Текст книги "Ночь волчицы"

Автор книги: Анри Левенбрюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Анри Левенбрюк
«Ночь волчицы»

Верным спутникам, читателям.

Историю творит не случай и не боги.

Ее творим мы.

Пролог
Последняя капля древесного сока

У земли память не такая, как у людей. Мы думаем, что все знаем об истории и о мире, но в давние, забытые ныне времена существовало много чудес, которые сегодня исчезли без следа. Помнят о них только деревья, да небо, да ветер… Камень, возможно, видел конец всех веков. Ибо у каждого века свой конец. Но люди предпочитают об этом не вспоминать.

Архидруид Эрнан внезапно проснулся от глухого стука в дверь.

Обычно ни один слуга Сай-Мины не осмеливался так бесцеременно будить главу Совета. Солнце едва показалось над горизонтом. Вчерашний вечер был долгим и трудным. Такими были все вечера после великого разгрома. Споры продолжались до глубокой ночи. В Совете разгорались страсти. Каждый сваливал вину на другого. Никто не знал, что предпринять. Как справиться с бедой. И снова встать на ноги. Никогда до сих пор Совет не ведал подобного поражения. Даже бегство двоих отступников было не так страшно, как война, которая сегодня расколола Гаэлию на части.

Конечно, времена сейчас смутные и ненадежные. И все же было не принято будить Архидруида без серьезной на то причины. Но за дверями своих покоев Эрнан слышал настойчивый и тревожный голос слуги. Случилось что-то ужасное, в этом не оставалось сомнений.

Старик медленно встал и натянул белый плащ с длинными рукавами. Слуга по-прежнему колотил в дверь. Эрнан взглянул в большое зеркало, висевшее перед ним. На него смотрел изнуренный человек. Печаль изгнала надежду из его взора. Почему Мойра выбрала именно его, чтобы противостоять самому тяжелому перелому в истории Сай-Мины? Как ему выдержать это достойно?

Он глубоко вздохнул. Нужно быть готовым ко всему. К какой угодно вести. К самой худшей из новостей. Удара можно ожидать с любой стороны. Потому что Мойра начала невиданное доселе разрушение. Мир станет другим. Он уже начал меняться.

Когда Архидруид распахнул дверь своей большой комнаты, он увидел в глазах слуги страх. Глубокий страх, который, казалось, лишил его языка. Единственное, что несчастный сумел выговорить, когда друид спросил, что случилось, было:

– Там, внизу.

Эрнан в отчаянии вздохнул, отстранил слугу и направился к лестнице, ведущей во двор. Сан не позволял ему бежать, он обязан был всегда сохранять достоинство и держать осанку и все же спустился так быстро, как мог, опираясь на длинный посох.

Спустившись, он увидел во дворе молчаливое сборище. Друиды, магистражи и слуги стояли неподвижной толпой, плечом к плечу. Они выстроились в круг в середине двора. Все взгляды были устремлены в одну сторону.

Эрнан вытер лоб. Он все понял, но не хотел этому верить. Сжимая посох, Архидруид поспешил к собравшимся.

– Расступитесь!

Люди расступились перед ним. Когда наконец он дошел до середины двора, то был ошеломлен открывшимся ему зрелищем. Он готовился к худшему, но то, что он увидел, потрясло его сильнее, чем он мог ожидать.

Дуб был выкопан.

Столетний дуб исчез из большого двора. Священный символ Сай-Мины был похищен. Посреди тринадцати каменных тронов зияла гнетущая пустота. Широкая яма в земле. Угроза. Оскорбление. Предательство.

Все взгляды обратились к Архидруиду. И на каждом лице Эрнан прочел одну и ту же тревогу. Во всех глазах то же ожидание и оцепенение. Сай-Мина только что лишилась души.

Старик слышал стук собственного сердца. Ему казалось, что повсюду вокруг он видит собственное лицо. И обвиняющий взгляд.

– Немедленный сбор Совета, – громко и мрачно объявил он. – Пусть Великие Друиды поднимутся ко мне в верхнюю залу.

– Те, что пока еще здесь, – поправил архивариус Шехан.

