Текст книги "Рассвет в ночи (СИ)"
Автор книги: Анна Крол
Соавторы: Евгения Матвеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
И так, смирившись с неизбежным концом, но полная уверенности в сегодняшнем дне, Она высунула красное от слез личико к Олесе в комнату. На лице той сначала появилось подозрение, потом оно сменилось надеждой, но... Серые глаза сверкали чересчур твердо, и Олеся вздохнула, признавая свое поражение. Она же тряхнула черными локонами и невозмутимо поинтересовалась у напряженной соседки:
─ Может, сходим в парк?
Кто бы сомневался в том, что рыжая непоседа откажется...
Глава 39.
Разрывающие Его чувства
По бледно-голубому в чуть заметной дымке небу, раздувая белоснежные паруса, неведомо куда плыли фрегаты облаков – целые армады их собрались у горизонта, грозно возвышаясь над землей. А над Его головой во всю сверкало июньское солнце, которому в ближайшем времени суждено было стать уже июльским. Как-то незаметно упорхнул месяц, началась четвертая неделя лета, студенты расправились с сессией и теперь рыскали по городу в поисках места для прохождения летней практики. А Его Мышка давно уже обжилась на рабочем месте, влилась в коллектив и с легкостью справлялась со всеми поручаемыми ей делами. Обхватив металлическую трубу ограждения крыши руками и перегнувшись через него спиной, Он в последний раз взглянул на небо, вздохнул, сожалея о том, что все никак не мог уговорить Светлану поступить в Его фирму на постоянную работу, оттолкнул носком туфли кусочек керамзита и пошел к люку, ведущему на пожарную лестницу – пора была возвращаться к измотавшей охоте.
Офис встретил Его суетливым жужжанием трудолюбивых пчелок и монотонным гудением ленивых трутней. Привалившись спиной к дверному косяку, Он окинул придирчивым взглядом свой улей, приметил среди разномастных пчел шмеля-админа и осу-бухгалтершу. Ну, эти не очень-то выделялись из толпы полосатых рабочих, а вот бабочка-Светлана, пропорхнувшая вдруг в кабинет кадровика, прямо-таки приклеила к себе Его взгляд. Сияющая, но как всегда смущенно-кроткая, в светло-бирюзовом, почти голубом платье, с черными локонами, рассыпанными по спине, девочка эта действительно походила на яркую бабочку, неведомым образом попавшую в общество гудящих пчел, враждебно посверкивающих жальцами. Даже голос её выделялся из монотонного жужжания – прозвучал звонким колокольчиком:
─ Петь, трубочку возьми, у меня что-то коммуникатор барахлит.
─ Но проблемо! – Заулыбался кадровик, подхватывая трубку с рычага и, прикрыв её ладонью, подмигнул Светлане, – Саньке скажи, вмиг починит.
Взгляд Его сам собой похолодел, злобно сверкнул, переметываясь от улыбающегося Петра к вальяжно катящемуся на зов Светланы админу, похожему на шмеля не только тучностью, но и полосатой футболкой. В один прыжок Он оказался вдруг на пути вздрогнувшего Александра, чуть склонил голову, взглядом показывая парню, что в его услугах никто не нуждается, обернулся к робко улыбнувшейся Светлане:
─ Я сам починю, пойдем.
Прежде чем скрыться в кабинете, Он обернулся и увидал, как один за другим потупили взоры практически все мужчины офиса. А до этого они, разумеется, провожали взглядом... Да нет, не своего взбалмошного начальника... Светлану они провожали! Почему-то только сейчас Ему стало заметно излишнее внимание к Его девочке со стороны других сотрудников. А чего Он, собственно, удивляется? Светлана действительно бабочка... Легкая, воздушная, с тонкими, мерцающими радужными бликами крылышками. Он резко захлопнул дверь, подошел к столу, перегнулся через него и, перехватив за затылок, поцеловал Светлану как-то чересчур порывисто, испуганно как-то. Изумился своему ниоткуда взявшемуся страху, засмеялся нервно.
─ Что с тобой, Константин? – Хлопнула ресницами Светлана.
─ Они там все тебя глазами едят! – Возмутился Он, садясь на столешницу и косясь в недоверии на двери кабинета.
