Текст книги "Девочка с Севера (СИ)"
Автор книги: Анна Трефц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– В жизни не видал такой дуры. Ах ты, зашуганная провинциалка!
– Прекратите обзываться. – Маша покраснела, понимая, что он прав как никогда. Все-таки нужно мозги держать в напряжении. А то снесло от небывалой удачи крышу. Теперь непонятно, во что это выльется. Первые капли этого «чего-то» выступили тут же. Бобров хмыкнул и покровительственно похлопал ее по плечу:
– Дорогая Маша, в договор я включил пункт об общении. Теперь я имею право тебя ругать и называть всякими бранными эпитетами. Как то: глупая провинциалка, тундра, ломом подпоясанная и прочие термины, которые ты вполне заслужишь. Исключаются прямые матерные оскорбления.
– Я это подписала?!
– Как миленькая. – Серж хохотнул и распахнул перед ней дверь квартиры.
Маше показалось, что она попала в номер хорошей гостиницы. В таких квартирах ей ни бывать, ни тем более жить не приходилось. Такой интерьер она видела в журналах. Все было новенькое, опрятное и по виду очень дорогое. Она потрогала пластиковые рамы на окнах, вспомнив слово, с которым родители ее связывали понятие «благополучная жизнь», – «стеклопакет». Единственное, чего не было в квартире, так это человеческого присутствия, отчего две комнаты, кухня, прихожая и ванная напоминали уголки в мебельном магазине.
– Ничего, обживешься со временем, – прогудел Бобров, угадав ее мысли.
Маша открыла шкаф-купе с огромным зеркалом. Разумеется, он был пуст. Только в углу его покоился новенький пылесос.
– Да, – Серж потер переносицу. – Попрошу Никиту походить с тобой по магазинам. Нужно, чтобы ты купила себе несколько выходных шмоток, ну, и что там тебе еще нужно.
Певица покраснела. Все происходящее смахивало на сказку. Однако это было лишь начало, а Маша с детства знала, что в сказках не может быть все только хорошо. Она в удивлении уставилась на мецената.
– Глупая ты, – улыбнулся тот, – Черта с два я закидывал бы тебя шмотками, если бы мне это было не выгодно. Скоро начнется твоя раскрутка. Ты должна будешь выглядеть соответственно не только на сцене, но и в жизни, понимаешь? А на твои три рубля, которые ты привезла в Москву, ничего, кроме того красного платья с рынка, которое ты таскаешь с маниакальной настойчивостью, не купишь.
Маша почувствовала, как волосы на голове взмокли. В груди ее словно печь разожгли.
– Вам не понравилась песня, которую я написала, вам не нравится мой наряд, в таком случае почему вы меня выбрали?
Меценат пожал плечами и ответил быстро, словно готовился к этому вопросу:
– Мне нравишься ты.
Ответ прозвучал просто и логично. Однако Машу он напугал. Ей бы больше понравились напыщенные объяснения о харизме, тембре голоса и оригинальной манере исполнения. Она застыла, как раз превратившись в того кролика перед удавом. Бобров, казалось, и это ее состояние разгадал. Он двинулся на нее медленно и уверенно. Маша отступила на шаг, но уперлась спиной в треклятый шкаф-купе. Серж подошел к ней вплотную, положил руки на плечи и, заглянув в глаза, вдруг усмехнулся и отступил на шаг.
– Я что, такой противный? Ты бы ни за какие деньги не согласилась лечь со мной в постель?
Машу колотила крупная дрожь. Она проглотила ком в горле и потупила взгляд.
– Не понимаю… – задумчиво протянул он. – Многие начинающие певицы уверяют, что прыгнуть ко мне в койку – это единственная цель, ради которой они прутся в шоу-бизнес. Они, между прочим, убедили меня в том, что я венец творения на земле. Откуда такой ужас в ваших глазах, уважаемая? По-твоему, я монстр?
Маша упрямо смотрела в пол, не решаясь ответить. Хотя на последний вопрос сейчас она могла бы, не задумываясь, произнести «да».
– Ладно, – он отвернулся и, подойдя к окну, откинул тяжелую гардину. – Да будет тебе известно, что я не сплю со своими подопечными. Вас у меня так много, что со всеми не переспишь. У меня под покровительством симфонический оркестр, к примеру. Играют – просто блеск. Но тащить каждого в койку – уж извини!
