Текст книги "Маскарад чувств"
Автор книги: Анна Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– Что же, – только спросил он, – больше тебе мой фрак не понадобиться? Я могу забрать его?
– Конечно, забери. Я надену что-нибудь другое, когда пойду к нему в следующий раз.
– Так будет и следующий раз? – неосторожно вскричал Николя, и она испуганно приложила палец к губам.
Оглянувшись на дверь, брат перешел на шепот:
– Значит, ты не оставляешь надежды?
Лиза уныло переспросила:
– Надежды на что?
– Но ведь ты сама говоришь, что он тебя не забыл! Помнится, еще вчера ты только об этом и мечтала. Аппетиты растут, а, сестренка?
– Оставь меня, Николя! – попросила она раздраженно. – Что ты меня мучаешь, в самом деле?
Он с обиженным видом пожал плечами:
– Да я всего лишь хотел проявить участие…
– Не нужно.
– Ну, раз не нужно!
Отвернувшись, брат пошел к двери, но Лиза не смогла вынести его поникшего вида. Она бросилась к нему и обхватила за шею:
– Ну прости, Николаша! Я просто сейчас сама не своя.
– Да уж я вижу…
– И так с трудом соображаю, так еще и голова болит, как нарочно!
– Ты очень бледная сегодня, – встревоженно предупредил он. – Как бы тетенька чего не заподозрила…
Лиза пожала плечами:
– У женщин вечно болит голова!
– Но ты-то никогда на это не жаловалась!
– Верно. Так, может, пора начать?
Они оба рассмеялись, и Лиза почувствовала, что ей стало легче. С ней ее любимый брат, и тягостное и беспросветное отступило.
«Лучше бы ее не было – этой любви!» – подумала она в сердцах. Но тут же, как наяву, увидела улыбающееся лицо Алексея Кузминского, его сильные руки, даже запах уловила. И едва не вскрикнула вслух: «Нет-нет! Пусть он будет в моей жизни! Пусть он будет всегда».
– Ладно, одевайся, Лизонька, – ласково сказал Николя и, как когда-то отец, погладил ее по голове. – А я отправлюсь, проверю в каком настроении нынче тетушка. Впрочем, в любом случае тебе придется показаться ей на глаза.
– Я и не собиралась прятаться! Она ведь ни о чем не догадывается.
– Дай-то Бог, – произнес Николя с сомнением. – Она ведь хитрая бестия… Это я сразу понял.
– Какой проницательный, вы подумайте! – отозвалась Лиза язвительно, хотя на душе у нее опять сделалось неспокойно.
Однако когда она вышла к завтраку, то нашла Аглаю Васильевну более оживленной и радостной, чем когда-либо. Светлое платье и по-новому уложенные волосы делали ее помолодевшей. И причина столь праздничного расположения духа выяснилась сразу же, тетушка была не в силах ее скрывать. Вся так и сияя, она торжественным тоном объявила:
– Сегодня мы приглашены к Донским на званый обед. Это большая честь для вас, если вы не понимаете.
– Да, тетушка, конечно, – отозвалась Лиза без восторга. – Мы очень признательны за приглашение.
А Николя, уже впившийся в кусок свежайшего белого хлеба с маслом, вдруг встрепенулся:
– А это будет большой обед? Туда многие приглашены?
«Свою Наташку Офросимову надеется увидеть! – догадалась Лиза и едва смогла скрыть улыбку. – Надо же, Николя влюбился!»
Аглая Васильевна посмотрела на него с недоумением:
– Ну, откуда же мне знать, голубчик? Думаю, что не мы одни. Но наша Лиза, несомненно, является главной гостьей.
Лиза с унылым видом постучала ложечкой по верхушке вареного яйца, стоявшего перед ней в расписной подставке. Ей вспомнились собственные ночные рассуждения о том, что лучше не желать невозможного, а выйти замуж за князя и на том успокоиться. Но днем все показалось Лизе еще более нелепым и отвратительным, чем ночью. Душой и телом принадлежать этому туберкулезному ипохондрику?! Да пусть бы был хоть сто раз больным, но, если бы она любила его, это не имело бы ровным счетом никакого значения! Окажись Кузминский болен, она ухаживала бы за ним с нежностью и заботой. Но заботиться о нелюбимом… Притворно выражать сочувствие? Ей опять вспомнился любимый Пушкин: «Вздыхать и думать про себя: когда же черт возьмет тебя!»
