Текст книги "Уроки без правил"

Автор книги: Анна Устинова

Соавторы: Антон Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава III. БУДКА, ЗАВУЧ И ДЯДЯ ГОЧА

ария Владимировна еще долго не могла нас успокоить. Класс охватила настоящая истерика. Смех вроде бы несколько раз затихал, но потом кому-нибудь вспоминался Митька в цементе, он фыркал, и это, как искра, попавшая в бензин, приводило к новому взрыву. Кстати, наша Предводительница тоже не оставалась безучастной. Видимо, Будкин вид произвел на нее сильное впечатление.

Наконец, окончательно взяв себя в руки, Мария Владимировна скомандовала:

– А ну тихо! Идем за учебниками.

В голосе ее послышались жесткие нотки. Мы, ветераны класса, немедленно притихли. Когда Предводительница начинала говорить таким тоном, могли запросто последовать репрессивные меры. Новая часть класса, видимо, тоже что-то почувствовала и хохотать перестала.

– А куда за учебниками, наверх или вниз? – полюбопытствовал Тимка.

– Наверх. Третий этаж, – объяснила классная. – Кстати, запомните, где и что теперь находится. Все совсем иначе, чем в нашем старом здании.

– Это мы уже поняли, – сказал я.

– Тогда вперед, – отдала новую команду Мария Владимировна.

Мы поднялись по широкой лестнице на еще один этаж и пошли по еще одному светлому просторному коридору с блестящим паркетом.

Библиотека вообще оказалась отпадной. Мы попали в огромный читальный зал, где среди многочисленных стеллажей стояли удобные столы и даже диванчики с креслами. Никогда бы не подумал, что такое может быть в школе. Однако мебелью новшества не ограничивались.

Как с гордостью объяснила нам библиотекарша Нонна Аристарховна, в библиотеке теперь есть не только книги, но и видеотека с кучей разных учебных программ, языковых видеокурсов и прочего, а также компьютеры, подключенные к Интернету. В общем, живи и радуйся.

Прочтя нам краткую лекцию о том, как правильно пользоваться всем этим богатством, Нонна Аристарховна начала раздавать учебники. В общем-то, для меня она никакая не Аристарховна, а просто тетя Нонна. Потому что ее дочь, Нинка, и наша Женька учатся вместе с первого класса и с того же момента дружат. А так как Женьке часто поручали сидеть со мной, то она повсюду таскала меня за собой. И чаще всего это «повсюду» оказывалось у Нинки.

Будку нашего тетя Нонна тоже очень хорошо знает. Они с ним в одном подъезде живут. Только на разных этажах. Когда они близко познакомились, Будка еще не успел пойти в первый класс.

До школы ему оставалась всего какая-нибудь неделя. Бот предки и привезли его из деревни, где он проводил каждое лето у прабабушки. Будке купили все, что требовалось ученику первого класса, а после, как он сам говорит, «бросили на произвол судьбы». То есть пока Митькины родители были у себя на работах, он совершенно самостоятельно и бесконтрольно гулял во дворе. В общем-то, у них во дворе образовалась целая разновозрастная компания, догуливавшая на свободе последние деньки перед школой.

А деньки эти в тот год, надо заметить, выдались очень жаркие. И как-то раз Будке с его друзьями жутко захотелось мороженого. Денег, однако, ни у кого не было. Они стали ходить по Сретенке и переулкам в надежде, что им попадутся оброненные кем-то купюры или монетки. В их компании был один такой Вадик. Так он уверял, что однажды на Сретенке возле «Галантереи» нашел столько денег, что потом обожрался мороженым и даже заболел ангиной.

Однако в тот день напряженные поиски не привели Будку и его друзей ровно ни к какому успеху. Тогда еще один парень, Борька, сказал, что надо попробовать попросить. Но люди по Сретенке ходили сплошь какие-то черствые. И в основном, от Будки с компанией просто шарахались.

Тогда тот же Борька еще немного подумал (видимо, он в их компании был мозговым центром, потому что уже перешел в пятый класс) и объявил:

– Ребята. Я знаю. Большие деньги часто прячут в вентиляции. Вот мы сейчас слазим и возьмем.