Эрнан окинул взглядом мужчин и женщин, окружавших его. Не хватало многих Великих и простых друидов. Для подобного предательства нужно много людей. Он провел сайманом среди собравшихся и сразу узнал, кто из его приближенных исчез. Хенон, Калан, Отелиан и Тиернан. Четыре новых предателя. А вместе с ними, конечно, множество друидов и магистражей.

– Да, – произнес Эрнан, – те, что пока еще здесь. И пусть управитель проверит, кого из друидов и магистражей не хватает. Я хочу знать все имена. Решительно все.

Он повернулся и, разгневанный, направился к башне в зал Совега. Но прежде, чем войти в широкую дверь, он обернулся, взглянул на растерянную толпу и прибавил:

– Ничто из случившегося не должно выйти за пределы Сай-Мины без моего разрешения. Пусть все возвращаются к своей работе!

Но Эрнан догадывался, что все очень скоро станет известно. Новость облетит весь остров. Такие события не могут долго сохраняться в тайне.

Скоро Гаэлия узнает, что Совет раздроблен. А Сай-Мина пала.

Глава 1
Пророчество

Выздоровление Алей и Эрвана продлилось еще несколько дней до начала осени, а их траур и того дольше. Каждое утро Фингин приходил лечить сломанное плечо Алей сайманом.

Последние солдаты армии Самильданаха – как они сами себя называли – мало-помалу собрались вокруг Алей и ее спутников и разбили в этом заброшенном уголке леса лагерь, удобный настолько, насколько позволяла местность. Шатры, маленькие деревянные хижины, скромные ложа, столы, ящики. А посреди поляны развели огромный костер, который поддерживали день и ночь.

Говорили мало, лечили многочисленных раненых, а иногда по вечерам тишину нарушала грустная песня волынки. Мьолльн, сидя у огня и подняв глаза к звездному небу, играл мелодии, которым его научила Фейт. Каждая нота была плачем по бардессе. Сердце каждого хранило воспоминание об арфистке и магистраже. Каждая душа разрывалась от горя.

Кейтлин пыталась утешить друзей ласковым словом. Бродячая актриса была столь же искусной рассказчицей, что и бардесса. Слушая ее истории и предания, люди забывали горести и наслаждались долгожданным отдыхом. Рядом с ней сидел Фингин и добродушно улыбался. Порой их руки соединялись.

Молодой друид старался скрыть свое желание двинуться в путь. Он не хотел торопить Алею и Эрвана, потому что знал – отдых нужен не только их телу. Но их звал народ. Колесо истории не замерло. Какой бы горькой ни была потеря двух дорогих существ, там, далеко, в Гаэлии, продолжалась жизнь, и однажды наступит день, когда придется двигаться дальше. Идти навстречу истории. Их окружали солдаты, которые могли это доказать. Гаэлия была готова идти вперед.

Первым на ноги встал Эрван. Через несколько дней он наконец смог нормально ходить, а вскоре даже отправился на охоту, чтобы принять участие в добывании пищи для общего котла. Он надолго исчезал один в самой чаще леса и возвращался под вечер, в желтоватых осенних сумерках, его длинные светлые волосы были спутаны, он нес на плече добычу. Многие солдаты, которые теперь звали его генералом, настойчиво предлагали ему свою помощь. Но молодой магистраж хотел побыть один. Словно его влекла не охота, а желание развеять горечь утраты. Воспоминание об отце. Ведь Галиад Аль'Даман был единственным близким ему человеком. А девушка, которую он любил, пока ничем не могла ему помочь.

Алеа хранила молчание. Когда она не спала, то сидела, погрузившись в толстый тяжелый том Энциклопедии Анали, которую всегда держала подле себя. Сначала она неторопливо переворачивала страницы лежавшей на коленях книги, училась читать, понемногу продвигаясь вперед, подолгу отыскивая значения слов, упрямо вглядываясь в буквы, которых пока не знала. А через несколько дней читала уже свободно, будто умела это всегда. Страницы перелистывались все быстрей, взгляд девушки становился пристальнее. А глаза горели все ярче.

