Текст книги "Мой ледяной принц"

Автор книги: Анна Морион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Шатобриан вскоре мне наскучил: я прочитала несколько глав, оставила закладку и стала слушать в своем плеере музыку. Иногда я лежала так почти целыми днями, а сейчас мне нужно было расслабиться после утреннего разочарования и ссоры с этим Фредериком. И еще мне было очень жаль велосипед.

Положив руки под голову, я закрыла глаза и погрузилась в мир своего любимого инди-рока. Через какое-то время я вдруг почувствовала на себе что-то мягкое и открыла глаза: Мэри укрыла меня пледом. Я была просто поражена ее добротой.

– Спасибо, – пролепетала я, сбрасывая наушники: мне было приятно оттого, что Мэри специально взяла плед и укрыла меня им, чтобы мне не было холодно.

– Ты будешь кушать? – спросила она.

– Нет, попозже, – ответила я.

– Ну, ладно.

Мэри ушла.

Я подгребла под себя концы пледа, чтобы свернуться как кокон – это была привычка с детства – лежать, закутавшись в одеяло. Я не чувствовала тепла, но мне было очень уютно морально лежать в этом мягком, приятно пахнущем пледе.

Мэри болтала по телефону с каким-то парнем, а потом включила на моем ноутбуке слезливую мелодраму.

Это была самая неприятная часть нашей совместной с ней жизни: я слышала все, что происходило в доме, включая звуки, исходящие из туалета, и сопение Мэри по ночам. Я пыталась блокировать эти звуки, но у меня это не получалось, и это доставляло мне большие неудобства в моральном плане. Поэтому и сейчас я лежала и невольно слушала, о чем говорили герои фильма: жена бросила мужа, и тот остался на улице, без денег и документов, но его подобрала добрая бизнес-леди и устроила у себя парковщиком.

Вдруг кто-то громко постучал во входную дверь.

«Пусть Мэри откроет» – подумала я.

Стук повторился.

Я недовольно вздохнула: мне не хотелось покидать свое уютное гнездышко, но пришлось идти открывать дверь.

«Кого это принесло так поздно? По-моему, даже люди не приходят в гости в восемь тридцать две вечера» – удивилась я, взглянув на часы.

Открыв дверь, я застыла от удивления. Нет, не то: я была поражена и ужасно недовольна: на крыльце стоял сбивший меня нахал.

– Кажется, ты ошибся домом хотя, нет, улицей, – ледяным тоном сказала я и собралась захлопнуть дверь перед его носом, но он придержал ее рукой. – Это еще что такое? – вырвался у меня возглас негодования.

Вампир не убрал свою руку.

– Не нужно сразу так горячиться, – сказал он и насмешливо усмехнулся, словно гордясь своей наглостью.

Сейчас он был одет как поклонник стиля «casual». Его темные волосы были взъерошены, словно их владелец нарочно привел их в настоящий беспорядок.

– Кто сказал, что я горячусь? Да и с чего бы это? – тоже насмешливо сказала я, а потом нахмурилась. – Отпусти дверь и уходи. Тебе здесь не рады.

– Тебе не кажется, что ты чересчур нервная? – спросил вампир, все так же нахально улыбаясь.

– Наверно, это оттого, что я ударилась головой об асфальт, когда какой-то идиот сбил меня сегодня! – парировала я. – И, кстати, этот идиот сейчас передо мной! Поэтому убирайся! – Я вновь попыталась закрыть дверь, но наглец опять помешал мне. Его самоуверенность выводила меня из себя.

«Нет, ты посмотри, каков нахал!» – со злостью подумала я, желая стукнуть его по руке или прищемить ее дверью.

 ***

– Ты серьезно думаешь, что сильнее меня? – с интересом спросил я, в душе посмеиваясь над нервным состоянием девицы.

Она была в какой-то непонятной пестрой мужской футболке, джинсах и с зализанными наверх волосами, в общем, выглядела как американская школьница из группы поддержки.

– Я позову полицейских, – серьезно сказала девчонка.

Ее глаза метали молнии. Как легко она взрывается!

– Тогда тебе нужно идти в участок: сейчас у них большое совещание, и они вряд ли приедут только для того, чтобы вышвырнуть меня, – подтрунил я на ней.