Народ засомневался. Им было непонятно, как в сквозном вентиляционном коробе можно что-нибудь спрятать. Но Борька сказал, что они дураки, а тайник в вентиляции делается очень просто. Сперва вбивают гвоздик, а на него вешают мешочек с деньгами. Мол, Борька сам такое по телику видел, когда показывали захват одной опасной банды.

Слова его произвели на всех большое впечатление. Мороженого захотелось еще сильнее. Теперь малышня только немного побаивалась, не обидятся ли те, у кого они возьмут деньги. Но Борька убедил их, что, если взять только на несколько порций мороженого, никто вообще не заметит.

Сказано – сделано. Раздобыв где-то длинную бельевую веревку, все эти идиоты забрались на чердак Будкиного дома. Это сейчас на большинстве чердаков понаделали железных дверей и серьезных замков. А в годы нашего с Будкой дошкольного детства подъезды и чердаки даже в центре Москвы были расхлебастаны. Лезь, куда только душе угодно.

Изучив вентиляцию, умный Борька сказал:

– Очень узкая шахта. Тут из всех нас только Митька пролезет.

Должен сказать, что сейчас Будка и впрямь превратился в настоящую будку. А тогда был маленьким и щупленьким. Кроме того, в глухой орловской деревне у прабабушки мороженого не продавали. Они вообще там жили натуральным крестьянским хозяйством. В магазин раз в неделю завозили только хлеб и крупу. Поэтому Митьке больше остальных хотелось мороженого.

Словом, он покорно позволил обвязать себя бельевой веревкой, и его спустили в длинный вентиляционный короб. На веревке Будка просуществовал недолго. Она почти тут же оборвалась. Так что этажей шесть искатель чужих заначек миновал в свободном полете.

После все удивлялись, каким образом он не разбился насмерть. Митька объяснял, что сперва зацепился ногой за скобу, потом его развернуло, сложило вдвое, и он заткнул собой вентиляцию.

Едва оборвалась веревка, другие любители мороженого перепугались и сбежали. Они решили, что Митька сразу погиб. Ведь падал он совершенно молча. От страха у него пропал голос и дар речи. Когда же дар речи вернулся и Митька с удовольствием бы позвал на помощь, ребята уже смылись. Впрочем, он все равно громко кричать не мог. Его так сложило, что он едва дышал. Да и пошевелиться боялся, чтобы снова не начать падать.

Поэтому Будка принялся осторожно скрестись, чтобы привлечь чье-нибудь внимание, и тихонечко подвывать, потому что ему было очень страшно. И еще он надеялся, что ребята позовут кого-нибудь на помощь и его вытащат.

Однако судьба распорядилась иначе. Ребята разбежались и, конечно же, никому ничего не сказали. Они боялись, что им влетит.

Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Муж тети Нонны, дядя Сережа, как раз за день до этого возвратился домой из больницы, где его лечили от инфаркта. Зайдя в ванную помыть руки, он вдруг услышал, что за стеной скребутся. Правда, Будка еще и выл. Но это дядя Сережа приписал водопроводным трубам. У них в доме они часто выли. Куда сильней озаботило тети-Нонниного мужа поскребывание.

Дело в том, что квартира их находилась на третьем этаже, а в квартирах на первом уже несколько раз появлялись крысы. В тот год вообще весь центр города был наводнен ими. А Сретенка ими просто кишела, потому что в переулках стояло полно заброшенных домов. Их поставили на капитальный ремонт, а пока суд да дело, там жили бомжи.

В общем, дядя Сережа подумал: «Ну вот. И до нас добрались!» – расстроился и начал соображать, как бы отвадить от дома чертову крысу. Перво-наперво он проверил вентиляционную решетку. Держалась она очень плохо. «Значит, точно надо отпугивать, – утвердился в своем решении дядя Сережа, – иначе в квартиру пролезет».

Встав на ванну, он заколотил по стене, крича: «Кыш, кыш, тварь проклятая!»

А его в ответ слабым потусторонним голосом попросили:

– Дяденька, спасите меня и дайте попить.

