Текст книги "Все девушки любят бриллианты"
Автор книги: Анна и Сергей Литвиновы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Пришлось замедлить шаг. Он прошел через холл, старательно пряча от портье свое разбитое лицо. Поймал такси. Поколебался, прежде чем назвать адрес. Часы безжалостно демонстрировали: пять минут десятого. В гостинице ее все равно уже нет.
«Чрево Парижа! Vite!»[11]11
Быстро! (франц.)
[Закрыть]
* * *
Окно номера выходило во двор. Один из бандитов тут же бросился задергивать шторы. Двое других рывком подскочили к ней. Ей со всего маху влепили сильнейшую пощечину. Потом вцепились в волосы и ударили еще раз. Татьяна успела пробормотать: «Не надо»… И потеряла сознание.
Пришла в себя она быстро – на нее выплеснули стакан ледяной воды.
– Слушай, детка! – сказал ей самый старший из бандитов. Глаза его горели нехорошим огнем… – Шутить с тобой я не буду. Еще одна выходка – пришью на месте!
Он сунул ей под нос пистолет. В носу защипало от запаха холодной стали.
– Ты поняла?
Она поспешно кивнула.
Он ударил ее еще раз – в живот: «Так поймешь лучше».
Сгибаясь от нестерпимой боли, Татьяна углядела – или ей это только показалось? – искру сочувствия в глазах одного из бандитов.
* * *
«Чрево Парижа» находится в самом центре города, на месте огромного рынка, описанного еще Эмилем Золя. Теперь рынок снесли, и на этом месте помещается – по традиции – огромный торговый центр. Днем здесь вполне цивильно – работают картинные галереи, куча магазинов и ресторанов. Ходит респектабельная публика. Но к вечеру магазины закрываются. Работает лишь пара ресторанчиков низкого пошиба. Однако двери в отделанные мрамором коридоры центра не закрывают. «Чрево Парижа» берет на откуп веселая парижская молодежь. Здесь собираются роллеры и гоняют по просторным коридорам, прыгают на своих коньках по перилам лестниц. Брейкеры под дикую музыку из магнитофонов и одобрительные крики демонстрируют по одному – по двое свое странное искусство. В сторонке сидят на корточках наркоманы, погруженные в «кайфовые» мечты.
Том с трудом пробивался сквозь толпу гудящих подростков. Ничего не скажешь, место выбрано неплохо! Любой человек – если он не одет в традиционную униформу (широкие штаны и футболку) – сразу бросается в глаза.
Где же здесь главная лестница?
* * *
Шеф службы безопасности постарался ничем не выдать своего удивления.
Мускулистые мужики с жесткими глазами в «Рице» иногда встречались – некоторые гости приезжали с охраной. Но охранники всегда держались обособленно. Их никогда не видели вместе с женщинами. Тем более с одной женщиной на четверых.
Эта девушка явно не их поля ягодка. Он припомнил – кажется, мадемуазель была вместе с американцем из номера 333. И при чем же тогда здесь эти четверо?
Он поспешно направился навстречу странной компании.
* * *
Главную лестницу оккупировали любители пива. На каждой ступеньке помещалась или воркующая парочка, или веселая компания. И все были при бутылках. Том внимательно рассматривал пивохлебов. В основном беспечная молодежь. Мальчики и девочки с крашенными в авангардные цвета волосами. Были среди них и люди постарше – мужчины лет за тридцать. Но эти настолько усердно пытались подцепить себе кого-нибудь из «молодняка», что явно не тянули на загадочного НЕГО.
На Тома никто не обращал внимания. Подумаешь, фингал под глазом и волосы с несмытой кровью! Здесь и не таких видали!
Часы показывали половину десятого. Том купил себе бутылку пива и устроился на единственной свободной ступеньке. Он решил подождать еще пятнадцать минут.
* * *
Мускулистая компания явно ускорила шаг. Один из мужчин не очень вежливо обхватил девушку за талию и буквально поволок ее за собой. Шеф службы охраны быстро огляделся – как назло, никого из подчиненных поблизости не было. А годами выработанное чутье подсказывало, что сейчас ему пригодилась бы их помощь…
Он нагнал «охранников» только у выхода из гостиницы. И обратился прямо к девушке: «У мадемуазель все в порядке?»
