Текст книги "Заповедник Бессмертных. Осторожно - вымирающий вид!(СИ)"

Автор книги: Анна Тьма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

   Воины Ордена вывели к ним человека с чудовищными шрамами от ожогов.

   – Это она! – взвыл обожжённый тыкая дрожащим пальцем в сторону Моран. – Это она всех сожгла!..

   Глаза Золотой опасно сузились. Ох, каким знакомым ей казался этот калека...

   – Вот видишь, парень, – с омерзительной ухмылкой сказал человек в сером.

   – Во-первых, меня зовут Расти, – скривившись сказал юноша. – Во-вторых, я вижу тут только сумасшедшего калеку, невнятно бормочущего какой-то бред.

   Расти с беспокойством поглядел на Гиата. Тот очень тяжело дышал и не открывал глаз. Моран не отрывала пристального взгляда от калеки, в памяти её оживали события минувших дней...

   – Так ты жив, тварь! – взревела Золотая. – Ты, мерзкая тварь, я нашла тебя, когда ты вырезал плод из чрева беременной женщины! Ты смеешь обвинять меня... Я виновна лишь в том, что убила бандитов, которые творили редкостные мерзости! Я думала ты сдох вместе с остальными, отвратительный червь!..

   Моран не на шутку разозлилась. Калека попытался спрятаться за спинами воинов. Те грозно ощерили на Моран мечи.

   – И вы, орден Святого Рыцаря, общаетесь с таким отребьем?! – разъяренно рявкнула дракониха. – Может, в ваши ряды только таких и принимают?! Орден Тупоголового Барана!..

   – Успокойте её! – крикнул побледневший человек в сером.

   Кто-то из ребят помоложе вскинул арбалет, целясь в Леди.

   – НЕТ!.. – заорал Расти, бросаясь к Моран.

   Но стрела уже летела к цели. "Только после линьки, моя Леди... Слабая чешуя, даже из плохого лука легко пробить..." – думал Расти, закрывая собой Моран... Его тщедушная фигурка немного могла закрыть всю дракону, но парень стремился защитить самое уязвимое – сердце дракона и выемку меж ключиц. В следующий миг арбалетный болт по самое оперение вошел в грудь парня.

   Время казалось замершим. В фиолетовых глазах Моран отразился невероятный ужас. Расти стоял, раскинув руки, прижавшись спиной к бело-золотистой, мягкой как пух чешуе. Лицо мальчишки исказилось болью и он с тихим всхлипом упал. Коротко взревел Чёрный дракон. Вопль, вырвавшейся из груди Моран заставил всех почувствовать невыносимою боль. Крик проникал в разум и душу каждого, выжигая, выдирая сердце. Крик, лучше любых слов давший прочувствовать каждой стрункой души – она любит этого человечка сильнее, чем кто-либо может представить. Той всеобъемлющей, всепоглощающей и безусловной любовью, на которую способен лишь дракон. Только дракон мог одним звуком донести до каждого, даже глухого и нищего разумом столько информации. Любовь к человеческому юноше и невыносимое горе. Ненависть к обгорелому калеке, сопровождавшуюся очень яркими картинами прошлого.

   Когда всё стихло, упал и заплакал выстреливший. Воины Ордена стояли бледные и растерянные. Каждый из них, а особенно остро почувствовал это глава Ордена, понял – дракон, способный ТАК дорожить человеком, не способен на такие зверские и чисто по человечески бессмысленные убийства... И открытая на несколько мгновений душа дракона, видная как на ладони, не умела лгать. Каждый, даже самый заядлый скептик, знал – души не способны на ложь. Быстро и деловито солдаты скрутили обожжённого калеку. Дернулся в сетях Гиат.

   – Расти... – Моран наклонилась к нему. – Мой рыцарёнок... Что же ты наделал, мой дорогой мальчик...

   – Леди... – со стоном позвал парень, обнимая узкую морду Золотой. – Мамочка, я не хочу умирать... Леди...

   Вокруг было так тихо, что каждое слово слышалось очень отчётливо.

   – Рыцаренок... Держись... Держись, я отнесу тебя в школу... Тебя обязательно вылечат... Держись, малыш, я же не смогу без тебя жить...

   – Мамочка... не оставляй меня... мне страшно...