– С чего вы взяли, тетенька, что князь Донской проявляет ко мне интерес? – спросила она вяло.
– Да ведь очевидно, душа моя! – воскликнула Аглая Васильевна с возмущением. – Зачем бы он вчера приезжал к нам с визитом, если бы не имел интереса в нашем доме.
Лиза пожала плечами:
– Ну, не знаю… Может статься, ответный визит вежливости?
– Донским ни к чему наносить такие визиты, – отрезала тетя. – Ты что, боишься поверить своему счастью? Конечно, это неожиданно, ты ведь только начала выезжать в Петербурге, и такой неслыханный успех!
– Да какой успех?! – не выдержав, воскликнула Лиза. – О чем вы говорите, тетенька? Ведь Петр Владимирович не любит меня! Даже не взглянул при встрече… И я совсем не знаю его. Что он за человек? Каковы его интересы в жизни? Разве так заключаются браки?
С лица Аглаи Васильевны сошло оживление. Поджав и без того тонкие и почти бесцветные губы, она отозвалась весьма сухо:
– Именно так они и заключаются. Ты еще слишком молода, Лиза, чтобы понимать это. Нет ничего опаснее брака, заключенного по любви. Ваш отец, мой брат, женился как раз по любви, и что из этого вышло?
Лиза с братом удивленно переглянулись поверх чашек с чаем, и Николя спросил:
– А что вышло? Разве наша мать скончалась во время родов именно потому, что любила отца?
Тонкие брови тетушки резко сошлись у переносицы. Она пробормотала:
– Верно, верно… Это я неудачный пример привела. Но тем не менее в моих словах есть здравый смысл, дети мои! Вы поймете и оцените позднее, когда уже создадите собственные семьи. Безумные страсти только мешают семейной жизни, запомните это.
Лиза тоже нахмурилась:
– Странно слышать от вас, тетенька. Вы что же, никогда не любили дядюшку Андрея Александровича?
Непроизвольно оглянувшись, хотя дядя уже спозаранку уехал из дома, как им сообщила прислуга, Аглая Васильевна строго ответствовала:
– Мы с Андреем Александровичем большие друзья. А в браке это, поверьте, важнее, чем быть пылкими любовниками. Подобные низменные страсти преходящи, их незачем тащить в дом.
«У дядюшки есть любовница! – внезапно догадалась Лиза и замерла, пораженная этой мыслью. Чашка едва не выпала у нее из рук. – Боже мой, это ведь очевидно! Возможно, у него даже имеется вторая семья, я о таком читала… А что, если и детишки там есть? Боже мой! Как же тетушка переносит все это?»
И добрейший граф Стукалов сразу стал казаться ей чудовищем, ежедневно пожирающим изнутри душу собственной жены. То, как он, возвращаясь почти ночью, целовал ее наспех, потом шутил с племянниками и сбегал в свою комнату, теперь изобличало его неверность. Почти преступность.
«Вот почему тетенька сделалась таким сухарем, – подумала Лиза с болью за нее. – Он опустошил ей сердце, выжег его… Конечно, она и думать не желает ни о какой любви! Ведь для нее любовь, прежде всего, связана с изменой».
И Лиза постаралась придать голосу как можно больше мягкости, теперь тетушка виделась ей несчастной, обманутой женщиной.
– Наверное, вы правы, тетенька. Я подумаю над этим.
Николя уставился на нее с изумлением, но Лиза только сделала ему грозные глаза и отвела взгляд. Заметив, как они переглянулись, Аглая Васильевна обратила свое внимание на племянника:
– А что ты, Николя? Как тебе понравился Петербург?
От неожиданности он слегка растерялся:
– Петербург? Грандиозный город, тетенька! Здесь хочется стать степенным и думать о вечном.
Она рассмеялась его признанию. Потом поинтересовалась:
– Ну, о вечном мы все еще успеем подумать, я надеюсь. А какие у тебя планы относительно собственного будущего? Ближайшего.
