Текст книги "Легенда о Леди Северных Чертогов (СИ)"

Автор книги: Анна Ходотай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Легенда о Леди Северных Чертогов
Анна Ходотай

Пролог

– Далеко, так далеко, что простому смертному не добраться, среди холодных гор и замёрзшей воды, среди вечного снега и льда, стоит замок Северной Леди. Он сияет в лучах солнца подобно бриллианту и мерцает под луной словно жемчуг. Ледяные палаты замка широки и просторны. В нём много света, но нет тепла. Именно здесь живёт Северная Леди. Ещё её называют Хранительницей Северных Ключей. Знающие люди рассказывают, что чем холоднее сердце Хранительницы, тем суровее зимы в нашем краю. А ещё раз в две сотни лет Леди Северных Чертогов выбирает себе преемницу. Она ищет самое тёплое, самое чистое девичье сердечко и забирает избранницу к себе. И там, в своём замке, обучает всему, что той положено знать.

Бран замолчал и огляделся. Тёмные, но уже утратившие задорный блеск молодости глаза пытливо смотрели из-под нависших бровей, на слушателей. А их было не мало. Все, кто в этот час оказались в таверне "Голосистый петух", расположенной на окраине города, собрались вокруг и внимательно слушали старика.

– Эй, чего притихли, как воробьи на морозе? – проворчал старик, откинув пустой кубок. – Горло промочить бы, а то уже и слова не сказываются

Он плотнее закутался в жилет и потянулся к огню.

– Подбросьте поленьев в очаг, замёрз я совсем.

– Да у тебя язык от вина заплетается, – гоготнул трактирщик.

Сам он высокий, плотный, с круглым красным лицом и густыми рыжими усами, облокотился на стол, позабыв о всех своих делах, совершенно не обращая внимания на посетителей, да и тем было не до выпивки. Старик рассказывал так, что каждый из них словно наяву видел Северную Леди, её ледяной замок и ощущал холодное дыхание ветра.

Одинокий старик по имени Бран появился в их городе давно. Пока были силы, он скитался от двора к двору, предлагая свои услуги и брался за любую работу, даже если платой за неё была только тарелка супа. А если в кармане позвякивали медяки, тогда вечера он проводил в ближайшем кабаке, пропивая заработанное. Бран слыл чудаком, он чурался всякого общества и по возможности избегал его. Если только не напивался вполпьяна. Тогда старик менялся, становился словоохотлив не в меру, потчуя всех и каждого удивительными историями то ли из своей жизни, то ли наспех придуманных друзей. Хозяин "Голосистого петуха" сразу смекнул, что байки старика привлекают к нему дополнительны клиентов, и частенько потчевал того бесплатной выпивкой. А Бран и доволен, опрокинет чарку другую хмельного пива или пряного вина, пересядет поближе к огню и давай плести небылицы. Но сегодня вечер был особенным.

За окном разыгралась вьюга, а старик вместо того, чтобы осоловеть от выпивки и исполнить ежевечерний ритуал, становился всё угрюмее и тише. Пока, вдруг, не потребовал двойную порцию пива, заявил, что сегодня расскажет историю о Северной Леди.

Слухам и сказкам о самой Северной Леди не было счёту, но никто не отказался ещё раз послушать о загадочной повелительнице зимы, чьё сердце изо льда, а взгляд способен прекратить в камень.

– Ну, чего там дальше? – потребовал один из слушателей.

– Да, старик, сказывай дальше, чего медлить, – поддакнул другой и бросил хозяину медяк. – На-ка, вот, налей ему.

– Эх, попасть бы в эти северные чертоги, – мечтательно протянул белобрысый юноша, с нежным, почти женственным лицом. – Сколько там каменьев и самоцветов... Я бы тогда лордом стал или богачом каким... И мне в ноги кланялись бы...

– Не мели чепухи, – проворчал старик и потянулся за вином. Сделав добрый глоток, он продолжал. – Ни один смельчак не ушёл живым от неё самой. Ни один, кроме...

Он задумался, вспомнив о чём-то, и поскрёб седую бороду, тяжело вздохнул и продолжил, словно сам с собой:

– Ни один не ушёл... А если и ушёл, то цена была столь высока, что не стоила спасённой души.