Однако она по-прежнему не разговаривала. Ни с Мьолльном, своим верным спутником, ни с Эрваном Аль'Даманом, юношей, который ее любил, ни с Фингином, молодым друидом, которого она призвала к себе, не говорила Алеа и с Кейтлин, которую, однако, нежно любила, как сестру. Но, кроме Мьолльна, все, казалось, смирились с ее молчанием. Зато гном с каждым днем волновался все больше. Он усаживался возле девушки, долгими часами глядел, как она читает, потом, видя, что она по-прежнему нема, шумно выходил из маленькой хижины, раздраженно вздыхая.

Сотня солдат, разбивших лагерь вокруг ее жилища, носили ее герб, но и они не слышали от нее ни единого слова. Они служили ей, воевали за нее, видели, как ради нее умирают их братья, но сейчас она отстранилась от них, уединившись в хижине, в которую никому не было доступа. Алеа еще ни разу не выходила оттуда, и многие солдаты даже не видели ее лица. Однако все разговоры были только о ней. Она была красивой, высокой, сильной, к ней были обращены все надежды преданной ей армии.

Но за красным пологом, закрывающим вход в хижину, где отдыхала Алеа, спутники слышали только ее молчание.

И вот как-то вечером, когда все ужинали за маленьким столом, который смастерил гном в самом начале их жизни здесь, Алеа, по-прежнему лежа в стороне на своем ложе, заговорила.

– Фингин, нам с тобой нужно поговорить, – произнесла она, не глядя на своих друзей, словно тишина не разделяла их эти долгие дни.

Все недоуменно переглянулись, потом повернулись к ней.

– Слушаю тебя, – ответил молодой друид и положил на стол деревянную ложку.

– Нет, не здесь, – сказала Алеа, внезапно поднявшись. – Пойдем погуляем в лесу.

– Боишься, что мы услышим? – гневно воскликнул Мьолльн. – Вот как! Ты от нас что-то скрываешь?

Кейтлин нахмурилась и сделала гному знак помолчать. Но Алеа улыбнулась. Она почти забыла нрав господина Аббака.

– Нет, Мьолльн. Мне просто нужно пройтись и подумать. Фингин может мне помочь. Но если ты тоже хочешь пойти – пожалуйста. Мне нечего скрывать. Особенно от моего самого старого друга.

– Так-то лучше, – поморщился гном. – Ну да, я хочу пойти. Ахум. Мне тоже надо пройтись и подумать. Великая Мойра! И это тоже верно, я твой самый старый друг.

– Пошли, – сказала Алеа и твердым, почти торжественным шагом направилась к выходу.

По дороге она взяла посох Фелима и накинула на плечи его длинный белый плащ. Друзья ошеломленно смотрели, как она двигается. Как видно, она была уже совсем здорова. Только все больше и больше непредсказуема. А еще казалось, что она стала выше ростом. Словно за время болезни повзрослела на несколько лет. Высокая, стройная, уверенная и красивая, она была уже не ребенком, а решительной девушкой. Мьолльн соскочил со скамьи и поспешил следом. Вскоре Фингин присоединился к ним, бросив извиняющийся взгляд на Кейтлин и Эрвана. Но они были рады уже тому, что Алеа заговорила. И пока вздохнули с облегчением.

Имала бежала очень долго. Подальше от трупов и их запаха. Вместе со своими собратьями она убивала этих тварей и защищала дыбуна. Но сейчас ей хотелось держаться подальше. Другие волки тоже разбежались, рассеялись по земле. Будто сила, соединившая их, исчезла и природа снова вступила в свои права. Звери опять сбились в стаи, и каждый клан искал себе территорию подальше от других.

Имала, как это бывало раньше, одна бежала по землям острова. Дыбуны остались далеко позади. Только раненая лапа еще болела, а ветер обдувал ее шерсть. Она бежала на юг, преодолевая песчаные равнины, леса, обходя стороной деревни, и охотилась в одиночку.

В тот день она к вечеру добралась до берега пруда, когда гаснущий свет сумерек окутывает все вокруг нежно-синим покрывалом. Волчица неторопливо прошла меж высоких пожелтевших трав. Лес уже постепенно начал преображаться. Листья и травы окрашивались в медный и рыжий цвет. Навострив уши и опустив морду к земле, волчица легким проворным шагом направилась к воде. Ее широкие лапы тонули во влажной холодной земле. Вскоре бело-серое отражение показалось на поверхности пруда, прекрасный двойник ее тела, исхудавшего к концу лета. Она на мгновение замерла, прислушиваясь к легкому плеску воды, тряхнула головой, чтобы отогнать насекомых, и, наконец, склонилась над прудом, смочила морду и принялась пить.

