Текст книги "Почерк зависти, или Я вас ненавижу"
Автор книги: Анна Дубчак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Анна Дубчак
Почерк зависти, или Я вас ненавижу
Scan, OCR & SpellCheck: Larisa_F
Дубчак, А. В. Д79 Почерк зависти, или Я вас ненавижу: роман; Айсберг; Девушки в черном: рассказы / Анна Дубчак. – М.: ACT: Астрель, 2005. – 235, [5] с. – (Русский романс).
ISBN 5-17-028198-6 (ООО «Издательство АСТ»)
ISBN 5-271-10636-5 (ООО «Издательство Астрель»)
Аннотация
Дар ясновидения – ВЕЛИКИЙ ДАР.
Видеть совершающееся преступление – дар еще и ОПАСНЫЙ, и молоденькая учительница музыки ПРЕКРАСНО об этом знает, – но все равно снова и снова впутывается в расследования краж, похищений, убийств.
Ее новое дело начинается со смутного предчувствия БЕДЫ, грозящей молодой девушке, и так уже много лет назад при загадочных обстоятельствах потерявшей родителей, а теперь лишившейся и дяди – крупного чиновника...
Теперь девушку преследуют таинственные звонки неизвестного мужчины, раздающиеся по ночам.
Он не угрожает, не шантажирует...
Но чувство БЛИЗКОЙ ОПАСНОСТИ становится ВСЕ СИЛЬНЕЕ...
Анна Дубчак
Почерк зависти, или Я вас ненавижу
Глава 1
ДЫМ И ЧЕРНАЯ ВОДА
Он был несколько даже рад, когда Ольги не оказалось дома. У него хватило времени принять душ, сменить рубашку, накрыть стол и поставить в вазу цветы... И еще... Он, едва успев стряхнуть снег с шапки и даже не разувшись, достал из кармана длинного мехового пальто красную бархатную коробочку и открыл ее. При электрическом свете бриллиант сверкал, конечно, не так, как в магазине, но все равно он был хорош: крупный, в обрамлении восьми изумрудов, источавших зеленоватый загадочный свет... Такой же свет излучали и ее глаза сегодня утром, когда он заглянул в них, чтобы окунуться в их тепло и снова почувствовать себя любимым. Ольга умела внушить ему это чувство, как никакая другая женщина, и потому он, едва наступал вечер, уже начинал тяготиться делами и спешил домой, к жене. Он знал, что она встретит его улыбкой, обнимет, скажет что-нибудь ласковое или смешное, чем сразу же снимет груз забот и тревог... Фирма, которую он возглавлял, переживала не лучшие времена, но вот сейчас как будто бы все становится на свои места... Еще месяц-другой, и они позволят себе открыть сразу три филиала...
Он не был уверен, что она запомнила этот день... А ведь ровно год тому назад они познакомились на вечеринке у Фруманов, и он пошел ее провожать... И проводил... Она была в зеленом узком платье, красивая, немного навеселе, она много смеялась и ходила чуть покачиваясь, это было смешно и даже трогательно. И тогда он легко подхватил ее на руки и донес до ее дома, поцеловал на прощанье, а на следующий день приехал опять, поднялся и позвонил в дверь... Она была уже не такая праздничная и сверкающая, как на вечеринке своей сестры. На ней было длинное домашнее платье, а глаза заспанные, но лицо милое и почти детское...
Сергей поставил бутылку с шампанским в самый центр стола, рядом с розами, достал хрустальные фужеры, серебряные кольца для салфеток, принес блюдце с лимоном, тарелку с нарезанной ветчиной и розетку с икрой...
И в это время зазвонил телефон.
– Сергей Петрович Савельев? – прозвучал высокий женский голос.
– Да, я вас слушаю...
– Мне очень неприятно сообщать вам все это, но я не в силах нести этот груз одна... Дело в том, что ваша жена уже несколько недель встречается с моим мужем... – Женщина сделала паузу, словно перевела дух, и продолжила со слезами в голосе: – Они встречаются у него в офисе... Я понимаю, конечно, Ольга – красивая женщина, с ней хотели бы переспать многие мужчины... А я некрасивая, но, понимаете, Вадим – МОЙ муж! И я никому не собираюсь его отдавать... даже на время... Вы слышите меня?
