Текст книги "Уроки без правил"

Автор книги: Анна Устинова

Соавторы: Антон Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава IV. ДРАМА В МАСТЕРСКОЙ

меня все внутри опустилось. Попасться сейчас на глаза бабушке с этой сумкой, да еще после утренних приключений..

– Тимка, там моя бабка, – отпрянув от проема, прошептал я.

Верный мой друг сразу все понял.

– Дядя Гоча, – взмолился он. – Спрячьте нас куда-нибудь. Там его бабушка.

Тот не стал задавать лишних вопросов. Нелишних – тоже. Он попросту подтолкнул нас к лесенке, ведущей на антресоли, и коротко бросил:

– Туда, ребята. Быстро наверх.

Мы с Тимкой двумя пулями взлетели по лесенке и оказались в темном душном помещении, завешенном сапожными материалами. Снизу послышались вопли двух моих братьев. Затем строгий окрик бабушки:

– Немедленно прекратите драться!

Драка отнюдь не прекратилась. По надсадным воплям «Отдай! Это мое! Я первый нашел!» мне стало ясно: Мишка и Гришка в очередной раз что-то не поделили.

– Чего они там нашли? – поинтересовался Тимка.

– Цыц, дурак, – шикнул я на него. – Главное, чтобы нас сейчас не нашли.

Тимка затих. Голоса братьев и бабушки приближались. Затем прямо под нами послышались шум, возня и надсадное сопение. Видимо, Мишка и Гришка пролезли под прилавок и теперь действовали на территории самой мастерской.

– Тихо, тихо, орлы, – принялся увещевать их дядя Гоча.

Но он плохо знал моих братьев.

– Пусть сначала отдаст! – заорал Мишка.

– Нет, это ты отдай! – еще громче завопил Гришка.

Может, конечно, сначала заорал Гришка, а потом уже Мишка. Но это совершенно неважно. Они у меня вообще абсолютно одинаковые – и внешне и внутренне. Предок мой говорит, что именно поэтому они все время и дерутся.

– Прекратите! – снова крикнула бабушка. – Вы уж не сердитесь, пожалуйста, – обратилась она к дяде Гоче, – совсем с ними сладу нет. И чем дальше, тем хуже.

– Ничего, бывает, – бодренько откликнулся дядя Гоча. – Вырастут – поумнеют. Вообще-то, ребята хоро…

Не договорив, он взвыл. То ли кто-то из моих милых братьев случайно заехал по нему кулаком, то ли оба прошлись по его ногам.

– Мишка! Гришка! Последнее предупреждение! – снова вмешалась бабушка.

Это наконец подействовало. Возня внизу прекратилась.

– Ну, энергия, – ошеломленно изрек дядя Гоча. – Что там у вас? – обратился к бабушке он.

– Набойки на туфли, – объяснила она.

– Прямо сейчас или потом зайдете? – задал новый вопрос дядя Гоча.

– Лучше сейчас, – ответила бабушка. – А то снова с этими головорезами идти к вам придется.

– Это еще неизвестно, что лучше, – с сомнением произнес дядя Гоча. Я понял, что ему не слишком улыбается работать в компании двух моих милых братьев. – Ладно, давайте сделаю. А вы, молодые люди, – последнее явно относилось к Мишке и Гришке, – поиграйте пока в коридоре. И вы с ними там посидите, – посоветовал бабушке он. – Там кресла удобные.

– О-о-о! Книжки! Много! – полностью проигнорировав пожелания дяди Гочи, проорали близнецы. – Прямо как у Женьки и Климки!

Мы с Тимуром переглянулись. Какого же мы сваляли дурака! Это же надо, оставить в мастерской учебники. То есть оставил учебники я. Тимка как был с рюкзаком за плечами, так сюда и поднялся. Тут я с ужасом сообразил и другое: мой, а вернее, отцовский, «Босс» тоже валялся на самом видном месте. Единственная надежда, что бабушка за прилавок не сунется и ничего не заметит.

– Книжки, книжки! – продолжали радостно вопить братья.

До нас с Тимкой донесся громкий шелест страниц. Братья вступили в новый этап борьбы.