Свежая пресная вода утолила жажду, но пробудила голод. Имала вдруг перестала лакать и подняла голову. Она заметила, как в глубине пруда проскользнуло что-то длинное и дрожащее. Рыба. Волчица замерла и стала пристально вглядываться в воду. Рыба показалась снова. Потом еще одна. Они зарезвились на поверхности. Волчица чуть отступила и молниеносно сунула морду в воду.

Из пруда она вытащила большого чешуйчатого карпа. Добыча невелика, но пока и этого хватит. Имала потрусила вдоль берега, а потом улеглась под высокой ольхой, которая, хорошо приспособившись к здешним местам, возвышалась над водой на корнях-ходулях. Волчица быстро расправилась с рыбой и снова подошла к воде попить и вымыть морду.

На белой шерсти ее раненой лапы уже почти не было видно крови, но она по-прежнему прихрамывала. Она улеглась на черный ковер из опавшей листвы, мелкого галечника и ивовых веток. И наконец задремала под успокаивающую песню окружавшего леса.

Но едва она уснула, как ее разбудил хруст ветки. Имала мгновенно вскочила и огляделась.

Она пристально озиралась вокруг, навострив уши и вытянув хвост, и вскоре увидела того, кто ее разбудил. Всего в нескольких шагах в тени старой ольхи неподвижно сидел, зорко наблюдая за ней, серый волк.

Это был крупный широколобый самец с длинными лапами и мощным телом. Его узкие желтые глаза очертила широкая черная полоса, ярко выделявшаяся на серой шерсти, что делало его взгляд особенно проницательным. Высунув язык и навострив уши, он шевелил загнутым кверху хвостом, казалось ожидая от Ималы первого шага.

Волчица не двигалась. Этот волк был ей как будто знаком, но прошло много времени. И пока они вновь стали друг другу чужими.

Самец вдруг залаял, затем лай перешел в пронзительный вой. Когда последний звук затих, волк вытянул уши, словно ожидая ответа соперника. Но увидел, что Имала одна. Других волков рядом нет. Путь свободен.

Знакомый запах большого волка вскоре достиг ноздрей Ималы. Она сразу узнала сородича. Секунду поколебалась и медленно направилась к пришельцу. Недоверчиво, не спуская с него глаз, она шла навстречу, в любой миг готовая к прыжку. Когда до волка оставалось всего несколько шагов, она заскулила и отпрыгнула назад, словно приглашая его подойти. Но он ждал, гордо и прямо сидя на длинных серых лапах.

Имала покружила на месте и снова двинулась вперед. Она шла чуть левее, чтобы обойти волка, но тот резко повернулся, не давая Имале подойти сбоку. Белая волчица вновь заскулила, несколько раз любопытно тявкнула, но продолжала идти.

Наконец она несмело приблизилась к волку. Медленно подошла и встала к нему боком, задрав хвост. Звери не смотрели друг на друга, лишь слегка по очереди вздрагивали. Еще не касались, но привыкали и проверяли друг друга. Мало-помалу хвосты замахали сильнее, и вдруг волк положил лапу на плечо Ималы. Она замерла, но не нагнулась и не выказала ни малейшей покорности. Так они постояли немного, смешивая свои запахи, а потом вдруг кинулись играть.

Гоняясь друг за дружкой между деревьев, покусывая друг друга и скуля, они скоро вновь обрели близость, а потом улеглись вдвоем в нескольких шагах от воды, изнеможенные, но спокойные. Они снова были вместе.

Итак, легенда гласит, что в начале осени Имала вновь встретила большого серого волка, которого сказители называли Тайброн, что на языке сильванов означает «спутник».

– Двое отступников, Фингин ушел с девочкой, а четверо предателей скрылись. Совет еще никогда не был так разобщен, Эрнан.

