Текст книги "Инкуб. Строптивая добыча (СИ)"

Автор книги: Анна Вьюга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Анна Вьюга
Инкуб. Строптивая добыча

Глава 1.

«Инкубы… никто так и не узнал, откуда они явились в наш мир. Просто однажды это случилось, и с тех пор всё стало по-другому. Они могли поработить нас, уничтожить. Но вместо этого почему-то предпочли заключить Договор. И теперь ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности. Они питаются энергией, которую наши тела дают им в минуты особой близости. Они называют её Пламенем, и оно влечёт их, как самая желанная награда. Которая даёт им силу и вечную жизнь. (…) Говорят – та, что побывает в объятиях инкуба, никогда не сможет об этом забыть».

Леди Мэри Сазерленд. Отрывок из трактата «Об инкубах».

– Вы слышали сногсшибательные новости?! Завтра вечером на бал к леди Ормунд явится самый настоящий инкуб!

Круглое личико рыжеволосой Катрин горит восторгом, на веснушчатых щеках румянец. Она застыла в дверном проёме, оглядывая всю нашу небольшую компанию, сидящую в малой голубой гостиной.

Я смотрю на указательный палец, на котором набухает крохотная капля крови. Потом вздрагиваю и поспешно достаю из кармана тёмно-коричневой юбки кружевной платок, аккуратно стираю. Откладываю пяльцы с недовышитым венком из маргариток.

Бросаю строгий взгляд на свою воспитанницу. Так и есть! Лили внимает, раскрыв рот. Светлые тщательно завитые кудри девушки изящно разложены по плечам, поза на краешке дивана полна грации и внешне придраться не к чему. Героическими усилиями я слепила из неё почти настоящую леди за три года. Но вот внутри… так и осталась взбалмошной капризной девчонкой. Боюсь представить, какое воздействие на неё окажет новость.

– Лилиан, ваши стежки легли криво на правом стебле! – укоризненно показываю взглядом на её работу. Она морщится, но снова склоняется над белой тканью, туго натянутой на деревянное кольцо. А щёки алеют предательским румянцем, и я понимаю, что следует быть начеку.

Две её подруги, Диана и Барбара, вовсю переговариваются возбуждённым шепотком. Катрин нерешительно мнётся на пороге:

– Мисс Браун, а можно мы выйдем в сад? Всего на минуточку…

Я гляжу на неё строго поверх очков:

– У нас урок. Если хотите, можете присоединиться. Нет – ступайте наблюдать, как ваша матушка заканчивает партию в вист с леди Льюис.

Леди Льюис – мать Лили и по совместительству моя работодательница. Она иногда привлекает меня в сверхурочным работам, заставляя следить за стайкой неугомонных девиц самого легкомысленного возраста – от четырнадцати до семнадцати, – пока отдыхает, пьёт сидр и играет в карты с их матерями, своими старинными подругами. Я не возмущаюсь, пока хорошо платят.

А платят мне в «Задумчивых ивах», особняке Льюисов, очень хорошо. Поэтому тщательно держусь за место гувернантки и надеюсь получить неплохие рекомендации, когда следующей осенью Лили выдадут, наконец, замуж. Она уже дебютировала в свете, причём успешно моими стараниями, так что даже не сомневаюсь, что не далее как через год моя служба в «Задумчивых ивах» подойдёт к закономерному концу.

Катрин кривится недовольно, однако перечить не решается. Я провожаю её многозначительным взглядом, пока она покидает гостиную, так и не решившись заняться, наконец-то делом.

Ещё один тщательно выверенный взгляд – и пальчики Лили возвращаются за работу.

И всё-таки нет-нет, да путаются стежки, а мечтательный взгляд моей подопечной устремляется то к лепному потолку, по которому порхают упитанные нарисованные ангелы, то к витым канделябрам, то на осыпающийся парк за окном.

Я украдкой вздыхаю. Но не позволяю себе повторять указание, чтобы не ронять авторитет.

Чтоб он провалился, этот инкуб! Сколько из-за него шуму. И что один из них забыл в нашем захолустье? В Кроуфорде так давно не случалось чего-то более значительного, чем рекордный урожай тыкв, что явление самого настоящего инкуба, разумеется, произведёт фурор.