– Отдай! – потребовал кто-то из них.

– Не отдам! – пропыхтел второй. – Тут картинки!

Я словно бы наяву увидел, как один из моих несчастных учебников сейчас раздирают на две части. Тимка, видимо, представив себе тоже самое, нервно захихикал.

– Не трожь книжки! Они чужие! – самоотверженно бросился на спасение моих учебных пособий дядя Гоча.

– Неправда! Тут больше никого нет! – хором возразили оба близнеца. – А ты, дядя, в школе не учишься. Ты большой.

– Мальчика одного эти книги! – Судя по напряжению, которое слышалось в голосе дяди Гочи, я понял, что в настоящее время он из последних сил удерживает обоих моих младших братьев. – Мадам! – жалобно прокричал он. – Заберите же их, наконец, в коридор! Освободите мое рабочее место. Иначе я ни одной набойки не смогу вам сделать!

Подлец Тимка уже трясся от беззвучного смеха. Не удержавшись на корточках, он неожиданно завалился на бок. В этот момент в мастерской наступило временное затишье. Так что Тимурово падение услышали все присутствующие внизу.

– Что это у вас там? – испуганно осведомилась бабушка.

Дядя Гоча и на сей раз не подкачал.

– А-а, – небрежным тоном отозвался он. – Кошки, несколько штук живут. Даже с котятами.

– Котя-ята! Хотим котенка! – немедленно заканючили два моих братца. – Бабушка, возьми нам котенка.

– Сперва в коридор выйдите и спокойно посидите, – предпринял тактический маневр дядя Гоча. – Тогда бабушка, может быть, подумает.

Мишка с Гришкой молчали. Видимо, они взвешивали, есть ли смысл соглашаться на предложение. Воспользовавшись временным замешательством дорогих моих младших братьев, бабушка и дядя Гоча с грехом пополам вытолкали их в коридор.

– Мадам, – умоляюще произнес дядя Гоча, – продержитесь хотя бы пять минут. Больше мне на ваши набойки времени не надо.

– Я постараюсь, – не очень уверенно произнесла бабушка.

Дядя Гоча вернулся в мастерскую. Все это время Тимка тихо лежал на боку. Он боялся пошевелиться и правильно делал. Иначе бы внизу нас опять услышали. Ведь за плечами у него по-прежнему был рюкзак, набитый тяжелыми учебниками. Попробуйте совершенно бесшумно встать с таким грузом.

Выждав, когда дядя Гоча наконец застучал молотком, Тимур с немалыми усилиями поднялся.

– Слушай, Тимка, – прошипел я ему прямо в ухо. – Прекрати ржать. А то мне самому смешно. Представляешь, если я не выдержу. Тогда уже никакие кошки не помогут.

– Ладно, не злись, – примиряюще шепнул он. – Думаю, недолго нам тут сидеть осталось. Сейчас дядя Гоча твоей бабке туфли сделает, она с близнецами слиняет, а мы спустимся.

– Будем надеяться, – вздохнул я.

На антресолях было не только темно, но еще к тому же пыльно и душно. И жутко воняло резиной от материала для набоек. У меня даже голова начала болеть от этого запаха.

Дядя Гоча с шумом отложил молоток и крикнул:

– Сейчас, мадам, чуть подсохнет, обточу, и порядок. Классная у вас, между прочим, обувь.

– Представляете, десять лет назад их в Париже купила, – с гордостью отвечала бабушка. – И почти как новенькие.

Мишку и Гришку, к моему удивлению, слышно не было. По всей видимости, они усиленно зарабатывали себе котенка. Однако я-то знал, что не видать им его как своих ушей. У нашей мамы жуткая аллергия на кошек.

Дядя Гоча начал еще что-то говорить бабушке по поводу туфель, но его заглушили радостные вопли близнецов:

– Бабушка! Котенок! Вот этого хотим!

Из коридора до нас с Тимкой донеслись топот и истошный кошачий ор. Мы осторожно высунулись в люк. Тут как раз в мастерскую влетела взъерошенная и обезумевшая бело-рыже-черная кошка. За ней ворвались близнецы.

