Текст книги "Уроки без правил"

Автор книги: Анна Устинова

Соавторы: Антон Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

В данном случае я вполне разделял логику матери. Однако Женька закатила такую истерику, что стены на кухне дрожали. Она топала ногами и орала, что играть в школьном театре – мечта всей ее жизни. Но в старой школе у них ничего подобного не было. И вот наконец, когда появилась такая возможность, ей, видите ли, нельзя. А раз так, она, Женька, ставит родителям ультиматум. Если ей разрешат заниматься в театральной студии, она обещает закончить школу на одни пятерки и обязательно поступить в институт. А если нет, поступать вообще никуда не будет. И к репетиторам ходить тоже. Не говоря уж обо всяких дурацких курсах.

Мне Женьку даже стало жалко. И вообще, кто бы мог подумать, что мою железобетонную сестрицу тянет в искусство. Предки наши тоже совершенно прибалдели. Отец, по-моему, был готов на безоговорочную капитуляцию. А вот мать – нет. Она у нас никогда просто так не сдается. И на сей раз не собиралась.

В общем, я решил немножко помочь Женьке и этак небрежно ляпнул:

– Да чего вы раньше времени волнуетесь. Может, Женьку еще в актрисы и не возьмут. У нас там только в следующую субботу отборочный просмотр состоится.

– Что значит – у нас? – сощурила глаза Женька.

– А я тоже записался, – радостно сообщил я.

– Ты? – изумилась мать.

– Мне разве тоже нельзя? – поинтересовался я.

– Тебе как раз можно, – вполне мирно ответила мать. – Просто я никогда не думала…

– А-а! – взвыла, как пикирующий бомбардировщик, Женька. – Значит, ему все можно, а мне ничего нельзя? Вот так всегда. Все дорогому Климочке! И отдельную комнату! И театр, пожалуйста! А мне только учись, с Климочкой сиди, Климочку отведи в школу, Климочку на горшок посади…

– Я уже давно на горшке не сижу, – перебил я.

– Неважно! – рыдала и бушевала сестра. – Зато эти сидят! – перевела она злобный взгляд на непривычно притихших Мишку и Гришку. – А они еще хуже!

Мишка и Гришка вдруг хором заревели.

– А мне когда-нибудь что-нибудь для себя можно? – перекрывая их рев, продолжала рвать и метать Женька. – Есть у меня, скажите на милость, право на жизнь?

Я посмотрел на мать. Выражение лица ее изменилось. И она вдруг тихо сказала:

– Евгения, успокойся. Пошли поговорим.

И она увела Женьку в свою комнату. Когда они удалились и нам удалось унять рев близнецов, Олька тихо спросила меня:

– Ты действительно записался?

– А почему вас всех это так удивляет? Может, мне тоже нравится сцена.

– Ну, у нас сегодня прямо вечер откровений, – покачала головой Олька.

Глава VII. ЖИЗНЬ ЕСТЬ ТЕАТР

идимо, театр – вещь такая. Сразу затягивает. У нас еще прослушивание не состоялось, а драмы уже разыгрывались вовсю. Правда, пока не на сцене, а в жизни.

Мать и Женька, проговорив за запертой дверью до самого позднего вечера, достигли компромисса. Женька пойдет на прослушивание. И, если ее возьмут, может заниматься в театральной студии. Пусть попробует совмещать ее с основными занятиями. Но только не в ущерб им. Иначе придется со студией распрощаться.

Так сказала мать. А Женька ответила, что пусть другие прощаются. Она же запросто выдержит и то и другое. Словом, воскресенье в нашей семье все-таки кончилось вполне мирно. Это была, так сказать, трагедия со счастливым концом.

На следующее утро я столкнулся у входа на школьный двор с сияющим Будкой.

– Круглый, ты представляешь, кого я вчера видел? – с таким видом произнес он, будто ему, по меньшей мере, встретился инопланетянин.

– И кого же? – поинтересовался я.

– Василия! – выдохнул Будка. – У него пес такой классный.

– A-а, у него пес есть.

Мне про Василия слушать было совершенно неинтересно, однако Митька этого не замечал.

– Ну да, – с телячьим восторгом продолжил он. – Они с собаками на бульваре гуляли, а я подошел.