– Что? – переспросил он. – Но этого не может быть...
– Еще как может! Увезите ее куда-нибудь... Она словно околдовала его... Или я за себя не отвечаю...
В трубке уже давно звучали гудки, а Сергей все держал ее, не желая верить услышанному. «Этого не может быть... Нет, она на такое не способна...» Но в то же время мозг его начал лихорадочно припоминать и анализировать факты, свидетельствующие о том, что все это может быть реальностью... «Она целыми днями дома одна, предоставлена сама себе, скучает, занимается только тем, что ходит к подругам или в кино... А почему бы и нет? Она любит заниматься сексом, она раскована, красива, молода... Так почему бы и нет?..»
Он не мог объяснить позже, почему открыл шкаф и начал вытаскивать оттуда ее платья и швырять их на кровать... Быть может, он пытался представить себе Ольгу, снимающую эту одежду перед чужим мужчиной... Записку, которая вылетела из маленького кармашка черного бархатного жакета, он заметил сразу же... Дрожащими руками развернул и прочел: «Поскорее бы ты пришла!.. Сижу за столом вот уже целых два часа и представляю, что ты уже здесь, у меня, в кресле – голенькая и розовая, щеки раскраснелись, потому что ты знаешь, чем мы сейчас будем заниматься... Жаль, что я не могу приглашать тебя к себе почаще, у нас сейчас запарка... Оля, у тебя очень эротичное имя, оно такое же овальное, как и твой ротик в тот момент, когда ты делаешь мне... Ты никогда не измеряла сантиметром свою родинку на плече? Мне кажется, что она по размеру совпадает с моей, которая находится... сама знаешь где... Ты все-таки предложи своему Савельеву то, о чем я тебе говорил... По-моему, ему должно понравиться: двое мужчин и одна женщина, да еще такая, как ты... Мне хочется писать всякие глупости в духе Генри Миллера, помнишь, с чем он сравнивал то, что находится у вас между ног? С розовым кустом, кажется... А еще он хотел бы забраться внутрь, свернуться там клубком и замереть... О, как я его понимаю!.. Если бы ты сейчас видела меня... Все, до завтра! Обеспечь себе алиби и приезжай. Только не забудь: по пятницам – красное белье... Целую всюду. В.»
Его затрясло – он увидел сложенное на подушке красное кружевное белье жены... Вчера была пятница, и она вернулась домой в половине одиннадцатого, сказала, что была у какой-то знакомой, которая живет аж возле аэропорта... Он взял в руки красный кружевной комок и поднес к носу, легкий цитрусовый аромат напомнил ему утренние объятия, близость... Неужели теперь все для него закончилось? «Кажется, уж лучше бы она умерла...»
Когда раздался звонок, он встал и, как пьяный, пошел открывать. Это была она. Как Снегурочка, высокая и запушенная снегом. Даже шубка побелела. А глаза смотрят прямо и открыто, словно ей нечего бояться. И блестят... Откуда она вернулась?
– Привет! Ты не забыл, какой у нас сегодня день? – Она сделала резкое движение, и перед глазами невменяемого Сергея возник огромный букет из белых и розовых гвоздик. – Поздравляю, – продолжала она как ни в чем не бывало. – А еще я купила в ресторане жаркое, его надо просто подогреть... Ты что это не впускаешь меня домой? Тоже сюрприз?
Она ничего не подозревала. Сначала смеялась, а потом притопнула ногой в нетерпении (пусти, мол), но он так и не пустил ее. Он даже не помнил, что говорил ей, кричал, оскорблял, схватил гвоздики и растоптал их у нее на глазах... Она даже не успела ничего ответить, а только увидела его лицо и поняла: это конец... Они потеряли друг друга – навсегда...
Когда она очнулась, то поняла, что лежит на крыльце своего дома... Кажется, она скатилась с лестницы, то ли сама, то ли это сделал ОН... Она с трудом поднялась и тут же снова села: резкая боль в ноге... И еще сильно горела правая скула... Она дотронулась рукой – кровь. Начиналась метель. Нужно поскорее доехать до Ады... Только для этого придется как-то добраться до дороги, а там она остановит такси... Она так и сделала, с трудом доползла. Не было сил даже плакать, в горле словно застрял ледяной шарик и все не таял...
