Текст книги "После – долго и счастливо"
Автор книги: Анна Тодд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 8
Хардин
– Куда мне ехать? – доносится до меня мягкий и хриплый голос Тессы, пока я пытаюсь отдышаться.
– Не знаю.
Я разрываюсь на части. Одна моя половина считает, что лучше ей сесть на ближайший самолет и покинуть Лондон. Одной. Другая же, эгоистичная, которая гораздо сильнее первой, знает: если она улетит, я не продержусь и ночи – снова напьюсь в хлам. В который раз. Во рту привкус рвоты, горло саднит от того, каким жестким способом желудок решил избавиться от своего содержимого.
Достав из бардачка салфетку, Тесса начинает вытирать уголки моего рта. Она едва касается кожи, но меня передергивает от леденящего холода ее пальцев.
– Ты замерзла. Заведи машину.
Я не жду ее согласия. Наклонившись, сам поворачиваю ключ в замке зажигания и ощущаю, как из клапанов начинает течь воздух. Сначала холодный, но в этой дорогущей машине все устроено как надо, и по небольшому салону быстро распространяется тепло.
– Нам нужно заправиться. Не знаю, как долго я вела машину. Индикатор топлива мигает, да и на экране то же самое, – указывает она на навороченный навигационный экран на приборной панели.
Ее голос меня убивает.
– Ты охрипла, – говорю я, хотя это совершенно очевидно. Она кивает и отворачивается. Я беру ее за подбородок и заставляю снова взглянуть на меня. – Если хочешь уехать, я пойму. Прямо сейчас отвезу тебя в аэропорт.
Она озадаченно смотрит меня, прежде чем ответить:
– Ты остаешься? Здесь, в Лондоне? Наш вылет сегодня вечером, и я подумала, что… – Последнее слово больше похоже на писк, и она начинает кашлять.
Я ищу, нет ли в подстаканниках воды или хоть какой-нибудь жидкости, но они пусты.
Кашель не прекращается, и я растираю ей спину, а затем меняю тему.
– Садись на мое место, я поведу, – киваю я в сторону заправочной станции через дорогу. – Тебе нужна вода и что-нибудь для горла.
Я жду, что Тесса пересядет с водительского сиденья, но она, бросив на меня рассерженный взгляд, вместо этого жмет на педаль газа, и машина срывается с места.
– У тебя еще слишком много алкоголя в крови, – шепчет она, стараясь окончательно не сорвать и без того севший голос.
Тут мне возразить нечего. Проспав несколько часов в машине, до конца не протрезвеешь. Я выпил столько, что целая ночь стерлась из памяти. Голова трещит. Черт, наверное, я еще целый день буду отходить с бодунища. Полдня уж точно. Не угадать. Я даже не помню, сколько выпил…
Мои путаные размышления резко обрываются, как только Тесса, припарковавшись у заправки, протягивает руку к дверце.
– Пойду я, – говорю я и выхожу из машины прежде, чем она успевает возразить.
В такой ранний час народу в магазине немного, одни мужчины, спешащие на работу. Когда Тесса заходит внутрь, я уже стою у кассы с аспирином, бутылками с водой и разными снеками.
Все головы поворачиваются к растрепанной красотке в испачканном белом платье. От взглядов мужчин меня начинает мутить.
– Почему ты не осталась в машине? – спрашиваю я, когда она подходит ближе.
Она машет у меня перед носом каким-то предметом из черной кожи.
– Твой бумажник.
– А-а.
Отдав бумажник, она исчезает, но через секунду возвращается с двумя бумажными стаканами дымящегося кофе.
Я сгружаю товары на стойку у кассы.
– Пока я буду оплачивать, определи наше местоположение по телефону, – прошу я, забирая огромные стаканы из ее маленьких рук.
– Что?
– Поищи на мобильнике, где мы находимся.
– Аллхаллоус. Вот вы где, – кивает Тессе полный кассир, хватая и встряхивая перед сканированием пузырек с аспирином.
– Спасибо, – вежливо улыбается она в ответ.
Ее улыбка становится шире, и этот засранец заливается румянцем.
«Да, я знаю, она горячая штучка. А сейчас отвернулся быстро, пока я тебе глаза не вырвал, – хочется мне сказать. – А если еще издашь какой-нибудь жуткий звук, когда у меня похмелье, например, снова затрясешь этим гребаным аспирином, тебе конец».