Она затравленно посмотрела на него и промолчала.
За нее на ломаном французском ответил один из мужчин:
– Она не понимает по-французски. А в чем дело?
Проигнорировав мужчину, он опять обратился к девушке – теперь по-английски:
– У вас действительно все в порядке?
Она поспешно кивнула.
Странная процессия села в первое же такси в ряду машин, стоявших у гостиницы.
Шеф службы охраны смотрел им вслед. И увидел: когда девушку довольно грубо заталкивали на заднее сиденье, ей в спину упирался пистолет.
Такси тронулось.
Он достал мобильный телефон и сообщил в полицию номер машины.
* * *
Теперь Том был одним из многих любителей пива. На него по-прежнему никто не обращал внимания. Ну сидит себе мужик, скучает с грустной физией – мало ли тут таких?
Том внимательно рассматривал всех вновь прибывающих. Три веселые девчонки. Грязный дедуля-клошар – пришел побираться. Парочка любопытствующих туристов… Неужели все впустую? Неужели он сейчас просто встанет и поедет в «Риц» – ни с чем?
Том понимал, что в отеле его ждут плохие новости…
Стоп-стоп, а кто вот этот мужчина? Держится как свой – джинсы, футболка, длинноватые волосы, перехваченные кожаным ремешком. Бутылка пива в руке. Но глаза тревожные. И возраст явно неподходящий для безалаберных посиделок на лестнице.
Том решительно встал ему навстречу.
* * *
Такси успело проехать от силы один квартал, когда Рустам рявкнул Мелешину:
– Тормози падлу!
– Зачем? – удивился тот.
– Заткни пасть! Тормози!
Мелешин пожал плечами и попросил водителя остановиться.
Они быстро пересели в другое такси.
Как только машина тронулась с места, Рустам шваркнул по плечу Мелешина:
– Зачем тебя только держат, ты, десантура гребаная! Ничего, что ли, не заметил? А ты, Рыжий?
Все молчали.
– Эх вы, детки! – покровительственно процедил Рустам. – Тот мужик из «Рица» сразу куда-то звонить начал. Не иначе как номер машины в полицию передавал!
Татьяна, которая тоже успела рассмотреть этот маневр шефа службы охраны, потерянно закрыла глаза. Теперь их никто не ищет. И даже загадочный ОН не будет знать, где она находится.
* * *
«Боже мой, неужели?» – молнией мелькнуло в голове у Тома.
Да нет, не может быть, это пиво играет нехорошие шутки. Пиво на голодный желудок да на разбитую голову.
Он решительно встал со своей ступеньки, оставив недопитую бутылку на лестнице – ее тут же подхватил дедок-клошар.
Что же ему сказать? На язык просились грубости: «Как ты смел втравить ее в это? О чем ты думал, старый хрыч?»
Он сдержался. Просто подошел вплотную и тихо проговорил:
– Татьяна в большой беде.
* * *
У двери номера 333 стоял полицейский. Игнорируя его вопрос, заданный по-французски, Том решительно открыл дверь. В лицо рванулся сквозняк. Он цепко, по-журналистски, осмотрел номер. Окно разбито. На полу вперемешку валяется его и Танина одежда. Ее распотрошенная косметичка. Раздавленный флакончик духов.
И новое синее платье, купленное вчера в Анган-ле-Бене. Оно зачем-то было разорвано пополам.
В комнате находились еще один полицейский и представительный мужчина в форменной куртке «Рица» со значком шефа службы охраны. Вид у них был более чем виноватый…
Том не стал дожидаться вопросов и сразу перешел в наступление:
– Хорошенькая у вас служба охраны! Что здесь случилось? Где девушка?
Шеф службы охраны опустил глаза и… бросился к бару, приготовить ему что-нибудь выпить. Как легко тут все у них, у этих лягушатников! Налил коктейль – и сразу подружились!
Том рявкнул:
– Не трудись, я не пью!
И решительно вышел прочь. Ему вслед что-то закричали, но он только ускорил шаг. Не стал дожидаться лифта и бегом спустился по лестнице.
