Текст книги "Незаметное (СИ)"

Автор книги: Анна Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

   Вместе с кракеновцами, на их бэтээре (или как там эти броневики назывались, Катерина не знала точно) она приехала к этому рыбацкому домику уже четыре дня назад. Домик стоял на берегу. Свой транспорт кракеновцы замаскировали, а в остальном вели себя довольно смело, не боялись ничего. Регулярно выставляли двух часовых. Те честно стояли на посту, обколовшись чем-то энергетическим. Запас наркотических медикаментов у них был, казалось, бесконечен. Так что бежать она не могла. Спасала лишь привычка, приобретенная в борделе: отключить все мысли, чувства, притворяться и работать, работать. Командир, к счастью, не приставал к ней: у него был любовник из бойцов. Так что на её долю приходилось всего восемь человек. Когда утром пятеро уходили на разведку, оставалось и того меньше. Днем она готовила на всю ораву, и была возможность принести воды из реки и немного помыться, передохнуть.

   Увидев водоем, Катерина сразу поняла, куда всушники её привезли. Карту она изучала достаточно долго. На юге видела мост. Или не мост, дамбу. На вид та была целой, хотя движения по ней Катерина не замечала. А вот снаряды по ней прилетали. Иногда с тоской ждала, лежа под очередным желающим утех, чтоб прилетело по избушке, каким-то чудом всё ещё оставшейся целой. Но прилетало куда угодно, только не сюда. Никакого толкового плана побега так и не смогла придумать за четыре дня. Ни один из солдат не относился к ней достаточно нежно, чтобы попробовать его уговорить отпустить её, когда он будет на часах.

   Ничего другого, как героически погибнуть, в голову не приходило. Застрелить командира, а остальные застрелят её. Но она не умела пользоваться автоматом. Или хотя бы гранатой, чтоб подорвать всю эту шайку к чертям. Вот уж гранату можно было стянуть из запасов кракеновцев, они бы и не заметили, там целый ящик стоял. Как жаль, что ей ни пришло в голову попросить кого-нибудь обучить её пользоваться оружием, когда в Лимане стояли русские.

   Теоеритечески, она знала выражение «выдернуть чеку». Но насколько это трудно на самом деле? И сколько времени нужно, чтобы граната взорвалась? Она ведь теперь, пересмотрев за лето множество видео, знала, что можно снять растяжку с уже установленной гранатой с выдернутой чекой. Так что... как? У неё была только одна попытка. От окончательного решения покончить жизнь геройским самоубийством спасали только воспоминания о бабушке. Или то была элементарная трусость?

   ***

   Утром, едва рассвело и ушла разведгруппа, Катерина сходила за водой к реке, стараясь не думать, что там, за рекой, всего в десяти-двадцати километрах спасение. Когда она вернулась, один из часовых поманил её к себе, поставил на колени. Этот был «скорострел», с ним было проще всего. А напарник его тоже не из особо активных был, скорее, из наблюдателей. Так что Катерина ждала в каком-то смысле выходной. Ждала, что отдохнув немного, сможет наконец что-то придумать. Кракеновцы собирались уже сегодня вечером уходить отсюда. А ей не хотелось на запад, вообще никак. Да и не факт, что они не убьют её перед отъездом. Так она размышляла, автоматически работая руками и губами.