Словно в подтверждение его слов, ставни, которыми были забраны на ночь окна, сотряс порыв ветра. Метель за окном разыгралась ещё сильнее, смешав в едином танце небо и землю. Ветер стонал в трубах домов, срывал снег с крыш, и горе было одинокому путнику, не успевшему найти пристанище в этот неурочный час.

– Эй, Бран, ты что-то знаешь, рассказывай, – пропищал юнец. Глаза горели в предвкушении тайны. Он подался вперёд, боясь пропустить хоть одно слово.

– Да, Бран, расскажи, чего попусту воздух сотрясать. Уж коли начал – продолжай, – вмешался ещё один.

Бран снова хлебнул вина и оглядел присутствующих долгим угрюмым взглядом. Брови совсем сошлись на переносице.

– Глупцы, – проворчал он, – да разве ж вы знаете, каково это любить Северную Деву. Э-э-э-эх.

Он замолчал, уставившись на огонь. Рассказать им? Ведь всё равно не поверят. Ну и пусть, а он хоть сбросит камень с души, на закате своей никчёмной жизни. Недолго уж ему осталось. Вон как сегодня ярится Северная леди.

Глава 1 Похищение Брана

Ночь опустилась на город тихо и незаметно.

Когда Бран вышел на улицу, громко хлопнув дверью кабака, было уже совсем темно и холодно. Он обернулся и погрозил кому-то кулаком.

– Я вернусь! Слышишь, ты? Я вернусь и заберу своё! У-у-у! Кровопийца проклятый.

Бран попытался сделать пару шагов. Его шатало, ноги не слушались, и он тут же угодил в сугроб.

– Вот же дьявольское отродье! – Снова выругался Бран, пытаясь выбраться обратно на дорогу.

Снег тут же забрался за шиворот, заставив выпивоху поёжиться. Тёплой одежды на нём не было. Всё осталось в трактире в уплату карточного долга.

Плотнее закутавшись в овчинный жилет и спрятав замерзшие ладони в рукавах, Бран побрел по дороге. Время от времени он что-то неразборчиво бормотал, обещая, что завтра же вернется и покажет всем, где раки зимуют.

А пока стоило бы добраться к одной из подружек, всегда желающих приютить и обогреть.

Улица была темна и пустынна. Тусклый свет из окон домов едва помогал справиться с мраком. Заплетающиеся ноги тянули из стороны в сторону, то и дело норовя утащить своего хозяина в сугроб. Постепенно Бран начал трезветь. Зимний ветер быстро выгнал хмель из головы, а холод ледяными щупальцами охватил всё тело.

Шорох полозьев по снегу вырвал бедолагу из задумчивости и заставил обернуться. По дороге мчалась пара белоснежных лошадей. Они были впряжены в узорчатые, словно обсыпанные снегом, сани. При этом животные не издавали ни звука. Даже звона бубенцов или, обычного в таких случаях бряцания сбруи не было слышно. Бран отскочил в сторону, угодил в сугроб и тихо чертыхнулся.

В тот же момент, как только сани поравнялись с копошащимся в снегу человеком, негромкий женский голос, приказал остановиться. Угрюмый возница натянул поводья и лошади стали, так что Бран смог легко разглядеть, кто находится внутри саней.

Холодный взгляд ярких голубых глаз привлёк всё его внимание. Бран замер, не смея пошевелиться. Красота представшей перед ним белокурой женщины в буквальном смысле слова околдовала его. Незнакомка подалась вперед и поманила к себе.

– Как тебя зовут?

Если бы Бран не был так очарован явившимся ему видением, он обратил бы внимание на то, как холодно и безразлично звучит голос, позвавший его. Но единственное, что смог сделать околдованный, только пролепетать своё имя.

Неуклюжим движением он потянулся к голове, желая стянуть шапку. Бран даже не вспомнил, что её, вместе с тёплым полушубком проиграл в карты этим вечером.

Блондинка слабо усмехнулась и повернулась вглубь саней к своей компаньонке.

– Думаю, он нам подходит.

Молчавшая до этих пор, закутанная в меха, девушка выглянула из саней, и посмотрела на Брана.