– Кто – они? – спросил я, хотя в общем-то мне было совершенно плевать, с кем там гулял Василий.

– Ну, как кто, – откликнулся Будка. – Естественно, Агата с Бесиком и Василий со своим Тинде. Он у него редчайшей породы. Южноафриканский бурбуль.

На бурбуля мне было плевать с такого же высокого этажа, как на Василия, но Агата… Неужели у них это и впрямь серьезно? Теперь мне стоило очень больших усилий казаться спокойным, а Будка в полном раже вещал:

– Понимаешь, Клим, этот Тинде такой здоровый и сильный, и грудь широкая, а Бесик, сам знаешь… Но дружба у них…

Бесика я, естественно, хорошо знал. С ним была связана целая история. Порода у Бесика – левретка. Наверное, сами таких видели. Это нервные, спортивно подтянутые собачки на тонких ножках. И спина у них выгнутая. Когда Агате подарили Бесика, она была еще маленькой. И он был маленький, к тому же без имени. В общем, когда его подарили, Агатина бабушка глянула, поморщилась и воскликнула:

– Ну, гадость! Какая же это собака? Это ведь чистый бес!

А Агата ей ответила:

– Ничего ты, бабушка, не понимаешь. Никакой он не бес, а бесик. Потому что он еще щенок.

Так он и остался Бесиком. Бабушка постепенно к нему привыкла и стала очень жалеть. По ее мнению, Бесик был слишком худым, а потому несчастным. Тщетно Агатины родители запрещали бабушке его закармливать. Она все равно это делала. В результате ее стараний Бесик превратился в шарик на тонких ножках, которые уже почти не выдерживали его веса. Пришлось принимать срочные меры. Бесика посадили на строжайшую диету. Пес часами сидел возле своей пустой миски и плакал. И Агатина бабушка тоже плакала. Она-то первая и сломалась. И заявила, что больше такого не выдержит.

Однако Бесику было жизненно необходимо еще похудеть. Поэтому Агатины предки определили его на постой к каким-то собачникам с более крепкими нервами, чем у Агатиной бабки. Правда, Бесик их тоже достал. Он выл и плакал сутками напролет. Эти героические люди выдержали неделю. Зато Бесик похудел. Правда, вернувшись домой, он снова немного прибавил в весе. Потому что у бабушки сердце все-таки было не камень. Но теперь Бесик хотя бы напоминал нормальную левретку, а не ливерную колбасу на ножках. Мы с Агатой иногда вместе выгуливали его. Но, похоже, теперь мне подыскали замену.

– Ты, Клим, чего, не слушаешь? – вывел меня из задумчивости обиженный окрик Будки.

– Да слушаю, слушаю, – отмахнулся я.

– Тогда почему не реагируешь? – удивился Будка.

– На что? – естественно, не понял я.

– Значит, все же не слушаешь, – продолжал Митька. – Ладно, повторяю для тупых. Василий вчера на бульваре сказал очень важную вещь.

Нет, Будка меня положительно достал со своим Василием. На фига мне знать, какие он там, на бульваре, говорил важные вещи. Но Митьку, когда он раздухарится, заткнуть невозможно.

– Понимаешь, мальчиков записалось очень мало. Поэтому у нас с тобой есть все шансы попасть не в какие-нибудь осветители, а в актеры.

– Ну, и отлично, – вяло откликнулся я. Мне было полностью плевать, попаду или нет в эту студию.

– Слушай, Клим, какой-то ты сегодня небодрый, – покачал головой Митька. – Я тебя прямо не узнаю.

– Пошли в школу. – Я опасался, что он снова начнет распространяться про Василия, от которого меня лично просто тошнило. – Звонок скоро.

– Нет, Круглый, ты все-таки врубись, – словно назло мне завел свое Будка. – У нас с тобой появились реальные шансы. Понимаешь, Василий сказал: мы идем как бы вне конкуренции.

Я немедленно про себя отметил, что в отличие от Будки у меня как раз имелся конкурент. И очень даже серьезный. Однако, понятное дело, растолковывать Митьке этого не стал. Лишь снова вяло кивнул.

Тут, на мое счастье, к нам подошел Сережка Винокуров. Его широкую грудь обтягивала алая гайка с белой надписью: «Я люблю баскетбол». Мне сразу стало ясно: в баскетбольную секцию Винокур уже записался.