   Короткий свист, глухой стук – и солдат вдруг стал падать, оседать прямо на неё. Катерина сначала испугалась, что он придумал какую-то неведомую фигню, чтоб подушить её или что-то ещё, упала на спину, потеряв равновесие, а он – с окровавленным лицом, открытыми глазами – падал прямо на неё. Бронежилет с подсумками, с магазинами для автомата, падал вместе с солдатом прямо ей на лицо. И шеврон этот дурацкий кракеновский... как обидно будет увидеть последним перед смертью этот гадский шеврон. Оцепенев, выставив перед собой руки, Катерина смогла только отвернуться и закрыть глаза, с секунды на секунду ожидая смерти. Но смерть всё не приходила. Осмелилась вздохнуть раз, другой... Мёртвое тело придавило сверху, дышать было тяжеловато. Начали появляться какие-то мысли. Кто мог убить кракеновца? Неужели... русские? «Господи, Господи, хоть бы русские,» – взмолилась она, стиснув зубы, чтобы не закричать, притворяясь мёртвой. Там же в доме ещё трое. Она не могла спугнуть их, не имела права. Учитывая бесшумность смерти того, кто сейчас лежал на ней, работали снайпера. Возможно, они ждали, когда выйдут и другие из дома. Не встать бы на пути их пули. Лежать, только лежать... Ещё во время обстрелов Лимана она это усвоила. Главное, лежать, где лёг, как бы ни было страшно, как бы ни хотелось бежать... Внезапно она почувствовала на своей шее чьи-то пальцы, дёрнулась от страха. Слава Богу, что не вскрикнула. Просто солдат проверял ей пульс. Она встретилась с ним глазами. Он приложил палец к лицу, скрытому балаклавой, давая знак сохранять тишину, и показал на землю, лежи мол. Катерина нервно кивнула. На солдате не было никаких опознавательных знаков – ни повязок, ни ярких шевронов. На груди у него был шеврон с какой-то малозаметной надписью на русском, она не успела прочитать. Но Катерина по глазам поняла, что он русский. Это было странное наблюдение, ещё с Лимана. Когда они не скрывали лиц, то были обыкновенные, иногда даже страшненькие. Но когда оставались видны только глаза, наступало чудо. Что-то всегда светилось в их глазах. У всех них. Какая-то... правда.

   Спустя минуты, она услышала, как со стороны домика послышались два взрыва. Наверное, он кинул гранаты внутрь. Потом крики, короткая перестрелка и тишина.

   Через некоторое время к ней, продолжавшей неподвижно лежать под мёртвым телом, кто-то подошёл, столкнул с неё тело, шепнул:

   – Идти можешь?

   Она кивнула. Солдат указал ей на домик. Сам шёл вслед за ней. Катерина обернулась. Кракеновец, как-то неловко, словно кукла изломившись, валялся на земле. Второго часового она не заметила. Он оставался в небольшом окопе рядом, когда этот, первый, позвал её поразвлечься. Но наверное, тоже уже был мёртв.

   Краем глаза заметила, что солдат держит руку на автомате. Он что, под конвоем её ведёт? Она пленная теперь? Он кивнул в сторону домика, молча поторапливая её.

   В домике, привязанный к стулу, сидел командир кракеновцев, привязанный к стулу. И был ещё один русский солдат, помимо того, который пленил её.

   Катерину посадили на стул в другом углу.

   – Руки, – вежливо скомандовал пленитель. Она протянула руки, он завел их ей за спину и стянул стяжками. Было неудобно. Но честно говоря, ей было настолько теперь плевать на всё. Даже если её теперь пристрелят как ВСУшницу, кракеновцы эти никому больше вреда не смогут принести. А скорее всего в плен её отправят, да и пофиг, честно говоря. – Ранена?

   Катерина отрицательно помотала головой. Солдат достал салфетки и несколькими движениями попытался стереть кровь с её головы. Катя поняла, что это кровь того кракеновца, который упал на неё. Недовольно вздохнул, поглядев на результат своих усилий, отвернулся и принялся допрашивать пленного. Но какие бы вопросы он ни задавал, командир лишь посылал его на три русские буквы.

   – Надо чтоб тобой специалисты занялись, – вздохнул Азот. Это Катерина потом узнала, что его зовут Азот, а второго разведчика в избушке – Зёва. А сейчас она просто получала удовольствие, что они русские. Это было слышно по их быстрой речи, по едва заметному аканью, по твёрдому «чё». Не надеялась она больше услышать русских.

   – Чё мы его, с собой потащим? – усомнился Зёва. – Уже светло, накроют.

   И взглянул в её сторону, понимая, что и её тащить придётся.

   – Ты не снайперша, случайно? – спросил он Катерину. Она поспешно замотала головой, едва сумела выдавить «нет».

   – Нет, я просто шла, заблудилась...

   – Куда шла? – спросил Азот.

   – В Кременную из Лимана. Заблудилась.

   Командир «кракенов» ругнулся, он-то помнил, что она им говорила другое.

   – Шлюха она просто. Кто спрашивает, туда и идёт.

