Текст книги "Пути непроглядные"

Автор книги: Анна Мистунина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Совершив свое черное дело, Гвейр бежал и, скорее всего, покинул город уже на рассвете, прежде, чем о преступлении стало известно и к городским воротам была выслана дополнительная стража. Кроме Северных врат, которые вели к тидирскому замку и никак не подходили для бегства, оставались еще три, которыми он мог воспользоваться. Затевая погоню, Рольван понятия не имел, куда ему ехать – хоть монетку подбрасывай. Идея, которую, между прочим, горячо одобрил Торис, у которого в карманах как раз обнаружилась одна-единственная золотая монета. Да и то сказать, ведь последнее слово очень часто остается за золотом. Коли уж золоту под силу брать неприступные города – и неприступных дев, тут же добавил Торис, – почему бы не доверить ему и выбор пути?

Но прежде, чем Рольван всерьез решил прибегнуть к этому способу, Торис высказал другую разумную мысль. Гвейр родом из Каэрдунских предгорий, где у его семьи было небольшое владение. Почему бы не поехать для начала туда, а в остальном положиться на бога?

– Волк бежит к своему логову, – сказал тогда Рольван.

И вздрогнул, сообразив, что попал в точку.

– А охотники за ним, – подхватил Торис. – Паршивые дрейвы те же волки!

– Значит, на юг, а там посмотрим. Не мог он совсем не оставить следа! Будем расспрашивать в тавернах, на постоялых дворах, и… пусть нас ведет сам бог.

– Ты в храме-то был?

Рольван молча кивнул. Он пришел в храм перед похоронами и долго стоял, глядя в застывшее, неприятно-желтое в свете свечей, лицо отца Кронана. Долго беззвучно молился и прислушивался, надеясь получить хоть какой-то отклик, но его не было. Епископ ушел, бог, которому он служил всю жизнь, принял его в свой Надзвездный свет. Осталась лишь пустая оболочка. И месть – еще оставалась месть, и в ней было гораздо больше жизни, чем в этом холодном, неподвижном теле. Когда на гроб опустили крышку и прах навеки возвратился в прах, Рольван вздохнул с облегчением.

– Я дал клятву, – сказал он теперь, – дал клятву, что буду искать Гвейра, пока не найду. Он может покинуть Лиандарс, даже уплыть за море, и я тогда последую за ним. Может быть, мне придется искать всю жизнь. Поэтому, Торис… если решишь, что не хочешь дальше за ним гоняться…

– Ну вот еще, – возмутился в ответ Торис. – Хочешь клятву, вот тебе: пусть демоны мрака сожрут мою душу, если я не найду этого ублюдка и не спрошу, прежде чем снести ему голову, как он смел прикидываться моим другом!

Как бы ни поджимало время и не грызло нетерпение, перед отъездом еще нужно было посетить Эранда, поправлявшегося в своем городском доме под присмотром молодой жены. Рольван отправился туда вместе с Торисом. Раненый воин долго выспрашивал у них подробности ночного происшествия, которое пропустил из-за беспамятства, выразил свое сочувствие по поводу убийства епископа и проводил их с пожеланием непременно отыскать убийцу и обещанием быстро выздороветь и отправиться «бить канарцев за себя и за вас». На поправку он шел быстро, и друзья решили признать это добрым предзнаменованием. Их собственные раны еще беспокоили их, но ни одному и в голову не пришло счесть это препятствием для нового похода. Ноющая боль в плече беспокоила Рольвана меньше, чем нетерпение в мыслях, а к руке мало-помалу возвращалась прежняя подвижность. Что до Ториса, пара кровавых царапин наверняка казалась ему мелочью, вообще не стоящей внимания. Порою Рольван думал, что свалить этого быка можно только хорошим ударом тарана.

Простившись с Эрандом, разошлись: Торис направился к ближайшему кабаку, Рольвану же предстоял еще один важный визит, о котором за свалившимися бедами он чуть было не позабыл. Но, не в пример остальным его обязанностям в последнее время, эта была исключительно приятной. Потому и оставил он ее на последний вечер, чтобы вместо суеты и скорби увезти с собою хоть одно светлое воспоминание.