Она закатила глаза. Как театрально, ей-богу.

Вдруг я услышал, как пронзительный женский голос в доме Миши прокричал ее имя.

«Что за черт?» – пронеслось у меня в голове.

– Кто это у тебя? – нахмурившись, спросил я, не имея даже представления о том, кто мог быть там с ней, с вампиром.

– Тебя это не касается! – раздраженно отрезала девица.

Через секунду за спиной золотоволосой истерички предстала коротковолосая девушка. Смертная.

Я недовольно нахмурился: с каких пор молодые вампиры приглашают к себе в гости смертных девчонок?

Гостья вампирши, судя по ее домашней одежде, находилась у нее уже долгое время. Что за идиотизм?

– Миша, кто это? – спросила эта девушка истеричку.

«Значит, Миша» – довольно подумал я.

Юная вампирша стояла передо мной с таким полным злости лицом, будто ее руки чесались задушить меня.

– Никто. Просто этот оборванец зашел спросить дорогу в центр, – ледяным тоном ответила ей Миша. – Надеюсь, вы все поняли, мистер? Спокойной ночи!

– Нет, кажется, опять забыл. Может, повторите инструкцию еще раз? – Я решил играть по ее же правилам.

Она так просто от меня не отделается.

При моих словах Миша плотно сжала губы и пронзила меня яростным взглядом.

– Давайте я объясню, – вдруг предложила девушка, стоящая за спиной вампирши. – Я здесь родилась и живу всю жизнь. Почти. Значит, вам нужно…

– Нет, Мэри, я сама, а ты можешь наполнить для меня ванну? – настойчиво сказала ей Миша, затем вышла на крыльцо, закрыла дверь прямо перед носом этой Мэри и теперь стояла передо мной без тапочек, в одних носках.

– Ты бы хоть обулась, ради приличия, – спокойно заметил я.

– Послушай, ты! Не знаю, чего ради ты притащился и как узнал, где я живу, но больше никогда не смей приходить сюда! – тихим, дрожащим от волнения голосом, сказала она.

– Кто эта девушка? – настойчиво спросил я, желая выяснить, что происходит за дверью этого дома.

– Не твое дело! – огрызнулась Миша. – И вообще, я же сказала: не смей даже разговаривать со мной, понял? Никогда!

– Да что ты обо мне знаешь, чтобы разговаривать со мной в таком тоне? – возмутился я.

– Ты прав, ничего не знаю! Но моя семья запретила мне общаться с тобой, и, думаю, у них было достаточно причин на этот запрет! Не знаю, что ты натворил, но я не собираюсь с тобой разговаривать!

– Интересно, а что ты делаешь последние две минуты? – усмехнулся я: она была просто смешна в своей истерике. – И сколько же тебе лет, раз ты до сих пор слушаешься родителей?

– Не твое собачье дело! – вновь отчеканила Миша, повысив голос, видимо, я здорово зацепил ее вопросом о возрасте: она кипела от гнева.

– Ладно, угомонись уже. Не люблю иметь дела с истеричками, – устало вздохнул я.

– Сам ты истеричка!

– Если бы ты умела нормально разговаривать и не стала бы орать, то я отдал бы тебе вот это, – я протянул Мише ее конверт, – и мы бы разошлись.

Девица удивленно и недоверчиво посмотрела на конверт, но забрала его, а затем взглянула на меня с такой злостью в глазах, что я понял: Миша поняла, что я слегка полюбопытствовал.

– Ты читал его!

– Не отрицаю, – улыбнулся я, забавляясь ее реакцией.

– Да как ты… У меня просто нет слов! – возмутилась девушка, сотрясая конвертом перед моим лицом. – Ну и нахал! Все! С меня хватит!

Она зашла в дом, захлопнула за собой дверь и заперла замок на два щелчка.

– Очень по-взрослому! – тихо рассмеялся я, зная, что Миша прекрасно меня слышала.

– Пошел вон! – так же тихо ответила она.

– До встречи, истеричка, – сказал я, садясь в машину.

– Иди к черту! – последовал ее возмущенный ответ.

«А не так она беззащитна, как кажется с первого взгляда, – с улыбкой подумал я. – Мы еще встретимся, Миша. Хоть это и бессмысленно».