   – Моран... – дрожащим голосом обратился к Леди подошедший ближе человек в сером. – Чем мы можем помочь? У нас нет лекаря, но я кое-что умею...

   – Мама, не оставляй меня... – прошептал Расти.

   – Отпустите моего сына, – тихо попросила Моран. – Он же ни в чём не виноват...

   – Освободите дракона! – приказал воинам серый человек. – Позволь мне осмотреть его рану, Золотая.

   Моран немного отодвинулась, от потерявшего сознание парня. Серый человек наклонился над ним и бегло осмотрел рану. Потом поднял взгляд на Золотую и покачал головой. Моран поникла, прикрыла потухшие фиолетовые глаза и шепнула:

   – Исполните свой чёртов приговор. Я не смогу жить без этого мальчишки...

   – Прости, Золотая Моран... – ответил человек в сером. – Все обвинения с тебя сняты.

   Серый человек поднялся на ноги, Моран поникла ещё сильнее, и впервые в жизни люди увидели как плачет дракон. Арбалетчику, пустившему злополучный болт, захотелось перерезать себе горло.

   Подошедший ближе Чёрный обнял Моран израненным крылом. Наклонился к умирающему парню.

   – Тебе очень дорог этот мальчишка? – мягко поинтересовался дракон. – Ты готова отдать за него самое ценное?

   Не в силах говорить, Моран только кивнула.

   – Тогда приготовься, Леди, – сказал Гвалрог. – Ты отдашь ему свою драконью суть.

   И Чёрный запел. Слова Языка срывались с его губ, но не исчезали, продолжаясь в сердцах, повторяясь в душах. Чёрный пел. Постепенно успокоилась Моран, Расти стал дышать ровнее. Тело Золотой начало понемногу светиться и за минуту сияние достигло ослепительной яркости. Достигнув пика, сияние стало тускнеть, но никто не увидел дракона. Перед воинами стояла золотоволосая девушка красоты ещё более ослепительной, чем сияние её окружавшее. Обнаженная миниатюрная женщина со шрамом. Неловко ступая босыми ногами она подошла к парню и опустилась на колени. Повернув голову она вопросительно посмотрела своими невероятно фиолетовыми глазами на Гвалрога. Тот кивнул ей не переставая петь. Моран наклонилась и поцеловала юношу.

   В ослепительной вспышке исчез парень и на его месте появился Серебряный дракон. Он приподнялся, неуклюже пытаясь управлять новым телом.

   – Моя Леди... – пораженно прошептал Серебряный Расти. – Леди...

   Моран поднялась, обняла его разревелась как маленькая девочка.

   Но Чёрный еще не закончил песню. Расти прижал к себе Моран чешуйчатой лапой, закрывая от взглядов воинов Ордена. И снова вспышка. И снова исчезли Моран и Расти. Мальчик и дракон. Парень и золотоволосая девушка. Девушка и дракон...

   Вспышка медленно угасала. Моран, укутанную только в собственные золотые волосы, ниспадающие до пят, прижимал к себе растерянный юноша. Студенческая форма на нём была сильно изорвана и откровенно мала. Лицо его было прежним, но парень стал заметно выше, значительно шире в плечах и казался совсем другим. И волосы его сверкали серебром.

   Чёрный пел уже тише. Медленно успокаиваясь, Моран подняла голову и поглядела в глаза Расти.

   – Теперь ты настоящий рыцарь, – тихо проговорила она, – а не рыцарёнок... Мы с тобой теперь половинки, Расти. Ты наполовину дракон, а я наполовину человек...

   Моран, лениво щурясь, пыталась спокойно погреться на солнышке, но ей это не очень-то удавалось. Прыгая по золотой шкуре весело резвились три серебряных дракончика.

   – Гвалрог! – позвала Моран не поднимая головы. – Забери своих детей! Им пора идти купаться.

   – Это твои дети, – заявил Чёрный не открывая глаз.

   Драконята развлекались тем, что перепрыгивали с одного родителя на другого, периодически прицельно плюясь огнём друг в друга.

   – Ра-асти-и! – взвыла Золотая после очередного особо удачного плевка угодившего ей в глаз. – Забери сорванцов на озеро! Мы всю ночь охотились! Я отдохнуть хочу!