   Катерина промолчала. Вот так вот всегда. Сам в безвыходном положении, а всё равно старется нагадить и ей заодно.

   И тут послышался свист и взрыв снаружи. Зёва упал на пол, а Азот повалил Катерину со стула на пол, а сам лёг сверху. Через несколько секунд послышался второй свист – и второй взрыв пришёлся в угол избушки, взвилась пыль. Третий взрыв послышался снаружи, рядом с домом.

   – Из миномёта, похоже, – шепнул откуда-то Зёва.

   – Цел? – спросил Азот.

   – Да.

   – Ждём, ждём, – шепнул Азот уже Катерине, прикрывая её собой.

   Ещё два взрыва почти одновременно послышались вдалеке, за рекой.

   – Блин, – ругнулся Зёва. – Куда теперь уходить-то?

   Азот тоже понял, что кто-то набрёл на их минные поля. Видимо, оттуда же и работал по ним миномёт. Значит, по мосту теперь к прошлому лежбищу не вернуться, накроют.

   – На север, к полякам, – шепнул Азот и приподнял голову, пытаясь в пыли разглядеть пленного. И надо ж было так получиться, что единственным погибшим оказался пленный кракеновец.

   – Блин. Через минуту, уходишь первым, – скомандовал он Зёве.

   Катерина лежала, даже не пытаясь двигаться. Лишь надеялась, что их не накроют. И что значит «к полякам»?

   Она почувствовала, как нож перерезает стяжку на руках.

   – Бежать надо будет быстро, – сказал командир девушке. – Сможешь – будет шанс выжить. Скорее всего, сверху висит «птичка», рисует нас.

   – Мой рюкзак... – заикнулась она. Там был её паспорт. Фиг бы с ним, с рюкзаком.

   Азот с досадой посмотрел на неё. И Катерина поняла, что бежать придётся как есть. А рюкзак был так близко, вот, под лавкой лежал, в двух шагах.

   Азот включил рацию на передачу, сказал «уходим на точку тридцать, точку тридцать», передавая условный сигнал остальным. Дождался в ответ непонятный шорох.

   – Всё, на старт, марш, – скомандовал он, дёрнул Катю за руку, очень умело. Она словно взлетела на ноги. Тут же сунул ей в руки рюкзак, который она упомянула. Зёвы уже не было, он уходил раньше них, а она и не заметила.

   Несколько секунд дикого бега до ближайших деревьев – несколько секунд между жизнью и смертью – Катя только молилась, чтоб не споткнуться, старалась изо всех сил. Азот бежал сзади. Как она боялась, что ему прилетит в спину... За себя так не боялась, как за него. Она-то что, бесполезный мусор без знаний и профессии, без возможности принести пользу.

   Из-за водохранилища послышался ещё один взрыв. В утренней тишине ругань попавших на минные поля возле лежбища разведчиков было слышно довольно хорошо. Видимо, это отвлекло врагов от стрельбы из миномёта, и Азот с девушкой благополучно укрылись в посадке.

   – Стой, – скомандовал он, Катя остановилась, вжалась в дерево, поспешно пытаясь нацепить рюкзак за спину. Азот обернулся, присел на колено и пристально оглядел местность в прицел автомата. На противоположном берегу и на дамбе пока что никого не было. Там, на въезде, их группа, конечно, тоже поставила мины, но вдруг бы враг их миновал. Пока что было чисто.

   Он подошёл к девушке и тихо произнёс:

   – Идём быстро, но аккуратно. Идешь след в след за Зёвой. Шаг влево, шаг вправо – могут быть мины. Зёва встал – ты встаёшь как вкопанная. Зёва присел – ты тоже. Ветки, кусты не трогаешь. Если чувствуешь, что под ногой растяжка или кнопка, и ты ещё жива при этом – застыла как вкопанная. Идём по лесополосе около километра, потом овраг, потом снова лесополоса. Ясно?

   Катя кивнула. Мины... Каким чудом, проблуждав полтора дня по территории активных боевых действий, она до сих пор ещё жива?

   Пока Азот говорил с ней, Зёва в свою очередь сканировал местность через прицел автомата. Они с командиром кивнули друг другу. Зёва двинулся вперёд, сделав над головой непонятный жест непонятно для кого.