После вчерашней ночи мне не помешает выпустить пар, и я совершенно не в настроении наблюдать, как этот гаденыш пялится на грудь моей девушки в семь утра. Черт возьми, семь утра!
Если бы не ее полный равнодушия взгляд, я бы, наверное, вытащил его из-за стойки. Но ее фальшивая улыбка, темные разводы вокруг глаз и грязное платье прогоняют все мысли о насилии. У нее такой печальный и потерянный вид. Черт, такой потерянный!
«Что я сотворил с тобой?» – мысленно спрашиваю я себя.
Она поворачивает голову к двери: в магазин входят, держась за руки, женщина с ребенком. Она наблюдает за ними, не упуская ни одного движения, почти на грани приличий. Когда девочка смотрит на мать, нижняя губа Тессы начинает дрожать.
«Что тут, черт возьми, происходит? Неужели это из-за того, что я взбесился по поводу нового члена семьи?»
Кассир упаковал наши покупки и, чтобы привлечь внимание, буквально пихает пакет мне в лицо. Видимо, как только Тесса перестала ему улыбаться, он решил, что может позволить себе хамство.
Я выхватываю пакет и наклоняюсь к ней.
– Готова? – спрашиваю я, слегка подталкивая ее локтем.
– Да, извини, – бормочет она и забирает кофе со стойки.
Я заправляюсь бензином и, подумывая о том, не утопить ли в море арендованную Вэнсом машину, размышляю над последствиями. Если мы в Аллхаллоусе, до побережья рукой подать. Это будет совсем не трудно.
– Далеко отсюда бар «Гэбриэлз»? – спрашивает Тесса, как только я сажусь за руль. – Там припаркована машина.
– Около полутора часов с учетом пробок.
«Машина медленно тонет в океане. Вэнс должен десятки тысяч. Мы можем добраться до бара на такси за пару сотен. Вполне справедливо».
Тесса откручивает крышку пузырька с аспирином и вытряхивает мне на ладонь три таблетки, затем, нахмурившись, смотрит на замигавший экран телефона.
– Хочешь поговорить о том, что произошло? Я только что получила сообщение от Кимберли.
Сквозь размытые образы и нечеткие голоса прошлой ночи начинают пробиваться к поверхности сознания многочисленные вопросы. Вэнс, заперший дверь и оставивший меня снаружи, бежит обратно в горящий дом…
Тесса не сводит взгляда с экрана телефона, а меня постепенно охватывает чувство тревоги.
– Он же не… – Даже не знаю, как задать вопрос, в горле стоит горький ком.
Тесса смотрит на меня глазами, полными слез.
– Он жив, конечно, но…
– Что? Что с ним?
– Кимберли говорит, что обгорел.
Нежеланная боль пытается просочиться сквозь трещины в моей броне. Трещины, которым я обязан Тессе. Она вытирает слезы тыльной стороной руки.
– Только одна нога. Ким сказала, обгорела только одна нога, и после выписки из больницы его сразу же арестуют. В общем-то, это может случиться в любую минуту.
– Арестуют за что?
Я знаю ответ, прежде чем она успевает открыть рот.
– Он сказал полиции, что это он поджег дом.
Тесса подносит чертов телефон к моему лицу, чтобы я сам прочитал длинное сообщение от Кимберли. Я читаю его целиком: ничего нового, но теперь чувствуется, что Кимберли в ужасе. Я молчу. Мне нечего сказать.
– Так что? – вздыхает Тесса.
– Что?
– Ты ни капельки не беспокоишься об отце?
Поймав мой убийственный взгляд, она добавляет:
– Я о Кристиане.
«Он пострадал из-за меня».
– Ему вообще не нужно было туда соваться.
Тессу потрясает мой ответ.
– Хардин! Этот человек пришел туда, чтобы помочь мне. Чтобы помочь тебе!
– Тесса, я знаю… – прерываю я, чувствуя приближение бури. Но она удивляет меня, вскидывая руку в знак протеста:
– Я не закончила. Не говоря уже о том, что он взял на себя твою вину за поджог, да еще и пострадал! Я люблю тебя и знаю, что сейчас ты его ненавидишь. Но я знаю тебя, настоящего тебя, поэтому не вздумай сидеть и делать вид, что тебе все равно. Я знаю, это не так!
