Текст книги "Тело в шляпе"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 22. ИРИНА

Три года назад, за полгода до развода. Это было весной. Они завтракали, и Ирина вдруг заметила, как Иван изменился. У него было совсем другое лицо. Веселое? Довольное? Да, но не в этом дело. Правильнее всего будет сказать, что у него была нашкодившая морда.

Когда Иван заводил романчик, причем, именно романчик, а не "случайное знакомство", его лицо принимало виноватое выражение. И подлизывался он, конечно, больше обычного. В это утро, валяясь в постели, Иван попросил принести ему чего-нибудь вкусненького.

– И не подумаю. – Ирина сдернула с него oдеяло. – Вставай, умывайся, а там посмотрим. Иван был весел и, как бы сказать, шутлив:

– Но, зайка, мне же нужно кушать. – Слово «кушать» Иван ненавидел и употреблял его только в шутку.

– Вставай – и на кухню. Завтрак достанется только хорошо умытым и причесанным гражданам. И место выдачи еды – кухня. Разводить свинство в постели тебе никто не разрешит. Скажи Бань, – спросила Ирина специально безо всякого перехода, чтобы «взять» его тепленьким и расслабленным, – у тебя роман?

– Нет. – Иван посмотрел Ирине в глаза. Он был убийственно спокоен, лежал, курил и пускал в потолок колечки. – А что за идиотские вопросы с утра пораньше?

– Я тебе не верю. – Ирина тоже старалась сохранять спокойствие.

– Не верь. – Иван затушил окурок и пошел умываться.

Пока он возился в ванной, Ирина продумывала план действий.

Она твердо знала, что пускать подобные процессы на самотек нельзя ни в коем случае. "За счастье надо бороться" – это мудрое изречение не было известно разве что той лягушке, которая утонула в молоке, покорившись судьбе. Ирине по духу была ближе другая лягушка, та, которая трепыхалась, трепыхалась, сучила лапками, сучила и взбила масло. И Ирина приступила к борьбе со стихией.

Узнать, кто ОНА, проблем не было, девчонки из ВИНТа просветили. Зовут Марина, двадцать пять лет, преподает русский-литературу в школе. Что тут интересного? Но самое удивительное, что нашел ее Иван в этом дебильном пионерском штабе. Впрочем, Ирину это как раз обрадовало, потому что напроситься в штаб и посмотреть на предмет пламенной страсти родного мужа было легче легкого.

Для начала Ирина позвонила Люсе.

– Люсечек, милый, не звонишь, не заходишь. Люся явно растерялась от такой неожиданной нежности. Раньше она не замечала за Ириной даже простейшей доброжелательности.

– Да как-то.

– А я вот думаю – не навестить ли вас? У вас хорошо, тепло, смешно.

Расчет был верен – от любой похвалы в адрес штаба Люся плавилась, как шоколадка на солнце.

– Конечно! Послезавтра у нас открытие летнего туристического сезона.

– В поход пойдем? – В голосе Ирины явственно зазвучало сомнение.

– Нет. Отмечаем в штабе.

– Вот и отлично!

Иван, когда узнал о предстоящем визите Ирины в штаб, впал прямо-таки в паническое состояние.

– Зачем ты туда пойдешь?! Ты с ума не сошла ли? Что это тебе в голову ударило?

Ирина злорадствовала, наблюдая, как он мечется, но сама забеспокоилась больше прежнего. Неужто все так серьезно?

В результате Иван пошел вместе с ней. В штабе все было, как всегда. Ирина с Иваном пришли в разгар обсуждения маршрутов летних походов и проверки сохранности снаряжения. Подобные "важные дела" всегда играли роль делового стержня, на который наматывалось увеселительное мероприятие. Одно дело приходишь в гости для того, чтобы пить, есть и развлекаться. Как еще вечер сложится – неизвестно, и весьма часто подобные нарочитые вечеринки не удаются. Другое дело, если люди собрались обсудить важные дела, можно даже сказать поработать, а попутно – выпить и закусить. Успех обеспечен: будет и весело, и приятно, и задушевно.

