Текст книги "Аквариумная любовь"
Автор книги: Анна-Леена Хяркёнен
Жанр:
Прочие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
15
Мы с тетей Ритвой рассматриваем фотографии.
– А вот это, – говорит тетя Ритва и тычет пальцем в альбом, – мой бывший муж Вяйно…
Я склоняюсь над фотографией, чтобы получше разглядеть ее. От тети пахнет карамелью, на шее у нее пожелтевшие жемчужные бусы.
– А здесь вот, – говорит тетя Ритва и указывает на другую фотографию, – здесь Вяйно идет в последний раз за грибами.
На фотографии – мужчина, похожий на лесного эльфа, в фетровой шляпе с корзиной белых грибов. На лице блуждающая улыбка, а вместо глаз – точки.
– Брак проявки, – поясняет тетя Ритва. В своей красной кофте она похожа на гигантскую клубничину.
Смеясь, она так сильно сотрясается всем телом, что ее грудь чуть не выпрыгивает из глубокого выреза кофты. Она указывает на женщину в причудливой яйцеобразной шляпке-котелке и снова заразительно смеется.
– А это я, – хохочет она и складывается от смеха пополам.
Вдруг одна из ее грудей вываливается наружу, и я, остолбенев, смотрю на сосок, похожий на пятно растаявшего шоколада.
– Бог ты мой, – охает тетя Ритва и запихивает грудь обратно в кофту.
Мне хочется прижаться лицом к ее груди, уткнуться носом в ложбинку, лизнуть ее. «Тетя Ритва, обними меня покрепче!» – готова закричать я. И лишь гораздо позднее, став взрослой, я понимаю, что образ большой, трясущейся от смеха тети Ритвы навсегда остался в моей памяти, и я по-прежнему испытываю необъяснимое желание броситься в объятия милой тетушки и погрузиться в мягкие всепоглощающие формы ее тела…
– Что-то ты совсем бледная сегодня.
Я вздрагиваю. Это Ирена. Она сидит за крайним столиком и читает газету.
– Как дела? – спрашивает она.
– Никак, – отвечаю я. – Утром была в универе на экзамене, оттого и бледная.
– Что за экзамен?
– Вступительный по литературе. Вроде ничего сложного: анализ рассказа, разбор стихотворения, изложение, но меня до сих пор трясет.
Ирена понимающе кивает. Ее волосы торчат во все стороны, а рот зацелован до неприличия.
– Тебя-то как сюда занесло? – неожиданно грубо спрашиваю я, хотя вообще-то рада ее приходу.
– Просто решила зайти.
– Тебя чем-нибудь угостить? – спрашиваю я уже намного дружелюбнее.
– Нет, не надо.
Мимо нас проплывает Марита с тряпкой в руке. Она корчит мне рожу и приветливо машет Ирене рукой.
– Слушай, а чем вообще твой хахаль занимается? – спрашивает Ирена.
– Он журналист, – отвечаю я.
– Сочувствую. Я решила больше с ними не связываться. Хотя этот твой Йоуни – вполне ничего, клевый парень.
– Это правда, Йоуни не такой, как все. Только я ему не подхожу.
– С чего это ты взяла?
Марита с тряпкой в руках переходит к другому столику.
– Слушай, пойдем выпьем, – предлагает Ирена.
– Я свое на сегодня уже выпила. Мне вечером к очередному экзамену готовиться.
– Ну хотя бы кофе.
Я улыбаюсь:
– Пойду переоденусь.
Мы поднялись на второй этаж кафе «Лейвонпеся». Так непривычно было сидеть в кафе с кем-то, кроме Йоуни.
Ирена сходила за кофе и уселась рядом. Она привела себя в порядок, но все равно выглядела так, словно ее отымела целая хоккейная команда.
Перед моими глазами снова встала безумная картина, которую я однажды наблюдала в комнате Ирены. Интересно, сколько там было правды и сколько притворства? Видела ли она себя со стороны в тот момент, когда с воем запускала когти в спину мужчины?
– Чего вы там тогда так разорались наверху? – вдруг спросила Ирена.
Внутри у меня все дрогнуло.