– Киса, киса! Не уходи, – орали они. – Мы тебя домой к себе возьмем!

Дядя Гоча застыл с бабкиной туфлей в руке. Киса, которая, судя по ее размерам, уже очень давно перестала быть котенком, вихрем пронеслась мимо него и взлетела сперва на станок для обточки каблуков и подметок, а с него сиганула на стеллажи с инструментами и разной утварью.

– Осторожно! – неизвестно кому прокричал дядя Гоча.

Впрочем, ни киса, ни близнецы не обратили на его слова ровным счетом никакого внимания. Мишка с Гришкой, тут же сориентировавшись на местности, схватили мои учебники и начали пулять ими в кошку. Та в ужасе заметалась.

Мишка с Гришкой, тут же сориентировавшись на местности, схватили мои учебники и начали пулять ими в кошку.

– Не уходи! – продолжали пулять в нее учебниками Мишка и Гришка. – Тебе у нас хорошо будет!

Кошка, видимо, придерживалась иного мнения. Спасаясь от моих младших братьев, она носилась по стеллажу, сметая все на своем пути. На стол со звоном свалилась большая стеклянная бутыль.

– Кранты. Там клей, – схватился за голову Тимка.

Дядя Гоча впал в полный ступор. Бабушки тоже почему-то не было слышно. Я посмотрел в сторону коридора и обнаружил ее в согнутом состоянии под доской прилавка. Видимо, бабушка в панике не сообразила, что эту доску можно просто-напросто поднять и пройти, и полезла под нее. И, как это уже случалось неоднократно, ей прихватило поясницу.

– Мишка, Гришка, перестаньте! – жалобно прокричала она. – Никакой кошки вы теперь не получите.

– И не надо, – с возмущением произнес Гришка.

А Мишка добавил:

– Она плохая! Ба, пошли отсюда. Нам тут скучно.

Бабушка наконец с трудом распрямилась. Мои замечательные младшие братья, чавкая подметками по резиновому клею, с чувством выполненного долга удалились в коридор.

– Вы уж, пожалуйста, нас извините, – виновато проговорила бабушка.

– Бывает, – наконец немного пришел в себя дядя Гоча.

– Может, мы лучше сейчас пойдем, а за туфлями я попозже без них зайду? – посмотрела на близнецов она. – Другие внуки из школы придут, я Мишу и Гришу им оставлю, а сама – к вам.

– Да, наверное, так будет лучше, – согласился дядя Гоча.

– Пошли домой, варвары! – крикнула бабушка, и все трое удалились.

Дверь в конце коридора громко хлопнула. Мы с Тимкой мигом ссыпались вниз и первым делом начали выуживать из лужи с клеем мои еще недавно новенькие учебники. Вид у них был сейчас тот еще. Все в резиновом клею, а у некоторых даже обложки оторваны.

– Не повезло тебе, парень, – посочувствовал дядя Гоча.

– Вам, по-моему, тоже, – обозрел я разгром в мастерской.

– Я один раз с ними встретился, – возразил дядя Гоча. – А тебе каждый день приходится.

– Ничего, он уже привык, – выудил из клея мой последний учебник Тимур.

– Ой, а сумка-то где? – забеспокоился я.

– С сумкой порядок. – И дядя Гоча указал на стул перед швейной машинкой.

Этот уголок каким-то чудом избежал близнецовского цунами, и «Босс» остался целым и невредимым.

В мастерскую влетела какая-то женщина.

– Гоча, – едва глянув на бедлам вокруг, всплеснула руками она. – Что тут случилось?

– Рэкет, Марина, наехал, – усмехнулся тот.

– Ка-ак? – не на шутку перепугалась женщина.

– Очень просто, – продолжал Гоча. – Сказали, если эту сумку сейчас не сделаешь, еще раз наедут.

– Вечно ты со своими шутками, – немного успокоилась Марина. – Сумка-то ваша? перевела она взгляд на нас.

Я кивнул.

– «Молнию» прострочи, – сказал Гоча. Видишь, у человека беда. Из школы идет. Учебники донести до дома не может.

