Текст книги "Лиха беда начало"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Увидимся сегодня? – «Скажи, нет! Скажи, что у тебя дела, что ты никак не можешь!»

– Конечно. Когда тебя встретить? «Черт! Тысячу раз – черт! Да что у тебя, своих дел нет?!»

– В шесть… А знаешь, давай лучше созвонимся. Может быть, я дам тебе ключи от дома?

«Господи, а если позвонит Налимов и Терещенко ему ответит? А если Катька или Леха Коновалов, которому вообще ничего не стоит рассказать о съемках первому встречному?!»

– А вторые у тебя есть?

– Нет.

– Тогда лучше созвонимся. Но мне бы хотелось тебя встретить. У меня на вечер большие планы. Я хочу пойти в кино.

– В кино?! – Она поперхнулась и побледнела.

– Я думал, ты тоже хочешь пойти в кино.

– Давай созвонимся, – сил на продолжение спектакля у нее не осталось.

Да и времени тоже. Алена чмокнула его в щеку, сделала было шаг вперед, но потом раздумала, вернулась и на радость охранникам прильнула к его губам долгим чувственным поцелуем.

Теперь у него не останется сомнений в ее искренности. Он не забудет их прощание и весь день проживет в ожидании новой встречи. И, будем надеяться, не станет звонить ей каждые пять минут в редакцию дабы узнать, как у нее дела.

«Интересно, пяти минут достаточно, чтобы он скрылся за поворотом?» Алена осторожно приблизилась к большому окну вестибюля. Вадима она не увидела.

Поэтому понеслась что было сил к дверям, чуть не сбив вертушку проходной со стальной основы, вырвалась на свободу, глубоко вдохнула… а выдохнуть уже не смогла, потому что натолкнулась на знакомый взгляд ехидных глаз. Вадим стоял рядом с дверями, так что из окон здания его видно не было.

– Ну? – Он развел руками, видимо, предлагая упасть в его объятия, и усмехнулся. – Тебе все еще требуется провожатый?

– Ах ты лживый, изворотливый, хитроумный сукин сын! – Она выдавила кислую улыбку, подошла и легонько стукнула его кулачком в грудь.

– На себя посмотри! – Он поймал ее руку и галантно тронул ее пальцы губами.

– Хочешь сказать, что знал все заранее?

– Я и сейчас ничего не знаю. Только предполагаю.

– Предполагаешь что? – Ее глаза наполнились паническим ужасом, но Алена уже ничего не могла с этим поделать.

– Предполагаю, что тебе не нужно в редакцию. А куда тебе на самом деле нужно – для меня секрет. А у меня, как у всякого следователя, сама знаешь, какое отношение к чужим секретам.

– Значит… – Алена потянула паузу, причем уже не нарочно. – Все, что было до этого, совершалось только для того, чтобы разгадать мой секрет?

Он открыл рот. Потом закрыл, потом покраснел как рак и неловко усмехнулся:

– Ну знаешь! Вот это женская логика!

– Отвечай! – сурово потребовала она.

– Да кто ж в таком признается? – Он постарался стать веселым.

– Перестань! – Алена резко повернулась и пошла прочь по направлению к дороге.

– Эй! – Разумеется, он кинулся следом. Когда догнал, то схватил за плечи и развернул к себе. – Ты не представляешь, что у меня был за месяц. Я столько узнал…

– И для полной картины тебе не хватало только моей маленькой тайны?!

Поэтому ты устроил всю эту комедию со сложными отношениями, страстным признанием в любви и хризантемами. Ты даже был готов сочинять стихи! Вадим, неужели тебе непонятно, как это мелко?!

– Да я ничего такого не имел в виду… – Он окончательно потерял контроль над собой. Так растерялся, что вообще не знал, что стоит говорить и что делать. – Слушай, ты меня совершенно запутала. Давай по порядку…

– По порядку – мне некогда! – резко перебила его Алена. – Если тебе действительно так важно знать мой секрет, я тебе его расскажу, но с этой минуты забудь о моем существовании.

– С какой это стати?! – возмутился Терещенко.