* * *
Тане было тесно и душно. Слева наваливался парень, которому она тут же дала кличку «Столовка» – от него сильно несло чесноком и вчерашним супом. Справа ее прижимал еще более отвратительный тип – немытый и непричесанный. Настоящий бомж…
Чесночные, грязные – это еще полбеды! Больше всего Татьяну беспокоили их глаза. Глаза холодные и пустые, без малейшей искорки мысли, без крошечного оттенка жалости.
Единственный из бандитов, который показался ей более-менее симпатичным, похоже, не пользовался влиянием в этой компании. На него все время рявкал Старший, да и Столовка с Бомжом посмеивались. Его она назвала про себя Мышонком. Хотя по физическим данным Мышонок был, пожалуй, самым накачанным. Он выглядел скорее как Могучий Мышонок. Интересно, почему остальные бандиты его унижают? И не удастся ли этим воспользоваться?
За окном проносился пригород. Аккуратные домики с игрушечными черепичными крышами, прилизанные палисадники, теннисные корты.
Интересно, куда ее везут? И почему взяли сейчас, хотя ведут они ее уже больше недели. Татьяна могла поклясться, что видела уже на парижских улицах и Бомжа, и Столовку, и Могучего Мышонка.
– Что вам надо? – хрипло спросила Таня. Голос, как ни старалась она сохранять самообладание, дрогнул.
– Шоколада! – рявкнул один из бандитов, и все залились жеребячьим ржанием.
– Девочка, веди себя хорошо, и ты получишь сладкое, – сказал, полуобернувшись с переднего сиденья, человек восточного вида. Именно он у бандитов, определила Таня, был за главного. И он был страшнее всех. – Твоя мамочка разрешила нам тебя взять. И побаловаться.
Мама? Взять ее? Что за бред?
Какая ужасная, словно в дурном сне, поездка! Что за дикий диалог!
* * *
Том не мог обращаться к нему по имени. Его когда-то учили на спецкурсе по этике, что если ты называешь человека по имени, значит, ты его уважаешь. А как он мог его уважать? После того, что тот сделал с Татьяной? С его Татьяной?
ОН понуро стоял у входа в гостиницу «Риц». Швейцар подозрительно косился на тертые джинсы и длинные волосы под кожаным ремешком, но пока молчал. Том сказал как можно короче:
– В номере полный разгром. Ее нет. Полиция не в курсе.
ОН сказал с чувством превосходства:
– Я знаю, где ее искать.
– Ваш кулон не поможет. Я снял его с нее.
ЕГО как будто ударили по лицу. Он сразу постарел и стал еще более нелепо смотреться в своих молодежных джинсах…
– Зачем, ну зачем вы это сделали?
Казалось, что ОН сейчас его ударит. Том автоматически отступил на шаг. И попал в объятия полицейского, которого он только что видел в своем номере. На ломаном английском тот сказал:
– Прошу вас вернуться в гостиницу.
* * *
Маленький Жак считал себя самым счастливым парнем на свете. Во-первых, он жил в Марн-ла-Вилле. Это было лучшее место на земле с тех пор, как здесь построили Диснеевский парк. И с тех пор, как папа подарил ему на день рождения годовой абонемент. Теперь он мог в любое время сколько угодно кататься на любых аттракционах.
Во-вторых, у Жака были замечательные родители. Они были постоянно заняты своими важными взрослыми делами и совсем не докучали воспитанием. Ему разрешалось гулять аж до одиннадцати вечера.
Не ругали его и за рваную одежду, и за синяки, полученные в честных битвах с соседскими мальчишками. Папа, наоборот, хвалил его за то, что он маленький настоящий мужчина.
А с тех пор, как умерла старушка Мартин из соседнего дома, Жаку стало жить еще веселей. Дом у старушки был огромный, с галереями, переходами и огромным садом. Сначала мальчишки под руководством Жака совершали набеги за огромными яблоками и строили на территории мадам Мартин шалаши. Потом дом стал сдаваться в аренду – и Жаку стало жить еще интереснее. Каких только постояльцев он не повидал! Сюда приезжал известный старый артист – кажется, его звали Жерар – с двумя почти голыми тетями. Приезжал модный писатель – вместе с молодым дяденькой, у которого были накрашены глаза. Наведывались компании тетенек – Жак видел, что они творили в саду!