К знакомому дому на Замковой улице, что соединяла Торговую площадь и Северные ворота, Рольван отправился пешком. От бывшего епископского дома – Рольван все еще не привык называть его своим, – ходьбы было от силы полчаса.

Белокаменное жилище высокородного господина Луксия, одного из сыновей старого эрга Дебринского, каждую весну утопало в яблочном цвету. Рольвану нравилось сравнивать бело-розовую нежность цветущих ветвей с целомудренной красотой дочери Луксия, Эйтин.

Благородная и прекрасная, она легко могла найти себе жениха среди знатнейших воинов страны. Но с тех пор, как два с лишним года назад их представили друг другу на одном из праздничных пиров, красавица Эйтин решительно предпочитала всем ухажерам Рольвана. Мало-помалу он стал частым гостем в доме ее отца и неизменным, если только позволяла служба, спутником ее прогулок и развлечений.

Несмотря на высокое происхождение, Луксий, предпоследний из девяти сыновей плодовитого эрга, не был сказочно богат. К тому же он и сам произвел на свет семерых детей, из которых пять были девочками. Потому он довольно спокойно принял выбор своей младшей дочери и, хоть и не давал пока согласия на брак, особых препятствий не чинил. Сама же девушка о свадьбе рассуждала, как о деле решенном.

Яблоневые ветви с пышным гроздьями цветов покачивались над каменной оградой. Украшенная декоративными башенками, она придавала жилищу сэра Луксия вид небольшой крепости. К счастью, Рольвану не пришлось брать ее штурмом: привратник пропустил его с поклоном, как одного из членов семьи. Пройдя усыпанной мелким песком дорожкой, он оказался перед высоким крыльцом. На верхней ступени, ожидая, пока ему откроют дверь, сидел белоснежный охотничий щенок. Завидев Рольвана, он весело взвизгнул и бросился навстречу, размахивая пушистым хвостом и просясь на руки.

– Как тебе не стыдно, – сказал Рольван, подхватывая его. – Ты ведь уже взрослый пес!

Взрослый пес восторженно облизал ему правую щеку. Рольван отодвинул собаку на вытянутых руках.

– Ну, тихо! Где твоя хозяйка, Гаст?

Ему ответил откуда-то сбоку насмешливый и чуть капризный голос:

– Сколько раз говорить – не смей его баловать! Когда ты наконец научишься приличным манерам, Рольван?

Рольван обернулся и отвесил насколько мог изящный поклон – Гаст улучил возможность и лизнул его во вторую щеку.

– Под вашим руководством, госпожа Эйтин, я стал манернее самого тидира!

– Этого-то грубияна? Да он в жизни не отличит даму от кобылицы! – девушка опасливо оглянулась, но услышать и отругать ее за дерзость было некому. – Нет уж, Рольван, от тебя я ожидаю большего!

– Все, что пожелаете, моя госпожа!

Оказавшись рядом, Эйтин забрала и небрежно спустила на землю щенка. Ее насмешливость исчезла.

– Как хорошо, что ты пришел, – сказала она и решительно обняла Рольвана за шею. – Мне так жалко епископа, правда! Я столько ночей не могла заснуть, думала, как ты…

Рольван осторожно ответил на объятие и сразу отстранился. Меньше всего на свете он желал быть застигнутым за соблазнением дочери Луксия. Этот цветок он намеревался получить во владение, а не срывать украдкой.

Эйтин только исполнилось шестнадцать, и она действительно походила на цветок. Светлые волосы волнами рассыпались по ее плечам, по меховой накидке, такой же белой, как ее кожа. Дед Луксия был квирским легионером, вышедшим в отставку по старости и оставшимся в Лиандарсе, когда войска были отозваны; от него в наследство Эйтин получила темные, с хитринкой глаза и волевой подбородок, придававший ей особенное очарование.

– Спасибо вам, госпожа.

– Ты такой ужасно правильный, Рольван! – вздохнула она.

– Вовсе нет. Я мечтаю о высочайшей награде.

– Ты просто боишься.

– Конечно. Я отчаянно трушу при мысли, что могу вас потерять.