Теперь я окончательно убедился в том, что по внешности она была очень похожа на свою сестру, но в то же время была другой – настоящей, немного наивной, еще не умеющей находить нужные слова и аргументы: даже ругательства из ее уст были совсем необидными. Должно быть, девушка насмотрелась фильмов, и все ругательства взяла из них.

Когда Миша открыла дверь, я сразу заметил, что она держала левое плечо немного выше правого: почти незаметно, всего на пару миллиметров.

Но что делала в ее доме смертная? Кто она? Гостья? Или, что еще хуже, соседка? Что за каприз? Миша не должна сближаться с людьми, тем более, не должна делить с ними жилплощадь. Какая-то ерунда, нужно будет разобраться в этом. Хотя, зачем? Ну, напоминает она мне Марию, ну, живет с этой смертной, мне то что? Пусть себе живет, учится, развлекается. В конце концов, у нее есть куча родственников, которые должны опекать ее. Интересно, сколько ей, все-таки, лет? И как она питается: до сих пор пьет донорскую кровь или уже охотится?

Но, раз Миша не хотела со мной общаться, нет, не то – раз ей это запретили, значит, она ничего не знала обо мне и Марии – это было очевидно: она злилась на меня из-за мелких пустяков, а не за то, что я «сотворил» с ее сестрой.

«Если эта девица не желает видеть меня, зачем мне видеть ее? Но вдруг она попросит моей помощи? Кто? Она? Эта недотрога? Да она скорее съест собственную голову, чем соизволит это сделать. Отлично, пусть живет, как хочет. Но раз я сломал ее велосипед, то я его и починю» – думал я, направляя свой «Мустанг» на Эбингтон-роуд.

Глава 6

– Что случилось? Ты просто огнем дышишь! Кто это был? – спросила Мэри, едва я вошла на кухню после того, как выгнала этого невежду Харальдсона.

«Невоспитанный грубиян! Любитель читать чужие письма и сбивать на дороге девушек! Как хорошо, что Мария предупредила меня о нем, иначе, кто знает, может, я могла бы обмануться внешностью и действиями этого наглеца, и принять его за нормального вампира, который даже мог бы что-то мне посоветовать!» – со злостью думала я.

– Это был тот тип, который сбил меня и помял твой велосипед! – ответила я Мэри. – А еще мои родители запретили мне с ним общаться, сказали: «ни слова, ни полслова».

«Зачем я рассказываю ей о таких личных вещах?» – вдруг пронеслось у меня в голове, но в душе мне очень хотелось поговорить с Мэри о том, каким гадом был этот Харальдсон. Я хотела облить его грязью от его шикарной шевелюры до подошв его ботинок.

– А он симпатичный, я бы даже сказала, очень красивый, но его белая кожа портит все впечатление… – Мэри осеклась, потому что я тут же кинула на нее строгий взгляд. – Я приготовила тебе ванну, как ты просила.

Да, он был красив, но не красивее моих братьев: мне всегда нравились блондины, а его очень бледная кожа, темные волосы и яркие почти синие глаза делали его облик холодным и отчужденным как айсберг. Такой себе – настоящий викинг, идеальный представитель нордического типа. Ха! А Мэри посчитала его красивым, но не очень!

– Что-то я не понимаю: твои родители запретили тебе с ним общаться… А каковы причины?

– Не знаю. Понятия не имею! – честно ответила я.

– Тогда почему ты считаешь его негодяем? Ты же абсолютно ничего о нем не знаешь, я права? – спросила Мэри.

Ее слова сконфузили меня своей правотой: я не знала, кто и что он, моя семья ничего о нем не рассказала, а я уже заведомо настроила себя против него. Хотя, нет, я точно знала, что он сбил меня и помял мой велосипед. И даже не извинился!

– Думаешь, мое мнение ошибочно? – спросила я: мысли Мэри были на удивление трезвыми и ломали мое предубеждение против этого вампира, но я всеми фибрами души цеплялась за свои убеждения. Я хотела за них цепляться, потому что мне было легче думать, что виноват был он, а не я.

– Вы хоть раз общались? – спросила Мэри.

