Текст книги "Ведьмы и все прочие"

Автор книги: Анни Шмидт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Что ты собираешься делать? – испуганно воскликнула вдова. – Ты же не пойдешь к ней?

– Разумеется, пойду, – решительно сказал бургомистр и начал карабкаться наверх через дырку в полу.

– Не делай этого, это смертельно опасно, остановись же… – умоляла вдова, пытаясь схватить его зубами за хвост.

– Оставь меня в покое! – сердито пропищал бургомистр и гневно залепил ей по уху хвостом. Он выбрался из щели и очутился рядом со стулом, на котором сидел вор. В своем возмущении бургомистр напрочь забыл, что он теперь всего лишь маленькая жалкая мышь. Он поднялся на задние лапы и крикнул:

– Как глава полиции, я приказываю вам следовать за мной! Вы арестованы!

– Смотри-ка, мышка, – удивленно сказал один из воров.

– И пищит, как ненормальная, – хмыкнул другой. – Сейчас мы ее…

Он схватил обеими руками стул и запустил им в угол комнаты, где подбоченясь грозно топорщил усы бургомистр.

– Меня нельзя трогать, я при исполнении! – пискнул он, но повторный удар достиг цели, и бедная мышь замертво свалилась на пол.

– Оп-ля! – удовлетворенно сказал мужчина, взял мертвую мышь за хвост и вышвырнул ее в открытое окно. Бургомистр шлепнулся в канаву. И тут оказалось, что он не умер, а только потерял сознание. В ледяной воде сточной канавы он снова пришел в себя.

– Принесите мне чаю в постель, – пробормотал он. – С двумя ломтиками поджаренного хлеба и апельсиновым соком. Ох, почему мои простыни мокрые? Или мокрая моя пижама? Что за гадость путается у меня в ногах?.. Это похоже на хвост… О! Это на самом деле хвост! Я же мышь!

Кряхтя, он поднялся на ноги и огляделся по сторонам. С одной стороны от него шли люди, с другой – ехали машины.

– Люди! Я ваш бургомистр! – возопил он. Но из-за шума машин никто не услышал тоненького писка маленькой мышки. Единственный, кто обратил на него внимание, был большой лохматый пес, который принялся его обнюхивать, с любопытством сопя и виляя хвостом.

– Только этого мне не хватало! – крикнул бургомистр и пустился наутек вдоль канавы.

– Рваф! – радостно сказал пес и бросился вдогонку за мышкой, в отчаянье искавшей куда бы укрыться. Наконец бургомистр увидал вентиляционную решетку и с быстротой молнии юркнул между прутьев. Задыхаясь, с бешено колотящимся сердцем он рухнул вниз, в какой-то погреб, пес же разочарованно гавкнул над решеткой и потрусил дальше по своим собачьим делам.

– Вот уж не думал, что у мышей такая ужасная жизнь, – сказал бургомистр. – Ужасная и еще более нервная, чем жизнь бургомистра. О, я чую запах шпика! Он идет откуда-то сверху! Как же я голоден! А, будь что будет, я поднимусь по лестнице из погреба, и мне уже совершенно безразлично, куда я попаду.

Он поднялся по лестнице и, шевеля ноздрями, побежал на запах шпика. Запах привел его в маленькую кухоньку, где царил такой жуткий беспорядок, что бургомистр беспрепятственно шмыгнул за корзину с кореньями.

«Вот здесь я и останусь, – подумал бургомистр. – Какой славный беспорядок! Мы, мыши, просто обожаем, когда кругом такой замечательный беспорядок. Какая чудесная кухня! А что это за ноги шаркают туда-сюда? Женские ноги в рваных тапочках». Потом он услышал стук выдвигаемого ящика и звяканье глиняной посуды. А затем ему прямо под нос вдруг подсунули мисочку с двумя кусочками шпика.

«Ну и ну, – подумал, бургомистр, – неужели это мне? А может, в доме есть кошка? Но вроде я не чую ее мерзкого запаха».

Зато запах шпика соблазнительно щекотал ноздри. Ноги не уходили из кухни, однако стояли к нему пятками. «Она смотрит в окно, – догадалась мышь. – Все-таки я рискну». И он с жадностью накинулся на первый кусочек. Тут же кухня начала вертеться, бургомистру сделалось дурно, и он закрыл глаза, а когда их открыл, то обнаружил, что стоит, обеими руками держась за раковину. Да-да, руками. Двумя чудесными, прекрасными, настоящими руками!