А как на зло, завтра на балу леди Ормунд мы с Лили непременно должны быть. Приглашение уже получено, платья для неё и её матушки пошиты, перешиты и перешиты ещё раз, цвет лент менялся минимум раза четыре… нет, отказаться никак не выйдет.

Одна надежда – на мистера Льюиса. Вряд ли ему понравится, что дочь окажется на одном балу с подобным субъектом. Хотя он и уверен в добром нраве своей прелестной малышки, но вряд ли будет доволен такой перспективой. Правда, как по мне, он бы лучше за свою супругу переживал.

Интуиция меня не обманула.

Сразу после чая мистер Льюис вызвал меня к себе в кабинет. Несколько смущённо, как мне показалось, отёр внушительную лысину и кивнул на кожаное кресло перед столом у окна, покрытым зелёным сукном.

– Видите ли, моя дорогая Эрнестина… – он единственный называл меня так фамильярно, по поводу чего леди Льюис неизменно поджимала губы, но мужу не перечила, показывая, насколько она не считает меня достойной такого чувства, как ревность. – У меня к вам весьма деликатная просьба.

– Слушаю вас внимательно, мистер Льюис!

Я уже догадывалась, какого рода просьба.

– Не могли бы вы…кхм-кхм… получше присматривать за Лили на завтрашнем балу? Нет, я не к тому, что вы плохо выполняете свои обязанности, не подумайте! Мы вполне довольны. Просто, учитывая новые обстоятельства, кхм-кхм…

– Я поняла вас, не беспокойтесь. – расправив юбку своего непритязательного, наглухо закрытого коричневого платья с аккуратным белым воротничком, я поднялась. – Прослежу.

– Ну вот и славненько! – с облегчением выдохнул сконфуженный джентльмен.

Ещё бы.

Согласно пункту первому Корилианского договора, заключённого в год, когда инкубы явились в наш мир, инкуб может вступить в плотскую связь с женщиной только с её согласия.

Однако пункт второй запрещает подвергать общественному порицанию и осуждению женщину за такую связь. Это пункт в своё время вызвал самые ожесточённые споры и возмущения мужской половины человечества. Что и понятно.

Ведь отныне в нашем в высшей степени благопристойном и пуританском обществе никто не сможет осудить или объявить отверженной даже невинную девушку из приличной семьи, – в том случае, если она утратит добродетель вместе с инкубом.

Однако дальше ропота дело не дошло.

Корилианский договор был заключён. Его величество король Эдмунд V, прадед нынешнего короля, скрепя сердце подписал. Сто пятьдесят лет назад, в год, когда в небе светило алое солнце. А что он мог ещё сделать?

Иначе этот странный народ, о котором мы ничего не знали, кроме того, что для поддержания жизни им нужна энергия соития с женщиной, разрушил бы наш мир до основания.

Мы избежали этого – вот такой, не столь обременительной, если так посудить, ценой. Инкубов было не очень много, и появлялись они в свете достаточно редко. По крайней мере на окраинах королевства, таких как наш богом забытый Кроуфорд.

Но всё это время бродили среди нас невозбранно, как волки в овечьем стаде, не стесняясь своей хищной сущности.

Я вдруг почувствовала трепет. Хотя чего мне, в сущности, бояться? С Лили завтра глаз не спущу. Инкуб один, дам на балу куда как много, вряд ли моя подопечная будет в такой уж опасности. Причём среди приглашённых гостий наверняка найдётся немало желающих упасть в объятия инкуба. Ходят слухи, что это продлевает молодость и красоту. Ещё о чём-то шептали, стыдливо прикрывая веерами улыбающиеся рты, но я не прислушивалась.

Мне некогда. Я должна работать.

Глава 2.

«Поскольку продолжительная связь с инкубом истощает энергетические ресурсы женщины, что может быть опасно не только для её здоровья, но и для жизни, третий пункт Корилианского Договора запрещает такие связи. Из опасения нарушить Договор, инкуб крайне редко предлагает одной и той же женщине утолять его голод несколько раз – ибо никто не может предсказать точно, где эта грань. Как правило, речь идёт только об одной ночи, после чего инкуб отправляется искать новую добычу».

