Текст книги "Последний караван (СИ)"

Автор книги: Анна Котова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Котова Анна Юрьевна
Последний караван

Действующие лица, а также некоторые пояснения

Действующие лица:

Сосоно, бывшая царица Когурё, мать царя Пэкче

Онджо, царь Пэкче, ее младший сын

Тару, старший сын Онджо, ее внук

Юнхан, начальник охраны каравана

Юнъян и Чангу, охранники каравана

Чжан, личный слуга царевича Тару

Старшая царица – мать Тару, первая жена Онджо, дочь ляодунского наместника, она же Ванвольтан (по названию ее дворца)

Младшая царица – мать младших царевичей, вторая жена Онджо, дочь правителя Лолана, она же Сосуктан (по названию ее дворца)

Юри, царь Когурё, сводный брат Онджо

Точжоль, старший сын царя Юри

А также:

Мопальмо, старый кузнец

Ёнган, племянник Сосоно, купец из Керу

Кёльсан и Чинмо, торговцы из его каравана

Хэчжон и Чингодо, младшие командиры королевской стражи Пэкче

Ои, генерал из Когурё, соратник царя Чумона

Периха, ясновидящая

Ёнчжу, правитель Керу, племянник Сосоно

Куктэ и Пуганнэ, вожди мальгалей

Остаются за кадром, но много раз упоминаются:

Чумон – основатель Когурё, второй муж Сосоно. Он же Тонмёнсон – это его посмертное царское имя

Утхэ – первый муж Сосоно, отец ее детей

Тэсо – царь Пуё, сводный брат Чумона. На момент действия дорамы жив, бодр и твердой рукой правит своим царством

Пояснения к некоторым словам и выражениям:

Агаши – барышня, обращение к девушке из знатной семьи

Айгу – междометие, мы бы сказали «оёёёй», «ох» или «вау», в зависимости от контекста

Мальгали – впоследствии чжурчжени, племена, издавна обитавшие на Корейском полуострове, но очень долго не имевшие своей государственности

Убо – правый министр. Еще бывает тэбо, левый министр, но здесь его нет

Хённим – старший брат, уважительное обращение

Последний караван

Сценарий для дорамы

1 серия

С высоты птичьего полета – широкая река, за рекой небольшой город. Стены с прямоугольными башнями, черепичные крыши, внутренняя крепость. К городским воротам подходит дорога, по этой дороге движется караван.

Титр: "7 год до н.э., 12 год правления царя Онджо. Вире, столица Пэкче".

Камера опускается и поворачивается. Видны ворота, они открыты. У ворот стражники в шлемах и кожаных доспехах, с копьями в руках. Караван подъезжает к воротам.

Впереди несколько всадников в дорожных нарядах, у троих платье немного богаче, остальные одеты совсем просто. За ними идут работники с ящиками и тюками на спинах, едут повозки, груженые деревянными коробками и сундуками. По бокам каравана – охранники в кожаных безрукавках поверх одинаковых серых халатов, на головах – одинаковые налобные повязки.

Предводитель каравана – мужчина средних лет с аккуратной бородкой, с волосами, собранными на макушке в кукиш, – показывает стражникам деревянный кружок с иероглифами. Стражник кивает – проезжайте.

Караван втягивается в ворота.

Городская улица. Караван движется по ней от ворот. На улице люди, они расступаются, пропуская проезжающих. Разговоры в толпе: "Видать, с севера. К празднику товары привезли". В толпе мы видим приземистого широкоплечего старика с красным носом пьяницы, он высовывается вперед, идет рядом с одним из охранников, спрашивает:

– Из Когурё?

Охранник:

– Угу.

Старик:

– А откуда из Когурё?

Охранник:

– Чольбон.

Дед, с волнением:

– Торговый дом господина Тхабаля?

Охранник:

– Нет.

Дед:

– А, конечно. Его внука.

Охранник:

– А ты откуда знаешь?

Старик хихикает, прихрюкивая.

Камера поворачивается, скользит по лицам в толпе, на мгновение задерживается, показывая чистенького мальчика примерно одиннадцати-двенадцати лет, явно не из простого народа – во всяком случае, халатик и квадратная шапочка на нем шелковые. В глазах любопытство. Мальчик рассматривает купцов, бормочет себе под нос: «Они же привезли что-нибудь особенное, правда?» Но отсюда не разглядишь, ничего особенного не видно. Тут за спиной мальчика в толпе происходит некоторое шебуршение, там пробирается, расталкивая людей, человек, одетый как слуга из богатого дома. Мальчик оглядывается, делает большие глаза, пригибается – и бросается в сторону, подныривая под поклажу стоящего рядом человека. Проталкивается через толпу, задевает одного из зевак, тот неловко взмахивает руками. Мальчик хватается за щеку – на щеке свежая царапина. Оглядывается снова, удирает. Вслед несется:

– Да постойте, куда же вы, молодой господин?