– Как мило, бургомистр, что вы зашли навестить меня, – сказала дама, владелица ног.

Бургомистр взглянул на нее и тихо ойкнул. Это была госпожа Бок.

– Ну как вам нравится моя квартирка? – спросила она. – А на какой славной улочке я живу! Взгляните в окно. Это и есть Стоофстраат.

Бургомистр посмотрел в окно. Улица и впрямь показалась ему очень, да-да, очень симпатичной.

– Я… э-э… я был мышью, – сказал он.

– Как это у вас получилось? – удивилась госпожа Бок. – Да нет же, вы – бургомистр и пришли взглянуть на мой домик. Ведь просто грешно сносить такой замечательный домик, не так ли?

Она подняла на него свои проницательные глаза, и бургомистр почувствовал такую радость, что начал смеяться.

– Конечно, госпожа Бок, – кивнул он. – Даже речи не может быть о том, чтобы сносить дома на этой прекрасной улице! Живите себе спокойно.

– Ну тогда, значит, все в порядке, – приветливо улыбнулась госпожа Бок. – Не хотите ли чашечку моего особенного кофе?

– С превеликим удовольствием! – просиял бургомистр. – Я просто обожаю… Ах, стойте!

– Что случилось? – спросила госпожа Бок.

– К сожалению, у меня нет времени, – воскликнул бургомистр. – Мне нужно по срочному делу, я к вам обязательно еще забегу!

– Да-да, понимаю, – сказала госпожа Бок. – Может, я подвезу вас на моей машине… Куда вы торопитесь?

– В полицию! – крикнул бургомистр. – Быстрее!

Часом позже, когда двое воров уже скучали за решеткой, бургомистр, сидя на готическом стуле с высокой спинкой, задымил любимой сигарой.

В который раз за сегодняшний день жена обрушила на него шквал жалоб и упреков:

– Тебя не было целых два дня, а ты так и не желаешь признаться, куда ты исчез! Что мне прикажешь думать? ГДЕ ты был?

– Сначала у пастора, – ответил бургомистр.

– Неправда! – воскликнула она. – Он битых два часа ждал тебя играть в шашки, но ты так и не явился!

– Потом у одной вдовы, – сказал бургомистр.

– Какой такой вдовы?

– Она считала, что у меня очень красивый хвост, – хотел было сказать бургомистр, но вовремя прикусил язык.

– Потом я был в канаве. Но это, конечно, шутка.

– Дурацкая шутка!

– Пойдем-ка лучше обедать, – вздохнул бургомистр. – Больше всего на свете мне хочется жареного шпика.

Зверь по фамилии Лесной

Жила-Была маленькая крестьянская девочка. Все звали ее Осторожинка, потому что она была очень осторожной. Ходила она всегда медленное-премедленно и внимательно смотрела себе под ноги, чтобы, не дай бог, не наступить на цветочек и не раздавить жучка, ведь она знала все растения и всех животных в большом лесу.

– Осторожинка, – говорили люди, – не ходи в школу лесом. Ходи лучше по большой дороге. В лесу живет отвратительное чудовище. Это зверь по фамилии Лесной. Ты видела когда-нибудь зверей с фамилией?! Это же черт знает что!

– Я никогда не видела этого зверя, – отвечала Осторожинка, – но я вовсе не боюсь с ним встретиться.

И, верная своей привычке, она продолжала ходить в школу через страшный дикий лес.

– Осторожинка, – сказали ей как-то люди, – вот живешь себе и не знаешь, что наш король объявил конкурс. Тот, кто поймает зверя по фамилии Лесной, получит полкоролевства и принцессу впридачу. Понимаешь теперь, как опасно ходить через лес? Теперь ты нам веришь?

– А я все равно не боюсь, – ответила Осторожинка и снова пошла в школу лесом.

Но не успела она добраться до лесного озера, как услышала жуткий рев, сопение, а потом истошные вопли. Что-то просвистело по воздуху и с неимоверным шумом – плюх! – шлепнулось в воду так, что брызги разлетелись во все стороны.

