Текст книги "Заповедник Бессмертных. Осторожно - вымирающий вид!(СИ)"

Автор книги: Анна Тьма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

   Странник прошествовал дальше, а чуть поотставшие братья тихо зашептались за его спиной.

   – "Всех, кто меня убивал"? – поинтересовался Патрик. – Это как?

   – Я не знаю, – еле слышно отозвался Рицель. – Рик, я тебе этого не говорил! Но, мне кажется... Этот... Он не ангел, и ангелы созданы по образу его, а не наоборот. Я много думал всю эту неделю и много читал, в том числе тайных и запрещённых свитков. Ангелы появились позже, а имя Странник Элли или Элльри впервые встречается в настолько древних записях, что это трудно представить. Как и народ... он не имел самоназвания. Первые дети мира. Познающие. Творцы. Их по-разному звали. Они все были похожи на него. Каждый из них был сам в себе совершенство, только крыльев у них не было. Крылья даровались только Странникам. И они все были...

   Барон запнулся и баронет закончил:

   – Богами?..

   Рицель странно посмотрел на младшего брата и кивнул.

   – Наверное, богами... истинными.

   Эта мысль была так логична после бессонной и полной дум недели, что барон остановился, поразившись сам себе. Снова произнёс:

   – Истинными.

   Истинный бог не требует поклонения. Истинный Творец незаметен, ему не нужны храмы, ему не нужны дары и подношения. Не смотря ни на что, он является сердцем мира. И живёт в сердце каждого...

   – А что случилось с тем народом? – шепнул Патрик.

   – Я не знаю, – с сожалением качнул головой Рицель. – Однажды они просто исчезли. А потом появились легенды о безумном Страннике. И только некоторые рассказывали о нём, как о несущем смерть. После Священного Похода...

   Братья помолчали, следуя на некотором расстоянии от гостя, спускавшегося по широкой лестнице и направлявшегося... отсюда можно было попасть в большой зал и галерею.

   – После Священного Похода? – переспросил Патрик. Сощурился. – И тот народ тоже исчез после Похода? И Трёхлетняя Зима – тоже?

   Ангел вдруг остановился. Полуобернулся. Произнёс спокойно:

   – Трёхлетняя Зима началась из-за меня. Об этом я сожалею.

   Пошёл дальше.

   Братья переглянулись и барон сделал жест "потом поговорим". А баронет вспомнил, что та страшная Зима случилась сто тридцать пять лет назад.

   – Господин Элльри, возможно, вы голодны? – догнал барон Странника.

   Элли взглянул на человека сверху вниз. Он возвышался над высоким ним на целую голову.

   – Не откажусь разделить с вами трапезу, барон, – идеально соблюдая этикет, ответил ангел. – Только прошу, поменьше мясной пищи.

   – Как вам будет угодно, – ответил барон и повернулся к брату: – Патрик...

   – Уже распорядился, – отозвался тот. – Вскоре накроют на второй веранде.

   Элли играл. Играл в человека. Сдерживал слова, готовые слететь с языка. Не первый раз примерял на себя обличие человеческого аристократа. Каждый странник обязан уметь принимать правила чужих игр. Хотя сейчас, после долгой болезни, ему было тяжело...

   Вскоре они оказались перед входом в семейную галерею. Длинный коридор с картинами предков на стенах.

   – Не утруждайся объяснением, – произнёс Элльри прежде, чем барон успел открыть рот. – Я знаю, где я. А теперь хочу, чтобы и ты это узнал.

   Он ступил в галерею, прошёл мимо первых картин... остановился. Поглядел на портрет пра-пра-пра-прадеда нынешнего барона, Рутерца Благочестивого. Картина изображала статного, черноволосого, чем-то напоминающего самого Рицеля, мужчину.

   – Здравствуй, убийца младенцев и беззащитных девочек, – гулко разнеслось по галерее.

   Что-то изменилось в самом воздухе. Стало трудно дышать. Рицель попятился и упёрся спиной в застывшего изваянием брата.

   – Ты это тоже видишь?.. – прошептал Патрик.

