Текст книги "После – долго и счастливо"

Автор книги: Анна Тодд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 30
Тесса

После душа я чувствую себя чуть менее безумной, а может, дело в непродолжительном сне в теплице или тишине, которой мне наконец удалось добиться. Не знаю почему, но сейчас я вижу окружающий мир яснее. Совсем ненамного, но это помогает быть не такой потерянной и дает слабую надежду, что с каждым днем ясности и покоя будет все больше.

– Я вхожу, – говорит Хардин и открывает дверь до того, как я успеваю ответить.

Натягиваю чистую футболку пониже и, приподнявшись, сажусь.

– Я принес тебе воды. – Поставив полный стакан на тумбочку, он садится на противоположную сторону кровати.

Я придумала целую речь, пока была в душе, но сейчас, когда он передо мной, на ум не приходит ни слова.

– Спасибо, – вот и все, что я способна сказать.

– Тебе лучше?

Он очень осторожен. Наверное, я кажусь ему очень хрупкой и слабой. Я так себя и чувствую. Я должна ощущать себя побежденной, злой, печальной, запутавшейся и потерянной, но я ничего не чувствую. Внутри меня пульсирует пустота, и с каждой минутой я привыкаю к ней все больше.

В душе каждую бесконечно длинную минуту, когда вода стала холодной, я думала о случившемся, пытаясь взглянуть на все с другой стороны. Думала о том, как моя жизнь превратилась в черную дыру, наполненную пустотой. Думала о том, как же я ненавижу это чувство. Думала об идеальном решении проблемы, но сейчас не получается соединить перепутавшиеся слова в нормальное предложение. Так, должно быть, чувствуют себя, когда теряют рассудок.

– Надеюсь, что да.

Он надеется, что я… что?

– Что тебе лучше, – добавляет он, отвечая на мои мысли.

Мы с ним настолько близки, что он всегда знает, о чем я думаю и что чувствую, даже когда я сама этого не знаю. И я это ненавижу.

Пожав плечами, я упираюсь взглядом в стену.

– Вроде бы.

Легче смотреть на стену, чем в его сверкающие зеленые глаза – глаза, которые я всегда так боялась потерять. Помню, когда мы лежали в постели, я надеялась, что проведу с этими глазами еще час, неделю, может, даже месяц. Молилась, чтобы он всегда был рядом и хотел этого так же сильно, как я. Я не хочу больше это чувствовать. Не желаю снова погружаться в отчаяние, когда речь заходит о нем. Мне хочется просто сидеть здесь с пустотой внутри, в мире и покое, и, может быть, в один прекрасный день я смогу стать кем-то другим – тем, кем думала, что стану, до поступления в университет. Если повезет, у меня получится стать той девочкой, какой я была, когда уезжала из дома.

Но той девочки давно нет. Она взяла билет до ада в один конец и теперь молча сгорает дотла.

– Я хочу, чтобы ты знала, как я сожалею обо всем, Тесса. Мне нужно было вернуться с тобой. Мне не следовало разрывать наши отношения из-за собственных проблем. Я должен был позволить тебе остаться рядом со мной так же, как сейчас я хочу быть рядом с тобой. Теперь я понимаю, что ты чувствовала, все время пытаясь мне помочь, когда я отталкивал тебя снова и снова.

– Хардин, – шепчу я, хотя не знаю, что сказать дальше.

– Нет, Тесса, позволь мне закончить. Обещаю, на этот раз все будет по-другому. Этого никогда больше не повторится. Мне жаль, что только после смерти твоего отца я осознал, как сильно нуждаюсь в тебе. Я не сбегу снова, не буду пренебрегать тобой, не буду замыкаться в себе. Клянусь. – Отчаяние в его голосе такое знакомое: я слышала тот же самый тон и те же самые слова уже много раз.

– Не могу, – говорю я спокойно. – Мне очень жаль, Хардин, но я правда не могу.