– Серега, где майку такую чумовую оторвал? – немедленно полюбопытствовал Будка.

«Чем бы дитя ни тешилось, – пронеслось у меня в голове. – По крайней мере, о Василии своем забыл».

– В магазине одном, – охотно поделился информацией Серега. – Там прямо при тебе какую хочешь надпись сделают.

У Будки загорелись глаза:

– А про театр там что-нибудь заказать можно?

– Да хоть про космос, – хохотнул Винокур. – А тебя что, уже приняли в театральную студию?

– Пока еще не совсем, – внес ясность Будка. – Только записали. Но говорят, у меня фактура. – И он гордо поднял голову.

– А меня в баскетбол сразу приняли, – похвастался Винокур. – Сказали, я по всем данным подхожу. Потому что даже сейчас выше многих десятиклассников.

– Это у вас все просто, – свысока откликнулся Будка. – А у нас в театре большие сложности.

Кажется, Митька и впрямь уже вообразил себя звездой школьной сцены. Мне это надоело, и я с наигранной серьезностью произнес:

– Да, да, Серега, у нас там такие интриги.

– Че-его? – вылупился на меня Винокур.

– Шутка, – поторопился внести ясность я.

– Правда шутка? – заботливо осведомился Винокур.

– Ну, естественно, – улыбнулся я и вдруг сообразил, что Тимки так еще и нет. – Слушайте, Сидорова никто не видел? – осведомился я у своих собеседников.

– Ни фига, – покачал головой Серега.

Тут как раз к нам пулей подлетел Тимка.

– Фу, черт! Будильник! – задыхаясь после стремительного бега, начал объяснять он. – Вечно я ставлю его, он звонит, я выключаю, а после как-то совсем незаметно снова засыпаю. Ну и вот.

Он развел руками. Мы услышали первый звонок.

– Во всяком случае, Тимка, на этот раз ты успел, – сказал я, и мы всей компанией двинулись в школу.

Этот учебный день не ознаменовался ничем примечательным. Мы, что называется, постепенно входили в рабочий ритм после летних каникул. Зато когда я вернулся после уроков домой, меня уже в передней оглушил дружный рев близнецов.

Выяснилось, что Женька сегодня вернулась домой гораздо раньше меня, и бабушка, оставив на нее близнецов, упилила по каким-то своим делам. Женька же решила сочетать приятное с полезным. Моя мудрая сестрица принялась оттачивать на Мишке и Гришке свой актерский талант.

Для выступления на просмотре Женька разучила финальный диалог Отелло и Дездемоны. Сестрица моя, натянув на голову черный чулок, изображала Отелло. А в Дездемону превратила свою старую большую куклу, за которую тоненьким голосом произносила ее слова.

Все шло просто отлично до того самого момента, когда Женька, а вернее Отелло, осведомилась у куклы Дездемоны, молилась ли она на ночь. Близнецы наши хотя и не знали трагедию Шекспира, однако, по-видимому, что-то просекли и принялись тихо всхлипывать. Когда же обтянутые черными мамиными перчатками кисти Женьки-Отелло яростно сомкнулись на шее куклы Дездемоны, Мишка с Гришкой подняли ужасающий рев.

Когда же обтянутые черными мамиными перчатками кисти Женьки-Отелло яростно сомкнулись на шее куклы Дездемоны, Мишка с Гришкой подняли ужасающий рев.

Его-то я и услышал, едва переступив порог родного дома.

Вслед за ревом в коридор вылетели сами близнецы.

– Клим! Клим! – в ужасе прижались они ко мне. – Отелла убила куклу!

И они скорбно завыли.

– Нет, Клим, ты видел таких идиотов! – на ходу сдирая с головы черный чулок, обратилась ко мне за сочувствием Женька. – Для них искусство – закрытый мир!

– При чем тут какой-то мир, – пожал плечами я. – По-моему, они просто испугались. И вообще! – рявкнул я. – Вы все уже мне надоели со своим театром!

– А тебя, между прочим, никто туда насильно не тянет, – обозлилась Женька.

– Клим! Клим! – теребили меня за руки Мишка и Гришка. – Не ходи в театр! Он плохой! Там куклу убивают!

