Текст книги "Большая книга ужасов – 8"

Автор книги: Анна Устинова

Соавторы: Антон Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава V
У «БАБКИ»

Чем большее расстояние отделяло нас от спасительного фонаря, тем плотней становилась кромешная декабрьская тьма. Окна домиков в переулке были совершенно темные. Вокруг – ни звука. Видимо, в этой деревне даже собак не осталось.

– Слушай, а как мы определим номер дома, где она живет? – спросил я у Жанны.

– Третий от угла. Наверное, это здесь, – и она остановилась возле покосившейся калитки.

За низким забором стояла приземистая изба. В окнах ее тоже было совершенно темно.

– Ты уверена, что здесь кто-то еще живет? – засомневался я. – Может, с тех пор, как тетя Оля к ней обращалась, она успела переехать?

– Во всяком случае, снег чистят, – указала на дорожку, ведущую к крыльцу, Жанна. – Значит, живут.

– И сидят в полной темноте? – по-прежнему сомневался я.

– Ну, какие-то окна могут выходить в другую сторону, – предположила Жанна. – В общем, чего, Федя, гадать. Пошли постучим. Тогда и выяснится.

Я толкнул калитку. Она с противным скрипом отворилась. Мы гуськом пустились к крыльцу по узенькой тропке между двумя высоченными сугробами и поднялись по трем стершимся ступенькам. Я занес руку, собираясь постучать, но дверь неожиданно отворилась сама.

Мы с Жанной вздрогнули от неожиданности. В глаза нам ударил сноп света от электрического фонарика.

– Вам кого? – спросили низким грудным женским голосом.

– П-пелагею, – заикаясь, произнесла Жанна.

– Бабку Пелагею, – жмурясь от яркого света, добавил я.

– Проходите, – был краток ответ хозяйки.

Луч фонаря опустился вниз, освещая нам пол сеней. Мы вошли. Дальше оказалась еще одна дверь. Она была открыта. Из проема лился тусклый свет.

– Шагайте смело, – послышался за нашими спинами ободряющий голос хозяйки. Входная дверь хлопнула. Лязгнул дверной засов.

Путь назад был отрезан. От этого у меня по спине побежали мурашки. Жанна взяла меня за руку и крепко сжала мне пальцы. Видимо, и она себя чувствовала не очень уютно.

Мы вошли в большую комнату. Я начал озираться по сторонам. Окна комнаты и впрямь выходили во двор и к тому же были завешены плотными шторами. Посреди комнаты горела керосиновая лампа. С низких потолочных балок свисали пучки сушеных трав. В углу напротив двери стоял огромный резной буфет с множеством мелких ящичков. На нем лежало что-то очень странное, но разглядеть я это не мог, свет был слишком уж

тусклый.

Слева от двери добрую половину стены занимала огромная печь. Я видел такие только на иллюстрациях к русским народным сказкам. Рядом стоял самый настоящий ухват. В общем, сплошная экзотика.

– Чего застыли? Садитесь, – отвлек меня от задумчивого созерцания голос хозяйки.

Оглянувшись на нее, я разинул рот от удивления. Перед нами с Жанной стояла совсем не бабка, а женщина лет тридцати. Лицо круглое, без единой морщины.

– Чего таращишься? – усмехнулась она.

– Разве вы Пелагея? – вырвалось у меня.

– Она самая, – вновь улыбнулась хозяйка. – С тех пор как окрестили, так и зовут.

– А-а… это… бабка… Нам говорили, – не слишком связно выразил следующую свою мысль я.

Жанна нахмурилась и ткнула меня в бок. Мол, лучше молчи.

– Да бабка я, бабка, – поспешила внести ясность Пелагея. – И прошу не удивляться. Бабка – это в данном случае не возраст, а, так сказать, профессия.

– Понятно, – пробормотал я, хотя, честно сказать, совершенно ничего не понимал и вновь принялся изумленно ее разглядывать.

