Текст книги "Ребенок Черного Лорда (СИ)"
Автор книги: Анна Нест
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Глава 1. Муки человеческие
Неистовый крик пронесся по коридору, острым лезвием рассекая воздух. Казалось, что кричать громче и еще страшнее невозможно, но следующие секунды доказали обратное. Присутствующих совсем не интересовало, что происходит за стеклянными створками. Они, как безмолвные тени, сновали по запутанным лабиринтам, не слыша страшных стенаний и не видя испуганных глаз.
Сквозь исцарапанную долгой жизнью дверь, разделяющую людей и загнанного зверя, пробивалось холодное свечение. Оно казалось мертвым и безразличным, как все вокруг. Вой резко оборвался, но чувство минутной радости быстро сменилось тоской. Сколько их здесь успело побывать? Много. Все такие разные, но одинаковые перед лицом Боли. Истерзанные криками, залитые слезами и кровью.
– Как там наша бесноватая? Жива еще?
– Вроде бы. Просит, чтобы разрезали.
– Хватит на сегодня резаных, пусть сама как-то.
И снова крик. Теперь в нем слышится не только боль, но и безысходность. Так кричит существо, обреченное на смерть. Такое чувствует тот, кто потерял последнюю надежду на спасение. Вспышки боли, зарождаясь в мозгу, плавно перетекали по позвонкам и собирались в районе поясницы. Иногда они стекали в противоположную сторону, тогда сводило живот. Но вот один протяжный рев, за которым не последовало ничего. Сплошная тишина. Одна, три минуты, десять. Двери резко распахиваются, являя полупустой комнате главную тень. Она колеблется в нерешительности зайти, а скрюченное в углу тело тихо смотрит в пустоту.
– Готовьте реанимационную! – зычно закричал вошедший, отбросив руку притихшей женщины.
Теперь он мало похож на величественный призрак, которого не интересуют судьбы новых обитателей. Он мечется и матерится, сжимает холодные пальцы, словно собирается вступить в схватку с кем-то невидимым.
– Шилова! Как так? Почему на моей смене? Твою ж мать!
* * *
– Добро пожаловать, дорогая Анастасия. Чувствуй себя, как дома.
Шилова открыла глаза. Ей действительно показалось, что она дома, в своей тесной комнате. Чувства были идентичными – Настя была здесь такой же чужой и потерянной.
– Где я? – тихо прошептала женщина, убирая со щеки слепившиеся волосы.
– Это не главный вопрос. Ты лучше спроси, с кем ты, – хмыкнул незнакомец, едва сдерживая бесовскую улыбочку.
– Кто ты такой? – несмело спросила женщина, подбирая под себя ноги, прикрытые потертой сорочкой. Крови на ней не было, хотя Настя помнила, как запачкала одежду.
– Лысые котики! Это первое непослушание за десять лет. Да с таким прогрессом тебе можно рассчитывать на возрождение!
– Возрождение, – повторила Настя, еле шевеля губами. – Я что…
– Ага. Ты того, умерла, отошла в иной мир, склеила ласты, сдохла, – темноволосый бойкий паренек перебирал все возможные комбинации, слегка причмокивая от удовольствия. Заметив, что прибывшая задрожала, готовясь зареветь или закричать, он умолк.
– А почему?
– Говорят, что пила ты много, о ребенке не думала, гулящая была, аборты делала. Вот образ жизни и привел к такому исходу.
– Но я ж не делала, – начала возражать Настя, но осеклась. – Ой! Так это Ад?
– Ну да, персональный. То есть, специально для тебя. Нравится?
«Нет», – хотела ответить женщина, но смелости не хватило.
– Я не делала этого, – повторила Настя. – Может, произошла ошибка?!
– А врач говорит, что все ты там делала.
– Он врет! – крикнула Шилова, но тут же испугалась, не ожидав от себя такого.
– Лысые котики, – снова удивился незнакомец. – Где ж раньше был твой характер? Ладно, – вздохнул он, почесываясь, – пришло время знакомиться. Вот ваши сладу-у-усики! – противно пропел парень, с силой сдерживая резко подступившие рвотные позывы.