Леди Мэри Сазерленд. Отрывок из трактата «Об инкубах».

Подходил к концу очередной тяжёлый рабочий день. Иной раз мне казалось, что мешки с картошкой таскать легче, чем сохранять непоколебимое душевное равновесие, наставляя Лили на путь истинный и прививая ей манеры, подобающие леди.

Едва отсидев достойно послеобеденный чай в общей гостиной, Лили умудрилась скрыться из поля моего зрения – вместе с Катрин. Я искала их битый час и нашла в кустах облетающего барбариса на задворках парка. Они чирикали, как птички в гнезде и выпорхнули только в ответ на мои угрозы нажаловаться матерям. Пришлось припугнуть перспективой остаться дома и пропустить бал.

Чем ближе надвигался вечер его проведения – как грозовая туча надвигается на небо – тем сильней меня терзали нехорошие предчувствия.

Наконец, гости «Задумчивых ив» разъехались, Лили отправилась к матери в будуар пожелать спокойной ночи и получить свой традиционный поцелуй в щёку, а мою вахту можно было считать законченной.

Не чуя под собой ног, с мигренью, взрывающей виски, я тащилась по лестнице в мансарду, где была моя маленькая, но уютная спальня. Любимый момент за весь день – когда можно запереть покрепче дверь, сбросить, наконец, с себя, неудобные тряпки и всё остальное, распахнуть окно и растянуться на узкой постели в одной сорочке, чувствуя, как ночной ветер обдувает уставшее тело.

Скорей бы!

Я проходила мимо коридоров третьего этажа, где находились хозяйские спальни, как что-то насторожило и я невольно притормозила.

И я не хотела подслушивать, правда! Но визгливый голос Лили, когда она чем-то бывала недовольна, игнорировать было затруднительно. Мне расхотелось продолжать путь, когда я поняла, что речь обо мне.

– Но я не так больше не могу, мама! Когда меня уже избавят от надзора этой несносной мисс Браун?! Я не ребёнок, чтоб терпеть её унылые нравоучения по каждому поводу! Уволь её.

Внутри забурлила самая настоящая ярость. Значит, вот как! Я не жалею сил и времени, а эта мелкая паршивка… Пришлось напомнить себе, кто я, и что такие эмоции недостойны леди. В общем, провести нравоучительную беседу с самой собой.

Но всё-таки я огляделась по сторонам и сделала шаг вперёд. Миссис Льюис разговаривает тише дочери – таким вечно болезненным, уставшим от жизни голосом, и чтобы её подслушать, мне придётся приложить усилия. А я обязана услышать ответ! Ну, хотя бы для того, чтобы знать, стоит ли мне уже подыскивать себе другое место.

– Что ты, дитя! Как можно! Я не могу уволить мисс Браун.

Я немножко успокоилась. Ну хотя бы хозяйка ценит по заслугам мои старания.

– Но почему?! – вскричала Лили и кажется, притопнула ножкой. Ох, не повезёт её будущему муженьку! Впрочем, моя работа состоит как раз в том, чтобы он об этом как можно дольше не догадывался – как минимум, пока над брачным алтарём не выпустят перепуганных, закиданных рисом голубей.

Недолго я предавалась успокоительным мыслям. Потому что миссис Льюис ответила.

– Как это, почему? А где мы ещё найдём тебе такую страхолюдину? Ты же знаешь нравы своего папеньки. Я с ног сбилась в попытках найти тебе гувернантку, к которой он не полезет под юбку в первый же день. И вот теперь ты хочешь лишить меня такого великолепного, исполнительного пугала, как мисс Браун? Ты же понимаешь, что девушкам твоего возраста и положения без гувернанток появляться в свете неприлично. Потерпи, вот скоро мы тебя сосватаем, и вдохнёшь вольной жизни, моя дорогая.

Вот значит, как.

Исполнительное пугало.

Я поплотнее завернулась в пушистую серую шаль и неслышно ступая, ушла.