В отличие от своей напарницы, светловолосой, бледной и без тени краски на губах и щеках, брюнетка выглядела более яркой и живой. Её губы алели, споря своими красками с пунцовыми от мороза щеками. Синие глаза блестели и из-под капюшона выбивалась прядь смоляных волос.

Эта девушка выглядела столь теплой и живой, сколь надменной и холодной казалась её спутница. Объединяло их лишь одно: они были так прекрасны, что казались видением. Она легко улыбнулась, и мелодичным голосом предложила Брану присоединиться к ним.

Ледяной холод окружил его, стоило ему залезть в сани.

– Да, ты совсем замерз!

Светловолосая незнакомка сняла со своего плеча меховую мантию и накинула на плечи дрожащего мужчины. От этого холод стал сильнее, вызывая столь сильную дрожь и головокружение, что Бран потерял сознание.

Глава 2 В замке

Бран пришёл в себя. На мгновение, всё произошедшее показалось ему странным сном. Удивительным и одновременно ужасным. Потом разум прояснился, и он огляделся. Это была не его комната. Не его вещи лежали аккуратно сложенными в изножье кровати на огромном дубовом сундуке. И совершенно непонятно где он находится и что произошло. И почему он лежит в чужой постели, и при том без одежды.

Смутившись, Бран вскочил с кровати.  Первым делом схватил покрывало и накинул на себя, сделав из него хоть какое-то подобие одеяния.  Что происходит? Почему он здесь? И где его вещи?

Все эти вопросы не давали покоя. Бран настороженно осмотрелся и остановился у окна.  Тяжёлые парчовые портьеры скрывали от него что-то очень важное. В этом не было сомнений. Не мешкая, Бран отдёрнул расшитую золотой нитью ткань в сторону, да так и замер, опешив от изумления.

Впереди простирался белоснежный пейзаж. Снег искрился в лучах солнца, редкие ели тянулись к небу так величаво, словно на их лапах не было роскошного зимнего убранства. Местность была ему не знакома. Где город, раскинувшийся на двух холмах? Где река, омывавшая его западную часть? Как его вообще сюда занесло? И, главное, где он?

 Он отпустил штору и в комнату снова ворвался полумрак.  Внезапно кто-то тихо кашлянул, привлекая внимание.  Бран обернулся, готовый к любой неожиданности, но перед ним был старик. Он держал в руках поднос с едой и напитками.

Только теперь Бран почувствовал, что голоден.

– Ваш завтрак, господин, – пробормотал слуга и, поставив поднос, поспешил к выходу.

– Постой! – окликнул он старика. – Как тебя зовут?

Слуга замешкался у двери, дёрнулся, будто от испуга, но ответил:

– Луи, господин.

– А скажи мне Луи, где я нахожусь?

– В южном пределе Северного Замка, – не оборачиваясь, ответил Луи.

– И... кому принадлежит этот замок?

Старик не спешил отвечать.

– Ну! – нетерпеливо прикрикнул Бран. – Ты будешь отвечать? Я хочу знать, кто мои похитители и где я нахожусь!

Он уже намеревался поколотить слугу, выплеснув на него всю ярость обманутого человека, ведь последнее, что удалось Брану вспомнить, это то, как он кутил в каком-то кабаке.

Дверь скрипнула и Луи проворно отскочил в сторону.

На пороге показался высокий мужчина. Одет он был в простой камзол, кожаные штаны и сапоги. На груди блестела серебряная цепь с медальоном. Незнакомец прошёл в комнату. Судя по всему, он услышал вопрос Брана, потому как сразу же произнёс:

– Замок принадлежит Хранительнице Северных Ключей, госпоже Северных Чертогов, леди Айрис. Ты – её почётный гость.

– Что– то я не припомню никакой такой леди в нашей округе. – нахально парировал Бран.  – Или эта ваша хранительница чего-то там желает остаться неузнанной?

Мужчина никак не отреагировал на это замечание, а на старика Бран не обращал внимание, иначе заметил бы быстрый удивлённый взгляд, брошенный в его сторону.