─ Что?.. – Пискнула девочка, вжимая голову в плечи. – Да тебе кажется...
Он было начал объяснять ей, что Ему, как мужчине, да и вообще как стороннему наблюдателю, куда виднее и понятнее, что именно происходит, но тут затрещал телефон, Светлана прервала Его ревностный монолог коротким жестом руки, улыбнулась покровительственно и учтиво, как делала всегда, когда говорила по телефону, стараясь придать голосу доброжелательности, двумя пальцами подхватила трубку и вежливо поздоровалась со звонящим:
─ Добрый день, компания "Окваль и Ко".
Выслушала ответ, кое-как удерживая улыбку на дрожащих губах, метнула на Него затравленный взгляд, чересчур резко протянула трубку, зажатую в одеревеневшей руке, шепнула, опуская глаза:
─ Тебя... Жанна.
─ Да. – Холодно буркнул Он в трубку, закатив глаза, с десяток секунд слушал лепетание своей помощницы и остановил её все так же холодно. – Ты с этого понедельника вышла на работу, но что-то я тебя не замечаю в офисе. Объяснишь?.. Никаких "еще недельку", Жанна! Если ты собираешься задержаться там еще хоть на день, то можешь сегодня же прислать мне заявление об увольнение... факсом!
Как же Его бесили такие люди! Просто до яростной дрожи доводили! Он что есть сил хлопнул трубку на рычаги, рухнул в кресло для посетителей и, развалившись на столе, поймал руки Светланы в свои подрагивающие ладони. Тепло её тела в миг вернуло Ему самообладание, подняв на девочку виноватый взгляд, Он пояснил:
─ Терпеть не могу сочков! Если не хватает ума, то должно быть хотя бы прилежание!
─ Я прекрасно справляюсь с её работой. – Ответила Светлана с какой-то странной интонацией, опять опустила глаза, пряча лицо в волнах черных волос, и до Него вдруг дошло, что она Его просто-напросто ревнует!
─ Мышка! – Засмеялся Он, обходя стол и усаживаясь перед девочкой на корточки. – Да ты что? – Положил голову к ней на колени, обхватил руками за талию, глянул хитро и насмешливо, – Не ревнуй!
─ А ты что пять минут назад делал? – Фыркнула упрямая Светлана, в наигранной горделивости поджимая губы.
─ Так! – Вскинулся Он и сгреб девочку в охапку, прижимая к своей груди. – Ты что же, хочешь сказать, что я ревнивый болван?
─ Про болвана я не говорила. – Засмеялась Светлана, игриво уворачиваясь от щекочущих шею губ.
Судорожно вздохнув, Он обхватил её плотнее, стиснул в объятиях, носом зарываясь в тугие волны волос, вдыхая её сладкий запах, губами и языком лаская нежную кожу за маленькими ушками. Прерывисто дыша, Светлана воском растеклась под Его ласками, бессильные руки блуждали по Его напряженной спине, ерошили вспотевшие волосы, мягкие губы отыскали Его чуть колючее от щетины лицо, скользнули от подбородка к приоткрытому рту, на долгих три минуты завладели Его дыханием, да и всем Им в придачу.
─ Поедем к морю... – Попросил Он шепотом, когда поцелуй прервался. – Прямо сейчас.
─ Еще и двух часов нет. – Ответила Светлана, возвращаясь к Его губам. – Ты же не терпишь сочков.
─ Сочков – не терплю... – Подтвердил Он, оглаживая её плечи. – А вот тебя обожаю...
Они кое-как оторвались друг от друга, одернули одежду и, натянув на лица чисто деловое выражение, вышли из кабинета. Правда, Он, не подумавши, развалил всю конспирацию, крикнув Александру через весь офис, чтобы тот разобрался-таки с коммуникатором.