   Шли они минут десять, когда на мосту послышались взрывы. Азот, не сбавляя шаг, не теряя внимательность, удовлетворенно улыбнулся, надеясь, что мины на мосту сработали под транспортом «эльфов» и тем станет не до преследования.

   Но до того места, где стояли поляки ночью и где тех накрыла артиллерия по наводке Азота, они не дошли. Зашуршала рация, Зёва остановился, припал на колено. Катя тоже присела, пытаясь спрятаться поближе к земле. Из ниоткуда рядом с ней вдруг выросло большое, страшное чудище с корявой палкой. Из «коряги» выглядывало дуло винтовки. Да и палка была не палкой, а чем-то непонятным, намотанным на винтовку ради маскировки. Она сообразила, что это был ещё один разведчик из этой группы, снайпер, судя по длине его оружия. Снайпер в костюме, похожем на бомжатское тряпье, подошёл к командиру, присел рядом с ним, они о чём-то быстро, коротко переговорили – больше жестами, чем словами. Кажется, дальше вперёд по лесополосе двигаться нельзя. Повернули обратно. Долго лежали около дороги, наблюдая за окрестностями, пока не услышали снова в рациях стук и шум. Кто-то их, видимо, ждал впереди, догадалась Катя. «Чудовище» ушло первым, незаметно испарилось. Зёва и Азот достали голубые тряпки, завязали на рукавах.

   – По дороге через поле идём быстро, не суетясь, – шепнул Кате командир. – Пятьсот метров. Дистанция десять метров.

   И они пошли, словно ничего не боясь – Зёва, Азот и Катя между ними. Катя не могла удержаться, чтоб не глядеть в небо. А вдруг она сможет увидеть беспилотник, предупредить... Но было тихо.

   Добрались благополучно до следующей лесополосы, снова откуда-то вылезло «чудовище» и повело их налево, совсем в другую сторону от водохранилища. Кате не хотелось туда, ей хотелось на восток в сторону русских позиций. Но командир верил своему человеку, а она верила командиру. Останавливаясь иногда где на две минуты, где на пять, они пришли к небольшой системе окопов. Вход в маленький блиндаж был почти незаметен. Вообще было не похоже, что там мог бы быть блиндаж, слишком уж маленький и узкий вход был. Но там оказалось подземное необжитое в целом помещение размером два на полтора, совсем новое, видимо, только вырытое. Кроватей не было, электричества не было, печки в нём тоже не было. Стены, впрочем, до половины были закрыты стенками от ящиков со снарядами, как и пол, а выше половины шла земля. Ещё стоял у стены стол, сложенный из двух ящиков из-под снарядов, карематы и какие-то вещи в углу. И судя по украинскому флагу на стене, хозяев дома не было. Зато был ещё один член этой группы, тоже в маскировочном костюме. Рядом с ним лежала винтовка болотно-зелёного цвета, в руках он держал автомат. Прислонившись спиной к стене, он дремал, сидя на пенке на полу. Услышав шаги, открыл глаза, кивнул командиру и уставился на неё. Словно ища поддержки, Катя повернулась к командиру. Помещение было маленьким, и она была слишком близко к мужчине. Командир хоть и был размерами поменьше «чудовища», но всё ж довольно крупный мужчина.

   – Ну рассказывай, – приказал он девушке. На шлеме у командира была прикреплена камера типа «ГоуПро», и Катерина была уверена, что сейчас велась съёмка. За его спиной в окопе маячило «Чудовище», приложившись к винтовке и пытаясь что-то высмотреть вдали.

   Катя, конечно, не собиралась ничего скрывать, но вспоминая, что она делала в тот момент, когда пришли русские, ощущала жгучий стыд, и не знала с чего начать, тем более на камеру. Попал ли тот момент на съёмки? А надпись на шевроне командира, словно издеваясь, гласила: «сила V правде».

   – Давно ты с этими? – спросил командир, кивая головой куда-то назад, помогая ей начать.

   – Четыре дня. Шла из Лимана в Кременную. Хотела эвакуироваться, но бабушке помогала с огородом, и вдруг все ушли, – при этих словах у Азота дёрнулся глаз. Разведчик вздохнул.