 Сейчас Брана больше интересовал хмурый незнакомец, стоящий перед ним. Странный он какой-то, хотя во внешности не было ничего особенного.  Худое, бескровное лицо, тонкие губы, блеклые, будто пустые глаза, длинный с едва заметной горбинкой, нос. Но не это смутило ничего не понимающего то ли пленника, то ли случайного гостя, а необычайная холодность и равнодушие, с которым, затянутый в чёрное, мужчина обращался к пленнику.

– Я – Тирс, начальник стражи этого замка. Мне велено проследить, чтобы тебя накормили, одели и провели в Тронный зал. Госпожа желает видеть тебя.

«Гость, как же!» – подумал Бран и хмыкнул. Назвать приёмную для гостей тронным залом тоже кое о чём говорит.

Но вслух произнёс совершенно другое:

– А если я не хочу здесь оставаться и видеть эту вашу леди?

– Приказания леди Айрис всегда исполняются. – холодно улыбнулся Тирс и хлопнул в ладоши.

В комнату вошли четверо стражников. Все в чёрном, с такими же, как и у Тирса, пустыми ничего не выражающими лицами. Холодные и бесстрастные.

– Ну и чёрт с вами, – проворчал Бран, подсаживаясь к столику с едой. Как бы то ни было, но голодным он оставаться не собирался. А разобраться, почему он здесь можно и попозже.

Спустя некоторое время он шёл в Тронный зал, в сопровождении Тирса и его подручных. Это не мешало мужчине с любопытством осматриваться по сторонам.

Пустынные холодные коридоры казались бесконечными, а они все шли и шли. Подымались по ступенькам. Снова опускались на один, два пролёта ниже. Проходили крытые переходы. Оставляли позади арки, сквозь которые задувал пронизывающий холодный ветер, и опять петляли по, казалось, бесконечным коридорам. Все это было так запутанно, что Бран отчаялся запомнить дорогу.  К тому же, он замёрз, не смотря на тёплый шерстяной плащ, накинутый на плечи. А вот спутники словно не ощущали холода.

Впоследствии Бран не раз отмечал эту удивившую его особенность. Все, кого он встречал в замке, отличались друг от друга лишь цветом кожи и волос, полом.  Но у всех было всё тоже отстранённое выражение лица и абсолютное равнодушие к холоду.  Каждый из них мог есть, пить, дышать и говорить. Но верно было и то, что ни один из них не был живым в том смысле этого слова, как понимал его Бран.  Все, кто прислуживал леди Айрис, не имели души. Сердца их бились ровно и размеренно.

Однажды он спросил у Луи почему так: окружающие словно ожившие ледяные изваяния, умеющие говорить и двигаться. Старик среди них казался калекой, уродом, умеющим не только прислуживать своей госпоже, но и чувствовать, испытывать эмоции.

 Луи тогда замялся, пугливо посмотрел по сторонам бесцветными глазами и снова принялся подкидывать дрова в очаг.

 Бран уже было решил, что не дождётся ответа, когда услышал бормотание слуги. Ему даже пришлось подойти ближе, чтобы разобрать слова.

– ... все, кто пришёл на службу к Северной Леди, сделали это добровольно. Они отказались от дома, семьи, мирских благ, зная, что теперь у них будет лишь одно желание: служить своей госпоже. Но каждый сделал это от отчаяния. Кто-то из-за разбитого сердца, кто-то, не вынеся тягот жизни, ктщ-то просто устал. Это не важно, почему, в каком возрасте, и с кем это происходит. Иные сразу уходят из жизни. Они слабы и беспомощны. Таким нет места ни на Земле, ни в Северных Чертогах. Другие ожесточаются и платят миру той же монетой за причинённое зло.  Но есть такие, чьи сердца замерзают. Не сразу, постепенно, их губы становятся бескровными и уже не помнят, что такое радостный смех. Их глаза холодны и спокойны, в них нет слёз боли, но нет и слёз радости. Только такие подходят леди Айрис, и она забирает их себе.

– А я? – удивился Бран. – Я – тоже ей подхожу?

Старик закашлялся и Бран так и не услышал ответа.

Глава 3 Детство Бейрис

В городе мадам Фраен знали, как опекуншу. Говорили, что, не смотря на постоянно недовольное выражение лица, ворчливый характер, и хромоту – следствие детской травмы, в её доме всегда находилось место одинокому и брошенному ребёнку.