А на море как всегда было людно и шумно. Раздевшись и засунув все вещи в необъятную сумку, купленную в магазине, куда заехали по дороге приобрести Светлане купальник, они побрели по пляжу в поисках пустынного места. Он ловил себя на мысли, что рад сейчас как ребенок, что Ему греют душу крики чаек и шуршание волн, отдаленные визги детей и шелест сосновых ветвей на ветру, Ему совсем не мешает слепящее глаза солнце и попадающиеся в песке камешки. Ему было хорошо. Чуть ли не впервые за много-много лет Он был абсолютно счастлив. Шел по линии прибоя в обнимку с радостно смеющейся Мышкой, поднимающей ногами брызги, и больше ничего Ему от этой жизни не было нужно: ни шикарных машин, ни просторных квартир, ни штабелей ноликов после единицы на банковском счету – ничего, кроме палящего солнца, грохочущего моря, звенящего леса на склоне клифа... и Светланы, чьи нежные пальчики крепко сжимали Его широкую ладонь.
Переполненный прущими наружу чувствами, Он кинул сумку на песок и поволок вскрикнувшую от неожиданности девочку в воду. Светлана заявила, что плохо плавает, потому далеко заходить не будет, но Он уверил её, что отлично ладит с морем, и с Ним ей опасаться нечего. Однако Светлана всё же осталась стоять на месте, а Его подтолкнула вперед. Пробежавшись по мелководью, Он нырнул в холодные волны, коснулся руками песчаного дня, взметнулся из воды, рассеивая по ветру искрящиеся соленые брызги. В глаза озорно сверкнуло солнце, теплая щека Светланы прилипла к Его спине, а ласковые руки обвили грудь, робко скользнули по прессу на поясницу и вверх по лопаткам к шее. Он стоял по грудь в воде, чуть покачиваясь из-за биения волн, и не мог дышать от наслаждения, только рот открывал, словно выброшенная на песок рыба.
─ И пианино настроит, – Пропел ласковый голосок под самым ухом. – И готовит не хуже шеф-повара, и водит, как Шумахер, и даже плавает так, что рыбы мрут от зависти!.. Чего же ты не умеешь, Константин?
Прикрывая глаза, Он прогнулся в спине, когда руки её вновь вернулись на пресс, выдавил хрипло, еле-слышно:
─ Любить?
Светлана в долю секунды очутилась пред Его лицом, руки властно обняли шею. Поднявшись на цыпочках, смотря Ему прямо в глаза и почти касаясь губами Его приоткрытых губ, девочка прошептала:
─ Не обманывай... себя.
И засмеявшись вдруг, хлопнула ладонью по воде, окатывая Его фонтаном брызг, визжа, кинулась наутек от Его праведного гнева, но все же была поймана и завалена в волны у самого берега. А потом они лежали на широком покрывале – Он на животе, а Светлана поверх Его спины, сжав коленками Его ноги и уткнувшись носом Ему в шею. Влажные губы и кончик языка ласкали Его ухо, теплое дыхание щекотало кожу до такой степени, что Он безудержно улыбался и ничего не мог с собой поделать.
─ Ты что, серьгу носил? – Изумилась Светлана, видимо, обнаружив небольшой шрамик, оставшийся на месте заросшей дырочки в мочке.
─ Ну да, – Ответил Он просто. – И волосы до плеч. И в рок-группе на гитаре играл. Пока в университете учился.
─ А в подростковом возрасте с ирокезом ходил? – Рассмеялась Светлана, тут же слепляя Его мокрые волосы в гребешок.
─ Нет, до восемнадцати лет я был образцово-показательным мальчиком! – Встряхнул Он головой, орошая визжащую Светлану моросью, сорвавшейся с волос, шевельнул плечом, – А ну-ка слезай с меня, а то след в форме твоего тела останется!
─ Ну и пусть! – Вредно заявила Светлана, упираясь локтями Ему в лопатки. – Зато все видеть будут, что у тебя я есть. Вот приедет Жанна, а у тебя на спине я...
─ Спину мою Жанна больше не увидит. – Отрезал Он, перехватил шутливо сопротивляющуюся Светлану поперек тела и, перетащив со спины, зажал под собой. – Разве что, если встретит нас с тобою на пляже.
Темно-серые глаза, отражающие бегущие по небу облака, смотрели на Него в нескрываемом восторге. Не сдержав порыва, Он стиснул коленями её бедра и впился в губы с жадностью голодного зверя. Лишь чудом пришел в себя, выпустил томно выдохнувшую Светлану из крепкой хватки, спросил тихо:
─ Мы же всё лето будем ездить на море?