За спиной незнакомца показалась деревянная кровать с огромным бантом над серым балдахином. Мобиль истошно заскрипев, начал вращаться. Послышалась мелодия без слов, но Шилова четко слышала их:
Твоим детям важен вкус крови,
Дай отведать им своей груди,
Злобным взглядом на тебя глядят,
Быть для Насти с ними – это Ад.
– Поздоровайся с детками. Смелее! Они заждались.
Шилова не могла найти силы, чтобы встать с кровати. Ей хотелось умереть еще раз, только без всех этих спецэффектов. Настя отвернулась от кроватки и незнакомца. Она раскачивалась взад-вперед в такт песенки и рыдала. «За что, Господи, за что?» – постоянно стучало в мозгу или в том, что раньше было мозгом.
– Какие матери пошли невоспитанные, – присвистнул незнакомец. – Боишься, что не справишься? – он вдруг перешел на доверительный шепот. – Научишься. Чего ты? Знаешь, сколько у тебя времени, у-у-у, – протянул голос. Парень еще сделал пас руками, как будто обхватывая комнату, но Шилова этого не видела.
– А может, я не хочу учиться! – возмущалась Анастасия, осмелев от безысходности. – Может, мне не нужно это!
– А чего ты хотела? – буркнули за спиной.
– Я свободы хотела. Мир увидеть. В Венецию хотела!
– Так чего не слетала? – спросил незнакомец, старательно притворяясь, что он ничего не знает о Насте.
– Мама сказала, что несерьезно так поступать. Что ей уже внуков пора нянчить, а не ждать, когда я там по заграницам задом вилять устану.
– А ты что? – не унимался голос.
– А я что? Вот, – махнула Шилова в сторону кроватки, из которой начали издаваться жуткие звуки. Ей казалось, что это было что-то среднее между урчанием кота, поедавшего пойманную мышь, и криками совы, заблудившейся в ночи. Что в этом может быть общего, Настя не понимала сама.
– А как же Вене-е-еция? – с издевкой переспросил «невидимка».
– Распашонками накрылась, кроваткой и прочим барахлом, – зло прошептала Настя. – Все, что откладывала, потратила.
– Не жалко было?
– Не знаю, – ответила женщина, понемногу возвращаясь в обычное состояние. – Да и говорят, что там воняет, – Шилова повернулась лицом к незнакомцу и опустила голову на колени.
– Чем? – удивился черноволосый.
– Мочой, – еле слышно сказала женщина.
– А-а-а.
На минуту в этом странном месте воцарилась тишина. Каждый молчал о чем-то своем. Настя смотрела в пол, покрытый таким же темным ворсом, как голова и подбородок ее нового знакомого. Он смотрел на девушку и ждал новых вопросов.
– Ты говорил, что я могу возродиться.
– Говорил, – кивнул парень и прикрыл синий глаз, черный – по-прежнему смотрел на Шилову.
– Что нужно делать?
– О, все очень просто, – воскликнул незнакомец. Он быстро перекрутился на ноге, описав небольшой круг, а потом снова уставился на Настю. – Очень просто, – снова повторил черноволосый.
Шиловой показалось, что между ног у мужчины что-то промелькнуло. Это что-то было похожее на толстый витой провод или тонкий недохвост. «Глупости какие», – подумала Настя и сосредоточилась на вопросах.
Женщину не сильно расстроил факт смерти, ведь она и не жила последние десять лет. Паренек же, поймав взгляд Насти, пробежавший по паховой области, искренне улыбнулся. «Вот тебе и примерная мамочка», – мелькнуло в его голове. Хорошо, что морализаторство не было коньком кучерявого. Еще раз улыбнувшись, незнакомец продолжил.
– Чтобы возродиться, нужно полюбить то, на что ты потратила последний день жизни.
– Я должна полюбить роды?! – испуганно взвизгнула Настя. – Это невозможно!
– Нет. Не роды. То, ради чего терпела эту боль. Полюби своих детей, – отчеканил незнакомец.
– Это можно, – подумав, бросила Настя.
– До встречи!
– Ты куда?
– Знакомиться с другими.
– Стой! – крикнула Настя, когда незнакомец взялся за ручку двери. Шилова была уверена, что еще минуту назад никакой двери не было, но решила не придавать этому значения. – Мне кажется, что я уже… люблю их.
– Да? Проверим. Иди к детям. Успокой их.