На самом деле, всё было немного иначе. Ни один кусок хлеба не давался приёмышам просто так. Они просили милостыню, играли на скрипках или флейтах, развлекая прохожих. Некоторых опекунша сдавала внаём к печникам, когда нужно было чистить дымоходы богатых господ. Те, кто постарше да смышлёнее выполняли любую мелкую работу.

И всё же от мадам Фраен никто не уходил, зная, что лучше крыша над головой и скудная еда, чем открытое небо, грязь подворотен и пустой желудок.   Главное, что они были сыты и в тепле.

В особо удачные дни, если опекунша, любившая выпить и выкурить трубочку – другую, была в настроении, им доставался хороший обед и иногда сладости. А когда появлялся кто-нибудь из попечительского совета, мадам Фраен устраивала настоящие спектакли, доказывая свою любовь к «бедным дитяткам, оставшимся без роду и племени, которым отдаётся всё самое лучшее».

«Дитятки» в это время всегда сидели на длинной скамье у окна, с интересом разглядывая важных и степенных господ и дам, и вели себя так, как приказала опекунша: тихо и послушно, понимая, что в ином случае их ждёт наказание.

Именно здесь жила маленькая Бейрис.

Темноволосая, синеглазая и улыбчивая, девочка многим казалась сущим ангелом. Но для мадам Фраен она была только источником заработка. Любви к ребёнку та не испытывала, скорее некую странную неприязнь, что служила поводом для большего числа придирок и извечного недовольства. Тумаков и пинков на долю сироты выпадало больше, чем кому-либо.

Утро Бейрис начиналось с громкого стука трости по перевёрнутому пустому котлу:

–  Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь, – ворчала опекунша. – Пока вы тут отдыхаете, мои денежки уплывают.

 И девочка «пошевеливалась». Она и ещё дюжина детей одевались, наскоро жевали вчерашние бутерброды, запивая его слабо закрашенным чаем и выбегали на улицу. Кто-то нёс собой скрипку или флейту, другие брали белых дрессированных мышек или свинок, чтобы развлекать прохожих. Кто-то бежал разносить газеты или помогать молочнику.

  Рабочее место Бейрис было в булочной, где пекли и тут же продавали караваи, булочки и всевозможные крендели, слойки и пышки. По утрам она подметала улицу перед входом в магазин и поливала цветы, если дело было летом. А потом зазывала покупателей, рассказывая прохожим, какие вкусные сюрпризы тех ждут, потрудись они пройти внутрь. При этом девочка даже не смела зайти сама. Крикливая хозяйка магазина тут начинала орать и гнала малышку прочь, беспокоясь, что та что-нибудь украдёт.  От этого каждый день был для неё пыткой. Аромат сдобы и ванили кружил голову так, что Бейрис ощущала себя вечно голодной. А от одного взгляда на глазированные пряники и маковые булки текла слюна.  Ещё хуже было, когда булочница отправляла девочку с одним из покупателей помочь донести корзинку с припасами.  Что стоило сунуть руку под белоснежную салфетку и вытащить хотя бы самый маленький рогалик или крошечное печеньице. Бейрис не могла так поступить.

 Другие ребята посмеивались над её честностью. Уж они-то не упустили бы такой ловкий момент.

 Иногда, когда хозяев не было в магазине, к Бейрис из кухни выходила пожилая женщина в обсыпанном мукой переднике и с закатанными до локтя рукавами.  Повариха оглядывалась по сторонам и подзывала девочку к себе. Она осторожно вынимала из глубоких карманов смятую или подгоревшую булочку и протягивала девочке вместе со стаканом молока. Бейрис благодарила женщину и торопливо расправлялась с угощением, не столько от голода, сколько от страха, чтобы её никто не застал за этим занятием.  Иначе могут и наказать.

– Ешь, малышка, не бойся, – шептала повариха с печалью в голосе: – Бедная твоя матушка, смотрит на тебя с небес и плачет...

Девочка жевала булочку и с любопытством смотрела на женщину. А вдруг она знала её родителей?  Но спросить не решалась. В последний раз, когда Бейрис спросила опекуншу про семью, та пребольно поколотила её.