Он в панике придвигается ближе и падает передо мной на колени, пачкая ковер.

– Не можешь что? Да, потребуется время, но я готов ждать, когда ты выйдешь из этого состояния, оправишься от горя. Я готов на все. Абсолютно на все.

– Не получится, никогда не получалось. – Мой голос снова становится безжизненным. Наверное, от Тессы, разговаривающей как робот, никуда не деться. У меня просто нет сил вкладывать эмоции в слова.

– Мы можем пожениться… – бормочет он, и, похоже, в следующую секунду сам удивляется своим словам, но не берет их назад. Его длинные пальцы обвиваются вокруг моих запястий. – Тесса, мы можем пожениться. Если ты согласишься, я женюсь на тебе хоть завтра. Надену смокинг и все такое.

Слова, которые я так долго ждала и желала услышать, наконец слетели с его губ, но я ничего не чувствую. Прекрасно их расслышала, но ничего не чувствую.

– Не получится, – качаю я головой.

Его отчаяние растет.

– У меня есть деньги, более чем достаточно, чтобы оплатить свадьбу. Тесса, мы устроим ее, где захочешь. У тебя будет самое дорогое платье и цветы, и я не произнесу ни одного слова жалобы! – Он почти кричит, и его голос эхом отдается по комнате.

– Не в этом дело, это просто неправильно.

Мне хочется выжечь в сердце его слова и то, с каким неистовством он их произносит, и вернуться в прошлое. Прошлое, в котором я не понимала, насколько на самом деле разрушительны наши отношения. Прошлое, в котором я отдала бы все на свете, чтобы это услышать.

– Что тогда? Я знаю, ты этого хочешь, Тесса. Ты столько раз говорила об этом. – Я вижу смятение в его глазах и отдала бы что угодно, чтобы хоть как-то облегчить его боль, но не могу.

– У меня ничего не осталось, Хардин. Мне нечего тебе дать. Ты уже все забрал. Мне очень жаль, но ничего не осталось.

Пустота внутри растет, заполняя меня всю, и я никогда еще не была так благодарна за то, что ничего не чувствую. Если бы я могла почувствовать хоть что-то, это убило бы меня.

Это точно убило бы меня, а я только недавно решила, что хочу жить. Я не в восторге от тех темных мыслей, что посетили меня в теплице, но горжусь тем, как быстро и самостоятельно прогнала их прочь, когда лежала на полу под холодным душем после того, как закончилась горячая вода.

– Я не хочу ничего забирать у тебя. Я хочу дать тебе то, что ты хочешь!

Он ловит ртом воздух с таким ужасающим всхлипом, что я почти готова согласиться на все, лишь бы больше никогда не слышать этот звук.

– Выходи за меня, Тесс. Пожалуйста, просто выйди за меня замуж, и я клянусь, что никогда больше так не поступлю. Мы могли бы всегда быть вместе – как муж и жена. Знаю, ты слишком хороша для меня и заслуживаешь большего, но теперь мне понятно, что ты и я – мы – не такие, как остальные. Мы не такие, как твои или мои родители, мы другие, и мы можем, черт возьми, все преодолеть. Просто послушай меня…

– Посмотри на нас, – слабо провожу я рукой между нами. – Посмотри, какой я стала. Я больше не хочу так жить. Нет-нет-нет.

Он встает и начинает мерить шагами комнату.

– Хочешь! Позволь мне все исправить, – умоляет он, проводя рукой по волосам.

– Хардин, пожалуйста, успокойся. Прости за все, что я тебе сделала. Больше всего я сожалею, что усложнила твою жизнь. Прости за все наши ссоры и постоянные расставания-примирения, но ты должен знать: у нас ничего не получится. Мне казалось, – мои губы растягиваются в жалкой улыбке, – что мы справимся. Мне казалось, что наша любовь была как в романах – любовь, когда неважно, насколько тяжело, быстро или трудно все складывается. Мне казалось, мы переживем, что угодно, и будем рассказывать нашу историю детям.