Жуткие крики, которые доносились из кроватки, усилились. Они заглушали звук мобиля и стук сердца женщины. «Странно, что сердце бьется. Я же умерла», – успела подумать Настя, подходя к "детям". Два сморщенных и сине-красных от продолжительного крика комка не вызвали у Шиловой любви. Только Страх и Брезгливость правили душой женщины. Комки еще страшнее заверещали и замерли. Существа смотрели перед собой глазами, затянутыми туманом. Насте казалось, что он засасывает ее душу, как воронка на речке. «В таком водовороте дядя Степа летом тонул», – успела подумать женщина, как в следующую секунду раздались булькающие звуки. Настя не подозревала, что младенцы способны на такое многоголосье.
– Больше любви! – кричал незнакомец, радостно пританцовывая рядом.
Настя прикрыла глаза и выдохнула. Она широко улыбнулась и решительно протянула руку к одному из крикунов. На ощупь дитя оказалось еще более мерзкое, чем на вид. Его тело было холодным и липким. Хотелось вытереть руки о сорочку, но Шилова намеревалась пройти тест, чтобы возродиться и забыть об этом ужасе.
– Возьми его! – скомандовал незнакомец. – Вот так. Головку придерживай. Прижми к себе! – не успокаивался он. – Понюхай!
– Зачем?
– Не знаю. Так все матери делают!
– Хорошо, – согласилась Настя, считая просьбу нелогичной.
– Вкусно пахнет?
Шилова сморщила нос, но вовремя вспомнила о миссии. Улыбнувшись, как полоумная, женщина быстро-быстро закивала.
– Правда? – с насмешкой спросил незнакомец. – Чем?
Настя хотела сказать то, что не раз слышала от своей матери. Как будто все детки пахнут топленым молоком, а вместо этого произнесла: – Мочой и кислятиной.
– Мочой? Ух, ты! Считай, что в Венецию попала! – провозгласил волосатый. – Ладно, позже увидимся.
– А как же любовь? Я же еще…
– Потренируйся пока. Покорми их.
Незнакомец скрылся за дверью вместе со своим «проводом».
– Покорми. Просто сказать! Как же это делается?
Шилова только приложила комок к левой груди, как он сразу впился в нее беззубыми деснами. В ту же секунду Насте захотелось оторвать сморщенную пиявку и отшвырнуть ее подальше от себя. С каждым глотком ее душа опустошалась в два раза быстрее груди. Пустоту заполняла ненависть и отвращение. Ей казалось, что это вовсе не ребенок кормится, а старый лысый насильник играется со своей жертвой. Особенно раздражало, когда ребенок засыпал и еле ощутимо елозил ртом по соску. Хотелось кричать и выть. Настя мечтала забраться в душ, чтобы смыть эти мерзкие ощущения с тела.
Не успел Номер Один отвалиться от полной раздражения груди, как отозвался Номер Два. И кричал он противнее предыдущего.
– Чего тебе нужно?! – истерично завизжала Настя, но вспомнив о задании, еще громче добавила. – Мой маленький!
Маленький замер и смотрел за плечо Шиловой. Насте показалось, что он обиделся. Как будто в подтверждение ее мыслей, крикун заверещал настолько противно, что женщина была уверена – он специально измывается над ней. Успокаивать младенца совершенно не хотелось. «Интересно, а они возродятся вместе со мной?» – со страхом подумала страдалица. «Я не могу этого допустить!». В голове девушки промелькнула гаденькая мыслишка, которая, сдавив мозг слизким канатом, не давала думать ни о чем другом. «Я же могу быть свободной здесь», – заулыбалась своим мыслям Настя.
Женщина не боялась больше никогда не увидеть матери. Ей часто казалось, что если бы ведьмы не стало, жизнь могла сложиться.
– Старая маразматичка, – зашипела Настя. – Внуков ей хотелось! Роди до 30-ти! Никуда не ходи! Да пошла ты! Роддом ей не понравился, который я выбрала! Почему? «Так стоит на Мертвой улице!» Дура! Это ж просто улица, название, ничего больше. Зато персонал самый лучший. Так нет же – не к добру… А теперь что?
Шилова умолкла, так же резко, как и разразилась бранью. Она еще раз улыбнулась и посмотрела на второго крикуна.