Жестокий приступ кашля прерывает гневную речь, и я подношу к ее губам бутылку с водой.
Пока она справляется с кашлем, я, воспользовавшись моментом, обдумываю ее слова. Она, как всегда, права, но я не готов примириться ни с чем из того, что она сказала. Черт, я не готов признать, что он что-то для меня сделал – не после всех этих лет. Я не готов к тому, чтобы он внезапно занял место моего гребаного отца. Нет, черт возьми. Я не хочу, чтобы кто бы то ни было, и в особенности он, думал, что случившееся может каким-то образом сравнять счет. Мне не забыть о всем том дерьме, которое он пропустил: о вечерах, когда родители орали друг на друга, о том, как каждый раз я сломя голову мчался наверх, заслышав пьяный голос отца. Он все знал, но так ничего и не рассказал.
Нет, черт, нет. Счет неравный и не сравняется никогда.
– Думаешь, если он немного обжег ногу и решил взять вину на себя, я его прощу? – Я провожу рукой по волосам. – Что, я должен вот так взять и простить его за то, что он лгал мне двадцать один чертов год? – Я бессознательно повышаю голос.
– Нет, разумеется, нет! – отвечает Тесса тоже на повышенных тонах. Я волнуюсь за ее связки, но она продолжает в том же духе: – Но я не позволю тебе отмахнуться от его поступка, словно это пустяк. Он готов сесть в тюрьму из-за тебя, а ты ведешь себя так, будто у тебя даже нельзя поинтересоваться его здоровьем. Был ли он с тобой рядом все эти годы, лгал ли, отец или нет, но он любит тебя и прошлой ночью спас твою задницу.
«Черт, вот дерьмо».
– Ты вообще на чьей стороне?
– В данной ситуации нет сторон! – кричит она. Ее голос эхом разносится по маленькому салону и отдается в моей голове, которая раскалывается от боли. – Все на твоей стороне, Хардин. Да, ты чувствуешь себя так, словно против тебя ополчился весь мир, но оглянись вокруг. У тебя есть я, отец – оба отца, Карен, относящаяся к тебе как к родному, и Лэндон, который любит тебя гораздо сильнее, чем готов признать любой из вас.
Тесса почти улыбается, когда говорит о своем лучшем друге, но продолжает читать мне нотацию:
– С Кимберли тебе, может, и нелегко, но она тоже беспокоится о тебе. А ведь есть еще Смит. Кроме тебя, этому мальчишке совсем никто не нравится.
Она обхватывает мои ладони своими дрожащими руками и начинает нежно поглаживать их большими пальцами.
– Какая ирония судьбы: парень ненавидит весь мир, но им же обожаем и любим, – шепчет она, сверкая глазами, полными слез. Из-за меня. Столько слез, и все – из-за меня.
– Детка. – Я притягиваю ее к себе на сиденье, и она прижимается ко мне, обвивая руками за шею. – Моя самоотверженная девочка.
Я прячу лицо у нее на шее, почти зарывшись в копну растрепанных волос.
– Впусти их в свое сердце, Хардин. Жить станет легче. – Она гладит меня по голове, словно домашнего питомца… но мне это чертовски нравится.
Я прижимаюсь к ней еще сильнее.
– Все не так просто.
У меня саднит горло, и кажется, что я могу дышать, только если вдыхаю ее запах. Он перемешан со слабыми запахами дыма и гари, которые, видимо, впитались в обшивку салона, но все равно умиротворяет.
– Я понимаю, – отвечает она, продолжая гладить меня по волосам, и мне хочется ей верить.
Почему она всегда так хорошо меня понимает, если я этого совсем не заслуживаю?
Автомобильный гудок вырывает меня из тайного убежища ее волос, и я вспоминаю, что мы до сих пор у заправки. Очевидно, водитель грузовика позади нас не горит желанием подождать хотя бы минуту. Тесса сползает с моих коленей на пассажирское сиденье и пристегивается.
Я собираюсь не двигаться с места просто из вредности, но слышу, как у Тессы урчит в животе, и меняю решение. Когда она ела в последний раз? Судя по тому, что вспомнить не получается, давно.
Отъехав от заправки, я сворачиваю на противоположную сторону улицы, туда, где мы останавливались прошлой ночью.
– Съешь что-нибудь, – говорю я и сую ей в руки злаковый батончик.
