Текст книги "Валя offline"

Автор книги: Анна Никольская-Эксели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 6
Парк Юрского периода

Помню, в деревне нам задали писать сочинение на тему «Недавно я открыл для себя…»

Федоренка написала: «Недавно я открыла для себя секс…»

И всё, представляете? Больше она ничего не написала – только многоточие поставила.

Учительница по литературе влепила ей «двойку». А мама – она наша классная – сказала, что за такое и «кола» много, потому что это безнравственно, и вызвала в школу Федоренкиных родителей.

Мама сказала тогда:

– Ты, Федоренко, мала ещё, чтобы думать о таких вещах.

А она:

– Я что, виновата, что оно само думается? – и ржёт.

У них с её парнем уже всё было, Федоренка сама рассказывала. Она рассказывает, а мне и страшно, и смешно, и противно. Как представлю, что самой скоро придётся этим заниматься – голой! – аж тошнит от страха.

А литераторша, между прочим, тоже хороша. Она у нас на уроках ест пельмени – прямо из баночки.

Федоренкины родители так в тот раз и не пришли – они у соседей крестины справляли, третий день подряд.

Фрунзик Акопян долго-долго ничего не писал – всё смотрел в окно. А там и глядеть-то не на что – сплошная слякоть и грязища по колено. У школьного забора остов ЗИЛа, весь рыжий от ржавчины, как соседский Бобик. Тоска.

А потом, уже в конце урока, он вдруг стал писать, писать и написал.

Он написал, что открыл для себя Америку. Всё в мельчайших подробностях обрисовал: как он плыл в Нью-Йорк на корабле, как его выгнали из первого класса в третий, потому что у него не было билета, и как он там заразился холерой и чуть не отдал концы…

Он ещё много всякого такого понаписал. Мы его после этого Колумбом с девчонками прозвали. Америку он открыл! Но Фрунзик не обижался. На вопрос учительницы, хочет ли он, когда вырастет, стать писателем, как Стивенсон или Даниэль Дефо, он ответил, что нет, не хочет. Когда вырастет, он станет конюхом или гаишником – как получится.

Хотите знать, про что написала я?

Про бабу Лизу и Морскую птицу. И ещё про море, конечно. Какое оно бывает разноцветное в зависимости от погоды и времени суток. И если в разное время набрать из него воды в маленькие прозрачные бутылки, они тоже все будут разноцветными.

Учительница меня похвалила, даже прочитала моё сочинение вслух.

А маме, наоборот, не понравилось. Наверное, из-за бабы Лизы.

* * *

После обеда папа учил меня играть в мини-гольф. У них в саду специальная площадка для этого оборудована, со всякими дорожками и горками. В стиле парка Юрского периода.

Наташа загорала в шезлонге и болела за меня. А потом она вдруг сказала, что я красивая.

Представляете?! Что я похожа на Скарлет Йохансон – она тоже не худышка.

Я всегда думала, что я обыкновенная, и мама так говорит. А иногда я себе вообще кажусь уродкой какой-то – толстая и плоская, как доска. Особенно меня мой нос бесит.

– Ну-ка, повернись в профиль, – говорит Наташа и пристально меня разглядывает. – У тебя нос весь в папу, в меру вздёрнутый. Это признак природной весёлости и душевной простоты. Тебе просто лоска не хватает, понимаешь?

– Нет.

– Ну, хорошей стрижки, стильной одежды, аксессуаров. За ногтями девочка тоже должна ухаживать…

Я молчу. Просто я не знаю, как за ними ухаживать. Обычно я стригу их под корень, чтобы было аккуратно. А волосы в хвостик собираю, в мышиный.

– А косметика? – спрашиваю я. – Мне уже можно пользоваться косметикой?

Помню, однажды мы с бабушкой играли в принцесс. Лиза сняла с окна занавеску, накрутила её на меня каким-то особенным образом, и получилось настоящее принцессино платье! Потом она сделала мне на макушке хвостик и прикрепила к нему свой веер – это была «корона Российской империи». Когда мама вернулась с работы, у меня на лице уже была вся бабушкина косметичка.

– Потому что принцессы должны блистать! – ответила бабушка на мамин молчаливый вопрос.

А потом на ночь мама мне рассказала страшную сказку про одну девочку, которая красилась с малых лет, и однажды у неё исчезло лицо. Насовсем! Его съела ядовитая краска.