Тут у дяди Сережи снова случилось что-то вроде инфаркта, и он рухнул прямиком в большой таз, где тетя Нонна замочила белье. Сперва дядя Сережа решил, что он умер. Потом, полежав чуть-чуть в ванне в обнимку с тазом и бельем, понял, что все-таки пока жив. Только стал очень мокрым и мыльным.

Из стены по-прежнему доносились жалобные причитания Будки:

– Дя-яденька, дя-яденька, где же вы? Что с вами случилось? Не уходите. Мне страшно. И пить хочется. И писать тоже.

Услышав последнее заявление, дядя Сережа несколько приободрился и, расставшись с тазом, снова забрался на ванну:

– Ты где? – крикнул в вентиляционную решетку он.

– Ту-ута, – простонал Митька. – Спасите. Застрял.

– А что ты там делал? – поинтересовался дядя Сережа.

– Упал, – не стал вдаваться в подробности Будка. – Дяденька, если вы меня не спасете, я тут совсем умру.

Тети-Ноннин муж предпринял решительные действия. Оторвав решетку, он запихнул в отверстие руку по самое плечо. Но Митька был где-то далеко.

– Сиди там и не двигайся, – велел дядя Сережа. – А я пошел за помощью. Одному мне не справиться.

Службы спасения тогда еще не было. Поэтому дядя Сережа вызвал милицию, слесаря из домоуправления и тетю Нонну из школы, где она готовила библиотеку к новому учебному году.

Митьку извлекали из вентиляционного плена целый час. Пришлось ломать стену не только тети-Нонниной ванны, но и у соседей снизу, потому что Будка умудрился застрять между вторым и третьим этажами.

Вот так и состоялось близкое знакомство нашей библиотекарши с Будкой. Кстати, он даже ничего себе не сломал и отделался несколькими пустячными царапинами. Но тетя Нонна и особенно дядя Сережа сказали, что все равно «этого парня до конца своих дней не забудут». Да тетя Нонна его бы при всем желании не забыла. Потому что скоро вновь повстречалась с ним в нашей школе. А вернее, в библиотеке. Но это уже другая история. Я расскажу ее вам, но чуть позже…

Предводительница весь наш восьмой «Б» поставила в очередь за учебниками. Мы с Тимкой, Зойкой и Агатой оказались в середине и, пока ждали, разглядывали новеньких. Новенькие – это всегда интересно. Так сказать, новые люди, новые характеры и новые отношения. Особенно когда их так много.

Я сразу заметил: Агата с Зойкой разглядывает свежих мальчиков и при этом шушукаются и хихикают. Девочек они тоже внимательно разглядели, но уже без хихиканья. Я тоже посмотрел и на тех, и на других. Ребята как ребята, вполне нормальные. Впрочем, время покажет.

Наконец мы получили учебники и вернулись в свою классную комнату. Уже шел третий урок. По расписанию это была алгебра. Алгебру, как и геометрию, нам преподает Предводительница. Поэтому перемещаться из классной комнаты не пришлось. Да и алгебры, собственно, не было. Во-первых, еще пол-урока народ медленно тянулся из библиотеки. А те, кто уже вернулся, запихивали в сумку учебники.

Я тоже начал совать их в отцовского «Босса», Агата заметила и сказала:

– Клевая у тебя, Климентий, сумка.

Я лишний раз порадовался, что догадался взять именно «Босса», а не зеленое чудовище, которое предлагала мне бабушка. Хорошо бы я сейчас выглядел в глазах Агаты. Сидящая рядом с ней Зойка тоже заинтересовалась «Боссом». Обернувшись, она протянула руку, пощупала сумку и с уважением произнесла:

– Настоящая кожа. Круто.

Зойкино мнение меня мало интересовало, но все равно было приятно. Правда, неумолимой судьбе удалось тут же испортить мне настроение. Учебники я запихнул. Все до единого. Но вот «молния» после этого закрываться не пожелала. Уж я и так ее тянул, и эдак. В результате раздался треск. Я с ужасом увидел, что одна сторона «молнии» напрочь оторвалась от родного «Босса». Агата фыркнула.

– Плевать, – небрежно махнул рукой я. – В конце концов, мы для сумки или сумка для нас?