   – Когда вышла из Лимана?

   – Десятого... или одиннадцатого.

   – Так десятого или одиннадцатого?

   – Н-не помню.

   – Угу. Дальше что?

   – Дошла до Заречного, увидела украинских военных на двух машинах. Спряталась в лесу, побоялась дальше идти в посёлок. Хотела его обойти и уронила в речку телефон. А карта, которую мне бабушка дала...

   – Бабушка?

   – Да, у меня бабушка в Лимане.

   – На какой улице?

   Катя ответила, хотя не поняла, зачем ему эта информация.

   – Сама откуда? Как зовут? – продолжал Азот допрос. Он спрашивал коротко, но не грубил и не давил на психику.

   – Катерина Вдовиченко, из Харькова. У меня паспорт в рюкзаке, украинский. Российский не успела получить.

   Командир протянул руку, требуя её рюкзак. Катерина подсказала, в каком кармане искать паспорт. Военный сравнил образ на фото с её лицом. Катерина сомневалась, что сильно похожа на себя прежнюю. На фото она была красивая, накрашенная, юная. Непонятно, удовлетворился ли командир этим сравнением. Он вёл себя очень ровно – не враждебно и не дружелюбно. Убрал паспорт в рюкзак, пошарился в нём. Там ничего, кроме футболки и отсыревшей карты, больше не было. Спальник и коврик, некоторые постиранные вещи остались в избушке. Он поставил рюкзак на пол.

   – Рассказывай дальше, Катерина.

   – Мама и сестра с племянницей в Польше сейчас, 24-го уехали. А я в марте, когда ваши отошли немного, поехала к бабушке в Лиман. Я давно её не видела. Ездила к ней только под Новый Год, собиралась потом на 8 марта приехать, а тут... СВО началась.

   – Почему давно не видела?

   – В... другой стране работала.

   Азот заметил запинку.

   – Где?

   – В Чехии.

   – Кем?

   Кате не хотелось говорить. Но наверное, не было лучшего способа заинтересовать следователя, нежели пытаясь о чём-то умолчать.

   – На ферме, – соврала она.

   – Угу, – миролюбиво согласился Азот, не собираясь спорить.

   – Подстилка вэсэушная, – раздался странный голос, словно подземный. Более того, с характерным тягучим южнорусским акцентом. Катя, вздрогнув, вытянула голову, пытаясь за спиной командира разглядеть «чудовище», которое впервые прокомментировало допрос, не отрываясь впрочем от наблюдения. Катя перевела взгляд на командира, ожидая, что он будет настаивать на ответе. Он же просто бесстрастно смотрел на неё. Хватило нескольких секунд, и Катя сдалась. Опустила глаза и, решив будь что будет, маленькая ложь потом может аукнуться ей стократно, пробормотала:

   – В борделе семь лет проработала.

   Разведчик, дремавший у стены, многозначительно хмыкнул. Азот даже не моргнул.

   – Не смогла поступить, и уехала, одна девчонка позвала заработать на учёбу.

   – И как? – иронично спросил Азот.

   – Никак.

   – Дальше что?

   – Вернулась в Харьков осенью, нашла работу, потом война. А в марте, когда к бабушке в Лиман приехала, так и осталась насовсем. Пока уже ваши не стали из города бежать. Пыталась уговорить бабушку уехать, но она не захотела. Сказала мне самой бежать. Пока я её уговаривала, все, кто хотел, уже выехали. Бабушка нашла карту старую дедову, мы посмотрели, что до Кременной меньше тридцати километров, и я пошла. Дошла до Заречного, увидела украинских, решила идти в обход. Потеряла телефон, а карта оказалась слишком старой. Или я такая тупая. На следующий день на меня вышли эти.

   – Они тебя заставили или ты сама пошла с ними?

   Это был сложный вопрос. Кракеновцы же не наставляли на неё автомат, она сама фактически бросилась к ним на шею. Просто побоялась проверять, отпустили бы они её или нет. Страх – это как? Добровольно или нет?

   – Сама, наверное, – пожала она плечами. – Профессия такая, – мрачно съязвила она и с опасением посмотрела командиру в глаза. Правда, он стоял против света, глаз не было видно.