– Номер Два будет первым! – провозгласила Настя. – Точно. Теперь я буду делать все по своим правилам. Ну, сынок, готовься стать летчиком. Или ты дочь? Да неважно! Будешь стюардессой!
Шилова на мгновение поднесла младенца к груди, словно пытаясь покормить, а через секунду разжала замок пальцев и развела руки в стороны. Вздох облегчения, смешанный с хрустом – какая приятная мелодия для Насти. Поднимая глаза к потолку, она, к своему ужасу, заметила знакомую фигуру.
– Ой, я нечаянно! Божечки, – начала причитать женщина, уставившись на кучерявого пустыми глазами. – Как так получилось? Что теперь со мной будет? Мое дитя!
Женщина, видя недоверие в глазах пришедшего, бросилась к упавшему ребенку, но на черном полу никого и ничего не было.
– Что ищем? – поинтересовался мужчинка с «проводом». – Совесть свою?
– Ребенка, – растерянно прошептала Шилова.
– А, ребенка. Так он же в кроватке лежит.
– Как в кроватке?
– Где ему быть? – спросил пришедший, прищурившись – Что-то не так? Ты не рада, курочка моя?
– Р-рада, – заикаясь, произнесла женщина.
– Ну и славненько. Я чего заглянул к тебе – прощаться нам пора.
– Как прощаться? Я заслужила возрождение? – залепетала Настя.
– Хи-хи, – прозвучало в комнате рядом с женщиной. – Кол ты в задницу заслужила, – оскалился незнакомец, и Настя вздрогнула. – Да нет, не бойся, ты так легко не отделаешься. Мелкие пиявки тебя лучше кола проймут. До самого сердца достанут. Все кишки вымотают. Избавиться удумала? Наивная!
– Я не хотела, – начала Настя, но осеклась, взглянув в разноцветные глаза незнакомца. Теперь тот глаз, что был черным, полыхал алым пламенем.
– Не хотела она, твою мать. Идиотом меня считаешь? – ругнулся кучерявый. – Знаешь, милочка, мне не жалко – можешь делать все, что хочешь. Это ж «твои» дети. Только убить их у тебя не получится – они живыми никогда не были.
Незнакомец вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Он взглянул на коридор, стены которого были оклеены обоями с красными розочками. Ему нравились розы. Только весь вид портили эти многочисленные двери. На каждой из них висела своя табличка. На одной из дверей красовалась девушка, блюющая над унитазом, на второй – старушка, которая стегала хлыстом молодого парня в латексных шортах, на третьей-пятидесятой был тот еще ужас, на многих других – обычная проза жизни. С двери, за которой осталась Настя, упала табличка со щекастыми младенцами. Табличка растаяла в воздухе, а дверь затянулась обоями.
– Еще одна наша, – мило улыбнулся кучерявый, потушив пожар в своем зловещем глазу. По коридору разносились дичайшие крики людей, визги животных, стоял стон, слышались шлепки, звуки мотора, там разливали что-то по стаканам, здесь играли на фортепиано. «Эх, муки человеческие, – задорно присвистнул волосатый коротышка. – Какие вы странные и до-чертиков милые!» Он резво подпрыгнул и побежал к фигурам, одновременно вышедшим из разных дверей.
Глава 2. Сэт и его друзья
– Привет, Сэт, – отозвалась одна из фигур, что была толще второй. – Чего это ты с добром наружу ходишь? – продолжил он, кивнув на вывалившийся из штанов хвост.
– Лысые котики! А я думаю, чего это новенькая так мне между ног глядит. Решил, что испорченная самочка попалась. Даже пожалел, что номерок двери записать не успел.
– Знаешь, Сэт, думать о только разродившейся женщине как об объекте для утех – грешно, – изрек толстенький, подняв указательный палец вверх. – За это ты можешь попасть в Ад, где Черный Владыка накажет тебя.
Кучерявый слегка приоткрыл рот от удивления, а в следующую секунду растянул его пошире, демонстрируя все 36 зубов – четыре еще не выросли, поскольку он был самым юным.
– Вот это ты отжег, Рик! Я думал, что ты в юморе не сечешь.
– Знаешь, голое философствование, не прикрытое забавными рюшами, выглядит пошло и ощущается безвкусным. Как твоя подопечная? Прошла тест?