Шла всё быстрее и быстрее, ускоряя шаг, пока не добралась, наконец, до своей комнаты. Единственного убежища, в котором я могла быть самой собой.

И вроде бы я привыкла.

Отчего тогда комок в горле и такая невыносимая тяжесть в груди?

Я заперла покрепче дверь. Скинула неудобные тяжёлые ботинки, квадратные носы которых выглядывали из-под подола, а железные набойки увесисто ступали, демонстрируя походку в высшей степени респектабельной особы, которой можно доверить воспитание детей. Правда, из-за них моя походка становилась слегка утиной, но это было не важно, пока я исправно учила девушек королевской осанке и лебединому плавному ходу.

Пройтись босиком по плохо крашеным прохладным доскам было блаженство.

Следом на пол полетела уродливая, но тёплая шаль из козьей шерсти. Её роль была особенно важна, потому что она скрывала некоторые части моей фигуры, которые при всех моих усилиях платье полностью не прятало.

Хотя платья искала и выбирала я особенно тщательно. Все лавки своего родного городка Виллифорда, что в сотне миль от Кроуфорда, исходила, пока нашла. Нужна была максимально плотная и некрасивая ткань. Максимально бесформенный фасон. Чтобы, упаси боже, не видно было очертаний груди, визуальные поиски талии были бесполезны, а бедра совершенно терялись в пышных юбках модели «баба на чайнике».

И всё равно приходилось подстраховываться шалью. Поскольку фигурные особенности боженька подарил мне слишком заметные, да ещё и высокий рост.

Оказалось, многое решает взгляд и голос. Побольше строгости, холодка и тщательно отрепетированные уныло-бесцветные интонации. Никаких улыбок, упаси бог! Не улыбаться я училась долго, но всё-таки научилось. Улыбка меня предавала – от неё на щеках появлялись ямочки, а это уже никуда не годилось.

Трудности мне создавали и волосы. По своему малодушию, так и не решилась их остричь.

Я вынула шпильки одну за другой, распустила низкий плотный пучок. Почуявшие свободу непослушные тёмные кудри тут же рассыпались по плечам и ниже, до середины спины. Я вытащила щётку и долго, с наслаждением вычёсывала из них остатки пудры, которыми присыпала аккуратно по утрам, добавляя тусклости. Если не присматриваться, можно было подумать, что на висках ранняя седина – и это было особенно кстати.

Куча коричневой жёсткой ткани упала к моим ногам, когда я справилась, наконец, кое-как с пуговичками на спине. Какое наслаждение!

В приоткрытую форточку влетел свежий ветер, парусом взмыли лёгкие белые занавеси. Я прикрыла глаза и потёрла ключицы. Хорошо!

Самой гениальной моей придумкой были, конечно, очки.

Я нашла мастера, который согласился сделать толстые линзы, которые не очень сильно мутили зрение, зато увеличивали глаза так, что я была похожа в них на большую лупоглазую стрекозу.

Опустившись без сил на колченогий стул, я уронила лоб на скрещенные руки.

Вот так и живу уже почти шесть лет.

С тех пор, как в девятнадцать впервые попыталась найти место гувернантки.

А мне отказывали раз за разом, в каждом новом доме, в который я в отчаянии приходила, чтобы спросить, не нужны ли мои услуги.

У меня уже заканчивались деньги, я рисковала оказаться на улице в середине зимы. А в каждом новом доме я по-прежнему встречала отказ и заверения хозяйки, что моя компетенция их более чем устраивает, но в моих услугах не нуждаются.

И так продолжалось до тех пор, пока сердобольная служанка в одном из поместий не догнала меня на улице, отозвала в сторону и шепнула по секрету истинные мотивы.

Я просто-напросто слишком красива.

Ни одна женщина в здравом уме не возьмёт в дом такую гувернантку своим детям. Учитывая, что в доме помимо детей, как правило, обретается и её законный супруг.

Всё тут же встало на свои места.

На последние сбережения я полностью сменила гардероб и обувь, заказала очки и взяла уроки актёрского мастерства у одной заезжей актриски.

В первом же доме, в который я пришла после этого просить работу, меня приняли, даже не спросив об опыте.