   – А кто им игрушки сделает? – поинтересовался сидящий рядом парень, занятый выстругиванием деревянных мечей.

   Леди жалобно взвыла и Расти отложил нож и незаконченную игрушку в сторону.

   – Впрочем, им и правда пора купаться, – сказал парень, поднимаясь на ноги. – Ваол, Тисса, Миф! Кто пойдет купаться с дядей Расти?!

   Парень потянулся, и через мгновение на его месте появился крупный Серебряный дракон. Радостно верещащие драконята во мгновенье ока забрались ему на спину, и весёлая компания поднялась в небо.

   А на озере парень с серебряными волосами купал троих детей – двух ловких и крепких мальчиков и весёлую девочку.

«Рожденный летать»

...Лишь солнце да песок жгут нам сапоги,

За короткий срок мы смогли найти

Тысячи дорог, сложенных с могил, нам с них не сойти.

И может быть кому не дадим своей руки,

Может потому, что у нас внутри

Все осколки льда не растопит ни одна звезда.

Мне страшно никогда так не будет уже.

Я – раненное сердце на рваной душе.

Изломанная жизнь – бесполезный сюжет.

Я так хочу забыть свою смерть в парандже.

группа "Кукрыниксы", песня "Звезда"

Мёртвые Крылья

   Его длинные, золотые кудри бились за спиной как знамя на ветру. Золотое знамя с кровавым отблеском заката. Тёплый день и тёплый ветер не могли спасти одинокого путника от холода, и он кутался в свой серый плащ, шагая по полю. Его нечеловечески красивое лицо и нереальной синевы глаза могли подсказать знающему человеку, кто такой этот одинокий странник. Но никого вокруг не было, кроме полевых цветов и трав, да шёлковокрылых мотыльков. Он шёл, опустив глаза, не видя луга, по которому шагал, не замечая искорёженных словно болезнью яблонь...

   Он видел совсем другие картины.

   Аккуратные, ухоженные домики словно вливались в этот яблоневый сад, где ветви прогибались от тяжести плодов.

   – Ну наконец-то ты вернулся! – золотоволосый, стройный и широкоплечий мужчина вышел навстречу путнику в пропылённом сером плаще. – Гулёна! И в кого ты такой, а?

   – Сам в себя! – гордо вскинул голову младший брат первого.

   Гордая мина продержалась недолго и через миг странник уже крепко обнял старшего брата.

   – Хэй, Мири, смотри кто вернулся! – крикнул старший в сторону сада, отстранив путника.

   Маленькая, стройная девушка стрелой вылетела из сада и тут же повисла на шее вернувшегося любимого. Её золотые локоны волной спускались до колен, белое платьице облегало очень тоненькую, стройную фигуру, а лицо было ещё прекраснее, чем у мужчин.

   – Элли!.. – радостно вскрикнула она, вскинув сияющие глаза. – Тебя так долго не было! Ты привёз мне новые песни?..

   – Да, Мири, привёз, – ласково улыбнулся путник. – Песни тебе, редкие камни Мирну, семена новых злаков для Роны и Герта, рецепт воронёной стали для Танри, и ещё всего целую кучу...

   – А какие песни ты мне привёз? – склонила голову набок его любимая маленькая птичка. – О чём теперь поют в мире?

   Элльри ответил не сразу, Мири успела заметить как в небесных глазах любимого промелькнула грусть.

   – Поют о печали и страхе... Но я привёз тебе иные песни, звезда моя.

   – Элли! Элли вернулся!

   Звонкоголосая стайка детворы выбежала из-за поворота и сразу же облепила странника со всех сторон.

   – Элли, Элли, расскажи где ты был!..

   Путник споткнулся и замер. Из земли выступал заржавленный металлический молот. Встав на колени, Элльри с великой нежностью провёл рукой по ржавому, грязному куску железа.

   – Ты себе новый сделал? – улыбнулся другу Элли. – Который по счёту?

   – А я их считаю что ли? – пожал широкими плечами кузнец, откинув за спину волну красно-золотых, будто пламенных кудрей. – Но, согласись – красив!