Темный платок в мелкий цветочек повязан по самые брови, полностью скрывая волосы женщины. Платье, тоже темное, широкое, доходило ей почти до пят.

– Да что вы столбами стоите? – вновь обратилась к нам хозяйка. – Снимайте куртки, вешайте на гвоздик и садитесь на лавку.

Из стены у двери торчали четыре гвоздика. На одном из них висела длинная коричневая дубленка вполне современного вида. На другом – песцовая шапка. А на два свободных мы с Жанной водрузили свои куртки, после чего уселись на широкую отполированную временем до зеркального блеска деревянную лавку, стоявшую вдоль стола.

Пелагея опустилась на лавку напротив.

– Ну, рассказывайте. – И мы ощутили на себе пристальный взгляд ее колючих серых глаз.

– Мне дала ваш адрес Ольга Николаевна, – тихо произнесла Жанна. – Вы очень ей помогли.

– Я многим помогла, – без ложной скромности отозвалась «бабка» Пелагея. – Какая же Ольга Николаевна, дай бог памяти?

– Ну, она такая небольшая, худенькая, – начала Жанна.

– С пожаром в квартире и сломанной ногой, – добавил я.

– Помню, – едва заметно кивнула Пелагея.

– Ну, вот, – снова заговорила Жанна. – А моя мама ее близкая подруга. И Ольга Николаевна уверяет, что нас с мамой тоже сглазили. И только вы можете нам помочь.

– Тогда мне нужны подробности. – Пелагея по-прежнему пристально изучала Жанну. – Рассказывай все по порядку и как можно подробней. Это очень важно.

– Только не знаю, с чего начать, – нерешительно ответила Жанна.

– Начинают обычно с начала, – губы Пелагеи чуть тронула улыбка.

– Понимаете, сначала у мамы начались какие-то неприятности на работе, – сказала Жанна, – но она от меня это скрыла, и я не знаю, в чем там дело.

– Хорошо, – кивнула «бабка». – Тогда рассказывай, о чем знаешь.

Жанна начала рассказывать про день рождения. Получалось это у нее путано. Она постоянно сбивалась, подыскивала слова и что-то уточняла.

Пелагея слушала очень внимательно и даже ни разу не перебила. Лишь время от времени задумчиво кивала. Свет лампы отбрасывал от ее головы тень на противоположную стену. Тень получалась огромной, и при каждом кивке Пелагеи казалось, что по стене кто-то ходит. И еще меня отчего-то все время бросало то в жар, то в холод.

Наконец Жанна с грехом пополам окончила свой рассказ и умолкла. Пелагея продолжала смотреть на нее. Взгляд ее обретал почти физически ощутимую тяжесть. Серые зрачки потемнели и теперь стали черными.

«Бабка» медленно поднялась со скамьи, подошла к буфету, распахнув створки, извлекла оттуда внушительных размеров деревянную миску, поставила ее на стол и сняла со стены несколько полотняных мешочков. Их там висело великое множество.

– Ну-ка, Федор, бери фонарик и зачерпни воды из бочки в сенях. Принесешь сюда, – распорядилась она.

Я вздрогнул. Ни я, ни Жанна своих имен здесь еще не называли. «Или называли, – немедленно одолели меня сомнения. – Пелагея представилась нам. Это я помню наверняка. А вот мы… мы… Нет, точно не представлялись. Откуда же она узнала мое имя?»

– А ты, Жанна, пока вот что сделай… – продолжала «бабка».

Я снова вздрогнул. Возле Жанны неизвестно откуда взялась медная ступка с пестиком. Пелагея сыпанула туда что-то из мешочков и распорядилась:

– Толки. А ты чего встал? – перевела она взгляд на меня. – Давай, давай, пошевеливайся.

Включив фонарик, я выскочил в сени. Там, между штабелями дров, стояла огромная дубовая бочка, перетянутая черными металлическими обручами. Верх бочки прикрывала круглая фанерка. На ней стоял ковш.