– Когда?
– Ну тогда, на вечеринке.
– А что, так было слышно?
– Да уж было. Я, конечно, не прислушивалась, что вы там орали друг другу, но, надо сказать, шуму было много. Что у вас хоть произошло-то? Ты уже который день ходишь сама не своя.
– Да ничего особенного у нас не случилось. Надеюсь, мы вам не сильно помешали?
– Тогда все были в таком улете, никто и не заметил, – сказала Ирена.
– А ты что, с тем черным больше не встречаешься? – спросила я.
– С каким еще черным?
Ирена поджала губки и сделала вид, что задумалась.
– Ах с тем… уже нет. Как-то не было между нами огонька. Я после этого еще с одним встречалась, Тимпой звали, а сейчас у меня новый парень…
– Это тот вчерашний?
– Нет, что ты. Вчерашний это так, просто развлечение…
Мне вдруг стало ужасно завидно, что кто-то может относиться к сексу как к развлечению.
Как же все было бы просто, если б и я так умела. «Нет огонька» – бросила, надоело – подыскала нового. У меня так никогда не получалось. Метания пубертатного возраста – не в счет.
Я никогда не делилась впечатлениями о своих любовниках с другими девчонками. Никогда не сравнивала их умения и способности. Я мариновалась в собственном соку, как огурец в бочке. Такие разговоры всегда казались мне извращением.
– А мне вот взаимопонимание подавай, – сказала я.
Ирена рассмеялась грудным смехом.
– Ну, знаешь ли, я тоже не всегда такой была. Когда выходила замуж, вообще ничего об этом не знала. Все парни в Оулу были кретины, как на подбор. Ни хрена не понимали в том, как надо обращаться с женщиной. У них один разговор: дала или не дала. А потом появился Эско, и я стала потихоньку учиться. Через три дня после свадьбы Эско заставил меня взять в рот. Только представь, для меня это было просто шоком! Хорошо еще, я догадалась выплюнуть сперму – говорят, от нее толстеют.
– Слушай… – перебила я ее полушепотом.
– Что?
– Может, ты не будешь так орать? Здесь же люди…
– Хорошо, хорошо. Хотя я считаю, что об этом стоит говорить открыто. Ну вот, а после развода мне было очень сложно кого-то найти, а когда я все же обзавелась новым любовником, он оказался еще большим тираном, чем Эско. Даже мастурбировать мне не давал, когда я не успевала с ним кончить…
– Слушай, ну прекрати, – снова взмолилась я.
– Что?
– Не ори ты так громко, на нас уже смотрят…
Две дамы средних лет тут же повернули головы в другую сторону.
– Хорошо, хорошо, – прошептала Ирена и продолжила уже шепотом. Ее шепот, наверное, был слышен даже за самыми дальними столиками, но я не стала больше ее прерывать.
– Ну вот, – продолжала Ирена, – я ему тогда сказала, мне не даешь – сам помоги, но его, видите ли, и это не устраивало. О чем уж тут говорить, если чувак тебя к собственному пальцу ревнует. А ведь таких уродов пруд пруди. Я на таких теперь даже смотреть не хочу. Если они не дают мне делать то, что мне нравится, так и я им тоже не дам. Ха-ха. И пошли все на хер. Ладно, хватит обо мне – так что там у вас произошло?
Я усмехнулась:
– А то и произошло, что меня перестал интересовать секс. Вот уже сколько месяцев. Откровенно говоря, он никогда меня не интересовал. Я просто-напросто не хочу. Не хочу, и все.
Ирена посмотрела на меня как на дуру.
– Ну и что в этом удивительного? Ты думаешь, все всегда хотят?
– Ты что, не слышала, что я сейчас сказала? Я никогда не хотела! Я, может, вообще фригидна!
Ирена закурила и, наморщив лоб, долго теребила сигарету в руках.
– Что, совсем никогда?
– Ну разве что иногда сзади. В самом начале с Йоуни были еще такие моменты, когда мне казалось, что что-то происходит, но тут-то он и начал отдалятся.
Я вспомнила Лиссабон.