Осторожинка с любопытством оглядела круги на воде и вдруг заметила молодого человека, который, вздыхая и отплевываясь, плыл к берегу. Осторожинка подала ему руку, помогая выбраться на сушу, и спросила:

– Что случилось?

– Он подбросил меня в воздух, – отвечал запыхавшийся молодой человек. – Своими мерзкими рогами… зверь с фамилией… Уф, ну и страшилище!

На следующее утро, когда Осторожинка снова шла через лес, она опять услышала невероятный шум. Одна сразу подняла глаза вверх – и точно! – уже другой молодой человек пролетел по воздуху. С оглушительным треском он приземлился на крону старого дуба, где и застрял, охая и проклиная все на свете.

– Этот зверь Лесной… – крикнул он. – Зверь с фамилией! Он подкинул меня вверх метров на тридцать! Кошмарный тип!

Теперь-то уж никто не рисковал и носа сунуть в лес, только Осторожинка спокойно ходила свои путем, всегда медленно и всегда низко опустив голову. Однажды она присела на бережку лесного озера и достала из портфеля бутерброд. Это был кусок черного хлеба с сыром, и Осторожинка стала задумчиво его жевать, не обращая внимания на падавшие на траву крошки.

– Ой, пожалуйста, только не мне на голову, – раздался тоненький голосок откуда-то из травы. Осторожинка посмотрела вниз, чтобы увидеть, кто это говорит. Оказалось – голосок принадлежал маленькому белому цветочку, сгибавшемуся под тяжестью хлебной крошки.

– О, извините, – сказала Осторожинка и стряхнула с цветочной головки крошку.

– Премного благодарен, – сказал цветочек.

– Ты видел когда-нибудь зверя с фамилией? – спросила Осторожинка.

– Конечно, – ответил цветочек. – Он из нашей семьи.

– Как так? – удивилась Осторожинка.

– Очень просто. У меня тоже как-никак есть фамилия!

– Ах да! – воскликнула Осторожинка. – Как глупо, что я об этом не подумала. Ты же – Лесной Ландыш! Значит, ты хорошо знаешь зверя Лесного?

– Ну, не то чтобы очень хорошо, – сказал Ландыш. – Зато я знаю кое-что про него. Например, что он страшно свирепеет, когда на него нападают. Я знаю, что он просто взбеленился, когда эти молодые люди пытались его поймать.

– Это я тоже знаю, – вздохнула Осторожинка. – Я сама видела, как они тут летали.

– Но это еще не все, – продолжал Лесной Ландыш. – Я знаю, что он начинает плакать, если ему спеть печальную песенку. И тогда он становится послушным, как овечка, и его можно вести куда хочешь – хоть на самой тоненькой веревочке.

– Спасибо тебе, – поблагодарила Осторожинка, – я обязательно буду об этом помнить.

Она собрала с бумажки последние крошки и отправила их в рот. После этого попрощалась с Ландышем и пошла в школу.

И надо же такому случиться, что именно в этот день она наконец повстречала зверя по фамилии Лесной. Он стоял, перегородив тропинку, а поскольку Осторожинка всегда смотрела себе под ноги, она сперва увидела его лапы. Это были косматые нечесаные лапы на огромных копытах.

Осторожинка медленно подняла голову и увидела все его туловище – гигантское туловище – даже больше, чем у слона! – покрытое густой лохматой шерстью. Потом она откинула голову назад и увидела морду чудовища. И это, надо сказать, было самое жуткое зрелище! У него было три рога и широко распахнутая пасть со множеством острых зубов. Усы у него были, как у тигра, а нос он морщил, как драчливый пес. Его маленькие глазки полыхали лютой злобой. Он пыхтел, как паровой котел, и лязгал своими страшенными зубами. Было ясно, что он твердо намерен слопать Осторожинку целиком и даже портфеля от нее не оставить.

Дрожащая Осторожинка приготовилась к самому худшему, но тут она вдруг вспомнила, что ей рассказывал Ландыш. И прерывающимся от страха голосом затянула:

– Гуляла сиротка-овечка, – пела она, – по лужку, по лужку…

Эту песенку пела мама, когда Осторожинка была еще совсем маленькой. И Осторожинка всегда плакала, потому что это была очень грустная песенка.