– Ты совершенно беспринципный, жестокий тип. Даже Бунин по сравнению с тобой – настоящий ангел. Так вот, у меня встреча в редакции программы «Политический ринг», которая пригласила господина Горина на съемки.

– Что?!

– И не нужно делать такие огромные глаза! Я, как и обещала, довела дело до конца. Я подготовила эту программу и не собираюсь прекращать работу только потому, что ты заявился ко мне с цветами и своими слюнявыми признаниями. А теперь мне действительно некогда. – Она вырвалась из его объятий и помчалась к дороге.

Он опять кинулся следом. Алена подняла руку останавливая машину. У бордюра тут же затормозил красный «жигуленок». Она схватилась за дверцу. В этот момент Вадим сделал то же самое.

– Остановишь меня – убью! – зло процедила она.

– Каким образом? – опешил он.

– Извращенным! – Алена довольно грубо оттолкнула его в сторону и, юркнув в салон, четко произнесла, чтобы не только водитель, но и ошарашенный Терещенко на тротуаре услыхал:

– В «Останкино»!

Глава 26

От встречи представителей двух партий, которые уже неделю льют на голову друг другу самый грязный компромат, Алена ожидала всего, чего угодно, даже мордобоя, а поэтому сильно нервничала. Она понятия не имела, кто явится в редакцию, но облик гостей ей заранее рисовался неприятным: эдакие наглые, хамоватые, что-то подозревающие типы. Во всяком случае, именно такими она представляла пресс-секретарей политических партий. И если в пользу партии «Демократическая свобода» она еще готова была ошибиться, то насчет партии Горина сомнений быть не могло. А каким же должен быть представитель партии такого человека, как Горин? Однако вскоре Алена убедилась в том, что она заблуждалась.

Илья Алексеевич Панкратов от партии «Народная сила» ее порадовал. Он оказался молодым, высоким и весьма симпатичным брюнетом. Словом, приятным парнем и к тому же интеллигентным. Он пришел первым, оставил свою охрану у входа в телецентр (а без нее ни один уважающий себя политический деятель и шагу не сделает, так что это уже было жестом доброй воли и наивысшего уважения). Из всех находящихся в помещении редакции он тут же выделил Алену, по-особому значительно с ней поздоровался и сел рядом. Она пыталась напомнить себе, что Панкратов работает на Горина, а потому она должна испытывать к нему если не классовую вражду, то хотя бы отстраненное неприятие. Но ничего подобного испытать так и не смогла. От его рубашки исходил пьянящий аромат дорогого одеколона. Он как-то загадочно улыбнулся ей, а потом спросил:

– И что же вас заинтересовало в этом деле?

– А… – она открыла рот, не зная, как ответить на столь прямой вопрос.

Панкратов ее знал, причем, видимо, знал неплохо. В смысле не «лично знал», а помнил по прошлым делам, которые, на ее беду, замечательно освещались в прессе.

– Вы ведь Алена Соколова? – Вопрос прозвучал как утверждение, поэтому она молча кивнула, изо всех сил давя в себе растущее смущение.

Она вообще не любила, когда кто-либо узнавал ее как «частного сыщика», «певца криминальной прессы» или кого-то в том же роде, а теперь, при сложившихся обстоятельствах, ее известность могла обернуться неприятностями для всего проекта: мало ли что придет в голову этому проницательному пресс-секретарю? Кто даст гарантию, что он не сложит, как дважды два, гибель Титова и ее желание участвовать в передаче «Политический ринг»? («Правда, до такого может додуматься либо гений, либо сумасшедший».) Она снова утвердительно кивнула на вопрос, не напрасно ожидая следующего. И дождалась. Илья Алексеевич удовлетворенно хмыкнул, чем напомнил ей сытого кота (только не толстого и разленившегося, а молодого, всегда готового ввязаться в игру).

– Неужели перешли на телевидение?