– Ха, прошла она. Наши куколки даже идеальную мамочку выведут, – весело закричал Сэт, мотая от удовольствия хвостом. – Представляешь, решила им спины снести. Что за люди? А у тебя как с бабулей?
– Хорошо. Переродилась она. Сказала, что лупцевать тугие юношеские ягодицы – мечта каждой престарелой леди. Что готова этим заниматься всю жизнь.
– Вот умеют же люди жить в свое удовольствие! А не бегут рожать все поголовно. Что их заставляет это делать?
– Жажда, – улыбнулся толстый Рик.
– Жажда к чему? Им хочется не принадлежать себе и прислуживать мелким существам, которые ничем не лучше наших куколок, а может еще и гораздо хуже? Какая жажда?
– Думаю, что обычная. Рожают, чтобы напиться в старости.
– Точно, – вяло усмехнулся Сэт.
Рик с Сэтом замолчали и посмотрели на Жуля. Тот трясся, как под напряжением, что делал последние сто три года. Жуль с ужасом взирал на Рика, как будто задавая глазами вопрос: «Что с тобой творится сегодня, дружище?». Возможно, он боялся, что Владыка не намерен терпеть двоих шутников. Что теперь может произойти что-то по-настоящему жуткое.
– Расскажи о своих делах, – обратился Рик к дрожащему напарнику с длинными волосами.
дернулся от неожиданного вопроса. Ему меньше всего хотелось говорить о том, что он видел пять минут назад. Жуль стал наматывать волосы на пальцы, не обращая внимания на усердность действий. На руках оставались оторванные пряди. Глаза Рика расширились, он хотел толкнуть Сэта в волосатый бок, чтобы привлечь его внимание к Жулю, но не успел.
– Да что ему там рассказывать? – скривился Сэт. – Выбрал беспроигрышный вариант – забитую пианистку. Что с такой может случиться?
Сэт бросил взгляд на дверь, из которой недавно вышел Жуль. Но ее, конечно, не было. При возрождении двери тоже исчезали. Единственное, что отличало пустоватые участки – это то, что, если человек перерождался, серый пол под исчезнувшей дверью оставался идеально ровным. Когда же прибывший проваливал тест, табличка с его «смыслом» жизни отрывалась и с грохотом падала вниз. Чем больше люди страдали от неправильно сделанного выбора за жизнь, тем отчетливее проступал след на мраморе. Рассечение расступалось, показывая свои кровоточащие края. Каменистый пол затягивался лишь с прибытием следующего поселенца, готовясь снова разойтись в любой миг.
Нехотя уперев взгляд в пол, Сэт моментально округлил глаза. Он даже присвистнул от шока. На полу виднелась настолько огромная трещина, что даже непутевая подруга Сэта могла позавидовать ее внушительному размеру. Поймав взгляд друга, Жуль судорожно глотнул горьковатую жидкость, подступившую к горлу сразу, когда он вошел в дверь.
– Может, мне тоже стать прихвостнем Владыки? – спросил Сэт у Рика. – Это ж какое мастерство нужно постичь, чтобы суметь довести человека умершего за то, что он любил больше жизни? Она ж вроде жила музыкой. Умерла от истощения или радости в день своего концерта. Не?
повторно оглядел след, сравнив его с порезом, который оставила табличка Шиловой. Тот, что остался после Насти, выглядел насколько несерьезным, что Сэту даже стало немного стыдно. Он не знал, что кричит в нем громче в эти секунды – негодование или проснувшийся интерес к способностям пугливого приятеля. Пока Сэт думал, какой вопрос задать Жулю, чтобы добиться внятного ответа, приятеля неожиданно прорвало, но лучше бы он молчал.
– Она лишила себя пальцев, – тихо прошептал Жуль и снова вырвал клок волос.
– Что?! – крикнул Сэт.
– Как? – удивился Рик.
– Откусила, – ответил Жуль, буквально поняв вопрос Рика.
– Нечаянно? – задал глупый вопрос Сэт, злобно рассмеявшись от перенапряжения.
– Специально откусила, – Жуль уставился в пол и сильно сжал губы. Он пытался справиться с порывом, но через секунду подпирал опустевший участок стены, заливая пол завтраком. Огромная лужица собралась как раз на месте пореза. В середке моментально образовалась воронка, засосавшая все в черное отверстие.