– Сейчас сделаем, – улыбнулась Марина и села за машинку.

– А вы пока клей помогите собрать, – распорядился дядя Гоча.

Из-под верстака послышалось недовольное «мяу», и оттуда, брезгливо дрыгая всеми четырьмя лапами, вышла та самая киска. По сравнению с ней мои учебники, можно сказать, были в идеальном состоянии. Потому что к киске поверх клея налипли обрезки кожи, резины и всего остального, чем пользовался дядя Гоча, ремонтируя ботинки.

– Теперь стричь придется, – внимательно посмотрел на кошку Тимур. – И скорее всего, наверное, наголо.

– А-а, – махнул рукой дядя Гоча. – Она из «Медицинской газеты». Вот пусть сами теперь и стригут.

Кошка с таким видом на него посмотрела, что дядя Гоча, кажется, изменил решение и, повернувшись к Марине, осведомился:

– Как ты думаешь, что с животным делать?

– А чего тут думать, – вместо Марины ответил Тимур. – Резиновый клей, как известно, растворяется бензином. Вот им и ототрем.

Но кошке, видимо, предложенный способ совсем не понравился. Добежав до коридора, она сиганула в открытую форточку и устремилась к родной «Медицинской газете».

– Может, она и права, – проводил ее задумчивым взглядом дядя Гоча. – Там все-таки люди опытные, с медицинским образованием.

Мы с Тимкой, вооружившись дощечками, собрали клей. На полу стало гораздо менее липко. Дядя Гоча доделал бабушкины туфли. А Марина замечательно пристрочила «молнию». Теперь никто бы не догадался, что я утром ее оторвал.

Мои израненные учебники лежали стопкой на крышке дяди-Гочиного верстака. Я хотел переложить их в сумку, но Марина протестующе крикнула:

– Ты что? Прилипнут к подкладке. После не отдерешь. Давай я тебе пакетики дам.

– Сперва их вытереть надо. – И, вооружившись тряпкой, дядя Гоча провел ею по учебнику физики.

Лучше бы он этого не делал. Ворс от тряпки приклеился к обложке, и учебник стал почти таким же лохматым, как кошка из «Медицинской газеты».

– Ну, извини, – расстроился дядя Гоча.

Я начал его успокаивать:

– Ничего страшного. Приду домой, обложки надену, никто и не заметит.

Воспользовавшись Мариниными пакетиками, мы разложили в них учебники, затем я сгрузил все в сумку, но «молнию» застегивать поостерегся. Так посоветовал мне дядя Гоча. Иначе ювелирная работа Марины могла пойти насмарку.

Наконец, расплатившись, мы с Тимкой собрались уходить. В последний момент дядя Гоча окликнул нас:

– Подождите. Климентий, ты бабушкины туфли забыл.

– А у меня больше денег нету, – признался я.

– Денег не надо, – твердо проговорил дядя Гоча. – Ты, главное, отнеси. Нехорошо пожилому человеку лишний раз бегать.

И он решительным жестом вручил мне туфли, которые Марина положила еще в один пакет.

– Заходите, если чего, хорошим людям всегда рады, – сказал на прощание дядя Гоча.

Я, конечно, все понял. Дядя Гоча боялся, что бабушка случайно опять придет с Мишкой и Гришкой. Видимо, он считал, что второго их посещения его мастерская не выдержит.

Пройдя сквозь арку, мы оказались на шумном Садовом кольце.

– Ну, – с гордостью посмотрел на меня Тимка. – Что я тебе говорил. Отличная мастерская. Все сделали. Теперь можешь спокойно возвращать предку его «Босса».

Я кивнул. В общем-то, не считая некоторых нервных потрясений, все обошлось нормально. Мы вернулись на Сретенку и поспешили домой.

– Смотри, – указал вдруг вперед Тимур. – Будка. Сейчас догоним и проведем допрос с пристрастием, – кровожадно добавил он.

– Давай, – прибавил шаг я. Уж лучше было и впрямь поскорей все выяснить. Все равно Тимка теперь с этой темы не съедет.