Я до сих пор помню эту сказку.

– Можно и косметикой, – кивает Наташа. – Только не в школу. А вот если тебя пригласили куда-нибудь – в кафе или на вечеринку, то даже не можно, а нужно. Лёгкий мейкап тебе очень пойдёт. Сейчас и специальные молодёжные серии выпускают.

– Я знаю. Только мама мне пока не разрешает. И потом меня никто ещё в кафе не приглашал.

– Ааа… – тянет Наташа. – Слушай, а хочешь, пойдём с тобой в салон? У моих друзей салон красоты – прямо на набережной, «Алиса».

– Ой! А я никогда ещё в салоне не была.

– Вот и побываешь, – поддерживает нас папа и бьёт клюшкой по мячу. Мяч залетает в пасть пластиковому динозавру – он где-то с меня ростом.

– А когда? – я начинаю нервничать. Скоро с работы придёт мама, и если меня не будет дома…

– Тебе когда удобней? – спрашивает Наташа. – Я до сентября свободна, как ветер! Хочешь, завтра и поедем, прямо с утра?

* * *

Теперь у меня есть папа. Он появился и заполнил собой всё-всё! Всю мою пустоту. Пустоту, которая бывает внутри, когда на утренник в школе все приходят с родителями – все, кроме тебя. Или когда соседка, которая идёт мимо по улице, вдруг остановится и спросит:

– Трудно вам с матерью, без папки-то?

Или когда просыпаешься ночью, после очередного кошмара и думаешь, думаешь. Представляешь, как они с бабой Лизой там – в искорёженной машине…

Но теперь жизнь у меня будет другой! Точно ещё не знаю, какой, но скоро со мной обязательно случится что-то очень-очень-очень хорошее!

А ещё Наташа – она станет моей лучшей подругой. Мы будем ходить с ней в кафе и на какие-нибудь вечеринки. Что-нибудь будем вместе придумывать. Она научит меня, как одеваться и всякому такому. Познакомит меня с каким-нибудь парнем.

Вот только мама…

А что «мама»? Она ведь ничего не узнает.

В тот вечер я заснула абсолютно счастливой. И мне не снился тот сон про зелёную машину – ещё долго-долго не снился.

Глава 7
Ага, щаз!

Знаете, где я сейчас? В «Алисе» – самом крутом салоне красоты нашего города! Маме я сказала, что пойду сегодня по магазинам – к школе нужно купить тетрадки и всё такое.

Мы сидим с Наташей в глубоких кожаных креслах, и нам делают педикюр! А знаете, кто? Ни за что не догадаетесь. Рыбки! Живые! Представляете? Я как увидела, обалдела! Ты ставишь ноги в маленький стеклянный бассейн, и они начинают тебя покусывать. Щекотно так! А когда накусаются, ложатся спать – прямо на твои пальчики!

Интересно, а чем их тут кормят? Или они за рабочий день наедаются?

А ещё мне одновременно делают маникюр – это уже женщина, не рыбки. Я попросила покрасить ногти фиолетовым лаком, но Наташа посоветовала сделать «френч» – французский маникюр. Это и модно, и в то же время аккуратно смотрится.

Потом она ушла на массаж, а меня посадили перед огромным зеркалом с лампами по бокам и стали стричь.

Парикмахер, вернее, стилист – классный парень, мы с ним познакомились. Его зовут Володя. Пальцы у него, как у орангутанга, наверное. Длинные-длинные. Володя – специалист экстра-класса – у него вся стенка дипломами увешана! Когда из Москвы прилетает Алла Пугачёва, она только у него причёски делает.

– У тебя, звезда моя, тонкий волос, – немного капризно говорит Володя. – Тебе раз в три недели необходимо делать ламинирование.

– Понятно, – говорю.

Я потом у Наташи спрошу, что это такое.

– Сделаем тебе асимметричное каре! Затылок к чёртовой бабушке! – орёт Володя, и ножницы его взлетают к небесам.

Ножницы порхают надо мной, как стрижи, волосы падают на нос, щёки, плечи, колени! По Володиному вдохновенному лицу шуруют грозовые молнии! Я сижу, как будто на представлении, не хватает только музыки в стиле джаз! А Володя рассказывает на ходу, как стриг однажды карликовых пуделей первой леди Франции.