   – Слушай, Кать, – вдруг заговорил разведчик у стены, – обслужи по-быстрому, а? Уж несколько недель как-то случай не подворачивался, соскучился, знаешь...

   – Старк, а выговор за нарушение дисциплины на выходе тебе не выписать? – язвительно ответил товарищу командир, прежде чем Катя успела понять, о чем ее спросили.

   – Азот, нам до заката еще тут сидеть, а я надолго ее не задержу, – нахально, спокойно пытался уговорить командира Старк. Азот, словно засомневавшись, взглянул на девушку. Катерина, вздрогнув сначала от позывного, так созвучного с названием террористического вэсэушного образования «Азов», разбитого весной в Мариуполе, в каком-то оцепенении глядя на него, отрицательно едва заметно качала головой.

   – Девушка сказала «нет», вопрос закрыт, – отрезал командир.

   Старк вздохнул, едва слышно ответив «есть», прислонился к стене и снова задремал.

   – Если хочешь в туалет, сейчас самое время. Уединения предоставить не могу, но вот там недалеко есть закуток в окопе, – сообщил ей Азот, показав рукой куда-то себе за спину. Катерина поспешно кивнула, воспользовалась его предложением. Хорошо что с утра ничего не успела съесть, обошлась парой глотков воды.

   В закутке – небольшом ответвлении полметра на метр – в нескольких метрах от блиндажа уже воняло мочой, бывшие хозяева явно не хотели уходить далеко. Азот прошёл чуть дальше, встал на охрану. Да и «чудовище» так и не покинул своей позиции рядом со входом в укрытие.

   Катерина вспомнила, что кракеновцы не заморачивались охраной в таких ситуациях. Хорошо, что жизнь давно отучила её от стыдливости.

   Через минуту Азот проводил её обратно в блиндаж. Ещё метр окопа над блиндажом кто-то успел накрыть маскировочной сетью. Внутри блиндажа ласково мерцал огонек горелки, над ней стоял маленький котелок с водой. Рядом сидел на корточках, прижав автомат к груди как младенца, тот молодой парень, который был в рыбацком домике. Он стянул балаклаву ниже подбородка, на вид ему было лет двадцать пять. На плече его ярко виден был круглый шеврон с мультяшными Чипом и Дейлом в касках и надписью «слабоумие и отвага». Они почему-то были довольно популярны у российских военных, Катя и в Лимане таких несколько штук видела.

   – Привет, – улыбнулся он ей. – Щас чай сделаем, и тушенку с лапшой.

   – Я и Кобра на стрёме. Зёва, сменишь меня через полчаса.

   – Есть, командир, – улыбнулся Зёва и глянул на часы на руке.

   Вода закипела, зашёл с улицы «чудовище». Значит, это не он «Кобра», догадалась Катерина. Значит, их пятеро получается, как минимум. В блиндаже стало тесновато. Когда вошёл «чудовище», Зёва положил свой автомат рядом со Старком, протянул руку под потолок и выудил оттуда коробку с чаем и пару пакетиков с лапшой быстрого приготовления.

   – Это ваш блиндаж? – спросила Катерина улыбчивого парня, устраиваясь, по примеру Старка, у стены, только у входа.

   – Нет, – иронично улыбнулся Зёва, доставая уже из своего рюкзака небольшие алюминиевые кружки и ложки.

   – А... где?... – она побоялась договорить.

   – Там, – кивнул Зёва в сторону выхода. – Все «двести».

   – Это вы их?

   – А кто ж ещё, – внезапно вместо Зёвы ответил «чудовище» своим густым подземным басом. Он настолько сливался с полутьмой в блиндаже, что Катерина успела забыть про него. Она вздрогнула, подтянула колени к груди, обняла их руками, спрятала лицо. Зёве тоже стало как-то неловко. Молча он заварил четыре «чашки» чая, две отдал сотоварищам, третий протянул ей, четвёртый оставил себе.

   – Извини, сахара или сгущи нету.

   – Спасибо, – она взяла горячий стакан. Старк и «чудовище», чтобы выпить чаю, откинули с лиц капюшоны своих костюмов. Старк был каким-то крайне несимпатичным, несимметричным. У него слишком выдавался вперед подбородок, нос был немного свернут в сторону, темные глаза были глубоко посажены, левый прищурен сильнее правого. А лица «чудовища» она так и не смогла рассмотреть.