   Портреты оживали. Их лица менялись. Вот прекрасная женщина превращается в грязную патлатую старуху и беззвучно кричит. Красивый, высокий юноша становиться безобразным карликом, чьё лицо кривиться от злости. А Рутерц Благочестивый оказывается наполовину облысевшим, в злобе брызжущим слюной, плешивым уродом с похотливым взглядом масляных глазок.

   – Смотрите, люди, – разнёсся по коридору голос ангела. – Это – ваши предки.

   – Колдовство... – сорвался с губ барона гулкий шёпот.

   Тихий, звенящий смех в ответ.

   – Я не владею тем, что вы все называете колдовством... магией... Я лишь умею видеть и показывать истину. Этот похотливый ублюдок прибил копьём к стене Тоури, рукодельницу, только входившую в пору юности, а потом насиловал её до тех пор, пока она не умерла. А следом зарезал в колыбели её исходившего криком младшего брата. – Молчание. Долгое и глубокое, как бездонный колодец. А портреты всё шевелились и корчились... – Наши мужчины не держали в руках оружия, а женщины не знали даже дурного слова. Наши дети росли в любви и радости свободы. Но однажды пришли вы. Чума, саранча, свора больных бешенством псов. И уничтожили всё... и всех. Детей-то за что? В чём провинились они? В чём виновата была Туори, вышивавшая странникам новый плащ перед каждым полётом?.. Вы – проказа на идеальном лице мира. Болезнь. Которую уже не вытравить...

   Голос его звучал всё тише с каждым словом. Страннику пришлось привалиться спиной к одной из стен, чтобы устоять на ногах. Сил отчаянно не хватало...

   – Они мерзкие... – послышался за спиной голос Патрика. Рицель обернулся, поглядев на брата. Тот смотрел на портреты и лицо его кривилось от отвращения. – Риц, наши предки – мерзкие! – он с отчаяньем взглянул на старшего. – Риц, мы что, тоже такие?!

   Барон огляделся... Его передёрнуло от отвращения. И решительно ответил:

   – Нет! Нет, Рик, мы с тобой – другие.

   Поглядев на брата, баронет медленно успокоился. Бросил взгляд на гостя.

   – Риц, его надо вывести отсюда. Срочно!

   Он не проронил ни слова и следовал за своими провожатыми потерявшей волю куклой, пока они не оказались на той самой веранде, где братья предпочитали обедать в хорошую погоду. Бессильный и безвольный, как марионетка, он сел на предусмотрительно выдвинутый для него стул. Рицелю стало сильно не по себе от контраста божества, воплощением которого Последний был до посещения злополучной галереи, и нынешней тряпичой куклы.

   – Человеческая еда, – начиная оживать, Странник поморщился. – Пародия на пищу моего дома.

   Но пренебрегать "пародией на пищу" Элли не стал, хотя старался не есть мяса. Он очень давно не ел и даже способность жить, извлекая силу из воздуха, земли и солнечного света не могли восполнить страшнейшую энергопотерю последнего времени.

   Странник хмуро отметил в себе язвительное пренебрежение, которое тоже перенял от людей. Всё течёт, всё изменяется, и в мире нет постоянства, но эта язвительность не являлась частью Элли. Наносное...

   Ранее полагавшие себя очень воспитанными молодыми людьми, не чуждыми утончённому этикету, братья почувствовали себя деревенскими увальнями за одним столом с королём. Изыскан? Воспитан? Нет, он был совершенен! Такого нельзя добиться никакими уроками этикета. Таким возможно только родиться. И как только Рицель мог подумать о том, чтобы его убить?!

   В тот день Элли не смог пойти ещё куда-то, кроме как в свои покои. Силы иссякли так стремительно, что он даже не разделся, заснув на застеленной кровати.

   – Элльри, ты куда в этот раз? – Лэтэри подкрался со спины как всегда неслышно.

   – Куда путь ляжет, – улыбнулся Рождённый Летать.

   – Какой ты, Элли, неинтересный, – Лэти, бывший моложе своего собрата на несколько десятков лет, улыбнулся задорно, явно подначивая Первого Странника. – Вот мы с Данари пойдём к северу.

   – Возьмите тогда тёплые плащи, не пренебрегите зимними сапогами и шапкой. И перчатки не забудьте. Там бывает морозно, – невозмутимо отозвался Первый Странник.