Зачерпнув воды, я понес ее в комнату. Под ногами внезапно раздался душераздирающий вопль. Что-то с силой вцепилось мне в ногу. Я споткнулся. Ковш и фонарик полетели на пол. Фонарик погас. А так как дверь комнаты я закрыл, то оказался в кромешной тьме.

К счастью, дверь почти тут же распахнулась.

– Экий ты неловкий! – осуждающе покачала головой Пелагея. – Ну-ка поднимайся.

Пока я вставал на ноги, «бабка» подняла ковшик и, заботливо обтерев его полой платья, вновь протянула мне.

– Набери еще раз. Нам вода нужна. Пошли, кисонька.

Тут я увидел виновника переполоха. Мне бы такое не пришло в голову назвать кисонькой. Это был настоящий рыжий кот-бандит. Огромных размеров, одноухий, второе он, видимо, потерял в боях, и к тому же одноглазый. Этим самым глазом он обозрел меня с ног до головы и, брезгливо дрыгнув всеми четырьмя лапами, величаво удалился в дом.

«Наверное, рыжий котяра – ближайший ее помощник, – пронеслось у меня в голове. – Интересно, он по ночам в кого-нибудь превращается?»

– Глупости, – вдруг сказала мне Пелагея. – Обычный кот. Зовут Барсик.

У меня отвисла челюсть: «Неужели она и впрямь мысли читает?»

– Фонарик подними! – ткнула в угол пальцем Пелагея.

Я послушался. Фонарик в моих руках немедленно зажегся. Набрав полный ковш воды, я пошел следом за Пелагеей в комнату. Теперь я внимательно смотрел себе под ноги. А то вдруг еще на что-нибудь вроде этого Барсика наступлю.

Жанна толкла что-то в ступке. Движения ее были размеренны и монотонны. Она неподвижным взглядом взирала на стену,

– Садись и не мешай, – строго произнесла Пелагея.

Взяв у меня из рук ковшик, она вылила воду в миску. Затем обратилась к Жанне:

– Хватит. Давай сюда.

Та немедленно подвинула к ней ступку. Пелагея перевернула ее над миской. Вода забурлила. Вверх поднялись клубы пара, словно миску внезапно поставили на сильный огонь. Пелагея простерла над ней ладони и, опустив веки, принялась что-то невнятно бормотать. Бурление смолкло. Пар рассеялся.

– Плюй! – приказала она вдруг Жанне.

– Куда? – опешила та.

– В миску.

Жанна, привстав с лавки, плюнула. Пелагея тут же придвинула миску к себе и принялась разглядывать ее содержимое. Ей явно что-то там не понравилось. Лицо стало хмурым. Рот нервно задергался.

– Мяу-у–у! – И на стол приземлился одноглазый и одноухий рыжий бандит.

– Не мешай, Барсик. Видишь, я работаю, – ласково обратилась к нему Пелагея. Затем, переведя взгляд на нас, объяснила: – Есть просит.

– Мяу-у–у! – недовольно повторил тот.

Он, крадучись, достиг миски и, подобно своей хозяйке, с интересом воззрился на содержимое. Шерсть на нем встала дыбом. Он прижал к голове единственное ухо и с угрожающим шипением попятился.

– Совершенно с тобой согласна, Барсик, – на полном серьезе произнесла Пелагея. – Дело плохо.

Кот взвыл и, спрыгнув со стола, куда-то исчез. Я тщательно оглядывал комнату. Его нигде не было.

– Плохо дело, – повторила Пелагея. – Очень сильный сглаз, да еще с наслоениями.

– С какими наслоениями? – испуганно пролепетала Жанна.

– Будем разбираться, с какими, – загадочно прозвучал голос Пелагеи.

Она резко отодвинула от себя миску. И, снова направив пристальный взгляд на Жанну, проговорила:

– Завтра снова придешь ко мне.