– Красиво жить не запретишь, – сказала Агата и занялась утрамбовкой собственных учебников.

Сами понимаете, что в действительности мне было совсем не плевать. Ладно бы этот «Босс» принадлежал лично мне. Но он ведь отцовский. А тот жутко не любит, когда кто-нибудь берет его вещи, а тем более портит их.

Тимка, видимо, что-то просек и, хлопнув меня по плечу, ободряюще бросил:

– Не страдай, Клим. После уроков сбегаем в одну мастерскую. Там так прострочат, что больше уже никогда не оторвется.

Я несколько приободрился. Однако пока Предводительница втолковывала, чем мы будем в этом году заниматься на математике, я вспомнил, что уже на ближайшей перемене нам всем надо идти к завучу, и настроение у меня вновь испортилось.

Никакой особой вины я за собой не ощущал. До сих пор считаю, что вышло обыкновенное недоразумение. Однако у меня появилось дурное предчувствие, что утренняя разминка нам просто так с рук не сойдет. «Нам, но не Митьке», – сообразил вдруг я и немедленно поделился своим открытием с Тимкой:

– Вот сволочь Будка. Он ведь нарочно сломал ключ в замке.

– Нарочно? – сощурил и без того узкие глаза Тимка. – Зачем?

– Чтобы к завучу не ходить, – объяснил я. – Явился сюда весь в цементе. Предводительница вполне официально до завтра его отпустила. Вот он от завуча и отмазался. А мы вчетвером отдувайся.

Тимка немного подумал. Затем свирепо произнес:

– Если так, то Будке не жить.

Видя, что Тимка уже сегодня готов привести приговор в исполнение, я счел за лучшее несколько остудить его пыл:

– Сперва проверим. Вдруг я ошибаюсь и у Будки все вышло совсем не нарочно.

– Ежу понятно, что не ошибаешься, – продолжал кипеть Тимка. – Не нарочно. Ты еще скажи, что случайно. Какое интересное совпадение. Ну, ничего. Теперь Будка у нас попляшет. Любую подлость надо пресекать сразу.

– Сперва убедись, что это действительно подлость.

Я уже жалел, что затеял этот разговор. Тимка сильно завелся, а его в таких случаях очень трудно остановить.

– Убежусь, будь спокоен, – упрямо изрек Тимка.

Тут нашу дискуссию прервала Мария Владимировна:

– Круглов! Сидоров! Я, конечно, понимаю, что вам очень интересно. Но вы мешаете. Еще одно слово, и вызову вас обоих к доске. Проверим, не забыли ли вы курс алгебры за прошлый год.

– Молчим, молчим, Мария Владимировна! – хором заверили мы.

Впрочем, молчать нам оставалось недолго. Вскоре звонок возвестил о большой перемене. Счастливые наши одноклассники бодренько понеслись в столовую. Все, кроме нас четверых. Предводительница, взяв журнал, тоже собралась уходить из класса.

– Мария Владимировна, а вы с нами к Николаю Ивановичу разве не пойдете? – жалобно осведомилась Зойка.

– Уже была, – с безразличным видом ответила Предводительница. – Теперь ваша очередь.

Она скрылась за дверью.

– Ну, пошли, что ли? – посмотрел на нас Тимка.

– Ой как не хочется, – впала в тоску Зойка.

– Пошли, пошли, – поторопил Тимур. – Чем скорее туда попадем, тем быстрее выйдем.

И мы побрели в поисках резиденции завуча. На двери одного из кабинетов висела блестящая табличка: «Камышин Николай Иванович».

– Шумел камыш, деревья гнулись, – даже в такой ситуации не терял чувства юмора Тимка.

– Это не деревья, а мы сейчас все согнемся, – поежилась Агата.

– Не нагнетай, – откликнулся Тимка и мужественно постучал в дверь.

– Войдите, – послышалось изнутри.

Кабинет завуча сильно смахивал на офис предпринимателя средней руки. Николай Иванович гордо восседал в огромном кожаном кресле за широченным письменным столом. К этому, основному, столу был перпендикулярно приставлен еще один, длинный стол для заседаний, по обе стороны которого стояли модные, обтянутые кожей стулья.