Мы уже почти догнали Будку, когда он, словно что-то почувствовав, пошел быстрее. Мы тоже поднажали. Хотя нам приходилось куда трудней, чем ему. Ведь мы волокли сумки, полные учебников.

– Будка! Будка! – окликнул я. – Постой! Поговорить надо!

Митька вздрогнул. Не остановившись, оглянулся и, неожиданно перейдя на бег, смылся в Большой Сергиевский переулок.

– Ну, ни фига себе! – Продолжать с тяжелой сумкой преследование было выше моих сил.

Тимка тоже не захотел. Кинув сумрачный взгляд на Большой Сергиевский переулок, он с угрозой произнес:

– Никуда ему от нас не деться. Завтра разберемся.

Мы уже нормальным шагом двинулись дальше. Дома я, тихонько открыв дверь ключом, прошмыгнул в свою комнату и оперативно вытряс из «Босса» учебники.

– Климушка, это ты? – немедленно раздался бабушкин голос со стороны кухни.

– Я! Сейчас иду.

Схватив уже опустошенного «Босса», я закинул его в отцовскую комнату. Затем потащил на кухню бабушкины туфли.

– Вот. Возьми. Тебе сделали.

Глаза у бабушки стали квадратными.

– Климентий, откуда? – выдохнула она.

– Из мастерской, – сказал чистую правду я.

В следующую секунду до меня дошло, что я совершенно по-идиотски влип. Как мне теперь объяснить свой визит в мастерскую? И каким образом, наконец, дядя Гоча вычислил, что я внук собственной бабушки, если сегодня нас обоих впервые увидел?

– Клим, – нахмурилась бабушка. – Объясни, пожалуйста, как к тебе попали мои туфли?

– Говорю же: из мастерской. На Сухаревской площади, – старался как можно медленнее говорить я, ибо одновременно искал выход из создавшегося положения. – На Сухаревской площади, – нудным голосом повторил я. – Потом надо за книжным магазином в арку свернуть, там с левой стороны вход в «Медицинскую газету», справа…

– Клим? – оборвала меня бабушка. – Местонахождение мастерской я сама прекрасно знаю. Тебя спрашивают совсем о другом: что ты там делал и откуда у тебя взялись мои туфли?

– Делал Тимка, – решил ограничиться полуправдой я. – Свою сумку. Она у него порвалась. А я пошел за компанию.

– Допустим, – несколько успокоилась бабушка.

Тут, наконец сообразив, что надо сказать, я скороговоркой выпалил:

– А когда мы пришли, в мастерской оказался полный погром. Там все было в клею, даже кошка. Тамошний хозяин дядя Гоча, они с Тимкой давно знакомы. И Тимка спросил, что случилось. А дядя Гоча ответил, что к нему одни близнецы приходили с бабушкой. Я сразу заподозрил, что это наши, и спрашиваю: «А их, случайно, не Мишкой и Гришкой зовут?» Ну, дядя Гоча и подтвердил.

По смущенному выражению бабушкиного лица я окончательно убедился, что нахожусь на верном пути, и продолжал:

– Потом я узнал твои туфли. Ну, дядя Гоча говорит: «Вот и отнеси их бабушке. Чего ей зря бегать».

– А ты заплатил ему за работу? – с тревогой осведомилась бабушка.

– Нет. Дядя Гоча сказал, что это подарок фирмы, – вновь не пришлось врать мне.

– Как неудобно, – покачала головой бабушка. – И Мишка с Гришкой там набедокурили. Ладно. Буду проходить мимо, сама зайду.

У меня словно камень с плеч свалился. Кажется, мне удалось выкрутиться. Отметив про себя, что впредь буду думать, прежде чем что-нибудь делать, я уселся за стол. Когда понервничаешь, а потом успокоишься, почему-то всегда разыгрывается жуткий аппетит.

– Ба, обедать хочу.

– Садись, все горячее, – ответила она. – Мишка с Гришкой только что поели. Теперь спать ложатся. А ты, кстати, пойди вымой руки.