В голосе Аэнгуса звучала тревога. Другие Великие Друиды кивнули, все, кроме Шехана, который делал пометки в книге летописей. Хранитель архива был единственным друидом, которому позволялось писать.

Эрнан мрачно слушал собратьев, почти не слыша их голосов. Мысли старика были далеко. Друиды ничем не могли помочь ему в столь грозный час. Он сам должен найти ответ.

Фелим, Айлин, вы бросили меня. Вы ушли еще до того, как судьба нашего острова была решена. У меня никогда не было вашей прозорливости. У меня никогда не будет вашей смелости и мужества. Я никогда не смогу вернуть порядок в Совет и мир на наш остров. Мы слишком далеко зашли. Из-за корыстных расчетов, хитростей и уловок мы совсем потеряли связь с миром.

– Нас теперь только шесть, – подал голос другой Великий Друид. – Нас осталось меньше половины.

Они вырвали дуб. Явились сегодня ночью и похитили дуб. Я даже не знаю, что делаю здесь. По какому праву я возглавляю это собрание, если вокруг все рушится, а я ничего не замечаю?

– Говорят, однако, что Самаэль мертв, – вмешался Шехан, подняв голову. – Что он прятался под именем епископа Наталиена. Если он и правда мертв, мы, по крайней мере, могли бы выбрать нового Великого Друида на его место, и нас будет семеро. И потом, не следует забывать, что даже если Фингин не с нами, он нам не враг. Я полностью доверяю нашему младшему брату.

– Мы больше никому не можем доверять, – возразил Аэнгус. – Он слишком молод, предатели без труда смогут его использовать. Не стоило нам назначать Великим Друидом такого молодого брата. Всего несколько месяцев назад он еще был учеником.

– Фингин мудрее многих из нас, – вмешался Киаран, который, как всегда, сидел с загадочным видом. – И он нас никогда не предаст.

– Значит, нас будет восемь, – заключил Шехан.

Азнгус вздохнул:

– Вот именно! Восемь вместо тринадцати! Вряд ли с нами станут считаться.

– Кто? – усмехнулся Киаран. – У нас так и так не осталось ни одного союзника. После смерти короля Галатия не на нашей стороне, и я готов побиться об заклад, что четверо предателей примкнули к королеве.

Если бы мы больше доверяли королю, если бы даровали ему больше власти, этой дряни вряд ли удалось бы его так обмануть. Значит, наши предшественники просчитались. Нам следовало дать Эогану больше свободы. По крайней мере внешне.

– Да, говорят, что они уже у королевы, – подтвердил Шехан.

– Тогда мы попросту можем изгнать их и назначить четырех друидов на их место, – предложил Аэнгус. – Таким образом, будет пустовать только кресло Маольмордхи. Нас будет двенадцать, мы вновь объединимся.

Все посмотрели на Эрнана. Архидруид хранил молчание. По правде сказать, его сейчас беспокоило вовсе не число Великих Друидов, заседавших в Совете, а то, как Совету следует поступить, не важно, шесть их, восемь или двенадцать.

Как справедливо заметил Киаран, у друидов не осталось настоящих союзников. Те, кто прежде был главной силой острова, те, кто за спиной Великого Короля держал в руках тайные нити власти, пускай хрупкой, но все еще действенной, сегодня оказались в одиночестве и разобщенные междоусобицей. Такого никто не мог предвидеть.

Эрнану было одиноко. Даже здесь, в резном кресле, подобающем его сану, под уютными сводами Палаты Совета, Архидруиду казалось, что его ордена уже нет. Слишком многих недоставало, а предательства породили много сомнений. На кого он теперь мог рассчитывать?

А ведь еще дуб. Как отступникам удалось вырвать столетнее дерево? Можно ли представить оскорбление более унизительное и грубое по отношению к великой Сай-Мине? Как Мойра могла это допустить?

– Братья мои, мы не сможем создать новый Совет и не сможем восстановить Сай-Мину без столетнего дерева. Оно было символом нашего союза. Заменить предателей, когда они лишили души наш орден, значило бы солгать самим себе.

– Что вы хотите этим сказать? – удивился Аэнгус.

– Сай-Мина снова объединится или перестанет существовать. Нам не следует искать нашим братьям замену. Они должны вернуться или уйти навсегда.