На чердаке своего дома Жак соорудил наблюдательный пункт. Дед подарил ему старенький бинокль, а бабуля отдала почти новый диван. Родители на чердак никогда не лазили – говорили: пусть у мальчика будет в доме своя тайна…
Сегодня Жак вернулся из Диснейленда только в восемь – после пяти головокружительных спусков на «космической пушке». Он нетерпеливо съел ужин, которым его накормила Ворчливая Жаклин, захватил бутылку пепси и отправился на свой чердак. После горок его слегка качало… Сейчас он развалится на своем диване и заодно посмотрит, не появились ли в доме новые постояльцы…
* * *
По мрачной длинной галерее Татьяну привели в огромную восьмиугольную комнату. С ней оставили Столовку и Бомжа.
Старший снизошел до объяснений:
– Я пошел звякать! Мелешин приготовит пожрать. А вы с девки глаз не спускайте. – Он направился к двери и уже выходя добавил: – Ручонки не распускать, ясно? Телка моя! – Он глумливо добавил: – Если мамзель, конечно, не возражает…
Татьяна промолчала. Она устроилась в глубоком продавленном кресле и постаралась посмотреть на Старшего гордо и независимо.
Тот уверенно встретил ее взгляд и добавил:
– Гоношись, гоношись… Люблю целочек!..
Татьяна отвернулась.
Столовка и Бомж сидели молча. От них нестерпимо воняло чесноком и несвежей одеждой. Она постаралась дышать ртом и глубоко задумалась. При чем здесь ее мама? И где сейчас Том?
* * *
На пороге дома мадам Мартин Жак увидел странного дядьку. Дядька прислонился к перилам и что-то горячо говорил по телефону. Какой странный мужик, какой-то с виду восточный… Араб, индус?
Жак отворил окно и постарался расслышать хоть слово. Нет, только неясный говор. Но говор не французский.
Мальчик отбросил недопитую бутылку пепси и навел свой бинокль на окна второго этажа. В этой комнате пусто… И в той никого…
Только в восьмиугольном зале он разглядел за незашторенными окнами двух мужчин и девушку. Девушка съежилась в огромном кресле. А два мужика как будто за ней следили! Один стоял ближе к окнам, другой – у двери.
Ух ты, что здесь сегодня происходит!
Жак со своего чердака не раз видел, как развлекаются веселые компании, в которых несколько мужчин и только одна тетя. Сначала они пьют и танцуют, а потом начинают демонстрировать такую гадость! Он, честно говоря, еще ни разу до конца не досмотрел – противно было. Но сейчас тут происходит что-то совсем странное…
Жак навел бинокль на девушку. Да она красотка! Голубые глаза, золотистые волосы! Как в сказке про Золушку. А мужики, что ее охраняют – а Жак почему-то не сомневался в том, что ее охраняют, – такие противные. У одного по всей щеке огромный шрам. Другой какой-то немытый, все время чешется…
И тут его осенило: да они же ее похитили!
Жак мгновенно вскочил с дивана…
* * *
Том не питал особых надежд на то, что полиция ему поможет. И ему очень не хотелось тратить драгоценное время на бесполезные разговоры. Но что было делать? Ажан был вежлив, но настойчиво повторил, что ему нужно задать несколько вопросов.
Они молча вернулись в разгромленный номер. Пока поднимались на лифте, Том мгновенно выстроил стратегию своих ответов. С русской девушкой Таней они познакомились случайно. Почувствовали взаимную симпатию. Оба не связаны супружескими узами – так что нет ничего удивительного в том, что они стали жить в одном номере. Знал ли он, что за ней следят? Скажем так, подозревал. Обратил пару раз внимание на подозрительных типов. Но Татьяну ни о чем не спрашивал… Им было хорошо вместе, и не хотелось портить отношения неуместными вопросами. Да потом, насчет слежки он мог и ошибаться. Кто же знал, что все кончится вот так…
Том решил: побольше претензий, почаще не оправдываться, но нападать! В конце концов, во всем виновата служба безопасности «Рица» – как они могли допустить, что людей похищают прямо из гостиницы? Скандал! Этот скандал для отеля – почище гибели принцессы Дианы! Да они землю должны рыть, чтобы замять его. Тем более он, уважаемые месье, американский журналист!