Маша улыбнулась.
– К тому же личные отношения портят профессиональные. Трахнешь такую вот сопливую дуру, а потом носись с ней как с писаной торбой. Капризы начнутся незамедлительно. А мне от тебя работа нужна, понятно?
– Я очень рада, – искренне ответила Маша.
Он резко повернулся к ней и, усмехнувшись, весело проговорил:
– А зря! Я, между прочим, действительно венец творения. Особенно в постели. Ты многое теряешь. Я бы на твоем месте опечалился.
– А по договору я имею право говорить вам правду?
– Хм… – Он озадачился. – Такого пункта в договоре нет. Ну, то, что не запрещено, то разрешено. Валяй.
– Вы ошибаетесь насчет венца творения. Вас обманули. И печалиться мне не о чем.
– Эх, чем же ты еще можешь себя успокоить, коли не грубой клеветой, – и он фыркнул.
Вот так Маша поменяла место жительства. Поменяла она и образ жизни. Вставала она в восемь утра, мчалась на урок по вокалу. Строгий преподаватель Игнат Робсон, неопрятный косматый мужик лет сорока, спуску ей не давал. Выговаривал, что она полное ничтожество, петь совсем не умеет, а то, что умеет, пением не назовешь. Так, вытье в подворотне. Уроки были странные – то она шипела от низов к самым верхним нотам, то «булькала» октавами, то выпевала музыкальные интервалы.
– Нужно расширить твой диапазон, – ворчал преподаватель. – Иначе ни одну песню тебе не подобрать.
Маша молча терпела, старательно выполняла его требования. Вечерами занималась еще и дома, повторяя по настоянию Игната утренний урок.
В середине дня ее ждал преподаватель по хореографии, который на первом же занятии потребовал называть себя Вовиком, и никак иначе. С ним Маша испытывала настоящие муки. Сначала она проходила с ним классический станок. В детстве, как всякая девочка из хорошей семьи, она занималась танцами, но то были занятия для удовольствия. Она и понятия не имела, что все эти батманы, плиссе и арабески могут так выматывать за считанные минуты. Вовик стоял рядом и периодически лупил ее палкой то по ногам, то по спине, требуя ровных линий.
– Тебе нравится бить людей? – однажды, не вытерпев, пискнула она.
– Человеком станешь, когда научишься спину держать, – холодно ответил садист и, поддев палкой ее бедро, заставил поднять ногу. – Упражнение не закончено. Работай, а не огрызайся.
Серж не появлялся на занятиях. Один раз заглянул в класс к хореографу, оглядел ее, вымученную, растрепанную, мокрую с ног до головы, хмыкнул:
– Потрясающе выглядишь.
И разочарованно обратился к Вовику:
– Смотрю, ты ее жалеешь.
Маша только головой покачала.
Вечером у нее был неизменный шейпинг в спортивном клубе, который заканчивался бассейном, массажем и солярием. А по субботам сауной. Домой она приползала к десяти. Пела упражнения и плюхалась в кровать. На ужин сил не оставалось. Вот и вся жизнь. Спустя неделю у нее появился репертуар. Пока состоящий из одной песни. Выбор происходил в офисе Сержа.
– Нравится? – гордо вопросил он, когда они прослушали первую композицию в исполнении автора.
– Ну… – уклонилась от прямого ответа Маша, которой песня не очень понравилась.
– Ты что, она бешеных бабок стоит! Пять тыщ долларов! Автор – известный человек, – обиделся меценат.
– В общем-то, она не слишком интересна в музыкальном плане, – неожиданно поддержал певицу преподаватель по вокалу. – Голос показать не на чем.
– На нашей эстраде голос показывать не принято, – угрюмо заметил Серж. – Некоторые звезды вообще петь не умеют, и ничего. Была бы морда смазливая да раскрутка хорошая.
– Тогда почему я? – На сей раз Маша смело вскинула на него глаза. – Есть куча девиц куда смазливее меня.
– И то верно, – запальчиво ответил Бобров.
– Тайм-аут, – на манер рефери поднял руку Игнат. – Может быть, эта песня и хит, но не Машин.