Припарковавшись в дальнем конце площадки, ближе к деревьям, включаю обогрев. На дворе весна, но утренний воздух довольно прохладный, и Тесса дрожит от холода. Я обнимаю ее одной рукой, а другой делаю жест, будто предлагаю ей весь мир.
– Можно прокатиться в Хауорт, посмотреть, где жили сестры Бронте. Я мог бы показать тебе торфяники.
К моему удивлению, она смеется.
– Что? – поднимаю я бровь, откусывая кусочек бананового маффина.
– После такой ночки… кхе, – откашливается она, – ты хочешь свозить меня на торфяники? – Она качает головой и тянется к горячему кофе.
Пожав плечами, я продолжаю задумчиво жевать.
– Не знаю…
– Долго туда ехать? – Она спрашивает с куда меньшим энтузиазмом, чем я рассчитывал.
Если бы эти выходные не обернулись полным дерьмом, скорее всего она обрадовалась бы больше. Я обещал свозить ее и в Чотон, но торфяники больше соответствуют моему сегодняшнему настроению.
– Часа четыре.
– Далековато, – задумчиво роняет она и отпивает кофе.
– Я думал, ты не прочь прокатиться. – Мой тон становится жестче.
– Ну да, не прочь…
Теперь я точно знаю: что-то в моем предложении ее тревожит. Черт возьми, когда я перестану создавать проблемы для этих серых глаз?
– Тогда чего ты ноешь по поводу поездки? – Я доедаю маффин и принимаюсь за следующий.
Она выглядит немного обиженной, но ее голос по-прежнему мягкий и хриплый:
– Мне просто интересно, почему ты так стремишься в Хауорт. – Она заправляет прядку за ухо и глубоко вздыхает. – Хардин, я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понимать, когда ты на чем-то зацикливаешься или что-то от меня скрываешь.
Потом отстегивает ремень безопасности и поворачивается ко мне всем телом.
– Твое желание съездить со мной на торфяники, вдохновившие Бронте на создание «Грозового перевала», а не в какое-нибудь место из романа Остин только еще больше выводит меня из себя.
Она видит меня насквозь.
«Как ей это удается?»
– Нет, – лгу я, – просто я подумал, что тебе пришлись бы по душе торфяники и поместье Бронте. Вот и все.
Я закатываю глаза, избегая ее взгляда и не желая признавать ее правоту.
Она вертит в руках нераспечатанный батончик.
– Пожалуй, нет, мне не хочется туда ехать. Я хочу просто вернуться домой.
Глубоко вздохнув, я забираю у нее батончик и разрываю обертку.
– Тебе нужно что-нибудь съесть. У тебя такой вид, словно ты вот-вот упадешь в обморок.
– Я так себя и чувствую, – тихо отвечает она, скорее себе, чем мне.
Я уже решаю накормить ее насильно, но она все-таки берет батончик и откусывает от него маленький кусочек.
– Значит, хочешь домой? – в конце концов спрашиваю я, не уточняя, что она имеет в виду под словом «дом».
– Твой отец был прав. Лондон не такой, каким я его представляла, – кривится она.
– Я все испортил, в этом дело.
Она не возражает, но и не подтверждает. Ее молчание и отсутствующий взгляд, устремленный на деревья, заставляют меня сказать то, что я должен. Сейчас или никогда.
– Думаю, мне нужно остаться здесь ненадолго… – говорю я в пространство.
Тесса перестает жевать и поворачивается ко мне, прищурив глаза:
– Почему?
– Потому что возвращаться сейчас бессмысленно.
– Наоборот, бессмысленно оставаться здесь. Как тебе такое вообще пришло в голову?
Ее чувства задеты, как я и предполагал, но разве у меня есть выбор?
– Дело в том, что мой отец – на самом деле не мой отец, моя мать – лгунья, – я сдерживаюсь, чтобы не назвать ее словцом покрепче, – а мой биологический отец вот-вот угодит в тюрьму, потому что я поджег ее дом. Довольно забавный сериальчик.
Пытаясь вызвать хоть какую-то ответную реакцию, я с сарказмом добавляю:
– Для полного успеха осталось только провести кастинг среди разряженных молоденьких девиц с вызывающим макияжем.