Сейчас мы впервые увидели нового завуча без цементной корки. Он оказался лысеньким, пухленьким мужчиной лет сорока с весьма неприятным одутловатым лицом, очень белой кожей и водянисто-серыми глазами, которые сейчас сурово и неприязненно взирали на нас.

– Явились, значит? – сухо произнес Николай Иванович.

– Ну, вы же нас звали, – попробовал пошутить Тимка.

Однако шутка до адресата не дошла, и завуч столь же суровым голосом изрек:

– Не звал, а вызывал. Это совершенно разные вещи.

Мы молчали. Завуч тоже немного помолчал и побарабанил короткими, толстыми пальцами по полированной столешнице.

– Не понимаю, как вы могли? – наконец произнес он.

– Мы не хотели, – промямлила Зойка.

– Они не хотели! – повысил голос Николай Иванович. – Так подвести наш огромный дружный коллектив! И это в торжественный день, когда мы наконец открыли для вас замечательную новую школу.

– Никого мы не подводили! – конечно, тут же выступил Тимка. – Это, наоборот, нас зачем-то заперли.

– И между прочим, нам тоже испортили этим праздник, – осмелел я.

– Ну, естественно, – одарил нас крайне противной улыбкой Николай Иванович. – Вы совершенно ни в чем не виноваты. Наоборот, это школа перед вами виновата, потому что дала вам возможность сунуться куда не надо.

– Так получается, – с чувством собственной правоты развел руками Тимка.

– А по-моему, получается совсем по-другому! – блеснули холодком водянисто-серые глаза завуча. – На мой взгляд, получается полное безобразие, – продолжал он. – Вы своим наглым и безответственным поступком едва не сорвали торжественное мероприятие с личным присутствием мэра.

Взгляд мой упал на Тимку, и я сразу понял, что он сейчас снова выступит. Даже во вред себе. Так оно и получилось.

– Мы ничего не срывали, – отчетливо произнес он. – Наоборот, пытались спасти мэра и всех остальных от взрыва террористов.

– Террористов? – взвился на ноги завуч. – Где, скажите на милость, вы видели террористов?

Он забегал взад-вперед по кабинету, и я сделал еще одно открытие. Без цементного оформления Николай Иванович оказался совсем маленьким.

– Где вы видели террористов? – повторил он.

– Ну, мы же не знали, что это вы, – сказала Агата.

– А вели вы себя так, как могут только террористы! – уже вовсю несло Тимку. – Зачем понадобилось запирать невинных учеников?

– И эти дядьки были такие страшные, – прохныкала Зойка.

– А ты, Адаскина, вообще молчи! – напустился на нее завуч. – Это же надо! Искусать человека из охраны мэра! При исполнении! Вопиющее безобразие!

– Но, Николай Иванович, – пытался внушить ему я. – В результате ничего страшного не случилось. Простая накладка. Сперва мы не поняли. Затем – нас.

– А кусаться зачем? – От гнева и возмущения у завуча начал срываться голос. Пухлые щеки его раскраснелись, и на их фоне глаза стали казаться совсем прозрачными.

Как-то он странно все время говорил о покусанном охраннике и ни слова не произнес о ведре с цементом. Хотя, готов присягнуть, именно оно-то и отзывалось гневом и болью в его травмированной душе.

Николай Иванович распалялся все больше и больше, Тимка тоже стоял жутко злой и, по-моему, снова готовился возражать. Осуществи он свое намерение, неизвестно, чем кончилась бы для нас эта дружеская беседа. Однако Тимуру неожиданно помешала Зойка. Она разрыдалась и сквозь слезы залепетала:

– Простите, простите, Николай Иванович, я больше никогда не буду! И все мы никогда не будем!

У Николая Ивановича словно выключился внутри какой-то мотор, нагнетающий гнев. Снова усевшись в свое огромное кресло, он спокойно и с чувством выполненного долга проговорил:

– Ради первого сентября на первый раз прощаю. Но учтите: беру вас на заметку. У вас теперь вроде как испытательный срок. А пока вы свободны.