Дворец. Площадь перед главным зданием, посередине – мощеная дорога от ворот к крыльцу. Идут предводитель каравана и еще двое, вот те, которые были одеты побогаче. Их сопровождает небольшая свита: охранник (это начальник охраны, мы видели его недавно среди верховых во главе каравана) и двое слуг, у одного в руках небольшая шкатулка, у другого свиток. Сейчас купцы одеты нарядно, в ярких платьях, с украшениями на прическах. В правом ухе предводителя качается увесистая золотая серьга с зеленым камнем.

Один из троих купцов, молодой, не старше двадцати, вполголоса обращается к предводителю:

– Хённим! Какой у них дворец-то маленький, повернуться же негде. Вот в Куннэ – другое дело, там сразу видно: место великих царей, а здесь...

Предводитель, не поворачивая головы:

– Внимательно смотри. Это маленький дворец маленькой столицы в маленькой стране, но великие люди есть и тут.

Молодой:

– Да, хённим. Слушаю, хённим.

Третий купец, усмехаясь в усы:

– Ставлю розовый рубин на то, что Чинмо не узнает великого человека, пока его не ткнут носом.

Молодой, запальчиво:

– Ставлю два розовых рубина на то, что узнаю!

Предводитель:

– Вы в царском дворце, ведите себя прилично. Кстати, Чинмо, я тоже поставлю рубин. На то, что Кёльсан прав. А теперь заткнитесь и идем.

Узкий городской переулок. Мальчик выбегает из-за угла, сворачивает в переулок, оглядывается. За ним никто не бежит. Замедлив шаг, идет по переулку. Переулок заканчивается, вливаясь в чуть более широкую улицу. Мальчик, уже совершенно успокоившийся, выходит на улицу, сворачивает за угол. Прямо перед ним, подбоченясь, стоит слуга, тот самый, от которого мальчик убегал. Мальчик отшатывается и намыливается бежать, но слуга делает шаг и загораживает ему дорогу.

– Идемте, молодой господин. Пора возвращаться.

Мальчик, скривившись:

– Сделай вид, что ты меня не нашел, а?

Слуга:

– Идемте.

Мальчик хмурится и шмыгает носом.

Слуга:

– Айгу, где же вы поцарапали лицо? Идемте, вас ищет ваша матушка, молодой господин.

Мальчик, со вздохом:

– А, ну ладно... Ладно, пойдем.

Дворцовая галерея, купцам навстречу выходят, кланяясь, дворцовые слуги, судя по нарядам – высокого ранга. Приветствия, поклоны. Пройдите в тронный зал, пожалуйста.

Тронный зал. Он небольшой, но все как полагается: золоченый деревянный трон на возвышении, к нему ведут несколько ступеней. От дверей к трону – красная ковровая дорожка. По обеим сторонам дорожки стоят королевские советники и военачальники. Их тоже немного, человек десять, но вид имеют внушительный. Ближе к трону – самые важные. Левый министр и правый министр.

Купцы входят, становятся на дорожке в двадцати шагах от трона, низко кланяются.

Крупно – его величество. Он сидит на троне, уперев руки в колени, сверкая шелком и золотом. Это красивый мужчина средних лет – ему за тридцать, ближе к сорока.

Левый министр:

– Ваше величество, торговцы из Когурё привезли товары к празднеству по случаю шестидесятилетия ее величества царицы-матери.

Купцы кланяются снова.

– Приветствуем ваше величество!

– Рад видеть тебя, Ёнган, – говорит царь Онджо. – Здоров ли твой батюшка?

Предводитель каравана, вежливо склонив голову:

– Здоров, благодарю вас, ваше величество.

Царь кивает.

Предводитель:

– Я привез вашему величеству письмо и подарок от вашего брата, царя Когурё.