Повисла тяжелая пауза. Бобров потер переносицу и недовольно пробубнил:
– Сам знаю. Ладно, есть у меня еще одна на примете.
Правда, автор никому не известен. Держал его про запас, думал, спихну, когда случай подвернется. Он поставил другой диск. Музыка Маше понравилась, но вот исполнение… Голос у композитора был хриплым – слов не разберешь.
Нет, не умею я ждать,
Не умею просить,
Не умею прощать,
Но я умею любить…
Маша задумалась. Песня явно не про нее. Скорее ее Ирма могла бы спеть с чувством. Наверное, для нее она и предназначалась: для гордой женщины, лукавой, жестокой, сильной, как леди Макбет. Мужчины такой восхищаются на расстоянии, потому что подойти боятся. Такая всегда выбирает сама, но остается одинокой. Впрочем, про одиночество – это ей сейчас очень даже понятно. Но вот все остальное…
– И ты такой должна стать, – словно опять прочитав ее мысли, тихо произнес Бобров и накрыл своей ладонью ее.
Она вздрогнула. В который раз удивилась, как это ему удается видеть ее насквозь.
– Слушай, у тебя на лице все написано, – он усмехнулся. – Может, тебе преподавателя по актерскому мастерству найти? Чтобы маску научил носить. Негоже такой простушке петь арии роковых женщин. Машка, ты должна стать роковухой, понятно? Иначе наше дело – дрянь.
Роковухой, похоже, Серж Машу решил сделать незамедлительно. Для чего и потащил этой же ночью в модный клуб на закрытую вечеринку.
– Пора выводить тебя в свет, – буркнул он, впихнув ее в зал, набитый знаменитостями и богачами.
Таким образом Маша впервые появилась на публике официально, как «новый проект Боброва». И первое, что она сделала, – это растерялась. Меценат взял ее за руку, шепнул: «Вперед» – и поволок знакомиться. Отвечали ей приветливо. Мужчины целовали ручку, женщины с натянутой вежливостью улыбались. Но заговаривали только с самим Бобровым. Для всех она оставалась никем – глиной в руках мастера или бессловесной куклой. Во всяком случае, именно так к ней относились все эти люди.
– Вот, наконец-то тебя нашел! – как никогда обрадовался Серж, чуть ли не впихнув ее в объятия того самого голубоглазого высокого субъекта, с которым она видела мецената в ресторане и которого приняла за киллера.
Правда, как выяснилось на музыкальном вечере, он оказался вовсе не киллером, а английским аристократом, но от этого вид у него не исправился. Маша по-прежнему считала его довольно грозным типом.
– Сэр Александр Доудсен, – представил Серж аристократа и указал на певицу:
– А это наша Маша. Вернее, Мария Иванова – восходящая звезда российского шоу-бизнеса.
– Весьма польщен, – заверил ее лорд, на ее взгляд, куда искреннее остальных в этом зале. А может быть, он с детства тренировался скрывать свои истинные эмоции.
– Ну, пойду поговорю, тут нужно мне, в общем, отойти, – неожиданно смутившись, Бобров растворился в толпе, оставив ее наедине с сэром Доудсеном.
Маша тут же покраснела, не зная, что делать и что говорить. Как незадачливая школьница, стоящая у доски и начисто забывшая вызубренный накануне урок, замотала руками. Лорд ей еще раз поклонился, ободряюще улыбнулся, мол, расслабься.
– Александр? – пискнула Маша, теряя остатки самообладания. – Сэр Александр? Разве это английское имя?
– Скорее греческое, – тот жестом показал ей, что можно сесть за столик, и продолжил уже на пути к нему, – Пожалуй, самый известный грек, носивший это имя, был Александр Великий – царь Македонии.
– О, да…Конечно, – согласилась Маша, усаживаясь за столик. – Но все равно в Англии не так уж много Александров…
– Меньше, чем Джонов, но тоже встречаются. Александр Тунисский – известный полководец – был даже министром обороны в середине XX века.
– Похоже, вы все знаете о своем имени.
– И о вашем немножко, – улыбнулся он ей.
– Да? И что же?