– Ну, как делишки? – к нам подходит Наташа в махровом халате. У неё на лице тряпочная маска, и Наташа смешно шепелявит.

– Лучше всех, – говорит Володя и, поджимая губы, рассматривает моё отражение в зеркале. – Красить-то будем? Предлагаю оттенок «Горький шоколад».

– А можно «Платиновый блондин»? – говорю я и тыкаю пальцем в понравившуюся картинку в журнале.

Володя закатывает к потолку глаза и говорит:

– Ага, щаз!

* * *

А потом мы ездили по магазинам. На настоящем кабриолете! Белом-белом, как будто его окунули в сметану!

Наташа сидела за рулём, и ветер развевал её каштановые волосы. А я смотрела на неё, слушала её любимую группу «Сизер Систерс» и думала, что когда вырасту, стану как она. Такой же весёлой и уверенной в себе.

Я буду работать художником-дизайнером в каком-нибудь крутом бюро… Или нет! У меня будет своё бюро, которое я назову… «Алиса» – в честь себя (меня к тому времени тоже будут звать Алисой). А ещё у меня будет муж – такой, как мой папа, – тоже весёлый и успешный, и вместе мы будем жить где-нибудь в Калифорнии или Нью-Йорке, я ещё не решила.

А потом я глазела по сторонам и видела, как мужчины в других машинах смотрят на Наташу. На маму так никто никогда не смотрит.

А потом случилось вот что. Какой-то парень, когда мы стояли на светофоре, высунулся из окна и сказал:

– Привет, красотка! Тебя как зовут?

Я посмотрела на Наташу, она говорила по телефону.

– Я к тебе обращаюсь, – сказал парень и подмигнул мне.

Ко мне? Ничего себе! Пока я думала, что нужно в таких случаях делать, загорелся зелёный, и парень уехал. На прощание он крикнул:

– Пока, кареглазая!

А ведь ему, наверное, лет двадцать!

– Вот видишь, у тебя уже поклонники, – сказала Наташа и засмеялась.

Мне вдруг стало так радостно, что захотелось её обнять! А потом вскочить на ноги и ехать стоя, и махать руками прохожим, а ещё петь – чтобы совсем как в каком-нибудь американском клипе!

Наверное, Наташа это почувствовала, потому что она прибавила газу и врубила на полную громкость музыку.

По сторонам замелькали машины, деревья, люди, дома. Я ехала и смотрела на себя в зеркало. И не узнавала себя.

* * *

–  Лиза, а когда мы умрём?

– Каждый умирает тогда, когда должен.

–  Но ты же сама говоришь, что мы никому ничего не должны.

– Значит, мы не умрём никогда.

Бабушка планирует залезть в хрустальный гроб, как принцесса, и уснуть там где-то на сто лет. Когда люди, у которых хранится ключ от гроба, умрут, Лиза наконец сможет ото всех отдохнуть.

Баба Лиза собирается жить вечно. А для этого нужно много сил.

* * *

– Что это такое, а? Откуда все эти вещи?

– Мы ездили по магазинам…

– Мы? Кто это «мы», позволь полюбопытствовать?

– Мы с Наташей. С Натальей Юрьевной.

У мамы глаза становятся узкими щёлками, как у покойного Жозефины.

– Так-так… – тянет она. – И что, вот эту мерзость на твоей голове тоже Наталья Юрьевна устроила?

– Это не мерзость! Это тренд сезона, ты не понимаешь.

– Ну, конечно, мать у тебя глупая, совсем ничего не понимает! Ты хоть знаешь, что от краски волосы выпадают?

– Это в твоей молодости они выпадали, а теперь есть специальные краски, щадящие. Они и седину закрашивают.

Мама нервно касается рукой своих волос. Потом она берёт мои пакеты и вытряхивает их содержимое на диван. Вниз беззвучно сыплются юбки, платья, колготки, красивое нижнее бельё… – листопад в тихую безветренную погоду.

– А ты, я смотрю, не теряешься – прибарахлилась. Не совестно тебе подачки от этой… принимать? – мама осекается.

– Нет, не совестно, – отчеканиваю я. – И это не её подачки, это куплено на папины деньги. Это подарок к новому учебному году.

– Серьёзно? – ухмыляется мама. – А я-то наивно полагала, что к новому учебному году тетради с учебниками принято покупать, а не тряпки.