«Наступательная» стратегия сработала. Полицейский уважительно рассмотрел синий американский паспорт и солидную визитную карточку и не стал мучить Тома лишними вопросами. Если он и догадался, что Том знает больше, чем говорит, то виду не подал.
– А вы приняли какие-то меры? Попытались задержать похитителей? Или ваше невмешательство в частную жизнь распространяется до столь широких пределов, что вы не препятствуете похищению людей? – саркастически спросил Том.
В разговор вступил шеф службы охраны:
– Я запомнил номер такси, на котором они уехали. Сейчас мы проверяем, где эта машина. Ответ должен быть с минуты на минуту…
* * *
Жак мгновенно надел кроссовки. В голове мелькнуло: может, ему самому спасти Золушку? Позвать мальчишек и… Он взглянул на часы: стрелка застыла на половине двенадцатого. Ого как поздно! Его воспитанные приятели давно уже спят. Да и к нему сейчас припрется Ворчливая Жаклин и погонит его в постель.
Ну, спать его она не заставит, но вот из дома точно не выпустит. Надо срочно выбираться отсюда!
* * *
Он впервые за долгие годы не запер за собой дверь. Не разулся. И даже свет на первом этаже не включил. Пробежал в кабинет. Включил компьютер. Процессор приветливо загудел, а монитор остался темным. Он нетерпеливо нажал на клавишу перезагрузки – и ничего не изменилось. Его навороченный Pentium, купленный полгода назад за двадцать шесть тысяч долларов, не работал.
* * *
Полицейский долго говорил по телефону. Том силился хоть что-то понять в его французской скороговорке, но уловил только одно: с пресловутым такси какие-то проблемы.
Как только разговор завершился, он нетерпеливо спросил:
– Вы их упустили?
Полицейский секунду поколебался. Но все-таки ответил:
– Через квартал от отеля они пересели в другую машину.
Том бессильно опустился в кресло.
Шеф службы охраны осторожно прикоснулся к его плечу:
– Но таксист запомнил номер той, второй машины.
* * *
В телефонной будке Жак прокашлялся и набрал номер местной полиции – этот номер висел у них на кухне. Он изо всех сил старался говорить басом. Но получалось плохо. По крайней мере, полицейский сердито спросил: «Какие проблемы… мальчик?»
Черт, когда же у него начнется эта несчастная голосовая мутация? Когда он наконец начнет говорить если не басом, то хотя бы нормальным взрослым голосом? Своим дурацким дискантом Жак сбивчиво изложил подозрения насчет дома мадам Мартин.
Полицейский слушал его невнимательно. Шумно прихлебывал кофе. Отвечал на приветствия своих коллег. И в конце разговора равнодушно сказал: «Спасибо за сигнал. Мы его по возможности проверим».
Жак швырнул трубку так, что в телефонной будке жалобно зазвенели стекла.
* * *
Первой мыслью было мальчишеское – ударить монитор кулаком. Второй – проверить, есть ли свет. Эту мысль он тут же отогнал – что за чушь лезет в голову, ведь процессор-то работает! Он дрожащими руками плеснул себе добрых полстакана виски. Выпил залпом. Выпивка освежила. Он обошел стол и тщательно проверил контакты.
* * *
Дверь открылась без стука. Татьяна ожидала увидеть Старшего. Ожидала его похотливых взглядов и недвусмысленных намеков.
Она еле сдержала вздох облегчения, когда увидела Мышонка-Гиганта. В руках он держал поднос с длинными бутербродами на белом хлебе и стаканами минералки.
Он молча подал еду Столовке и Бомжу.
– Поставь, – кивнул первый.
Второй схватил длинный сандвич и принялся запихивать его в рот.
А Бомж не притронулся к еде и, когда Мелешин вышел, спросил соратника:
– Ну че, ты трофеи-то взял?
Первый отрицательно промычал с набитым ртом.
А Бомж достал из кармана своей куртешки Танин медальон.
* * *
Опять зазвонил телефон. Полицейский решительно снял трубку. Том раздраженно посмотрел на него – этот ажан хозяйничал тут как дома! Но в конце концов, это пока его номер, пусть и разгромленный бандитами!
В этот раз звонили все-таки Тому. Полицейский неохотно передал ему трубку.
Том услышал возбужденный голос и мгновенно его узнал:
– Через десять минут! На площади Бастилии! Все работает!