Глава 3.

«…Инкубы никогда не спрашивают, невинна ли потенциальная жертва, а всегда знают это сами. В связи с чем получила распространение теория «считывания» инкубом энергетического поля женщины.

Как правило, это происходит в результате телесного контакта – причём достаточно мимолётного прикосновения. Однако задокументированы случаи, когда подобное «считывание» происходило дистанционным путём. Без сомнений, на такое способны не все инкубы, и способность эту следует признать редчайшей.

(…) На какой наибольшей дистанции инкуб способен распознавать женскую энергию, достоверно не установлено. Также неизвестно, какие ещё свойства добычи способен почувствовать особо одарённый инкуб на расстоянии. Леопольд Антиохский (*годы жизни и список трудов см. в примечаниях) высказал слишком смелое, на мой взгляд, предположение, что речь может идти даже о составлении полного «энергетического портрета» женщины».

Леди Мэри Сазерленд. Отрывок из трактата «Об инкубах».

Каждый раз, при каждой утомительной подготовке к балу меня радовало больше всего то, что мне-то готовиться не нужно. И когда «Задумчивые ивы» охватывала предбальная лихорадка, когда срочно укорачивались юбки и сужались корсеты, искались пропавшие шпильки или с истерикой выкидывались очередные цветы, не совсем подходящие к причёске, я могла спокойно грызть грушу в уголке и хвалить себя за предусмотрительность.

Каждый день зимой и летом, и в будни и в праздники я выходила из свой комнаты по утрам в привычном коричневом платье. Это был тоже тактический ход. Чем меньше изменений во внешнем виде, тем меньше привлекаешь взглядов. Люди привыкают к тому, что где-то рядом всегда маячит унылое коричневое пятно. Ну так и что обращать на него внимание?

Проблему смены одежды я решила очень просто и остроумно. Всего-навсего прикупив себе несколько штук полностью одинаковых платьев.

Наконец, в карете разместились взбудораженная Лилиан в нежно-золотистом наряде, её величавая мать в вишнёвом и грустный отец в чёрном – мужчины, судя по всему, тоже отличаются предусмотрительностью, потому что их выбор наряда для балов неизменен и не представляет трудности.

Мне также отвели место в углу, и карета тронулась.

Из предместий в самый центр Кроуфорда ехали долго, а прибыли уже затемно. Впрочем, такие балы всегда начинаются вечером, а завершаются далеко за полночь. И это было для меня ещё одним испытанием. Просидеть всю ночь на диванчике у стеночки, наблюдая до головокружения за тем, как Лили кружится в танце то с одним, то с другим партнером, и чувствуя, что ещё немного и заснёшь – то ещё удовольствие.

В общем, я не любила балы. А балы не любили меня.

На них вечно случалось что-нибудь для меня неприятное. Что-то, напоминавшее о прошлом. О жизни, которой я была лишена и к которой никогда не будет возврата. Я всегда готовилась морально заранее, что какой-нибудь аромат, или фигура танца, или случайный разговор вызовут во мне смутные детские воспоминания. И это отзовётся тупой болью глубоко внутри, которую лечить бесполезно.

Этот бал принялся бить рекорды по уровню гадостности прямо с порога.

Мистер и миссис Льюис направились к хозяйке, молодой жене отставного генерала Ормунда, чтобы поприветствовать и восхититься красотой убранства недавно отремонтированного особняка. Я же должна была сопроводить Лили к «загону для молодняка», как я про себя именовала ту часть зала, где собирались дебютантки и их восторженные кавалеры.

Но Лили, развивая крейсерскую скорость, вдруг вырвалась из поля моего зрения и скрылась из глаз.

Я битый час потратила на то, чтобы отыскать её в толпе гостей, наступая на ноги своими нелепыми ботинками и получая очередную порцию удивлённых взглядов. Впрочем, они быстро соскальзывали с меня, не задерживаясь надолго.

Лили нашлась за одной из колонн. С вездесущей Катрин.

В этот раз я была хитрее и решила подойти потихоньку и послушать, о чём они там секретничают. Нутром чуяла, речь вовсе не идёт о милых девичьих пустячках вроде того, кто кому обещал первую кадриль.