   – Элли, ты зануда! – Рядом из ниоткуда вынырнул Третий Странник, Данари.

   – А вы авантюристы, – улыбнулся тот.

   Рождённый Летать был первым. Вторым стал Лэтэри, Ветерок Дорог. Третьим – Данари, Ведающий Пути. Если Дани был порывист лишь в силу своей юности, обещая вскоре стать более мудрым и ответственным, то Лэти... одно слово – Ветерок.

   – И ничего я не авантюрист, – обиделся Данари. – Я и собирался тёплую одежду взять.

   – Два зануды! – шутливо возмутился Ветерок.

   ...Они были единственными, кто умер с мечами в руках... и без изумления, застывшего в глазах...

   Глаза открылись сами. Элли сел на кровати, перетерпел приступ головокружения. Каждый раз в моменты слабости, ему хотелось домой. Домой. Туда, где сама земля излечивает от любого недуга и любая печаль сменяется радостью. Радостью жить и смеяться. Радостью творить, любить каждый миг, каждый глоток воздуха, каждую улыбку и взгляд...

   Только дома больше нет. А этот мир... разрушает. Больше ста сорока лет. О, он стал запоминать прошедшие года... Раньше помнил только до вступления в пору ответственности. А потом... Спроси сколько ему лет – пожмёт широкими плечами и ответит "не считал". Сотни? Тысячи? Десятки тысяч? Не считал...

   Как же хотелось снова полностью стать собой! Слишком долго Странник бродит среди людей. И скоро прирастёт к лицу маска человеческих черт...

   Взгляд, для которого темнота не была преградой, заметался по комнате. Остановился на ножнах. А ведь меч – сломан. И нужно его перековать перед тем, как отправиться в новый путь.

   Новый путь... Это из дома – новый путь. А отсюда – продолжение старого...

   Об этом размышлял Странник, уже идя по спящему замку. Он знал – там, во дворе, есть кузница.

   В кузнице оказалось чисто и аккуратно. Элли видел – здесь часто работали. Видел и седого, широкоплечего кузнеца. Сейчас его не было, но это абсолютно не помешало Последнему увидеть. Дар. Проклятье. Этот дар дал ему умереть с каждым своим собратом. И свёл с ума.

   Растопка и уголь для печи оказались поблизости, и вскоре огонь раскалил кузнечный горн. Элли разделся до штанов. Стянул мёртвые крылья за спиной специальной упряжью прямо на голое тело. Расстегнул замки на своей дорожной сумке. Достал молот, являвший собой произведение искусства. Последний молот кузнеца Танри.

   Направь мою руку, Рудный Художник...

   Закрой глаза, Рождённый Летать... лети...

   Элльри услышал и почувствовал металл так, мог только Кузнец Мира. Танри...

   Работал до самого утра.

   Обнаружив пустые покои, Рицель поднял на уши слуг и Странника нашли в течение десяти минут. Только тревожить не посмели.

   Барон остановился на пороге кузницы и не решался как-то привлечь к себе внимание, чтобы не отвлекать мастера от работы. Как он не обжигается без рукавиц, рубашки и фартука?! Как он может так плавно вести пальцами по раскалённому металлу с таким спокойным лицом?! Только волосы стянуты красной лентой, чтобы не мешали. Рубец на боку уже выглядел значительно лучше, чем в тот день, когда два брата решили помочь незваному гостю, чуть не погибшему у порога их дома.

   Даже отсюда барон видел, что меч на наковальне... прекрасен. Как и молот в руках гостя.

   – Я не умею говорить с железом. – Барон вздрогнул. – Но это может Танри. В каждой вещи, сделанной Кузнецом, живёт его душа. Я отдал себя на время душе и таланту Рудного Художника. Он сковал мне новый меч. Танри совсем не понимает, для чего вообще нужна такая вещь. Хотя в чём-то красивая. Но мы никогда не ковали мечей. – Элли склонился к мечу и шепнул: – Остывай...

   Повеяло холодом. И через несколько мгновений в руках земного бога оказался самый совершенный и прекрасный клинок, когда-либо виденный бароном. А уж Рицель разбирался в оружии!