В штабе постоянно ковались новые технологии общения. Приходи кто угодно – тебе будет хорошо, потому что мы все добрые, улыбчивые, внимательные, мы все сделаем, чтобы тебя понять и простить. За что? Неважно. Мы такие люди, что всех заранее за все прощаем. Твои проблемы – это наши проблемы. Причем чем больше этих проблем, тем лучше, потому что это поле для приложения доброты и участливости штабистов, а также тема для дискуссий и споров.

В тот вечер хозяева и гости обсуждали важнейший вопрос – "не подкупить ли еще одну четырехместную палатку", а также играли в бутылочкy, в спичку и пели песни под гитару.

Марина оказалась хорошенькой, но не так чтобы «ох». Слишком высокая, как сказала потом Ирина, "выше человеческого роста", слишком обычная. На Ирину она смотрела испуганно, на Ивана старалась не смотреть вовсе. Он, наоборот, изображал полную расслабленность, много говорил, шутил, пел, но был как на иголках, Ирина-то чувствовала.

Потом играли в спичку – идиотская такая игра, при которой горящая спичка передается из рук в руки, и тот, у кого она погаснет, должен ответить "только честно!" – на вопросы всей компании. Ирине повезло – с третьего раза спичка погасла у Марины. Когда пришла Иринина очередь задавать вопрос, она спросила так:

– Хотелось бы знать, кто избранник такой очаровательной девушки?

– У меня нет никого, – ответила Марина. Чуть позже спичка погасла у Ирины. Марина попыталась уклониться от расспросов соперницы. Но не тут-то было.

– А вы ничего не хотите у меня спросить? – Ирина смотрела на Марину ласково, по-матерински.

– Я? Да, конечно. Сейчас… А вы… Нет. Вот, какое ваше самое любимое блюдо? Вот самое-самое…

– Я так и думала, что вы спросите именно об ЭТОМ – Ирину одновременно разбирали и смех, и злость.

Смешно было еще и потому, что именно в этот вечер у Ирины появился страстный поклонник по имени Гена. В пионерском прошлом Гена Попов был трудным подростком из неблагополучной семьи и "вышел в люди" только благодаря Люсе, Кате, Свете, Вове, Коле и другим членам пионерского штаба, которые Гену своевременно перевоспитали и снабдили тем домашним теплом, которого ему не хватало по месту жительства.

Гена был потрясен, как он выразился, обаянием и красотой Ирины и ходил за ней хвостом весь вечер, кидал на нее восторженные взгляды и тяжко вздыхал.

Надо отдать должное Ивану – он не обратил на Генины чувства никакого внимания, и когда по дороге домой Ирина поинтересовалась, не ревнует ли ее муж, Иван вяло пожал плечами:

– Гена? Приставал? Ну надо же.

Ирине было неуютно. Сам по себе вечер не произвел гнетущего впечатления, и сама по себе Марина была не так уж опасна, но Ирину доконала финальная сцена. Прощаясь, Иван целовал женщинам руки. Когда он взял руку Марины, Ирине показалось, что он сейчас потеряет сознание. Иван побелел, и у него задрожали губы.

"Ну нет, это уже просто ни в какие ворота, – с yжасом подумала Ирина, уж лучше б я их в постели застала".

Самое главное и самое трудное было не подать виду. Еще трудней было демонстрировать нежность и ласковость, мурлыкать и сюсюкать.

Она улыбалась, говорила: "Ванечка, солнышко", а самой хотелось выть и этому солнышку – сковородкой по морде.

"Это – потом, – утешала она себя, – ты у меня еще получишь за свои дрожащие губы".

В одно прекрасное утро, проводив мужа, по-прежнему сияющего от переполнявших его чувств, Ирина отправилась по магазинам. И-на лавочке около их подъезда обнаружила бывшего трудного подростка Гену.

– Я вас все ждал на наших встречах, все ждал. Вы придете к нам в штаб еще когда-нибудь? Нет, я знаю, у вас дети и много хлопот с ними…

Гена был определенно трогателен.

– Встречаться с вами можно только в штабе, вы это хотите сказать? уточнила Ирина.

Гена, еще не веря в собственное счастье, немедленно пригласил ее к себе в гости.