– Нет, – тихо ответила я.

– Ну, смотри, что получается: вы ничего друг о друге не знаете и никогда не общались, но твои родители сказали игнорировать его… А они сказали, почему ты должна так поступать? Они сказали, плохой он или, может, хулиган?

– Нет, ничего подобного. Мне вообще ничего не объяснили, а просто категорически запретили. Но неужели для этого мало причин? Ведь не обязательно, что все, с кем нам запрещают общаться, должны быть хулиганами! – возразила я.

«Но она права: откуда я знаю, что он – негодяй? Может, он вообще не делал ничего плохого. Да, он сбил меня, но и тут нужно быть объективной: это я была виновата в аварии – сама не захотела ехать по велосипедной дорожке. А когда он пришел сегодня, я сразу на него накричала и начала обвинять. Зачем? Почему? Потому что узнала, что он – именно тот вампир, с которым мне запретили даже разговаривать? – задумалась я. – Как это странно и глупо! И ведь он имел право подумать, что я – истеричка, как Седрик тогда… Нет, не нужно оправдывать его: он прочитал мое письмо! Просто открыл чужой конверт, на котором черным по белому написано мое имя, и прочитал его. Он не смел этого делать! Это не его личная вещь, а моя!»

– Ты злишься на него только потому, что психологически тяжелое слово «запрет» было сказано о нем. Очень глупо, на мой взгляд, – уверенно заявила Мэри.

Я тут же захотела рассказать ей о том, что он прочел мое письмо, а права на это не имел, но отказалась от этой идеи: Мэри несколькими предложениями поубавила мою злость на этого Фредерика.

«Ладно. Я действительно ничего о нем не знаю, и у меня нет причин считать его подлецом, и, тем более, ненавидеть его. Вот когда он сделает в мой адрес какую-нибудь гадость, тогда и буду его ненавидеть. Буду иметь право, – решила я. – А сейчас это бессмысленно и глупо – ненавидеть его только потому, что мне это приказали. Мэри права: слово «запрет» всегда становится психологическим фактором несознательной неприязни. И он, как и Седрик, прав: я веду себя как ребенок, а ведь мне казалось, что я переросла эту роль. Должно быть, я только льстила себе, опьяненная всего одним шагом – поступлением в Оксфорд… А на самом деле, мои рассуждения и поступки так и остались детскими и наивными!»

Эти мысли душили меня, и я опять поступила как ребенок и сделала то, о чем давно мечтала: закрылась в туалете и плакала там до тех пор, пока Мэри не попросилась зайти по нужде.

Когда наступило утро, я посмотрела на улицу и увидела свой погнутый синий велосипед.

«Ехать в колледж на этом инвалиде? Нет уж! Лучше пешком пройдусь!» – недовольно подумала я.

Я умылась, совершила утреннюю пробежку, быстро приняла душ, высушила волосы, надела форму, собрала волосы в высокий хвост, взяла сумку, надела туфли и тихо вышла из дома, чтобы не разбудить свою соседку: она опять спала допоздна после того, как всю ночь смотрела фильмы и легла только в три утра.

Спустившись к велосипеду, я остановилась. Меня объяла тоска: у велосипеда был просто отвратительный и печальный вид, а заднее колесо было погнуто так сильно, что я удивилась тому, как вчера смогла доехать до дома. У меня мелькнула мысль купить новый велосипед, но было очень рано, магазины еще не открылись, да и я не знала ни одного из мест, где продавались велосипеды. Я даже разозлилась на себя за свое легкомыслие, ведь могла легко починить синего инвалида, и нужно было сделать это вчера или ночью, а не просиживать в своей комнате и рыдать! Но делать было нечего, идти пешком было далеко, поэтому я со вздохом села на велосипед и поехала к колледжу. Мне было ужасно стыдно ехать на своем инвалиде, но я тешила себя мыслью, что после лекций отдам его в ремонт. Приехав к колледжу, я прислонила велосипед к забору, надела на него замок (хотя вряд ли кто соблазнился бы им в таком состоянии) и пошла на встречу с Элли.

Она уже ждала меня.

– Ты уже здесь? Извини, что опоздала: у меня проблемы с велосипедом, – извинилась я, подходя к ней.