– …и ты понимаешь, конечно понимаешь, что мы должны попасться ему на глаза первыми!

– Конечно, конечно, милая Кати! И что я раньше не подумала… пока мы будем танцевать, самые наглые и предприимчивые особы займут место в первых рядах. И после нас просто затопчут!

– Ну так мы должны быть наглее и предприимчивей, и занять места раньше, правда?

Сдавленное хихиканье.

Они порываются идти прочь, но выходя из-за колонны, натыкаются на мой укоряющий взгляд.

Лили кривится так, будто лимон проглотила – весь целиком, с кожурой.

– Опять вы здесь! Что ж вы мне жизни-то не даёте? Я будто в тюрьме с вами, в тюрьме!

Я укоризненно сложила руки на груди. Катрин на всякий случай спряталась за спину подруги.

– Правильно ли понимаю, моя дорогая, что вы решили в первых рядах встретить прибывающего сегодня на бал… особого гостя?

– А вам-то что? – вызывающе вздёрнула подбородок маленькая нахалка.

– Хочу полюбопытствовать, с какой целью.

– Какое вам дело? Вам всё равно не понять! Вам никогда не хотелось свободы. Никогда не хотелось любить и быть любимой. Чтоб голову потерять! Как в романе! Да что я с вами говорю. Вам, наверное, и целоваться-то никогда не хотелось. Смешная старая дева в поношенной шали. Идём, Кати!

И схватив подругу за руку, Лили пронеслась мимо меня.

А я осталась стоять, глядя в пустоту.

Почему? Почему меня так задевает то, что она сказала? Я думала, что давно убила в себе все чувства сожаления. Что моя броня достаточно крепка. Но в последнее время она слишком часто даёт трещины.

Так и вышло, что ко времени прибытия инкуба на бал я едва успела протиснуться к плотной шеренге зевак на краю танцевального зала. Где-то там, мне показалось, мелькнула золотистая макушка моей подопечной.

Меня сдавили со всех сторон локтями так, что я едва могла дышать. До Лили было ещё минимум одно крупное препятствие и два более стройных. А мне ведь её и обратно как-то тащить! В безопасное отдаление. Уж у неё-то нет никаких шансов остаться незамеченной. С таким декольте на грани приличий, которое дальновидная маменька велела сделать доченьке на все платья дебютного сезона. Ибо показать там, без сомнения, было что. И это подтверждал нескончаемый поток приглашений на танец и случайных визитов мимо проезжающих кавалеров на завтраки в «Задумчивых ивах».

Я пропустила момент, когда суета улеглась и толпа разряженных гостей, затаив дыхание, замерла в торжественной, почти благоговейной тишине. Это музыканты сбились ненадолго – но вскоре снова подхватили незатейливый мотив. Смотрела только вперёд перед собой – теперь я абсолютно точно видела негодницу Лили. В первом ряду, естественно! Но продвинуться дальше даже на дюйм не могла при всём желании. Будто корабль, который сел на мель.

Проклятье.

В конце концов делать было совершенно нечего, и я невольно проследила за взглядом толпы, чтобы увидеть, наконец, причину всей суматохи.

Хозяйка вечера медленно шествовала по залу, сопровождая нового гостя. Она была статная, красивая блондинка с горделивым разворотом плеч и наполовину открытой по последней столичной моде спиной. Платье цвета морской волны великолепно подчёркивало достоинства её фигуры и скульптурными волнами ниспадало к ногам. Блеск бриллиантов служил достойной оправой всего этого совершенства. А взгляд богини, сошедшей с небес на землю к грешным людям, великолепно дополнял картину.

Но конечно, вовсе не к ней сейчас было приковано внимание каждого без исключения человека в этом зале.

Да здесь и собрался-то весь Кроуфорд и половина окрестностей вовсе не потому, что всем так уж интересно было увидеть новое убранства особняка.

Хозяйка сегодня намеревалась потчевать гостей особым блюдом. И обеспечить нас пищей для пересудов на долгие месяцы вперёд.