– Вот все и понеслось. И главное, дело-то во мне. Я, наверное, какая-то неполноценная…
Ирена молча смотрела в окно.
– Но это ведь и от мужика тоже зависит, – сказала она, помолчав. – Я вот, к примеру, терпеть не могу, когда от парня каким-нибудь укропным соусом воняет. Всякое желание пропадает. Что может быть менее эротичным, чем запах укропа в постели?
– Да уж, – засмеялась я.
Но тут же посерьезнела.
– Конечно, это и от партнера зависит. Но ведь Йоуни чего только не пробовал! А теперь уже и он на пределе. Меня же все время мучает совесть, что я слишком многого от него хочу. Мне вообще кажется, что в последнее время от мужчин требуют слишком многого. Во всех этих разговорах про равноправие должен быть разумный предел. Меня уже тошнит от феминистских лозунгов: «Мужики, на колени!» Тебе не кажется, что эта пластинка уже как-то подзаезжена? Превратили мужиков в каких-то бессловесных забитых существ! Так что я сейчас на стороне мужчин. Хотя при этом сама же терроризирую Йоуни. И главное, это ведь не какая-нибудь там плаксивая история про бабу, которую держат в ежовых рукавицах. Дело во мне самой, в моей собственной тюрьме.
Я замолчала, помешивая остывший кофе.
– Ты себе представить не можешь, как я хочу помочь Йоуни, – вздохнула я. – Я все время корю себя за то, что не могу этого сделать. Ну не хочу я его… Представляешь, секс стал для меня такой рутиной, что в тот момент, когда мы занимаемся любовью, я могу запросто обдумывать, чего бы купить на обед.
Ирена не нашлась что на это ответить.
– И так всегда – меня трахают, а я вся в своих мыслях, причем ладно бы еще мысли соответствующие… «Почему я ничего не чувствую? Может, попробовать сверху? Не пережала я с томностью? Господи, куда же мы все время так спешим? Может, побольше страсти? Или взять инициативу в свои руки? Интересно, успею ли я в магазин за мукой до закрытия? Долго мы тут еще будем?» – Я взглянула на Ирену. – И что, так вот всегда и будет продолжатся, да?
– Ну, может, это у тебя такой период. С кем не бывает, – промямлила Ирена.
– Что-то он у меня слегка затянулся, тебе не кажется? Так мало того, я еще все время подсчитываю, сколько раз в неделю мы занимались сексом, и чуть что, начинаю на стенку лезть.
Ирена вздыхает:
– Дался тебе этот секс… Секс – не самое главное в жизни. Тем более для женщин.
– Звучит неутешительно. Значит, по-твоему, секс вообще никому не нужен?
– Я этого не говорила. Я сказала, что для женщин он не так уж и важен.
– Для меня – важен.
Я на мгновение задумалась.
– Точнее, хочу, чтобы был важен.
Я усмехнулась:
– Я, наверное, даже будучи восьмидесятилетней сморщенной старухой, буду расстраиваться, что мне не хочется трахаться по пять раз на дню. Я и замуж боюсь выходить, потому что после свадьбы надо ехать в свадебное путешествие. А свадебное путешествие для меня равноценно кошмару – ты только представь, все время в постели!
Ирена засмеялась:
– Эх, видела бы ты мое свадебное путешествие.
– А что?
– Ой, боже упаси.
Ирена зашуршала пачкой сигарет и уставилась в окно.
– Я тогда еще совсем девчонкой была, только семнадцать стукнуло. Эско был старше меня на девять лет. Мне казалось, что это так круто – быть с мужиком, который тебя намного старше… Все девчонки чертовски завидовали, когда он покупал мне украшения и всякую ерунду. Деньги у него водились, он инженером был. А потом мы объявили о помолвке. Она длилась всего три месяца, и уже где-то месяца через полтора я стала замечать, что у него не все в порядке с головой. Но я тогда была такой наивной – думала, что, раз уж помолвлена, обратного хода нет.
– А какая у вас свадьба была? – спросила я.
– Венчание в церкви, фата – все как положено. Я всю церемонию ревела. Гости думали, что это от волнения, и только мама знала, что я плачу, потому что мне ужасно хреново.