Купцы Кёльсан и Чинмо выходят вперед. В руках у Кёльсана свиток, у Чинмо – шкатулка. Приближаются к трону, кланяясь, передают свою ношу царскому слуге. Он берет сперва письмо, кланяясь, вручает его царю, затем принимает шкатулку, ставит ее на столик перед троном. Царь разворачивает свиток. Читает. Усмехается кривовато, сворачивает свиток, кладет на столик. Открывает шкатулку. Улыбается, теперь уже без всякой кривизны в улыбке. В шкатулке – серебряная чаша, искусно изукрашенная снаружи и полированная внутри.

– Я благодарен брату, – говорит царь.

Купцы кланяются и, пятясь, выходят из зала.

Мальчик и его слуга входят во дворец. Стража у ворот низко кланяется, приговаривая: «Ваше высочество». Мальчик проходит, не оглянувшись.

Галерея перед входом в тронный зал. Купцы выходят из дверей. На галерее стоят, ожидая их, слуги и охранник. Рядом с ними – придворная дама. Дама кланяется:

– Моя госпожа желает вас видеть. Следуйте за мной.

Купцы спускаются вслед за придворной дамой по ступеням. Идут вдоль дворца, заворачивают во внутренние дворы. Мощеная дорожка подходит к внутренней стене, в ней круглая арка, за аркой виден сад. Они входят.

Сад маленький, но посередине его декоративный пруд, а посреди пруда – беседка, к которой с трех сторон подходят поднятые над водой дорожки, на одной из них выгнутый мостик. Дама ведет купцов на мост. Сопровождающие – слуги и охранник – остаются на берегу пруда.

Покои царицы, старшей жены государя Онджо. Цветные занавеси, золоченое дерево, роскошные вазы, шитая золотом скатерть на столе. Царица молода, очень хороша собой. Цветные шелка, замысловатые шпильки в волосах. Она нервничает. То садится к столу, то вскакивает.

Из-за двери женский голос:

– Его высочество царевич Тару здесь, ваше величество.

Царица вскакивает.

Входит мальчик, за ним следом слуга. Мальчик, кланяясь:

– Здравствуйте, матушка.

Царица:

– Негодник! Где ты был? Почему я должна искать тебя? – подходит ближе, гневно смотрит на слугу. Размахивается, влепляет ему пощечину: – Так-то ты следишь за его высочеством! Почему ты позволяешь ему бегать невесть где!

На покрасневшей щеке слуги ссадина от царского перстня. Мальчик косится на слугу, глаза виноватые. Слуга низко склоняется:

– Виноват, государыня, велите казнить...

Царевич:

– Он не виноват, матушка, я потихоньку ушел! Там прибыл караван с севера, я хотел посмотреть...

Царица:

– Когда же вы повзрослеете, ваше высочество! Когда же вы поймете, что вам нечего делать среди черни? Сколько еще я должна краснеть за ваше поведение? Смотрите, у вас грязь на подоле и царапина на щеке! – слуге: – Что стоишь? Приведи лекаря! Его высочество ранен!

Царевич, протестуя:

– Матушка, это же ерунда...

Царица:

– Боги, боги, за что караете? Ваше высочество, вы могли пораниться сильнее. Вы могли заразиться. Вы могли умереть!

Царевич, потупясь:

– Простите, матушка, я больше не буду... Не надо лекаря...

Царица вынимает из рукава платок и прикладывает к поцарапанной щеке. Нежно:

– Я же волнуюсь, сын мой. Вы должны понимать. Пожалуйста, больше не убегайте. Хорошо?

Царевич, взглянув на разбитую физиономию слуги, с тяжелым вздохом:

– Хорошо, ваше высочество.

Беседка над прудом. В беседке накрыт стол, расставлены мисочки со сластями, по боковой дорожке служанка несет поднос, на нем чашки и чайник.

За столом сидит женщина – явно важная дама. Ей шестьдесят, но выглядит она моложе, в черных волосах – седая прядь, лицо худощавое и несколько суровое. Наряд шелковый, но не бьет в глаза роскошью. Просто красивое платье.

Входят купцы. Женщина встает легко, как молодая, идет навстречу предводителю.

Купцы кланяются. Женщина:

– Здравствуй, племянник! Давно не виделись, – оглядывает его, чуть ли не вертит. – Хорошо выглядишь. Вижу, торговля процветает.

Предводитель купцов, кланяясь:

– Да, дела идут неплохо, тетя. А это мои помощники.

Помощники кланяются тоже.

– Я Кёльсан, госпожа.

– Я Чинмо, госпожа.