Над немногочисленным собранием повисла гнетущая тишина. Пятеро Великих Друидов, окружавших Эрнана, смотрели на него, ожидая объяснений. Но тот размышлял уже совсем о другом.

Наконец Киаран нарушил молчание:

– Я согласен с Эрнаном. Совету незачем дальше существовать, если его покинуло столько человек. Здесь дело не в выживании, а в самой нашей сути.

Киаран думает так же, как я. Он знает, что перелом назрел вне нашего ордена. Что этот перелом заставил задуматься, нужны ли мы. И пока это не решится, восстановление бесполезно.

– Но острову нужен Совет! Нельзя же распустить орден только потому, что нас предали четверо наших братьев.

– Его и правда нельзя распустить, – ответил Киаран, – но и восстановить его мы тоже не можем. Бесполезно вставлять в стену упавшие кирпичи. Если стена рассыпается, мы должны понять причину этого. Совет уже давно идет неверным путем. Фелим был прав. Отказываясь примириться с нашей ролью, мы приближаем свою погибель.

Никогда еще слова Киарана не казались мне такими мудрыми. Наверное, я не сумел его понять. То, что он говорил прежде, и то, что я принимал за бессвязные бредни, возможно, было очень разумно, даже слишком разумно для того, чтобы мы, с нашей логикой, извращенной долгими годами власти, могли понять его.

– Так, значит, нам следовало поддержать маленькую мерзавку? – возмутился Аэнгус, поднявшись с места.

– Мы должны были поддержать Самильданаха, – поправил его Киаран.

– Это еще не поздно сделать, – проговорил Эрнан, не поднимая глаз.

Снова воцарилась тишина. Аэнгус, по-прежнему стоя, бросил раздраженный взгляд на своих братьев, Лоркана и Одрана, хранивших молчание. По их глазам он понял, что они покорны судьбе или попросту бессильны.

– Вы хотите сказать, что мы должны присоединиться к Алее? – спросил Аэнгус, чьи глаза теперь метали молнии.

Но никто не ответил. Покачав головой, Аэнгус опустился в высокое кресло. И тоже умолк.

– Братья, – заговорил Эрнан, положив на колени дубовый посох, – я еще не все вам сказал. Четверо предателей похитили не только дерево, они унесли с собой четыре манита туатаннов и манит Джар. В одиночку мы против них не выстоим. Конечно, нас больше, но у них сила этих священных предметов, да и армия королевы наверняка уже на их стороне. У нас только один выход – искать нового союзника. Королева захотела нас свергнуть, и ей это удалось. Харкур? Они наши злейшие враги. Бизань? Они останутся в стороне. Туатанны? В этот час они почти все мертвы. Нашим союзником может быть только Алеа. С ней Фингин, а до него ей доверял Фелим. Другого выхода я не вижу.

Я знаю, Айлин принял бы такое же решение. Впрочем, хоть мы и не смогли этого понять раньше, все вело к одному. Защитить Алею, помочь ей исполнить свою судьбу.

– Нам неизвестно, где она, – возразил Шехан. – Мы даже не знаем, удалось ли ей выжить. Говорят, Маольмордха послал против нее существо из мира мертвых…

– Она жива, – вмешался Киаран.

Его уверенность говорила о том, что он мог видеть ее в мире Джар. Теперь здесь уже все знали, что Киаран, самый странный из членов Совета, каждую ночь путешествовал в этот диковинный мир, где обитают души живых людей.

Эрнан кивнул.

– Если она жива, – сказал Архидруид, вставая, – мы ее скоро отыщем.

– Фингин, помнишь, я однажды проснулась и спросила тебя, есть ли ответы в Энциклопедии Анали, а ты мне ответил, что есть.

Алеа шла по лесу с молодым друидом, рядом шагал Мьолльн, не желавший пропустить ни слова из их беседы. Маленький рост мешал ему поспевать за своими спутниками, и он раздраженно вздыхал, перешагивая через сухие коряги на земле и прыгая через лужи.

– Значит ли это, что ты прочел Энциклопедию? – спросила Алеа.