   – Как тебя зовут? – снова заговорил Зёва, вываливая обе пачки лапши в оставшуюся в котелке воду и вскрывая открывашкой из «мультитула» банки с тушенкой.

   – Катя, – ответила она, осторожно дуя на горячий чай. Чай будет слишком крепким, в другое время она бы вытащила пакетик из кружки, но сейчас не хотела быть неблагодарной.

   – Ясно. А я Зёва. На самом деле Сёва, но поскольку я однажды прозевал весь наш сухпай, то теперь и зовут Зёва. И чтоб привить мне ответственность и чувство долга, доверили мне теперь стаканы и тушняк на всех носить.

   Катерина улыбнулась в ответ. Зёва подошёл к ней и, как и командир чуть раньше, попытался оттереть подсохшую кровь с её волос и шеи влажными салфетками, поливая их иногда водой из бутылки.

   – А ты с «этими» давно уже? – спросил Зёва Катю, закончив работу. У девушки пропала улыбка, она наклонилась над чаем, спрятавшись за влажными волосами, которые повисли сосульками.

   Старк хмыкнул, а ответил снова «чудовище»:

   – Подстилка она вэсэушная, принципиальная.

   – Уу-гу, – издевательски протянул Старк, – у русни в рот ни капли не возьмет, только у защитничков своих.

   Зёва ошарашенно обернулся к товарищу. Он знал, конечно, что Старк тот ещё похабник, но всё равно такое было странно слышать.

   – Слушай, Кать, – опять продолжил Старк. – Ну давай сейчас, по-быстрому, пока командир не видит. Какая тебе разница – одним больше, одним меньше.

   Ей было стыдно, как же было ей стыдно...

   – Старк, ты охренел? – вступился за неё Зёва.

   – А ты думаешь, они её силком заставили? Она сама сказала Азоту, что добровольно с ними пошла, к тому же в Чехии проституткой работала. Так чего ломаться-то? А, Кать? – всё это Старк проговорил очень добродушно, не вставая со своего места. – Я заплачу, как на базу вернемся. Тыщ десять дам. Могу даже двадцать.

   Она не отвечала, медленно цедила горячий крепкий чай, надеясь, что при свидетелях Старк не станет к ней приставать.

   Старк вздохнул и быстро допил свой чай.

   – Ну как знаешь. Если передумаешь, дай знать. Хотя мы твоих тут поперебили за пару дней десяток уже, тебе обидно за них, что ли?

   Катерина не отвечала.

   Старк опять вздохнул:

   – Ну и фиг с тобой, – достал свою ложку, подсел к котелку и принялся хлебать.

   – Часовым оставить не забудь, – мрачно сказал Зёва, наложил часть похлебки в банку из-под тушенки и протянул вместе с ложко-вилкой девушке. – Тарелку не рискну дать, извини. У этих были тарелки, но фиг знает чем эти наркоманы болели. А ложка – моя, запасная.

   Катерина едва слышно прошептала «спасибо» и аккуратно взяла банку.

   Как же ей было больно от обвинений Старка. Но что он сказал неправильно? Зачем было ломаться, действительно? Она просто в душе знала, что может отказаться, что не убьют, не заставят. Да, это был отказ из принципа. Но не потому, что так уж ей дороги были украинские военные. Российские военные были с некоторых пор её сердцу куда ближе. И именно потому и не хотела соглашаться на предложение Старка, помнила, с каким презрением в Лимане её обругали те двое, которым она предлагала себя.

   «Чудовище» и Зёва ушли, но несмотря на наступившее уединение, Старк больше не предпринял попыток уговорить её. Он сидел в обнимку с автоматом, с прикрытыми глазами, но Катерина точно знала, что он как опытный разведчик чувствовал каждое её движение.