Все еще дрожа, но уже более звонким голоском Осторожинка пропела всю песенку, и огромный зверь Лесной слушал, закрыв свою страшную пасть. Его глаза заволокло печалью, и по косматым щекам потекли большущие слезы.

Когда песенка закончилась, Осторожинка начала петь ее сначала, и между тем достала из кармана прыгалку и обвязала вокруг шеи зверя с фамилией.

Продолжая петь, она повела его за собой через лес, и он охотно шел – словно кроткая овечка. С песенкой Осторожинка вывела зверя из лесу, и они двинулись через деревню.

– Караул! Зверь Лесной! – в ужасе кричали люди, взлетая на деревья и крыши.

Но Осторожинка спокойно шла, продолжая петь свою грустную песенку, пока наконец не дошла до королевского дворца, где все придворные при виде чудовища дружно забились под золотые стулья, а также позолоченные шкафы. Все, за исключением короля.

– Дитя мое, – взволнованно сказал он, – ты поймала зверя с фамилией.

– Вы не должны его убивать, – быстро сказала Осторожинка.

– Ни в коем случае! – воскликнул король. – Я отдам ему целый парк. А тебе полагается полкоролевства, и ты можешь жениться на принцессе.

– Глупость какая! – ответила Осторожинка. – Зачем мне принцесса, я же девочка!

– Да, в самом деле, – согласился король. – Что есть, то есть. Ладно, тогда выходи замуж за моего сына-принца.

– Сначала надо на него взглянуть, – сказала Осторожинка.

И, взглянув на принца, кивнула:

– Так и быть.

И Осторожинка стала королевой, а зверь Лесной поселился в парке позади дворца. Каждый день королева Осторожинка пела ему про овечку-сиротку. Зверь заливался слезами и клал свою косматую голову ей на колени. И королева с молодым королем любили его больше всех своих министров, вместе взятых. И, честно говоря, они были совершенно правы.

Ангельская труба

Как-то раз, не сказать чтобы очень давно, сидели пять ангелочков в небесном погребе и играли на своих музыкальных инструментах. Конечно же, вы спросите, что это, мол, за погреб такой на небе? И я вам отвечу: само собой разумеется, что на небе есть погреб. Иначе где бы хранились небесное вино и пахнущие осенью небесные яблоки?

Пять ангелочков расположились в погребе, потому что именно здесь, под стрельчатыми сводами особенно красиво звучала их музыка. Один из них играл на скрипке, другой на контрабасе, гудевшем так: бас-бас-бас. Третий ангелочек играл на кларнете, четвертый бил в крошечные литавры, а самый маленький ангелочек, самый младший и самый хорошенький, дул в медную трубу.

Голос этой трубы взмывал ввысь над всеми прочими звуками, и был он удивительной чистоты и силы – звонкий и теплый, хрустальный и сладкий, и был он громче львиного рыка, пропущенного через усилитель – даже не верится.

Когда ангелочки играли, мимо шел старый ангел-садовник, он остановился возле зарешеченного окна погреба послушать их замечательную музыку. Так и стоял, замерев, пока не смолкла последняя нота. И тогда он оглушительно захлопал и закричал «браво!»

Ох, лучше бы он этого не делал! Самый маленький и самый хорошенький ангелочек от неожиданности так испугался, что выронил свою медную трубу. Она покатилась по полу погреба, покатилась, покатилась…

– Моя труба! – воскликнул ангелочек и бросился за ней, но было слишком поздно. Прежде чем кто-либо успел ее схватить, труба исчезла между прутьями решетки в полу.

А под небесным погребом были облака. И труба падала, падала, падала сквозь облака. И упала прямиком на землю. В городской парк, где двое мальчишек пускали на пруду самодельные кораблики. Они пускали кораблики и слушали маленький транзистор, стоявший рядом в траве. Один из мальчишек видел, как падает труба. Он подумал, что это падает нос космической ракеты, потому что так всегда думают мальчишки, когда видят, как что-то падает с неба. И когда труба упала ему прямо под ноги, он нагнулся и поднял ее.

– Какая замечательная труба, – сказал мальчик и подул в нее. И как только он подул, раздался высокий и чистый звук – звонкий и теплый, хрустальный и сладкий – и неописуемо прекрасный.