Ее глаза изучают мои:
– Я так и не поняла, что из вышеперечисленного заставляет тебя задержаться. Здесь, а значит, вдали от меня, ты ведь этого хочешь? Хочешь быть подальше от меня. – Последнюю фразу она проговаривает так, будто слова, произнесенные вслух, автоматически становятся правдой.
– Нет, вовсе не так… – начинаю я, но замолкаю. Не знаю, как выразить мысли словами – моя вечная гребаная проблема. – Мне тут подумалось, что, если мы некоторое время побудем на расстоянии друг от друга, ты поймешь, как я на тебя влияю. Просто взгляни на себя.
Она вздрагивает, но я заставляю себя говорить дальше:
– На тебя валятся проблемы, которых, не будь ты со мной, никогда бы не было.
– Не смей делать вид, будто это все ради меня, – огрызается она ледяным тоном. – Ты сам разрушаешь себя, как только возникают трудности, и это твоя единственная отговорка.
«Я знаю. Знаю, кто я».
Я причиняю боль другим, а затем причиняю боль себе, прежде чем кто-нибудь из них успеет сделать то же самое в обратку. Тупой идиот. Но ничего не могу с этим поделать.
– Знаешь, что? – говорит она, устав ждать ответа. – Хорошо, я позволю тебе причинить боль нам обоим в этой твоей саморазрушительной…
Не успевает она закончить, как мои руки оказываются на ее бедрах, а она сама – у меня на коленях. Царапаясь, Тесса пытается слезть с меня, но я крепко ее держу, не позволяя сдвинуться ни на сантиметр.
– Если не хочешь быть со мной, оставь меня в покое, – шипит она.
Слез нет, только злость в глазах. С ее злостью я могу справиться, это не слезы, которые меня просто убивают. Злость их осушает.
– Перестань бороться со мной.
Я хватаю и завожу за спину ее запястья, удерживая их одной рукой. Ее глаза предостерегающе сверкают.
– Тебе не придется делать это каждый раз, когда тебя что-нибудь расстраивает! Не придется решать, что я слишком хороша для тебя! – кричит она мне в лицо.
Не обращая внимания на крики, я целую ее в изгиб шеи. Ее тело снова содрогается, но на этот раз от удовольствия, а не от гнева.
– Прекрати, – неубедительно просит она.
Думая, что должна это сделать, она пытается меня оттолкнуть. Но мы оба знаем: именно это нам и нужно. Физическая близость, ведущая к такой эмоциональной глубине в отношениях, что ни один из нас не может ни объяснить ее, ни отказаться от нее.
– Я люблю тебя, ты ведь знаешь, что люблю.
Я посасываю и покусываю нежную кожу у основания ее шеи, наблюдая, как та розовеет от прикосновения моих губ. И продолжаю до тех пор, пока на коже не появляются следы, но не особенно усердствую, чтобы через несколько секунд они пропали.
– По твоему поведению не скажешь.
Ее голос становится напряженным, а глаза неотрывно следят за моей свободной рукой, скользящей по ее обнаженному бедру. Платье собралось складками на талии, и это сводит меня с ума еще больше.
– Все, что я делаю, – из любви к тебе. Даже всякую глупую ерунду.
Я сдвигаю в сторону ее кружевные трусики, и у нее вырывается изумленный вздох, когда я провожу пальцем по увлажненной ложбинке между ее бедер.
– Всегда хочешь меня, даже сейчас.
Я стягиваю с нее трусики и двумя пальцами ласкаю влажную плоть. Вскрикнув, она выгибает спину и упирается в руль, и я чувствую, как ее тело расслабляется. Отодвигаю кресло назад, чтобы было больше места в маленькой машине.
– Тебе не удастся отвлечь меня…
На мгновение я убираю пальцы, а затем снова резко погружаю их внутрь, заставляя ее замолчать прежде, чем с губ сорвутся очередные слова.
– Нет, детка, удастся, – шепчу я ей на ухо. – Перестанешь драться, если отпущу руки?
Она кивает. Секунду спустя ее пальцы зарываются в мои волосы, и я одной рукой стягиваю верхнюю часть ее платья до талии.
Несмотря на цвет невинности, белый кружевной лифчик вызывает греховное вожделение. Тесса, ее светлые волосы и белый комплект нижнего белья составляют контраст с моими темными волосами и одеждой. Есть что-то чертовски эротичное в этом контрасте: татуировка на моем запястье, мраморная кожа ее бедер. Мои пальцы проникают все глубже, ее тихие стоны и всхлипы наполняют воздух, а мои глаза бесстыдно блуждают от ее плоского живота к груди и обратно.