– Ну… – Она затянула спасительную улыбку, пытаясь преодолеть смущение. Врать ей не хотелось, потому что вранье было бы слишком откровенным и возбудило бы подозрения, а говорить правду… И что она могла сказать? Что ввязалась во всю эту телеканитель только для того, чтобы публично опорочить «Народную силу» и лично ее лидера – господина Горина? Нет уж, в данном случае сладкая ложь все-таки лучше горькой правды. Во всяком случае – для нее.

– В общем-то, правильно, – ни с того ни с сего одобрил ее Панкратов. – Сейчас только ленивый не работает на предвыборную кампанию. Эстрада и театр – темы, конечно, вечные, но на них денег не сделаешь.

– Да я и не пытаюсь, – это было чистейшей правдой, но Алена почему-то пошла красными пятнами. В устах Панкратова откровенный цинизм превратился в норму жизни, до того простую и понятную, что противоречить ему было даже неудобно. Ей вдруг показалось, что бескорыстные борцы за справедливость (к коим она причисляла и себя) выглядят убогими кликушами, проще говоря, юродивыми, людьми не от мира сего.

– И зря, – подтвердил ее неловкость обворожительный брюнет. – В нашей стране деньги сами в руки плывут. Тем более в выборный год. Почему бы их не взять, если есть такая возможность, а?

Его глаза наполнились чарующей хитростью, отчего у Алены, как, впрочем, у всякой нормальной женщины, потеплело где-то под желудком. Она сглотнула, и перевела дух, напомнив себе, что романтический ореол их встречи моментально развеется, если собеседник узнает о ее истинных намерениях.

Спасло ее только появление пресс-секретаря партии «Демократическая свобода» Альберта Ивановича Мизянского – тоже молодого парня, низенького, упитанного, уже лысеющего блондина в очках, которые придавали его облику законченную внушительность. Два этих человека, несмотря на объединяющее их желание выглядеть приятными во всех отношениях, настолько резко разнились во всем остальном, что их даже по внешнему виду и повадкам без труда можно было охарактеризовать как представителей если не разных человеческих родов, то как сотрудников разных политических партий – это уж точно.

В отличие от Панкратова, Мизянский был суетлив и странно весел, причем весел постоянно. Он сдабривал свои монологи шуточками даже в тех местах, где этого не требовалось. Посреди обсуждения какого-нибудь важного вопроса он мог схватиться за лоб, радостно улыбнуться и промурлыкать: «Какой я чудный анекдот вспомнил, господа!» – и тут же начать его рассказывать, таким образом сбивая всех с толку. У Панкратова от подобных выходок сводило скулы. Алена только на третьем анекдоте поняла, что шутливый настрой Мизянского – это не последствия удачно проведенной ночи и даже не свойство характера, это хорошо продуманная тактика ведения переговоров, когда несвоевременной шуточкой можно вывернуть дело в свою пользу, поскольку противник на минуту утеряет контроль над ситуацией.

Поначалу оба пресс-секретаря выложили на стол объемные папки, раскрыли их и принялись перечислять обвинения, которые они готовы огласить в эфире.

Попутно отметались дела, в которых были замешаны представители обеих партий, и утрясались те, которые оставались. Словом, шла обычная торговля компроматом – ты не скажешь этого, тогда я не скажу того. Мизянский то и дело шутил, Панкратов бледнел и обращался за сочувствием к Алене. Она не сразу раскусила, что и это лишь своеобразная тактика, и только спустя час поняла, что его недвусмысленные улыбки, бархатные взоры, обращенные к ней, отнюдь не свидетельство расположения к ней как к женщине и даже не проявление отчаяния с мольбой о помощи, – это сознательный поиск «душевного союзника» на нейтральной стороне. Когда Алена наконец разобралась во всех этих хитросплетениях, переговоры предстали перед ней в совершенно ином свете: теперь она наблюдала за ними отстраненно, никому не мешала и поддерживала игру обоих, находя в этом настоящее удовольствие. Еще бы, она-то чувствовала себя просто сверхумной женщиной, эдакой изворотливой интриганкой, у которой в кармане всегда припасена козырная карта. А мужчины, уверенные в том, что манипулируют ею (да и всеми остальными, включая своего противника), старались изо всех сил, даже не подозревая, что их тонкая игра кое для кого за этим столом стала просто неудачным спектаклем.