– Планы? – опять переспросил Николя. – Не знаю, тетенька… Я хотел бы попробовать поступить в университет. Мне хочется изучать право.
– В самом деле? – вырвалось у Лизы. – Почему я об этом впервые слышу?
И тут она вспомнила, что старшего брата Наташи Офросимовой называли подающим большие надежды молодым адвокатом. «Ах, Николя! – Лиза наклонилась над чашкой, чтобы спрятать усмешку. – Каков хитрец! Он решительно намерен втереться в это семейство! Тогда уж лучше делал бы военную карьеру, как ее отец-генерал. Да нет, какой из Николя офицер!»
Эта неожиданно проявившаяся в нем целеустремленность даже заставила Лизу испытать укол ревности, ведь брат всегда принадлежал только ей. Но она подавляла это чувство: «Да ведь я сама все уши ему прожужжала про Кузминского! И, может, тоже вызывала у него досаду. Мы всегда были с Николя одним целым, а теперь начинаем разделяться на два самостоятельных существа. Это немножко больно…»
– Похвальное намерение, – одобрительно отозвалась Аглая Васильевна. – Если ты станешь хорошим юристом, то будешь пользоваться большим уважением. Сейчас так много проходит судебных процессов! Уж не знаю, отчего люди никак не могут решить свои дела промеж собой, не привлекая судей…
«Они с дядей решили свои дела таким образом, что каждый живет отдельной жизнью, – подумала Лиза с состраданием. – Наверное, им и в голову не приходило, что можно развестись и дать друг другу полную свободу. Хотя, возможно, им она и не нужна… Столько имущественных вопросов возникает!»
– Тебе, Николя, нужно будет начинать готовиться к экзаменам, как только ты освоишься в Петербурге. В первые недели, конечно, будет много визитов и приглашений, но постепенно все войдет в свою колею, и ты сможешь спокойно заняться изучением наук.
Это прозвучало так высокопарно, что Лизе сделалось смешно. Очевидно, сама тетушка никогда никакие науки не изучала.
– А пока, – продолжила Аглая Васильевна, – вам необходимо привести себя в порядок, чтобы на обеде у Донских вы могли произвести впечатление. Лиза, я отвезу тебя к своему парикмахеру. Я хочу, чтобы он уложил твои волосы по-гречески, так сейчас носят на балах.
– Но ведь это не бал! – попыталась воспротивиться Лиза.
Ей не хотелось, чтобы Донские подумали, будто она придает какое-то чрезмерное значение их приглашению. Тетя же, напротив, желала произвести на них именно такое впечатление.
– Этот обед очень важен, – произнесла Аглая Васильевна наставительно. – И необходимо показать, что ты понимаешь эту важность. Иначе княгиня Мария Николаевна может счесть тебя неблагодарной.
Лиза тяжело вздохнула: «Я еще должна быть благодарна, что они воспринимают меня только как здоровую продолжательницу рода Донских? Зачем мне все это? Не хочу я никакого обеда, никакого парикмахера… Все равно ни за что не пойду за князя замуж! Мне бы побежать сейчас к театру да повидать Алексея. В глаза ему посмотреть – счастлив ли после ночи с Зинаидой? Ах, боже мой, как я могу так спокойно думать об этом?!»
На самом деле в душе ее все так и вскипало жаром, когда она представляла Кузминского в постели с Зинаидой. Лиза плохо представляла некоторые подробности, но жизнь на природе позволила ей с раннего возраста узнать все о зачатии потомства животными.
* * *
Семейство генерала Офросимова тоже пригласили на обед к Донским, и Николя, увидев Натали, так и засветился от счастья. Письмо, которое он все же сумел дописать, лежало у него во внутреннем кармане, и Николя постоянно думал о том, как бы его передать. Следовало попросить Лизу, ей удалось бы сделать это, не вызвав никаких подозрений, но вовремя он не догадался, а теперь их с сестрой посадили на разные концы стола, сверкавшего хрусталем и столовым серебром.