И звучание трубы так поразило мальчика, что он доиграл всю песенку до конца, а потом заиграл новую, а потом еще и еще одну. И другие дети побросали свои игрушки и стали слушать мальчика. Некоторые из них сбегали домой и принесли – кто флейту, кто губную гармошку, кто барабан. И не успело еще кончиться утро, как у детей сложился чудесный оркестр, и играли они с таким вдохновением, что все прохожие останавливались и аплодировали им.

А ангелочек – самым младший и самый хорошенький, видевший, как его труба исчезла между прутьями решетки в полу, – что же делал он? Он был в совершеннейшем отчаянье, он порхал-порхал-порхал и не позволял себя утешить – о нет-нет! – он не нуждался в утешении, ни в чьем, ни в чьем! На своих крошечных крылышках он порхал и порхал по зеленым небесным садам, пока случайно не обнаружил отверстие в небесной изгороди. И он выбрался наружу, в ничейное пространство, и полетел вниз – к земле. Это было долгое путешествие, и ангелочек чувствовал себя потерянным и одиноким среди серых облаков, подобно парусам, равнодушно скользившим мимо. Ближе к земле нагнеталась непогода, и он, крепко зажмурившись, стал падать вниз, и так, не открывая глаз, он падал-падал-падал еще долго, и ветер, причиняя ему боль, раздраженно толкал его острыми локтями.

Когда он наконец открыл глаза, то увидел прямо под собой землю. Он увидел заснеженные вершины гор, полусонные серые реки, коричневые пашни. Он увидел дома, поезда, а потом – вдруг совсем близко – большой пассажирский самолет и страшно испугался. Люди в самолете тоже увидели его и испугались еще больше. Ангелочек понял, что ему достаточно острых ощущений, и быстро раскрыл свои крылышки, чтобы не врезаться в землю.

Посадка получилась мягкой, просто необычайно мягкой, ангелочек протер глаза, потому что ему показалось, что он куда-то едет. И он действительно ехал, ибо спланировал прямо на раскрашенную тележку с огромным лебедем, сделанным из белых гвоздик; лебедь плыл среди других цветочных фигур, участвовавших в конкурсе на празднике цветов, – и в этом ангелочку сильно повезло. Было мягко, и, кроме того, никто не находил это странным. Нормальное дело – ангелочек среди цветов, считали люди, глазевшие с тротуаров на процессию. «Ах! – восклицали они в восхищении, – какой хорошенький ангелочек… так похож на настоящего… вы не знаете, чей этот милый ребенок?.. как славно его нарядили ангелочком!.. вы только взгляните!.. Ах!»

Это была необычайно красивая процессия. Перед ним ехала Спящая Красавица из розочек, позади – дракон из георгинов. Но люди вдоль дороги толкались и шумели, и ангелочек в некоторой растерянности подумал: «Как же я сумею отыскать мою трубу среди всех этих нервных мужчин и женщин?»

Цветочная процессия остановилась перед жюри, и белый лебедь получил первую премию. Конечно, он был обязан этим ангелочку, и толпа разразилась ликующими криками. Все бросились к тележке, каждый норовил потрогать ангелочка, и он не на шутку перепугался. «Я не хочу, не хочу», – подумал он и, расправив крылышки, вспорхнул с тележки в распахнутое окно ближайшего дома.

В доме жила старая тетка, с виду не больно-то симпатичная. Она увидела, как что-то порхает по комнате, услышала шум крыльев и страшно разозлилась.

– Мис! – крикнула она в сторону кухни. – Мис, в комнату снова залетела чайка!

Из кухни прибежала служанка Мис и спросила:

– Где же она?

Ангелочек поспешно спрятался за телевизор и замер там, едва дыша от страха.

– Это была чайка, – проскрипела старая тетка. – Куда же она подевалась? А вот, ну-ка гони ее!