Тетушка кивает, возвращается к столу, садится. Показывает жестом на табуреты. Купцы усаживаются, первым, непринужденно – Ёнган, затем, стесняясь и робея – Кёльсан и Чинмо.

Входит служанка с подносом, выставляет на стол чашки с крышечками, чайник, еще какую-то посуду. Госпожа жестом отсылает ее, служанка, пятясь, уходит.

Тетушка:

– Ну, рассказывай.

Ёнган, поклонившись:

– В Когурё сейчас спокойно, тетя, но полагаться на Пуё нельзя. Вы же знаете царя Тэсо. Он не забывает обид, и, хотя его обидчик скончался десять лет назад, продолжает строить козни и лелеять коварные планы. Само существование Когурё обижает его. Впрочем... вам это, наверное, теперь не очень интересно, госпожа.

Тетушка:

– Почему же, мне как раз очень интересно. Значит, у Когурё, как всегда, проблемы на севере, выходит, царь Юри не смотрит на юг. Понимаю. А что в Лолане? С тех пор, как наш союз с Лоланом распался, до меня редко доходят новости... И скажи мне, откуда ты привез соль. И кстати, почем она нынче?

Ёнган:

– О чем сначала – о Лолане или о соли?

Тетушка смеется.

– Давай сначала про соль.

Уже темнеет. Купцы возвращаются из дворца, идут по городу к постоялому двору.

Ёнган:

– Ну, Чинмо, видел ли ты сегодня великого человека?

Чинмо, неуверенно:

– Царь?

Ёнган и Кёльсан одновременно прыскают.

Кёльсан:

– Я же говорил. Продул! Не забудь отдать рубины.

Чинмо:

– Ну ладно, если не царь, тогда кто? Тот генерал в доспехах?

Кёльсан:

– Какой еще генерал? Там был генерал? А, в самом деле, был какой-то.

Ёнган:

– Ты снова не угадал, Чинмо. Сколько тебе лет? Восемнадцать?

Чинмо:

– Уже девятнадцать! При чем тут это?

Ёнган:

– Молодой, глупый. Я вовсе не про них, я про царицу-мать.

Чинмо:

– Э?

Кёльсан хлопает его ладонью по лбу.

– Вот же дурень. Тетушка господина Ёнгана. Это же царица-мать, госпожа Сосоно.

Глаза Чинмо округляются, рот раскрывается, ноги останавливаются.

– Царица-мать? Госпожа Сосоно? А... царь Онджо... брат царя Юри... Когурё... Чольбон... Госпожа Сосоно?!

Ёнган:

– Угу. Моя досточтимая тетушка, царица Когурё, женщина, основавшая три царства. Милая женщина, правда?

Кёльсан, протягивая руку ладонью вверх:

– Рубины гони.

2 серия

Вире, царский дворец. Через двор неторопливо идет в сопровождении свиты из служанок старшая царица. С ней рядом – ее сын Тару. Они прогуливаются и мило беседуют.

Царица:

– Вам нравятся ваши тренировки с генералом Хэ?

Тару, с энтузиазмом:

– Да, ваше величество! Представляете, я вчера победил одного солдата из охраны, генерал сказал: молодец!

Царица улыбается, видно, что она сомневается в честности этой победы, но все равно гордится сыном.

– А скажите мне, сын мой...

Тут навстречу таким же неспешным прогулочным шагом выходит еще одна процессия. Это вторая царица, и с ней идут двое ее детей, оба младше Тару – мальчики примерно восьми и шести лет.

Старшая царица глядит на младшую, и выражение ее лица меняется. Больше в нем нет ничего милого. Надменность и раздражение. Но фразу, обращенную к сыну, она завершает, почти не запнувшись, – хотя, похоже, сперва она хотела спросить о чем-то другом.

– ...не пора ли вам на урок к господину Чинсо?

Тару поднимает голову, взглядывает на мать. Похоже, она не ждет ответа. Она не глядит на сына – она не сводит глаз с младшей царицы.

Младшая царица вежливо склоняется. На ее лице – мгновенная злоба, но когда она поднимает голову, злобы нет и следа. Зато есть сладкая улыбка.

Младшая царица:

– Как поживаете, ваше высочество?

Старшая царица, ледяным тоном:

– Благодарю вас, превосходно. А вы, гляжу, оправились после выкидыша, ваше высочество. – Звучит это примерно как "жаль, что ты не померла, но ребенком меньше – и то хорошо". – Как здоровье царевичей?

Младшая улыбается еще слаще:

– Вашими молитвами, ваше высочество, царевичи здоровы.