– А можно я с собой опять Федю возьму? – спросила Жанна.

– Бери, почему же нет, – явно не вызывала никаких возражений у Пелагеи моя кандидатура.

– А в какое время вам удобнее? – осведомилась Жанна.

– Когда хочешь. Я целый день дома. Но в твоем случае чем скорей, тем лучше. Пугать не хочу, но предупредить должна.

Даже в тусклом свете керосиновой лампы стало заметно, как побледнела Жанна. И когда она начала говорить, голос ее задрожал.

– Пелагея, а что еще может случиться?

– Все, – коротко отвечала «бабка». – Говорю же, на тебе и твоей маме лежит очень сильный сглаз. Так что поторопись ко мне обратно.

Мы с Жанной переглянулись. Я понял ее без слов. Она явно предлагала мне явиться завтра к Пелагее вместо уроков. Я кивнул. Жанна сказала:

– Тогда мы придем к девяти утра. Можно?

– Очень хорошо, – одобрила такое решение «бабка». – Теперь слушай внимательно, что тебе следует сделать. Во-первых, как только придешь домой, собери пыль из шести углов. Положишь ее вот сюда, – протянула она Жанне пустой холщовый мешочек. – И крепко обвяжешь ниткой. Еще мне нужна какая-нибудь вещь, которой твоя мама постоянно пользуется. И такая же твоя вещь – тоже. Поняла?

Жанна кивнула.

– И еще…

Не договорив, Пелагея резко поднялась со скамьи, подошла к буфету, выдвинула один из многочисленных ящичков и достала оттуда шесть чем-то наполненных холщовых мешочков. Один из них она протянула Жанне.

– Этот повесишь посреди комнаты, где спишь. Оберег тебе будет.

– А маме? – взяв в руки мешочек, спросила Жанна.

– Ты к ней сегодня в больницу пойдешь? – поинтересовалась Пелагея.

– Да нет. К ней пока не пускают.

– Ладно, – махнула рукой Пелагея. – Тогда твою маму беру на себя. До завтра можешь не волноваться.

Затем она протянула нам остальные мешочки.

– После того как соберете пыль, посыпете из них вдоль всех стен. Особенно тщательно возле двери и окон.

– Хорошо, – кивнула Жанна.

– Ну, ладно. Идите с богом.

– Ой, а деньги? – смущенно произнесла Жанна.

– Вперед не беру, – отрезала Пелагея. – Сперва надо дело сделать. Так что до завтра. Хотя нет. Постойте. – Она вдруг замерла, к чему-то прислушалась, подошла к окну, отодвинула занавеску и, глянув во двор, потянулась за фонариком. Затем уже на ходу бросила: – Посидите пока, я скоро, – и выскользнула во двор.

Мы покорно опустились на скамью. Тут же непонятно откуда в комнате возник Барсик. Громко мурлыкая, он начал тереться о наши ноги, а потом вообще вспрыгнул ко мне на колени. Я осторожно почесал его за единственным ухом. Барсику это понравилось. Его мурлыканье стало напоминать рев реактивного двигателя.

– Куда же это Пелагея ушла? – спросила Жанна.

– Наверное, что-нибудь во дворе случилось, – предположил я.

Мы стали слушать. Однако так ничего и не услышали. Лишь Барсик продолжал мурлыкать, да в керосиновой лампе мерно потрескивал фитиль.

– Пойду все-таки в окно посмотрю, – поднялась на ноги Жанна.

Барсика мигом как подменили. Соскочив с моих колен, он решительно преградил ей путь.

– Да ты что? – удивилась она. Барсик в ответ зашипел, как змея.

– Похоже, его оставили нас сторожить, – поделился я с Жанной.

– Скажешь тоже. – И, не поверив, она предприняла еще одну попытку выйти из дома.

Тщетно. Бдительный Барсик не дал ей сделать ни шагу. Когда же она стала упорствовать, рыжий бандит угрожающе поднял лапу с длинными выпущенными когтями. Жанна вновь опустилась на скамью.