Ангелочек заметался по комнате, служанка гонялась за ним со шваброй, пока наконец ему не удалось вылететь в окно. Охваченный ужасом, он снова спрятался – теперь в кустах рододендрона – и просидел там тихо-тихо до самого вечера. И тогда, в сумерках, он осторожно стал перелетать из одного сада в другой, от одного куста жасмина к другому, от одной благоухающей изгороди из роз к другой, и прилетел в конце концов в тихий городской парк. Посреди парка стояла современная скульптура. Не сумев понять, что она изображает, ангелочек нашел в ней глубокую выемку и примостился там. Смертельно усталый и полный печали, сложил он свои измученные крылышки и уснул. Проснулся он рано утром от того, что двое прохожих обсуждали его, остановившись возле статуи.

– Какая интересная скульптура, – сказал один.

– Да, вот только ангелочек – это сущая безвкусица, – сказал второй.

Когда голоса удалились, ангелочек выбрался из своего убежища. Конечно, он был возмущен, что его назвали «сущей безвкусицей», однако долго обижаться он не умел, да и ласково светило солнышко, голубым и красным переливались клумбы, и воздух медленно наполнялся гудением тысяч пчел.

Какое чудесное утро! Он услышал звонкую трель проснувшейся птицы. Заискрилась на солнце вода из очнувшегося фонтана, зазвенели голоса птиц, и вдруг ангелочек уловил – да-да, он не ошибся! – скользящий поверх птичьих распевов высокий и чистый звук – звонкий и теплый, хрустальный и сладкий.

– Моя труба! – прошептал ангелочек. – Моя дорогая, моя любимая труба!

И, не мешкая ни секунды, он сорвался и полетел на этот звук.

Под раскидистым деревом он обнаружил мальчика, с самым серьезным видом дувшего в его трубу. Ангелочек пошел на снижение и уселся на ветке.

– Тс-с-с! – тихо сказал он.

Мальчик взглянул наверх.

– Привет!

– Видишь ли, – сказал ангелочек, – дело в том, что труба, в которую ты дуешь, принадлежит мне.

– Вот оно что! – разочарованно протянул мальчик. Естественно, он немножко удивился, увидев прямо над собой ангелочка, самого настоящего ангелочка, с самыми настоящими крылышками из самых настоящих перышек, но, с другой стороны, этот мальчик привык удивляться. Целые дни напролет он только и делал что удивлялся: его удивляло все, что он видел, все, что он нюхал, все, к чему он прикасался, поэтому это удивление было не больше и не меньше, чем все его прочие удивления.

– Значит, это твоя труба, – сказал он. – Я так и знал, что рано или поздно найдется владелец этой трубы и потребует ее назад. Я так и знал.

И с этими словами мальчик взглянул на ангелочка с такой печалью и с таким отчаяньем, что тот даже носом зашмыгал от сочувствия.

– Она мне нужна, ты же понимаешь, – неуверенно сказал ангелочек, но глаза мальчика были полны такого горького разочарования, что он поспешно добавил: – Но если ты хочешь на ней поиграть, то, конечно же, поиграй.

– О, пожалуйста, пожалуйста, – умоляюще протянул к нему руки мальчик. – Скоро придут другие дети, мы собирались поиграть все вместе. Мне она очень нужна. Знаешь что, если ты отдашь мне свою трубу, то я тебе отдам… то я тебе отдам… – Мальчик оглянулся по сторонам, лихорадочно соображая, что бы такое он мог предложить ангелочку взамен: – Мой кораблик!

Ангелочек покачал головой.

– У меня уже есть кораблик, – сказал он.

Мальчик порылся у себя в карманах, потом начал кусать ногти. Наконец его лицо просветлело, и он воскликнул:

– А, я знаю! Взамен трубы я отдам тебе мой транзистор. И у тебя тоже будет музыка!

Он схватил маленький транзистор, стоявший рядом с ним в траве, и отдал его ангелочку.

– Спасибо тебе, – сказал ангелочек. У него еще никогда не было своего транзистора, поэтому он не имел ничего против подобного обмена.

– Нужно нажимать на эту кнопку, – объяснил мальчик.

– Спасибо тебе, – еще раз сказал ангелочек, взял транзистор, расправил крылышки и взмыл вертикально вверх – только его и видели – прямиком к себе на небо.

Мальчик провожал ангелочка взглядом, пока тот не превратился в точку и не исчез среди облаков. Мальчик на прощание дунул в трубу, и вскоре со всех сторон сбежались дети с разнообразными музыкальными инструментами. Они хотели играть.