– Мам, может, хватит уже? – кажется, сейчас самое время побыть сахарочком. Я прижимаюсь к маме и целую её в щёку, но это не действует.

– Слушай внимательно, дорогая моя: если я ещё раз услышу, что ты проводишь время с этой… с Натальей Юрьевной… я не знаю, что я с тобой сделаю. О чём ты только думаешь? Через три дня ты идёшь в новую школу! Значит так, с завтрашнего дня ты никуда не выходишь. Ты сидишь дома и занимаешься английским. Вон учебники, я принесла.

– Мама!

– Скажу Глафире Леопольдовне, чтобы проверяла тебя каждый час.

И я молчу. Я повинуюсь. Я понимаю, что никакие слова сейчас не подействуют и не помогут. Мама уже даже не батон, она кирпич, кремень, железобетонная конструкция! Её не прошибёшь ни слезами, ни из ручного гранатомета.

– А барахло отдашь назад. И смой с головы эту пакость, а то я сама это сделаю.

Господи, как же она мне осточертела.

* * *

Я сбежала из дома.

Всего на часочек, когда баба Глаша уснула.

Я сижу на берегу и жду мою Морскую птицу.

–  Собачкин, разве ты несчастна? – спросит меня баба Лиза.

– Я не знаю. Иногда я очень счастлива. Особенно теперь, когда появился папа. А иногда… Понимаешь, это всё из-за мамы…

– Да-да…

– Мне очень хочется, чтобы она тоже была счастливой. Потому, что не бывает так, что один человек счастлив, а другой – нет, если они живут вместе, в одном доме. Если они одна семья. Вернее, так не должно быть. Понимаешь?

– Понимаю.

Я открываю альбом и рисую дом. Трёхэтажный, с красной фигурной крышей и дымоходами – как у папы. На пороге дома стоим мы: я, папа, мама и баба Лиза.

– Пожалуйста, Морская птица, сделай так! Ну, пожалуйста!

Глава 8
Историк после обеда

Сегодня первое сентября.

На мне новая школьная форма: чёрная плиссированная юбка, белая рубашка, бордовый галстук и жилет. А на жилете золотыми и серебряными нитками вышит герб нашей школы – два совёнка в четырёхугольных шапках и раскрытая книга. Почти как в Хогвартсе, обалдеть! Всё это мне ужасно идёт, особенно с новой причёской. Только немного жарко, хотя всё лёгкое. Видели бы меня сейчас наши девчонки – закачались! А Федоренка бы точно рухнула.

В школу меня привёз папа. Мама занята – у неё тоже линейка. Я сижу в папиной крутой тачке с огромным букетом бордовых роз – это для учительницы. Она настоящая англичанка, представляете?

Я думала, меня одну на машине привезут. Даже просила папу во двор не заезжать – неудобно как-то. Но нет. Машины подъезжали одна за другой, и из них вылезали дети – малышня и старшеклассники. Кто-то из них мои будущие одноклассники. Скорее бы со всеми познакомиться!

При этой мысли сердце у меня куда-то проваливается, а потом вдруг начинает стучать в разных местах: в руках, ногах, в животе, в голове, в ушах… Конечно, оно всё время внутри стучит, но сейчас оно стучит слышно. Меня распирает от страшного любопытства или даже от любопытного страха – не знаю, как выразить. А в горле щекотно, как после долгих слёз.

– Ну что? Как настроение? – спрашивает папа. Он смотрит на меня с хитрым прищуром, как леопард, и, кажется, мною гордится. Ещё бы! Ведь у него такая взрослая дочь – уже в седьмой класс перешла!

– Настроение отличное! – говорю.

– Вот и здорово. Ну ладно, давай – вперёд и с песней! Водитель тебя заберёт после пятого урока.

– Может, не надо? Я сама – тут же совсем близко, – говорю я, думая о том, что за мной вполне может прийти мама – с проверкой. С неё станется, если, конечно, успеет.

– Ну, как знаешь. Всё, пока, удачи! Погоди-ка, совсем забыл…

Он шарит по карманам и вдруг вынимает новенький смартик.

– Держи, это тебе. Пользоваться умеешь?

Пользоваться? У меня раньше был телефон – с чёрно-белым экраном, ещё мамин старый, но я его в речке случайно утопила… А тут сразу целый смартфон!

Папа всё понимает без слов.

– Вот тут инструкция на русском, разберёшься?