По дороге он купил бутылку сухого вина и несколько апельсинов. Квартирка была страшненькая, но не грязная, а то бы Ирина не смогла. Гена суетился, как только мог, красиво расставлял посуду на столе, зажег свечи, потом сидел у ног Ирины и смотрел влюбленно. "А почему бы и нет? – подумала Ирина, выпив третий бокал вина. – Почему нет-то?"

Глава 23. ВАСИЛИЙ

Старший оперуполномоченный Коновалов решил обратить пристальное внимание на сложные межличностные отношения, сложившиеся под крышей дома творчества, именуемого в просторечии пионерским штабом. Версия о том, что оба убийства явились результатом сектантских разборок внутри этого замечательного коллектива, не очень нравилась капитану своей иллюзорностью, но отметать ее было бы неэкономно, поскольку другие версии были еще хуже.

Разрабатывать штаб Василий начал с кожно-венерологического диспансера Западного округа Москвы. В практике оперупрлномоченного, правда, не было случаев, чтобы убивали за заражение триппером, но Василий был искренно убежден, что подобный мотив для убийства вполне обоснован.

– Ты бы убил, если бы тебя пристроили на лечение в КВД? – спросил Василий у Леонида.

– Убить – не убил бы, но руки бы чесались, – ответил тот. – И типун тебе на язык.

– По-моему, при таких заболеваниях не руки чешутся, а что-то другое, возразил Василий.

– Да? – Леонид недоверчиво прищурился. – А что другое – не знаешь?

– Вот как раз еду выяснять. Вернусь – расскажу.

– Хорошо. На телефонные звонки я буду отвечать, что ты в кожно-венерологическом диспансере, – пообещал Леонид.

Василий недобро улыбнулся:

– В особенности, Леня, не забудь докладывать об этом лицам с женскими голосами. – Лечащим доктором женской части пионерского штаба оказался Шнейерсон Лев Маркович. Похоже, визит капитана из МУРа доставил ему бездну удовольствия.

– Давно пора, – говорил он, потирая живот, – давно пора МУРу подключиться к благородной деятельности кожно-венерологических диспансеров. Мы ведь тоже своего рода розыскники – бегаем за болезнью, ищем концы, стремимся искоренить ее в зародыше. И без милиции нам приходится туго.

Василий в ответ пообещал сделать все возможное для искоренения опасных болезней силами правопорядка. Благодарный Шнейерсон, в свою очередь, охотно извлек истории болезни членов пионерского штаба и изъявил готовность ответить на любые вопросы.

– Да, лечил, как же, около года назад. Вот они все, голубчики. Что могу сказать? С такими пациентами работать одно удовольствие. Видите ли в чем дело болезнь, с которой мы теперь будем бороться совместно с вами, имеет тенденцию расползаться в разные стороны. Самое трудное – быстро восстановить цепочку и найти всех носителей. Но попробуй убедить в этом больного! Кто-то скрывает свои связи, кто-то не знает ни телефона, ни адреса, ни имен тех, кого заразил. В результате число заболевших растет в геометрической прогрессии. С вашими пионерами все было не так. Они честно, без утайки, назвали всех, и, я вас заверяю, дальше болезнь уже не пошла.

– Ну, слава богу, – облегченно вздохнул Василий. – Прямо камень с души!

– Удивительные люди! – продолжал Шнейерсон. – Высокие, высокие отношения. Вас интересует, кто кого заразил? Сейчас нарисую. Сначала Оленька Мальцева, кстати, прелестная девушка, прелестная. Если бы не годы, я бы сам…

– И вас не пугает ее… диагноз? – спросил Василий.

– Голубчик мой! О чем вы говорите? Я ручаюсь за качество нашей работы. Если мы беремся лечить, то вылечиваем до конца, уж будьте уверены.

– Понимаю. Итак, она была первой.

– Да. Она заразила некоего Гарцева. Он – двоих: Грушину и Морозову. Она, Морозова, Попова, а он – .Кусяшкину…

– Кого?

– Кусяшкину. Ирина Кусяшкина, 62-го года рождения, трое детей, проживает…

– Знаю. С ума сойти! – Василий даже в ладоши хлопнул.

– Не нападайте на девушку, она, похоже, случайная жертва.

– А остальные – закономерные? Или – не жертвы?

– В каком-то смысле закономерные, если иметь в виду их отношения. Когда все со всеми спят, трудно сохранить стерильность. Если один член семьи заболел гриппом, вероятность заражения остальных очень велика.