– Полный порядок, – неожиданно раздался голос Пелагеи.

Не понимаю, как ей удалось столь бесшумно войти?

– Чего сидите? Поднимайтесь, и в путь. Мне Барсика кормить надо, – поторопила хозяйка.

Быстро натянув куртки и шапки, мы вышли следом за Пелагеей на крыльцо.

– До свидания, – сказала Жанна.

– До скорого свидания, – подчеркнула Пелагея.

Дверь за ней со скрипом закрылась. Нас вновь окружала полная тьма, которая успела за это время еще сильнее сгуститься. Лишь на углу переулка путеводной звездой маячил фонарь. Мы пошли на него.

– Скорее домой, – торопила Жанна. – Чего ты, Фома, еле двигаешься.

Упрек был несправедливым. Я изо всех сил стремился как можно быстрей достичь границ цивилизации. Но мою спутницу, видимо, охватило еще большее нетерпение.

– Давай, давай, Федор, – тянула меня за рукав она.

Кончилось тем, что я перешел почти на бег и ощутил себя марафонцем на дистанции. В общем, к родному дому мы вернулись гораздо скорей, чем дошли сюда.

– Сейчас зайдем ко мне, – уже в лифте сказала Жанна. – Узнаем у тети Оли, что с мамой.

Однако в квартире Тарасевичей нас встретил лишь одинокий Пирс. Против обыкновения, он пренебрег обычным своим ритуалом приветствия с высокими прыжками и облизыванием лиц. Лишь, мрачно поглядывая на нас, сперва обнюхал мои джинсы, а потом Жаннины.

– Пирсик, что с тобой? – Жанна склонилась к нему и пощупала нос. – Нет, холодный. Значит, здоров.

Пес опять принялся шумно обнюхивать мои ноги. Потом зашелся заливистым лаем.

– Все ясно, – разобрал меня смех. – Жанка, он почуял Барсика.

Лай сменился рычанием. Затем Пирс, скуля, побежал в кухню.

– Наверное, есть хочет, – сказала Жанна. – Но ему на сегодня хватит. Я уже его кормила.

Я посмотрел на часы. Предки вот-вот должны вернуться с работы. Значит, мне надо домой. О чем я и объявил Жанне.

– Слушай, а может, пока они еще не пришли, сделаем все, что надо? – вопросительно посмотрела она на меня.

Я понял: она по-прежнему боится сидеть одна дома и, вероятно, рассчитывает, что, пока мы соберем пыль и рассыпем вдоль стен защитное зелье из мешочков, тетя Оля наверняка успеет доехать.

– Почему бы и нет? – нарочито бодро откликнулся я, и мы принялись за дело.

С пылью возникли большие проблемы. Выяснилось, что Юлия Павловна каждый день тщательно пылесосит квартиру и моет пол. Сегодня, естественно, она этого не делала, так как была в больнице. Но со вчерашнего дня пыль, естественно, еще не скопилась, и мы собирали ее в каждом углу буквально по микрону. Выход пришел в голову мне. Вооружившись кухонным ножом, я принялся скрести под плинтусами и хоть немного, но все-таки там обнаружил.

Мы тщательно ссыпали драгоценные пылинки в Пелагеин мешочек и перевязали ниткой.

Пирс все это время уныло бродил за нами, тщательно обнюхивая плинтусы. Наверное, по его мнению, столь долго и упорно можно искать лишь то, на что можно поохотиться. Но никаких заманчивых запахов он не учуял и наконец потерял всякий интерес к нашей деятельности.

Положив мешочек с пылью на письменный стол, Жанна достала оберег.

– Ну, и куда мы его повесим? – обвел я глазами комнату.

– Раз сказала в середине, значит, на люстру, – решила Жанна.