К вечеру дети возвращались домой.  Мадам Фраен ждала их, сидя за длинным столом и держала перед собой тетрадь, в которой отмечала, кто и сколько монет принёс. После того, как сумма была скрупулёзно подсчитана, счастливчику выдавали ужин. Насколько он будет сытным, зависело от суммы, записываемой напротив имени каждого ребёнка.

Самой Бейрис чаще всего доставалось плошка супа и самый чёрствый сухарик, пополам с двумя тремя ударами тростью.

– Вот же, беда на мою голову, – ворчала Фраен. – С тебя толку на ломаный грош! Только кормить попусту.

Остальные услужливо смеялись. И толкали друг друга в бок, показывая пальцами на провинившуюся. Случалось, и кому-нибудь из них не принести нужную сумму. Как наказание каждый получал столько ударов палкой, сколько не хватало монет.  В такие моменты девочка искренне сочувствовала друзьям. Она-то знала каково это быть побитой.

После ужина наступало время отдыха.  Старшие оставались с мадам Фраен, помогая убрать со стола, вымыть посуду, заштопать, если нужно, одежду. Малышню отправляли сразу же в кровать. Этот миг Бейрис любила больше всего. Она забиралась под одеяло, сворачивалась клубком и закрывала глаза.

 «Однажды, у меня появится брат, – мечтала она. –  Или сестра. Они приедут за мной и заберут отсюда в свой домик, чтобы жить всем вместе.  А зимой мы будем сидеть у очага, и рассказывать друг другу сказки».

Сказки Бейрис очень любила. Каждую ночь она представляла себя главной героиней то одной то другой истории и надеялась, что за ней однажды прилетит крёстная, найдётся отец, околдованный злыми чарами, а может и мама, найдёт её, похищенную подлым колдуном. Но это были только сказки. Поэтому, как бы девочка не мечтала, ничего волшебного с ней не случалось. Только противная мадам Фраен колотила её время от времени, и обижали более сильные и взрослые ребята.   На смену сказкам и мечтам в такие вечера приходили слёзы. Девочка тихо всхлипывала, уткнувшись лицом в подушку, чтобы никто не услышал. У мадам Фраен не любят слабаков. Если узнают, что она плакала, её поколотят.

В один из дней, когда хозяйка булочной за что-то рассердившись выгнала её, так и   не заплатив за труд, Бейрис не выдержала и убежала, не желая быть выпоротой.  На этот шаг её подтолкнули рассказы других ребят, что уже побывали дома и были отправлены мадам Фраен по поручениям. Все, как один, утверждали, что опекунша сегодня очень зла. Бейрис попросту испугалась.

Сперва она долго бродила по улицам, разглядывая витрины и прохожих. Уже смеркалось, задул осенний, промозглый ветер и начал накрапывать дождь.  Мысль о том, чтобы не возвращаться к опекунше больше не казалась Бейрис такой замечательной. Озарение пришло неожиданно.  Она найдёт дом поварихи, решила девочка, попросится к ней жить, и будет той во всём помогать. Сделать это оказалось не так просто. Бейрис не знала, где живёт сердобольная женщина, что всегда угощает её. Прохожие на вопросы не отвечали, а стоило девочке зайти в любую подворотню, как бдительные консьержи гнали нищенку прочь.

Вечер и большую часть ночи Бейрис провела на улице под проливным дождём. Наконец, она так замёрзла и проголодалась, что страх наказания ослаб, девочка решила вернуться.

Мадам Фраен встретила её раздражённым ворчанием:

– Явилась. И где же ты шлялась весь вечер, глупое отродье?

Бейрис ничего не ответила. Стояла у порога и, потупившись, шмыгала носом.

Опекунша прошлась вдоль комнаты, недовольно постукивая тростью, и снова посмотрела на девочку.

– Иди, обсохни у очага. И отправляйся в постель.

Удивившись тому, что её не ругают, Бейрис мигом проскользнула к печи и прижалась к горячему камню. В животе урчало, ведь она совсем ничего не ела целый день, но попросить ужин или хотя бы корку хлеба, она не решилась.