– Вы там с ума сошли, бесовские дети?! – послышалось внизу.
– Владыка, – испуганно выкрикнул Жуль и продолжил делать свое зеленое дело, но теперь закрывал отверстие ладошкой.
– Капец тебе, – хохотнул Сэт.
Жуль побледнел и сполз по испачканной стене. Его длинный хвост, перетянутый голубой резинкой с ромашкой со стразами, выглядел, как старый веник. Причем веником мели явно не хоромы, а изгаженную улицу с торчащими острыми камнями вместо ровного асфальта. Он закрыл глаза и попытался воссоздать ужасную картину, чтобы собрать обрывки в памяти и наспех запаковать их в сундук с надписью: «Не открывать никогда!».
* * *
Пританцовывая под звуки пьесы «К Элизе», Жуль вошел к Ней. Анна была за фортепиано – ее голова возлежала на крышке инструмента, а русые волосы закрывали юное лицо. Прядки спускались паутинками к блестящей поверхности и к крупным каплям малинового джема. Именно о нем почему-то подумал Жуль.
– Анна? – робко позвал длинноволосый, рассматривая ножки любимицы. Они безвольно стояли возле левой педали, нагло отказываясь работать.
Девушка издала сонное мычание и дернула узкой лодыжкой. Не отрывая головы от твердой «подушки», она выдохнула с такой силой, что волосы взмыли вверх, приоткрыв Жулю вид на красные губы и такой же подбородок.
– Вставай, маленькая свинка, – улыбнулся Жуль. – Вся испачкалась в джеме.
Проронив последнюю фразу, Жуль немного опешил – Анна не могла достать здесь джем. И хоть с таким зверством Жуль категорически не соглашался, говорить о правилах в комнатах для перерождения было не время.
– Что у тебя с лицом? – спросил Жуль, ощущая, что история Анны скверно пахнет.
– С лицом? – переспросила Анна. Она устало приподнялась над инструментом, не до конца выровняв спину. А ведь такого раньше себе не позволяла. – Что у меня с лицом, значит? – с насмешкой повторила девушка. – Здесь никого не интересует, что у меня с пальцами?
Анна приподняла кисти вверх, решив больше не прятать их в складках нежно-голубого платья. Повертев руками перед Жулем, девушка звонко рассмеялось, словно ее развеселила добрая шутка.
– Что это за фокус? – удивлению Жуля не было предела. Он метнулся к девушке, и стянутые резинкой волосы устремились за ним. Прислужнику не терпелось узнать секрет розыгрыша, но полочка с наградами и грамотами поумерила его пыл. Возле наград стояло то, что можно было опознать по голубому лаку.
– Фокус? О, это совсем несложный фокус. Даже у новичка получится, если есть желание, – сказала девушка и снова рассмеялась. – Называется «Откусывание».
– Как?! Зачем? Ты же не сможешь играть? – заикаясь протараторил Жуль.
– На это и расчет, – улыбнулась Анна. – Никогда не хотела играть. Ты не представляешь, как скучно сидеть дни и ночи напролет над черно-белыми клавишами, когда другие живут.
– Но музыка…
– Я презираю музыку! – взвилась Анна. – Что может быть отвратительней музыки?! Боже, как я ненавидела эти пальцы, когда они научились издавать эти тошнотворные звуки. Ненавидел людей, которые восхищались «даром», доламывая мою жизнь…
– Тебе придется очень сложно, – пробормотал Жуль, потупив взор.
– Сложно? Знаешь, что было действительно сложно?! Сложно было выбрать способ! – Анна мотнула головой в сторону полочки. – У меня было столько вариантов…
– У тебя будет шанс испробовать их всех, – с раздражением буркнул Жуль. Он был зол на весь мир, что снова оказался одурачен – столько лет Прислужник, а в людях ничего не смыслит. Жуль, потупив голову, устремился к двери. Ему было сложно передвигать ноги, но только до того момента, когда раздался смех за спиной. На это раз он был настолько жутким, что, наверное, сам Владыка в приступе бешенства не способен так отвратительно смеяться.