Скинув ботинки, я полез на стул и зацепил тесемку мешочка за рожок. Тут же раздался тоскливый вой Пирса. От неожиданности я едва не грохнулся со стула на пол.

– Наверное, он что-то чует, – испуганно покосилась на пса Жанна.

Не успела она это произнести, зазвонил телефон. Мы уставились друг на друга. В настойчивых звонках, сменивших вой Пирса, нам почудилось что-то зловещее. Жанна никак не решалась взять трубку.

– Слушай, все-таки надо подойти, – наконец пришел в себя я.

Жанна кивнула, но с места не двинулась. Я медленно поднял трубку и поднес к уху.

– Слушаю.

– Это кто? – раздался в ответ женский голос. Я узнал тетю Олю.

– Ольга Николаевна, это Федя.

– Где Жанну носит? – недовольно осведомилась подруга Юлии Павловны. – Битый час не могу дозвониться.

– Мы гуляли, – скороговоркою произнес я. – Сейчас я ее позову.

Протягивая трубку Жанне, я заметил, что глаза у нее широко раскрылись от ужаса и занимают теперь едва ли не пол-лица.

– Тетя Оля, как мама? – выкрикнула она.

Пауза. Однако по Жанниному лицу я увидел, что она несколько успокоилась. У меня тоже отлегло от сердца. Видимо, все не столь плохо, как мы опасались.

– Значит, маме не хуже, – наконец проговорила девочка.

Снова пауза, но короче прежней. И Жаннин ответ:

– Ох, к девяти будете? Хорошо, тетя Оля, жду.

И она положила трубку.

– Маме не хуже, но и не лучше. Температура пока держится. Врачи говорят – осложнение, но состояние стабильное.

Честно сказать, информация не сильно меня ободрила. Выходит, Юлии Павловне все еще стабильно плохо, и кто знает, чем это может кончиться? Однако мне и в голову бы не пришло делиться с Жанной подобными опасениями. И я ишь деловито произнес:

– Давай в темпе сыпать те порошки.

«Кто знает, вдруг и правда поможет», – добавил про себя я. Во всяком случае, что-то надо было делать. А ничего, кроме этого, мы сейчас не могли.

Сбор пыли оказался сущей безделицей по сравнению со второй частью операции. Легко сказать: «Посыпьте вдоль всех стен». Видимо, «бабка» Пелагея руководствовалась обстановкой собственной избы. Мебели там у нее раз-два и обчелся. А в однокомнатной квартире Тарасевичей возле каждой стены что-нибудь стояло. Стенка, книжные полки, диван, этажерка. А уж на кухне… Словом, обозрев все пространство, я просто схватился за голову. А Жанна, как назло, подбросила еще одну проблему:

– Интересно, в ванной комнате тоже по всем стенам надо сыпать? Как же мы под ванну-то пролезем? Там кафелем заложено.

Я поскреб затылок:

– Вообще-то Пелагея про ванную не говорила, но, думаю, для верности все-таки надо.

– Ну, и как же мы это сделаем? – по-прежнему недоумевала Жанна.

– Посыпем вдоль кафеля, – чуть поразмыслив, откликнулся я. – Вполне сойдет за стену.

– Ты прав, – просветлело лицо у Жанны. Чтобы обезопасить себя, я позвонил предкам. Они уже оказались дома.

– Мы с Жанной решили вместе сделать уроки, – деловито объяснил я отцу. – Как освобожусь, приду. Только не знаю когда. По математике задание очень трудное.

– Ученье свет, неученье – тьма, – отозвался предок и положил трубку.

– Порядок. Поехали, – обратился я к Жанне. – Развязывай мешочки.

Все, что нам было по силам, мы отодвинули и щедро посыпали плинтусы. Однако стенка и книжные полки потребовали иного подхода. Полки мы обсыпали понизу. А затем я вскарабкался на стремянку и насыпал порошок в щель между стенкой и стеной.