Ирена выдержала театральную паузу и сделала очередную затяжку.
– А в свадебном путешествии он мне устроил такое шоу! Мы были в Испании, в Коста-Брава. В первый же день пошла я купаться, и понеслось. Выхожу из воды, иду к полотенцу, а он как подлетит – и давай хлестать меня по лицу. «Дрянь! – кричит. – Шлюха! В свадебном путешествии и уже шлюха». Я говорю: «Да что я такого сделала-то?» – «Будто сама не знаешь! – орет он. – С крабами там трахалась!» Прикинь? С крабами. Короче, там я окончательно поняла, что за дерьмо этот тип, а ведь приличным человеком прикидывался. И по-английски он говорил с таким акцентом, что уши вяли. Помню, спрашивает нас как-то официант в ресторане: не желают ли господа рыбного супа? А он возьми и ответь: «Вай нод». Вот тогда я впервые по-настоящему пожалела, что вышла за него замуж.
Ирена умолкла. Две дамы, сидевшие за соседним столиком, собрались уходить. Одна из них бросила на Ирену такой взгляд, словно была не прочь размозжить ей голову.
Я лихорадочно соображала, как бы снова вернуться к моей теме.
– Знаешь, я читала в журнале «Ева», что после сорока у женщин опять наступает период активности.
– Придется ждать до сорока. Подумаешь, всего каких-то восемнадцать лет. Должна же быть у человека какая-то цель в жизни.
Ирена засмеялась, а потом ужасно закашлялась. Ее лицо стало синим, как у трупа, но, несмотря на это, она была по-прежнему чертовски хороша.
– Видимо, я слишком поздно созрела, – тихо произнесла я, – так что когда это наконец случилось, мне захотелось получить все сразу.
– Вот-вот, – подхватила Ирена, – у меня тоже было такое чувство.
В воздухе повисла многозначительная пауза.
– И потом, если долго спишь с одним и тем же мужиком, хочешь не хочешь, всякое желание пропадет, – продолжила Ирена.
– А если с разными, то все прекрасно? – спросила я.
– Ну да.
– Да брось.
Мне вдруг стало страшно.
– Я серьезно, – вздохнула Ирена. – Секс есть секс, в этом деле главное новизна. Как бы мужик ни был хорош в постели, рано или поздно он непременно наскучит… а перемены освежают. Вот такие дела.
– Но я не могу так жить, – выдавила я из себя. – Не могу, и все. Я однолюбка по жизни.
Ирена затушила сигарету и громко рассмеялась.
– Да живи, как хочешь, кто тебе не дает?! Ты спрашивала совета – я ответила. Откуда ты знаешь, что Йоуни именно тот, кто тебе нужен, если ты ни с кем другим толком и не пробовала?
– Знаю, и все.
А правда, откуда я знаю? У меня ведь раньше не было «взрослых» мужчин. Мне, конечно, приходило в голову переспать с кем-нибудь еще, просто так, чтобы посмотреть, смогу ли я до конца расслабиться. Но вряд ли из этого что-то вышло бы.
Я не могу так поступить с Йоуни, у него и так уже один брак распался из-за измены. Да и вообще, ложиться в постель из праздного любопытства…
Я лихорадочно соображала, о чем бы еще спросить Ирену. Я хотела получить как можно больше ответов. Или даже не ответов. Мне просто хотелось услышать женскую точку зрения.
– Слушай, а тебе не кажется, что сексуальные фантазии зачастую бывают лучше самого секса? – спросила я.
Ирена уставилась на меня:
– Нет, не кажется.
Похоже, она даже не понимала, о чем я говорю. Вот счастливая.
– Хорошо тебе. А вот мне кажется. Мне иногда даже жалко все портить каким-то там сексом. Но мужчины, увы, моих чувств не разделяют, и, по правде говоря, их можно понять. Вот так и получается, что все мое возбуждение пропадает, как только дело доходит до секса. Понимаешь, мне совершенно не нужен мужчина, то есть его присутствие совсем необязательно. И феминизм здесь ни при чем, это просто скорбная констатация факта. У меня никогда не было потребности «загнать что-то в себя». Наверное, мне нужен психоаналитик.