Прямо возле нее остановилась машина. Какие-то руки подхватили ее и забрали в ад, в смерть... Их было трое в этой машине... Звери, животные...
***
– Спойте еще раз этот номер, но постарайтесь не фальшивить, а то от вашего крика у меня уши закладывает... – Наталия, тяжело вздохнув, окинула взглядом маленький натопленный класс, в котором стояло всего шесть столов. За ними сидели юные музыканты, вспотевшие от жары и изматывающих упражнений по сольфеджио, она дала им тональность и не спеша прошла к окну. Голубоватые сугробы прямо на глазах распухали от этого невиданного снегопада... «Красиво, – подумала она, – черное бархатное небо, белый пушистый снег, желтый свет фонаря... Вот если бы еще не это детское блеяние...»
***
Она уже сто раз пожалела о том, что вернулась в музыкальную школу. Контрастов ей, видите ли, захотелось... Но, с другой стороны, ее тоже можно понять. Летом она рассталась сразу с двумя своими мужчинами – Логиновым, прокурором, и Валентином, которого она любя называла Жестянщиком... Объяснить Логинову, с которым она жила под одной крышей, что ей «по жизни» необходимы именно они оба, она все равно не смогла бы, поэтому она выбрала единственный правильный для себя путь: удалила их из своей жизни, как два разболевшихся, но еще вполне здоровых зуба...
Сара, ее близкая подруга, узнав об этом, была шокирована: «Ну ладно еще твой Жестянщик, жила ты без него сколько и еще столько же прожила бы, но Логинов... Как же ты теперь обойдешься без него?..» Наталия понимала ее: Сару пугали трудности, которые могли возникнуть в их жизни из-за ссоры Наталии с прокурором. Потому что бизнес, который они – Сара и Наталия – организовали и который начал приносить наконец-то неплохие деньги, своим рождением был обязан прокурору. Частные расследования, которыми занималась Наталия благодаря своим уникальным способностям, питались официальной информацией, полученной от прокурора и его помощников, Сергея Сапрыкина и Арнольда Манджиняна. И хотя зачастую приходилось лавировать и хитрить, чтобы выудить у Логинова эту самую информацию, то теперь вообще могло остановиться все дело. Об этом Сара и сказала Наталии при встрече, на что подруга лишь пожала плечами: «Значит, вернусь в музыкальную школу». И вернулась. А что дальше?
Но Сара не оставляла ее. Именно она научила ее понимать вкус денег, а значит, вкус и самой жизни. Большая квартира Наталии сотрясалась длиннющими монологами, суть которых сводилась к следующему: «Что ты прозябаешь в этой дыре, в этой провинции, когда у тебя есть деньги, которых тебе хватило бы, чтобы перебраться в Европу, купить там дом...» И все в таком духе. Дело в том, что одно из последних дел принесло Наталии действительно большие деньги. Картины французского постимпрессиониста Роже Лотара, найденные ею совершенно случайно в процессе расследования причины смерти своей подруги Полины Царевой, были проданы некоему Фальку, антиквару, французскому русскому или русскому французу, проживающему в Париже и делавшему на антиквариате деньги. Жизнь улыбнулась ей, осветив золотым блеском серые будни и предлагая резко переменить обстановку, но она почему-то этим не воспользовалась. «Ты не понимаешь, Сара... Все дело в контрастах... Я знаю, что могу в любое время уехать отсюда и зажить совершенно другой жизнью, полной удовольствий и комфорта. Именно эта МЫСЛЬ, эта ВОЗМОЖНОСТЬ приносит мне куда больше удовольствия, чем все то, что меня там ждет в реальности... Я так хорошо себе это представила, что словно бы уже пожила ТАМ, ты понимаешь меня? А теперь вот как бы вернулась сюда, в холодную Россию, в свой небольшой провинциальный город с грязью на дорогах и расхлябанными троллейбусами... Я хожу каждое утро на работу...»
«Ну, положим, не ходишь, а ездишь на своем сиреневом «Опеле»...»