– Почему ты смотришь вверх? – спросили они мальчика. – Что там такое?

– Да так, ничего, – ответил мальчик. – Давайте приступим.

И они играли в парке целое утро.

Через то же самое отверстие в небесной изгороди ангелочек пробрался назад на небо и со своим транзистором уселся на газоне – немного усталый, с крылышками, слегка потрепанными от ветра и приключений.

Вскоре вокруг него собралась целая толпа ангелов.

– Где ты был? – спрашивали они его. – Почему ты так долго отсутствовал? Что это у тебя такое?

Ничего не отвечая, ангелочек нажал на кнопку. Из радио хлынул поток музыки, и ангелы, замерев от удивления, стояли вокруг и слушали. Потом они сложили на траве собственные музыкальные инструменты – все арфы и тромбоны, позабытые-позаброшенные, валялись в стороне, а двое пожилых ангелов довольно говорили друг другу:

– Вот-вот, это куда легче и практичней. Нам самим больше не нужно играть, теперь музыка играет для нас, пойдемте повяжем под радио.

Однако неподалеку от зеленого небесного газона находился Главный Учебный Кабинет, где в это время сидел и читал сам Господь Бог. Он был столь углублен в чтение, что далеко не сразу услышал, что снаружи происходит нечто странное. Когда до него наконец донеслись непривычные звуки, он отложил в сторону книгу и прислушался. Потом поднялся и выглянул в окно. Там он увидел целую стаю ангелов. Одни сидели, другие лежали на газоне. В центре стояла коробочка, издававшая музыкальные звуки.

Глубокая морщина прорезала лоб Господа Бога. Через широко распахнутые двери Учебного Кабинета он быстрым шагом вышел на небесную улицу. Там сразу сшиблись лбами вихревые потоки, и громовые раскаты кинулись перекрикивать друг друга громкими и сердитыми голосами. Сплошной стеной ухнул о траву золотой дождь, сделалось темно, и ангелы в ужасе кинулись врассыпную. Не испугался один лишь самый младший ангелочек, он молча смотрел, как Господь Бог поднял с газона транзистор и мерной поступью пошел прочь под своды радуги – все дальше, дальше, дальше… И вот звук радио совсем потерялся вдали.

Вот так-то. Ни единое слово не нарушило тишину. И все тут же встало на свои места. Небо прояснилось, от золотого дождя остались лишь небольшие золотые лужицы. Ангелы разобрали арфы и тромбоны, и газон опустел.

Только младший ангелочек неприкаянно бродил по небесным садам и был безутешен. Его труба не вернулась к нему, а теперь еще отобрали и транзистор. В конце концов он набрел на небесный курятник, забрался туда, сел в уголок и заплакал. Там его нашел старый садовник, который спросил:

– Что случилось?

– У меня больше ничего нет, – сказал ангелочек.

– Да ведь на небе полным-полно всяких труб. – Садовник погладил его по голове. – Хочешь, я принесу тебе любую со склада?

– Нет, – продолжал плакать ангелочек, – ни у какой другой трубы нет такого голоса. И я лишился ее навсегда, потому что мальчику на земле она очень нужна.

– Вот в этом я лично сомневаюсь, – сказал ангел-садовник. – Хотел бы я взглянуть, так ли это на самом деле.

Ангелочек ничего не ответил. Он продолжал плакать. И так он плакал каждый день по целому часу, не останавливаясь, долгие-предолгие недели.

Четыре утра подряд играл мальчик в парке с другими детьми. На пятое утро проходивший мимо господин сказал:

– Мальчик, а у тебя талант. Хочешь подзаработать игрой на трубе? Хочешь стать знаменитым трубачом? Тогда пойдем со мной.

Другие дети удивленно и разочарованно смотрели, как мальчик взял свою трубу и пошел вслед за господином.