* * *
– Жрете, засранцы? – ласково поинтересовался Рустам.
– Да разве это жратва?! – возмущенно прочавкал Бомж.
– Мелешин хреново готовит! – подтвердил Столовка.
Татьяна промолчала. Ей бутерброд понравился. Хлеб свежий, ветчина свежая, салат вполне зеленый – чего же еще надо? Зачем они все время придираются к Мышонку?
– Приезжает Хозяин, – сообщил Рустам. – Я еду в аэропорт. Беру с собой Мелешина. Буду через два часа. Мне повторить указания? Или сами знаете?
Столовка поспешно ответил:
– С бабы глаз не спускать! Руками не трогать!
– Умница! – пренебрежительно откликнулся Рустам и вышел.
Они с Мелешиным поспешно направились к центральной улице – в их переулке такси было не сыскать. За ними по пятам крался почти невидимый в темноте двенадцатилетний мальчик.
* * *
Том не сразу узнал ЕГО. Исчезли потертые джинсы и безразмерная футболка. Даже длинные волосы заменила аккуратная короткая стрижка. Теперь он смотрелся вполне респектабельным человеком. Вполне респектабельной сволочью.
Но что оставалось делать? Сейчас именно в его руках был ключ к разгадке. Том ни секунды не колебался, когда садился на пассажирское сиденье черного «Пежо-406». И так же уверенно взял пистолет, который протянул ему ОН.
За 21 год до описываемых событий.
Декабрь 1978 года
Он стоял у окна и смотрел на темную Красную площадь.
Сегодня он впервые почувствовал за собой слежку.
Как там пишут в этих пошлых совдеповских фельетонах? «Сколько веревочке ни виться…» Он чувствовал в груди тошнотный, тоскливый страх. Страх поднимался откуда-то из живота и постепенно затоплял все тело. Даже в плечах, даже в руках был он, этот страх. Даже кончики пальцев ощущали его.
Значит, меня возьмут. Привезут. Обыщут. Разденут. Обшарпанными коридорами поведут к камере. «Стоять! Лицом к стене! Вперед!» Потом лязгнет засов.
Потом допросы, суд…
Интересно, меня расстреляют? Или, учитывая чистосердечное раскаяние и молодость, дадут лет пятнадцать? В принципе это все равно. Жизнь будет кончена. Хотя нет. Даже пятнадцать лет – лучше, чем пуля в затылок.
Очень страшно. Майк рассказывал (интересно, откуда он знает?), как это делается. В камеру входит майор или капитан. Казенно сообщает, что Президиум Верховного Совета СССР отклонил ваше прошение о помиловании. Врач меряет тебе давление – зачем? Потом тебя выводят. Ты думаешь, что тебя просто куда-то переводят – в особо строгую камеру, что ли. Но где-то там, по пути, в темном коридоре, тебе стреляют в затылок. Без предупреждения. Очень страшно. Очень по-советски. Исподтишка.
Он тряхнул головой, стараясь отогнать ужасные мысли. Может, тебе показалось? Нет. Слежка была очень настырной. Очень демонстративной она была. Вызывающей.
Может, ошибка? Может, запугивают? Может, ничего, кроме какого-нибудь случайного «стука», у них на него нет? Может, все обойдется?
А если не обойдется? Если за ним действительно «хвост»? Если они все знают? Что остается делать? Бежать? Прятаться? Куда бежать? Где прятаться?
Может, продолжать жить, как живется? Примириться? Не пытаться обхитрить судьбу?.. Нет, надо смываться. И надо прятаться. Он не из тех несчастных, о которых писал в «ГУЛАГе» Солженицын. Он не станет покорно, как овечка, идти за ними, когда его станут брать. Сейчас не 37-й. Он будет орать, вопить, вырываться, убегать. Он сделает заявление иностранным корреспондентам. Он будет цепляться за свою жизнь, за этот морозный воздух, за этот вид на Красную площадь. Цепляться до последнего. Не дождутся. Прошло поколение баранов, радостно идущих на бойню. Он будет непокорен!
Но если поразмыслить здраво? В Москве его брать скорей всего не будут. Им же нужны улики. Им нужно взять его на месте преступления. А место его преступления – там. А туда он едет завтра.