Свет в серых глазах померк, отражения облаков спрятались в густой сеточке ресниц, Светлана обратила лицо в сторону моря, произнесла задумчиво:
─ Не хочу думать о будущем... Не желаю знать, что будет завтра, через час, в следующую секунду... Я всю жизнь просчитываю ходы... следую правилам... Не хочу...
Глаза вновь распахнулись Ему навстречу, руки обвили шею, пальцы нырнули в волосы, губы приоткрылись, с охотой принимая Его поцелуй.
─ Хочу... – Прошептала Светлана, прижимаясь к Нему теснее, – Этот день, это море, этих чаек... Хочу чувствовать этот ветер и слышать эти волны... Ощущать теплоту песка... Твои руки... Не хочу знать, что ждет меня завтра – хочу жить одним мгновением.
Под шелест прибоя Они тонули в ласках друг друга, впрочем, не позволяя себе зайти слишком далеко. Солнце кренилось к западу, сменился ветер, стихли приуставшие чайки. Они сидели на пляже, завернувшись в одно покрывало, ожидая пока раскаленный шар солнца утонет в бурлящих волнах. В Его сердце разливалась нега, тепло, счастье и... Наверное, Он умел любить. Ему хотелось в это верить.
Глава 40.
Ее откровения у моря
Солнце клонилось и клонилось к западу, и по бархатным волнам моря скользило отражение алого заката – алого, как кровь, алого, как мак, и отблески этого жара сверкали в его черных глазах, в которые с упоением всматривалась Она, положив голову на руки, а руки Константину на грудь. На его губах задумчиво и нежно играла усмешка, в которую Она, не долго думая, его поцеловала. И вдруг оказалась уже не на нем, а под ним, смеясь ему в плечо и подставляя тоненькую шейку под горячие поцелуи. Когда же они успокоились, Она замерла, глядя на расплывающееся пятно крови... то есть заката, что лениво полз по воде все ближе и ближе к берегу. Тонкие губы на секунду искривились в полуулыбке-полугримасе, и по бледной щеке тут же проехались чуткие пальцы Константина:
─ О чем ты задумалась?
Она потерлась щекой о его руку и пожала плечами:
─ Да обо всем... и ни о чем.
Черные глаза требовали продолжения, опущенные уголки губ тоже, а внезапно замершая рука просто-таки кричала о продолжении! И Она не смогла им отказать. Умирающее солнце притягивало к себе внимание, и Она вперила в него взгляд, щуря потемневшие глаза:
─ Знаешь... Иногда я сравниваю себя с этим солнцем. Оно светит целый день, дарит свои лучи, тратит силы... Но наступает ночь, и оно медленно тонет в безразличных водах...
Какая-то странная горькая ухмылка прорезала Ее рот, когда Она продолжила:
─ Выходит, что оно светит зря. Вот и я... Кручусь, добиваюсь чего-то, выполняю свои обязательства, но... Я сама не знаю, зачем. Я никогда не думала о том, чего мне хочется... Хо-че-тся... Тебе знакомо это слово, Константин?
Она не ждала ответа, но выражение его глаз ясно говорило о том, что он бы сказал, и Она продолжила -поспешно, чтобы хватило смелости на тот разговор, который Она боялась заводить даже с самой собой:
─ И я его не знаю... Я все время жила по правилам. Причем... Сама эти правила придумала. Мне казалось, что так будет легче жить. Что так нужно жить... Понимаешь?
Сбивчиво и совсем непонятно закончила Она и, не дожидаясь его реплики, выпалила:
─ А оказывается, в стремлении сделать свою жизнь легче, я делала ее еще сложнее... И с каждым годом всё сложнее и сложнее... Знаешь...
Она опустила голову, отчего черные кудряшки занавесили Её лицо, оставляя на виду только покрасневшие губы, из которых доносились отрывистые, чуть глуховатые речи:
─ Моя жизнь так скучна, Константин... И самое ужасное, что я слишком привыкла к этой скуке.
Порывисто поднявшись с песка и покачнувшись от слабости в ногах, Она всмотрелась в практически догоревшее небо, в котором бились в агонии темно-багровые перья умершего заката, и улыбнулась одними кончиками губ:
─ А еще... А еще, Константин...