   Странник и не собирался спорить – покрытый замысловатой резьбой и рунами молот с первого взгляда приковывал к себе всё внимание. Кузнец, забавляясь, легко подкидывал и ловил тяжёлый инструмент за металлическую рукоять. Тонкие, изящные пальцы и узкое запястье обладали гораздо большей силой, чем могло показаться.

   – Ты им работаешь, Танри?

   – А для чего же ещё молот нужен, Элли? – весело рассмеялся кузнец. – Не любоваться же на него! Хочешь, скую для Мири обручальный венец?..

   – А я не успел его подарить, Танри... Последняя работа твоего молота, так ведь?.. Нет... Нет, Танри. Последней работой были головы врагов... Последнее творение твоё... Не успел...

   Путник бережно извлёк на свет заржавленные останки некогда прекрасного молота, вытер полой плаща и мимолётно удивился, почему его оставили здесь, а не забрали, как многое другое. Сам инструмент Великого Кузнеца был произведением искусства. Но его оставили ржаветь...

   ...Мы не ковали мечей, не зная что это такое и зачем они нужны. Мы жили в мире и любили его, а мир любил нас. Только я, Лэтэри и Данари – Странники, знали, что такое оружие. Но мы не умели убивать...

   Поднявшись, он так же бережно обернул молот в масляную тряпицу и положил в поясную сумку.

   – Опять тоскуешь? – девушка прильнула к любимому, стараясь с высоты своего невеликого ростика заглянуть в глаза высокого странника.

   – Всё-то ты знаешь, звёздочка моя, – с ласковой печалью улыбнулся Элльри.

   – Знаю, – серьёзно кивнула девушка. – Иди, Элли. Я слышу как тебя зовёт дорога. Странникам не дано надолго оставаться даже дома. Ты летать рождён. Лети...

   – Я вернусь скорее, чем ты думаешь, свет мой ясный. Что тебе принести?

   – Мне – принеси себя! А Гэллри просил новую лютню...

   Элли перешёл вброд мелкую речушку и ступил на другой берег. Здесь везде росли кусты роз. Всегда, всегда, в любое время года они цвели здесь, и ядовитые шипы больно разорвали руки раздвинувшему кусты путнику. Но когда капли крови стекли с его ладоней, цветы, словно опомнившись, прянули в стороны и смокнулись за его спиной.

   Здесь, на этой полянке, где вечно цветёт весна... Здесь было странно. Если бы кто сторонний увидел это всё, мог бы сказать первое слов, пришедшее в голову – могильник. Ничем не напоминали маленькие, хрупкие, такие беззащитные деревца, самое большое деревце едва достигало плеча Странника, надгробия, но... именно этим они и являлись. Не только деревца... Вот среди них мелькнул крупный камень, при ближайшем рассмотрении оказавшемся невероятной статуей из слитых в одно самых разных минералов. Вот ещё – странное металлическое, безумно красивое нечто... Или ещё – совсем небольшое деревце, растущее на камне, под которым бил родник. Вода что-то тихо пела, шелестело деревце, вплетая новые ноты... Странными были листочки у этих деревьев – то золотистые, то ярко-алые, только зелёных, радостно-весенних не было.

   Пепелище пропиталось запахом гари, крови и тлена. Они лежали на земле покрытой инеем и чёрной под белым налётом была кровь. Он метался среди замёрзших, закоченевших тел, невыносимый ужас сводил его с ума. Элльри звал их по именам, искал в тщетной надежде отыскать хоть кого-нибудь живого или не найти хоть кого-нибудь!.. и побелевшие губы всё шептали:

   – Как же это... Как же так... все... все!.. Даже дети... детей не пощадили... как же так... За что?! За что?!!..

   Последний, единственный выживший, опоздавший к собственной смерти...

   А дар Странника заставлял его видеть прошлое и Элли, прекрасный юноша с глазами-звёздами пережил смерть каждого, умер с каждым своим собратом.

   – Что, что мы вам сделали?! За что?! – срывался голос криком...

   ...Захватчики пришли с запада. Они резали, убивали и жгли без жалости не умеющих защититься творцов, поэтов и художников, мастеров и менестрелей, садоводов и скульпторов... Творцов-Мастеров, которые жили в мире и никому не делали зла. "Остановитесь! Что вы делаете! За что?!" – раскинув руки закрывает собой стайку перепуганных детей прекрасный молодой мужчина. Безоружный, лишь флейта за поясом.