Ирена как-то нервно усмехнулась.
– Неужели ты не можешь перестать копаться в себе и просто получать удовольствие от жизни? – спросила она.
– В смысле?
– Ну, прекратить все это рассусоливание и развлечься как-нибудь. Пойти куда-нибудь, познакомиться с новыми людьми – глядишь, все само собой уладится.
– Тогда я потеряю Йоуни, – сказала я.
Ирена посмотрела в окно и прикурила новую сигарету.
– Вероятно…
– Но, Ирена, это же какой-то кошмар!
Я пригвоздила ее взглядом.
– Ты себе представить не можешь, каким дерьмом забита моя голова! Иду по улице, а в башке все крутится: ты плохая любовница, ты плохая любовница, ты плохая любовница…
– Господи боже мой, – сказала Ирена и попыталась рассмеяться. – Даже и не знаю, что сказать…
– Вот и я о том же…
– Я, конечно, тоже иногда в себе сомневаюсь… ну, там, если еще не очень хорошо знаю партнера. Но потом это проходит. И я как-то на этом не зацикливаюсь…
Не хочу сказать ничего плохого, но Ирена никогда не отличалась блестящим интеллектом. Может, поэтому ей так легко. Господи, сделай меня дурой, чтобы я наконец смогла насладиться сексом!
– Думаю, каждый должен сам найти способ открыть в себе женщину, – высокопарно заметила Ирена.
– Открыть в себе женщину! – язвительно засмеялась я. – Ты это явно где-то вычитала. Терпеть не могу таких фраз. Пустые слова.
Ирена пожала плечами:
– И тем не менее…
Я задумалась.
– Ты правда веришь, что секс с одним и тем же человеком не может продолжаться вечно? – спросила я.
– Правда, – ответила Ирена.
– А у тебя после развода были какие-нибудь серьезные отношения?
Ирена обиженно посмотрела на меня:
– Конечно были.
– И сколько они продолжались? Год? Или два?
– Ну, почти год.
– Понятно.
В общем, Ирена была не лучшим специалистом по этим вопросам. Мне следовало обратиться к какой-нибудь зрелой женщине с богатым жизненным опытом. Или пойти к врачу.
– Да не драматизируй ты, – важно сказала Ирена. – Все со временем устаканится…
Устаканится. Мне вдруг стало тошно от этого ее вечного пофигизма. По-моему, я оказалась даже большим моралистом, чем предполагала. Мне чертовски захотелось уйти. Я столько всего наговорила, что голова у меня просто раскалывалась. Ирена снова прикурила сигарету и, к моему облегчению, сменила тему.
– Кстати, о птичках, – сказала она. – Ты не одолжишь мне сотню до завтра?
16
Мужчина стоит у дивана, подняв руку. В руке он держит цепь. В углу дивана скрючилась женщина.
Она голая. Ее кожа покрыта мурашками, соски стоят торчком от страха. Цепь разрезает воздух и попадает в цель – десять лязгающих железных колец впиваются в кожу.
Женщина стискивает зубы и хватается за подлокотник. Из ее плотно сжатых губ доносится приглушенный крик и тут же смолкает. Бархатные борозды дивана наполняются кровью. Глаза мужчины белеют от ярости. Рука поднимается, медленно-медленно, и застывает в воздухе.
Я кричу. Комната кружится у меня перед глазами, словно карусель. Солнце поднимается над кронами деревьев, в окне видна слабая полоска света.
Я скидываю одеяло в ноги и кладу руки на дрожащий живот. У меня внутри болотная трясина, в которой клокочет мутная жижа.
И снова рука поднимается и на мгновение замирает в воздухе перед тем, как опуститься для удара. Открываю глаза. Я лежу на спине и заставляю себя окончательно проснуться. Проснувшись, плачу в голос.
Вынимаю из шкафа сложенную газету.
Зверское убийство в Эспоо… 36-летний мужчина до смерти избил свою гражданскую жену собачьей цепью в ночь с понедельника на вторник… «Я хотел только немного ее вразумить», – заявил мужчина в оправдание.