Она резко обернулась, глядя на лежащего мужчину, который напряженно и внимательно смотрел Ей в глаза, цвет которых был почти скрыт из-за расширенных зрачков. Она обхватила себя руками за талию и прошептала:
─ Еще я так всего боюсь... Боялась! Я боялась любви, я боялась смерти, я боялась боли, я боялась доверия, я боялась... Я боялась самого страха!
Горькая усмешка исказила Ее рот:
─ Вот только страх одиночества мне незнаком. Как и страх перед грозой.
─ В этом вот я не сомневаюсь, мой Мышонок.
Она улыбнулась ему мельком и так светло, что и Ей самой стало легче. А еще лучше стало, когда ноги подогнулись, И она опустилась на колени в песок, запуская пальцы в мягкую топь, перебирая песчинки и прикрывая глаза:
─ Но теперь я ничего не боюсь. Я такая... такая... до глупости храбрая!
Ее смех, как серебряный колокольчик, влился в монотонный танец волн и в крики чаек. Наклонившись и подавшись к Константину поближе, Она распахнула глаза, выдохнув ему прямо в лицо:
─ Я как будто только вчера родилась, Константин.
Ее горячие сухие губы коснулись его податливых и мягких, и Она улыбнулась, на секунду отстраняясь и лукаво склоняя голову к плечу:
─ И я до ужаса хочу жить... Хочу жить, и хочу чтобы ты тоже жил...
Вот тут, кажется, Константин не выдержал – пробежался пальцами по Ее щеке, отвел за ушко непокорные локоны, приподнялся, тревожа дыханием Ее щеку, прошептал:
─ Моя Мышка... Спасибо.
В ответ он получил донельзя изумленный взгляд:
─ За что?
─ За доверие.
Последовал долгожданный поцелуй, на который Она ответила с неожиданным для себя пылом, лаская его губы в какой-то исступленной радости, запуская холодные пальцы в его спутанную шевелюру, обвивая ногами его изгибающееся тело. В конце концов, Они напоролись на камень, забыв обо всем в объятиях и поцелуях. С тихим охом подпрыгнула Она, потирая ушибленную спину, с обеспокоенным выражением лица подскочил он... Но вскоре Они уже смеялись, обсуждая их недавнюю поездку на другое, чужое им море, которая, впрочем, закончилась очень даже ничего! Правда, когда Константин поддевал Ее, напоминая утреннее пробуждение, и с напускной скорбью потирал плечо, по которому Она якобы "врезала ногой как заправский кикбоксер!", и грустно вздыхал, смотря на Нее глазами побитой собаки, Она смущенно краснела и все порывалась устроить плечу массаж. Константин не очень-то сопротивлялся, и вскоре Она, озабоченная его состоянием, сосредоточенно мяла его спину, высунув от усердия язычок.
Ночь все больше вступала в свои владения, и внезапно Ей пришла в голову сумасбродная идея:
─ Константин... Пойдем купаться?
Он вначале удивился такому предложению, но с радостью последовал за семенящей к воде Ею... И вскоре, когда Она, испуганно пискнув, едва-едва дотянулась носочками до дна, ему пришлось поддерживать Ее и успокаивать, что здесь Она просто не сможет утонуть. Но Она продолжала возмущаться и уверять его, что сейчас захлебнется. В подтверждение своих слов Она набрала в рот побольше воздуху и скрепя сердце нырнула... Поцелуй под водой оказался с привкусом водорослей и едкой соли, но от этого не утратил своей сладости.
Глава 41.
Метания Его души
День начался под противное мяуканье проголодавшейся за ночь Усатой. Этот трескуче-звонкий голосок давно заменил Ему будильник, в котором Он, впрочем, никогда не нуждался – всю жизнь, сколько себя помнил, просыпался самостоятельно и до отвращения рано. Только один раз Ему чудом удалось проспать до восьми. Вспомнив о том утре, Он, не открывая глаз, откинул руку на соседнюю подушку, спросонья наивно полагая обнаружить там мягкие пряди черных волос, но рука растерянно брякнулась в пустоту, свесившись с края кровати. Светланы рядом не было, да и не могло быть, ведь вчера поздним вечером Он отвез девочку домой, где её дожидалась рыжая пройдоха Олеся. Отвез потому, что Светлана наотрез отказалась ехать к Нему, сперва, конечно же, помявшись и поюлив, сочиняя нелепые отговорки. Он решил не настаивать, понимая, что ставшая до безумия храброй девочка эта все равно боится. Боится того, чего хочет, чего хотят они оба. Страх этот был естественным и вполне заслуживающим уважения. Поэтому, как бы Ему ни хотелось проснуться сегодня подле своей Мышки, перечить в выборе Он Светлане не стал – покорно передал её в руки напряженно хмурящей бровки Олесе, не забыв подколоть болтушку на счет излишней доброжелательности.