И они опять хором завыли.

Нам с Женькой еще долго пришлось успокаивать их. Однако на этом моя театральная эпопея не завершилась. Во вторник на большой перемене меня отозвала в сторону Агата.

– Мне с тобой надо поговорить, – косясь на Тимку и Будку, сказала она.

– Говори, – холодно произнес я.

– Нет. Лучше… – И, выдержав короткую паузу, Агата быстро добавила: – Только не здесь, а то Зойка сейчас подойдет. Сможешь после уроков ко мне заскочить? Часика в четыре.

– Если надо, пожалуйста, – ледяным тоном ответил я.

Агата широко раскрыла глаза. Кажется, тон мой потряс ее. Она хотела что-то спросить, но ей помешала Зойка. Подлетев к нам, она принялась тараторить какую-то чушь. Да я и не слушал. Все мои мысли были заняты неожиданным приглашением Агаты. Интересно, зачем я так ей понадобился? Ведь, кажется, уже все ясно. Какие же у нее могли возникнуть проблемы, что она обращается не к своему замечательному Василию, а ко мне?

Конечно, я мог отказаться идти к ней. Но в таком случае мне никогда не узнать, зачем она с такой настойчивостью звала меня. А узнать, скажу честно, ужасно хотелось.

Оставшиеся уроки я высидел с трудом. Как только раздался последний звонок, я, бросив на ходу Тимке: «Извини, сегодня очень спешу!» – кинулся домой. Однако Тимур не отставал от меня. Переходя на бег, он гаркнул: «Да я, Клим, тоже спешу! У меня сегодня первое занятие по боксу. Еле-еле на тренировку успею!» И он продолжил кросс по Сретенке в направлении собственного дома.

Ровно в четыре часа я, стоя перед дверью Агатиной квартиры, со всей силы давил на звонок. Открыли мне Агатина бабушка и Бесик. Затрудняюсь сказать, кто из них больше обрадовался мне. Бесик принялся прыгать и облизывать мои руки. А бабушка заахала:

– Ой, Клим! Очень давно тебя не видела! Как ты вырос!

Тут появилась Агата:

– Пошли ко мне в комнату!

Едва я вошел, она плотно прикрыла дверь. Я огляделся. Последний раз я был у Агаты в конце прошлого учебного года. С тех пор в комнате ничего не изменилось.

«А интересно, – сам того не желая, задумался я. – Когда она ухитрилась познакомиться с этим Василием? В конце прошлого года о нем точно ни слуху ни духу не было. То есть в школе он нашей учился. Я его белобрысую рожу запомнил. Но Агата с ним не общалась. Наверняка не общалась. Иначе я бы заметил».

– Чего застыл? Садись, – подтолкнула меня к креслу Агата.

С той стороны двери поскреблись и поскулили. Агата впустила Бесика. Он подбежал ко мне и потребовал, чтобы я чесал его за ухом.

«Что ж, почешу, – подумал я. – Может, вообще в последний раз».

– Видишь ли, Клим, – как-то смущенно начала Агата. – Понимаешь, тут такое получается дело…

Она умолкла. Я напряженно ждал продолжения. В общем-то, мне уже все почти было ясно. Агата меня позвала, чтобы честно рассказать про Василия.

– В общем, – вновь медленно заговорила она, и опять пауза.

– Знаю, – решил облегчить ей задачу я. – Можешь не рассказывать.

– Знаешь? – в полном изумлении смотрела на меня Агата. – Но откуда? Я ни одной живой душе еще об этом не говорила.

– О таком необязательно говорить, – мрачно изрек я. – Без слов все видно.

– Видно? – Черные глаза Агаты округлились. – Не понимаю, как такое может быть видно. Если ты, Клим, конечно, не стал телепатом.

– При чем тут телепатия? – постарался как можно небрежней откликнуться я.

– А как же иначе ты мог прочесть мои мысли? – спросила Агата.

У меня возникли серьезные сомнения. Кажется, я все-таки ошибся, и она позвала меня совсем не для разговора о Василии.

– Да брось ты, Агата. Ни о чем я не догадываюсь. Просто пошутил, – удалось найти мне выход из положения.

– Фу-у, – с облегчением выдохнула она. – Как ты меня напугал.