– Мы можем! Мы можем все пережить! – давится он словами.

Я не могу смотреть на него: знаю, что увижу.

– Пойми, Хардин, все кончено. Я не хочу переживать. Я хочу жить.

Мои слова что-то надламывают в нем, он останавливается и перестает дергать себя за волосы.

– Я не могу просто взять и отпустить тебя. Ты это знаешь. Я всегда возвращаюсь к тебе – ты должна это знать. Я в конце концов вернулся бы из Лондона, и мы…

– Я не могу ждать тебя всю мою жизнь, и с моей стороны было бы эгоистично желать, чтобы ты проводил свою, бегая от меня – от нас.

Я снова в замешательстве. В замешательстве, потому что не помню, чтобы думала о таких вещах. Все мои мысли всегда крутились вокруг Хардина и того, что я могла бы сделать, чтобы ему стало лучше и чтобы заставить его остаться рядом. Не знаю, откуда взялись эти слова и мысли, но, произнося их, я чувствую облегчение.

– Я не могу без тебя, – говорит он. Очередная сентиментальность, которую он произносил уже миллион раз, хотя при этом делает все возможное, чтобы оттолкнуть меня.

– Можешь. Ты станешь счастливее, избавишься от многих противоречий. Будет легче, ты сам так сказал.

Я действительно так думаю. Без меня и без наших нескончаемых выяснений отношений он станет счастливее. Сосредоточится на себе, на злости на обоих своих отцов и когда-нибудь обретет счастье. Я люблю его слишком сильно, чтобы желать ему только счастья, даже если и не со мной.

Сжав кулаки, он прижимает их ко лбу и стискивает зубы:

– Нет!

Я люблю его. Я всегда буду любить этого человека, но мои силы закончились. Невозможно вечно разжигать костер, когда он льет воду ведро за ведром, пытаясь его потушить.

– Мы отчаянно боролись, но, по-моему, сейчас пришло время остановиться.

– Нет! Нет!

Его глаза обшаривают комнату, и я понимаю, что он сделает, еще раньше его самого. Поэтому меня не удивляет, когда настольная лампа летит и разбивается о стену. Я не двигаюсь. Даже не моргаю. Все до боли знакомо, и именно поэтому я поступаю так, как поступаю.

Я не в состоянии его утешить. Я даже себя не могу утешить и не настолько доверяю себе, чтобы обнять его за плечи и пообещать на ухо, что все будет хорошо.

– Это то, чего ты хотел, помнишь? Вспомни, Хардин. Просто вспомни, почему ты не желал быть со мной. Вспомни, почему ты отправил меня в Америку одну.

– Я не могу жить без тебя, ты нужна мне. Ты нужна мне. Ты. Нужна. Мне, – повторяет он как заведенный.

– Мы можем общаться. Но не так, как прежде.

– Ты что, серьезно предлагаешь остаться друзьями? – ядовито выплевывает он. По мере того как нарастает злость, зеленый цвет его глаз меняется на черный. Прежде чем я успеваю ответить, он продолжает: – После всего, что случилось, мы не можем быть друзьями. Я никогда не смог бы находиться с тобой в одной комнате и не быть с тобой. Ты все для меня. И ты хочешь оскорбить меня предложением остаться друзьями? Ты ведь не это имеешь в виду. Ты меня любишь, Тесса. – Он смотрит мне прямо в глаза. – Не можешь не любить. Разве ты меня не любишь?

Пустота внутри начинает сдавать позиции, и я отчаянно борюсь, чтобы ее удержать. Если я начну что-либо чувствовать, мне конец.

– Да, – выдыхаю я.

Он снова падает на колени.

– Я люблю тебя, Хардин, но мы не можем продолжать поступать так друг с другом.