«Не перебивай меня! Я вообще могу замолчать, если ты не в состоянии меня понять. Вот черт, ты сбила меня с мысли!.. Одно могу сказать: уехать я всегда успею. Но здесь у меня ты, Логинов и Жестянщик. Хотя я их почти не вижу, они все равно живут в моем сердце... А еще приходят во сне...»
«Может, тебе завести нового мужчину?»
«Если и так, то это должно произойти естественно, спонтанно... Что же касается нашего дела, то ты ведь свои проценты получила?»
«Получила, спасибо».
«Тогда – до встречи. Мне пора на урок».
Домработница Соня, которую Наталия наняла еще в бытность своего полусупружеского романа с Логиновым, жила в ее квартире на прежних правах. Она всегда помнила о своих обязанностях, но видно было, как женщина скучает по Логинову. «Только он и умел хвалить мою стряпню», – сказала она однажды, и это прозвучало так искренне, что Наталия чуть не растаяла и не предложила ей перейти «на службу» к прокурору. Но вовремя одумалась: ревность, как облезлая и старая, но опытная кошка, подняла ушки на макушке. «Этого не следует делать... Соня прекрасно готовит, пусть остается здесь. К тому же постоянная женщина в его холостяцкой квартире может приобрести повадки жены, а мне это ни к чему».
***
Прозвенел звонок, дети, как по команде, исторгли восторженные крики по поводу окончания этого никому не нужного музыкального садизма, – именно таковым всегда считались уроки сольфеджио. Юные дарования поспешно выбежали из класса в страхе, что Наталия Валерьевна оставит кого-нибудь из них на дополнительное занятие. Но Наталия Валерьевна даже и не думала мучить этих мальчиков и девочек, понимая, что дети не виноваты в том, что родители обрекли их на семилетнее мучение, называемое музыкальной школой. Именно так родители стремились заполнить свободное время своих чад, поскольку профессиональных музыкантов из выпускников этой школы выходило все меньше и меньше. Это объяснялось очень простой причиной: профессия перестала быть нужной. В самом деле – зачем ехать в глухомань, в заросший паутиной деревенский клуб, если жить придется в холоде и голоде, да нередко и в обществе алкоголиков? Не проще ли найти сытное и теплое местечко в городе? Но вакансии в городе были распределены на десятилетия вперед, а потому музыканты, которых стало как «собак нерезаных», подались, кто куда – работали лоточниками, уборщицами, а некоторые, и это касалось в основном женщин, просто превратились в домохозяек, безропотно прислуживающих за столом, содержащих дом и обязанных чистить обувь мужу-кормильцу...
Она стояла возле окна и смотрела, как ее ученики, высыпавшие из школы, забрались чуть ли не по самые уши в сугробы и принялись валяться в снегу, забыв обо всем. Их голубоватые в вечернем свете фигурки вызывали умиление, а также стыд при мысли о том, что вместо нормальных детских забав она заставляет их заниматься никому не нужным интонированием.
В школе почти никого не осталось. Разве что Бланш, которая могла допоздна возиться со своими пластинками и кассетами в кабинете звукозаписи. Но и она вскоре уйдет... И тогда ей, Наталии, придется возвращаться домой, но сначала очистить машину от снега, завести мотор, разогреть его... Или же пора покупать свою мечту – красный «Форд»?
Мысли были ленивы, как и она сама. Они плавно перекатывались в голове без всякой логики. Так, она вспомнила, что дома ее ждет Соня, которая будет весь вечер смотреть на нее укоряющим взглядом, словно говоря: пора бы вам, хозяйка, смилостивиться и позволить вернуться Логинову, который, кстати, уже не раз приезжал для серьезного разговора. Соня хотела возврата к прежней жизни, как, впрочем, и сама Наталия. Но Соня ничего не знала о существовании Жестянщика, который тоже играл большую роль в жизни ее хозяйки. А быть может, даже главную...
Она дождалась, пока все утихнет, и села за пианино. Раскрыла крышку, которую захлопнул кто-то из ее учеников сразу же после занятия, коснулась пальцами теплых гладких клавиш и взяла наконец густой, насыщенный, построенный сплошь из напряженных малых терций аккорд... И тотчас вся покрылась мурашками...