Нет, надо подождать утра. Утро вечера мудренее. Может, зыбкий московский рассвет рассеет ночные страхи? Может, это все миражи?.. Глупо срываться и бежать в два часа ночи. Может, это просто расшалились нервы? И завтра все пойдет как прежде? Уже в девять ты сдашь номер и сядешь в такси. Поедешь в аэропорт, в одиннадцать сядешь в самолет, в два будешь уже дома. И все пойдет как прежде…
А сейчас тебе надо сделать вот что.
Хорошенько выпить. Это раз.
Рюмки после третьей позвонить Лидочке. Попросить прислать ту брюнетку, похожую на Эммануэль. Все-таки хорошо иметь много денег. Забавно, сколько в этой девахе огня, грации и чисто парижского шарма, словно она не в Люберцах выросла, а где-нибудь в Сен-Жермен-де-Пре.
Когда я ей сказал, что она как две капли воды похожа на Сильвию Кристель, она спросила: «А кто это?» Девочка ни разу не видела видеомагнитофона. А кто у нас в СССР вообще его видел? Члены Политбюро?
Нет, черт возьми, прожил он хоть, похоже, недолго, зато ярко. Что было бы сейчас с ним, когда б он был как все?.. Он представил себе. Служил бы он нынче в какой-нибудь московской конторе… Ну, получил бы двести – нет, триста рублей премии к Новому году. Прослушал бы поздравление секретаря парткома. Напился бы со всеми сослуживцами прямо в отделе, нажрался бы салата «оливье», прямо у кульмана зажал бы какую-нибудь практикантку… Потом ехал бы на мерзлом трамвае домой, в коммуналку… Ф-фу… представить страшно… Хуже любой камеры…
Ледяной Василий Блаженный – словно вазочка с шариками мороженого… На улице – ни души. Москва стынет. Замерзает. Сколько сейчас? Минус сорок, наверное. Таких морозов в столице еще не бывало. Старожилы, как говорится, не припомнят. Говорят, во всех этих панельных многоэтажках на окраинах люди пальто не снимают. Хорошо, что хоть в «России» топят, как в сауне. Цековская блатная гостиница. Еще б здесь не топили!
Громкий стук в дверь.
В сердце, в животе, в горле – все мгновенно оборвалось. Все клетки тела заледенели. Вот оно. Пришли. Как быстро!.. Боже, что делать?
Секунду он стоял, надеясь, что ошиблись дверью.
Громкий стук повторился.
Он решительно шагнул к двери и, не спрашивая – что там спрашивать, неужто не ясно, кто пожаловал? – распахнул дверь.
На пороге стояла она.
Пылающие с мороза щеки. Гневные голубые глаза.
– Боишься? – презрительно спросила она.
Он не мог вымолвить ни слова, пораженный внезапной радостью. Все его клетки затопляло чувство освобождения. Он жив, он жив! Он на свободе!
– Позволишь войти? – в том же суховато-надменном тоне продолжала она.
Он отступил и сделал преувеличенно-широкий, барский приглашающий жест.
Она вошла в номер.
– Раздеваться не буду, – бросила она.
– А я хотел бы, – скабрезно хмыкнул он.
– Паяц! – обдала она его презрением.
Презрение-то презрение, гнев-то гнев, но ты приехала ко мне. Без предупреждения и без приглашения. В два часа ночи приехала. По стылой Москве. По ледяным улицам, где не ходят трамваи, а такси будешь ловить два часа – не поймаешь.
– Позвольте, сударыня, предложить вам с морозца добрую рюмку коньяку…
Она не ответила, внимательно и быстро оглядывая номер. Номер был роскошным. Приемная, спальня… На столе стояла бутылка армянского коньяка «КВ» и валялся распечатанный блок «Мальборо».
– Значит, ты и вправду стал обыкновенным жуликом… – высокомерно и грустно протянула она.
Он пожал плечами.
– Но сколько веревочке ни виться… – произнесла она ту же самую клишированную фразу из судебных очерков в «Известиях», которая и ему сегодня приходила в голову.
– Теперь слушай, – продолжила она. – Тебя возьмут. Очень скоро. Наверно, даже завтра…
– Ты служишь на Петровке?