В офис Он подъехал позже обычного – на утро была назначена встреча в банке, о чем Он и сообщил Светлане, когда та, не дождавшись Его к восьми часам, позвонила на мобильный и, услышав приветливое: "Утро доброе, Мышонок!", вздохнула с таким облегчением, словно уже успела Его мысленно похоронить и вот вновь увидала живым. Наверное, потому она встречала Его прямо в холле на первом этаже, стоя с большим стаканчиком кофе возле стойки охранника. Подойдя вплотную, Он ласково приобнял девочку за талию, все еще опасаясь целовать в многолюдном месте, скосил взгляд на картонный стакан в её руках, усмехнулся:
─ Не стоит вживаться в роль секретарши настолько, Мышка, чтобы кофе мне в кафетерии покупать! Ты же знаешь, какой я вредный в отношении таких дел...
─ Вот еще! – Возмутилась Светлана, протягивая Ему стакан. – Буду я тебя той отравой поить... Нет уж, этот кофе я сама сварила и в термосе принесла. Черный без сахара и сливок, натуральная отдушка "Французский ликер"!
Перед такой заботой Он устоять уже никак не мог, потому быстренько уволок Светлану в пустой лифт и благодарил её вплоть до двадцать пятого этажа, радуясь, что в такой час лифтом никто не пользуется и можно ехать без остановок. Поднявшись в офис, Он вновь нацепил на себя личину грозного начальника, быстренько проверил состояние текущих сделок, велел Светлане отменить две назначенные на завтра встречи, ибо только к трем часам собирался подъехать завтра на работу – вечером уезжал из города по делам. Чмокнув Светлану в погрустневшие глаза, Он заверил девочку, что тоже будет скучать, и уединился у себя в кабинете.
Работать не получалось, в голову лезли непрошенные мысли. Вспомнились слова Олеси, смешались странным образом со вчерашними откровениями Светланы, превратились из обрывков фраз в полноценную картину, напугавшую вдруг своей четкостью и нагромождением красок и форм. Он выдохнул шумно, понимая, что жизнь Его преобразилась не меньше, чем жизнь Светланы, утратила былой порядок, сбилась с привычного ритма.
Ему и раньше удавалось разглядеть эти перемены – то и дело Он улавливал в себе какие-то странные отголоски неведомых доселе эмоций, порывов, интересов... Он смотрел на жизнь другими глазами и видел её, разумеется, совсем иной. И то, что Он видел... Да, оно Его радовало, грело, изумляло и восхищало, но... Вместе с тем увиденное Его пугало, тревожило, заставляло судорожно передергивать плечами, озираться по сторонам. Новая жизнь была неизученным и полным подводных камней пространством. Привыкший все и всегда решать на ходу и улавливать налету, Он вдруг стал излишне много думать, рассуждать, просчитывать и выверять. Он стал сомневаться в своих силах, своих поступках. То, что Он раньше делал и говорил, не задумываясь, теперь могло занимать Его мысли часами... Пред Ним стали один за другим проявляться десятки вариантов развития событий, хотя раньше Он видел перед собой только одну единственную точку – долгожданную цель, и рвался к ней, наплевав на всё и вся. А сейчас... Сейчас Ему вдруг открылись препятствия на пути к цели, Он внезапно понял, что точка впереди не одна, и даже не одна сотня их там! И пути к этим целям спутаны и свиты в непролазные комья и клубки...