Ещё бы! Живой, всамделишный инкуб входил сейчас с ней рука об руку в танцевальный зал.

Сначала я подумала – ничего особенного.

И ещё – неужели из-за него весь сыр-бор?

Ну да, видный мужчина. Высокий, выше большинства джентльменов в этом зале. Плечи широкие, талия узкая, одет со вкусом… что там ещё входит в обязательный набор образцового красавчика?

Но не до такой же степени, чтобы с ума сходить.

Потом меня заворожила походка. Сама не заметила, как уже неотрывно слежу за грациозной пластикой дикого кота на охоте. Движения плеч, поворот головы, неспешный ленивый шаг.

А ещё отметила, что нормы светского общества по выбору приличных мужских нарядов для бала для него, видимо, не писаны. Потому что камзол на нём цвета алой крови. Вот примерно такого оттенка была вчера капля на моём пальце, который я уколола иглой от неожиданности.

И цвет этот до странности шёл ему. Особенно волосам цвета тёмного золота, какого бывают волосы у блондинов, если их коротко постричь. В беспорядке уложенные, они тоже не вписывались в модные стандарты. Потому что там если не лысина, полагалось помадить и приглаживать частым гребнем волосок к волоску, чтоб пробор сверкал, как колокол у прилежного священника.

А здесь… как будто встал с ночёвки на сеновале, причесался пальцами и решил, что и так сойдёт.

Почему-то эта мысль смутила. Учитывая слухи о любвеобильности инкубов, не исключено, что так и есть.

Хозяйка и особо ценный гость почти уже поравнялись с нами. Она непрестанно вещала о местных достопримечательностях, которые ему необходимо посетить. Инкуб внимал с таким равнодушно-ироничным видом, что мне стало смешно – неужели леди Ормунд не понимает, что единственные достопримечательности, которые он здесь намерен посетить, находятся под юбками местных жительниц?

Зато наконец-то выпала возможность рассмотреть инкуба хорошенько. Красиво вылепленные черты лица, тёмные брови, высокие скулы, прямой нос. Карие глаза, кажется. Выражения разглядеть мне не удалось, потому что он смотрел себе под ноги. Словно рисунок паркета сейчас ему был интересней толпы, которая собралась здесь с одной-единственной целью – пялиться на него, как на зверя в зоопарке.

Вот только все здесь ошибаются. Это мы сейчас в клетках, как стая обезьян.

А он – матёрый хищник, что бродит на воле, где ему вздумается. И чего ему вздумалось именно здесь?

Я задумчиво скользила взглядом по лицу инкуба, отмечая детали. Жёсткую складку возле губ. Едва заметную улыбку. Её можно было увидеть, если не смотреть на лицо в целом, которое было бесстрастно – а только на губы.

Лили сказала, я никогда не мечтала о поцелуях.

Неправда, мечтала! Просто это было так давно, что уже почти забыла.

Интересно, что чувствует женщина, которую целует инкуб. Или инкубы не целуются?..

Хозяйка вечера ещё шла по инерции куда-то вперёд, а её гость уже резко остановился и встал на месте, как вкопанный.

С его лица слетело всякое выражение напускного равнодушия и скуки. Теперь это был хищник, что активно принюхивается к ветру, ловя приносимые запахи. Цепляя острым взглядом лица, одно за одним, перебирая их как колоду карт, он повернул голову направо.

И посмотрел в точности туда, где стояли мы с Лили.

Я испугалась до чёртиков. Будто меня застукали за подглядыванием в замочную скважину. Стремглав развернулась и спряталась за спину ближайшему соседу. Там перевела дыхание.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросила хозяйка.

– Нет, что вы. Всё замечательно. Я бы даже сказал, в высшей степени замечательно, – ответил инкуб и продолжил движение.

Мягкие, вкрадчивые интонации его голоса будто коснулись меня, царапнули где-то у сердца мягкой кошачьей лапой, которая прячет остро заточенные кинжалы когтей. Такой голос и есть – самое настоящее оружие.

Я поправила очки, нервно запахнула шаль.

Вот это да!

Вот и увидела настоящего инкуба.

Как же хорошо, что он меня не заметил!