   – Вы позволите?.. – вытолкнул барон из пересохшего горла.

   Гость улыбнулся и протянул человеку клинок.

   Узкий прямой меч казался матовым, с отливом в серость. И в отсветах огня было видно – внутри металл весь узорчатый. Именно внутри! Металл казался прозрачным! Не так как стекло, он не просвечивал, но...

   – Совершенство!.. – восхищённо выдохнул человек.

   – Как и всё, что делал Кузнец, – сказал Странник, забирая клинок из рук человека, чтобы вложить в ножны.

   – Но ведь он скован вашими руками! – воскликнул барон.

   – Ты невнимательно слушал, – отозвался Последний, убирая молот обратно в свою сумку. Благодарю... – Моими руками, но не мной.

   Выйдя во двор, Странник достал из колодца ведро с водой, вылил его на себя, смывая жар кузницы. Повторил эту процедуру, от одного вида которой у Рицеля зубы сводило, несколько раз. Встряхнулся как лев после купания, вернулся за одеждой. Высох он удивительно быстро, произнеся какое-то певучее слово на незнакомом языке.

   – Я попросил воду испариться, – невозмутимо пояснил Странник, надевая рубашку с прорезями для крыльев. Нахмурился. – То есть, не испариться... перейти в другое состояние... как мало нужных слов в вашей речи! Ты говори, что хотел. Я вижу, тебе есть что сказать.

   Барон только вздохнул. Такую фамильярность в обращении он не позволил бы никому, кроме брата, но в устах Странника оно даже и фамильярностью не звучало. Казалось, будто только так и нужно. И никак иначе.

   – Пока вы были больны, господин Элльри, я вызвал лекаря, равных которому нет во всём королевстве. И... он приехал вчера вечером, когда вы отдыхали. Он сказал, что может попытаться... – барон запнулся и Странник поглядел на него искоса. – Вылечить ваши крылья, господин.

   Горькая усмешка исказила лицо золотоволосого ангела. Он ответил, и голос его звучал печально:

   – Пусть лучше излечит вашего кузнеца, барон. От этого хотя бы будет толк.

   – А Гоцлав болен?! – изумился Рицель.

   – Да, – кивнул Элли. – И если ему не помочь – не протянет долго.

   Мир перед глазами ангела закружился... Нестерпимо, до боли в груди, потянуло домой. Как медленно восстанавливались силы... и болела недавно затянувшаяся рана на боку.

   – С вами всё в порядке, господин Элльри? – встревожился барон. – Я могу вам чем-то помочь?

   – Можешь, – отозвался ангел. – Мне нужна еда и хорошее вино. Только не мясная пища.

   – Я распоряжусь подать в ваши покои, – барон склонил голову и удалился быстрым шагом.

   Гоцлав оказался действительно серьёзно болен. И протяни кузнец с лечением ещё несколько дней – и уже не спасли бы. Откуда знал это Странник, если даже не видел старика? Не было у барона ответа на этот вопрос. Кто он? Что он?! Его поведение, слова, поступки, лишены логики! И при этом абсолютно логичны и правильны. Даже не правильны... это не то слово... Но когда он что-то делал или говорил – только так и должно было быть. И всё иное было неверным. А Странник... Истинный. Вот оно, верное слово... И Рицель то и дело ловил себя на мысли, что кажется сам себе подделкой. Грубо скованным кухонным ножом рядом с совершеннейшим из клинков. И сознавать это было нелегко.

   Барон много и беспрерывно думал. Много обсуждал с братом, которому доверял больше, чем себе. И многое начал понимать...

   Он уже давно понял, что его предок вместе со своим отрядом просто истребили весь народ Элльри. Ему одному повезло... или не повезло выжить. Но только сейчас он понял, что же на самом деле совершили люди!.. Целую расу творцов истребили. Убили душу мира...

   Элли всё же уговорили позволить осмотреть крылья. Он отказывался, но оба брата твёрдо стояли на своём. И ангел сдался, лишь бы его оставили в покое. Он всё ещё слишком быстро уставал.

   "Непревзойдённым лекарем королевства" оказался высокий, всего на полголовы ниже Странника, сухощавый мужчина. Он казался молодым, но глаза и седина выдавали в нём солидный возраст. Цепкий взгляд, чуткие, сильные руки.