Элли была очень симпатичной девушкой: длинные, густые, темные волосы, высокий лоб, красивые серые глаза, она держалась очень дружелюбно, и мне было приятно находиться в ее компании.

Мы зашли в колледж, отдали в гардероб свои пальто, надели мантии и шапочки и пошли искать нужные аудитории.

– Ты записалась в какой-нибудь кружок? – спросила меня Элли.

– Нет. Это обязательно? – удивилась я.

– Никто никого не заставляет, – улыбнулась она. – Просто в колледже много кружков по интересам и много спортивных команд и секций по разным видам спорта. Вот ты, например, чем увлекаешься?

Я задумалась: игра в снежки может считаться видом спорта?

– Я люблю много чего, но сейчас не могу выбрать что-то конкретное, – честно призналась я. – Хотя, могу: я люблю играть в бадминтон.

– Вот видишь, ты можешь туда записаться. И не обязательно выбирать что-то одно – одновременно можно состоять хоть в двадцати кружках. Я записалась в кружок театралов, музыки, церковного пения, чтения и еще много чего. Нужно будет взглянуть на расписание всех этих кружков, – поделилась со мной Элли.

– Кружок музыки? Ты играешь на каком-то инструменте? – поинтересовалась я.

– Да, на саксофоне.

– Ух ты, здорово! А я не умею ни на чем играть… Но мой брат всегда говорит, что я виртуозно играю на нервах.

«Все здесь – неимоверные таланты! А я даже играть ни на чем не умею! Нервы ни в счет!» – с досадой подумала я.

– Ладно, подумаю на досуге и обязательно запишусь в какой-нибудь кружок, – пообещала я Элли.

Мы расстались и разошлись по своим аудиториям.

Когда я вошла, мне стало неловко: многие студенты тут же повернули ко мне головы. От обилия внимания я разволновалась и села почти на самый первый ряд.

Это была первая лекция в моей жизни, и я безумно волновалась и радовалась одновременно: я сидела в аудитории Оксфорда! Правда, вокруг меня была сотня людей, и это смущало меня: я очень мало знала о людях и парах в колледже, имея представления о них только из фильмов и сериалов.

Все это время я чувствовала на себе чей-то взгляд, но не попыталась обнаружить, кто именно был этой бестактной персоной: мне казалось, что, если я буду вертеться, то буду выглядеть легкомысленной и глупой. Мне и так было весьма неловко: на переменах многие парни не отрывали от меня взгляда и спрашивали, как у меня дела. В эти моменты я мечтала стать невидимкой.

Когда пары подошли к концу, я была так морально утомлена, что хотела как можно скорее убежать подальше от колледжа. Я сняла мантию и шапочку, надела свое пальто и быстрым шагом направилась к своему велосипеду.

– Милая блондинка, подожди минуточку! – вдруг услышала я за своей спиной.

Машинально обернувшись, я увидела, что ко мне направлялся какой-то парень. Я растерялась, но подумала, что, возможно, он хотел спросить меня насчет расписания или передать мне что-то, иначе, не стала бы задерживаться.

Я сразу поняла, что имею дело с мажором: дорогой, тщательно подобранный выглаженный костюм, дорогие, кожаные, натертые до блеска ботинки, дорогое черное пальто. Все это сопровождалось неприятной приторно-сладкой улыбкой и прилизанными гелем волосами.

– Привет. – Он протянул мне руку.

– Привет. – Я хотела, было, пожать ему руку, но он перехватил мою ладонь и притянул ее к своим губам. Я тут же одернула ее.

– Прости, не смог удержаться: ты чертовски красивая, – с льстивой улыбкой сказал мажор, окидывая меня взглядом.

Мне показалось, что он просто ощупывал меня этим пристальным взглядом – это было жутко неприятно и чертовски нахально с его стороны, и я захотела уйти.

– Что ты хотел? – прямо спросила я.

– Узнать, как тебя зовут, красавица. Ты так быстро убежала и даже не оставила свою драгоценную туфельку.

«Ах, вот оно что… Он клеится ко мне» – устало подумала я.

Мне стало даже смешно: я невольно улыбнулась от его пошлого комплимента, а он, должно быть, принял мою насмешку за улыбку благодарности, потому что тут же просиял.