– Гм… – Сэр Доудсен сделал вид, что задумался ненадолго. Ровно настолько, чтобы она поняла, что сморозила глупость. – Мария Богородица, или Дева Мария, известна как мать Иисуса Христа, не путать с Марией Магдалиной – наоборот, грешницей, правда, раскаявшейся. Мария Стюарт – интриганка, участница многих заговоров. Вам не кажется, что Шиллер ее образ изрядно идеализировал? Мария Нагая тоже не слишком приятная особа. Седьмая жена Ивана Грозного. Отличалась удивительным непостоянством: сначала признала Лжедмитрия I сыном, потом отреклась от него…
– Прошу вас, – взмолилась Маша, уже опять красная как рак. – Мне стыдно за мое имя.
– Не стоит, – поучительно заявил аристократ. – Одна Мария, породившая Христа, искупает грехи всех остальных.
– Вы прекрасно знаете историю.
– Я вас расстрою, если замечу, что неплохо знаком с литературой, юриспруденцией, географией, к сожалению, химией и свободно говорю на четырех языках?
– И еще вы здорово хвастаетесь, – засмеялась она.
– Что вы! Если бы я хвастался, сказал бы, что прекрасно танцую и читаю на тайском без словаря.
Он показался ей человеком очень приятным и легким в общении. Удивительно, как он, аристократ по рождению и воспитанию, умел быть простым парнем. Она не чувствовала его превосходства. Вернее, знала о нем, но Александр ни жестом, ни взглядом не дал ей понять, что едва терпит общество дурочки из провинции. Он был много проще в общении, чем вся та «богемная знать», которая их сейчас окружала.
«Может, аристократическое воспитание – это и есть умение быть проще, а не напускать на себя неприступный вид, как богатый простолюдин?» – подумала Маша.
Они болтали довольно долго. Александр рассказал Маше о своих предках, которые жили в России, о том, чем он занимается в Москве. Маша, в свою очередь, поведала, как она попала в столицу, как познакомилась с Бобровым. Когда дошли до музыкального вечера, она погрустнела.
– Да, я помню ту девушку. Ее зовут Анастасия. Кажется, она представила вас Сержу. Вам нужно ее поблагодарить.
– Ну… – Маша вздохнула. – Боюсь, это теперь невозможно.
– Вот как? – Он вскинул брови. – Она уехала? Где же она теперь? Хотя нет, я догадаюсь… Я не вижу на вечере еще одного постоянного завсегдатая, некоего Бориса.
Мне показалось, что в посольстве…
– Она погибла, – перебила его Маша и замолчала.
Больше всего на свете ей не хотелось заканчивать разговор с этим приятным молодым человеком на грустной ноте, но и слушать его догадки она была не в состоянии.
– Мне жаль, – с грустью сказал он, словно Ася была его близкой подругой. – Приношу свои соболезнования. Как это случилось?
– Ее убили грабители в ее же квартире. Застрелили…
– Господи святы! – обескураженно выдохнул аристократ.
На Александра это сообщение подействовало как удар молнии. Он вспомнил ту хрупкую девушку с повадками подростка. Скорее от избытка эмоций, чем от желания выяснить правду, он порывисто спросил:
– Неужели они ворвались к ней ночью?
– Нет. – Маше очень не хотелось говорить об этом.
Она чувствовала, что тоска наваливается на нее, мешая дышать, а к горлу подступает горячий ком. Чужое участие наконец пробудило в ней дремавшую скорбь, – Она вернулась с репетиции слишком рано. Почему-то сама открыла убийце дверь. Или у него были ключи, не знаю.
– Ужасно. – Сэр Доудсен сжал набалдашник трости в пальцах. – Просто отвратительно! Могу ли я вам чем-то помочь?
– Мне? – слабо удивилась Маша.
Он тут же почувствовал, что совершил промах, и быстро поправился:
– Ради бога, простите. Я не имел желания навязывать себя, но такие минуты пережить в одиночку очень трудно.
– Вы правы, – несколько ошарашенно согласилась она, – но у меня есть работа. Как бы жестоко это ни звучало, я стараюсь думать только о ней. Согласитесь послушать мою первую песню?
– Разумеется, – он грустно улыбнулся.
– Я кажусь вам гадкой?