Не хочется ссориться с ним, не хочется причинять ему боль, но вся вина за случившееся лежит на нем. Я отдала бы ему все. Черт, да я и отдала ему все, но он не захотел принять. Когда наступали тяжелые времена, его любовь оказывалась недостаточно сильной, чтобы сразиться за меня с его демонами. Он сдавался раз за разом, каждый раз.

– Как мне выжить без тебя? – Он плачет прямо передо мной, и я, пытаясь совладать с собственными слезами, сглатываю горький комок вины, застрявший в горле. – Я не смогу. И не буду. Ты не можешь просто отказаться от всего, потому что тебе сейчас плохо. Позволь мне быть рядом, не отталкивай меня.

Я начинаю смеяться. Это не веселый смех. Это горький и печальный смех, вызванный иронией от его слов. Он просит меня о том, о чем просила я, но даже не понимает этого.

– Я умоляла тебя о том же самом с момента нашей встречи, – тихо напоминаю я.

Я люблю его и не хочу причинять боль, но мне нужно разорвать этот порочный круг раз и навсегда. Если я этого не сделаю, мне не выжить.

– Знаю. – Его голова падает мне на колени, а тело начинает сотрясаться от рыданий. – Прости! Прости!

Он в истерике, пустота покидает меня слишком быстро, ускользая сквозь пальцы. Я не хочу ничего чувствовать. Не хочу видеть, как он плачет, давая обещание за обещанием, суля то, что я ждала услышать целую вечность.

– У нас все будет хорошо. Ты справишься с горем, и у нас все будет хорошо.

Мне кажется, что он сказал именно это, но я не уверена и не могу попросить его повторить, потому что не в силах услышать эти слова снова. Ненавижу это. Ненавижу, что всегда нахожу причину винить себя за его боль, неважно, как сильно он меня ранит.

Краем глаза улавливаю движение у двери и киваю Ною, давая понять, что со мной все в порядке.

Это не так, но я пребываю в этом состоянии уже какое-то время, и, как ни странно, у меня нет потребности прийти в норму, как это было раньше. Глаза Ноя останавливаются на разбитой лампе, он выглядит обеспокоенным, но я еще раз киваю, молча умоляя его уйти и не вмешиваться. Мне хочется в последний раз почувствовать, как тело Хардина касается моего, как его голова покоится на моих коленях, хочется запомнить черные завитки татуировок на его руках.

– Мне жаль, что я не смогла тебе помочь, – говорю я, слегка поглаживая его влажные волосы.

– И мне, – плачет он у моих ног.

Глава 31
Тесса

– Мама, кто оплачивает похороны? – спрашиваю я.

Мне не хочется показаться бесчувственной или грубой, но бабушек и дедушек уже нет в живых, а оба моих родителя были единственными детьми в семье. Я знаю, что матери похороны не по карману, особенно отцовские, и меня беспокоит, что она взвалила на себя эту ношу, только чтобы что-то доказать своим друзьям в церкви.

Я не хочу надевать черное платье, которое она мне купила, не хочу надевать черные туфли на высоких каблуках, которые она не может себе позволить, но больше всего не хочу видеть, как хоронят отца.

Мать медлит с ответом, тюбик губной помады в ее руке замирает у губ, когда она ловит в зеркале мой взгляд.

– Я не знаю.

Я с недоверием поворачиваюсь к ней, – вернее, это чувство можно было бы назвать недоверием, если бы мне удалось вложить в него достаточно эмоций.

– Не знаешь? – Я приглядываюсь к ней. Опухшие глаза – верное доказательство того, что она переживает его смерть гораздо тяжелее, чем старается показать.

– Тереза, нет необходимости обсуждать финансовую сторону вопроса, – хмурится она и выходит из гостиной, завершая тем самым разговор.

Я согласно киваю, не желая ссориться. Не сегодня. Сегодня и так трудный день. Наверное, это эгоистично и немного ненормально с моей стороны, но я никак не могу понять, о чем он думал, когда воткнул иглу себе в вену. Понятно, что последние несколько лет он был наркоманом, но у меня до сих пор в голове не укладывается, как можно заниматься подобными вещами, понимая, что это смертельно опасно.