   ...И падает, разрубленный мечом... "Вы не должны существовать. Вы – ересь! Вы – тьма! Бог велит убить все исчадья зла!". "Нам нет дела до вашего бога! Нет дела до вашей Тьмы и до вашего Света!". Рона встала на место упавшего Гэлла, ощерившись на рыцарей серпом. "Не троньте детей!!!" ...медленно осела наземь, обвив ладошкой пронзившее грудь копьё...

   – Мири... за что... за что... не дождалась, милая... прости, звезда моя... Мири...

   Он целовал оледеневшее лицо с широко раскрытыми глазами, перебирал пальцами спутанные окровавленные волосы, покрытые наледью и не замечал страшной раны на горле, разорванной одежды...

   – Здравствуй, звезда моя, – путник опустился на колени перед крохотным ясенем, повязанным золотой лентой, что казалась живой, постоянно бьющейся на ветру. – Я принёс тебе подарок. Вот, смотри! Да, милая, это Танри сковал. Для меня, чтобы я тебе подарил. Нравиться? Прости, что так долго, ведь её люди забрали, а я нашёл. Да, милая, нашёл и вернул тебе. Это ведь для тебя, для тебя одной...

   Тонкий, переплетённый из тонких лучиков золота и серебра венок цветов. Обручальный венок...

   ...А у нас впереди вечность была. Мы не считали ни дней, ни лет. Сколько времени я собирался подарить тебе этот венок, родная? Лет сто? Разве я считал... Бессмертные могут ждать и жить так долго...

   – Нет, родная, что ты! Как я мог забыть тебя в своих странствиях? Ведь ты же сердце моё. Единственная...

   Странник подошёл к роднику.

   – Гэллри, я принёс её! Нравиться? Как ты просил, на девять серебряных струн. И гриф металлический. Всё как ты хотел. Послушай, как звучит!..

   И он ударил по струнам, запел звонким голосом.

   – Ты прости меня, Гэлл. Что-то грустная песня получилась. Ты лучше поёшь...

   ...Мы не умели убивать. А я теперь умею. По веленью своего Бога вы убили нас всех, плевали в наши лица. Почему?.. Я узнал... мы равны богам. Но нам было плевать на их путь, на почёт, на славу, на преклонение, всё это было только ненужной шелухой снобизма и тщеславия! Вот чего мы были лишены, чему неподвластны – тщеславию и зависти. И ничему, никому кроме самих себя неподвластны! За это вы убили нас. Теперь я один умею ненавидеть, убивать и мстить. Всего этого мы не умели. Но вы показали...

   Элльри, Странник, бывший когда-то прекрасным юношей с небом в глазах, теперь стал иным. На руках появились мозоли от меча, а в глаза живёт лишь тоска и смерть, а ещё умеет полыхать жгучая чёрная ненависть. Будь они живы – не узнали бы.

   Он ходил среди деревьев, касался ладонью странных надгробий, звал, смеялся, плакал, рассказывал...

   ...А потом – тела... везде тела... а я копал могилы ножом и руками в мёрзлой земле... Одну за другой – копал и укладывал в землю... такие холодные... И душа – умерла. А сердце навсегда стало таким же как эта мёрзлая земля, как закоченевшие тела и застывшая чёрная кровь!..

   Последний вновь, как сотни раз уже, обнял землю, как ему казалось – в смертельном сне. Забывая, что уже навсегда опоздал к своей смерти. Не живой, и не способный умереть...

   ...Он шёл, ничего не помня, грязный оборванец в сером плаще, и пел. Тоской звучали песни его, сердца слышавших его людей разрывались от боли, и они обогревали, одевали и кормили невменяемого певца, а он повторял: "Холодно, как холодно... мёртвые, все мертвые в ледяной земле, замёрзшие... и кровь, кровь чёрна...". Он не знал, почему люди зовут его "Ангел", не знал, зачем ему крылья под серым, пыльным плащом – ведь летать Странник не мог, не умел. Потому что мёртвые не летают...

   ...А потом – начал вспоминать. Ловкий от природы, он легко научился владеть мечом. И взял кровавую виру со своих убийц. Первый и единственный, кто научился убивать. Первый и последний, потому что больше никто не выжил. Вот только летать он никогда так больше и не смог.