И он указал нам на дверь. Мы, естественно, задерживаться у него в кабинете не стали. Как только мы оказались в коридоре, слезы на глазах у Адаскиной мигом высохли. Теперь она радостно и даже ехидно улыбалась.

– Ну, ты, Зойка, даешь, – покачал головой я.

– А вы, дураки, еще больше бы спорили, – усмехнулась она. – Очень его ваше мнение интересовало.

– Все равно я должен был ему свое мнение высказать, – все еще злился Тимка. – Надо же, такую чушь про нас молол. Сорвали мероприятие, – передразнил Николая Ивановича он. – Это они сами все чуть не сорвали.

– Эх, Сидоров, – покачала головой хитрюга Зойка. – Прямолинейность когда-нибудь тебя погубит.

– Пусть лучше погубит, – сердито пробурчал он, – но так, как ты, я не могу.

– А если бы не я, – стояла на своем Зойка, – мы бы все завтра, по меньшей мере, явились к нему с родителями.

Тимка ничего не смог возразить. Лишь заговорщицки произнес:

– Значит, Николай Иванович взял нас на заметку. Ну, ничего. Мы тоже его возьмем.

– И это будет совершенно правильно, – на сей раз одобрила его Зойка, и мы снова пошли учиться.

Отсидев скучнейший урок географии, мы на следующей большой перемене наконец попали в столовую. Она оказалась тоже что надо. Зал просторный. Стены под мрамор. И почему-то полно зеркал. Агата по сему поводу высказала догадку. Мол, зеркала для того, чтобы мы себя видели, когда едим, и вырабатывали изящные манеры. Хорошо, Будки при этом не было. Он обожает за едой хлюпать и чавкать, да так громко, что на всю столовую слышно. И я почему-то думаю, что его никакие зеркала от этого не отучат.

Обслуживание оказалось тоже на уровне. Никто не топчется с подносами, не обливает друг друга супом и не роняет тебе на голову макароны с подливкой. В новой столовой раздачу пищи поставили на поток. Прямо как в самолетах. Все порции разложены и запакованы. Остается лишь выбрать, что хочешь, и заплатить деньги. Дальше – неси свою герметически упакованную жратву на стол. А там уже спокойно распаковывай и ешь.

В общем, нам понравилось. Достаточно вкусно и удобно. Насытившись, Тимка вспомнил про Будку.

– Нет, какой гад, а? – принялся возмущаться он. – Смылся, а мы отдувайся.

– Кто гад? Куда смылся? Почему мы должны за кого-то отдуваться? – были пока не в курсе Агата и Зойка.

Я снова пожалел, что поделился с Тимкой подозрениями. Видимо, иногда невредно попридержать язык, пока не убедишься в чем-то наверняка. Даже если при этом перед тобой самый близкий друг.

Пока я предавался запоздалым раскаяниям, Тимка с таким самоуверенным видом прочел обвинительную речь Будке, словно его вина перед нами и впрямь была доказана.

Я тщательно пытался сгладить эту пафосную и пламенную речь. Девчонки слушали Тимура разинув рты. Когда он наконец умолк, Зойка с гневом воскликнула:

– Как же я сразу не сообразила! Ну, Собачья Будка! Главное, все рассчитал! Не придерешься. И, что характерно, Николай Иванович даже о нем не вспомнил.

– А к завтраму вообще забудет, – подлил масла в огонь Тимка. – Вот он и выкрутится. А мы теперь на заметке.

– С испытательным сроком! – добавила Зойка.

– Нет, – возразил я. – С испытательным сроком все пятеро. У завуча наши фамилии с утра на бумажке записаны.

– И вообще, – сказала Агата. – Куда мы так торопимся? Давайте все-таки с Митькой сначала поговорим.

– Это уж будьте спокойны, – потряс в воздухе кулаком Тимка. – Поговорю.

На этом большая перемена кончилась. И мы отправились к Приветовне на биологию.

С утра у нее настроение сильно улучшилось. Проведя краткую экскурсию по новому биологическому кабинету с зимним садом и пока еще пустым «живым уголком», если не считать одинокого ежа, который, кажется, благополучно впал в осенне-зимнюю спячку, она сказала, что мы можем идти домой отдыхать. Этим предложением мы с удовольствием воспользовались.