– Вы еще дома успеете надоесть друг другу, – с улыбкой заметила Мария Николаевна. – Так что, голубчик мой, я заберу у тебя сестру на время. И вообще, тебе пора привыкать обходиться без ее общества. Хотя близнецам это трудновато…
Но Николя ничуть не переживал оттого, что у него забрали Лизу, потому что усадили его как раз напротив Наташи Офросимовой. Возблагодарив Господа за возможность любоваться ею весь обед, он для начала скоромно потупился. А когда поднял ресницы, то встретил лукавый Наташин взгляд. Она быстро отвела глаза и сделала вид, что разглядывает один из небольших изящных букетиков, которыми был украшен стол. Но сердце Николя уже радостно затрепетало: «Натали заметила меня!»
Ему даже не приходило в голову, насколько он хорош со своими правильными чертами и застенчивым румянцем, как женщине любого возраста хочется утонуть в серой глубине его глаз. Он думал только о том, как прекрасна эта девушка, рядом с которой меркнут не только настольные букеты, но и все цветы на свете. Лицо Натали так и сияло в светлой дымке кудрей, смотреть на него можно было бесконечно. А она, верно, и не догадывалась, как бархатна ее кожа, как нежно звучит низкий голос, как обворожительна ее улыбка.
Натали больше разговаривала с другими соседями, но юноша был даже рад, потому что мог наблюдать за ней, запоминая каждое движение глаз, рук, губ. Если бы она обратилась к нему, Николя, пожалуй, смутился и ляпнул бы какую-нибудь невообразимую глупость, и тогда долгожданная встреча была бы непоправимо испорчена.
Княгиня Донская между тем завела разговор о нашумевшей статье графа Толстого, который выступал против существующей системы образования.
– Подумайте только, – проговорила она с ироничной усмешкой, – граф утверждает, что университет готовит не таких людей, каких нужно человечеству, а каких нужно испорченному обществу. Я цитирую дословно.
– Оригинальное мнение! – отозвалась Аглая Васильевна.
Князь Петр Владимирович желчно заметил:
– Не так уж оригинальничает этот ваш граф, когда называет людей университетского образования больными либералами.
Княгиня Стукалова оповестила всех:
– Наш Николя собирается поступать в университет.
«Кто тебя за язык тянул?! – Николя метнул на тетушку гневный взгляд и опустил глаза. – Теперь этот отвратительный князь начнет смеяться надо мной!»
Но, будто почувствовав недовольство племянника, Аглая Владимировна сменила тему разговора и громко спросила, заставив Лизу вздрогнуть и прислушаться:
– А что, Петр Владимирович, театральная премьера, на которую вы спешили вчера? Понравилась ли вам постановка?
– Бездарна, как всегда, – отозвался князь равнодушно.
Лиза метнула в него ненавидящий взгляд.
– А тот актер, о котором говорит весь Петербург? – Вступила в разговор Лидия Сергеевна Офросимова. Как же его…
– Вы, верно, имеете в виду Алексея Кузминского? – внезапно оживившись, уточнил Донской. – Он действительно хорош! Не переигрывает, чем грешат многие его собратья. И, кажется, действительно понимает то, что играет. По-видимому, совсем не глуп. А красив так, что невольно возникает предположение, нет ли в нем благородной крови.
Изумленного Лизиного взгляда он не заметил. Графиня Донская неожиданно прервала сына:
– Внешняя смазливость, Петруша, еще не признак благородного происхождения.
Николя с тревогой посмотрел на сестру, взглядом умоляя Лизу удержаться и не бросаться на защиту Кузминского. И она поняла его, опустила голову, хотя нелегко было сдерживаться.
В этот момент Николя отвлек голос, в который он влюблялся все больше.
– Вообразите себе, – оживленно делилась Натали с соседкой, – мы веселились в саду Соколовских, как дети! Играли в жмурки, танцевали, пели. Даже катались с деревянной горы. Она у них такая большая! Вы никогда не забирались на нее?
Взглянув на унылую, лошадиную физиономию той, к которой обращалась Наташа, Николя подумал, что такая девица и в двенадцать лет не знала таких радостей. Вот они с Лизой вполне могли бы составить Натали компанию. Если бы только она пригласила их… Но разве обычный провинциал может быть интересен такой потрясающей девушке? В Натали уже сейчас чувствовалась будущая светская львица. И супруга ей, конечно, подберут с именем и положением… А он? И наследство, и какое бы то ни было занятие – еще в будущем. Разве станет Натали ждать его несколько лет? Да и с чего бы ей ждать? Она даже внимания на него не обращает.