– Было бы странно, если бы я ходила в одной туфле. И вообще, мои туфли очень дорогие, подороже твоих, так что я их не разбрасываю, – язвительно ответила ему я. – Глупая идея, даже не пытайся!

Обойдя мажора, я продолжила путь к своему велосипеду, однако услышала, как парень пробормотал себе под нос: «Это мы еще посмотрим, милашка».

От гадкого разговора с этим мажором, наверняка, считающим себя просто богом, мне стало так противно, как будто на меня вылили ведро грязи.

Я вышла на аллею, на которой оставила свой велосипед и вдруг увидела вчерашнего гостя – Фредерика Харальдсона, возившегося с моим велосипедом.

«Что ему нужно?» – недовольно подумала я, ускоряя шаг.

Подойдя к вампиру, я с недовольством обнаружила, что он снимал с моего велосипеда «супернадежный», как нас с Мэри уверили полицейские, замок.

Харальдсон поднял на меня холодный взгляд.

– Только не начинай истерить – я просто хочу возместить тебе вчерашний ущерб, – строго сказал он.

Его слова задели меня: с чего он взял, что я буду кричать?

– Я и не собираюсь. – Меня съедала обида. – Позволь узнать, что ты делаешь с моим велосипедом?

***

Миша нахмурилась.

– Я купил тебе новый, – ответил я, снял с велосипеда замок, поднялся и теперь смотрел на девушку сверху вниз: она была довольно высокой, но ее макушка едва доставала до моих плеч. Левое плечо Миши было немного приподнято.

«Опять она прилизала волосы. Неужели ей не противно так ходить?» – подумал я, бросив взгляд на ее уродливую прическу.

– Но я ни о чем тебя не просила, – рассеянно сказала она. – И уж точно не разрешала снимать замок с моего велосипеда. Мне его дали в полиции, потому что он – очень надежный.

– Этот замок и первоклассник откроет, – насмешливо усмехнулся я и отдал ей в руки проклятый замок.

Я хотел подменить велосипед, пока его владелица была в колледже, но, видимо, не рассчитал время. Благо, погода была хорошей. Для меня.

– Этот велосипед я починю, но все равно купил тебе новый, – сказал я, глядя на нахмуренное, но красивое личико Миши.

– И где же он? – осведомилась она. Ее брови поползли вверх.

– Вот. – Я указал на свою машину, к которой был прислонен ее новый велосипед.

Юная вампирша взглянула на него, и ее лицо приняло насмешливое выражение.

– Розовый? Ты смеешься? – насмешливо спросила она, но затем ее голос наполнился обидой. – Меня и так считают тупой блондинкой, а ты еще и купил мне розовый велосипед?

– Не думал, что ты так к этому отнесешься. Честное слово. В магазине были только розовый, зеленый и черный цвета, – совершенно честно попытался я объяснить ей свой выбор.

– Надо было выбрать черный. Даже он лучше… этого. – Ее голос задрожал.

Миша с тоской смотрела на розовый велосипед. Лицо девушки было таким кислым, словно она съела целую корзину лимонов.

– Какая разница, какого цвета велосипед? – искренне удивился я: реакция Миши была мне непонятна.

Я сказал правду: этот розовый двухколесный конь был выбран мной без какой-либо насмешки и задней мысли, просто мне показалось, что раз Миша была еще очень юна (для вампирского возраста), то розовый цвет придется ей по душе. Ведь были же у нее ногти голубого цвета.

– Большая. Я не люблю розовый цвет: он легкомысленный, – угрюмо ответила девица.

– Опусти плечо, – не удержался я.

– Что? – Она перевела на меня удивленный взгляд.

– Ты всегда приподнимаешь левое плечо. – Я коснулся ее приподнятого плеча и легонько нажал на него: оно вернулось в нормальное положение.

– Я и не замечала, что делаю так, – задумчиво сказала Миша.

Меня удивило ее спокойствие: оказалось, она, все-таки, умела разговаривать нормально, без истерики и не повышая голос, а ведь раньше ее поведение утверждало обратное.