– Значит, так, – сказал Тимка, когда мы расстались с Агатой и Зойкой, которые почему-то спешили, – по-моему, домой тебе с этой сумкой лучше не заходить.

Я был с ним совершенно согласен. Если я вернусь с порванной сумкой, кто-нибудь из нашего многочисленного семейства непременно меня засечет.

– Поэтому прямиком идем в мастерскую, – продолжал Тимка.

Взглянув на его доверху набитый учебниками рюкзак, я предложил:

– А может, сначала к тебе заскочим? Хоть выгрузимся.

– Да ну, – поморщился Тимка. – Ходить туда-назад. Выгружать. Только время зря потеряем. Пошли уж как есть.

– Слушай, – забеспокоился я. – А ремонт будет дорого стоить? А то у меня с собой денег мало.

– Спокуха, – хлопнул меня по плечу Тимка. – Во-первых, недорого. А если денег все-таки не хватит, потом занесем. Я там всех давно знаю.

И, больше не тратя слов, он двинулся по Сретенке.

– А нам вообще-то куда? – поинтересовался я.

– До Сухаревки, – лавируя между снующими в обе стороны по узкому тротуару пешеходами, а порой и наступая им на ноги, следовал прямо по курсу Тимка. – Потом перейдем Садовое кольцо, дальше – сам увидишь.

– Нахал! Паразит! Хам! – крикнула мне прямо в ухо какая-то тетка.

Так всегда бывает, когда мы с Тимкой куда-нибудь спешим. Он идет впереди и всех толкает, а ругань достается мне.

Проигнорировав теткины вопли, я, сгибаясь под тяжестью сумки, продолжал следовать за другом. Наконец, мы перебрались на ту сторону Кольца, затем пересекли проспект Мира и, пройдя мимо книжного магазина, нырнули в арку с надписью: «Медицинская газета». За ней оказался тесный старинный двор, с четырех сторон огороженный домами и плотно заставленный машинами.

Тимка чувствовал себя тут как дома. Свернув от арки направо, он распахнул дверь и пустился по длинному коридору к освещенному проему, который перегораживал деревянный прилавок.

Достигнув его, друг мой даже не подумал остановиться. Наоборот, поднял уверенным жестом прилавок и бросил небрежно мне:

– Заходи, Клим.

Мы оказались в сапожной мастерской. Как раз когда я переступил границу, отделяющую заказчиков от мастеров, в помещении оглушительно загудел станок. Темноволосый мужчина, обтачивающий на нем каблук чьего-то ботинка, перекрывая механический гул, радостно воскликнул:

– A-а, Тимурчик! Чего давно не было?

– Так получилось, дядя Гоча, – откликнулся Тимка.

Дядя Гоча остановил станок и осведомился:

– Опять кроссовки порвет? Давай сделаю.

– Кроссовки сегодня не надо, – мотнул головою Тимур. – У нас вот тут сумка.

– Твоя? – внимательно и участливо посмотрел на него дядя Гоча.

– Нет, друга, – указал на меня Тимка. – Он учебники положил, она порвалась.

– Покажи, – перевел взгляд на меня Гоча.

Сняв с плеча сумку, я опустил ее на стол.

– Н-да-а, – протянул дядя Гоча. – Варвар ты, парень. Еще камней бы туда наложил. Зачем с такой сумкой так обращаться?

– Ну, я думал…

Видимо, вид у меня был очень расстроенный. Во всяком случае, дядя Гоча вдруг улыбнулся и бодро произнес:

– Сейчас Марина придет, застрочит тебе «молнию», как новая будет. – И он положил руку на спинку стула возле. швейной машинки. – Выгружай книги.

– Ну, что тебе говорили! – с такой гордостью воскликнул Тимур, будто сам сейчас собирался заняться моей оторванной «молнией».

– Фирма гарантирует, – подхватил дядя Гоча. – В пределах разумного для нас нет ничего невозможного. Марина! – высунул он голову в проем. – Где ты там пропала?

Входная дверь тут же хлопнула. Я посмотрел в конец коридора и обмер. Внутрь входили моя собственная бабушка с Мишкой и Гришкой.