Занятый собственными переживаниями, Николя почти забыл о сестре. Лишь перед тем, как подали кофе, он взглянул на Лизу, и поразился откровенным страданием, написанным на ее лице.
«Что это с ней? – встревожился Николя. – Неужели князь чем-нибудь обидел ее?»
Но сидевший по правую руку от нее Петр Владимирович, казалось, не замечал не только Лизу, но и вообще никого. Он сидел с отсутствующим видом, ничего не видя вокруг. Пристально вглядевшись в его нездорового цвета лицо с набрякшими веками, Николя вдруг вздрогнул, пронзенный страшной догадкой: «А не морфинист ли он?!» Но поскольку вживую он этих несчастных никогда не видел и только читал о пагубном пристрастии, распространившимся в столицах Европы, Николя не счел себя вправе утверждать что-либо. Однако закравшееся подозрение уже пустило щупальца в его душу, и теперь Николя больше смотрел на князя Донского, чем на сидевшую напротив Натали.
Мгновенно уловив это, Наташа Офросимова капризно надула губки:
– А месье Перфильеву, кажется, скучно в нашей компании.
Николя мгновенно очнулся:
– Что вы, мадемуазель! Никогда еще я не бывал в столь приятном обществе.
– Но вы совсем не участвуете в разговоре! – продолжала настаивать Натали.
Он учтиво улыбнулся:
– Я только боюсь показаться вам навязчивым.
Переглянувшись с соседкой, Наташа громко прыснула:
– Вы так хорошо воспитаны, месье Перфильев! Рядом с вами чувствуешь себя неотесанной крестьянкой…
Вконец смутившись, Николя пробормотал:
– Вы были бы самой очаровательно крестьянкой на свете! А среди них встречаются прехорошенькие…
– Ого! – У нее так и взлетели брови. – Да вы, месье Перфильев, большой знаток… простолюдинок?
– Если вы имеете в виду женщин, воспетых господином Некрасовым, то – да. Мы с сестрой играли в детстве с крестьянскими детьми, и, уверяю вас, никакой брезгливости не чувствовали.
«Господи, зачем же я с ней спорю?! – ужаснулся он про себя. – Ведь она возненавидит меня после этого!»
Их разговор уже начинал привлекать внимание. Даже князь Донской неожиданно проявил интерес.
– Так вы – либерал, Николя? Даром, что в университет собираетесь…
Не успел Николя сообразить, как лучше ответить, вдруг прозвучал сделавшийся звонким Лизин голос:
– Мы с братом не либералы! Точнее будет сказать, что мы вообще не определились еще в своих политических убеждениях. А отец наш был, скорее, аполитичен… Но мы знаем русский народ лучше многих из здесь присутствующих. И девушек в том числе… Это небольшая заслуга, ведь так было определено нашим местом рождения, не более того. А что касается простых крестьянок, они способны на самоотверженную любовь в гораздо большей степени, чем многие светские дамы! Они кормят детей грудью и обходятся без нянек, они ждут мужей с военной службы, они одновременно и работают на износ, и растят детей, и занимаются домом, и некоторым из них даже удается оставаться красавицами!
Тишина, воцарившаяся после этой тирады, прозвучала для Николя приговором: больше их сестрой не примут ни в одном приличном доме Петербурга. Скорее всего тетушка завтра же утром отправит их обратно в Тверскую губернию, и тогда – прощай, университет! Прощай, Натали…
Он не удержался и взглянул на нее с отчаянием. И, поймав скрытый от других призыв о помощи, Наташа Офросимова неожиданно для себя самой громко воскликнула:
– Как я согласна с вами, Лиза!
И, поняв, что попалась и теперь отступать некуда, Натали упрямо наклонила голову и горячо заговорила:
– Как мы несправедливы, когда судим о народе по пьяным мужикам, вываливающимся из трактиров! Николя справедливо вспомнил поэму господина Некрасова, вот кто сумел защитить честь простых русских женщин! Это ли не истинное рыцарство?