Фингин смотрел вперед. Теперь он знал, какое значение имело для Алеи каждое слово. И какой глубокий смысл был в каждом ее вопросе. Она никогда по-настоящему не обучалась в Сай-Мине, но обладала не меньшими знаниями, чем друид. А может, и большими.

– Я читал первые главы.

Алеа улыбнулась. Осторожность друида казалась ей забавной.

– Тогда ты знаешь первое пророчество?

– Да, – признался Фингин, проведя рукой по лысой голове.

– И ты думаешь, что оно обо мне?

Фингин остановился и взглянул на девушку. Она была по-настоящему красива. Теперь он видел это: в силе любви, которой его собственный магистраж пылал к этой девушке, не было ничего удивительного. Каждый в нее немного влюблялся. Во всяком случае, тот, кому довелось с ней встретиться. И хотя сердце юного друида выбрало Кейтлин, но даже он не мог противиться могучему очарованию Алеи. У нее голубые глаза и темные волосы. Благородная одежда цвета лазури и золота, которую соткали для нее сильваны. На плечах широкий белый плащ, напоминающий одеяние людей его сословия. И посох Фелима, делавший ее выше, а шаг – тверже.

Алеа тоже остановилась и, улыбаясь, ждала ответа.

– Да. Я думаю, что оно о тебе, – наконец проговорил юный друид.

– Ахум! Великая Мойра! Скажете вы мне, о чем речь, или нет? Это нечестно, да! Я не читал вашу книгу!

Их нагнал запыхавшийся Мьолльн. Он подпер руками бока, нахмурился и глядел сердито. Алеа взяла его за руку и села рядом с ним на поваленное дерево.

– В первом пророчестве говорится о моем рождении, Мьолльн.

– О твоем рождении? В прошлый раз ты говорила, что твоя мать была дамой из Сида, вот так! И что у тебя есть брат! Туатанн. Ахум.

– Так и есть, – подтвердила Алеа. – А в Энциклопедии Анали, которая была написана задолго до моего рождения, сказано, чем закончится эпоха Самильданаха.

– Эпоха Самильданаха? Это еще что? – удивился гном.

– Время, в которое мы сейчас живем, и то, когда жили наши родители… Время твоей жизни.

– Ну и что? – не унимался Мьолльн.

– А то, что в Энциклопедии Анали написано, что последним Самильданахом будет женщина, что она будет Дочерью Земли, рожденной от подземной женщины и земного мужчины.

– Человек и женщина-туатанн?

– Да. В пророчестве говорится, что однажды вечером двери Сида раскроются и оттуда выйдет женщина из племени туатаннов и что ее тело соединится с чистым человеком, живущим в Гаэлии. От этого союза родится девочка. Последний Самильданах. Мой брат Тагор рассказал, что моя мать именно так и родила меня. И что из-за своего предательства ей пришлось бежать из Сида.

– Так, значит, моя маленькая метательница камней, ты думаешь, что последний Самильданах – это ты?

Алеа не ответила. Только улыбнулась и снова повернулась к Фингину.

– Об этом говорили в Совете? – спросила она, вставая и подходя к друиду.

– Нет. Раз или два была упомянута Энциклопедия, но, похоже, мои братья не жалуют эту книгу. Да и никакие книги вообще.

– Но говорили ли о моем рождении?

– Нет.

– Так, значит, ты не знаешь, кто мой отец?

Теперь улыбнулся друид. Он не мог решить, смеется ли над ним Алеа или просто хитрит.

– А разве об этом уже давно все не догадались? – спросил он с усмешкой.

– Ахум, нет, я не догадался! – воскликнул Мьолльн.

Но Алеа будто не слышала.

– Ты думаешь, он сам знал, что он мой отец? – спросила она друида.

Фингин пожал плечами.

– Да о ком вы говорите, в конце концов?

Алеа еще на мгновение задержала взгляд на Фингине. И опять обернулась к волынщику:

– Мы говорим о Кароне Катфаде, сыне Катубатуоса, которому друиды дали имя Фелим, когда он был принят в Сай-Мину. Фелим был моим отцом.

Гном вытаращил глаза:

– Чего? Да этого быть не может! Ахум, вот уж нет!

Алеа снова двинулась в путь вместе с Фингином.