– Вот, об этом я и собиралась тебе сообщить, – Эйтин приняла серьезный, даже печальный вид. Медленно протянула: – Отец сказал…

– Что?

– Что он много думал о моем будущем… и о тебе…

– И что? Эйтин!

– Вот видишь, теперь «Эйтин»! А как же «госпожа»?

– Что он сказал?!

Девушка улыбнулась его испугу.

– Он сказал, что ты храбр и честен и хоть невысокого происхождения, но заслужил свое место, и тидир очень тебя ценит. И что если ты его теперь спросишь, он скажет «Да».

– Хвала Миру, – выдохнул Рольван.

Он добился этого. Он, безземельный сирота. Он женится на девушке из эргской семьи, на красавице, чистой и безупречной, словно ангел. Если бы только отец Кронан был жив!

– Ты рад?

– Я счастлив, – прошептал Рольван.

Не в силах сдержать радости, опустился на колени и расцеловал ее ладони.

– Ну хватит, – заявила Эйтин и отняла руки. – Пойдем в дом!

– Твой отец дома? Я могу с ним поговорить?

– Ох, нет! Они все уехали на какой-то смотр из-за этой вашей войны! А мама теперь каждый день у моей сестры Атирне, ты же знаешь, у них вот-вот родится ребенок, – Эйтин сморщила нос. – Поэтому я одна. Я боялась, что ты не придешь, так и уедешь опять, не простившись!

– Разве же я мог? Но когда я смогу его увидеть?

– Не знаю. Завтра, может быть.

– Завтра меня здесь уже не будет, госпожа Эйтин. Я пришел только увидеть вас перед долгой дорогой… Мне так жаль!

– Разве ты не можешь задержаться всего на день?

Рассказать ей? Поймет ли она, какая жгучая потребность гонит Рольвана в путь, как дорого ему стоит каждый час промедления? Или, скорее, вовсе не увидит смысла откладывать свадьбу ради какой-то бессмысленной мести? Рольван опечаленно ответил:

– Не могу. Но теперь я сделаю все, чтобы скорее вернуться!

– Клянешься? – вздохнула Эйтин.

– О, да!

– Ты никогда не делаешь так, как я хочу. А я все равно это терплю. Почему?

– Не знаю. Наверно, потому, что вы так добры, а я не стою даже вашего взгляда.

– Льстец. Скажи мне, – и Эйтин снова шагнула вперед, оказавшись совсем рядом, – скажи, ты будешь думать обо мне каждый день до твоего возвращения?

– Конечно!

– И каждую ночь?

Рольван улыбнулся:

– Обещаю.

– А когда вернешься и отец даст тебе согласие, ты все еще будешь таким скучным и нерешительным?

Ответ мог быть только один. Ругая себя за неосторожность, Рольван прижал к себе ее полное ожидания тело и на несколько мгновений счел себя счастливейшим человеком в мире. Потом распрощался и сбежал прежде, чем его и ее благоразумию окончательно пришел конец.

Глава четвертая, пугающая

Сядь у огня и слушай, я расскажу тебе о далекой стране лиандов, о ее прозрачных озерах и покрытых вереском холмах, о чудесах, сокрытых в глубине ее лесов. Я расскажу тебе об отважных мужах и прекрасных девах с чистой и нежной кожей и волосами мягкими, как шелк. Но еще я расскажу тебе о тварях, что приходят ночью, о порождениях иного мира, другого, тайного мира. Создания те прекрасны видом, но намерения их черны, и горе тому, кто задержит взгляд на их лицах, кто послушает и пойдет на их зов. Говорят, что такой человек тут же забудет все, что знал и любил прежде, забудет даже собственное имя и вскоре исчезнет, и никто не узнает, что с ним стало. И все же находятся смельчаки, решившиеся отыскать дорогу в иной мир; об одном из них я и поведаю тебе сегодня.

Сказка

Не будь самонадеян и не думай, как будто сама твоя вера способна оградить тебя от зла. Помни, что демоны подстерегают слабые души; бодрствуй в молитвах и будь внимателен, чтобы не оступиться и не впасть в грех, ибо таковой становится беззащитен перед созданиями тьмы.