Кажется, ненависть висит в воздухе. Царевич Тару ее замечает, младшие – нет. Тару с тревогой переводит взгляд с одной царицы на другую. Его брат – тот, который постарше – здоровается:

– Рад вас видеть, хённим! – и видно, что в самом деле рад.

Тот, который самый младший:

– Хённим, а сделаешь мне лодочку, как прошлый раз?

Тару:

– Конечно, пойдем...

Похоже, он рад поводу сбежать куда подальше и увести братьев, но улизнуть не удалось.

Старшая царица вмешивается:

– Вы забыли, ваше высочество, вам сейчас на урок.

Тару:

– Но я ненадолго, матушка, я только сделаю лодочку для Ёру...

Его мать:

– Нет, ваше высочество, не сейчас. Вам пора. Идемте.

Царицы раскланиваются, и процессии расходятся. Маленький Ёру оглядывается на Тару. Младшая царица, с раздражением:

– Незачем вам с ним играть. Он слишком большой, ему с вами неинтересно.

Ёру:

– Нет, мама, ему интересно, интересно!

Мать дергает его за руку.

– Идем, я сказала!

Ёру шмыгает носом и надувает губы.

Уходят.

Мы видим, что с дворцовой галереи за этой сценой наблюдает третья процессия: царица-мать и ее свита. Губы Сосоно поджаты, брови сдвинуты. Увидев, что царские жены разошлись, она бросает:

– Идем.

Служанки, кланяясь:

– Да, ваше высочество.

Идут по галерее.

Кузницы. Под навесами горны, наковальни, корыта для закаливания. Много мужчин в простых одеждах неярких тонов, серых и коричневых, в кожаных фартуках, на головах повязки, чтобы пот не заливал глаза. Куют. Звон молотов, шипение раскаленного железа в воде, ритмичное вжиханье мехов.

Крупно – молот бьет по заготовке. Кажется, это будет клинок, но пока у этой железки не слишком впечатляющий вид. Камера отъезжает, становится видно рукава. Они не серые и не коричневые – густо-синие, перевязанные до середины предплечья черным шнуром. Камера отодвигается еще – и мы видим, что молот и клещи в руках не кого-нибудь, а самого царя Онджо. Он откладывает молот, опускает раскаленную заготовку в корыто. Макает ее сначала только частично, потом целиком. Вытаскивает из воды, кладет возле наковальни. Утирает лоб и руки тряпицей, оглядывается. Улыбается кому-то, машет рукой.

Еще один навес, под ним стол и лавки. За столом сидит красноносый старик, которого мы видели в первой серии – он еще расспрашивал купцов, откуда они прибыли. Перед стариком глиняная бутыль и чаша, он явно выпивает что-то горячительное. Подходит царь. Старик вскакивает, кланяется. Царь машет рукой – садись, мол. Садится рядом.

Старик наливает царю, Онджо принимает чашу, прикладывается к ней. Выпил, крякнул.

– Давненько я не брал в руки молот, господин главный кузнец.

Старик, расплывшись в улыбке:

– Вижу, вы не растеряли навыков, ваше величество.

Царь хмыкает.

Старик:

– Вы – один из лучших моих учеников. Приятно смотреть, как вы работаете.

Царь:

– Если бы я не был царем, я был бы кузнецом, ты же знаешь, Мопальмо. Давай, налью тебе.

Старик подставляет чашу. Пьет, прихлебывая.

Царь:

– А лучшим учеником, наверное, был мой второй отец.

Старик:

– Ну, если честно, ваше величество, и он не был лучшим, Чумон-то. Толковым – да. А лучшим – нет. Чтобы быть кузнецом, нужно быть кузнецом. А не царем. Вот царь он был великий. Знаете, я всегда буду благодарен Небесам за то, что они даровали мне счастье знать его, кое в чем ему помочь и даже кое-чему его научить. Но уж если ты царь, тем более великий, великого кузнеца из тебя уже не выйдет... не сочтите за дерзость, ваше величество.

Царь смеется и наливает еще.

– Не сочту, Мопальмо. Лучше выпей.

Старик с удовольствием выпивает.

– Что привело вас сегодня в кузницу, ваше величество? Хотите сковать новый меч?

Царь:

– Хочу сделать подарок матери. Меч у нее есть, твоей работы, другого ей не надо. Но еще один кинжал не помешает.

Старик, кивая:

– Она обрадуется, это точно. Она всегда гордилась вашим мастерством.