   Через несколько минут в блиндаже появились Азот и Кобра. За спиной у Кобры был автомат, а в руке он нёс большую длинную винтовку, примерно как у «Чудовища», только цвет был зеленоватый, а не черный. Костюм маскировочный у Кобры был под фактуру осеннего листа, и закрывал только верхнюю часть его корпуса. Кобра и командир взяли оставшиеся ложки, спустили балаклавы с лиц, принимаясь за еду. Лицом Кобра был похож на бурята или якута, Катя не могла сказать точно. Ростом он был меньше остальных, но коренастый, плотный. Зёва тоже был невелик ростом, но стройный, как... берёза.

   – Ты поела? – обратился к девушке Азот, прежде чем приступить к похлёбке. Она кивнула и протянула ему кружку, ложку и банку, послужившую тарелкой, впервые всмотревшись командиру группы в лицо. Симпатичный, даже без балаклавы, выделявшей лишь поразительные серые глаза. Темная щетина немного отросла, как и у всех них, кого она увидела без маски, но ещё недостаточно, чтоб назвать её бородой. Мужественный, честный, настоящий воин и защитник – как жаль, что не её. Ему на вид было лет тридцать, у таких мужчин всегда есть жена и милая белокурая дочь где-нибудь в середине России.

   Он достал влажные салфетки и принялся вытирать посуду – её и свою, а потом и пустой котелок. Налил в него ещё воды из бутылки, поджег горелку.

   – Старк к тебе не приставал?

   – Нет, – отрицательно покачала она головой.

   – Да врёт она, – хмыкнул от своей стены Старк. – Не то чтоб приставал, так, чуток поуговаривал. Но не согласилась. Принципы, видите ли.

   – Ясно, – коротко бросил Азот. А Катерина не поняла, зачем Старк выдал себя. Наверное, чтобы её выставить лживой тварью. А если бы она сказала, то выглядела бы ябедой. – Так, Катерина, рассказывай теперь всё, что слышала за четыре дня у этих.

   – Да я ничего и не слышала, – растерялась она.

   – Слышала, просто сходу сложно вспомнить. Они все равно с кем-то переговаривались, куда-то направлялись. Куда-то каждый день ходили их разведчики. Тебе мелочь какая-то может показаться незначительной, а нам поможет.

   Он помолчал, и Катерина молчала.

   – Если ты только хочешь помочь нам, а не им, – с каким-то намёком сказал Азот. Он сидел перед ней на корточках, и внимательно смотрел ей в глаза. Он что, на пытки намекал?..

   – Понятно, – с едва заметным разочарованием сказал он и отвернулся, чтобы выключить горелку и заварить чай. Было немного обидно, что рисковали жизнью ради упертой украинки. Протянул кружку Кобре, вторую Кате и взял себе третью.

   Катя поняла, что ни на что он не намекал. Её вдруг накрыло, после всего. Они были глубоко в серой зоне, которую постепенно занимали отряды ВСУ, чуть ли не в тылу врага, до спасения было ещё далеко, смерть ходила рядом. Но с русскими разведчиками она была готова и умереть. Готова была на всё, чтобы они не погибли из-за неё, чтобы видели в ней человека, а не безмозглую подстилку, как с презрением называл её тот разведчик. Ну да, нельзя было сказать, чтоб она отличилась умом и сообразительностью, когда поехала в Чехию на заработки. Уж лучше бы отправилась в Россию маляром каким-нибудь. Но тогда, когда чуть ли не каждая вторая её знакомая не видела ничего зазорного в такой работе, она не могла и подумать, что это может ей аукнуться в будущем. Много проституток в Праге было именно из Украины. Что это за страна у неё была такая, сделавшая позорную профессию общепринятым согласием? И её прорвало. Она зарыдала, отвратительно всхлипывая, давясь соплями и слюной, завыла.

   Азот подскочил к ней, обнял, крепко прижал её голову к своей груди. И это было не только утешение, но и попытка сделать её рыдания тише.

   – Тише, тише, Кать, – командовал он шепотом, сильной рукой в перчатке прижимая её голову к себе. – Нельзя плакать, услышат. Тщ.

   Когда она услышала его слова, панически испугалась, проглотила громкий всхлип. Если из-за неё накроют всех... Но рыдания не прекращались, они рвались наружу помимо её воли. Катя каким-то чудом смогла не рыдать в голос, смогла кричать шепотом, хотя никогда не думала, что подобный фокус возможен. Азот гладил её по спутавшимся волосам.