Я отвожу взгляд от ее безупречной груди, чтобы проверить парковку. Окна в машине тонированы, но мне хочется убедиться, что на этой стороне улицы больше никого нет. Одной рукой я расстегиваю ее лифчик, а другой немного замедляю ласки. Она протестующе вскрикивает, но я даже не прячу улыбку.
– Пожалуйста, – умоляет она, желая, чтобы я продолжал.
– Пожалуйста, что? Скажи мне, чего ты хочешь, – упрашиваю я, как всегда делал это с самого начала наших отношений.
Мне всегда казалось, что, пока она не выскажется вслух, ее желание притворно. Она никак не могла хотеть меня так же сильно, как хотел ее я. Тесса берет мою руку и кладет ее обратно между своих ног.
– Прикасайся ко мне.
Она хочет, жаждет меня, нуждается во мне, и я люблю ее больше, чем она может себе представить. Мне это нужно – нужно, чтобы она отвлекала меня, чтобы помогала избавиться от всего этого дерьма – хотя бы ненадолго.
Я даю ей желаемое. Она стонет и зовет меня по имени, закусывая губы. Ее рука, проскользнув под моей, сжимается на моих джинсах. Я так возбужден, что это причиняет боль. Прикосновения и поглаживания Тессы уже не помогают.
– Я хочу войти в тебя сейчас, не могу больше.
Я провожу языком по ее груди. Она кивает и закатывает глаза, а я начинаю посасывать чувствительный сосок, свободной рукой потирая его брата-близнеца.
– Хар… дин, – выдыхает она.
Ей уже не терпится сорвать с меня джинсы и трусы. Я приподнимаюсь, чтобы она могла стянуть джинсы с моих бедер. Мои пальцы по-прежнему двигаются у нее внутри, достаточно медленно, чтобы сводить ее с ума. Я вынимаю и подношу их к ее припухшим губам. Она облизывает их, ее язык скользит вверх-вниз, и я, застонав, поспешно отстраняюсь, чуть не кончив. Приподняв за бедра, я опускаю ее на себя.
Мы одновременно стонем, отчаянно нуждаясь друг в друге.
– Мы должны быть вместе, – говорит она, притягивая меня за волосы, пока наши губы не оказываются на одном уровне. Чувствует ли она трусливое «прощай» в моем дыхании?
– Нам придется расстаться, – отвечаю я, а она начинает двигать бедрами.
«Черт».
Тесса медленно приподнимается:
– Я не буду заставлять тебя хотеть меня. Не буду.
Я начинаю паниковать, но все мысли исчезают, как только она медленно опускается обратно, а затем снова скользит вверх, продолжая пытку. Она наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня, и ее язык касается моего. Она перехватывает контроль.
– Я хочу тебя, – выдыхаю я ей в рот. – Всегда хочу тебя, и ты это знаешь.
Она ускоряет темп, и из моей груди вырывается глухой стон. Черт, она смерти моей хочет.
– Ты бросаешь меня.
Ее язык скользит по моей нижней губе, а я тянусь вниз, туда, где сливаются наши тела, и смыкаю пальцы на ее набухшем клиторе.
– Люблю тебя, – говорю я, не в состоянии подобрать других слов, и заставляю ее замолчать, потирая и нежно сжимая чувствительный бугорок.
– Боже.
Ее голова падает мне на плечо. Она обнимает меня за шею.
– Я люблю тебя, – практически рыдает она, сжимаясь вокруг меня в сладких конвульсиях.
Я кончаю практически сразу вслед за ней, наполняя ее каждой своей каплей, в прямом и переносном смысле этого слова.
Несколько минут тишины, мои глаза закрыты, я обнимаю ее. Мы оба вспотели, обогреватель все еще работает, но я не хочу отпускать ее даже на то короткое мгновение, которое требуется, чтобы его выключить.
– О чем ты думаешь? – в конце концов спрашиваю я.
Ее голова лежит на моей груди, дыхание медленное и спокойное.
– Хочу, чтобы ты всегда был рядом, – отвечает она, не открывая глаз.
Всегда. Хотел ли я от нее чего-то меньшего?
– Я тоже, – говорю я, желая пообещать ей то будущее, которого она заслуживает.