Небольшое помещение, добрую треть которого занимает алтарь с приношениями. Чаши с рисом, с бобами, с фруктами, жаровня, в которой тлеют угли, плошка с благовонными травами. Масляные лампы, над фитилями крошечные язычки пламени. Над алтарем на стене портрет мужчины в парадном царском одеянии, в красном и золотом, на голове корона. Перед алтарем стоит Сосоно. Берет из плошки щепоть благовонной смеси, бросает ее на угли. Легкий треск, над жаровней поднимается струйка дыма.

Сосоно опускается на колени, кланяется в пол, встает, снова опускается и кланяется. Садится на пятки, молитвенно сложив руки, некоторое время молчит, опустив глаза. Потом поднимает взгляд на портрет. Пляшут язычки пламени в лампах, тени колеблются, и кажется, что по лицу на портрете пробегает мимолетная улыбка.

Сосоно тоже улыбается. И говорит, совершенно обыденным голосом, не взывая к святому, а обращаясь к собеседнику:

– Ну, здравствуй, государь. – Усмехнувшись: – Мне-то ты вот уж пятнадцать лет не государь, муж мой... Здравствуй, Чумон. Ты ведь не обидишься, что я так, запросто? Никто нас с тобой не слышит, тут только я и ты.

Портрет смотрит на нее и, кажется, подмигивает слегка.

– Мне нужно посоветоваться с кем-то, вот я и пришла к тебе. Ты же помнишь своего внука, Тару? Он хороший мальчик, умный, живой, добрый, но кое-что меня беспокоит, и чем дальше, тем больше. Я боюсь за него. Он слишком похож на Пирю.

Ну да, я постаралась, чтобы неприглядное поведение моего старшего сына не побеспокоило тебя, и пока ты был жив, ты не знал всего. Но теперь вы оба на Небесах, а разве может укрыться от Небес что-либо, совершенное на земле... Ты был хорошим отцом моим мальчикам, хоть они и не твои сыновья. Ты любил их как своих, растил их, воспитывал, но соблазн трона испортил Пирю. Он привык рассчитывать, что унаследует власть. Я боюсь жажды власти. Ты помнишь, что она сделала с твоим старшим братом, с моим старшим сыном... я беспокоюсь за твоего старшего внука, Чумон. Пока еще он юн и неиспорчен, но царицы ревнуют друг к другу и, чуть что, шипят, как гадюки. Скоро они могут начать кусаться, а пострадают дети. Тару уже видит эту вражду. Младшие, Мару и Ёру, пока еще малы и ничего не понимают, но это изменится, и когда они поймут...

Когда опасность братской вражды нависла над нашими с тобой детьми, я знала, что делать. Но с тех пор прошли годы. Мне уже не под силу будет основать новые царства для детей моего Онджо, и доживу ли я... Чумон, что мне делать? Как мне оградить мальчиков от золотого чудовища, готового проглотить их души? И особенно Тару, он же старший, он уже знает, что скорее всего унаследует трон... Как это знал твой брат Тэсо, как это знал наш Пирю... Скажи мне что-нибудь, Чумон.

Тени качаются, портрет на стене хмурится, но ответа нет.

Сосоно вздыхает, кланяется еще раз в пол.

– Что ж, спасибо, что выслушал. До встречи, государь.

Сосоно идет через территорию дворца. Вместе с ней служанка. Уже вечер, стемнело. В руках у служанки покачивается фонарь на длинной рукояти, которым она освещает дорогу госпоже.

В своем дворике, там, где пруд и беседка, Сосоно сворачивает к горбатому мостику, поднимается на него. Смотрит на отражение звезд в воде, потом на небо.

– Утхэ, – говорит она, – я спрашивала Чумона, как мне быть, спрошу и тебя. Насчет твоего внука, Тару...

Звезды мерцают, вода в пруду вздрагивает, а больше ничего не происходит.

Сосоно усмехается:

– Ты, как всегда, молчишь и предоставляешь решать мне? Вы оба как сговорились. Хорошо, я решу. А ты присмотри за Тару, дорогой. Защити его, как всю жизнь защищал меня.

Служанка, вполголоса:

– Айгу, госпожа, обоих мужей побеспокоила, что-то будет...

Сосоно, не оборачиваясь:

– Ты что себе позволяешь?

Служанка, кланяясь, с испугом в голосе:

– Простите, ваше высочество, простите...

Сосоно:

– Прикуси язык и идем.