– Итак, – Панкратов обдал Алену очередным многообещающим взглядом. Она с трудом подавила улыбку, – чтобы все было поровну, необходимо добавить один пункт в нашу пользу.

– Помилуйте, батюшка! – Мизянский изобразил полнейшую невинность. – Да чего же вам не хватает? Нефтяной вопрос мы исключили. Мы даже историю с приватизацией не трогаем. А продажа голосов в Думе – это же полнейшая недоказуемость, лай в пустоту. Если так пойдет и дальше, нам просто не в чем вас будет обвинить!

– Но вам действительно не в чем нас обвинить. – —Панкратов развернулся к Алене:

– Не так ли?

Она пожала плечами. Он продолжил, уже обращаясь к оппоненту:

– Нефть мы решили не трогать, потому что и вы там замарались не меньше нашего, приватизация – настолько давняя история, что никого уже не проймет, уберите продажу голосов в Думе.

– Но тогда у вас будет одним пунктом больше! – Мизянский округлил глаза. – Вы решили затронуть лоббирование интересов бензиновых королей.

– А что вы можете предложить взамен? – Панкратов бросил еще один выразительный взгляд в сторону Алены. И она поняла, что нужно действовать, поэтому наконец ответила ему слегка смущенной улыбкой. Примерно такой, какой одаривала Борисыча в тот момент, когда он поднимал на нее глаза от только что прочитанной ее статьи.

Панкратов приосанился.

– Ой, ну как же убрать такие смешные истории? Знаете Королькова? Как он сокрушался, когда выяснилось, что продал свой голос первым и страшно продешевил… – хихикнул Мизянский.

– Оставьте вы этого убогого! – потерял терпение Панкратов, которому история с продажей депутатских голосов не казалась смешной, даже при воспоминании о несчастном Королькове, который давно был притчей во языцех, так как либо постоянно попадал впросак, либо устраивал драку на заседании, причем и то и другое неизменно становилось достоянием общественности.

– Действительно, – тут Алена еще раз улыбнулась Панкратову, отчего лицо Мизянского сделалось кислым. – Пожалуй, хватит утрясать. Так мы не договоримся…

В редакции повисла пауза, и все воззрились на нее с разной степенью интереса. Она глубоко вдохнула и наконец сделала тот решительный шаг в пропасть, к которому так долго шла:

– Лоббирование интересов компаний – это самая разветвленная часть ваших взаимных обвинений. Исключить ее нельзя, равно как нельзя расписать по пунктам.

Попробуем изъять наиболее скандальные отрасли и взять то, что более-менее усреднено.

К этому моменту она уже так накачала Панкратова своим обаянием, что тот просто расцвел. Мизянский же сник, судорожно сопоставляя наказ Налимова не перечить Алене Соколовой с тем, что разворачивалось перед его ошарашенными глазами.

– Значит, мы исключим бензин, цветные металлы и табак.

– И недвижимость, – добавил Панкратов. Алена с трудом сохранила на лице спокойствие:

– Если исключить еще и недвижимость, то спорить будет не о чем. Пожмете друг другу руки в эфире и разойдетесь добрыми друзьями.

– А разве это плохо?

Тут Алена поняла, что Панкратов со своими улыбочками – просто какой-то урод.

– Плохо! – заверила она его. – Потому что никто из зрителей не поймет, зачем вы пришли в студию «Политического ринга» и что это за ринг такой, где противники милуются от начала поединка до самого финала. И поверьте мне, после третьей минуты передачи большинство ваших потенциальных избирателей выключат телевизор. Давайте начистоту – что вы хотите получить от передачи? Я полагаю, что голоса, так? Значит, имеет смысл убеждать людей, а убедить никого не удастся, если программу никто не посмотрит. Постная политическая передача, где лидеры в спокойной обстановке произносят скучные монологи, сейчас никого не заинтересует. Нужна борьба, скандал, столкновение, стычка – называйте это как хотите. И если не будет остроты, то не будет и рейтинга. А нет рейтинга – нет и голосов.