– Это почему?! – озадачился Александр, изо всех сил пытаясь понять, какой же она ему кажется. Он посмотрел на нее. Нет, определенно не гадкой. Она казалась ему милой девушкой. Даже привлекательной. Чересчур тихой и застенчивой для шоу-бизнеса. Во всяком случае, из опыта общения с актрисами Лондона, которое было эпизодичным, он сделал вывод, что звезды сцены – это напористые, себялюбивые красотки. Они яркие. А девушка, сидящая сейчас рядом с ним, не в пример им старается быть как можно незаметнее.
– Я думаю не о том. Я пытаюсь отвести разговор от больной темы. Это нехорошо, я знаю…
– Милая Мария. Вы позволите вас так называть? – мягко улыбнувшись, обратился к ней молодой аристократ. – Вы чудесная девушка. И вы совершенно не походите на артисток, которых я когда-либо встречал. Те сказали бы: «Ах, как жаль, что она умерла. Потанцуйте со мной, мне так грустно».
– Мне действительно грустно.
Александр поднялся и, галантно поклонившись, предложил ей руку:
– Позвольте пригласить вас на танец.
– Вы думаете, что я бесчувственная артистка? – Она усмехнулась.
– Вы такая же бесчувственная артистка, как я великолепный танцор. Я готов говорить с вами о вашей подруге столько, сколько вам нужно. Но не сейчас. Сейчас вам стоит отвлечься. Идемте, а то вы расплачетесь, и все решат, что вы готовите себя не на эстраду, а в хор плакальщиц.
Общество жестоко.
– Вы все знаете об обществе? – Она поднялась, позволив ему увлечь себя на танцплощадку.
– Общество везде одинаково. Нет более бездушного человеческого сборища, чем свет. Уж поверьте мне.
Глава 8
Танцевал он не так плохо, как обещал. По крайней мере, он весьма уверенно вел партнершу и ни разу не наступил на ее новенькие, купленные в дорогом магазине туфли.
– Если вы и на тайском так же читаете, как танцуете… – хихикнула ему на ухо Маша.
– Увы.
– Ах, ну вот ты где! – Бобров бесцеремонно налетел на них и прекратил танец, – Саша, ты мне страшно нужен. Я должен тебя кое-кому представить.
– Серж, – едва сдерживая возмущение, сухо заметил сэр Доудсен, – мы танцевали. Простите, Мария, – он поклонился ей.
– Да? – искренне удивился меценат и развел руками:
– Не заметил.
Он был явно не в себе. Взгляд его как-то ненормально пылал, щеки, и без того не бледные, теперь были похожи на половинки огромного помидора. Ко всему прочему он еще и нервно озирался.
– Маша, я уведу твоего кавалера. Уж прости, детка.
Он схватил аристократа за руку и поволок к барной стойке.
– Не стоит называть ее «детка», – не выдержал сэр Александр. – Она этого не заслуживает, как бы вы к…
– Да забудь ты на минуту о Маше! – нетерпеливо перебил его меценат и, резко остановившись, развернулся к нему.
Аристократ со всего маху налетел ему на грудь. – Бобров и этого, казалось, не заметил.
– Помнишь, я говорил тебе о ней! – перешел он на жаркий шепот.
– О Марии?
– Да черт с ней!
– Выбирайте выражения! – возмутился сэр Доудсен и, высвободив руку из его пальцев, отступил на шаг.
– Ладно, прости, – быстро согласился Серж. – Я говорил тебе о даме. Ну, вспомнил? О ТОЙ даме!
– Честно говоря, я предполагал, что вы говорили о Марии, – озадаченно промямлил Александр.
– Далась тебе эта Мария! Мария, Мария, – меценат закатил глаза. – Я тебя сейчас представлю.
Он опять схватил его за руку и поволок вперед.
– Вот, – он наконец остановился и, отступив в сторону, явил глазам сэра Доудсена красивую брюнетку с греческим профилем и гордо вскинутым подбородком, – Наталия Касальская.
– Весьма польщен, – Александр поклонился.
Где он уже слышал эту фамилию?
– Что будем пить? – засуетился пылкий влюбленный.
– Мартини, ты же знаешь, – грудным голосом произнесла красавица.