– Не перебивай. Раз я говорю – я знаю.
– Откуда?
Она продолжала, словно не замечая его вопросов:
– У тебя еще есть время. Бросай все. Уезжай. Бросай, бросай все, сматывай удочки и беги! Беги! В тайгу, в тундру, в пустыню!.. Может, они тебя не найдут… А может, лучше, чтоб нашли. Тебе же лучше.
– Ты меня любишь?
– Я ненавижу тебя. Негодяй. – Она развернулась, отворила дверь: – Прощай, мелкий жулик.
Он бросился к ней, схватил за рукав каракулевого пальто:
– Постой!
– Если ты думаешь, что я тебя простила, ты очень сильно ошибаешься. – Она брезгливо вырвала рукав из его рук. – Прощай!
Дверь номера с силой захлопнулась. Ее каблучки застучали по гостиничному коридору.
Объясняться бесполезно.
«О, эти русские женщины, – подумал он. – О, эти советские женщины! Они любят и ненавидят, спасают и презирают, оскорбляют и жертвуют для тебя собой – и все это одним махом, одновременно. В едином, так сказать, порыве!..»
Он задумчиво выпил рюмку коньяку. Постоял в раздумье, а потом решительно вышел из номера.
* * *
В парижском пригороде Марн-ле-Вилле малыш Жак в темноте своего переулка сразу приметил «Пежо» с парижскими номерами. Может, это полицейские так маскируются? Да нет, они бы приехали как полагается, с мигалкой… Жак мрачно подумал: «Сейчас в полицию еще один сигнал поступит… Ворчливая Жаклин позвонит, скажет, что я пропал».
Из машины вышли два человека. Они говорили по-английски. Надежно скрытый кустами Жак прислушался: как хорошо, что с английским у него все тип-топ!
– Их там может быть сколько угодно, – мрачно сказал один, тот, что постарше.
– Не больше четырех, – возразил второй, помоложе.
Жак решительно выскочил из кустов и возбужденным полушепотом проговорил:
– Месье! Пока их там всего двое! Я покажу, где черный ход!
* * *
Столовка громко рыгнул:
– Тошнит меня от этих долбаных сандвичей!
Бомж сердито буркнул:
– А меня тошнит, когда ты рыгаешь… Пойду отолью.
Он лениво поднялся и направился к двери.
Его остановил Столовка:
– Тормозни… Кажись, кто-то ходит.
Бомж среагировал мгновенно. Он одним прыжком подскочил к Татьяне и приставил к ее виску пистолет.
А Столовка осторожно подкрался к двери.
Часы показывали начало первого.
* * *
Самолет приземлился в полночь.
Виза ему была не нужна. Семь лет назад он за пять штук «гринов» купил паспорт гражданина Государства Израиль. Теперь мог ездить, куда душа пожелает.
Сонные французы быстро произвели все формальности, и уже в двадцать минут первого Михаил Ефремович Шлягун пожал руку Рустаму и небрежно кивнул Мелешину.
* * *
В полночь удалось выйти на связь с водителем того такси, в которое пересели бандиты вместе с заложницей. Тот сообщил адрес, по которому он отвез подозрительную компанию.
* * *
В двенадцать ночи дошло дело до телефонного звонка маленького Жака. По адресу дома мадам Мартин отправили наконец освободившуюся патрульную машину.
* * *
В голове плескалось море, кричали чайки. Промелькнула южнороссийская Набережная и ее красный «пежик»… Вспомнилось почему-то, как она первый раз пришла на лекцию в университет. Выплыло озабоченное милое лицо Валеры и встревоженные глаза мамми.
Татьяна закрыла глаза еще крепче.
Она тоже слышала, что в доме кто-то есть.
Но если этот кто-то – спаситель? – сейчас войдет в комнату, она мгновенно получит пулю в голову.
Татьяна так сильно зажмурилась, что теперь перед глазами плавали оранжево-красные круги.
* * *
Том недаром служил в морской пехоте.
Когда его напарник с непонятным угрожающим русским криком ворвался в дверь, он бросил с платана, росшего перед домом, булыжник в окно.
Пистолет, прижатый к виску Тани, дернулся в сторону обманки.
Первый бандит выстрелил в сторону русского, но тот уже успел отпрыгнуть в угол.