«Поучения святого Ауриния»

Таверна при въезде в деревеньку у излучины реки – приземистое строение из грубого камня, с ветхими хижинами-службами вокруг, внутри оказалась восхитительно теплой и уютной после целого дня под моросящим холодным дождем. Хозяин, плотный, неуклюжий на вид, криво подпоясанный поверх фартука пестрым кушаком, вытер усы и не спеша покачал головой.

– Нет, благородные господа, одиноких всадников у нас не останавливалось. Эрг наш, да хранит его Мир, вместе с тидиром, говорят, воюет на севере, и его люди с ним, а кроме них какие здесь всадники? Им у нас искать нечего, да и тракт-то основной мимо идет, а мы на отшибе. Купцы, бывает, заворачивают, да они поодиночке-то не ездят, особливо теперь, с этими-то делами, – и он размашисто, с каким-то торопливым рвением осенил себя божественным знаком. – Да еще в том месяце тидирские дружинники были, вот так-то. Двадцать как есть человек, благородные господа – все пиво выпили. А одиноких давненько не видали, кто ж в наше время в одиночку-то ездит? Тут за ограду-то по вечери боязно в одиночку выйти, теперь, сами знаете…

На последних словах этой речи, которую Рольван терпеливо выслушивал, в завешанную меховым пологом дверь вошел Торис, а за ним Твилл с похудевшими в дороге сумками.

– Не конюшня, а развалина, но крыша не течет, – сообщил Торис. – Овса насыпали вдоволь, я сам проследил. Теперь хорошо бы и нам корм задать.

Хозяин при этих словах почему-то очень обрадовался.

– Зададим, благородные господа, еще как зададим! – улыбаясь, пообещал он. – Усаживайтесь вот, к огню, там как раз место свободно, да плащи просушите. Погода, будь она проклята! Сплошной убыток – кто пойдет в такую погоду в таверне сидеть?

На этот счет добрый хозяин явно скромничал. Усаживаясь на указанное им место, Рольван ощущал на себе неприветливые взгляды трех десятков посетителей, сутулых, бородатых, насупленных, неуловимо похожих между собой, как бывают похожи обитатели небольшой деревни, где новые люди селятся нечасто и все жители приходятся друг другу родней. Поодаль от огня пристроился одинокий музыкант с волынкой, из которой он извлекал на редкость несчастные звуки. На него поглядывали хмуро, даже раздраженно, но в оловянной кружке на столе поблескивала горстка медяков. Торис скривился.

– Хвост ему прищемили, что ли?

– Брось, – сказал Рольван. – Пусть играет.

Он вытащил и бросил в кружку мелкую монетку. Волынщик, не прерывая игры, изобразил признательную гримасу. Обойдя его, все трое устроились за столом. Жар очага мигом согрел их и прогнал память о мороси за дверью. Они сняли плащи, позволив заботливому хозяину повесить их у огня. Еще в начале пути было решено, что образ дружинников может оказаться скорее помехой, чем подспорьем в их поисках, особенно если придется забираться в глухие места, где любви к верховной власти не бывало отродясь, а старики все еще бредят сказками о свободных кланах и мудрых дрейвах. Потому все трое выглядели, как обычные путники в льняных рубахах со штанами, коротких туниках и темных дорожных плащах. Вооружены были, правда, почти до зубов, но здесь уж ничего не поделаешь. Зато дорогостоящие кованые кольчуги и шлемы, по которым любой признал бы в Рольване и Торисе знатных воинов, сменили простые кожаные панцири с нашитыми бляшками, да и те оставались упакованными в седельных сумках. Единственным противником, повстречавшимся им до сих пор, был дождь, и таскать на себе тяжелую намокшую кожу не было никакого желания.

Вскоре из дальней двери за очагом вышла женщина, полногрудая, опрятная, какой и положено быть хозяйке приличного заведения, и перед голодными путниками появились глубокие миски с бараньей похлебкой, ароматной и наваристой, свежий хлеб и кувшин с ячменным элем. Рольван осушил свою чашу в несколько глотков и почувствовал себя вполовину не таким злым и промокшим, как несколько минут назад. С облегчением принялся за еду. Спутники не отставали, и долгое время они только двигали челюстями да опрокидывали одну за другою чаши. Местные обитатели поглядывали с неприязнью, переговаривались негромко, но ссору затевать не спешили, и Рольван решил не обращать на них внимания. Волынщик затянул новую мелодию, еще пронзительнее прежней.