Александр взглянул на нее – ни дать ни взять роковая женщина. Таким на грудь нужно таблички вешать, как на кабинку с высоким напряжением: «Опасно для жизни». Хотя зачем? Она сама – ходячая табличка. Дама была потрясающе красивой. Она находилась как раз в том возрасте, когда образ ее уже не портила девичья наивность, когда все черты, все линии тела уже оформились. Она выглядела совершенной и абсолютно неприступной. Наталия была высокой, чуть ниже самого Александра, стройной, но не хрупкой. Она царственным жестом приняла бокал с мартини, медленно, закрыв глаза, сделала небольшой глоток. Все ее движения дышали чувственностью, столь свойственной, что называется, дорогим женщинам. Александр за свою жизнь таких перевидал немало. И тем не менее слегка ошалел от созерцания этой богини, словно для прогулки спустившейся к простым смертным. Он вырос среди подобных ей – высоко ценящих себя. Но в отличие от них она действительно была красавицей.
– Мы говорили о миниатюрах Тороса Рослина, – очень тихо сказала она. Настолько тихо, что окружающие должны были вслушиваться, затаив дыхание, чтобы разобрать слова. – Смешно.
– Что же смешного в миниатюрах Тороса Рослина? – удивляясь все больше и больше, спросил сэр Доудсен, который представить себе не мог, что Бобров способен рассуждать не только об этом редко произносимом в наши дни имени, но вообще о живописи. – Это, если мне не изменяет память, представитель киликийской школы?
– Смешно, что ни я, ни Серж понятия не имеем об этом Торосе. Я поясню: мне предложили купить часть его иллюстраций, вернее, две, к какому-то там Евангелию, но никто не может определить, подлинник это или дешевая подделка.
– Часть иллюстраций к Малатийскому евангелию?!
– Вот видите, вы знаете больше нас всех, вместе взятых, – она растянула чувственные губы в подобие улыбки.
– Знаю теоретически. Но купить эти иллюстрации невозможно. Они все – собственность музеев, монастырей и библиотек. Я знаю, четыре подписные работы хранятся в монастыре Святого Якова в Иерусалиме, еще слышал про США, Париж и Вену, в самой Армении…
– Пф… – пренебрежительно фыркнула Наталия. – Это не аргумент. Вы же догадываетесь, что большинство подлинников сейчас уже в руках частных коллекционеров. Я что-то не поняла про «саму Армению»?
– Торос Рослин – армянский художник, миниатюрист XIII века.
– Вот как, – разочаровалась она. – А такое европейское имя…
– Вы интересуетесь средневековой живописью? – поспешно задал вопрос Александр, чтобы скрыть неловкость момента.
– Абсолютно нет. Я вкладываю деньги.
– Тогда лучше не рискуйте. Хотя, кому взбредет в голову подделывать Тороса Рослина, ума не приложу. Подобные вещи создают только для сумасшедших коллекционеров, а наобум…
– Или для профанов вроде меня, – продолжила красавица. – Для тех, кто мерит живопись долларами.
– Наталия, ты к себе несправедлива, – сладким голосом запел меценат.
– Брось, – сморщила та царственный нос. – Я не склонна приписывать себе лишние достоинства. Мне хватает того, что у меня есть.
«Это точно, – подумал Александр. – Того, что есть, вполне достаточно, чтобы любого свести с ума».
Оставшись одна посреди танцевальной площадки, Маша огляделась. Никто на нее не обращал внимания. Все присутствующие разделились на группки и весело болтали. Она нерешительно шагнула к бару. Там происходило захватывающее действо – молодой бармен жонглировал горящими бутылками, успевая при этом наливать из них в шейкер и смешивать замысловатый коктейль. Проделывал он это, по всей видимости, для себя, потому что никто на него внимания не обращал. Маша облокотилась на стойку. Он, завидев ее, улыбнулся во все зубы и подмигнул. Установив одну бутылку на голову, бойко спросил:
– Чего изволите?
– Вот этого, – она кивнула на шейкер.
– Это же «Кипучий яд»! – он притворно округлил глаза.
– Ничего кипучего не вижу, – она грустно усмехнулась.
Бармен поймал все бутылки, до этого летавшие в воздухе, поставил их на стойку и внимательно посмотрел на нее. Потом критически заметил:
– Н-да, вам действительно прописан «Кипучий яд». Вам нужно взбодриться.
– Почему кипучий?
– Вот почему. – Он выхватил откуда-то длинную спичку, чиркнул ею и поджег содержимое открытого шейкера.