Речь была столь пылкой, что лицо Николя залилось краской. Его откровенное смущение неожиданно разрядило обстановку, умилив дам, которые тотчас нашли в милом юноше нечто байроновское, бунтарское. Посыпались реплики в его и Лизину защиту. Но Николя почти ничего не слышал. Он смотрел на Наташу которая тоже не отводила от него глаз, светящихся гордостью за себя саму.
– Вы заставили меня задуматься о том, что прежде даже не приходило мне в голову, – тихо проговорила Натали, чуть подавшись вперед.
Он тоже наклонился к столу так, чтобы оказаться поближе к ней:
– Спасибо, что встали на нашу сторону, Натали. Без вашего заступничества нас, пожалуй, растерзали бы.
Она улыбнулась так, что у него зашлось сердце:
– Рада, если мне удалось хоть чем-то вас порадовать!
– Вы шутите, Натали? Самой большой радостью для меня было увидеть вас сегодня. Здесь. Да еще так близко.
«Неужели я произношу эти слова? – подумалось ему отстранение – Как будто не со мной все это происходит… Это, наверное, сон… Самый прекрасный сон в моей жизни!»
Но все происходило наяву. И нежные щеки девушки зарделись тоже наяву. С несвойственной ей застенчивостью Натали отвела взгляд, потом снова посмотрела Николаю прямо в глаза. И он увидел: она была счастлива. Это его слова сделали ее счастливой.
И он внезапно понял, вернее, почувствовал всем своим существом, как одинока Наташа в семье, как замкнута и подчинена однажды выбранной роли легкомысленной, хорошенькой девочки. Она ни с кем не могла поделиться своими истинными мыслями и чувствами, боясь быть просто-напросто осмеянной. И неспроста! Ее отец, генерал Офросимов, громко захохотал над словами дочери о рыцарстве, и своих соседей заставил смеяться с ним вместе. А мать, маленькая, бесцветная женщина без возраста, только осуждающе покачала головой: дочь ведет себя неподобающе!
Дома Наташе наверняка еще предстоял неприятный разговор, но сейчас ей не было до этого дела. Ведь она смотрела в глаза человека, который все понимал о ней и чувствовал так же, как она. Наташа угадывала это, но каким образом объяснить не смогла бы. Просто в душе ее внезапно возникло чувство тайного, глубинного родства с Николаем Перфильевым, над которым она столь откровенно потешалась в начале обеда.
Как сомнамбулы, поглощенные внутренним разговором друг с другом, они вышли из-за стола, когда княгиня пригласила всех пить кофе. Быстро оглядев столовую, Николя увлек девушку в небольшую нишу, почти полностью укрытую от посторонних глаз тяжелой портьерой. Но когда они очутились в полумраке, его дыхание сбилось, и все слова, которые он собирался произнести, тоже сбились в комок, застрявший в горле. Тогда Наташа вдруг сама взяла его за руку.
– Николя, простите меня, что отпускала в ваш адрес разные колкости. Ужасно глупо!
Он со счастливой улыбкой помотал головой:
– Что вы, Натали! Я не держу на вас зла. Как можно обижаться на вас?
– Почему же нельзя? – спросила она шепотом.
– Потому что вы – самая прекрасная, самая очаровательная девушка на земле, – зашептал Николя, хмелея от своих слов.
Голова его кружилась, в ушах шумело, и он действительно плохо понимал, что делает. Иначе он ни за что не решился бы коснуться губами ее прелестных губ, которые сперва испуганно шевельнулись, а потом неожиданно раскрылись ему навстречу. Николя прильнул к ним так страстно, что Наташа чуть застонала. Возможно, его объятия были чересчур порывисты. Но скорее всего это был стон наслаждения, которого юная Натали еще не испытывала в своей жизни.
Николя первым пришел в себя, вспомнив, что в двух шагах от них, отделенные только портьерой расхаживают Наташины родители и его тетушка. Разжав руки, он чуть отступил от девушки и вытащил немного смявшийся конверт.
– Вот… Натали, это вам.
– Отчего бы вам не сказать: тебе? – прошептала она чуть слышно.
– Тебе! – повторил он. – Только тебе.
– Что это? – спросила Наташа, приняв конверт.