   ...Сколько пролежал так Элли? Он и сам не знал. Вечность, наверное. Золото волос разметалось среди чёрных ирисов. Снова что-то толкало его встать.

   ...Последними он попрощался со стайкой жмущихся друг к другу крохотных берёзок, ясеньков, клёнов. Даже одна рябинка среди них была и её алые ягодки горели каплями крови.

   – Не бойтесь, маленькие. В следующий раз я принесу вам новые сказки. И буду рассказывать, пока не устанете слушать, маленькие...

   Снова путь гнал прочь бессмертного Странника с мертвыми крыльями. Снова настигло его безумие. И побелевшие уста Последнего уже слагали новую песню...

   Местью прощённый

   Ночное небо лило дождь так, будто собиралось затопить своими слезами землю. Стучали, сливаясь в сплошной шум, по крыше и окнам тугие струи. Всхлипы ветра и грохот грозы заставляли человека, наблюдавшего буйство стихии из окна, незаметно ежиться.

   Мужчине сидевшему в большом, уютном кресле, было не больше двадцати семи лет. Он был статен, обладал особенной, суровой мужской привлекательностью, на которую бывали падки женщины. В чёрных зачёсанных назад волосах редкими проблесками серебрилась ранняя седина. Дорогая одежда в тёмных тонах и тяжёлое кольцо с печатью выдавали в мужчине барона.

   Слева горел тёплый камин, и близость живого огня согревала. А гроза за окном – завораживала.

   Второй, подошедший к окну и выглянувший в ночь, мужчина казался очень похожим на первого, только немного моложе.

   – Уйди, ты мне вид закрываешь, – потребовал барон Рицель.

   – Вылезай лучше ты из своего кресла, Риц, – усмехнулся его брат по отцу.

   Сын служанки жил в замке на равных с законным наследником. Рицель рано унаследовал титул. И ни в чём не отказал брату Патрику, помня преданную дружбу детских лет. Пока Рицель не был женат и не имел детей, по всем документам наследником являлся его незаконнорожденный младший брат. И титул баронета старший брат закрепил за ним не смотря ни на какие сплетни.

   – Вечно ты мне расслабиться не даёшь, Рик... – вздохнул барон, вставая и тоже подходя к окну.

   Вода с неба лила сплошной стеной. Ветвистая молния ударила прямо во двор, на миг ослепив мужчин. Почти сразу раздался оглушительный гром.

   – Риц, ты видел?! – Патрик потряс головой, возвращая себе слух.

   – Видел что? – уточнил барон.

   – Там кто-то шёл, – уверенно заявил брат барона.

   Сверкнуло несколько молний подряд и в их свете мужчинам удалось разглядеть закутанную в плащ фигуру. Мост был всегда опущен и вход открыт в любое время, пока не шла война. Мало ли, когда господину взбредёт в голову отправиться на конную прогулку? Промокший путник шёл к воротам замка. Его шатало. Он упал, с трудом поднялся... Новый проблеск буйства стихии и братья увидели, как закутанная в плащ фигура рухнула у порога и больше не поднялась.

   – Нищий какой-то, – предположил барон. Поморщился: – Помрёт на пороге...

   – А пошли поможем? – неожиданно для себя предложил баронет.

   – Зачем? – удивился барон.

   – Не знаю, – пожал плечами Патрик. – Сердцем чую, там что-то интересное. Исполни мою блажь. Идём скорее, пока этот старик совсем не замёрз!

   И оба брата бегом бросились вниз по лестнице. Попавшемуся на пути слуге Рицель на бегу отдал распоряжение приготовить гостевые покои, горячую ванну и разбудить старого лекаря.

   Мужчины, не боясь замочить одежду, распахнули двери, выскочили на улицу.

   – Точно нищий, – пробормотал Рицель, хватая его под руку с одной стороны, когда с другой подхватил Патрик.

   "Нищий" оказался неожиданно тяжёлым, высоким и широкоплечим. Мужчины затащили его в свой дом, положили на пол.

   – Рик, проверь, жив ли, – попросил барон, бегом бросившись закрыть двери от пытавшейся прорваться в дом стихии.

   – Это не старик... – странным голосом произнёс баронет, заставив брата обернуться.