Жидкость вспыхнула.
– Ax! – Маша отпрянула в удивлении.
Бармен перелил часть горящего напитка в специальный бокал, сунул в него соломинку:
– Быстро пейте, а то выгорит.
Она в ужасе переводила взгляд со стакана на бармена:
– Я это не могу. Это же огонь!
– Заказала «Кипучий яд», так пей! Не пожалеешь!
– А мне плохо не будет? – Она осторожно взяла бокал, на ощупь уже теплый.
– Обязательно будет. Я знаю свое дело.
– Ну и черт с ним! – с неожиданным ожесточением выдохнула Маша.
Ей вдруг стало ужасно себя жалко. Все ее бросили: и Бобров, притащивший ее сюда, и аристократ, поначалу прикинувшийся таким милым. И вообще, она чужая на этом празднике жизни. Никому не нужная! Ну и пусть она напьется. Кому от этого будет хуже?! Она закрыла глаза и с силой втянула в себя горькую маслянистую жидкость. Как ни странно, «Кипучий яд» не обжег горло, а, наоборот, обласкал его.
– Да ты умеешь пить! – с восхищением воскликнул бармен.
– Н-не очень. – Маша поставила бокал на стойку, чувствуя, как тело ее наливается свинцовой тяжестью.
– Это «Кипучий яд», – не без гордости заметил бармен. – Сейчас растечется по жилам и отравит весь организм.
– Р-раньше нужбыло предупр.., предупрждть! – выдавила она из себя, с ужасом поняв, что язык ее не слушается. Впрочем, и ноги тоже. Колени ослабли, она повисла на высоком табурете.
– Эй, иди на воздух, – посоветовал бармен. – Будет легче. Проветрись, подходи еще.
– Всенепрменно! – заверила его Маша, с трудом продвигаясь к выходу.
Еще не хватало завалиться на чей-нибудь стол на первом своем светском рауте.
«Звезда хренова! – ругала себя Маша. – Пьяный ты заморыш, а не звезда!»
На холодном ветру стало лучше. И хотя ноги ее по-прежнему не держали, но дышалось легко, и тошнота отошла. Хотелось одного – спать.
«Веселая получилась вечеринка, даже и не ожидала, – грустно подумала будущая знаменитость. – Надо предупредить Боброва и линять домой!»
Делая каждый шаг с предельной аккуратностью, она вернулась в гудящий зал. Там начались массовые танцы. Латиноамериканский ритм колыхал густой, горячий воздух, отчего Маше опять стало нехорошо.
«Только бы добраться до Сержа», – взмолилась она.
Словно в тумане, она увидела, что где-то далеко в левой стороне зала красивый голубоглазый аристократ улыбается какой-то греческой богине.
«Все верно. Рыбак рыбака и тому подобное, – горько отметила она. – Две знатные особы нашли друг друга в пышной толпе».
Голова у нее пошла кругом. Она завернула за угол и, спрятавшись за огромным деревом в дубовой кадке, привалилась к стене. Чувство было такое, словно она умирает. Словно ее и в самом деле отравили змеиным ядом. И теперь она прощается с шумным, кипящим жизнью миром своим угасающим сознанием.
– Черт возьми, я вижу тебя насквозь! – прорычал с другой стороны дерева знакомый голос.
Маша открыла глаза. Серж злился на невидимого собеседника.
– Иди ты! – огрызнулся незнакомый бас. – Кто ты такой, чтобы мне указывать!
Он двинулся было от него, но Бобров, схватив его за лацкан пиджака, с силой прижал к стене.
– Руки! – прошипел незнакомец.
– Я все знаю! Ты ее убил! Ты!
Маша вздрогнула и совсем по-деревенски закусила кулак.
– Да хватит прикидываться. Она мне обещала отдать кулон, понятно? Зачем мне ее убивать? А вот тебя она послала!
– Хочешь на меня свалить! – прохрипел меценат.
– Или ты на меня?!
– Черт, куда она дела кулон, если не тебе сунула?
– Ха! Значит, напрасно девку кокнули, – зло съехидничал собеседник.
– И не смей смотреть в ее сторону. Понятно? – Серж часто задышал, видимо, едва сдерживаясь, чтобы не перейти к решительным действиям. – Я ее оберегаю. И от тебя в первую очередь.