– Знаю, отчего это: я люблю лежать на левом боку, когда сижу в интернете, – вдруг сказала она, а потом вновь посмотрела на розовый велосипед. – Раз так, я возьму это отвратительное розовое чудо, чтобы соответствовать твоему мнению и мнению окружающих, но не буду на нем ездить, а отдам его Мэри. Для меня ты отремонтируешь мой синий. Договорились?

Я усмехнулся: какая упертая!

– Хорошо, тогда жди его вечером, – сказал я, приятно удивленный ее спокойным поведением. – Ты опять приподняла плечо. Следи за ним. Знаешь, сегодня ты сама на себя непохожа: слишком спокойная.

Девушка с обидой посмотрела на меня.

– Думаешь, я умею только орать? Ну и думай дальше, мне абсолютно все равно.

Миша подошла к розовому велосипеду, откатила его на обочину дороги, села и уехала, а я с удивлением смотрел ей вслед: она ехала медленно, очень плавно, красиво, а ее связанные в длинный хвост волосы развевались на ветру. В этот момент она показалась мне очень хрупкой.

«Нужно было узнать, сколько ей лет» – спохватился я.

Пронаблюдав за тем, как девушка исчезла за ближайшим углом, я привязал веревкой синий велосипед к крыше своего «Мустанга» и поехал домой, ремонтировать его. Я сдержал свое обещание: выровнял покореженное железо, заменил погнутое колесо на новое, подкрутил все болтики, уже значительно расшатанные, и удивился тому, как Миша могла ездить на этой полуразвалившейся железяке. Вечером я привез велосипед к ее дому, но приняла его не Миша, а ее подружка, вновь оказавшаяся в домашней одежде, и теперь я окончательно убедился в том, что эта смертная жила с юной вампиршей под одной крышей. Сама Миша не только не вышла ко мне, но и слова не сказала.

После этого дня мы не виделись больше месяца.

Я не хотел навязывать Мише свое общество, ведь прекрасно понимал, что она была решительно настроена против меня и общения со мной. Что ж, одной проблемой меньше.

 ***

 Прошел волнительный, болезненный для меня октябрь и наступил удивительно мягкий, солнечный ноябрь, что стало для Оксфорда большим сюрпризом: я очень любила солнце, но знала, что английская погода была довольно однообразна и дождлива.

Я уже больше месяца жила с Мэри, вдали от родителей: за прошедшее время я еще несколько раз получила от них «гуманитарную помощь», все так же питаясь по ночам, в темноте кухни, пока Мэри спала. Один раз она застала меня врасплох, но, к счастью, не за очередным приемом крови: посреди ночи мне стало скучно, и я пошла на кухню, где стала читать Шатобриана, как вдруг передо мной предстала заспанная Мэри. Она очень удивилась тому, что я читала в темноте, но я нашлась и ответила, что у меня жуткая бессонница, а свет фонаря весьма хорош для чтения. Мэри зевнула и пошла спать.

Что касается помидоров и огурцов, я покупала их, и, под видом съедания, отдавала в приют для бездомных, пока Мэри была на работе. Эта система невинного обмана работала как часы, и моя соседка была довольна тем, что я не голодала.

Мажор с прилизанными волосами продолжал докучать мне ванильными фразами и витиеватыми комплиментами, хвастаясь родовитостью своего рода (по его словам, он был дальним родственником королевской семьи), но я лишь с насмешкой отталкивала его: он раздражал меня, думая, что я паду к его ногам, влюбленная в него без памяти. Он был нудным типом – самодовольным и самовлюбленным.

В учебе все было гладко: познакомившись с тьюторами, я обрела сильную поддержку, и мне было интересно выполнять их задания. Мне нравилось учиться. Я даже записалась в кружок богословия, но дальше этого пока не пошло. Мне предложили вступить в какую-нибудь спортивную команду, но я была не готова к этому, к тому же, банально не могла рисковать жизнью людей: в первый же раз, когда мы играли с Элли в сквош, я чуть не сломала ей нос – с такой силой отбила мяч, а когда мы с Мэри играли в бадминтон в парке, она все время жаловалась, что я отбиваю слишком далеко, как «мужик». Но по-другому у меня не получалось: я не умела контролировать свою физическую силу.