Сначала звук доносился как будто откуда-то издалека и был едва различим, но по мере нарастания его Наталию охватил панический страх. Она услышала оглушительный взрыв, сотрясший все вокруг. Потом видение сконцентрировалось в каком-то синем квадрате. Повалил едкий дым, взметнулось оранжевое с черным буйное, жирное пламя... Вокруг шипел, тая, снег и тут же превращался в черную воду. Она услышала крики и увидела людей, стоящих на дороге и размахивающих руками. Сверкали фарами остановившиеся машины. Та, что взорвалась, видимо улетела в какую-то пропасть. Но за клубами дыма это невозможно было рассмотреть... Наталия вспомнила Майю, сестру Сары Кауфман, которая инсценировала свою смерть... Что же на этот раз? Какую важную информацию выдает ей ее подсознание, чтобы втянуть в очередную страшную историю? Нет, к этому невозможно привыкнуть...
Несколькими мгновениями позже она УВИДЕЛА черно-белую картинку: утро, лежащий в снегу искореженный автомобиль и рядом – четыре обгоревших тела, возле которых снуют фотографы, еще какие-то люди в черном... Один мужчина привлек ее внимание. Высокий, в длинном темном пальто, он курил и объяснял что-то какому-то невидимому собеседнику. Это был Сергей Сапрыкин, помощник прокурора и большой друг Наталии, который после ее разрыва с Логиновым просто не осмеливался появляться у нее в квартире, хотя наверняка тоже скучал по ней, особенно по нормальной еде, которой ему так недоставало дома. Отчетливо слышались лишь треск остывающего металла и хруст ломающихся льдинок, да общий гул толпы...
Наталия оторвала пальцы от клавиш. Видение исчезло: она находилась в своем классе, в нем по-прежнему было душно, только теперь к характерному запаху паркетной мастики почему-то примешивался явный запах гари и бензина...
В класс незаметно вошла завуч школы Бланш. Тряхнув седыми кудряшками, старейшая преподавательница музыки спросила: «Ты тут не уснула случайно? Что-то гарью пахнет... Наверное, натянуло с улицы... Ты сейчас играла что-то божественное, что это?»
«Кажется, импровизировала на темы Баха... И я сама не знаю. Задумалась».
Наталия увидела, как Бланш шустрой походкой выходила из школы.
Девушка вошла в учительскую и оттуда позвонила Саре. Услышав приятный голос подруги, она поняла, что за эти три года, как они с ней знакомы, она успела привязаться к ней и даже полюбить. Несмотря на все недостатки Сары, сложной и противоречивой натуры, с которой невозможно было расслабиться и приходилось всегда быть начеку. Однако Сара обладала неисчерпаемой жизненной силой, которую Наталия получала просто от общения с ней. Особенно она нуждалась в этом сейчас, когда черная меланхолия своими липкими лапами все сильнее и сильнее сдавливала грудь...
– На ловца и зверь бежит, – железным голосом произнесла Сара на том конце провода. Наталия сделала вывод, что случилось нечто из ряда вон выходящее и имеющее отношение непосредственно к Саре.
– Что-нибудь с Майей?
– Нет, слава Богу, она сейчас в Алжире, собирается написать какую-то книгу, дурочка... Нет, дело не в ней. Просто моему одному хорошему знакомому плохо. Сердечный приступ. Его увезли на «скорой», и, похоже, он уже одной ногой на том свете...
– Кто такой?
– Савельев Сергей. Очень порядочный человек...
– Это у него три немецких кафе и магазин английской обуви, и еще, если мне не изменяет память, одна из крупных риэлтерских фирм?
– Да, это он. Очень способный человек. И красивый, и семья у него. Мне очень жаль будет Олю...
– Понятно, ты бы хотела, чтобы я ПОСМОТРЕЛА, выкарабкается он или нет?
– Да, именно... Если хочешь, приезжай ко мне. Я приготовила курицу с орехами и пирог с лимоном. Мне-то нельзя, я на диете, так ты хотя бы поешь...
– Сара, ты своими лимонными пирогами накормила уже весь город!
– Нет, не весь. Вот Савельева Сережку – не успела, а ведь я ему очень многим обязана. Он мне в прошлом году давал взаймы. И без процентов.
– Ты же сказала, что с процентами...