Он все никак не мог понять, что же это за изменения такие, из-за чего вдруг Он потерял былую уверенность и обзавелся привычкой задумываться над поступками? И вот вчера вечером, когда, сидя на песке, залитом кровавым отблеском заката, Он слушал дрожащий, но все же полный уверенности и веры в Него голосок Светланы, решившейся открыть пред Ним свою душу, как сделал когда-то Он сам... Да, именно в этот миг и открылось Ему вдруг то простое, но заставившее содрогнуться слово, которым объяснялись произошедшие в Нем перемены. Ответственность. Обязательство держать ответ за каждое слово и каждый поступок, которые Он порождает на свет. Решимость платить за все содеянное собственной кровью.
Прикрыв полные мрачных теней глаза, Он опустил крышку ноутбука, понимая, что сегодня уж точно не сможет выйти на охоту, красться по кровавому следу издыхающей "жертвы", рвать её, и без того обессилившую и готовую к смерти. Не сможет... Потому что душа Его, неведомым образом выбравшаяся из тайника в холодном, размеренно стучащем сердце, сейчас сидела рядом с Ним, пристроившись на подлокотнике кожаного кресла, и укоризненным взглядом сверлила Ему затылок. Под тяжестью этого взгляда голова сама собой упала на сложенные на столе руки, опустились широкие плечи, прогнулась извечно прямая и гордая спина, дрогнули сильные колени, сжалось полное уверенности в своей правоте сердце, вырвался из легких протяжный тоскливый вздох.
Что же Он творит-то, а? Чем думает? Куда смотрит? Светочка-Света, запуганный, дрожащий, маленький и милый зверек... Мышонок. Серый крошечный мышонок на Его развернутой ладони – доверчивые глазки, настороженные ушки, любопытный носик, ниточки-усики, робко, но безостановочно изучающие ладонь, куда занесла коварная судьба. Одно неловкое движение – и мышонок полетит на жесткую землю... Один неудачный захват – и тонкие косточки хрупнут под сильными пальцами... Что же делать теперь Ему, приручившему дикого зверька, приманившему пугливую лань, поймавшему певчую пташку, что же делать?
Её мир – ночной звенящий пением кузнечиков Парк, где стражи сосны несут вечный караул, где одурманивающе-томно пахнет цветущий жасмин, где властвует господин дождь, вальяжно прохаживаясь по тонущим в зелени владениям своим. Мир-сказка, мир-покой, мир-одиночество... Самый спокойный и восхитительный мир, какой когда-либо рождался в человеческом сознании. Она живет там сколько себя помнит, ей известны все тропки и дорожки, холмики и канавки, ручейки и озерца, каждое деревце и каждый цветок. Она смеется вместе с радугой и поет под шелест дождя, она смотрит в лунную ночь, точно в ясный солнечный день, и видит во тьме так же четко, как другие видят при свете. И в мире этом она – королева, яркая бабочка в море цветов, не запуганная девочка-мышка, а грациозная девушка с повадками дикой кошки. Это её мир, и ей там самое место. А Он...
Откуда-то взялся в руках каучуковый прыгунчик, резво вырвался из дернувшейся руки, ударил в пол и в стену, вернулся обратно в плен длинный нервных пальцев. Дробные удары эхом отдавались в больной голове, но мыслей не глушили, как Он ни старался.
Он тянет её к себе, влечет и манит, соблазняет и затуманивает ей рассудок... Ловит бабочку грубыми ладонями, мнет крылья, ломает жизнь... Зачем? Что делать сказочной Светлане в Его мире лжи и разврата? Как ей прожить здесь, сохранив радужный кристаллик души незамутненным и цельным? Она идет к Нему, бежит, оступаясь и падая, несется в Его распахнутые объятия, надеясь встретить там тепло и счастья, но... Кроме того, там ждет её Его излишняя скрытность, неумение контролировать эмоции, Его депрессивные ночи и постоянный бег ото всех и вся. Когда-то давно мир Его вспорол Ему брюхо и раскурочил грудь, вырвав оттуда всё, что делало Его человеком, оставив только перепуганную душу, предпочетшую забиться в дальний угол и сберечь себя от натиска жестокой жизни. Он хладнокровная тварь, которую заводит азарт охоты. Он жестокий хищник с голодным взглядом. Он... не умеет любить. Не должен уметь. Не имеет права. Ничего хорошего из этого не выйдет. Они живут по разные стороны тоненькой грани, переступать за которую ни тому, ни другому недозволенно. Но...
