свидетель этой встречи генерал Александр Спиридович. – Царь умел разговаривать с простым людом. Его взгляд, полный доброты, его чарующая улыбка побуждали людей к откровенности, и они отвечали ему с простотою, легкостью и искренностью. Царю можно было сказать все, как на исповеди».

Два года спустя Александр Спиридович стал свидетелем другой сцены императорского триумфа – на сей раз в Санкт-Петербурге, на представлении «Бориса Годунова» в Мариинском театре 6 января 1911 года. По окончании первого акта[178]178
  По сообщению С. Ольденбурга, третьего; партию Бориса пел Шаляпин, хором управлял известный дирижер Эд. Направник. «Левые круги долго потом не могли простить Шаляпину этой манифестации». (Ольденбург С.С. Цит. соч., т. 2, с. 66.)


[Закрыть] Их Величества подали знак аплодировать; в этот момент занавес медленно взвился, открыв живописную картину из русской истории: царь Борис, бояре, стрельцы, народ – все, повернувшись к императорской ложе, грянули «Боже, царя храни» под звуки оркестра, а затем разом опустились на колени – это стародавняя Русь воздавала почести современной России. Зрители, стоя, со слезами на глазах, подхватили; когда гимн отзвучал, по залу прокатилось громоподобное «ура!». Люди плакали, махали веерами и платками, кричали «бис!», «бис!». Их Величества, не ожидавшие такой овации, были зримо потрясены. Румяные от радости Великие княжны растерянно оглядывались, не зная, как и держать себя перед таким неожиданным проявлением чувств. «Это были мгновения редкой красоты!» – заключал Спиридович. Правда, царю открылась одна деталь, грозившая смазать впечатление от эйфории: оказывается, труппа специально разыграла весь этот «спектакль», чтобы добиться лично от Его Величества удовлетворения требований хора, о чем дирекция и слышать не хотела… Ну что ж! Даже если артистами двигал чистый расчет, все равно публика в зале искренне продемонстрировала любовь к своему Государю!

Врожденный фатализм Николая II подпитывался всеми этими свидетельствами, видевшимися ему благоприятными. Но и перед лицом опасности он сохранял спокойствие, в глубине души тая уверенность, что все начертано на Небесах. Вот что сказал он своему министру Извольскому, который удивился его хладнокровию перед лицом Кронштадтского мятежа: «Если вы видите меня таким спокойным, так это потому, что я обладаю твердой, абсолютной уверенностью, что судьба России, моя собственная и судьба моей семьи в руках Господа, который поместил меня туда, где я нахожусь. Что бы ни случилось, я склонюсь перед Его волею, сознавая, что у меня никогда не было иных мыслей, как служить стране, которую он мне вверил».

Именно эту концепцию разделял и Распутин. В его глазах Бог прямо заинтересован в удачах царя. Авторитет старца среди его императорской паствы вскоре стал столь очевидным, что это взволновало общественное мнение. Из уст в уста передавали слухи об оргиях с его участием в городе и о его скандальной близости с Их Величествами. 21 ноября 1908 года генеральша А.В. Богданович записывает в свой дневник: «… Царь очень нервен, причиной этому царица, ее ненормальные вкусы, ее непонятная любовь к Вырубовой… Она (царица) порывистая – то увлекалась музыкой, запоем играла и пела, то было время спиритизма – музыка была забыта, и всё только спириты и спириты ее занимали». И несколько месяцев спустя, 6 февраля 1909 года: «У молодой царицы сильная неврастения, которая может кончиться помешательством. Все это приписывают ее аномальной дружбе с Вырубовой. Что-то неладное творится в Царском Селе». В записи от 20 марта 1910 года тон делается еще более тревожным: «Сегодня много интересного, но грустного, даже возмутительного слышала о Григории Ефимовиче Распутине, этом пресловутом „старце“, который проник в „непроникновенные“ места. Газеты разоблачают этого „старца“, но на высоких его покровителей эти разоблачения не производят впечатления, они им не верят, и двери их открыты этому проходимцу… В Царском Селе все служащие во дворце возмущены против „Ефимова“, его нахальством, поведением, но сильную поддержку он имеет в самой царице. Этого дрянного человека допускают во всякое время во дворец… Когда слуга хозяина (т. е. царя) стал ему говорить, что это – распутный мужик, что горько думать, что хозяин с ним говорит и проч., он получил ответ, что хозяину очень тяжело слышать, что он неверующий, что кощунствует и проч… Несмотря на всю блажь хозяйки, хозяин ее все-таки любит, и она на него влияет».