– Мало ли что я сказала. Ты должна уже отличать правду от лжи. К тому же, если бы я тебе сказала, что мне дали пятьдесят тысяч баксов без процентов, то разве ты бы мне одолжила остальные двадцать?
– Ну и аппетиты у тебя, Сара...
– Зато теперь мой салон ничуть не хуже московского. Я же наконец-то получила из Германии все оборудование для вибромассажа, гелевые ванны и фены. Ты же знаешь, как я ждала все это. Думала, что мои денежки уже вылетели в трубу. Но немцы – организованный народ. Кстати, ты бы зашла ко мне – у меня столько разных бальзамов, кремов и лаков...
– Если ты забыла, что посвящала меня в свою тайну, то я могу тебе напомнить, что я УЖЕ знаю о том, что ты собираешься открыть магазин. Так что, Сара, главное при вранье не сам факт обмана, а способность запоминать, кому, когда и что именно ты говорила...
– Так ты посмотришь насчет Сережи?
– Не знаю, получится ли... Ведь я же его никогда не видела.
– Тогда приезжай ко мне. Ты же знаешь – мое пианино хоть и старенькое, но играть на нем можно. Кроме того, я соскучилась по тебе... С тех пор как ты вернулась в школу, тебя невозможно застать дома. Трубку берет твоя верноподданная и, чеканя каждое слово, объявляет, что тебя нет...
– Хорошо, сейчас приеду.
Она вернулась в класс. И почувствовала, что просто должна сесть за инструмент. Она не понимала, на чем основаны ее видения и какая связь ее подсознания с картинами, возникающими в ее мозгу. Тем не менее она могла ВИДЕТЬ совершенно, казалось бы, случайные сцены из жизни самых разных людей. Поэтому пообещать Саре, что перед ней непременно предстанет сейчас Савельев, было нельзя. Может появиться целый круг лиц, лишь косвенно имеющих отношение к нему. Поэтому важно было определить взаимосвязи людей и событий, чтобы потом решать, как действовать дальше. Видения могли быть вырваны из чужой жизни, причем как прошлой, так настоящей и даже будущей. Однажды, шестнадцать лет назад, Наталии удалось в своих видениях оказаться в Германии. Она очутилась в пивном кабаке, где с помощью диктофона сумела записать интереснейший разговор двух мужчин, в результате которого обнаружилось старинное пианино, нафаршированное бриллиантами. Странная это была история, тем более что в ней была замешана женщина с нарушенной психикой, оказавшаяся убийцей...
Наталия снова взяла тот же аккорд – и снова почувствовала запах гари. А когда дым рассеялся, она увидела в нескольких сантиметрах от своего лица огромный букет гвоздик: пенно-белые и нежно-розовые с красными прожилками, напоминающими кровеносные сосуды... Гвоздики были так хороши и источали такой аромат, что мысль о том, что они имеют отношение к похоронам Савельева, как-то не приходила в голову. Гвоздик было много, они сулили близкий праздник, а вовсе не трагедию. Но вдруг букет как бы сорвался вниз, и мужские ноги (серые в красную полоску носки и коричневые домашние туфли) стали неистово топтать цветы, безжалостно давить кружевные нежные лепестки... И еще она успела заметить чью-то тень на полу и какое-то неясное пятно, напоминающее размытый женский портрет – зеленые глаза, красный рот, абсолютно белое лицо... Потом снова повалил густой дым.
«Ничего не поняла! Расскажу Саре, может, она разберется в этом...»
Заперев школу, Наталия, кутаясь в шубу, обогнула здание и остановилась перед своей заснеженной машиной, которая напоминала теперь гигантского белого кролика. С трудом открыв дверцу, она достала тряпку и принялась счищать снег с крыши и капота. На это у нее ушло около двадцати минут. Салон уже успел прогреться, в его недрах зазвучала меланхоличная мелодия Шаде...
Она выехала на оживленный проспект и, постепенно набирая скорость, полетела в центр города, где и жила Сара. Припарковав машину возле старого, но большого и красивого, с лепниной и витражами, дома, она, поздоровавшись с консьержкой, поднялась и позвонила в дверь.