– Почему напугал? – поинтересовался я.

– Ну, знаешь, не очень приятно, когда кто-то читает твои мысли, – сказала Агата.

– Увы, не читаю, – еще раз заверил я. – Ну, так чего ты хотела сказать?

Агата выдержала довольно длинную паузу. Затем, видно, набравшись смелости, скороговоркою выпалила:

– Клим, ты не согласишься со мной для отбора в театральную студию отрепетировать сценку? Ведь все равно ты тоже должен что-то готовить. А сценка смотрится гораздо лучше, чем, например, по отдельности читать стихи или басни. Понимаешь, мы сперва вместе с Зойкой хотели. Я выбрала «Ромео и Джульетту». Сцену на балконе. Но Зойка категорически отказалась играть Ромео. Тогда я предложила ей роль кормилицы. Но она заявила, что кормилица старая и некрасивая. И вообще ей хочется играть только главную роль, а я, мол, все лучшее беру себе. В общем, сперва мы с ней чуть не поругались. А потом она сказала, что будет одна учить стихотворение. А я обязательно хочу сценку.

– И чего вас всех переклинило на Шекспире? – вырвалось у меня.

– Всех? – заволновалась Агата. – А кого еще?

– Да Женька моя, – засмеялся я. – Отелло изображает. Близнецов до истерики довела.

И я в подробностях поведал о Женькиных творческих успехах. Агата внимательно выслушала и снова осведомилась:

– Клим, ты согласен или нет?

Я, немного подумав, спросил:

– А ты хочешь именно «Ромео и Джульетту»?

– Да понимаешь, я дома порылась в разных пьесах и ничего более подходящего не нашла, – принялась объяснять Агата. – Все другие героини какие-то слишком взрослые, если не сказать – старые.

– Так давай возьмем какую-нибудь детскую пьесу, – предложил я.

– Ага, например, про репку, – скривились губы в усмешке у Агаты. – Я – репка, ты – дедка.

– А Зойка – бабка, – подхватил я.

– А Будка – мышка, – засмеялась Агата.

– А Тимка – внучка…

– Полный бред, правда? – резко оборвала смех она.

– А мне кажется, не важно что, важно, как сыграть, – возразил я. – Хорошие актеры даже репку с бабкой классно изобразят.

– Не хочу ерундой заниматься, – упрямо проговорила Агата. – Хочу сыграть настоящее. А если отказываешься, так прямо и скажи.

Я снова задумался. С одной стороны, у меня не было никаких иллюзий. После этой сценки, где я выступлю в роли Ромео, нас будут дразнить до окончания школы. И основные лавры, конечно, достанутся мне. Пацаны наши такой блестящей возможности не упустят. Да я и сам бы не упустил. Но с другой стороны, Агате тоже достанется, и именно это вполне может отпугнуть от нее проклятого и наглого Ваську. К тому же мы будем разыгрывать сцену прямо у него на глазах. А это наверняка ему не понравится.

И, набрав в легкие побольше воздуха, я сделал выбор:

– Ладно, Агата, сыграем.

– Правда? – просияла она. – Клим, а я так боялась, что ты откажешься! Так боялась!

– Да чего тут бояться? – небрежно откликнулся я.

– Ну, вдруг ты застесняешься, – сказала она.

Я дернул плечами.

– Будь спокойна. Мы не стесняемся.

Наградой мне стала благодарная улыбка.

– Только, Клим, никому ни слова, – предупредила Агата. – Особенно Зойке. А то она обзавидуется. Пусть это будет нашим с тобой секретом.

– Естественно, – кивнул я.

– Слушай, у нас осталось всего три дня, – продолжила Агата. – Ну, не считая, конечно, сегодняшнего. У тебя Шекспир дома есть?

– Ясное дело, – подтвердил я.

– Тогда беги и начинай учить свою роль, – уже распоряжалась Агата. – А завтра после уроков начнем репетировать. И так все оставшиеся до просмотра дни. Согласен?

Естественно, я был согласен. Однако не собирался выдавать своей радости и сдержанно ответил:

– Придется.

– Сможешь? Получится? – с тревогой посмотрела она на меня.

– Приложу все силы, чтобы получилось, – пообещал я.

– Репетировать будем у меня, – объявила Агата. – У вас слишком много народу. И Женька может нас выдать.