Служанка:

– Слушаюсь, госпожа... – и поспешно семенит вперед с фонарем.

Поднимаются на дворцовое крыльцо.

Ясный, солнечный день. Площадь перед царским дворцом. Сегодня здесь ярко и шумно. Посреди площади устроен помост, на нем нарядные девицы танцуют что-то национальное. Взвизгивает флейта, гудят струнные, рокочет барабан, кружатся подолы, летят рукава, блестят украшения, сияют улыбки. Перед дворцовой лестницей – столы, уставленные всевозможными яствами, за столами сидят пирующие. Посередине – царское семейство, его величество Онджо, обе его супруги, царица-мать. И старший царевич здесь, а младших сочли недостаточно взрослыми для центрального стола. С обеих сторон от царского стола стоят столы для знати попроще, там сидят царские министры, генералы и прочие приглашенные. Еще дальше от центра мы видим и главу каравана из Когурё, Ёнгана, вместе с ним его спутники – Кёльсан и юный Чинмо. Рядом с купцами можно заметить и старика Мопальмо. Он уже сильно раскраснелся, явно уделив пристальное внимание выпивке.

Слуги наполняют чаши; царь поднимает свою. Едоки, видя такое дело, перестают жевать и глядят на царя.

Онджо:

– Матушка, мы счастливы видеть вас в добром здравии, и да благословят вас Небеса еще многими годами жизни.

Все пьют, отдуваются, закусывают.

Сосоно:

– Я хочу сказать пару слов.

Едоки снова останавливаются.

Сосоно:

– Я приняла решение.

Все внимательно слушают, на лицах любопытство.

Сосоно:

– Теперь, когда я уже стара...

За дальним столом кузнец Мопальмо, толкнув локтем в бок купца Ёнгана:

– Это она-то стара? Да она любую молодую того... за пояс! Заткнет за пояс, я имел в виду.

Ёнган:

– Совершенно согласен с вами, почтенный, тетушка у нас еще огого...

Сосоно:

– ...а в царстве нашем покой и процветание, и, значит, старая женщина вполне может себе позволить отойти от дел...

За дальним столом, купец Кёльсан:

– Неужели она собралась уйти от мира?

Юный Чинмо:

– Куда, в отшельницы?

Мопальмо:

– Госпожа Сосоно? Быть того не может.

Сосоно:

– ...поэтому я решила вспомнить молодые годы.

Ёнган:

– Вот это по-нашему.

Сосоно:

– Я ухожу из дворца.

Чинмо:

– Ну вот же, она говорит, что уходит!

Мопальмо:

– Так не в отшельницы же. Слушай дальше.

Сосоно:

– Я поведу караван – на север, в Когурё и Пуё.

Гости поражены, с минуту над столами висит тишина, потом все разом начинают высказываться. Видно, никто как-то не ожидал от царицы-матери подобной выходки.

Сосоно, поворачиваясь к сыну:

– У меня просьба к вам, ваше величество.

Онджо:

– Все что угодно, матушка, сегодня ваш праздник, я исполню любое ваше желание.

Сосоно:

– Отпустите со мной царевича Тару.

Царевич Тару подскакивает на стуле, глаза круглые, он явно в восторге.

Старшая царица, побледнев:

– Ваше величество, он еще мал, нельзя...

Царь:

– Матушка, я обещал исполнить любое ваше желание, но все же...

Сосоно:

– Ваше величество, вспомните, в каком возрасте вы сами возглавляли караван.

Царь:

– Но все же мне было не двенадцать, а четырнадцать.

Сосоно:

– Но Тару и не встанет во главе каравана. Караван поведу я.

Царь:

– Что же... я склонен согласиться, но хотел бы поговорить с вами наедине, матушка.

Сосоно:

– Разумеется, ваше величество.

Старшая царица:

– Ваше величество, передумайте, умоляю! Ваше величество!

Царь, раздраженно:

– Да успокойтесь же. У нас праздник. Музыканты!

Музыканты с новой силой ударяют в барабаны и дуют во флейты. Девицы на помосте, улыбаясь, начинают кружиться снова.

Старшая царица сидит как на иголках, явно потеряв всякий интерес к празднику. Младшая царица задумчиво смотрит на танцующих девиц, и губы ее кривит недобрая улыбка. Ей пришла в голову какая-то коварная мысль.

Царевич Тару сияет.

Царь поглядывает на мать.

Сосоно с невозмутимым видом отщипывает от грозди виноградину и кладет в рот.