В кухне и передней нам тоже пришлось пойти на некоторые компромиссы. Но в целом, действуя то хитростью, то ловкостью, мы с задачей справились.

– Кажется, все, – наконец устало выдохнул я.

– Нет, не все, – возразила Жанна. – Мне еще надо найти что-то свое и мамино.

Со «своим» Жанна решила вопрос моментально. Она извлекла из сумки расческу, которую носит с собой в школу. А вот по поводу Юлии Павловны пришлось поломать голову. Что можно взять такое, чем она все время пользуется?

Жанна внимательно оглядела комнату и вдруг кинулась к стенке.

– Вот, – схватила она с полочки книгу. – Мама все время ее читает.

На обложке полу стершимися золотыми буквами по-французски было написано: «Поэзия Возрождения». И впрямь то, что надо. Юлия Павловна занимается французской литературой и работает в Библиотеке иностранной литературы.

– Годится, – одобрил выбор я.

– Вот теперь, Федя, мы действительно подготовились к завтрашнему походу, – устало выдохнула Жанна. – Только бы помогло.

– Попытка не пытка, – ответил я.

– Значит, ты не веришь? – испытующе посмотрела на меня Жанна.

– Не знаю, – честно признался я. – Понимаешь, когда мы там у нее находились, я был готов поверить во что угодно. И кот у нее очень странный, и сама она, да и деревня…

– Вообще-то днем эта деревня вполне обыкновенно выглядит, – перебила Жанна. – А вот Пелагея… Что-то в ней есть. И травы ее… А в миске, помнишь, как бурлило?

– Ну, положим, бурлит и на уроках химии, – сказал я. – Иногда даже сильнее, чем в миске у Пелагеи.

– Выходит, ты думаешь, что все зря? – с грустью произнесла Жанна.

– Нет, не думаю, – отозвался я и снова не покривил душой, ибо и впрямь был уверен: если есть хоть малейший шанс, что Пелагея поможет, надо его использовать.

Собственно, все, что от нас зависело, мы уже сделали. Оставалось лишь ждать до завтра, а там уж надеяться на искусство колдуньи. Если, конечно, она вообще не шарлатанка.

Пока мы сыпали по всей квартире порошок, Пирс вопреки обыкновению не проявлял никакого интереса. Он преспокойно дремал в своей корзине. Но стоило нам все закончить, он вылез наружу и отправился инспектировать результаты нашей деятельности.

Видимо, зелье Пелагеи действовало не только против сглаза, но и против собак. До сих пор подозреваю, что рыжий Барсик добавил что-то туда от себя как бы в подарок Пирсу. Если одноухий и одноглазый бандит хотел сделать ему гадость, то своего добился. Я еще никогда не видел, чтобы собаки так чихали. Пирс это делал как заведенный, прерываясь лишь на пару секунд, чтобы наградить нас с Жанной полным укора взглядом.

В результате мы не на шутку перепугались.

– Слушай, Жанна, а вдруг у него аллергия на Пелагеино зелье? Что тогда делать?

– Начнем с воды, – ответила Жанна.

Слетав на кухню, она принесла Пирсу миску. Тот, выдав еще одну очередь впечатляющих чихов, принялся бурно пить, после чего приступ аллергии словно рукой сняло.

– Ну, Жанна, – одолел смех меня, – во всяком случае ему теперь сглаз не грозит. Он этого средства лет на десять вперед нанюхался.

Жанна тоже затряслась от нервного хохота. Пирс с обидой на нас посмотрел и, кажется, даже покачал головой. Затем залез в корзину и нарочно лег таким образом, чтобы не видеть ни меня, ни Жанну.

Чуть позже пришла тетя Оля, и я, конечно, тут же удалился домой. Там меня ожидал не слишком приятный сюрприз. Стоило мне отпереть ключом дверь, в переднюю из большой комнаты, как метеор, выбежала моя родительница:

– Ну, Федор, есть какие-нибудь новости?