Душа моя ликовала. И, выходя из квартиры Агаты, я подумал: «Ну, погоди, Васька. Посмотрим еще, чья возьмет!»

Глава. VIII. ПРОСМОТР

сновным событием следующего учебного дня стал Тимка, а верней, огромный черный фингал у него под глазом. Едва Тимур вместе со своим синяком возник на школьном дворе, мы, естественно, окружили его.

– На тренировке небось заработал? – с уважением осведомился Винокуров.

– Не совсем, – мрачно мотнул головой Тимка.

– Как так – не совсем? Объясни, – потребовал Будка.

– Ну, на тренировках у нас пока идет общая физподготовка, – нехотя начал ему растолковывать Тимка. – А вот после мы с одним парнем одолжили у тех, кто давно занимается, боксерские перчатки. Ну, в общем, охота было попробовать.

– Ну и? – Теперь просто пожирал его глазами Будка.

– Безо всяких «ну», – отрезал Тимур. – Сам, что ли, не видишь. Результат на лице. У него фингал. И у меня тоже. И еще оба мы получили по ультиматуму от тренера. Он сказал: «Еще одна самодеятельность, и с боксом можете попрощаться».

– Ну, и зверь он у вас, – посочувствовал Винокур.

– Супербизон, – очень к месту воспользовалась выражением из известной рекламы Агата.

– Нет, все-таки театр лучше, чем бокс, – внимательно разглядывая повреждение на Тимкином лице, заявил Будка. – Вообще-то там тоже можно на фейсе все, что хочешь, гримом зафигачить. Зато потом смыл – и порядок. А тебе, Тимка, теперь, по крайней мере, неделю с этим ходить. Ты вообще-то подумай, пока не поздно. Может, с нами пойдешь в театральную студию? Василий говорит, мальчиков недобор.

По-моему, Митька уже был готов всю нашу школу превратить в одну театральную студию. И еще интересно, он когда-нибудь перестанет к месту и не к месту твердить про Василия? Впрочем, в данный момент Будке больше не удалось распространиться по поводу театра, потому что Тимка воспринял его предложение как издевательство и тоном, не сулящим ничего хорошего, произнес:

– Слушай, Станиславский, валил бы ты отсюда подальше.

– Да ты чего, ты чего? – оторопел Митька.

– Я-то? – продолжал свирепо взирать на него Тимка. – Еще слово, Будка, и я поставлю тебе такой же, притом абсолютно без помощи грима. – И он осторожно дотронулся пальцем до своего фингала.

– Во чумовой! – заржал Винокур. – Будка ведь тебе просто так предлагает. От чистого сердца! А вообще, Тимка, иди лучше к нам в баскетбол. Там, конечно, тоже могут мечом заехать, но все-таки не так часто.

Тимур скрипнул зубами.

– Еще одно предложение, и кому-то точно будет плохо.

Тут во дворе возник наш любимый завуч. Встречаться с ним нам совершенно не улыбалось. И, заранее приготовив личные карточки учеников, мы устремились к турникетам.

Больше ничего интересного в тот день не произошло. И в последующие два дня тоже. С утра мы учились, а после уроков до посинения репетировали с Агатой. Каким-то чудом нам все-таки удалось сохранить наши репетиции в тайне от одноклассников. Хотя Зойка беспрестанно прерывала нашу работу своими звонками по телефону, но Агата от нее отбивалась. Впрочем, Адаскина и сама была занята напряженной подготовкой к просмотру.

Что и как учил к предстоящему испытанию Будка, я не знал, да и не старался выяснить. Зато он каждый день насильственно потчевал меня свежей информацией о Василии и театральной студии.

Выяснилось, что Васька Лосев не будет принимать участия в просмотре. То есть вообще-то будет, но отнюдь не в роли испытуемого, а в составе отборочной комиссии. Помимо него, в комиссию войдут руководительница кружка, наша литераторша Изольда Багратионовна Соловейчик, и вторая литераторша, которую я еще ни разу не видел, потому что ее взяли к нам только в этом году. Привела ее наша Соловейчик. Они вроде бы с ней подруги и обе помешаны на театре. Кроме Людмилы Григорьевны (так зовут новую литераторшу), в комиссию взяли нашу библиотекаршу тетю Нонну. Так что Женькины шансы попасть в студию повысились. Да, может, и мои тоже. А вот насчет Будкиных шансов не очень уверен.