На развороте изображены две фигуры: мужчина, стоящий перед диваном с поднятой рукой, и женщина, забившаяся в угол дивана.
«Я послал ее за бутылкой к соседям… а она не пошла… тогда я приказал ей раздеться и достать собачью цепь из шкафа… она вначале стояла на диване, а потом забилась в угол… я велел ей кусать подушку, чтобы крик не был слышен в подъезде… потом отправил ее в душ смыть кровь и сам пошел вслед за ней… мы, как водится, занялись любовью… я не заметил ничего необычного, разве что губы у Лэйлы были холодные, когда я ее целовал… а утром я нашел ее мертвой у двери в ванную».
Комкаю газету и выбрасываю ее в мусорную корзину. На первом этаже бьют часы. Я забираюсь в кровать и прижимаю ладони к груди. Меня мутит.
Я вижу женщину за несколько секунд до того, как все началось.
Она знает, что должно произойти. Сердце стучит под тонкой тканью одежды. Мужчина вышагивает вдоль стены, не сводя с нее глаз. На столе недопитая бутылка вина. Тишина сгущается, каменеет, заполняет всю комнату.
Мужчина приказывает ей встать и идти к шкафу. Она сразу же подчиняется и идет, опустив голову, с дрожащей улыбкой на губах. Она возвращается и протягивает цепь, потом медленно раздевается, словно это некий священный ритуал.
17
Включаю погромче радиоприемник на стене в раздевалке. Идет передача про семейные отношения.
– Ристо, позвольте спросить, на каком этапе психотерапии вы пришли к выводу, что ваш брак больше не спасти? – вопрошает женский голос из рекламы памперсов.
– Ну, в общем, я это понял, когда психотерапевт спросила у Марьи-Лиисы, в смысле, у моей бывшей жены, что она обо мне думает – ну, как о человеке. Марья-Лииса сказала, что ее раздражает, когда я прихожу с работы и сразу сажусь пить кофе и крошу булку на стол. Тут-то я и понял, что ничего у нас больше не получится…
В раздевалку вбежала Марита. Она швырнула фартук в угол и распустила волосы.
– Слушай, не можешь меня завтра подменить?
– Да вроде могу.
– Всего на пару часов.
– Что-то случилось?
– Свидание, ничего серьезного.
Она достала из сумочки тушь для ресниц и быстрыми отрывистыми движениями стала подкрашивать глаза. Я смотрела на улицу. По кладбищу неровной цепочкой шли малыши из детского садика. Вышагивающая впереди тетка повернулась и манерно захлопала в ладоши.
– Случайно, не с итальянцем? – спросила я.
– С чего ты взяла?
– Это вроде сейчас модно…
– Не знаю, не знаю.
Докрасив глаза, она растянулась на скамейке.
– Я на иностранцев даже не смотрю. Им элементарные вещи объяснять замучишься. Я, конечно, не расистка, но в постели предпочитаю говорить по-фински. Вон, моя сестра вышла замуж за болгарина, так он до сих пор понять не может, что наш отец в жизни не согласится отдать ему вторую дачу только для того, чтобы он ее продал и вложил все деньги в какой-то там киоск. Заладил одно: «У нас в Болгарии в семье и в роду все общее». Хорошее правило, если учесть, что у них ни у кого ничего нет.
Я засмеялась.
Марита достала из сумки сережки со слониками и стала вставлять их в уши. Ее присутствие действовало на меня успокаивающе, ощущение было такое, словно меня тихонько укутывали в мое любимое детское одеяло с гномами.
– А как у тебя с журналистом? – спросила она.
– Никак, – ответила я.
– Да ты что?! Между вами что-то случилось?
– Секс, – сказала я. – Между нами случился секс.
– Что?
Марита покачала головой. Я скорчила рожу.
– Шучу. А у вас с этим все в порядке?
– В каком смысле?
– В постели.
Она улыбнулась и на мгновение задумалась. Из радиоприемника послышался треск – видно, помехи. Я протянула руку и выключила его.
– По-всякому. То лучше, то хуже.