– Это письмо. Я писал его, еще не предполагая, что мы можем… хотя бы поговорить с тобой.
Она взглянула на него с обычным лукавством:
– Теперь ты уже не стал бы писать его?
– Теперь все усилилось тысячекратно! – горячо заверил он. – О Натали! Я просто с ума по тебе схожу!
Спрятав конверт на груди, Наташа серьезно заверила:
– Я прочитаю, когда никто не сможет мне помешать. И постараюсь ответить. Моя матушка следит за мной, как Цербер! Она лелеет мечту выдать меня за князя Донского.
Николя вздрогнул:
– Как?! И тебя тоже?
– А кого еще? – удивилась девушка.
– Наша тетушка грезит о свадьбе с моей сестрой. Но Лиза не хочет.
– Я тоже! Ты же видел этого слизняка! Всех достоинств – один княжеский титул.
Николя слегка сник:
– Для многих более, чем достаточно.
Только сейчас он заметил, как в нише пыльно и душно. Или это отчаяние снова схватило его за горло?
– Но не для меня, – ответила Наташа высокомерно. – Я никогда не выйду замуж по расчету. Достаточно насмотрелась на своих родителей, которые терпеть друг друга не могут! Они стараются даже не встречаться в доме. У каждого отдельный вход. Разве это супружеская жизнь?
С другой стороны портьеры к нише приблизились чьи-то шаги. Приглушенный голос Лизы произнес:
– Николя, вы здесь? Натали разыскивает ее маман.
Наташа прерывисто вздохнула:
– Ну вот! Я же говорила… Цербер идет по следу.
* * *
По дороге домой брат с сестрой молчали в присутствии тетушки, которая рассыпала дифирамбы дому Донских, вкусу хозяйки и сдержанному благородству Петра Владимировича.
– Ведь он имел право пристыдить тебя, Лиза, когда ты понесла ахинею насчет крестьян! А он и слова упрека не произнес, – говорила она восторженно.
Лиза чуть поморщилась:
– Разве князь уже имеет на меня какие-то права, чтобы стыдить или упрекать?
– Князь имеет право на что угодно, – наставительно проговорила Аглая Васильевна.
«Какая глупость! – Лиза не произнесла этого вслух, предпочтя спорить с тетушкой мысленно. – Он получил титул по наследству. Разве это делает его выше других людей в моральном отношении? Разве он более развит духовно, чем любой из нас? Или совершил какой-то неслыханный подвиг, который выделил его из общего ряда? Может, когда-то его предки действительно постояли за Отечество… Уж не Дмитрия ли Донского он потомок? Если так, то Петр Владимирович является далеко не лучшим представителем славного рода. Впрочем, как говаривала наша нянюшка, в семье не без урода!»
Эта внутренняя тирада, направленная против князя, привела Лизу в веселое расположение духа. И в дом она вбежала, напевая романс, который начала разучивать еще при отце.
Последовав вслед за Лизой в ее комнату, Николя спросил сестру:
– Почему ты сидела за столом с таким несчастным видом? Князь чем-то обидел тебя?
– Ах нет, нет! – заверила Лиза. – Просто я находилась между ним и его матушкой и вообразила себе, что уже вхожу в их семейство и теперь обречена до конца жизни видеть их рядом с собой. И такая тоска меня взяла! Ох, Николя… И как это люди живут без любви?
– Натали говорит, что у ее родителей тоже несчастливый брак, – заметил он.
У Лизы сразу вспыхнули глаза: – Расскажи мне скорее про Натали! Она – настоящая?
– О да! – горячо заверил Николя. – Она замечательная! Она все так тонко чувствует. И такая нежная…
Лиза прижала руки к щекам:
– Вы целовались?!
– Конечно, – улыбнулся брат со взрослой снисходительностью. Хотя накануне он еще и мечтать об этом не смел.
– О боже! – Сестра бросилась ему на шею. – Николя, как это чудесно! Значит, она ответила тебе любовью?
– Надеюсь, это любовь, – проговорил он с некоторой опаской.
– Да иначе и быть не могло! – заверила Лиза. – Ты ведь у меня самый лучший на свете! Как она могла не влюбиться в тебя?
Николя довольно улыбнулся:
– Неужели я самый лучший? А как же Кузминский?