– Прощай! – закричал Жуль и выскочил за дверь. Его мысли оборвал скрежет, казалось, что тысячи острых зубов впиваются в костяшки пальцев, а не срывается с двери табличка. Она рассекла твердый пол и упала рядом с расщелиной. Жуль в последний раз увидел стройный силуэт, склонившийся над инструментом. «Мне не страшно быть в Аду, я жила там всегда». Эти слова не выходили из головы Жуля.
* * *
– А потом она бросила в меня один из пальцев. Сказала, что могу взять на память, – тихо всхлипнул Жуль и поднял затравленный взгляд на друзей.
– Лысые котики! Какие же эти бабы глупые, – выпалил Сэт. – Почему им не приходит в голову нести ответственность за свою жизнь? Они постоянно ждут поддержки. Смотрят коровьими глазами на окружающих, как будто говорят: «скажи, как мне жить, и я смогу постоянно обвинять тебя во всем».
– Сэт, разве так можно говорить о женщинах? – запротестовал Рик. – Женщины – лучшее, что могло случиться с Вселенной!
– Я не хотел никого оскорбить. Но, лысые котики, как же бесит, когда свою вину переносят на других. «Я стала несчастной, потому что мать заставила меня родить ребенка». Вот скажи, как мать может заставить родить? Она же не силой запихала в нее детородный орган, она не заставила парня кончить в свою дочь…
– Знаешь, я знаком с таким случаем, – перебил Сэта Рик.
– Я сейчас не о них, – шикнул Сэт, но в ту же секунду с любопытством посмотрел на Рика. – Расскажешь мне потом?
– Хорошо, – согласился Рик.
– Извращенцы, – выдавил из себя Жуль, опасаясь, что снова продолжит поливать все вокруг.
* * *
– Что я хотел сказать? – продолжил Сэт. – Я о Шиловой, об этой пианистке и еще о сотне тысяч таких «насть» и «анн». Они для меня на одно лицо, потому как истории их однотипны. Девочки хотели жить, любви, в Париж, удариться в рок или вкусить лесбийской любви. Как все у них сложилось? Правильно! Все испортили родители! Эти вредные и безжалостные существа. Тогда как их дочурки были самыми прекрасными, тонкими натурами, которых не поняли, недолюбили. Удобная отмазка! Почему ты ведешь себя, как истеричка – это все родители. Почему не стремишься к лучшему – это родители! Почему не смываешь за собой – родители.
– Не нужно об этом, – тихо обозвался Жуль. Слышать о туалетной теме ему сегодня было ни к чему.
* * *
– Я понимаю твое негодование, – обозвался Рик. – Более того, ты отчасти прав. Но все не так прозаично, как кажется. Любовь! Она толкает дам на жертвы. Любя кого-то, они так боятся его обидеть, что готовы на все – на безрассудные жертвы в первую очередь. Жертвовать собой! В этом есть огромная доля романтики. Женщины страдают не из-за глупости, просто не умеют любить в меру. Живут чужой жизнью из-за любви, из-за желания угодить. Они не только готовы делать, как им велят, но и способны притворяться, что им это нравится.
* * *
– Любовь? Страх! Только он заставляет отказаться от своей судьбы. Женщины боятся быть отвергнутыми, они опасаются осуждения. Быть ненормальной для них страшнее, чем быть несчастной или мертвой. Бедняжки просто не могут кричать о своих чувствах, ведь кричать – это неприлично. Водружают жизнь на алтарь Страха, – разразился длинной тирадой Жуль.
– Я же говорил – глупые коровы!
– Сэт!
– Ну как тут умолчать?
– Все нормально Рик, – отозвался Жуль. – Сэту просто незнаком страх. Ему не понять.
– Зачем мне бояться? – огрызнулся Сэт. – Ты с этим справишься за троих, червяк!
– Да я тебя сейчас…
– Что? Заблюешь? – не унимался Сэт.
– Успокойтесь! Оба! – повысил голос Рик. – Когда друзья ругаются, враги ухмыляются, – выпалил Рик первое, что ему пришло в голову.
– У меня нет врагов, – раздраженно кинул Сэт, но замолчал. – Знаешь, Рик, ты сегодня несилен в философских высказываниях. Все хорошо?
– Я просто немного взволнован, – поделился переживаниями Рик.
– Боишься? – спросил Жуль, но поймав на себе грозный взгляд Сэта, смолк.
– Ты сегодня виделся с Владыкой? – догадался Сэт.