Глава 2
КРАСНЫЕ ГУБЫ И ЗЕЛЕНЫЕ ГЛАЗА
Сара сердечно обняла ее в дверях:
– Господи, ну наконец-то! Проходи... Какой снегопад ужасный! Но все же это красиво...
– Красиво-то красиво, но я не завидую тем, кто сейчас находится в дороге... Представляешь, что сейчас творится за городом? Нет, в такую погоду лучше уж сидеть дома и любоваться на снегопад из окна.
Она прошла на кухню – любимое место общения женщин, села возле окна и блаженно вздохнула:
– Нет, все-таки у тебя лучше, чем у меня! Как-то теплее, что ли...
– Да брось ты! Просто с тех пор, как ты вышвырнула своего Логинова, у тебя тоска. Но она пройдет, как только ты позволишь ему вернуться. Он как вообще, одолевает?
– Ох, одолевает... Соня говорит, что он постоянно звонит и спрашивает про меня.
– А ты что? – Сара накрыла стол и подвинула тарелку с курицей и салатницу с маринованными грибами: – Вот, меня угостили рыжиками...
– Кто это?
– Боишься, что отравленные? Не бойся! Ты со своими убийствами скоро подхватишь паранойю. Сиди спокойно и ешь. У меня, конечно, много врагов, но если честно, то эти рыжики французские, из банки. Просто мне подарили эту банку, вот и все.
Наталия поддалась уговорам и съела несколько грибков.
– Значит так, – начала она, – я ПОСМОТРЕЛА, но, сказать по правде, ничего не поняла.
И она рассказала подруге о своих видениях, связанных со сгоревшим автомобилем и букетом бело-розовых гвоздик.
– Да уж, странно, ничего не скажешь... Я как раз перед твоим приходом звонила в больницу и разговаривала с Семен Григорьевичем, это мой знакомый врач. Он сказал, что Савельеву совсем плохо и что он навряд ли выживет. Чудо может произойти лишь в случае удачной, но очень рискованной операции... Как же мне жаль Олечку! Послушай, может, мы навестим ее? Она будет очень рада (если, конечно, можно чему-то радоваться в такой ситуации)... Мы, женщины, должны поддерживать друг друга... Ты, наверное, подумала: ну вот, пригласила в гости, а сама собралась уезжать... Да, ты все правильно подумала, ведь я, даже когда разговаривала с тобой по телефону, знала, что приглашу тебя с собой к Савельевой. Понимаешь... не знаю, как бы тебе это лучше объяснить... Словом, я и Савельев... – Сара чуть не согнула чайную ложку, произнося три последних слова...
– Да я все и так поняла. Сразу, как только ты начала расхваливать его. Я подумала, что вряд ли ты так бы нервничала, если бы речь шла о простом знакомом. Сара, и как давно у вас это с ним?
– Давно. Но встречались мы крайне редко. Самое удивительное в этой истории, что он очень любит свою жену. А со мной встречается... даже и сама не знаю, зачем. Мужчин трудно понять. Возможно, что он любил и ее, и меня... Ой, – она зажала рот рукой, – я же сказала о нем в прошедшем времени... Нет, я уверена, что он выживет! Вот, Наташенька, мой лимонник. Я понимаю, конечно, что чай с восточными ароматами – пошло и немодно, но мне нравится...
– Сара, твой снобизм портит мне аппетит. Мне всегда нравился твой чай, поэтому лей покрепче...
Через час они уже сидели в машине, и Сара рассказывала, как проще добраться до дома, где жили Савельевы. Проезжая по голубовато-белым от снега улицам, Сара не переставала восторгаться мягким падающим снегом. А потом вспомнила про видения своей подруги и даже всплеснула руками:
– Странно... При чем здесь эта катастрофа и букет гвоздик... Если бы он (не дай Бог, конечно) разбился на машине, то тогда было бы все ясно... А так... сердечный приступ... Ну и каша у тебя в голове! Сейчас налево...
Они въехали во двор четырехэтажного дома, остановились возле подъезда, и Сара, не выходя из машины, попыталась определить, светятся ли окна савельевской квартиры.
– Что-то не видно, чтобы кто-то был дома... Но я спрашивала Семен Григорьевича, не приезжала ли Оля, он сказал, что пока нет. Может, она на кухне? Ну что, пойдем?