За те три дня, что я не видела Хардина, мое психическое состояние заметно улучшилось. Я не оправилась до конца, и какая-то часть меня очень боится, что мне никогда не стать прежней.

Он остановился в доме Ноя, чем невероятно удивил и меня, и, несомненно, чету Портер. Вряд ли они часто общаются с теми, кто не является членом городского клуба. Я бы не отказалась посмотреть на выражение лица миссис Портер, когда Ной привел Хардина в дом. Трудно представить, чтобы Ной и Хардин подружились или хотя бы начали мирно общаться, поэтому я понимаю, какую боль испытал Хардин после моего отказа, раз уж воспользовался гостеприимством Ноя.

Тяжелое бремя горя не покидает меня, боль по-прежнему прячется за пустотой внутри. Я чувствую, как она отчаянно пытается достучаться до меня, чтобы разрушить и столкнуть в пропасть. После срыва Хардина я опасалась, что она одержит верх, и очень рада, что этого не случилось.

Странно осознавать, что он так близко, но ни разу не попытался прийти. Мне необходимо личное пространство, а у Хардина не очень хорошо получается держаться от меня подальше. Однако раньше мне ничего подобного и не требовалось. Не так, как сейчас. Стук в дверь заставляет меня побыстрее натянуть черные колготки, и перед уходом я бросаю последний взгляд в зеркало.

Наклоняюсь ближе, чтобы рассмотреть глаза. Что-то в них изменилось, но невозможно описать, что именно. Взгляд стал… жестче? Печальнее? Точно не скажешь, но эти новые глаза отлично сочетаются с жалким подобием улыбки, которую я пытаюсь нацепить. Если бы я и так не была наполовину сумасшедшей, изменения внешности волновали бы меня сильнее.

– Тереза! – раздраженно кричит мать, как раз когда я выхожу в коридор.

Судя по ее голосу, пришел Хардин. Он держится на расстоянии, как я и просила, но мне казалось, что он все же заглянет к нам сегодня, в день похорон отца. Однако, завернув за угол, я застываю на месте. К моему удивлению – приятному удивлению, – на пороге стоит не кто иной, как Зед.

Когда мы встречаемся взглядами, на его лице появляется неуверенность, но как только мои губы растягиваются в ухмылке, он широко улыбается в ответ. Это та самая улыбка, которую я люблю: язык виднеется между зубов, глаза сияют.

Я приглашаю его войти.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, обнимая его за шею. Ответные объятия чересчур крепкие, и приходится демонстративно покашлять, чтобы он меня отпустил.

– Извини, давно не виделись, – смеется он, и при этом звуке мое настроение сразу же улучшается.

За последние недели его лицо ни разу не всплыло в моей памяти, и я даже чувствую себя немного виноватой за это, но все-таки хорошо, что он здесь. Его присутствие напоминает о том, что мир не перестал жить своей жизнью после моей невосполнимой утраты.

Утрата… Даже себе не хочу признаваться, с какой утратой было сложнее справиться.

– Это точно, – говорю я.

Внезапно вспомнив, почему мы с Зедом не общаемся, прервав обмен приветствиями, я осторожно заглядываю ему за спину. Сейчас мне меньше всего нужна драка на идеально подстриженном газоне матери.

– Хардин здесь. Не в этом доме, но поблизости.

– Я в курсе. – Зед, похоже, ни капельки не испуган, несмотря на все, что было между ними в прошлом.

– В курсе?

Мать бросает на меня насмешливый взгляд и уходит на кухню, оставляя наедине с Зедом. До меня начинает медленно доходить, что Зед действительно здесь. Я не звонила ему, как он узнал об отце? Чисто теоретически о его смерти могли упомянуть в новостях или Интернете, но даже если и так, неужели Зед заметил бы?