– Виделся, – не стал скрывать философ. – И он подготовил новый план.
– Мне снова придется отправляться к людям? – Сэт не стал водить Жуля за хвост – лучше сразу узнать, чем додумывать.
– Хозяин желает возродиться с моей помощью. Без женщин, конечно, тоже не обойдется.
– Как? Неужели без женщин не справиться? Зачем они Хозяину? Раньше он довольствовался детьми!
– Я понимаю твое негодование, – сказал Рик. – Но затея со взрослыми детьми – бесполезная трата времени.
– Кто так сказал? Разве раньше это не действовало?
– Действовало? Так почему Хозяин до сих пор в Аду?
– Может, ему здесь нравится! – фыркнул Сэт.
– Конечно, нравится! – возмутился Рик. – Но нужно думать о миссии на Земле. Она куда важнее, чем укромное место в Аду.
– А я бы не хотел распрощаться с этими стенами. Вряд ли на Земле есть такие красивые розочки.
– Розочки? – удивился Жуль. – Какие розочки?
– Ты что слепой? – оскалился Сэт. – На стенах. Везде! Они совершенны. Намного краше твоей пианистки.
– Не смей говорить о ней! – закричал Жуль. – Она прекраснее всех роз.
– Даже без пальцев?
– Даже без них.
– Где вы ходите, мелкие засранцы? – послышалось снизу. – Неужели у вас дела поважнее?
– Владыка! – запищал Жуль. – Теперь мне достанется!
– И не только тебе, – ответил Рик. – Хозяин просил, чтобы я собрал вас сразу, как разберусь с бабулей.
– А ты?
– А я был увлечен интересной беседой с друзьями.
– Не такая она была и интересная, – парировал Сэт.
– Неважно. Хозяин ждет нас. И он зол. Благоразумно будет не доводить его до крайней точки бешенства.
– Пошли скорее! – крикнул Жуль.
Друзья устремились вдоль длинного коридора, спотыкаясь на ровном месте, ведь страшнее сложившейся ситуации были только волосы Жуля. Но он не обращал внимания на мелочи. "Много ли на него попало?" – беспокоился Жуль. И беспокоился зря – Хозяину не было дела до пугливого прислужника. Зачем думать о мелочах, когда можно подумать о перерождении. Единственный, кто интересовал Хозяина – Рик. На этого парня возлагались все надежды. Он мог сделать то, что никто не делал до этого.
Сэт немного думал о Насте, о розовых розочках на стенах, о бестолковом Жуле. Он был рад, что не станет выходить на поверхность и миссия ляжет на Рика. Конечно, Сэт нисколечко не верил в успех затеи, но кто он такой, чтобы биться лбом о каменный пол. «Владыке виднее», – подумал прислужник. Доверить судьбу философу – более разумно, чем трусу. Сэта куда больше интересовала Сэнди. Она так приятно пахла сожженной листвой и дорогим ароматом сыра. Только вкушать прелести Сэнди было куда приятней.
Рик ушел в себя. Мысли о возрождении Ада сплетались с образом сладострастной старушки, истязающей мужскую плоть змеевидным батогом. Рик думал, что Ада на земле и так хватает. Перед глазами плыли исполосованные полушария, которые дергались в такт его шагов. Он навсегда запомнит эти стоны, устремленные в сморщенную промежность Ирэн. "Неужели ему нравилось терпеть боль? Люди – странные существа». Рик отрешенно потупился в пол.
Не сговариваясь, прислужники пошли быстрее. Никто не хотел злить хозяина больше, чем был способен выдержать. Но добраться друзьям пока не удавалось – внимание перетянула исчезающая дверь. Такое случалось редко, когда человек перерождался сам. Табличка на двери медленно растворялась, стирая довольную улыбку с красного лица.
– Какая странная смерть, – сказал Сэт. – Жил на Земле, а сгорел, как в Аду.
– Зато он занимался любимым делом! – ответил Рик.
– Каким?
– Отдыхал, – продолжил философ. – Умереть за то, что любишь, не грешно, стыдно – не жить вовсе.
Сэт молчал. Сегодня его не радовали кричащие грешники и безумные счастливцы. Даже курортная смерть не вызвала особых эмоций. Сгорел – молодец. Жуль вот тоже горел на работе – Хозяин всегда был рад постараться.