– Семья – аналогия, наверно, правильная, только их-то скосила не воздушно-капельная инфекция, – глубокомысленно заметил опер.

– Милый мой! Не чиханьем и кашляньем одним жив человек. В наше время… кстати, вы соблюдаете правила предосторожности? Сейчас в Москве опять начинается эпидемия. Опять же – звэри (он особо выделял звук Э в этом слове), звэри опять пошли.

– Кого же вы так неласково? – задал Василий не праздный вопрос, потому что сотрудники МУРа тоже весьма активно использовали термин «звери», но, как оказалось, совсем не в том смысле в каком его используют отечественные венерологи.

– Лобковую вошь, – охотно разъяснил Лев Маркович. – Пакостная, я вам доложу, штучка. Остерегайтесь, юноша, я серьезно (он опять хохотнул), очень серьезно вам говорю.

– Да-а, разумеется.

– Молодцом! А то ведь знаете…

– Не пугайте меня, доктор, а то, не ровен час, совсем завяжу с этим делом. И так не злоупотребляю. – Василий в восемнадцатый раз оглянулся и с ужасом посмотрел на стоящее в углу гинекологическое кресло. Он вообще-то к мебели относился критически, шкафов, например, терпеть не мог, а уж то, что стояло в углу…

Шнейерсон опять расхохотался.

– Нет, ни в коем случае. В жизни так немного радостей – выпить, вкусно поесть и все, что по нашему профилю.

– Хорошо бы только без вашего участия. Шнейерсон опять затрясся в приступе хохота, закашлялся даже:

– Ну почему же? Всегда милости просим. Старший оперуполномоченный ткнул пальцем в неполюбившееся ему кресло:

– Да я вам всю мебель переломаю, так что не настаивайте. – Шнейерсона просто скрутило от смеха. – И все же, доктор, как они вам показались? Мне интересна их реакция друг на друга – сильно они негодовали по поводу своих заразите-лей?

– Да нисколько. Самая дружелюбная реакция. В том смысле, что "чего в жизни не бывает". Милейшие, я вам говорю, люди.

– А вот Эта вот Кусяшкина… – подсказал Василий.

– Эта – стерва. Она, наверное, единственная из них, кто сильно переживал. И на Попова своего, который ее заразил, сильно гневалась. Я ее все успокаивал – зачем так переживаешь? Ты – девушка свободная, не замужем. Вот если бы неприятности с мужем возникли, тогда стоило расстраиваться.

– Лечиться у вас – сомнительное удовольствие, – гнул свое опер.

– Не скажите! У нас хорошо, чисто, быстро, качественно.

– Ее мужа вы не привлекали?

– Это вы привлекаете. Мы – помогаем. Нет, не вызывали ее мужа, бывшими браками мы не интересуемся. Для нас важны свежие связи.

– Хорошо, так как там дальше шел процесс заражения?

– Так, на ком мы остановились? Ага, Попов вывел нас на Агапову.

– То есть заразил ее?

– Нет, она уже была больна по причине связи с Камраевым.

– А этого – кто?

– А этого – Мальцева.

Кошмар. И так далее, и в том же духе. Минут через пять Василий окончательно запутался и предпочел срисовать схему доктора с тем, чтобы поработать с ней в более спокойной, нежели кож-но-венерологический диспансер, обстановке, а именно – в тиши собственного кабинета.

Расставшись со Шнейерсоном, он отправился к Ирине Кусяшкиной. Зачем? Затем, что обиженные люди – находка для следствия. Они всю подноготную, всю гадость с радостью выбалтывают. К тому же она – бывшая жена фигуранта, а раз бывшая, то, стало быть, и на него обиженная. Пусть закладывает мужа. Не замыкаться же, в самом деле, на бедной пионерке Люсе, связи нужно расширять. Хотя слово «связи» после посещения КВД Василию не нравилось. Слово «контакты» он тоже отмел. На тридцать пятом году жизни старший оперуполномоченный, наконец, узнал, что в его лексиконе таких вот словечек "с душком" больше, чем достаточно. Знакомства – вот!

Он ехал знакомиться с бывшей женой главного фигуранта.