– Угу, – киваю я. – Спасибо, папа.

Он вдруг берёт и целует меня в макушку. Он целовал меня так давно, в детстве – я сразу вспомнила.

Кровь бросается мне в щёки. Кажется, я первый раз назвала его папой.

– Пока! – говорю я и выскакиваю из машины.

* * *

– Дорогие ребята! Сегодня замечательный день! Начало нового учебного года… – торжественно говорит женщина в красном костюме.

Она вся большая и круглая, и в этом костюме похожа на томат в собственном соку. Это директриса. У неё такой занудный голос, что впору повеситься. Я сразу перестаю слушать и оглядываюсь по сторонам.

На линейке почти вся школа, кроме младшеклассников. Седьмой «А» – это наши. Я начинаю считать в уме: один, два, три, четыре… Двенадцать девчонок и девять мальчишек. Почти поровну. Они все внимательно слушают директрису. Вернее, только делают вид, что слушают. У кого-то в ушах провода, кто-то тихонько болтает по телефону. А один парень – он в серёжках! – пустил по ряду записку. Все по очереди читают и беззвучно смеются.

– …Должны помнить, какая на вас лежит колоссальная ответственность! Перед родителями, учителями, перед собой, в конце концов! Но прежде всего – перед своей Родиной! Далеко не каждому выпала такая честь – учиться в нашей школе. В недалёком будущем вы станете лицом своей страны. Вы будете представлять Россию в зарубежных странах и даже на других континентах! Помните о том, что за вами стоят люди, которые вкладывают в вас…

– Заладила: родина-родина! Да я слова по-русски не скажу, когда свалю к папочке в Лондон, – довольно громко шепчет девочка с длинными волнистыми волосами.

Если бы не розовые прядки, она была бы вылитой русалкой. Лицо девочки мне кажется знакомым.

– Держи! – кто-то суёт мне в руку записку.

– Спасибо, – говорю я и разворачиваю листок в клеточку.

«Hey newbie! How about a quick snog? [3]3
  Привет, новенькая! Пососёмся? (англ.)


[Закрыть]».

Я не понимаю, что это значит, но судя по лицам одноклассников, – какая-то пошлость.

Я вспыхиваю. Они разглядывают меня с любопытством – особенно девчонки, парни снова ржут. А Русалка что-то шепчет на ухо своей подружке с угольками вместо глаз.

– …Выпускники нашей школы – это наша гордость, наша элита, не побоюсь этого слова…

Вспомнила, где я её видела, эту Русалку. На пляже. Она меня ещё овцой обозвала.

* * *

– Познакомьтесь, ребята, это Валентина Фомина, наша новая ученица, – говорит классная на чистом английском.

«Фомина» она произносит так, что звучит это, как «ФуумИна». Все начинают смеяться. Я тоже улыбаюсь, но получается как-то вымученно и жалко. Как будто я проглотила тухлую рыбу и стесняюсь об этом сказать.

Её зовут миссис Робинсон, нашу классную. Она похожа на белолицего английского бульдога с копнами рыжих волос и бровей. Миссис Робинсон приехала из Шотландии. Голос у неё сделан из чугуна, а нервы ковали на каком-нибудь металлургическом комбинате.

– Давайте все вместе поприветствуем Валентину, – басом говорит миссис Робинсон.

– Привееет! – фальшиво тянет класс. – Как твои делааа?

Я коротко отвечаю по-английски, чтобы не опозориться, и прохожу за свою парту. Чувствую, как со всех сторон меня сверлят взгляды, как дула пистолетов.

Моё место в первом ряду, возле окна. Рядом сидит высокий парень, и ветер из форточки шевелит светлые волосы на его затылке. А над ухом, с моей стороны, у него выбриты три полоски. Он похож на загорелую статую римского бога. Какой клёвый!

Парень смотрит на меня изучающее, и я замечаю, какие у него красивые глаза. Прямо морские – зелёные и глубокие.

Он говорит:

– Привет, я Максим, – и тоже по-английски.

У них в школе, вернее, в нашей школе, на русском говорить запрещено – даже на переменах. Да, похоже, я влипла…

– Валя, – говорю я и смотрю в парту.

Мне стыдно, что меня так зовут.

– Красивое имя, – по-русски отвечает Максим.

Он что, издевается?