Поев, я снова отправился к себе в комнату, которой очень горжусь, а все остальные члены семьи мне завидуют, ибо, как однажды сказал мой предок: «Клим – единственный в этой квартире, у кого настоящий суверенитет».

Живем мы на Рождественском бульваре. Дом наш, говорят, был построен еще в конце девятнадцатого века. Раньше квартира, где мы обитаем, была коммунальной. Наше семейство еще без меня жило всего в двух комнатах, а остальные занимали совсем посторонние люди. Одна комната принадлежала одинокой старушке. А в другой обитала молодая семья – мама, папа и ребенок. В тот год, когда я родился, молодая семья получила квартиру, а старушка вскоре умерла. Так что квартира стала целиком нашей. А мою комнату сделали из бывшей кладовки. Когда ее разобрали, там даже оказалось крохотное окно на улицу. Во время ремонта его расширили до нормальных размеров, и я стал обладателем собственной шестиметровой комнаты.

Квартира наша находится на последнем этаже, а кусок чердака над нами отец выкупил и устроил там себе мастерскую. Как я уже говорил, он теперь у нас художник. Причем довольно известный. В основном он пишет портреты, и от заказов просто отбоя нет. Многим как очень знаменитым людям, так и не очень почему-то до зарезу хочется, чтобы мой отец отобразил их на холсте. Предок постоянно жалуется. У него, мол, совершенно не остается времени на «настоящее серьезное творчество». Вообще-то он уже несколько лет пишет какую-то большую картину, но никому ее не показывает. Даже маме. По словам предка, когда он наконец «это допишет», в современном изобразительном искусстве «случится переворот». Однако из-за хронической нехватки времени переворот в искусстве пока откладывается.

Оказавшись после обеда в своей комнате, я первым делом занялся учебниками. Сперва подклеил оторванные корешки, потом натянул синие пластиковые обложки. Теперь следов сегодняшнего происшествия практически не было видно. Затем я отправился в ванную, где выстирал свою сумку, чтобы она успела высохнуть к завтрашнему утру. Ибо отцовского «Босса» я больше брать не решался, а с зеленым чудовищем идти в школу категорически не желал.

Мне казалось, что бурные события сегодняшнего дня уже позади, однако я ошибся. Вечером, когда вся наша семья уселась за круглым столом в кухне пить чай, Женька начала бурно делиться впечатлениями от первого сентября.

Понятное дело, без упоминания моей скромной персоны не обошлось. Женька заложила меня по всем статьям. По ее словам выходило, что мы неизвестно зачем сунулись в подвал. Когда же новый завуч Николай Иванович пытался нас оттуда выгнать, мы стукнули его по башке ведром, а потом еще изваляли в цементе.

Я, естественно, тут же выступил с гневным опровержением:

– Что ты врешь? Тебя ведь там не было, и ты ничего не знаешь!

– Я рассказываю, что слышала, – не растерялась моя сестра. – А если ты знаешь лучше, то расскажи сам.

– Действительно, – поддержала Женьку бабушка. – А то днем ты как-то невнятно все объяснил.

Родители тоже захотели меня послушать. Я, естественно, совершенно не горел желанием возвращаться к этой истории, но лица у бабушки и родителей посуровели, и выхода у меня не было.

– Тут и рассказывать нечего, – я постарался ограничиться самыми общими сведениями. – Пришли утром в школу – нас не пускают. Тогда мы решили войти через подвал. А там оказался какой-то мужик с автоматом. Он запер нас, а потом пришел завуч. Но мы ведь с ним не были тогда знакомы. Поэтому нам показалось, что это террорист.

– И что вы с ним сделали? – напряженным голосом спросил предок.

– Ну, мы его, м-м-м, обезвредили, – выдавил из себя я. – С помощью подручных средств.

– Ведром и цементом, – вдруг прыснула Женька. – А Ника..

– Какая Ника? – посмотрела на нее мать.