– Что делать будем, командир? – спросил Торис, вытирая рукавом усы.

Рольван пожал плечами и вновь потянулся к кувшину. Он не знал ответа.

Третью неделю ехали они к югу, сворачивая на всяком постоялом дворе, у всякого придорожного трактира, описывая наружность и прочие приметы Гвейра буквально каждому встречному и всюду получая один и тот же неутешительный ответ. Дважды их направляли по ложному следу; один раз они целый день скакали вдогонку за путником, который в конце концов оказался вовсе не Гвейром и с которым Рольвану пришлось-таки сразиться – обнаружив за собой погоню, этот путник счел себя смертельно оскорбленным и не пожелал принимать никаких объяснений.

Если только Гвейр вместе со своим конем не обратился в волка или не сделался невидимкой, он должен был оставить хоть какие-то следы, хотя бы раз за все время попасться на глаза людям – разве что он выбрал другую дорогу или вовсе не поехал в Каэрдун. Рольван все больше склонялся к этой мысли и удивлялся своей первоначальной уверенности. В самом деле, с чего бы беглецу спешить туда, где его в первую очередь станут искать? Разве не разумней для него уехать прочь за пределы Лиандарса, хотя бы на север, за Стену, туда, где не почитают квирской веры и где ему, дрейву, не будет угрожать такой опасности, как здесь? Или – кратчайшей дорогой к побережью, купить место на корабле и навсегда покинуть остров, затерявшись в огромном мире, где его никто никогда не найдет? А если так, значит, они зря оставили своих товарищей и тидира и ехали сейчас совсем не в ту сторону.

Вдобавок всю последнюю неделю шли дожди, и настроение было под стать погоде – холодным и промозглым. Ториса, судя по всему, смущали те же самые мысли. Временами Рольван жалел, что не отправился в одиночку. Тогда ему по крайней мере не пришлось бы отвечать на этот надоевший хуже желудочных колик вопрос.

Он скривился и наконец ответил:

– Мы поедем дальше и будем искать, пока не найдем.

– Понятное дело, – вздохнул Торис.

Рольван пожал плечами. Торис наполнил свою чашу и заговорил вполголоса:

– Чудной здесь народ, скажу я тебе. Мне еще на том постоялом дворе почудилось – пуганые они какие-то, понимаешь, о чем я? Если даже и видели кого, нам не скажут.

– Пожалуй, – согласился Рольван, помолчав.

Они действительно были чем-то напуганы – и старательно приветливый хозяин, и его пышнотелая жена, и жалобный волынщик. Про остальных, чьи взгляды буквально ловили каждое движение приезжих, и говорить было нечего.

Рольван устало потер глаза. Одно из двух: или возбужденное усталостью и неудачами воображение решило над ним подшутить, и тогда ему всего лишь надо завалиться на какой найдется тюфяк и дать себе, наконец, отдых. Или же все в таверне неумело изображают отдыхающих, а на самом деле то ли откуда-то ждут нападения, то ли замышляют его сами.

– Хозяин! – позвал Рольван, и тот сразу же очутился рядом.

– Желаете чего, благородные господа?

– Принеси еще твоего отличного эля, – сказал ему Рольван, – и сядь с нами, поговорим.

Эль действительно был неплох, и поговорить хозяин таверны не отказался. Не задав ни одного вопроса, Рольван узнал, что погода дурная, и если дальше так пойдет, урожая хорошего нечего и ждать, что приплод у овец и у коров в этом году на удивление здоровый, грех жаловаться, да и зима, если верить приметам, будет теплой. С другой стороны, приметам тоже верить не след: в день святого Калиаса было морозно, а это, как все знают, означает сухое лето, и что мы видим? И трех дней подряд без дождя не обходилось. Что приметы нынче ошибаются, это не к добру, благородные господа, конечно, знают, что приметы верны всегда, кроме темных времен; а что нынешние как раз темные, то это самая что ни на есть истинная правда…

Он замолчал и истово осенил себя божественным знаком. Торис воспользовался паузой:

– Вот-вот, как раз об этом-то мы бы и послушали. Расскажи нам про темные времена.