Конечно, тетя Нонна, как вы помните, Митьку прекрасно знает. Однако у нее сложилось четкое убеждение, что там, где Митька, и неприятности. Возможно, та история, о которой я вам уже рассказал, если и не окончательно стерлась бы из памяти тети-Нонниного семейства, то, по крайней мере, превратилась бы со временем просто в забавный эпизод из жизни. Однако спустя три месяца Будка усилил впечатление о себе.

К тому моменту он уже проучился в первом классе целую четверть, отгулял каникулы и снова начал учиться. Тут все и вышло.

Так как у Митьки одни бабушка с дедушкой жили на окраине Москвы, а другие вообще в Саратове, предки определили его в группу продленного дня. Впрочем, я тоже ходил туда. Только совсем ненадолго. Я успевал там лишь пообедать да чуть погулять. А потом Женька или Олька, смотря у кого раньше кончались занятия, забирали меня и волокли домой. А вот за Митькой предки являлись только вечером, когда возвращались с работы.

Короче, именно на продленном дне у Митьки произошел какой-то серьезный конфликт с одним третьеклассником. В результате тот погнался за ним. Будка, спасаясь от преследования и неминуемого возмездия за какие-то теперь давно забытые прегрешения, кинулся на другой этаж и начал метаться там в поисках надежного убежища.

Он нашел лишь одну отпертую дверь, которая вела в библиотеку. У Будки времени на размышления не оставалось. Прошмыгнув внутрь, он спрятался за доходящей до самого пола шторой. Враг немедленно вбежал следом. В библиотеке посетителей не было. А тетя Нонна чем-то занималась в хранилище. На Митькино счастье, она появилась оттуда как раз в тот момент, когда его враг принялся заглядывать под столы.

Выяснив, что подлый мститель ничего не потерял и не хочет почитать никакую книгу, тетя Нонна попросту выставила его в коридор. Будка сидел на корточках за своей занавеской тише воды ниже травы. Он боялся, что тетя Нонна и его выставит, а это было равносильно гибели. Третьеклассник наверняка ошивался где-то неподалеку.

Однако тетя Нонна, ничего не подозревая, повозилась еще какое-то время в библиотеке и ушла. Будка, осторожно покинув укрытие, подкрался к двери. Он хотел выйти, но дверь оказалась запертой.

Будка расстроился. На продленке его наверняка скоро хватятся, начнется скандал, и ему, Митьке, потом, конечно, влетит. Но что он мог поделать. Единственная надежда на скорое возвращение тети Нонны.

Ожидая ее, Митька нашел интересную книжку с картинками и лег на диванчик, стоявший в дальнем углу библиотеки. Он смотрел-смотрел книжку, а тетя Нонна все не шла и не шла…

Проснулся Будка в полной темноте, и до него не сразу доперло, где он находится. Когда же он вспомнил, его охватила паника. У Будки в те далекие годы часов еще не было. Но судя по темноте за окном, давно наступил вечер. А может, даже ночь. Будка еще раз подергал запертую дверь, а потом сел и заплакал.

Некоторое время спустя он, однако, сообразил, что слезами горю не поможешь, и зажег свет. Потому что сидеть в темноте Митьке тоже было страшно. Но и со светом оставаться дольше в библиотеке Будке не хотелось. Тем более что он понимал: дома его ждет неминуемая взбучка. И чем дольше он будет отсутствовать, тем серьезнее окажутся последствия.

В общем, Митька решил, что у него есть единственный выход: высунуться в окно и позвать на помощь. Вдруг кто-нибудь заметит его или услышит. С большим трудом справившись со старым тугим шпингалетом, Митька отворил створку окна и свесился вниз. Однако на улице словно все вымерло. Все-таки Будка пару раз пропищал: «Помогите!» – но тщетно.

Тут, повернув голову, он заметил, что из соседнего окна льется свет.

«Значит, там есть люди», – сделал вывод Митька.

Он начал осматриваться. Карниз оказался широким и к тому же сухим. В общем, Будка решился. Забравшись на подоконник, он осторожно ступил на карниз. Вниз он старался не глядеть. Цепляясь пальцами за кирпичные стены, он мелкими шажками двинулся к соседнему окну.