Проходит еще несколько минут, и тишину разрывает звонок телефона Тессы. Я инстинктивно тянусь к нему и, передвинув оба наших тела, поднимаю с пола.
– Это Кимберли, – говорю я, передавая телефон.
Два часа спустя мы стучим в дверь номера отеля. Я почти уверен, что мы ошиблись номером, но на пороге появляется Кимберли: покрасневшие глаза, ни намека на макияж. Без макияжа она мне нравится даже больше, но сейчас у нее такой изможденный вид, словно она выплакала не только все свои слезы, но и чьи-то еще.
– Входите. Утро просто бесконечное, – говорит она без обычных дерзких ноток в голосе.
Тесса тут же обнимает ее за талию, и Кимберли начинает рыдать. Стоя в дверях, я чувствую себя ужасно неловко. Ким меня раздражает, к тому же она не из тех, кто в минуты слабости стремится окружить себя другими людьми. Оставив их в гостиной просторного люкса, я перебираюсь на кухню, наливаю себе кофе и сижу, уставившись в стену, пока рыдания в соседней комнате плавно не перетекают в приглушенный разговор. Пока что побуду в сторонке.
– А папа вернется? – раздается откуда-то сбоку спокойный голос, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.
Опустив голову, я замечаю зеленоглазого Смита, усевшегося на пластиковый стульчик рядом со мной. Даже не слышал, как он вошел.
Пожав плечами, я сажусь обратно и продолжаю сверлить взглядом стену.
– Думаю, да.
Наверное, нужно ему рассказать, какой отличный парень его отец… наш отец…
«Боже».
Странное маленькое существо передо мной – мой чертов братец. Это никак не может уложиться у меня в голове. Я смотрю на Смита, и он воспринимает мой взгляд как повод для продолжения разговора:
– Кимберли сказала, что он в беде, но может выкрутиться, если откупится. Что это значит?
Эти его расспросы и то, что он, сунув нос не в свои дела, подслушал чужой разговор, так забавны, что я не могу не рассмеяться.
– Думаю, дело вот в чем, – бормочу я. – Она просто имеет в виду, что скоро с ним все будет в порядке. Почему бы тебе не пойти к Кимберли и Тессе? – Мою грудь опаляет огнем, когда я произношу ее имя.
Он смотрит в сторону, откуда доносятся голоса, потом глубокомысленно оглядывает меня:
– Они сердятся на тебя, особенно Кимберли. Но еще больше она сердится на папу, поэтому тебе бояться нечего.
– Со временем ты поймешь, что женщины всегда сердятся.
– Да, пока не умрут. Как моя мама, – кивает он в ответ.
У меня от удивления отвисает челюсть, и я поворачиваюсь к нему.
– Не нужно болтать о таких вещах. Все будут думать, что с тобой… что-то не то.
Он пожимает плечами, будто говоря, что его и так считают странным. Наверное, это правда.
– Мой папа хороший. Он не плохой.
– Не плохой? – Я стараюсь не смотреть в его зеленые глаза.
– Он водит меня по разным местам, говорит мне хорошие слова.
Смит кладет на стол деталь игрушечного поезда. И что он нашел в этих поездах?
– И?.. – говорю я, сдерживая нахлынувшие чувства.
«Почему он вспомнил об этом сейчас?»
– Он и тебя будет водить по разным местам и говорить хорошие вещи.
– И зачем мне это? – спрашиваю я, но его зеленые глаза однозначно дают понять, что он знает больше, чем кажется.
Смит склоняет голову набок и, тихонько сглотнув, продолжает смотреть на меня. Никогда еще я не видел этого маленького чудака таким серьезным и по-детски уязвимым.
– Ты не хочешь быть моим братом?
«Черт возьми».
Я судорожно ищу взглядом Тессу в надежде, что она придет и спасет меня. Она-то уж точно знает, что ответить.
Смотрю на него, пытаясь сохранять хладнокровие, но ничего не выходит.
– Я никогда этого не говорил.
– Тебе не нравится мой папа.
В этот момент входят Кимберли и Тесса, избавляя меня, слава богу, от необходимости отвечать.
– Милый, с тобой все в порядке? – спрашивает Кимберли, слегка взъерошив волосы мальчика.
Не говоря ни слова, Смит едва заметно качает головой и, поправив волосы, уходит со своим поездом в другую комнату.