Ирина Кусяшкина, вопреки ожиданиям опера, была с ним не очень любезна, но ровно до того момента, пока он не извлек из сумки схему доктора Шнейерсона.

Увидев ее, она закрыла дверь в кухню, где, собственно, и проходила беседа, и сменила гнев на милость.

– Надеюсь, вы не будете злоупотреблять этими сведениями? Вы же тоже не вправе разглашать врачебную тайну? – то ли спросила, то ли приказала Ирина.

– Конечно-конечно, – горячо заверил ее Василий, – хотя… Мне бы хотелось некоторых пояснений.

– Каких?

– Могли ли у кого-нибудь из вашей компании…

– Нашей? – Ирина поджала губы.

– Я имею в виду пионерский штаб, – разъяснил Василий.

– Это не моя компания.

– Хорошо, но вы все оказались жертвами одной беды, то есть одной болезни.

– Да.

– Серьезные обиды были? Никто никому не собирался отомстить за это? Ведь убитый Гарцев тоже кого-то там заразил.

– Ну он же не первый. Если на кого можно было обижаться, то на Олю. Но ее, кажется, никто не убивал и не пытался. Потом – это же все давняя история, год прошел. Если уж убивать, то по свежим следам, правда?

– Правда. А сам факт измены своему партнеру никого не мог обидеть?

– В штабе не мыслят такими категориями, как «измена».

– Но ведь есть же постоянные партнеры, любовники… или, ну как там у вас это называется.

– Не у вас, а у них. Да, есть. Но то, что вы называете изменой, зазорным не считается, – объяснила Ирина.

– То есть в присутствии своей постоянной подружки некто А договаривается с другой девушкой, некой Б… – Василий с детства привык, что сложные вещи можно понять только при помощи простых примеров.

– Зачем – в присутствии? И зачем договариваться? Так складывается. Скажем, некие С и Д возвращаются из похода, но у них нет горячей воды. Их подружки едут по домам, потому что их не пугает перспектива мытья из тазика. А С и Д едут к штабистке Г, потому что у нее как раз горячая вода есть. Там она их моет…

– Она моет? – переспросил оперуполномоченный.

– Ну, спину потереть, полотенце принести, и в процессе у них возникает идея…

– Понятно. А она не возражает? Штабистка, я имею в виду.

– А почему бы она должна возражать? Они же такие верные друзья, помните песню: "И идут по жизни вместе верные друзья"? Зачем же отравлять жизнь близким? Что, ей трудно, что ли? Может, даже приятно, потому что у нее, например, вообще нет постоянного молодого человека или есть, но он в отъезде.

– А если их девушки потом узнают? – Василий вдруг понял, что он – дитя невинное и полный профан в вопросе взаимоотношений полов. Кто бы мог подумать!

– Что значит – если? Конечно, узнают. Эти же С и Д им все расскажут, надо же поделиться впечатлениями.

– И что – все такие? – скорбно спросил Василий, раздавленный сознанием собственной неполноценности и инфантильности.

– Нет, не все. Вот пассия моего мужа была не такая.

– Грушина?

– Грушина.

– Однако в схеме доктора…

– Так она ж от своего любимого жениха, от Ромочки, такой подарок получила.

– И – не расстроилась?

– Расстроилась. Но это все произошло на заре их романа, и он наврал ей, что подцепил эту заразу ДО их любви.

– Почему – наврал? Может, так оно и было…

– Потому наврал, что Рома с Олей как до, так и после регулярно… общались, – злобно перебила Ирина.

– И вы полагаете, что искать убийцу среди членов этой сексуальной секты не стоит?

– Не знаю. Во всяком случае, не из-за гонореи. Все же обошлось, всех вылечили, все помирились.

– Вы так хорошо осведомлены о нравах этой общины, потому что поддерживаете отношения с Геннадием Поповым?

– Ну вот это, знаете ли, точно мое личное дело. Или я должна спрашивать у милиции, с кем мне поддерживать отношения, а с кем – нет?

– Боже сохрани, – Василий замахал руками.

– И почему вы ко мне обращаетесь с этими вопросами? Уверяю вас, о пионерском штабе я знаю гораздо меньше, чем другие. Мои контакты с ними были весьма эпизодическими. Кроме того, я вообще не понимаю, при чем тут я. Даже к бывшему своему мужу я имею весьма опосредованное отношение, а уж к его компаньону – тем более.