Откуда же Будка мог знать, что за этим окном находилась учительская и там как раз в это время заседал экстренно созванный штаб по его поиску и спасению. Ибо, по официальной версии, которая зиждилась на показаниях вероломного третьеклассника, Будка еще днем на всех обиделся и ушел домой. Правда, руководительницу группы продленного дня удивило, что он ушел без портфеля и верхней одежды. Однако родителей она все-таки известила о происшествии.

Митькина мать немедленно примчалась с работы домой, ибо знала, что у сына нет ключа. Беглеца, однако, нигде не обнаружили: ни во дворе, ни у соседей, ни у друзей. Тогда она вызвала с работы мужа. Тот остался караулить сына дома, а она понеслась в школу. К моменту, когда Митька проснулся, его мать, наша старая директриса, завуч младших классов и руководительница группы продленного дня решали в учительской, какие шаги нужно предпринять в первую очередь.

Воображаете, что с ними сделалось, когда в темном окне внезапно возник Митька! А он ведь не просто возник, а еще и постучал. После его мать рассказывала моей: «Знаешь, Лида, мне показалось, что Митьки уже нет в живых, а это привет с того света».

До сих пор никому не ясно, как Митька не ухнул вниз и каким образом его удалось, целого и невредимого, втащить в учительскую. Но в результате все кончилось хорошо. Все говорили, что Будка в рубашке родился. А его мать поправляла: «Нет, в двух». Она, естественно, никак не могла забыть историю с вентиляцией.

Руководительнице группы продленного дня ужасно влетело. Но она хоть была виновата, что не уследила. А вот тетя Нонна пострадала, можно сказать, ни за что. Митька-то объяснил, что его заперли в библиотеке. Но тетя Нонна это сделала ненарочно. Откуда ей было знать, что у нее там Будка остался. В общем, ей вкатили строгий выговор и впредь обязали перед уходом тщательно осматривать всю библиотеку.

Третьекласснику за вранье досталось, но несильно. Потому что Митька вообще о нем не сказал ни слова. Правда, они потом с Винокуром все-таки для порядка морду ему начистили. Он с той поры к Будке на пушечный выстрел не подходил. Но речь не о нем, а о тете Нонне. Я сильно сомневался, что появление Будки на школьной сцене вызовет в ее душе умиление. Так что Митькины шансы от ее присутствия в отборочной комиссии, пожалуй, даже уменьшались. Но я, конечно, ничего об этом ему не сказал. Зачем человека расстраивать раньше времени.

А вот кто действительно продолжал возмущать меня, так это Васька. Видите ли, он будет оценивать нас и отбирать в студию! Но тут ничего не поделаешь. По сообщению все того же Будки, этот Лосев ходит в больших любимчиках у Изольды. Она убеждена, что он бешено талантлив и его ждет большое будущее на сцене и в кино. Словом, главные роли во всех школьных спектаклях Ваське обеспечены.

Наконец наступила долгожданная суббота. С самого утра нашу школу у Сретенских ворот лихорадило. Полагаю, в тот день учителя наставили рекордное количество двоек. О занятиях никто из нас даже думать не мог. Все жили в предвкушении прослушивания, даже те, кто в нем не участвовал.

Наконец наступил час икс. Наш огромный актовый зал мигом набился народом. Часть зрителей пришла просто поболеть за друзей, знакомых или просто одноклассников. Отборочная комиссия сидела в первом ряду.

Занавес на сей раз был раздвинут. Сцена и впрямь оказалась просторной. Когда в зале все уселись, из-за кулис вышла длинная худая девица из десятого класса и громким противным голосом произнесла:

– Начинаем отборочный просмотр в нашу школьную студию. Первой выступит… – Она сверилась с бумажкой. – Ксюша Мыльникова из пятого «А». Приготовиться Лене Крюковой из шестого «Б».

– А почему не по алфавиту вызываете? – выкрикнул кто-то из публики.

– Вызываем в порядке записи, – пояснила девица с противным голосом. – Кто раньше записался, тот раньше и выступает.

– Агата, а как же мы? – тихонько прошептал я. – Ты ведь раньше меня записалась.