В тот же вечер мальчик играл перед переполненным залом, в сопровождении целого оркестра. Он чувствовал себя невероятно гордым и очень радовался деньгам, которые заработал. Люди в зале долго и громко аплодировали ему, в газетах появились статьи и заметки о вундеркинде с трубой. Все журналы поместили на обложках его портрет. Мальчик отправился в турне. Это значит, что каждый вечер он должен был выступать в новом городе. Еще он выступал по радио и по телевидению. Города, где он появлялся, пестрели афишами, извещавшими о его концертах. У него был огромный успех, но он должен был завоевать успех еще больший. Он должен был без конца переезжать с места на место, играть-играть-играть, беспрестанно пожимать кому-то руки, раздавать автографы, он должен, и должен, и должен был делать массу всяких обременительных вещей. Вскоре он заскучал от того, что должен был слишком много, а мог – слишком мало. Он начал балбесничать в перерывах, а потом балбесничал уже и тогда, когда играл на трубе. И это было скверно. Он уже не играл столь прекрасно, как раньше. Такое впечатление, что трубе все это тоже надоело. Казалось, она тоже стала балбесничать. Ее голос не был больше таким чистым, не был больше таким сладким.

Однажды вечером мальчик играл в студии телевидения. Он очень устал и был в сварливом настроении.

– Лучше бы я тебя никогда не видел, – сказал он трубе. – Знала бы ты, как ты мне опротивела, да и звучишь ты уже не так красиво.

– Она тебе опротивела? Тогда отдай ее мне, – вдруг предложил ему оператор, который возился неподалеку с двумя толстыми проводами телекамеры. Мальчик недоверчиво взглянул на него. Оператор был пожилым человеком. И это было странно, потому что обычно операторы – молодые. А он был старый да еще какой-то согнутый. Да, у него и в самом деле был горб.

– Отдать мою трубу? – переспросил мальчик. – Как это возможно? Я ведь в турне.

– А ты не хотел бы снова играть с друзьями в парке? – спросил оператор. – Рядом с прудом, где тебе нравилось играть? В своем родном городе?

– Откуда вы это знаете? – прошептал мальчик. – Откуда вы знаете, где я играл раньше? Именно так все и было.

Оператор ничего ему не ответил, он снова принялся возиться с проводами. А мальчик внезапно почувствовал себя невероятно усталым, ему захотелось спать, он отложил в сторону трубу и словно провалился в сон. Проснувшись, он подумал: «Наверное, я очень долго спал. Ночь прошла, уже светло. Я в телевизионной студии, далеко от дома. Стойте-стойте, вовсе нет, я – рядом с домом, я в парке. В моем любимом парке, рядом с моим любимым прудом. А где же моя труба? Разве это моя труба лежит в траве?» Мальчик нагнулся, взял трубу и подул в нее. Нет, это не его труба. Это совсем другая, самая обыкновенная труба. Мальчик рассмеялся, почему-то он не увидел в том никакой беды, он даже решил, что это просто замечательно! Он снова будет играть с друзьями. Он больше не хочет быть знаменитым, он хочет быть обыкновенным мальчиком, которому нравится играть в парке со своими друзьями.

И вскоре они появились – его друзья, они очень удивились, увидев мальчика.

– Ты больше не знаменитый? – спросили они его.

– Нет, – улыбнулся мальчик. – Я больше не знаменитый.

– Значит, ты опять будешь играть с нами?

– Я об этом просто мечтаю, – сказал мальчик и заиграл на трубе. Она больше не пела небесным голосом, да разве это было возможно, ведь это была самая обыкновенная земная труба. Она звучала обычно, совсем по-земному, и даже несколько неуверенно, но зато как же здорово было играть с друзьями, и не приходил больше никакой господин, чтобы увести за собой мальчика.

Тем временем оператор в студии взял небесную трубу. Он скинул с себя куртку, и под ней оказались два больших белых крыла. Через окно он вылез на улицу и взмыл в небо.

Наверху он нашел самого младшего ангелочка, по-прежнему плакавшего в небесном курятнике.

– Вот твоя труба, – сказал ом.

– О! – задохнулся от счастья младший ангелочек. – Моя труба, моя дорогая, любимая труба!

Он тут же бросился в погреб и там играл, и играл, и играл, и труба пела голосом удивительной чистоты и силы – звонким и теплым, хрустальным и сладким – даже не верится, что такой бывает. Каждый раз, как труба замолкала, ангелочку казалось, что он слышит эхо, далекое эхо – откуда-то с далекой земли, где живут обыкновенные мальчики, играющие на обыкновенных трубах. И эхо отзывалось голосом обыкновенной трубы.