Марита наклонилась, чтобы поднять с пола вчерашнюю газету. Я почувствовала ее запах, он был одновременно солоноватым и сладковатым.
– Как и все в нашей жизни. Так ведь?
– Угу.
Ямочка над ее ключицей была мокрой от пота. Бретельки лифчика просвечивали сквозь блузку.
– Сколько тебе лет? – поинтересовалась я.
– Мне? Тридцать семь.
– Ну ни фига себе!
Она расхохоталась.
– В смысле, никогда бы не подумала.
– Ясно.
Она улыбнулась.
– Ну, тридцать семь, конечно, не двадцать три.
– Да уж.
Она мне подмигнула.
– Мы купили квартиру в Пюникки. Хорошая квартирка, заходи как-нибудь в гости. Влезли в ужасные долги… Ну да бог с ним… Тебе деньгами отдать или потом за тебя отработать?
– Деньгами.
– Ну, хорошо. Ауфвидерзейн!
Она ушла, а я снова уставилась в окно.
Я задумываюсь о том, почему в последнее время Йоуни так меня раздражает. Что бы он ни сделал, все не так. Он не думает о том, что делает, а просто тычется, толкается, трется. Мне становится больно. Или щекотно. Я не нарочно. Он, конечно, тоже не нарочно. Но раздражение все копится и копится. Почему он такой неуклюжий? Ему надоело или он просто по-другому не может?
– Не надо тыкать туда пальцем, словно это кастрюля с кашей, – говорю я ему.
Он смущенно смеется. Я тоже смущенно смеюсь. Темно, и я не вижу его лица. Он убирает руку и в течение нескольких дней не прикасается ко мне.
Мы разговариваем друг с другом, словно дети в детском саду. Наши объятия похожи на товарищеские похлопывания по плечу. Здравствуй, здравствуй. Иногда мы, конечно, занимаемся сексом. Стремглав и мимоходом, чтобы ничего не испортить. И как только это заканчивается, я с облегчением вздыхаю; на некоторое время можно снова вычеркнуть «это» из распорядка дня. Я даже представить себе не могу, чтобы кто-то еще занимался сексом только для того, чтобы поставить галочку.
Бывают, конечно, у нас и такие моменты, когда мы, не успев поздороваться, с затаенным дыханием срываем друг с друга одежду, и тогда Йоуни похож на идеал моих девичьих грез – он завлекает девушку в постель и впивается ей в шею, оставляя на ней фиолетовые засосы. И мне плевать, что Йоуни играет роль насильника только для того, чтобы мне было хорошо. Мы скручиваем простыни в жгуты, делаем все стремительно, чтобы настрой не пропал. Громко стонем, особенно я, и мой стон похож на саундтрек дешевого порнофильма.
Порой мы разыгрываем целый спектакль – от начала до конца.
Раньше я представляла себе все совсем иначе. Буквально грезила о том, какой должна быть настоящая страсть.
Большой непонятный дом. Мужчина и женщина дни и ночи напролет занимаются там любовью. В перерывах они с жадностью едят, пьют вино из глиняных кувшинов и снова укладываются в постель. Целуют друг друга, оставляя засосы. Грудь женщины покрыта следами от укусов любовника и похожа на побитые гроздья смородины. Распростертые тела на мокрых простынях. Они крепко и беззаботно спят, а проснувшись, снова занимаются любовью.
В постели я никогда не становлюсь безмозглым животным, изнывающим от течки и ни черта не смыслящим в том, что происходит вокруг. Никогда и ни с кем. Даже с Йоуни. Я не могу выдавить из себя тот гортанный крик, который, как известно, считается обязательным атрибутом хорошего секса. Ведь именно так кричат все страстные женщины во время секса?
Я не могу забыться ни на секунду, ни на миг, все время слежу за собой, слушаю свои приглушенные стоны, смотрю на свои бедра, с которых медленно сползает юбка, разглядываю треугольник волос внизу живота. Пытаюсь сосредоточиться на партнере и на процессе, но смотрю на все, словно со стороны, и всегда вижу только себя, изворачивающуюся в разных позах.
Только себя. И больше ничего.