   – Это бессмысленно, – мягко и спокойно сообщил человеку тот, по чьему образу и подобию создали ангелов. – Нельзя воскресить мёртвое.

   – Позвольте это мне решать, господин Элльри, – не моргнув и глазом, ответил лекарь.

   Среди людей я стал господином... им нужны господа и рабы... как хочется домой...

   Плащ небрежно сброшен на пол, расстёгнута сложная конструкция из узких, кожаных ремней, которую сам Странник называл упряжью, жёстко державшая крылья. Те безвольно упали вниз, и спину Рождённого Летать пронзило болью. Рубашка оказалась брошена на кровать.

   Пальцы лекаря коснулись спины Странника.

   – Невероятно... – выдохнул человек. Руки его дрожали. – Они настоящие... Я слышал, но не верил... Прошу вас, господин, лягте, так мне будет удобней осмотреть ваши крылья...

   Ловким и привычным движением подобрав крылья руками, Элли послушно лёг на кровать. И пролежал так полтора часа, иногда коротко и лаконично отвечая на вопросы. Нет, он не чувствует своих крыльев. Совсем. И ему не больно, даже когда их насквозь прокалывают иглой. Нет, он не повреждал спину.

   И так продолжалось до тех пор, пока Страннику не надоело играть в человека.

   Тогда он сел и как мог доступно и понятно для "просто человека на скудной речи" объяснил, что для Рождённого Летать полёт, или путь – есть жизнь. Полёт утратил смысл вместе с жизнью. Если нет истинного смысла – нет надобности в крыльях. Мёртвые – не летают.

   – Но вы вполне живы, господин... – робко попытался перебить человек.

   – Ошибаешься... – качнул головой ангел. – Вы, люди, ищите смысл жизни. Или просто существуете. Я достаточно долго среди вас, чтобы понять это. Я видел, как сменяются сотни поколений, народов и обычаев. Мы ничего не искали. Мы сами в себе были смыслом жизни. Творение было тем единственным, для чего мы были. Сотворение. Я – Странник. Моё призвание – дорога. Я приносил новые песни, семена растений, рецепты металлов, музыку, идеи, камни, нити... Для каждого – своё. Теперь мне некому это всё приносить. Гэллри не попросит новую песню. Рона и Герт – редкие семена. Лири и Туори – нити для вышивки... Мири не потребует вернуться скорее, принеся истории для новых картин и не нужно искать сказки для малышей. И путь утратил смысл. Всё проще, чем ты думал, человек... хотя, для тебя, наверняка гораздо сложнее. Я просто опоздал к своей смерти. Но это не значит, что меня не убили.

   Говоря всё это, Элли одевался. И когда пришло время надеть упряжку, спину снова пронзило острой болью.

   – Больше ста лет прошло... – Лекарь не задавал вопросов, но это не помешало Страннику услышать их. – А всё ещё больно...

   – Кажется, я действительно бессилен, – сообщил барону лекарь, придя в его кабинет. Мужчина казался задумчивым и даже шокированным. – Ему нужен Бог, а не человек...

   – Он и есть Бог, – тихо сказал вслед лекарю Рицель. – А мы, люди, его искалечили.

   Только на следующий день братья, проговорив всю ночь, предстали перед синими ангельскими очами.

   – Господин Элльри... – начал барон, сильно нервничая, но стараясь это скрыть. – Мы знаем, что вы ищите всех, кто участвовал в той бойне... наш предок давно умер... но вина предков лежит и на потомках...

   – Вы ведь пришли убить нас, – перебил брата Патрик. – Мы не будем сопротивляться.

   – Мы приказали, чтоб вам ни в чём не отказывали и не препятствовали, – добавил Рицель.

   Элли молчал, снова сидя в проёме окна и рассматривая двух потомков того, кого время убило раньше его клинка.

   – Вина предка не лежит на плечах потомка, если он не унаследовал от предка мерзость души, – тихо сказал ангел. – Вы её не унаследовали. Сделайте так, чтобы и ваши дети не стали подобными предкам и тогда я отведу от вашего дома свой меч навсегда.