Мадам Фраен снова прошлась по комнате, то и дело поглядывая на Бейрис, свернувшуюся в комочек на скамье у печи. Поразмыслив о чём-то, опекунша направилась к запертому на замок небольшому шкафчику.   Достала оттуда небольшую бутылку без этикетки, плеснула в стакан, добавила воды из чайника над очагом и протянула Бейрис:

– Пей.

Девочка послушно хлебнула. Едкая жидкость с противным запахом, которым часто пахло от опекунши, обожгла горло, и она закашлялась.

– Пей, я сказала! – Прикрикнула мадам Фраен, подталкивая стакан ко рту.  Бейрис сморщилась, но снова сделала глоток. Вскоре крепкое, хоть и разбавленное водой, питьё подействовало. Голова отяжелела, предметы и лица перед взглядом Бейрис словно растворились в тумане.

– А теперь марш в постель!

 Отставив стакан в сторону, Бейрис соскользнула со скамьи и побрела к кровати. Стоило забраться под одеяло, как сон тут же сморил её.

Мадам Фраен вернула бутылку на место, заперла шкафчик и подсела к очагу. Она достала из складок платья трубку, маленький кисет с дешёвым табаком и неторопливо закурила.

То, что Бейрис побоялась возвращаться, не набрав и половины требуемой суммы, она узнала от других детей, но и разыскивать беглянку не собиралась, рассудив, что та сама к ночи явится. Так и случилось. Беспокоило не бегство, а его возможные последствия. На улице похолодало. Ледяной дождь и ветер пробирал до костей любого, что уж говорить о плохо одетой девочке. Если Бейрис заболеет и, не дай бог, умрёт, можно ли считать, что она не причём? С другой стороны, она обещала заботиться о ребёнке. Слово своё она держит, этого вполне достаточно.  А если нет?

Именно эти мысли занимали сейчас мадам Фраен, она медленно курила, то и дело поглядывая в тот угол, где спала Бейрис.

Так ничего не решив, опекунша отложила погасшую трубку и отправилась в свою часть комнаты.

Всё же, Бейрис заболела. Наутро, девочка едва смогла оторвать голову от подушки. Жар и слабость сковали тело.

Мадам Фраен склонилась над ней, ощупывая покрытый испариной лоб.

– Э, дитя, да ты больна, – опекунша выпрямилась и негромко выругалась.  Тем не менее, тут же послала одного из своих приёмышей за доктором.

Лекарь, полный, лысеющий старичок в костюме из дешёвого сукна и в уже порядком изношенных туфлях, только головой покачал: если ребёнок выживет – это будет чудо. Он, конечно, выпишет рецепт, но гарантий никаких не даст. Дитя сгорит от лихорадки прежде, чем придёт в сознание. Таков был его неутешительный вердикт.

Время показало, что доктор ошибался. Бейрис выздоровела, хотя это был долгий процесс.

Не одну неделю она провалялась в беспамятстве, на границе между жизнью и смертью. Порой, плавая в тумане полусна-полуяви, она чувствовала ласковые прикосновения. Кто-то прикладывал мокрое полотенце на её лоб, обтирал тело и успокаивал, когда она металась в бреду. Но больше всего мучил кашель, похожий на хриплый лай простуженного волчонка, нежели на звуки, издаваемые ребёнком. Боль от него раздирала грудь и вскипала слезами на глазах. В такие моменты, Бейрис чувствовала у своих губ чашку с питьём, и слышала требовательный голос мадам Фраен:

– Пей, –  сладко-горькая, пахнущая травами прохладная жидкость стекала по губам, смачивала пересохшее горло, облегчала страдания и снова дарила спасительное забытьё.

Прошло много времени, прежде чем Бейрис окончательно пришла в себя и, впервые за долгое время, смогла осмысленно оглянуться вокруг. В комнате было тихо и сумрачно. Так, как бывает коротким зимним днём, когда солнце, едва показавшись на небосводе, снова прячется в рыхлые меха туч.

Бейрис попыталась подняться, но голова закружилась.

– Мадам Фраен, –  пискнула она и тут же замолчала, испугавшись своего голоса.

Постепенно головокружение прекратилось, тогда Бейрис решилась встать и осмотреться. На табурете возле её кровати стояли несколько флаконов и чашка с отваром. Рядом свесилось с края кровати полотенце.  На столе лежала опрокинутая пустая бутылка из-под вина. Но в комнате никого не было.