Гном долго стоял неподвижно, разинув рот, а потом бросился их догонять.

– Итак, первое пророчество исполнилось, – заговорила Алеа. – Моим отцом был человек, а матерью – женщина из туатаннов, и, похоже, я тот, кого вы называете Самильданахом. Ты прочел дальше?

– Нет, – ответил друид, и Алеа знала, что он говорит правду.

– Остается еще два пророчества.

– Ты их читала? – с любопытством спросил Фингин.

– Да. Но меня интересуют не сами эти пророчества. А то, для чего они и как были написаны. А главное, что мне с ними делать.

– Они исполнились? – спросил друид.

– Не совсем. Пока нет. Но должна ли я поступить так, чтобы это произошло? Или я должна следовать своему чутью?

– Возможно, одно другому не противоречит. Быть может, они исполнятся по мере того, как ты будешь следовать той дорогой, которую выбрала, – предположил Фингин.

Алеа кивнула. Она и сама так думала. Но было страшно чувствовать себя всего лишь орудием пророчества, написанного так давно. Значит, у нее нет выбора? Значит, это и есть Мойра? Предначертанная судьба, которой нельзя избежать? Она взглянула на Фингина. Он не спросил ее, о чем говорилось в двух других пророчествах. И однако, он сгорал от желания узнать это. Но он относится к ней с уважением. И подождет.

– Как я могу быть свободной в той жизни, которую я веду? – спросила она, глядя молодому друиду прямо в глаза.

– Иногда быть свободным значит не уклоняться от своих обязанностей.

– О чем ты говоришь? – воскликнул Мьолльн, который перестал понимать смысл их беседы. – Вы разговариваете, как школяры из Мон-Томба!

– Что будет, если ты перестанешь дышать? – спросил Фингин у Мьолльна.

Тот нахмурил брови:

– Я задохнусь и умру, а как же!

– Правильно. Значит, дышать – это обязанность всякого живого существа, правда?

– Конечно, – согласился Мьолльн.

– Значит, жить – это выполнять некоторые обязанности. То же самое и со свободой.

– А-а, – протянул гном и поморщился.

– Но у нас с вами обязанности посложнее, чем просто дышать. Мы можем от них отказаться, но можем и принять их. И я думаю, что для того, чтобы стать свободными, мы должны их принять. Согласиться с тем, что это не столько обязанность, сколько необходимость.

Гном покачал головой, по-прежнему не понимая. Алеа подошла к друиду.

– И что это, по-твоему, за обязанности? – спросила она.

– Это зависит от того, что сказано в пророчествах.

– Разве без них нельзя понять, что нам нужно?

Друид не знал, что ответить. Алеа улыбнулась.

– Я уверена, что одно из пророчеств состоит в том, чтобы ответить на этот вопрос, – заключила она.

Гном воздел руки к небу в знак того, что он ничего не понял, но на этот раз никто не решился ему объяснить. Фингин и сам не был уверен, что понял.

Имала и Тайброн шли много дней, пока не набрели в долине Лома на уютный уголок, богатый дичью. Тихая долина, простиравшаяся к югу до Синена, а на севере защищенная Борселианским лесом, была вдали от селений и дыбунов.

В первый же день волки загнали барана, заблудившегося в холмах Лома, и утолили голод на берегу реки. В этом плодородном краю трава еще оставалась зеленой и стелилась шелковым ковром, на котором с удовольствием растянулись звери.

После полудня, хорошенько переварив пищу под осенним солнцем, они принялись исследовать местность и метить границу земель, где им предстояло жить и охотиться, терлись о ветки и почву, чтобы оставить свой запах – грозное предупреждение другим волкам. Долгие часы они бегали по долине, выискивая свою дичь, свою воду, обегая свои холмы… А потом вдруг услышали вой чужого.

Имала подалась вперед и повернулась туда, откуда раздавался зов. Она нюхала воздух и тут увидела, что Тайброн побежал на север, задрав хвост. Она бросилась следом за ним, и вскоре они увидели чужака. На скале сидел молодой одинокий самец, бурый с серыми и черными пятнами, кривой на один глаз, – вероятно, бежал из стаи после жестокой драки.