– Не какая, а какой. Это у нас в школе так завуча прозвали, разве не понимаете? Николай Иванович Камышин. Вот сокращенно и выходит Ника. В общем, наш Ника на этих идиотов, – указала она на меня, – жутко обозлился. Потому что целую неделю разучивал речь, которую сегодня собирался произнести перед мэром. А в результате его речь произнесла Полина Семеновна – это еще одна наша завуч. Потому что пока Ника отмывался и переодевался, мэр и другое городское начальство уже успели школу открыть и уехать. В общем, думаю, Ника теперь Климке и его друзьям этого не простит.

– Откуда ты все это знаешь? – живо поинтересовалась мама.

– Тетя Нонна рассказала, – внесла ясность моя средняя сестра. – А еще, – в полном раже продолжала она, – тетя Нонна говорит, что этот Ника учился на одном курсе с Макаркой Вэ Вэ.

– Что еще за такой Макарка Вэ Вэ.? – хохотнул отец.

– Макарихин Виктор Владимирович. Наш новый директор, – объяснила Женька. – В общем, они учились на одном курсе в педагогическом. А потом Ника ушел в коммерцию. У него тут где-то на Сухаревке был киоск и…

– Хватит! – перебила мать. – Как тебе не стыдно повторять всякие глупые сплетни!

– Это никакая не сплетня, а факт, – обиделась Женька. – Тетя Нонна сама несколько лет назад у Ники в киоске что-то покупала.

– Все равно это не ваше дело, – сказала мать.

– А чего тут такого, – пожала плечами Женька. И с воодушевлением продолжила: – В общем, киоск у Ники сгорел в буквальном смысле слова. Он там кому-то чего-то недоплатил, и рэкетиры его сожгли.

– Евгения! – прикрикнула мать. – Вас совершенно не касается личная жизнь ваших преподавателей!

Но Женьку, когда она заведется, остановить невозможно. Уж на что у нас мама кремень, и то перед моей средней сестрой иногда пасует. Вот и сейчас Женька немедленно возразила:

– Личная жизнь – это если бы я сейчас вам про Никину жену или любимую девушку рассказала. А то, что вы сейчас слышали, называется трудовой биографией. Вот, например, министра какого-нибудь нового назначают, и в прессе немедленно появляется информация, где и сколько он до этого работал. Так почему же о нашем новом завуче этого знать нельзя?

– Знать можно, – сказала мама. – Но ты же, Евгения, не просто сообщила, что у него был киоск. А вот скандальные подробности, непроверенные слухи – это уже из области сплетен и досужих домыслов.

– Мама, ты вообще меня слушаешь или нет! – возмутилась Женька. – Все данные абсолютно проверены. По поводу этого киоска даже суд состоялся. Потому что…

– Достаточно, Евгения! – окончательно рассердилась мать. – Тема закрыта. Мы с тобой отдельно по этому поводу побеседуем.

Женька осталась очень недовольна.

– Как хотите, – пожала плечами она.

Утихомирив Женьку, мама перевела взгляд на меня.

– Клим, вы правда ударили нового завуча по голове?

– Ну-у… – я замялся. – Вообще-то несильно. Он больше испачкался. Мы потом его чистым видели, так у него на голове от нашего ведра не осталось ни шишки, ни синяка, ни даже царапины.

– Так, может, у него под волосами ушиб? – провел ладонью по своей густой шевелюре папа.

– На себе показывать не полагается, – тут же назидательно произнесла Женька.

Отец отдернул от головы руку, будто обжегся.

– Откуда ты такого понабралась? – затравленно посмотрел он на Женьку.

– В школе, – сквозь зубы процедила она. Видимо, все еще дулась, что ей не дали дорассказать про Нику.

– Папа, он лысый, – вмешался я.

– Кто? – уставились на меня родители и бабушка.

– Новый завуч. Он лысый как коленка. Поэтому любой след от ведра сразу был бы виден.

Ответ мой, похоже, несколько успокоил родителей. Однако мать продолжала расспросы:

– Ну, и чем эта история кончилась?

– Да, в общем, ничем, – откликнулся я. – Поругали. Потом отпустили.

– А ты не врешь? – кинула на меня пытливый взгляд бабушка.

– Если бы врал, то вас бы уже вызвали в школу, – с чувством собственного достоинства отозвался я. – И Женька наверняка бы вам об этом доложила!