   Только через день Элли почувствовал, что набрался достаточно сил и может продолжить путь. Приступы безумия уже давно не накатывали, он привык к постоянному самоконтролю. Бывало хуже, бывало лучше, но последние пятьдесят лет он не терял себя бесследно среди мёртвых.

   Он вышел из своих покоев на рассвете. Спустился в сокровищницу. Дверь отворилась пред гостем так, будто не запиралась вообще никогда. Полный комплект одежды Странника оказался на видном месте. Лёгкая рубашка, жилет, верхняя куртка, штаны, сапоги. Ремень с пряжкой в виде крыльев и такая же брошь-скрепка для плаща. Тесёмка для волос. Сумка через плечо. Плащ серый, рубашка цвета топлёного молока, жилет тёмно-серый, штаны, сапоги и куртка – чёрные. Всё вышито белым, золотом, серебром и сделано руками, которые прекрасно знал Странник. Ни единой пылинки, хотя её вокруг было немало.

   ... – Элли! А я тебе к новому пути сделаю не только плащ, но и всю одежду. А то ты вечно в пыли и как оборванец приходишь.

   – И как же ты это всё одна собралась сделать, малышка? – улыбнулся Странник, ласково глядя на девочку, недавно вошедшую в пору ответственности.

   – А я уже со всеми договорилась, – Туори сощурилась. – Герт уже посадил нужный лён. Рона обещала помочь в выделке ткани, мы с Лири уже нарисовали, каким всё будет. Танри тоже поможет... В общем, придёшь – увидишь!

   – Ладно, – Странник решил не портить себе сюрприз. – Чего тебе принести, малышка?

   – Себя! – хихикнула девчонка. – И сладостей...

   Пальцы коснулись ткани, провели по вышивке... Элли уткнулся лицом в висящий на деревянной кукле без рук, ног и лица, плащ и впервые за последние тридцать лет – заплакал... Они всё сделали. Их нет, но они всё равно умудрились снарядить его в новую дорогу.

   Собрался всегда лёгкий на подъём Странник быстро. Хотел уйти тихо, но потомки человека, которого он не успел убить, всё же повстречались на пути. Узнали костюм, что был слишком велик всем и висел в сокровищнице без дела. Сразу поняли, для кого всё это было сделано – одежда сидела на Страннике как влитая.

   – Вы уже уходите, господин?.. – робко спросил Патрик, заметив ту самую, с ремнём особой конструкции сумку на плече у ангела. Только теперь баронет понял, что странная конструкция ремня объяснялась тем, что сделана для крылатого!

   – Ухожу, – согласился Элли.

   Братья переглянулись, поинтересовались вежливо, не требуется ли чего в дорогу, может, нужна лошадь?.. Но гость оказался, лишь на кухню завернуть перед тем, как уйти, хозяева замка его всё же уговорили. Взял он немного, почти с ужасом оглядев количество съестного, которое ему попытались впихнуть с собой.

   – Господин Элльри, – обратился к нему барон. – В нашем доме вам всегда будут рады. Даже если нас уже не будет в живых, помните, что здесь вы всегда останетесь желанным гостем. Мы будем ждать вас с дороги...

   – Хорошо, – улыбнулся Странник.

   Он ушёл на восток, в восходящее солнце. Золото волос и серый плащ на ветру.

   – Прощай, Господь. Прости. Живи... – прошептал ему в след Рицель.

   – До встречи, живой Бог, – тихо добавил Патрик.

   Душа мира

   Холод.

   Холод, давно ставший вечным.

   Снег повсюду вокруг и ветер – ничто в сравнении с холодом, что внутри.

   Ветер рвал плащ, трепал золотые волосы, резал острыми снежинками лицо, но путник, казалось, не замечал этого. Хотя, нет. Он просто не противился стихии, а шагал вместе с ней. И присмотревшись, можно было увидеть, что ветер не бьёт его в грудь, а помогает не упасть, не толкает в спину, а поддерживает в новый шаг.

   Но безумцев вокруг больше не было.

   Зимы стали длиннее и злее. Лето – короче. Ранние осенние холода калечат урожай на полях и в огородах.