   Рицель медленно подошёл и увидел то, что открылось Патрику, когда тот перевернул на спину их ночного гостя и снял с него капюшон.

   Промокшие, но чистые, ухоженные, густые золотистые кудри длиной не меньше, чем до пояса. Лицо было ликом ангела. Исхудавшего, усталого, бледного и мучимого тяжёлой болезнью. Ангела.

   Баронет решительно расстегнул пряжку драного плаща, откинул эту грязную, мокрую тряпку прочь. Куртка по боку путника оказалась разрезана, в прорехе виднелась глубокая рана. Кровь заливала штанину и, кажется, переполнила сапог. Длинный, узкий меч на поясе.

   Но не это заставило барона схватиться и до побелевших пальцев сжать рукоять клинка. Плотно сложенные за спиной и словно чуть припорошенные пеплом мокрые крылья. Крылья.

   – Легенды не врут, – тихо сказал Патрик, едва справившись с голосом. – Он существует, – баронет вскинул глаза, увидел сжатые на рукояти меча пальцы брата. – Не надо, Риц. Нельзя убивать Странника.

   Семейная сказка вдруг оказалась правдой. И теперь истекала кровью у них на пороге. Страшная сказка с ангельским ликом. Но ведь его предки сами виноваты в том, что навлекли на себя гнев Странника, певца и воина дорог...

   Отняв руку от клинка, барон быстро подошёл, склонился и сказал брату:

   – Помогай! Тяжёлый слишком, я один не утащу...

   И хозяева замка вдвоём понесли своего ночного гостя, надеясь по пути встретить кого-нибудь из слуг...

   Элли было холодно. Лёд сковывал снаружи, а внутри, где-то в животе, раскалённые угли обжигали внутренности. Кто-то сжимал всё в груди, вонзив когти в его сердце. Больно... И от боли его объяло то чувство, которое не испытывал никто из его народа. Кроме него. Ярость.

   – Отпусти! – крикнул Элли. – Или забери! Ты убила меня, тварь, а я иду по земле! Слышишь, грязная костлявая человеческая старуха?! Я смеюсь тебе в лицо! Ты убила мой народ, а я смеюсь тебе в лицо, мерзкое отродье смертного рода!.. – кричал обезумевший Странник...

   Стон и неясный шёпот сорвался с обветренных губ золотоволосого мужчины. Пожилой лекарь отёр его лицо куском мягкой ткани, смоченной целебным отваром.

   – Он выкарабкается? – негромко спросил барон.

   – Рана очень запущена, – ответил лекарь. – Лихоманка так сильна, что я не понимаю, как он до нас дошёл. Но... – лекарь огладил рукой жёсткие перья крыла. – Это не человек. Возможно, с помощью молитвы, он и выживет...

   – Не вздумай при нём молиться, – строго сказал Рицель. – Он может тебя за это и убить.

   – Как скажете, барон, – кивнул ничему не удивившийся лекарь.

   Шесть дней Странник метался в горячке, мучимый кошмарами и бредом. Шесть долгих дней. Утром седьмого дня он очнулся...

   Всю одежду тщательно вычистили и починили прорехи. Так же по образу сшили новый полный комплект от штанов до плаща. Стопку чистых рубашек и штанов он обнаружил рядом с собой на стуле. Рядом стояла сумка и, судя по защёлкам, её не посмели даже открыть, не то что обыскать. Тем лучше для них, Последний умел хранить свои секреты. Попытавшись сесть на кровати, Элли упал обратно на подушки.

   – Не нужно подниматься, – тёплая широкая ладонь пожилого человека прижала его к кровати. – Вы ещё слишком слабы. – И прежде, чем прозвучала просьба, поднёс кружку со специальным целебным отваром, помог напиться. – Так легче?

   Странник кивнул.

   – Где я? – хрипом вырвалось из горла.

   – Вы в замке барона Рицеля Риха, – ответил человек. – Он спас вас...

   – Смешно... – скривившись в слабой улыбке, произнёс Странник.

   – Что же в этом смешного? – прохладно поинтересовался пожилой мужчина.