– Он позвонил мне. – Я вскидываю голову, чтобы посмотреть Зеду в глаза. – Это он попросил меня приехать и повидаться с тобой. Твой телефон отключен, так что пришлось поверить ему на слово.

Я не знаю, что ответить, и просто молча разглядываю Зеда, пытаясь понять, что скрывается за всем этим на самом деле.

– Ты как? – Он тянется к моей руке, но замирает, так и не прикоснувшись. – Ты не против, что я здесь? Если для тебя это слишком, я могу уехать. Он сказал, что тебе требуется дружеская поддержка. Должно было случиться что-то действительно плохое, чтобы он позвонил мне, а не кому-либо еще. – Зед посмеивается, но я вижу, что он вполне серьезен.

«Почему Хардин обратился к нему, а не к Лэндону? Вообще-то Лэндон все равно едет сюда, но зачем тогда Хардин позвонил Зеду?»

Я никак не могу избавиться от ощущения, что это какая-то ловушка, что Хардин меня проверяет. Мне неприятна сама мысль, что он отважился на такое именно сейчас. Но нельзя забывать, что он совершал и худшие поступки и что за его действиями всегда скрывается какой-то мотив. У него всегда что-нибудь на уме – какая-то хитрость, чтобы подобраться ближе.

Больше всего боли причиняет его предложение руки и сердца. С самого начала наших отношений он отвергал возможность брака и вспоминал о нем только дважды, когда ему было что-то нужно. Первый раз он был слишком пьян, чтобы понимать, о чем говорит, а во второй пытался меня удержать. Если бы на следующее утро я проснулась рядом с ним, он бы забрал свои слова обратно, как делал это раньше. Как делает это всегда. С тех пор как я его встретила, он только нарушает свои обещания, и единственное, что хуже, чем быть с тем, кто не верит в брак, – это быть с тем, кто готов жениться только для того, чтобы одержать сиюминутную победу, а не потому, что искренне хочет стать моим мужем.

Нужно помнить об этом, иначе не удастся избавиться от всяких нелепых мыслей. Мыслей, которые просачиваются в разум, рисуя образ Хардина в смокинге. Мне становится смешно, и смокинг быстро превращается в джинсы и ботинки, даже в день его свадьбы, но я не имею ничего против.

Не имела бы ничего против… Нужно прекращать эти фантазии, от них не легче. Но одна успевает пробиться в мою голову: Хардин смеется с бокалом вина в руке… и я замечаю серебряное обручальное кольцо на его безымянном пальце. Он смеется громко, и его голова очаровательно запрокидывается.

Я отгоняю этот образ.

Его улыбка отказывается исчезать, и я вижу, как вино проливается на белую футболку. Он вполне мог настоять на том, чтобы одеться в белое вместо традиционного черного, – просто чтобы позабавиться и привести мою мать в ужас. Он мягко отталкивает мои руки, когда я пытаюсь вытереть пятно салфеткой, и говорит что-то вроде: «Нужно было думать, прежде чем надевать белое». Рассмеявшись, подносит мои руки к своим губам и нежно целует каждый пальчик. Его глаза задерживаются на моем обручальном кольце, и лицо озаряется гордой улыбкой.

– С тобой все в порядке? – Голос Зеда врывается в мои жалкие мысли.

– Да, – киваю я, пытаясь избавиться от идеального образа улыбающегося Хардина, и подхожу к Зеду. – Извини, в последнее время я веду себя немного странно.

– Ничего страшного. Я бы начал волноваться, будь по-другому. – Успокаивающим жестом он обнимает меня за плечи.

Если подумать, не стоит удивляться, что Зед проделал такой длинный путь, чтобы меня поддержать. Чем больше я о нем думаю, тем больше вспоминаю. Он всегда был рядом, даже когда не был нужен. Всегда на заднем плане, всегда в тени Хардина.