Кусяшкиной, судя по недовольному выражению лица и ледяному тону, беседа удовольствия не доставляла, и затягивать ее она не стремилась, Василий, хотя в деликатности его. вряд ли кто мог обвинить, на этот раз проявил уступчивость и, загадочно улыбаясь, распрощался. Но перед тем как покинуть собеседницу, и для того, чтобы жизнь ей медом не казалась, Василий, спросив разрешения хозяйки дома, позвонил в МУР. Трубку снял Леонид, как и было задумано.

– Лейтенант? – строго начал старший оперуполномоченный. – Только что мною были получены сведения чрезвычайной важности, так что приказываю вам никуда не отлучаться и ждать дальнейших указаний.

Ирина Кусяшкина изумленно вытаращила глаза.

– Анализы подтвердили наши худшие опасения? – уточнил Леонид, который был уверен, что Василий все еще в КВД. – Кстати, за истекший после вашего отбытия период вами интересовались шестнадцать девушек и женщин, три с приятными и тринадцать – с противными голосами. Получив сообщение, что вы на процедурах у венеролога, все звонившие обещали больше вами не интересоваться.

– Отлично, лейтенант, результат меня радует. Только бы не обманули.

– Не любишь ты женщин, капитан, ой, не любишь.

– Думаю, после сегодняшнего посещения спецучреждения это чувство может перейти в хроническое. И вам, лейтенант, советую, – сказал Василий строго и добавил: – Над чем сейчас работаете?

– Над письмами Кусяшкину, капитан. Разрешите продолжать? Знаете, как в этой жизни бывает? Подумаешь о чем-то, а лучше, то есть – хуже того, произнесешь вслух по неосторожности слово, а оно начинает множиться, разрастаться, вцепляться в горло. Вот сказал Леонид: «письма» – и тут же получил. Пока Василий добирался до МУРа, в свежей почте было обнаружено и положено на стол старшего оперуполномоченного письмо от "гражданина России, верного идеалам революции". Копия, как явствовало из послания, была разослана в редакции "центральных газет". Надеяться на то, что газеты проигнорируют письмо неизвестного, не приходилось. А писал он буквально следующее: "Бездействие правоохранительных органов вынуждает нас защищаться самостоятельно и защищать русский народ. Преступники, наводнившие компьютерами страну, наносят колоссальный вред людям, а органы, правопорядка закрывают глаза на их злодеяния. Впрочем, это неудивительно, потому что сами прокуроры и следователи оказались под колпаком у злодеев, и воротилы компьютерного бизнеса полностью подчинили себе правоохранительную систему, заполонив компьютерами все следственные управления. Зачем это делается? Затем, чтобы можно было их зомби-ровать и оболванивать государственных служащих. Поэтому нам ничего другого не остается, как защищаться своими силами. Мы спасем и вас, и себя. И пусть знают те, кто встал на преступный путь оболванивания собственного народа, что им не жить! Тем более порочно наживаться на этом! В то время как люди теряют разум и дети сходят с ума от дебильных компьютерных игр, такие люди, как Гарцев и ему подобные, наживают миллионы долларов и жируют на народной беде. Гарцев был первым, и это только начало. Мы вытравим эту гадость из нашего отечества, мы освободим народ из заточения компьютерных сетей. Следующей казни ждите на этой неделе! Патриоты".

Письмо пришло на Петровку и было расписано МУРу и ФСБ. Но ни Василий, ни Леонид не верили, что за этим «признанием» может скрываться серьезный террор. Не верили, что называется, во вред себе, потому что сейчас для них не было бы большей радости, чем отдать дело Гарцева чекистам.

Василий брезгливо отодвинул письмо безумного патриота в сторону.

– Лень, запроси для очистки совести последние сводки, – попросил он. Сколько там они компьютерщиков удавили?

– Уже, – широко улыбнулся Леонид. – Ты будешь очень смеяться, но сегодня заявлен в розыск вице-президент фирмы «Дугус», торгующей компьютерами. Вчера уехал из дома и не вернулся. Ни его, ни машины.