– Ага, убил, так еще захотелось?
– Прекрати кривляться, иначе я за себя не отвечаю. Пока она со мной, храни нейтралитет. Я – единственный близкий ей человек в этом городе!
– А если она не захочет твоего безраздельного покровительства? Не захочет, как Ирма?! – упрямо настаивал бас.
– Только подойди к ней, я тебя в порошок сотру!
– Ты? – неизвестный презрительно фыркнул. – Да кто ты есть-то! Думаешь, ты все еще крутой? Прошли твои времена, Серж. Ты не хорохорься-то без нужды, целее будешь!
–А чего ты нос задрал? – не внял его увещеваниям Бобров. – Нашел камешек?
– Считай, что нашел! Теперь он на нейтральной полосе. Кто первым схватит, тот и победитель. И отпусти мой пиджак.
Маша услыхала возню, вжалась спиной в стенку, изо всех пытаясь остаться незамеченной.
– Пошел ты! – повторил то, с чего начал, незнакомец и, отпихнув мецената, быстро прошел мимо Маши.
Она с опаской посмотрела ему вслед. Это был высокий худой мужчина, брюнет с проседью. Двигался он уверенными шагами сильного и волевого человека. Больше она ничего не смогла разглядеть. Он ведь ни разу даже не оглянулся. Бобров ринулся в другую сторону, так ее и не увидев. Маша схватилась за голову. Теперь к «Кипящему яду», блуждающему по ее организму, прибавился и панический страх. Ее лихорадило, кидая то в жар, то в холод. Перед глазами проплывали размытые пятна, а в ушах стояли слова, похожие по силе на громовые раскаты: «Убил, так еще захотелось!»
«Господи, они все знают, – прошептала она. – Они меня делят между собой. И кто победит, тому я и достанусь! Что же мне делать? Что мне делать с этим проклятым кулоном? Из-за него убили Ирму. – Она судорожно вдохнула пропитанный чужим весельем воздух и ужаснулась собственной догадке. – Из-за него убили и Аську!»
Почему ей вдруг такое пришло в голову, она не могла объяснить. Двое мужиков охотятся за кулоном Ирмы. Сначала кто-то из них убил Ирму, но та успела его выкинуть. Потом они увидели этот треклятый кулон на Аське. Но и ее не удалось ограбить. Кто следующий? Маша замерла. Если она отдаст украшение Боброву, станет ли он защищать ее от этого высокого типа? Зачем ему это нужно? Ей страшно захотелось кинуться кому-нибудь на шею. Прижаться к кому-нибудь, хоть на секундочку почувствовав, что она не одинока в этом мире. Пусть это будет иллюзия. Только бы она была! Сейчас ей это, ох, как необходимо!
– А вот и ты!
Она уставилась на бармена. Тот взял ее за подбородок, повернул лицо к тусклому свету, озабоченно проговорил:
– Плохи дела. Нужно ехать домой.
– Я возьму машину. Возьму машину и поеду.
– Нет уж, – он с легкостью подхватил ее за плечи и повел к гардеробу. – Я же тебя напоил. Я несу за тебя ответственность. Довезу на своей машине.
– А как же работа? – вяло поинтересовалась она, сильнее прижимаясь к нему.
– Я подменился. Управятся.
Он накинул на нее новенькую норковую шубку и вывел на улицу. Маша глянула на него снизу вверх. Он был такой решительный, такой сильный и такой красивый. Он походил на рыцаря из какой-то сказки. Или это был принц? Да какая разница. Он был рядом, он готов подставить ей плечо, в котором она именно сейчас так нуждалась.
«Если это не судьба, тогда что?» – успела спросить себя она прежде, чем его губы оказались настолько близко, что она вообще перестала соображать.
Александр встретил новый день со странным ощущением тревоги. Впрочем, в его положении это было понятно. Лежа в кровати, он огляделся. Когда взгляд его остановился на прикроватной тумбочке, он понял причину своего состояния – на ней покоилась брошюра, присланная ему невестой в день своего отъезда в знак вечной и нежной любви.
– Дорогой мой, – пропела ему Ви в тот день по телефону. – Мне ужасно не хочется расставаться с тобой. Но ты же понимаешь, предсвадебные дела, – она хихикнула.