Панкратов с Мизянским с минуту молчаливо обдумывали ее речь. Алена молила всех известных ей святых, чтобы последний не выдал своей радости от сознания, что она все-таки на его стороне. Мизянский понял, конечно, понял, что она имела в виду, отстаивая право «Демократической свободы» обвинять «Народную силу» в том, что та лоббирует интересы компаний, занимающихся недвижимостью. Ведь именно к таковым относится фирма «Дом». Панкратов вряд ли вообще знал о ней – это было слишком мелким делом, поэтому никто его не предупредил, что тут скрыт криминал. Спустя пять минут напряженных молчаливых раздумий оба пресс-секретаря согласились с доводами Алены, причем оба при этом имели весьма довольный вид.

«А вот теперь ты влипла! – заключила про себя Алена. – Вот теперь именно ты подставила Горина. Тут уж не отвертеться и не сослаться на злой рок при разборках. И что из этого выйдет, неизвестно. Как неясен финал для самого Горина, так пока и непонятно, что с тобой сделают после эфира!»

* * *

«Какой же странный тип этот Терещенко!» – Алена задумчиво уставилась в гудящее пространство родной редакции журнала «Оберег». После всех треволнений в «Останкино» этот милый сердцу муравейник показался ей таким спокойным. Она тут же расслабилась и привычно принялась размышлять о любимом следователе.

Собственно говоря, и раздумывать-то было не о чем – Вадим, разумеется, не подлец, и на то, в чем она его сегодня обвинила, он не способен. А она наорала на него совершенно сознательно, чтобы отвязался. Вот и все. Теперь он будет чувствовать себя виноватым, маяться (что, собственно, тоже в ее интересах, значит, будет о ней думать), потом придет просить прощения. Но для этого решительного шага он должен созреть, а пока он зреет, она успеет не только подготовить, но и снять передачу. «Это не Вадим странный, а я .странная, – неожиданно решила для себя Алена. – Это я изменилась. Я стала какой-то холодной и расчетливой. Я играю с людьми, как с шахматными фигурами, используя их эмоции и желания. А сама – словно железная. Господи, неужели и на меня так повлияло участие в политических баталиях? Нужно с этим завязывать, а то ведь превращусь в настоящую стерву! Или уже поздно?..»

Эта мысль повергла Алену в смятение. Она моргнула, потерла глаза, поправила волосы, достала зеркальце из сумки, внимательно вгляделась в свое отражение – вроде бы все в порядке: ни пламени из ноздрей, ни пробивающихся на макушке рогов, зрачки нормальные, не вертикальные, словно у кошек и ведьм. Да и вообще, отражение есть, значит, она пока не вампир и не нечисть какая-нибудь, значит, человек. Только вот внутри у нее все равно похолодело: откуда этот сосредоточенный пронизывающий взгляд, эти складочки на переносице, почему опущены уголки губ? «Может, я старею?»

– Привет! – за столом Бакунина послышалось шевеление.

Она повернулась к нему. Лешка появился на удивление поздно и просто источал жизнерадостность.

«А может, он всегда был таким веселым и энергичным, просто я и сама была такой же, поэтому не замечала. Зато сейчас… А вдруг я умираю?!»

– Впервые за три месяца провел ночь в пьянстве и разврате! – радостно сообщил Лешка. – Как же я много упускаю!

Он хлопнул по монитору компьютера и заявил:

– Все, теперь буду работать только в свободное от отдыха время!

– Лешка. Я похожа на старую стерву?

– Что? – не понял он.

– Я похожа на старую стерву?

Бакунин смерил ее изучающим взглядом:

– На стерву-то ты всегда была похожа…

– Сволочь, – она улыбнулась.

– Нет, на старую пока не тянешь, – он ответил ей тем же, – особенно когда на этих прелестных губках блуждает столь чарующая улыбка.

– Ты мерзкий развратник.

– И горжусь этим. Возьми трубку!

Алена нехотя повиновалась. Лешка вновь вдохнул в нее надежду. «Никогда больше не свяжусь с политикой!» – пообещала она себе, прежде чем ответить на звонок:

– Слушаю.