   Он пытался контролировать себя. Но единственное, на что хватало выдержки – это не начать новый ледниковый период. Прошлая долгая зима длилась всего три года, когда должна была – тридцать лет. Но Странник пробудился, увидев, как умирают от голода дети. С тех пор он старался не допускать, чтобы лёд собственной души заморозил мир вокруг. Но с каждым годом всё тяжелее допускать к себе в сердце весну.

   Зима.

   Элльри любил зиму.

   Снега и лютые морозы, которых никогда не знал его родной край. Особенно привлекательна зима была здесь, в северных краях.

   Бескрайний, безжизненный простор.

   Как в его душе.

   Сколько же это уже длиться? Кажется – вечность. Последние сто семьдесят три года он считал... Но сколько лет прошло до того, как начал запоминать? Рождённый Летать не знал.

   Элльри шёл, забыв куда. Уже давно. Несколько дней. А может, недель или месяцев. Здесь всё сливалось в одну белую бесконечность. Просто шёл, а душа леденела всё сильнее. Он устал. Безумно, невыносимо устал. Как давно он не возвращался даже к могилам? Давно...

   Только там, на родной земле, среди тех, кого любил, он приходил в себя и восстанавливался для нового Пути. Набирался сил, заживлял раны на теле и душе. Как масляная лампа, в которую надо подливать топлива и менять фитили. Теперь делать это стало негде и некому. Насколько ещё хватит сил?..

   И сможет ли он хоть когда-нибудь умереть по-настоящему?..

   ...Он не понял, когда ноги отказали. Не знал, когда упал. Просто под щекой вдруг оказался пушистый снег. Он уже давно не был холодным – Рождённый Летать сам заледенел. Странник прикрыл глаза. Он смертельно устал...

   – Бернар! Бернар, смотри, что я нашёл!

   – Ну что опять... Свет Господень!..

   Два парня быстро выкопали из сугроба замёрзшее тело.

   – Не наш. Чужак...

   – Ты смотри, одет как легко... как только дошёл сюда. Бедняга. Похоронить бы по-человечески...

   – Да погоди ты хоронить! Живой же! Видишь, дышит!..

   Тепло касалось тела мягкой лапой, уговаривая холод внутри уйти прочь. Заледенелая душа покрылась инеем, вспоминая, что скоро нужно будет снова допустить к себе весну. Ещё рано. И хочется как можно дольше оттягивать этот час. Пусть зима длится вечно...

   "Ангел... ангел..." – шептало тепло. "Не умирай..."

   "Я не ангел", – грустно усмехнулся холод.

   "Всё равно не умирай..."

   "Ты опоздало, тепло. Я уже давно мёртвый..."

   Рождённый Летать закрылся прочным ледяным щитом, вымораживая самое себя до дна. Так не больно...

   "Не надо Элли... что же ты делаешь с собой?!.. Элли..." – едва слышно вплелась в тепло тень чужого шёпота...

   В долине похолодало. Впервые за последнюю сотню лет настолько сильно. Это волшебное место беспощадного севера никогда не замерзало. Горячие источники и кусочек вечного лета поселились среди снега и льда в небольшой низине очень давно.

   Жителей в этом волшебном месте было немного – три-четыре сотни человек, считая детей. Миролюбивые, чистые душой и мыслями. Казалось, больше нигде в мире не живут такие люди. Этому немало способствовал монастырь Ожидающих, стоящий тут же, в долине.

   Замок казался суровым каменным великаном, хранившим покой волшебной долины. Только в нём было очень мало от обычного человеческого монастыря. Монахи не проповедовали аскетизм и послушание, не забивали голову ненужной шелухой. Скорее, это было похоже на школу, академию, воинское училище, лазарет и приют одновременно. Монахи были воинами, врачевателями, учителями (школа в долине была обязательна для всех детей), помощниками, доброжелательными собеседниками для любого пришедшего. Каждый всегда готов был выслушать все горести и терзания любого обратившегося, помочь советом или делом, и никогда никому не рассказывали, свято соблюдая тайну. Они немало работали и какой-то неведомой своей силой держали лето в долине круглый год. Говорят, именно необычные монахи были причиной того, что долина не знала бедствий и голодных лет. Ни один враг, вздумавший покусится на это место, просто не находил его. И во всех людях, живущих здесь, отразилось это светлое и бескорыстное добро, вытравливая человеческие пороки.