Наступил яркий, солнечный, почти безоблачный день, и мы с Мэри пошли в парк, покормить лебедей, плавающих в Темзе, и взяли с собой большое одеяло, чтобы погреться на солнце. Покормив лебедей, мы вышли на середину лужайки, расстелили одеяло, легли на него и стали смотреть на небо, жмурясь от солнечных лучей. Мне никогда не было так хорошо, как сейчас: я лежала под солнцем, рядом со своей подругой, мы молчали и просто наслаждались этим моментом. Я безумно хотела почувствовать тепло солнца и понежиться под ним, но могла всего лишь наблюдать за тем, как оно светило высоко в небе. Мне было грустно от мысли, что уже через двадцать лет мне придется скрываться от милого солнца, и что я никогда больше не смогу лежать так и смотреть на него.

«Неужели так и будет? Неужели я превращусь в такое же чудовище, как мама и сестры?» – с тоской думала я.

Но все это было так далеко и нереально, что мне просто не верилось в то, что наступит день, когда я возненавижу солнце, а оно – меня.

– Иногда мне кажется, что ты – не из этого мира, что ты не человек, – вдруг сказала Мэри.

Я открыла глаза и села, удивленная ее словами.

«Неужели она догадывается о том, что я – вампир?» – с ужасом подумала я, а сама фальшиво улыбнулась и весело спросила: – Почему ты так думаешь?

Мэри тоже села.

– Ты словно светишься изнутри: ты красива не только внешне, но у тебя еще и красивая душа. Я не умею говорить о таких вещах: здесь нужно использовать метафоры, а я с ними не дружу, – сказала она, глядя на меня. – Я еще с первого взгляда на тебя поняла: ты – хорошая. И точка.

Я задумалась, не зная, как реагировать на ее утверждение, и не зная, что ответить ей.

Очень трудно найти слова, когда тебя незаслуженно хвалят: такая похвала приводит в замешательство.

Слова так и не нашлись. Я промолчала.

– Ну, что? Ты подумала? – спросила Мэри.

– О чем? – не поняла я.

– О стрижке.

Я невольно улыбнулась: она помнила о таких мелочах, которым я даже не придавала значение.

– Нет, не думала. Я никогда не остригу волосы.

– Зря, конечно, но, с другой стороны, это как раз отлично.

Противоречивость слов Мэри позабавила меня.

– Как это? – усмехнулась я. – Тебя не поймешь!

– Я люблю делать прически и учиться делать новые, так что, раз не хочешь стричь волосы, будешь моей подопытной мышью. Не зря же ты такой хвост отрастила, – заявила она.

– Да это же здорово! Почему ты раньше не сказала? Ты даже не представляешь, как я устала от хвостов и узлов на затылке! – воскликнула я. – Ну, валяй, покажи свое мастерство.

– Прямо сейчас?

– Боишься?

– Еще чего! Распускай свой ужасный хвост!

Я стянула с волос резинку, и они водопадом упали на мою спину.

– Ну, все, ты попала! – серьезно сказала Мэри, садясь за моей спиной и пальцами расчесывая мои волосы. – Если будет больно, не стесняйся – кричи.

– Хорошо. – К счастью, я не чувствовала боли.

Я была идеальным манекеном, но мне было безумно приятно оттого, что Мэри видела во мне не только внешность. Мэри была просто волшебница: она видела то, чего не видят другие. И ведь я сама никогда не думала о том, что имею красивую душу.

Мэри заплетала мои волосы, а я чувствовала удовольствие, когда ее пальцы прикасались к моей голове, и закрыла глаза.

– Твои волосы – находка для парикмахера, – сказала Мэри. – Но, к сожалению, я не профессионал в этом деле. Знаешь, а все-таки у тебя очень красивая шевелюра, такая густая… Я могу кое-что у тебя попросить?

– Что? – спросила я.

– Если уж ты не умеешь делать себе прически или заплетать косы, то ходи лучше с распущенными волосами, но не делай этот дурацкий безобразный хвост. Фух! Давно хотела тебе это сказать! Смелости не хватало.

– Тебе не нравится мой хвост?

– Жутко! Меня так и подмывало порезать все твои резинки для волос! – отозвалась Мэри и сильно потянула одну из моих прядей. – Ой, извини… Больно?