– Могу я поговорить с Аленой Соколовой? – голос в трубке звучал хрипло.

– Я Соколова. С кем имею честь?

– Мое имя вам ни о чем не скажет.

– А кроме вашего загадочного имени, вам есть чем со мной поделиться?

– Перестаньте, мне не до шуток.

– Да какие уж тут шутки, – усмехнувшись, Алена покосилась на Бакунина, который делал ей энергичные знаки, мол, бросай все, пошли пить кофе.

– Вы хотите знать, кто убил Андрея Титова? – Хрип перешел в шепот.

– Неужели вы? – Она махнула рукой Бакунину:

«Проваливай, не мешай вести светскую беседу».

– Если будете шутить, я положу трубку.

– Послушайте, – она сочла своим долгом возмутиться, – во-первых, я уверена, что это вы пытаетесь меня разыграть. Правда, я пока не понимаю, почему вы решили, что мне интересно, кто убил Андрея Титова…

– Почему? – хохотнули в трубке. – Да вся Москва об этом знает!

– Что? – Она судорожно оглядела редакцию, дабы проверить, кто из коллег решил над ней посмеяться столь глупым способом. Но из всех присутствующих по телефону говорила только помощница Борисыча – Варя, а голос в трубке принадлежал явно мужчине. Причем мужчине простуженному. Варя в этот образ никак не вписывалась.

– Вы сегодняшние «7 Дней» читали?

– «7 Дней»?

– Да, там как это… ну, вроде рекламы вашего будущего интервью.

– Анонс, что ли?

– Наверное… Так вы хотите знать правду?

– А вы ее сами-то знаете?

– Бросьте шутить, сказал! – разозлились на другом конце провода. – Если б не знал, стал бы я звонить! И еще, я назову свою цену. Без торга…

– Подождите… – Она мотнула головой, надеясь, что эта не правдоподобная ситуация как-то сама собой развеется. – Вы что, хотите продать мне информацию?

– Можете называть это и так.

Она выдержала паузу. Причем просто выдержала, как в театре, ни о чем не думая – для создания особенного пафосного настроения в разговоре. Потом хмыкнула и объявила:

– Я вам не верю.

В трубке тоже немного помолчали. Но по другой причине: видимо, в голове звонившего судорожно работали не слишком расторопные мозги.

– Машина была неисправна, – хрипоты прибавилось.

– Это любой может заявить.

– Я слесарь, который позаботился об этом.

– Кто вас попросил это сделать? – Алена все еще сомневалась, но холодок, пробежавший где-то между ребрами, заставил ее вздрогнуть и посерьезнеть.

– Вот это уже стоит денег, – в ухе захлюпал чужой смешок.

– Сколько?

– Десять тысяч.

– Что так?

– В каком смысле?

– Что так много?

– А потому что люди, в этом замешанные, тоже не мелкие.

Тут ее заколотила мелкая дрожь. Не то чтобы она испугалась, вовсе нет.

Просто ей никогда не приходилось торговаться с убийцей по телефону. Ну не было у нее раньше опыта покупки информации. «Вот влипла в политику!» – в который раз про себя сокрушилась Алена.

– У меня сейчас нет таких денег.

– Хотите, чтобы я рассказал другим?

– Погодите. Давайте созвонимся минут через сорок… нет, лучше через час.

– К своему следователю побежите? – голос нервно задребезжал.

– Вы думаете – это в моих интересах?

– Вы всегда сдаете преступников в милицию.

– Только тех, которые пытаются меня убить.

– Мне ваша жизнь на фиг не нужна.

– Тогда вам не о чем беспокоиться.

Он положил трубку. Алена ошарашенно оглядела редакцию. Все сотрудники, как и пять минут назад, спокойно занимались своими делами. Для них мир остался прежним. Ну что на это скажешь? Она натолкнулась на нетерпеливый взгляд Бакунина, который теперь стоял возле Вариного стола и махал ей рукой, чтобы она наконец составила ему компанию по распитию кофе.

– Лешка! – крикнула она ему. – У меня крыша поехала или мы все неожиданно переместились в Лос-Анджелес?