   Сюда, в обитель тепла, добра и заботы, и привезли свою невиданную находку двое молодых охотников. Здесь, в монастыре Ожидающих, где не делали различий между послушниками и послушницами, дружно жившими под одной крышей, и пытались отогреть неведомого чужака, за спиной которого были крылья. Только сквозь его кожу так и сочился запредельный холод, замораживая всё вокруг...

   – Не получается, – молоденькая ученица, как здесь называли послушниц, покачала головой, взглянув на старшего мастера-лекаря. Она была самой способной из целительниц, родившихся в последние сто лет. – У него душа замёрзла. А когда хоть немного отогревается... Ох, мастер, не приведи вас Бог когда-нибудь испытать такую невыносимую боль!.. Он будто спасается этим холодом. Как живая зима...

   Золотоволосая, голубоглазая, миниатюрная девушка прижала к щекам ладошки. Немолодой мастер и сам слышал отголоски той нечеловеческой, невыносимой муки, что иногда проступала сквозь этот живой лёд. Он не мог даже представить, что могло стать причиной такой чудовищной пытки.

   Мастер-лекарь Овидий снова взглянул на кровать, где покоился их невольный гость. Золотые волосы, нечеловечески прекрасное лицо, крылья за спиной, сейчас беспомощно раскинутые. Он был высок. Выше всех в долине, и великолепно... совершенно сложен.

   По всем канонам он являлся ангелом Господним. Но... "Я не ангел..." – тихий шёпот, хотя гость не разжимал замёрзших губ, был слышен мастеру так же хорошо, как его ученице.

   Кто же ты, неведомый чужак?.. От тебя веет бесконечной древностью, но ты так же бесконечно молод. Кто ты? И как же тебе помочь?..

   – Милана, пригляди за ним, – Овидий вздохнул и поднялся. – Я поищу кое-что в старых свитках...

   Недвижимый до того ангел вдруг крепко сжал в кулак ладонь, лежавшую поверх одеяла. Выдохнул с едва слышным стоном. Холод плеснулся по стенам, заставляя их покрыться инеем, а огонь в очаге притухнуть. Веки с длинными, тёмно-золотистыми ресницами дрогнули, приоткрылись.

   Никогда в жизни мастер-лекарь не видел таких глаз. Сказать, что они были просто синими – всё равно что сравнить небо с грубо размалёванным серо-голубым грунтом холстом. Невероятная их глубина могла сравниться только с такой же невероятной болью и тоской, что плескалась в глазах, ещё ничего не видевших вокруг.

   Шевельнулись белые от холода губы, и едва слышен был удивлённо-недоверчивый шёпот:

   – Мири?.. Мири...

   Взгляд заметался по комнате с какой-то безумной надеждой. Наткнулся на замершую Милану. И надежда за несколько мгновений умерла, сменившись беспросветным отчаяньем. С губ слетело слово... звенящее, чистое, непроизносимое. Ни один человек не смог бы повторить его. Но самым удивительным было другое – оно было понятным. Одно короткое чужое слово содержало в себе столько, сколько нельзя было сказать сотней человеческих. "Зачем бы убиваете её последнюю тень?.. Не уходи, моя жизнь... Стань моей смертью..." – так звучал только верхний смысл.

   Ангел попытался приподняться, но тут же рухнул обратно, потеряв сознание...

   Охотники за сокровищами не раз возвращались отсюда с пустыми руками. А чаще и вовсе не возвращались. Но дураки не переведутся никогда. Вот и теперь отряд из двенадцати воинов и одного проводника расположился на ночлег в вечных снегах. Итого, тринадцать человек.

   Все собрались за одним костром. Все, кроме троих, сидевших особняком.

   – Не счастливое число, – тихо бормотал под нос помощник главы отряда.

   – Заткнись, Рем, – выцедил сквозь зубы Фуад, главарь. – Аза наш проводник и без него мы не найдём сокровищницу. А если не устраивает число, то тебя можно прирезать. Тогда избавимся от плохой приметы и от твоего постоянного трёпа. Хочешь?