   – Смешно, что щенок спас собственную смерть... – ему показалось, что он ответил, только показалось. Элли провалился в сон. Обычный, после горячечного бреда, сон... И снились ему зелёные поля, полные чудесных цветов луга, плодоносящие круглый год сады, играющие золотоволосые дети... И счастливые лица тех, кого он любил, пока был жив...

   Барон шёл по замку, направляясь в покои, отведённые крылатому Страннику. Дошёл... и застыл у неплотно прикрытой двери.

   Голос. Голос ангела звучал тихо. И так прекрасно, что завораживал своими неземными переливали... Слова чужого языка были непонятны, но такая тоска звучала в песне, что сердце в груди мужчины пропустило несколько ударов, отказываясь биться, когда кто-то рядом мог испытывать такую невозможную боль...

   Толкнув дверь, мужчина осторожно заглянул в покои. Ангел, специальной упряжью стянув крылья за спиной, одетый в штаны, сапоги и рубашку с разрезами на спине, сидел на окне и смотрел в небо. Дверь едва слышно скрипнула и ангел замолчал.

   – Знаешь, о чём эта песня? – спросил он, не спеша оборачиваться. – Ты не понимаешь моей речи, человек. Никто из вас не может изучить наш язык. В нём много слов, для которых у вас даже понятий нет. Но я попробую тебе перевести приемлемо для человеческого восприятия.

   Ангел помолчал несколько растянувшихся в вечность секунд и снова запел:

   Горем устлана дорога,

   Кровью взращена судьба.

   Оставалось так немного...

   Не успел... Летит мольба

   К небесам и силам звёзд.

   Чёрная ночь за собой позови,

   Прах рассыпь средь моих грёз,

   Дозволь вкусить чужой мне крови...

   Не воскреснуть для той, что мертва,

   И дети мои не рождены.

   Почернела у дома трава,

   Залиты смертью сны...

   Я сгорел, я сгинул в пути,

   В пыль обратился мой дом.

   В бреду смысла не найти,

   Жизнь утекла меж пальцев песком...

   Неземной голос затих.

   – Не получается, – вздохнул ангел. – Человеческий язык слишком беден.

   Обернулся. Синева глаз небесным огнём горела на бледном и осунувшемся после болезни, но всё равно прекрасном лице. Он был очень юн. И бесконечно древен. Как может быть юно весеннее утро и стара сама смерть.

   – Странник... – справившись со сведённым горлом, смог вымолвить барон.

   – Те, кто был моей жизнью, звали меня Элльри, – произнёс ангел с мёртвыми крыльями. – Что означало Рождённый Летать.

   – Господин Элльри, если вам что-то нужно, только скажите, я всё исполню, – взяв себя в руки, произнёс барон.

   Элли склонил голову набок, поглядел на человека сощурившись.

   – Покажи мне свой замок, – решил ангел, спуская ноги на пол и вставая во весь свой немалый рост. Божественная красота разбавлялась только чёрным цветом одежды, и пряталось что-то дьявольское на дне глаз и в уголках губ. Широкие плечи и, пусть исхудавший, но он был сложен великолепно. Совершенно.

   Сделав шаг, Странник пошатнулся... выпрямился. Волна золотых кудрей откинута за спину, вопросительно изогнута светлая бровь.

   – Прошу, – поспешно склонился барон, залюбовавшийся собственной смертью.

   Он накинул на плечи плащ и прошёл мимо барона в коридор. Нет, он не прошёл. Прошествовал! При взгляде на эту осанку любой король бы обзавидовался. А походка... боги так ходят, но не люди. Древние боги, истинные владыки этого мира...

   Рицель резко оборвал сам себя и обругал за еретические мысли. Не дай Боже сказать подобное в слух, да если уловят сие уши церковников... И можно ждать в гости Псов Господних.

   Из-за поворота коридора выскочил слегка растрёпанный от спешки Патрик. И замер, забыв как дышать, глядя на гостя...

   – Патрик! – резко окликнул старший брат, заставляя его очнуться. Повернулся к Страннику: – Простите его, господин Элльри, он несколько... растерялся. Это мой...

   – Брат по отцу, – закончил за барона ангел, рассматривая нового участника беседы. – Не утруждай себя объяснением, человек. Я вижу кровь всех, кто меня убивал.

   Барон со всех сил попытался не втянуть голову в плечи. Как он произнёс это...