– Пока никаких, а если и будут, только завтра, – думая о своем, автоматически выпалил я.

– А что будет завтра? – уставилась на меня, | словно на инопланетянина, мать.

Только тут я врубился, что меня спрашивают про Юлию Павловну и ее здоровье.

– Завтра, ма, у нее будет лечащий врач, а пока у нее температура, – сообразил я, как выйти из положения. – Это нам с Жанной сказала Ольга Николаевна, а ей сказали в больнице.

– Температура – это опасно, – забеспокоилась мать. – Значит, у бедной Юлечки осложнение. Обязательно навещу ее.

– Пока нельзя, – на всякий случай предупредил я. – Она в реанимации, и туда никого не пускают.

– В реанимации! – воскликнула мать. – Значит, что-то и впрямь серьезное. – Игорь! – порвала она предка. – Ты представляешь, Юлечка после аппендицита в реанимации! Обязательно позвоню Ольге Николаевне. Может, какая помощь нужна.

– А? Что? – выскочил из большой комнаты отец. В левой руке он сжимал пульт от телевизора.

– Почему ты меня никогда не слушаешь? – напустилась на него мать.

– Потому что я не могу одновременно слушать тебя и телевизор, – виновато ответил отец. – Там, понимаешь, как раз рекламу крутили. А она всегда очень громкая. – И, видимо, чтобы отвлечь внимание от себя, предок обратился ко мне: – Ну, как, с математикой справились?

– Да, – соврал я.

– А тетрадь где? – удивилась мать.

Час от часу не легче. Сумку с учебниками я, естественно, после школы оставил дома. Чего же предкам сказать? Промедление было смерти подобно. И я брякнул первое, что пришло в голову:

– Моя тетрадь у Жанки. Ей надо переписать.

– Значит, ты, Федор, решил, а она будет просто списывать? – спросила родительница.

– Нет, – продолжал убедительно врать я. – Решили мы вместе, а записывал я один.

– Ой! Спортивные новости! – возопил отец и кинулся в комнату.

– Ужинать будешь? – к счастью, переключилась на гастрономическую тему мать. Я горячо ее поддержал в этом:

– Да, мама! Я жутко голодный!

– Кстати, милый, почему, интересно, ты к Жанне пошел заниматься в шапке и в куртке?

– Потому что в перерыве мы выгуливали Пирса, – на сей раз ответ у меня возник словно бы сам собой.

Мать ничего не заподозрила.

– Ну, раздевайся и марш на кухню. Сейчас я тебе все разогрею.

Уже поздно вечером предок позвал меня к телефону. Это оказалась Жанна.

– Ты представляешь, Федор, мне только что звонила мама Толяна.

– С какого это перепугу? – не понял я.

– Вот именно, с какого, – продолжала Жанна. – Его мать почему-то вообразила, что я могу знать, где находится ее дорогой Толян.

– Че-его? – протянул я.

– Того самого, – откликнулась Жанна. – Толян куда-то исчез, и она, мол, обзванивает всех его друзей подряд.

– С каких это пор ты относишься к его друзьям? – усмехнулся я.

– Не знаю, – сказала Жанна. – Наверное, с дня рождения, который Толян мне начисто отравил.

– Да они, наверное, с Витьком куда-нибудь закатились, – предположил я.

– Я то же самое его матери говорила. Но, оказывается, мать Толяна эту версию уже отработала. Витек дома и Толяна после школы вообще не видел.

– Странно, – медленно произнес я.

– Вот и мама Толяна говорит, странно. Поэтому всех и обзванивает. И, по ее словам, все твердят одно и то же: после школы его не видели.

– Мало ли. У Толяна полно всяких-разных приятелей. Сидит у кого-нибудь дома, а попозже возвратится как миленький.

– Я тоже так думаю, – отозвалась Жанна. – Ладно, Федор. До завтра.

Я положил трубку, но телефон почти тут же вновь начал звонить. Это оказалась мама Толяна.