Ее радость тут же померкла. Оставив брата, Лиза отошла к окну, за которым уже сгустились сумерки.
– Кузминский – это другое. Да ты ведь и сам понимаешь! Не станешь же ты сравнивать меня и Натали! У каждой из нас свое место в твоем сердце. Надеюсь, я своего еще не лишилась?
Она обернулась к нему с улыбкой, и Николя перевел дух. Он уж подумал было, что своим неосторожным вопросом опять погрузил душу сестры в тоску. Но сейчас он обнаружил в ее глазах решимость.
– Николя, я должна увидеться с ним снова, – проговорила Лиза почти сурово: – Сегодня за обедом я окончательно убедилась в том, что мне просто необходимо окончательно выяснить, каково отношение Алексея ко мне. К Лизе Перфильевой, а не к Андрею Зыкову, само собой. И уж если окажется, что он ни капли не любит меня… – Она опустила голову, потом снова вскинула ее. – Что ж, тогда я готова пойти замуж за князя.
– Да ты с ума сошла! – в ужасе воскликнул Николя.
– Почему же? Разве ты не понимаешь, что в этом случае мне будет все равно? Моя жизнь будет кончена. Так какая разница с кем провести ее остаток? Князь так князь… По крайней мере, моим детям достанется титул.
Он схватился за голову:
– Это же полный бред – то, что ты говоришь сейчас! Ты ведь никогда не гналась ни за богатством, ни за какими титулами!
– А я и сейчас не гонюсь за ними. Я же говорю о том случае, если моя жизнь все равно будет загублена.
– Да что значит – загублена? Тебе семнадцать лет! Ты еще двадцать раз влюбишься и захочешь выйти замуж по любви.
Лиза возмутилась:
– Как ты можешь говорить так?!
– Да ведь никто не ограничивается в жизни только одной любовью! Тем более если она несчастливая. Ты еще никого и не видела в Петербурге. Возможно, совсем рядом находится человек, который воспламенит твое сердце не хуже Кузминского. А ты уже продашь себя этому убогому князю… Ты же сама страдала сегодня, представляя себя его женой!
Помолчав, она согласилась, кусая губу:
– Это верно. Счастья мне с Петром Владимировичем не видать. Но я не верю и в то, что вообще смогу быть счастлива с кем-то, кроме Алексея.
Николя решительно сказал:
– Значит, так, отправляйся к нему сегодня же ночью. Другого выхода нет. А к Андрею Зыкову он, по твоим словам, очень расположен. Ему он должен раскрыть душу. Только не спрашивай его о Зинаиде Мичуриной, не раздражай его.
– А ты полагаешь, упоминание о ней может вызвать у Алексея только раздражение? – Радостно изумилась Лиза.
– Несомненно. Такие постыдные связи вспоминать не хочется. Мужчина может поддаться слабости, но не кичиться ею.
Сестра посмотрела на него с подозрением:
– Николя, а тебе откуда так хорошо известно о постыдных связях?
– Я только предполагаю, – заверил он.
– Смотри мне! – погрозила Лиза пальцем. – Не связывайся с дурными женщинами, еще подхватишь какую-нибудь болезнь. У тебя теперь есть Наташа, тебе о ней нужно думать.
Его губы так и расплылись в улыбке:
– У меня есть Наташа… Звучит, как сказка! Скажи мне, что это не сон.
– Это не сон, – пробормотала она уже озабоченно. – Что бы мне надеть сегодня? Пойдем проверим твой гардероб.
– Только не говори, что мне опять придется спать в твоей сорочке! – захныкал Николя. – Это так неудобно!
– Ничего, я же привыкла, – фыркнула Лиза. – Не велика жертва ради любимой сестры!
– Ну, ладно, ладно…
Прежде чем отправиться на поиски Кузминского, Лиза должна была выдержать ужин с тетушкой. Хотя обед у Донских был столь обильным, что вполне можно было обойтись и без вечернего чая. Но Аглая Васильевна отличалась особой строгостью и щепетильностью в соблюдении распорядка дня. А поскольку супруг ее пренебрегал им, она вовсю взялась за племянников. Они должны были присутствовать за столом во время всех трапез.