Он расплылся в добродушной улыбке и развел руками:

– А с чего такие дикие предположения?!

– Мне только что попытались впарить непроверенные факты за большие деньги. По-моему, информацию продают в основном на Калифорнийском побережье.

– Ну что ты, дорогуша. Информацию сейчас продают везде.

– И все равно мне кажется, что мир перевернулся и я уже не в Москве. – Алене не хотелось шутить.

– Ты хоть одну звезду Голливуда наблюдаешь поблизости? – резонно вопросил Бакунин и, оглядев проходящего мимо Борисыча, отрицательно мотнул головой (за спиной у него, разумеется, зачем начальника расстраивать). – Нет, Алена! У тебя определенно поехала крыша.

– Да? – Она его уже не слушала: «Конкина! Зараза. Так подставить!»

Пальцы судорожно набирали номер редакционного отдела «7 Дней».

– Ленка! Какого черта?!

– Аленка, ну извини! – заныла та в трубке.

– Зачем ты мне такую подлянку подкинула?!

– Да ты пойми: дело твое стоит на месте, а редактор наш ну просто плешь мне уже проел: «Где материал?» Пришлось выдать хоть что-то, чтоб не уволил.

– Могла бы предупредить. Я бы тебе о своем детстве рассказала.

– На хрена мне твое детство сдалось.

– Ты же мне все карты спутала, идиотка.

– А ты заметку-то хоть читала?

– Нет пока, но реакцию на нее уже получила. – Да? Какую? . – Мне теперь маньяки звонят.

– Круто!

– Отлично, в следующий раз я буду давать твой телефон. Общайся.

– Ален, не сердись. Прочти заметку. Там про расследование ни слова. Там только твоя фотография и три предложения: «Известная журналистка Алена Соколова считает, что авария, в которой погиб Андрей Титов, не случайна». И что она, то есть ты, уже очень скоро поведаешь о ходе своего расследования читателям нашего журнала.

– Хитро придумано. – Алена даже охнула. – Значит, я должна рассказать о результатах расследования не в своей статье, а в твоей?

– Ну…

– И не надейся! Мы об этом не договаривались! Она нажала на рычаг и снова набрала номер. Долго никто не отвечал. Наконец она услыхала голос Катерины, причем голос жутко раздраженный:

– Алло!

– Ты что-нибудь съела?

– Ой, Ален, ты, что ли? – Катерина тут же потеплела, похоже, даже улыбнулась.

– Я.

– Понимаешь, такая запарка. Ну просто покоя не дают. Постоянно звонят, всем чего-то от меня нужно. Съемки-то послезавтра. В общем, у нас тут такой котел с горячими помоями…

– Образно. Хочешь, долью еще?

– А что случилось?

– Конкина напечатала про меня заметку в своих «7 Днях»…

– Та-ак, – погрустнела Катька, – беда не приходит одна.

– Ты еще всего не знаешь: какой-то придурок уже откликнулся, позвонил и предложил продать информацию за десять тысяч долларов.

– Информацию?

– Ну! Он-де знает, кто убил Андрея Титова.

– А может, он знает заодно, кто убил и Джона Кеннеди?

– Я тоже его об этом спрашивала. Но смеяться, похоже, не придется – говорит, что он и есть тот самый механик, который испоганил машину Титова.

– Это может наплести любой кретин. Однако проверить не мешало бы.

– А у тебя есть десять тысяч долларов?

– Спятила?!

– Тогда о чем разговор? – Слушай, это же элементарно. Пообещай ему манну небесную, ну поторгуйся для приличия. И пригласи на встречу.

– Без денег он не расколется. – Но это же был бы такой взрыв! – Катерина помолчала. – Ладно… я тут что-нибудь постараюсь придумать. Когда ты с ним связываешься?

– Через час.

– Только не футболь его. Ты хоть понимаешь, чем это пахнет?

– Конечно, понимаю, – грустно ответила Алена, – это пахнет дерьмом.

– Дурочка. Это пахнет большим политическим скандалом. Хотя… по части обоняния, может, ты и права…