Дверь чуть дрогнула от слабого стука и тут же отворилась, впуская счастливо улыбающуюся Светлану с кипой документов в руках. Заметив мечущуюся от Его руки к стене и обратно черную тень, девочка замерла на пороге, спросила дрогнувшим голосом:
─ Что случилось, Константин?
─ Не хочу знать, что будет завтра. – Ответил Он, переводя на неё взгляд черных глаз, в которых из-за солнечного света, заглянувшего в них под углом, вдруг обнаружились точечки суженых зрачков. – Хочу жить в одном мгновении с тобой.
Дверь тихонько хлопнула у Светланы за спиной, нежные руки опустились к Нему на плечи, скользнули по спине, приближая улыбающиеся личико к самым Его глазам, мягкие губы коснулись пролегшей на высоком лбу морщинки, разглаживая её и одновременно заставляя ноющее сердце забиться яростнее и ретивее.
─ Не думай о завтрашнем дне. – Разрешила она милосердно, притягивая Его голову к своей груди, запуская пальцы в густые волосы.
В нос ринулся её сладкий и волнующий запах, все тело изогнулось к ней навстречу – Он обхватил Светлану за талию, притягивая к себе и зажимая между колен. Это она может обо всем забыть, расслабиться и довериться Его рукам, отдаться Ему на милость, покориться, вручить Ему свою жизнь. Она может, а Он... Он должен сохранять трезвость ума, Он обязан просчитывать ходы и анализировать варианты, Он... в ответственности, Он отвечает за все своей дурной головой...
Но Он ничего не мог с собою поделать – Его разрывало то неведомое никогда чувство, что Он для удобства себе самому назвал любовью. И любовь эта была истинной радостью. А еще она была настоящим безумием.
Глава 42.
Ее невыносимая беспомощность
Она кинула взгляд на часы и потерла виски. Только что кончился обеденный перерыв, но в Ее оскорбленном желудке обижено заурчало. Ибо сегодня в Нее не лезли ни горячий шоколад, ни приятно пахнущие булочки с корицей, ни даже любимое Ею клубничное мороженое. Опять перед глазами встал прыгающий мячик, яростно отбиваемый его напряженной рукой. Константин уехал вчера вечером, и Она опять чувствовала себя беспомощной и опустошенной. Еще эта вчерашняя сцена...
Он, конечно, выкрутился, улыбнулся, мгновенно сводя Ее с темы, и Она мигом уговорила себя забыть это, болтая с ним о новом проекте и о вчерашнем море. Но сегодня, когда перед Ее глазами лежали закрытые папки и хрипел от натуги процессор компьютера, Она вспомнила ту сцену в его кабинете и всё крутила и крутила её в голове. Нет, взгляд Ее Константина по-прежнему оставался нежен... Но почему же в нем читалось такое отчаянье? Еще отчетливей стали видны круги под черными глазами...
Она обеспокоено поерзала на стуле и прижала к губам костяшки пальцев. Задумчивый взгляд проехался по потолку, и Ее голову посетила крамольная мысль: "А что если он... Если он тоже, как я, понимает что мы... Что мы не можем быть вместе... Что мы слишком разные?". Шариковая ручка запрыгала у Нее в руке, чиркая по лакированной поверхности стола. "Неужели он мог так думать?.." – взволновано размышляла Она, прикусывая губу и вздыхая. Конечно, у Нее самой получилось смириться с тем, что все кончится. Получилось смириться и суметь наслаждаться каждым мгновением... Но сможет ли он? Ведь он наверняка уверен, что Она ни о чем подобном не думает... Не стоит ли с ним поговорить?
В голове Ее завертелись разные мысли, твердящие каждая о своем, и Она испуганно тряхнула головой, прогоняя их. Не время думать об этом... Если Ее подозрения подтвердятся, Она спросит у него напрямую... И да-да, Она сможет! Потому что новая Мышка гораздо храбрее, чем прежняя! Ну... По крайней мере, когда рядом стоит Константин и угрожающе смотрит на предполагаемых обидчиков. Она даже улыбнулась неуверенно...