* * *

Баба Лиза сидит на диване и смотрит мультик про кота Леопольда. Это её любимый, а мне в то время больше нравился «Губка Боб – квадратные штаны».

– Лиза, а когда я пойду в школу?

– Когда тебе исполнится семь лет, тогда и пойдёшь.

– А это обязательно?

– Ходить в школу? – переспрашивает бабушка. – Вовсе нет, ты же Собачкин. А Собачкины могут и не ходить.

– Я принцесса!

– Тем более.

– Правда?

– Ну да. У них же куча придворных учителей из разных стран. Они к тебе сами будут ходить: математик с географом до обеда, а историк – после.

–  А кто меня научит читать и писать?

– Я, – говорит бабушка. – Подожди, сейчас интересно будет.

На экране кот Леопольд рисует борщом из шланга – это мыши так подстроили. На белой стене постепенно появляется овощной натюрморт. Леопольд вырежет его пилой, вставит в раму и повесит у себя в комнате. Мыши просто в бешенстве!

Бабушка хохочет, и её красивое доброе лицо становится от этого ещё добрее и красивее. Я ею любуюсь.

– Лиза, я всё-таки пойду в школу, ладно?

– Ну и зря. Я бы на твоём месте сидела во дворце и целыми днями смотрела мультики. Или купалась бы в хрустальном бассейне в воде с розовыми лепестками. Или ещё что-нибудь такое интересненькое придумала бы.

Ничего себе! Вот это да!

– А что бы ты придумала?

– Ну, не знаю, – мечтательно тянет бабушка. – Что-нибудь такое! А в школе – скукота.

* * *

Сложно человеку, когда он новенький, – сложнее некуда. Нужно суметь всем понравиться, чтобы с тобой захотели дружить. А как это сделаешь, когда все уже и так между собой дружат? Кому нужна какая-то новенькая?

Я сижу за своей партой, одна, и ко мне никто не подходит. Я тоже никому навязываться не хочу. Разве что с этим Максимом поговорить? Да он с мальчишками куда-то убежал…

А он красивый. Особенно брови и глаза. Сам светленький, а брови с ресницами – чёрные, как у инопланетянина – я таких ещё ни разу не встречала. Ой, по-моему, идут ко мне…

– Прикольная у тебя стрижка, в Англии делала? – спрашивает Русалка и оглядывает меня свысока. Позади неё кучкуются девчонки, в глазах – любопытство вперемешку с ехидством. Кто такая, и с чем её можно слопать?

– Нет, здесь. В «Алисе».

– О, в «Алисе»! Понятненько, – одобрительно кивает Русалка. Ресницы у неё длиной с мой палец, наверное. – А я всё лето в Лондоне провела – у нас дом в Челси, рядом с родителями принцессы Кейт. Меня, кстати, Дина зовут.

Дина – красиво, ей очень идёт! Дина это не то, что Валя.

Дина оборачивается на девочек:

– Познакомься, это Настя, это Полина, Ангелина, Анна-Мария…

– Очень приятно, – говорю я. – А это ничего, что мы по-русски разговариваем? Нельзя ведь…

– Можно, – отмахивается Дина, – если осторожно. Мне этот аглицкий уже вот тут! А ты раньше где училась – в Англии или в Штатах?

– В Штатах, – зачем-то говорю я.

– Тогда тебе сложно будет. Слышала, у Роби какой акцент?

– Угу.

– А ты в Штатах где жила, в Нью-Йорке или Лос-Анжелесе? – спрашивает Анна-Мария и сверлит меня своими угольками.

– Ой, Анечка, что ты тут допрос устроила? Не видишь, человек стесняется? – встревает Дина. – Ты не стесняйся, Валечка. Ты, если что непонятно, у нас с девочками спрашивай. У нас тут столько правил дебильных: то нельзя, сё нельзя! Тебя после школы заберут?

Я не успеваю ответить.

– А то мы с девочками в «Баскин Робинс» собрались – отметить. Хочешь с нами?

Я не верю своим ушам! Хочу! Конечно, я хочу с ними!

– Ну и отлично. Кстати, классный у тебя папик. Накачанный такой. Это же твой папа был, на «Майбахе»? – спрашивает Дина. – У тебя, кстати, родители чем занимаются?

Чем занимаются мои родители. Дышат. Спят. Едят. Подстригают ногти на ногах. Да какая им вообще разница?