– И вправду, добрый хозяин, – поддержал Рольван, – поведай нам о ваших бедах.

Произнесенные вполголоса, эти слова прозвучали неожиданно громко в притихшей комнате. Даже волынщик отложил свой инструмент и во все глаза уставился на Рольвана.

– А вы, благородные господа, видно, издалека, раз ничего не знаете, – полувопросительно заметил хозяин.

– Мы на самом деле издалека, – ответил Рольван, краем глаза наблюдая, как напрягаются сидящие за столами, как руки их будто ненароком тянутся к поясам, к рукоятям длинных ножей.

Торис нахмурился и схватился за меч. Рольван под столом наступил ему на ногу. Гигант нехотя положил ладони на стол.

– Вижу, вас тревожит какая-то опасность. Расскажите нам, чтобы и мы были начеку.

Пока хозяин думал над ответом, из-за соседнего стола уже раздалось громкое:

– Ну хватит уже!

Человек, что неспешно поднимался на ноги, ростом почти не уступал Торису и выглядел большим любителем подраться. Его сбитые кулаки и обманчиво-медлительные движения давно уже привлекли внимание Рольвана.

– Ишь, выспрашивают, что да как, а сами-то небось холоднее мертвого! – прорычал он, перебираясь через скамью и оказываясь рядом в сопровождении своих мигом оказавшихся на ногах приятелей.

Дальнейшее происходило одновременно: полетел, выбрасывая золотистую струю, на пол смахнутый со стола кувшин, Торис вскочил и наполовину вытащил меч, Рольван перехватил его руку и буквально повис на ней; хозяин таверны с решительным видом перегородил смутьянам дорогу. Твилл, сидевший рядом с ним, вставать не стал, но вытащил нож и поднял его перед собою, так, чтобы видели все.

– А ну-ка, садись обратно! – велел хозяин. – Не в моем доме, Марх!

– Уймись, Торис, их слишком много! – прошипел за его спиной Рольван.

– Много?! – взревел Торис, но Рольван зажал ему рот ладонью и насильно усадил на скамью.

Драчливый Марх тем временем остановился, удивленный отпором.

– Ты чего это, Рин? – вопросил он. – Не хочешь их проверить?

– Протри глаза! Они едят и пьют побольше твоего!

– А я говорю – проверить, и дело с концом, – не уступил Марх.

– Проверить – что именно? – спросил Рольван.

Одной рукой он все еще держал за плечо Ториса, другая теперь легла на рукоять меча. Обитатели таверны переводили взгляды с Марха на хозяина, на увешанных оружием и явно готовых его применить гостей, и решительность, с какой они ринулись было навстречу драке, угасала.

Хозяин обернулся. Его круглая, будто обросшая бородой луна, физиономия выражала растерянность и вместе с тем твердую решимость не допустить беспорядков в собственном заведении. Быть может, он и хотел бы согласиться с Мархом, но не мог себе того позволить.

– Что здесь вообще происходит? – спросил Рольван.

– Прощения прошу, благородные господа… – хозяин помялся и продолжил: – Вы, конечно, не с юга следуете? Не с Тиринийской стороны?

– Мы едем из Эбрака.

– Ну, тогда вы, должно быть, никак не можете быть…

– Да кем мы, в конце концов, не можем быть? – воскликнул Торис. – Говорите наконец, демоны вас сожри!

– Да вот мы ж про демонов-то и толкуем, – раздался голос из-за спины Марха. – Вам бы, благородные господа, не лаяться, а кровь показать, всего только и делов!

– Кровь?

– Да, вы уж не серчайте, господа, – решился наконец хозяин таверны. – Если бы вы немного порезались, только чтобы пошла кровь – мы бы и увидели, что вы не из этих…

Торис, конечно, предложил бы любому, кто желает его крови, попробовать ее взять, если сможет. Он уже открыл рот, но Рольван сильно сжал его предплечье и спросил:

– О ком вы говорите?

И ему наконец ответили, правда, ответ этот ровным счетом ничего не прояснил:

– О тех, кого пометили демоны.