Бейрис перевела дыхание и осторожно сделала несколько робких шагов в сторону окна. То, что она увидела, заставило удивлённо вскрикнуть.

Повсюду, на улице и крышах домов, на каретах и повозках лежал снег. Он же спускался с неба белыми пушинками, делая всё вокруг волшебным. На дверях многих домов висели венки из остролиста, украшенные колокольчиками, в окнах мерцали свечи. Все казалось необычным, будто ненастоящим, таким, каким рисуют на рождественских открытках: пышные шапки снега на крышах, спящие деревья, отяжелевшие от белоснежной бахромы, высокие сугробы, полные весёлой, гомонящей детворы.

Последнее, что помнила Бейрис, это как она промокла под дождём, но сейчас на улице царствовала зима. Неужели она так долго болела? Или это ей снится? Скрипнула входная дверь и девочка порывисто обернулась, едва не упав со скамьи от резкого движения.

Это была мадам Фраен. Она только пришла с улицы и снег, осевший на шаль и зимний плащ превращался в тепле во влажно поблёскивавшие жемчужины.

 В одной руке мадам Фраен держала корзинку с покупками, другой опиралась о трость. Извечно недовольный взгляд скользнул по комнате, остановился на девочке. Лицо опекунши искривила ухмылка, а сузившиеся глаза, со странной злостью, смешанной с едва заметным облегчением, уставились на Бейрис.

– Очнулась, значит, – мадам Фраен нетвёрдой походкой прошла в комнату, поставила корзинку на стол, сама же, притянув тростью стул к себе, села.

– Попортила же ты мне нервы.

– Простите, я не хотела, – виновато пробормотала Бейрис. Она чувствовала, что опекунша сердится на неё, но не понимала за что.  За то, что болела? Наверное, да.  Ведь она так долго провалялась в постели, и мадам Фраен пришлось покупать лекарства. Вон сколько всего стоит на табурете возле её кровати.

– Простите, мадам Фраен – ещё раз повторила Бейрис. – Я выздоровела. Обещаю, завтра же...

Женщина только махнула тростью в её сторону, достала из корзинки бутылку с вином, откупорила и плеснула в стакан. И только сделав хороший глоток, заговорила, не сводя с девочки неприязненного взгляда:

–  Отработаешь, куда денешься. Скажи спасибо, что матери твой поклялась заботиться о тебе. Дал же Бог племянницу, глаза б мои тебя не видели.

Опекунша хмыкнула, растерянность Бейрис и спиртное, которым она угостила себя ещё на рынке, а перед этим и дома, подталкивали её к тому, чтобы высказать то наболевшее, что не давало покоя столько лет.

Чувство вины вперемешку с состраданием и обидой на несправедливость судьбы не самые лучшие советчики для принятия решений.  Сколько раз эта несчастная женщина ловила себя на мысли, что болезнь Бейрис – это шанс на избавление от сердечных и душевных мук.  Вот только муки совести были ещё острее. Пусть она не любила этого ребёнка, но убийцей не была. Потому оставила судьбе расставить всё по местам. И то, что Бейрис, вопреки всему, выздоровела, было подобно удару по старым, покрытым коркой времени, ранам.

Мадам Фраен достала трубку, набила её табаком и, лишь пустив колечко дыма, продолжила:

– Да, давно это было, а как сейчас все помню. Аккурат под Рождество всё и случилось. У всех праздник, а у меня – ты, вот.

 Она налила себе ещё стакан, залпом выпила вино и злобно прикрикнула:

 – Что смотришь на меня? Мать твоя сестрой мне приходилась.  И даже брат у тебя был! Да только пропал он, а ведь завидный жених был! Девицы на него так и заглядывались, ничего, что молоденький совсем. Молоденький, да...

Женщина снова замолчала. Она посасывала трубку, размышляла, временами щурилась, словно от яркого света и вновь застывала неподвижно.  Испуганная странным поведением и не мене странными словами, Бейрис тоже не смела пошевелиться. Только и нашла в себе сил забраться на скамью с ногами, обхватив колени руками. Когда опекунша снова заговорила, голос её был полон горечи и злобы.