Возле двери обе замерли, не веря своим глазам: на пороге квартиры лежал истерзанный и растоптанный букет гвоздик, тех самых, которые увидела Наталия в своих видениях.
– Что-то мне не по себе, – прошептала Сара и опустилась, чтобы потрогать руками безжизненные цветы, словно проверяя, не галлюцинация ли у нее. – Похоже, те самые цветы?
– Да, те самые... Давай позвоним...
Сара нажала на кнопку звонка. Но никто не открывал. Тогда она позвонила к соседке. Вышла высокая худая девица болезненного вида.
– Мариночка, здравствуй, – Сара волновалась так, что даже начала немного заикаться. – Ты узнала меня?
– Здравствуйте! Конечно узнала. Но вы же знаете, что Сергей Петрович...
– Знаю, конечно, но мы приехали к Оле, а никто не открывает. Ты не знаешь, где она?
Марина с недоверием посмотрела на стоящую неподалеку Наталию, и Сара все поняла. Она без слов проскользнула в квартиру соседки и прикрыла за собой дверь:
– Ну так где она? У тебя, что ли? Ты так загадочно на меня смотришь...
– Нет, она не у меня... Дело в том, что ведь это же я вызывала скорую для Сергея Петровича... А как бы я узнала, что у него сердце?
– Да, действительно. Ну и как же?
– Да здесь такое было! Ольга пришла, с цветами, он ей дверь открыл («Подсматривает, – подумала Сара, – через глазок, вот каналья... Участь всех старых дев».) и стал что-то такое говорить, она вся побледнела...
– Ты не расслышала, что он сказал?
– К сожалению, нет.
– А что было потом?
– Потом было и вовсе ужасно... Он ударил ее по лицу и столкнул с лестницы... Она убежала и с тех пор не приходила... Так что дома никого нет...
Но Сара не растерялась. Понимая, что она приехала с Наталией, для которой важна каждая мелочь, она решила во что бы то ни стало проникнуть в квартиру Савельева. Быть может, там до приезда милиции (а это нельзя исключать) им удастся найти что-нибудь такое, что подскажет Наталии развитие событий. А главное, куда могла исчезнуть Ольга. Поэтому Сара как ни в чем не бывало сказала:
– Понимаешь, Марина... Сергею Петровичу необходимы лекарства, я знаю, где они лежат. У тебя ведь есть запасные ключи, так не могла бы ты дать их нам на время... Это очень важно!
Марина с готовностью протянула ей связку ключей и с любопытством принялась наблюдать за тем, как Сара открывает двери. Когда же обе женщины скрылись в квартире, она, вздохнув, захлопнула и свою дверь. Примерно за час до их прихода она уже была у Савельевых, как это делала не раз, и даже успела примерить новое платье Ольги. Шизофрения сделала ее жизнь вполне счастливой.
– Взгляни, накрытый стол. Если верить этой ненормальной, то Сергей был дома, а Ольга откуда-то пришла... И, судя по всему, он ждал ее, чтобы отметить какое-то событие. Видишь, два прибора...
Наталия, слушая внимательно Сару, подошла между тем к столу и подняла с одной из тарелок льняной колпак – свернутую салфетку, под которым оказалась красная бархатная коробочка. Она открыла ее и увидела кольцо с бриллиантом и изумрудами.
– Сара, ты не знаешь, у Ольги когда день рождения?
– Не знаю. Дай-ка взглянуть... – Сара восхищенно ахнула: – Какая красота! Я же говорила тебе, что он любил свою жену... Тьфу ты, пропасть, опять сказала о нем в прошедшем времени.
– Да не расстраивайся ты так! Значит, он будет долго жить... Давай лучше представим себе, что же здесь произошло... По-моему, все предельно просто: твой Сергей накрыл стол и купил кольцо для Ольги. И не важно, в честь какого праздника. Может, они отмечали и вовсе что-нибудь интимное, предположим, день, когда Ольга впервые отдалась ему... Мало ли... Или, возможно, он узнал о том, что она ждет ребенка... Понимаешь, это кольцо говорит о том, что все это посвящалось именно ей. Если бы это касалось работы или самого Сергея, то не было бы кольца. Ты согласна?