– Демоны?

– Какие еще демоны? – от удивления Торис даже забыл про свой гнев.

– И при чем здесь наша кровь? – добавил Рольван.

Еще немного, и общее замешательство все же обернулось бы дракой – дракой, в которой воинские навыки неизбежно уступили бы числу. Они не для того отправились в путь, не для того три недели скакали сквозь дождь и слякоть, чтобы вступать в схватку с целой толпой, да еще по такому ничтожному поводу. Был лишь один способ это предотвратить. Стараясь не двигаться слишком резко, Рольван взял со стола свой кинжал, которым только что резал мясо, и под напряженными взглядами всех в таверне провел его лезвием по своему запястью. Тонкая линия набухла кровью, расплылась. Рольван закусил губу.

– Сделайте так же, – велел он спутникам.

Ворча, как недовольный пес, Торис все-таки послушался. Тяжелые темные капли упали на гладкую столешницу. Твилл пожал плечами и с равнодушным видом разрезал свое запястье.

– Вот, – сказал Рольван. – Наша кровь. Что вы хотите с нею сделать?

Он уже не удивился, услышав облегченный вздох, исходивший, казалось, сразу со всех сторон. Лица сразу утратили враждебность. Марх удовлетворенно кивнул и отправился на свое место. Хозяин заулыбался во весь рот:

– А ничего не сделать, благородные господа. Нам только видеть, что она есть, кровь-то. Вы уж не серчайте – страшно нам…

Торис фыркнул и принялся за еду. Люди, во всеуслышание говорящие о своих страхах, его не интересовали, как не интересовал все еще сочившийся алым порез. Рольван сел рядом, заметив, что остальные тоже возвращаются к своим местам.

Хозяин исчез и тут же вернулся с чистыми тряпицами – перевязать раны. Рольван кивком поблагодарил его и попросил:

– А теперь, если вы нас больше не боитесь – расскажите о демонах.

И ему рассказали.

Откуда появились демоны, никто точно не знал, но все соглашались, что приходят они с юга, со стороны Тиринии. Была ли эта древняя страна, сосед и верный союзник Лиандарса, их родиной, завсегдатаи таверны сказать не могли. Первые слухи дошли до них пару недель назад, и тогда эта история всем показалась байкой, болтовней подвыпивших путешественников – приходящие из мрака ледяные фигуры, не то грозные великаны, не то мерзкие карлики, зовущие куда-то голоса, околдованные люди, не помнящие собственного имени… Такие истории хорошо слушать в праздник святой Дасты, сидя уютным вечером у огня, перемежая разговоры с песнями. Тогда бывает приятно вспомнить, что прежде, до прихода квирской веры, этот праздник звался Валлем и был он днем открытия Врат между этим миром и тайной страной, где обитают боги и демоны. Конечно же, никому, кроме разве что детей и стариков, которые порою не лучше детей, не пришло бы в голову этим историям верить.

Но чудные вести пришли снова. Теперь в них появились страшные подробности. Демоны приходили то в одну деревню, то в другую, застигали на дороге поздних путников. Видевшие их, кому хватало ума закрыть глаза, заткнуть уши и уносить ноги, отделывались испугом. Тех же, кто шел на их зов или подпускал демонов близко к себе, поражал странный недуг. Такие люди забывали прежние привычки, делались ко всему безразличны, не спали и не ели. Раны, если случалось им пораниться, на их теле не кровоточили, как если бы тело уже не было живо. Им делалось все хуже и хуже, пока наконец, кто через два дня, кто через три, эти люди уходили, и больше их никто не видел. Поговаривали, что они сами превращаются в демонов, чтобы тоже бродить по ночам, наводя погибель на других.

Теперь уже и самые недоверчивые, оказавшись вечером на улице, нет-нет да озирались с опаской. Последние же сомнения исчезли совсем недавно, начиная от сегодняшнего четыре дня назад. Поздним вечером в деревенские ворота, исправно запиравшиеся на ночь, постучался измученный, с ног до головы покрытый дорожной грязью человек. Котомка за его плечами да маленькая дочь, которая испуганно таращила глаза, цеплялась за отцовскую руку и вздрагивала, когда к ней обращались – вот и все, что осталось от его семьи, от имущества, от деревни на сорок домов. Демоны пришли туда в праздник, когда почти все жители с малыми детьми были вместе, горели костры и столы ломились от яств. Демонов было много, они появлялись как будто сразу со всех сторон. Спастись не сумел почти никто.