На дальнем конце стола старик Мопальмо, выпив очередную чашу:

– Госпожа-то наша, а!

Ёнган:

– Надо будет встретиться с тетушкой и согласовать планы, мы вполне могли бы выйти из Вире вместе. Кёльсан, Чинмо, завтра закупки на вас, я пойду во дворец.

Купцы, кивая:

– Да, господин.

3 серия

Вире, дворец, царские покои. За столом сидят царь Онджо и царица Сосоно. На столе чайник, чашки, закуски. Служанка наливает чай – сначала царю, потом царице-матери. Кланяясь, уходит.

Царь:

– И все же я сомневаюсь, матушка. Тару еще очень юн, и мечом владеет не блестяще, и почти не бывал за пределами дворца...

Сосоно:

– Ну, что до последнего, полагаю, вы не всё знаете, ваше величество. Тару довольно часто потихоньку уходит в город, так что народ он видел и кое-что знает. Остальное же... Я возьму с собой лучших бойцов из охраны. Обещаю, они обучат царевича всему, чему он готов будет научиться, и защитят его, если понадобится.

Царь:

– Но двенадцать лет...

Сосоно:

– Я не рассказывала тебе, как я впервые встретила Чумона?

Царь:

– Знаю, вы были знакомы с юности, но этой истории не слышал.

Сосоно:

– Мне было шестнадцать, и я вела караван в Окчо и Емек. И однажды в горах мы с Утхэ наткнулись на человека, который тонул в грязи. Уже пузыри пускал. Мы его вытащили, ты бы видел, на что он был похож... И стоило его отмыть, как он начал задирать нос, попытался командовать и даже спасибо не сказал. Зато заявил, что он царский сын. Я ему не поверила. Да и как поверить? Едешь через лес, в дикой местности, в стороне от дороги – и вдруг царский сын? И он был невыносим. Он совершенно не умел себя вести, держался нагло, причем сам не способен был не то что ударить – увернуться от удара. Ему очень повезло, что он встретил мой караван, а не кого-нибудь другого. Нарвался бы на драку, а поскольку постоять за себя его не научили... Короче, я назвала его лжецом и посмеялась над ним. Когда позже оказалось, что он в самом деле царевич, получилось очень неловко.

Царь:

– Матушка, да неужели его величество в юности был таким?

Сосоно:

– Он был совершенно ужасен, – улыбается, потом продолжает серьезно: – Твой старший сын не настолько избалован, но если дать волю его матери, она обернет его в вату, перевяжет розовыми ленточками и закормит сластями – и получится такой же бесполезный наглец, если не хуже. Конечно, Чумону хватило силы духа измениться, но это нелегко. Справится ли Тару? Нет, лучше все-таки вмешаться раньше. И раз уж у мальчика есть я...

Царь:

– Мы с братом такими не были.

Сосоно:

– Потому что мы с Чумоном оба хорошо помнили, каким был он в пятнадцать лет.

Некоторое время молчат, пьют чай.

Сосоно:

– Не волнуйся, мы удачно съездим, хорошо поторгуем и благополучно вернемся. Обещаю, я не буду рисковать. Но мальчику необходимо увидеть мир и научиться самостоятельности. Он должен хотя бы попробовать принимать решения и брать на себя ответственность.

Онджо, задумчиво:

– Хорошо, я согласен.

Сосоно:

– Благодарю вас, ваше величество.

Царь:

– У меня есть для вас подарок, матушка.

Встает, отходит к низкому шкафчику, на котором стоит ящик из полированного дерева. Открывает ящик, достает длинный сверток.

– Я выковал его сам, со всей сыновней любовью и уважением.

Кладет сверток перед матерью. Сосоно разворачивает ткань, и мы видим посеребренные ножны. Это кинжал, который царь ковал в предыдущей серии.

Царь:

– И я велел Мопальмо подобрать хороший меч, небольшой, чтобы был по руке царевичу Тару.

Сосоно, улыбаясь:

– Так, значит, ты был согласен со мной. Зачем же спорил?

Царь, с невинным видом:

– Ну, если бы я не спорил, разве услышал бы историю о том, как Чумон Великий однажды едва не утонул в грязи?

Смеются.

Тренировочная площадка где-то во дворце. Царевич Тару с деревянным мечом сосредоточенно отрабатывает удары – лупит по деревянному столбу с перекладиной. За ним наблюдает слуга – тот самый, который ловил мальчика в первой серии.