Беглецов приняли. Добросердечные люди разделили с ними кров и пищу. Девочка, отроду не больше пяти лет, ничего не ела и ни с кем не говорила. Ручки ее, которыми она заслонялась от чужих взглядов, были холодными, как лед. И немудрено, решили в деревне, натерпелась страху, бедняжка!

Но во вторую ночь она исчезла, ушла в темноту и не вернулась. Отца же поутру нашли повесившимся на заднем дворе приютившего его дома.

– Теперь сидим вот, думаем, как же быть, – закончил свой рассказ хозяин. – Страшно нам, благородные господа. Говорят, демоны священников боятся, да нет у нас своего-то. Был, да помер два месяца тому как. Обещали нового прислать, а все нету. Мы уж решили отправить кого-нибудь в Эбрак, к его святейшеству отцу Кронану просить помощи. Он, говорят, никому не отказывает…

– Отец Кронан никому не отказывал в помощи, – у Рольвана сдавило горло при этом имени. – Он погиб от меча предателя. Когда мы уезжали, нового епископа еще не выбрали.

– Епископ погиб?!

– Да. Это его убийцу мы разыскиваем, о нем вас расспрашивали. Увы, мы кажется, окончательно потеряли след…

– Взаправду черные времена, – пробормотал хозяин таверны. Посетители за его спиной истово творили священные знаки, шепотом обсуждая новость. – Что же нам делать-то, воины?

– Молиться, – сказал Рольван. – Другого ответа у меня нет.

– Ты им веришь? – спросил Торис поздней ночью.

– А ты? – вопросом ответил Рольван.

Говорили шепотом – закуток с единственным соломенным ложем, обошедшийся в две медных монеты, от хозяйской комнаты отделял лишь полотняный полог. Из-за него попеременно доносились раскатистый мужской храп, детский плач и успокаивающий женский голос.

Торис повозился, плотнее укрываясь пахучей овчиной. Не ахти какая постель, но они видали и похуже.

– Помнишь волчицу? – спросил он.

– Я тоже о ней подумал.

– Разве ж мы бы поверили, если б не увидели сами? И тут тоже…

– Я не отступлю, Торис, – прошептал Рольван. – Я поклялся. Я поеду дальше, пусть даже меня сожрут взаправдашние демоны. Ты можешь вернуться, если хочешь. Зачем погибать двоим?

– Ты что, думаешь, я боюсь?! – Торис от возмущения заговорил вслух, спохватился и продолжил тихо, но гневно: – Клянусь, командир, еще такое скажешь, и мы подеремся! Да пусть все демоны в мире…

– Уймись, – прервал его Рольван. – Я в тебе не сомневаюсь. Я подумал, что делаю это ради отца Кронана. Я рад умереть, лишь бы за него отомстить. А тебе он не был дорог так… так, как мне.

– Не был. Но я все равно поеду с тобой. Дрейвку-оборотня я уже видел, теперь вот увижу демонов.

– Не знаю, как ты, а я не рвусь их увидеть. Мне хватило бы и волчицы. Но бояться и убегать не буду.

– Вот и я тоже!

Ребенок по ту сторону полога наконец затих. Рольван уже начал засыпать, когда Торис спросил шепотом:

– А ты, Твилл, не боишься демонов?

Слуга, лежавший на самом краю ложа, ответил просто, как будто вопрос даже не был для него вопросом:

– Священники говорят, тому, кто бережется от греха, ничего не страшно.

– А ты бережешься?

– Стараюсь, – с достоинством промолвил Твилл.

– Вот так-то, – произнес Торис, и Рольвану в темноте показалось, что он смущен. – Беречься от греха. В той деревне, наверно, никто не берегся. Как мы с тобой, командир.

– Поздно ты об этом спохватился, – сказал Рольван. – А про меня и говорить нечего. Давайте спать.